– В чем проблема? Я уверен, что не смогу ничем помочь в ее разрешении.
   – Оказывается, отец кое-что от нас скрыл, – с мрачной серьезностью сообщил Эдвард, игнорируя попытку Чарли, как всегда, снять с себя всякую ответственность. – Тайный брак около шестидесяти лет назад. Пожив недолго вместе, наш отец и та женщина решили, что брак был ошибкой, и они разбежались.
   – В самом деле? – Чарли улыбнулся немного саркастически. – Кто знал, что старый пес на это способен?
   – Он с ней так и не развелся, – пояснил Эдвард.
   Чарли молча взглянул на него, вопросительно выгнув брови.
   – И он не получил подтверждения того, что та женщина мертва, – добавил Джерард.
   Чарли потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию. Потом он закрыл глаза.
   – Так и не получил?
   – Так и не получил, – кивнул Эдвард. – И уж конечно, он не знал, жива она или нет, когда женился на нашей матери.
   Все трое замолчали. Первым прервал молчание Чарли:
   – Так в этом и заключается та самая досадная неприятность?
   – Для тебя это, конечно, не проблема! – воскликнул Джерард. – Ты теряешь титул, и после этого ты называешь это «досадной неприятностью»? Ты что, сошел с ума? Ты не понимаешь, что поставлено на кон?
   – Джерард!.. – осадил брата Эдвард.
   Чарли по-прежнему полулежал, развалившись на подушках, одну руку закинув на лоб, но другая его рука была сжата в кулак. Эдвард не знал, что именно выражал этот жест – злился ли Чарли на отца или на Джерарда, но, так или иначе, времени на споры у них не было.
   – Никто не знает, насколько глубоко мы все увязли. Несколько месяцев назад отец стал получать письма от анонима, который намекал на то, что его тайный брак не такая уж тайна и следует ждать еще больших неприятностей, если отец не заплатит, – сказал Эдвард.
   – Отца кто-то шантажировал? Какая ирония судьбы, – пробормотал Чарли.
   – Никаких доказательств нет, – резким тоном продолжил Эдвард, бросив хмурый взгляд на Джерарда, чтобы тот молчал.
   Младший брат раздраженно хмыкнул и отошел к окну. Они пришли к консенсусу относительно того, что Чарли необходимо обо всем рассказать, но Джерард настаивал на том, чтобы потребовать от Чарли конкретных действий, считая, что ограничиваться разговорами не следует. Возможно, подумал Эдвард, надо было отправить Джерарда в полк, а с Чарли он бы встретился один… Впрочем, сейчас было поздно об этом думать.
   Эдвард продолжил разъяснять ситуацию:
   – Письма приходили нерегулярно. Первое письмо пришло примерно год назад, и отец приложил немалые усилия к тому, чтобы узнать, от кого они приходят, но ему это не удалось. Он также пытался выяснить, жива ли его первая жена или мертва, но ему так и не удалось напасть на ее след. Однако эти письма продолжали приходить. Всего их было четыре. Пирс передал их нам вместе с письмом отца, в котором он подробно описал все предпринятые в связи с этим действия. Но сейчас отец мертв, и этот человек, автор писем, или женщина, если она все еще жива, могут сделать публичное заявление. Я уверен, что ты и сам в состоянии догадаться, что за этим последует.
   Чарли ответил не сразу:
   – Не все наследуется в соответствии с титулом.
   – Нет, поместье в Линкольншире с титулом не наследуется, оно отходит к тебе в любом случае. У каждого из нас имеется скромная сумма на жизнь, но все остальное…
   – Да, – повторил Чарли, – все остальное.
   – Все остальное – не так уж мало, – подал голос Джерард. Скрестив руки на груди, он стоял у окна и мрачно взирал на обоих братьев. – Титул – это первое. Законнорожденность – это второе. Мне не слишком нравится перспектива стать бастардом, тем более бастардом с содержанием всего в тысячу фунтов в год. Мы должны что-то предпринять, и чем скорее, тем лучше.
   – Ты мог бы пойти и пристрелить ту женщину – и тем решить все наши проблемы.
   – Чарли! – укоризненно воскликнул Эдвард, тогда как Джерард принял бойцовскую стойку, словно готов был наброситься на Чарли. – Давайте говорить серьезно. Мы можем потерять все – все, вы меня слышите?
   – Конечно, я тебя слышал, – пробормотал Чарли. – Но что ты предлагаешь? Что, по-твоему, мы должны делать?
   – Немедленно нанять лучших юристов в Лондоне. Мы не хотим оспаривать завещание – в настоящий момент по завещанию все отходит нам, как мы и ожидали, и оспаривание приведет лишь к тому, что поместье на время судебного разбирательства окажется без хозяина. Но если будут выдвинуты претензии со стороны чужих нам людей, нам следует быть готовыми немедленно нанести контрудар.
   Чарли вытянулся в кровати и уставился в потолок.
   – Звучит разумно.
   – По мне это звучит так, словно ты собрался вечно тянуть резину. – Джерард подошел к кровати и присел на край, не обращая внимания на недовольное шипение Чарли, прозвучавшее, когда матрас просел под весом Джерарда.
   – Что нам следует делать? Допустим, мы наймем целую команду нотариусов, а дальше что? Будем делать вид, что ничего не происходит? Что, если об этом станет известно широкой публике?
   – Если эта женщина не заявит о себе, никаких проблем не возникнет.
   – Эта женщина, или ее дети, или шантажист, – бросил в ответ Джерард. – Ты рассуждаешь так, словно у нас вообще нет врагов. Если пойдут сплетни, от нас так или иначе живого места не останется.
   – Сплетни насчет чего, Джерард? – не без издевки спросил Эдвард. – Насчет того, что, возможно, никогда не случится? То, что оставалось тайной в течение шестидесяти лет?
   – Сплетни о том, что мы вот-вот все потеряем. Ты не хуже меня знаешь, что видимость разорения почти так же губительна, как и само разорение, – ответил Джерард.
   – Тогда что ты предлагаешь нам делать? – поинтересовался Эдвард.
   Джерард привалился спиной к кроватному столбику и ударил себя кулаком по колену.
   – Найти шантажиста. И все закончится.
   – Как ты планируешь осуществить свою задумку? Отец потратил на поиски несколько месяцев, но так ничего и не достиг.
   – Уж лучше заниматься поисками, чем сидеть и ждать, пока какой-нибудь глумливый крючкотвор не объявит тебе, какая судьба тебя ждет!
   Эдвард потер переносицу, призывая себя к спокойствию. Не было смысла спорить с братом.
   – Если ты думаешь, что сможешь найти шантажиста, я ни за что не стану тебе мешать, – сказал он. – Больше того: я от всей души желаю тебе удачи. Но я не могу, находясь в здравом уме, не подстраховаться, призвав на нашу сторону служителей закона. Если эта женщина или ее наследники, как ты говоришь, заявят о себе, я хочу быть к этому готовым. Нам придется оспаривать ее право считаться законной женой нашего отца, и на подготовку потребуется время, и не важно, что она не жила с ним как жена более полувека назад. Даже если ее наследники не имеют законного права на Дарем, мы все же можем потерять его, потому что поместье вместе с титулом могут отойти двоюродному брату отца Августусу, если он подаст соответствующую петицию. Скажу тебе больше: даже если ты найдешь шантажиста и задушишь его голыми руками, если у него окажутся весомые доказательства того, что обвинения его небеспочвенны, и если он представит эти доказательства Августусу, нам не избежать беды.
   – Не предоставит, если не дать ему шанс это сделать, – мрачно пробормотал Джерард.
   Эдвард стиснул зубы и повернулся к Чарли.
   – Ты что думаешь?
   Чарлз пожал плечами:
   – По мне так оба плана славные. Джерард отправится убивать шантажиста, а ты соберешь под ружье армию крючкотворов. Я готов подписаться под обоими проектами. Голосую обеими руками.
   – А ты что планируешь предпринять?
   Чарли подмигнул Джерарду и поднял чашку с чаем так, словно провозглашал тост.
   – Не мешать вам, разумеется.
   Джерард смотрел на него в немом изумлении. Даже Эдвард был удивлен. Чарли вел себя так, словно ему не было дела до того, является ли он очередным герцогом Даремом или бастардом с единственным поместьем в Линкольншире.
   – Хорошо, – примирительно сказал Эдвард. – Пусть Джерард выслеживает шантажиста, а я займусь поисками подходящего юриста. Чарли… будет продолжать в своем духе.
   – Как всегда, – пробормотал Чарли, подливая себе чаю.
   Джерард поднял руку, останавливая Эдварда, который уже поднимался со стула.
   – И мы должны пообещать друг другу хранить все в строжайшей тайне. В противном случае разразится скандал, равного которому не было в истории Лондона. Никому ни слова об этом неприятном деле, за исключением юриста. Да и ему можно говорить лишь самое необходимое. Согласны?
   Чарли пожал плечами:
   – Разумеется.
   Эдвард кивнул:
   – Согласен, только… Я должен сообщить Луизе.
   – Луизе! – Джерард нахмурился. – А так ли это нужно?
   – Как я могу это от нее утаить? – Эдвард тоже нахмурился, глядя на брата. – Она заслуживает того, чтобы знать.
   Джерарда его доводы, похоже, не убедили.
   – Я знаю, что она тебе дорога, но я предлагаю подумать. Тебе так или иначе придется отложить свадьбу из-за смерти отца, но необходимости говорить ей… об этом… нет.
   – Джерард, она моя невеста, – ответил Эдвард. Тон у него был ледяной. – Я не могу утаивать от нее такое.
   Джерард колебался с ответом.
   – Может, тебе и стоит промолчать, если ты хочешь, чтобы она продолжала оставаться твоей невестой.
   Эдвард замер.
   – Лучше мне сделать вид, что я этого не слышал, – тихо сказал он. – Луиза – женщина понимающая и способная хранить секреты. Более того, она – женщина, которую я люблю, и она любит меня. Я и помыслить не могу о том, чтобы утаивать от нее столь ужасные обстоятельства.
   Джерард побагровел.
   – Хорошо, – пробормотал он. – Прошу прощения. Делай то, что считаешь нужным.
   Эдвард коротко кивнул:
   – Принимается.
   В комнате воцарилось неловкое молчание.
   Наконец Джерард откашлялся и встал.
   – Ну что же, хорошо, что мы пришли к согласию. Я еще раз просмотрю письма шантажиста и возьмусь за дело.
   – Удачи, – с мрачной миной сказал Чарли.
   Джерард пробормотал в ответ какую-то грубость.
   Эдвард хмуро взглянул на старшего брата.
   – Спасибо за то, что уделил нам пару минут.
   Если Чарлз и уловил сарказм в его тоне, то реагировать на него не стал. Эдвард следом за Джерардом вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
   – Я знал, что они с отцом не слишком ладили, но это уже слишком, – сказал Джерард, кипя гневом. – Думаешь, он слишком глуп, чтобы понять, что это может означать, или это такая немыслимая беспечность?
   – Не знаю, но какая разница. – Эдвард был вполне солидарен с младшим братом и разделял его негодование, но сумел воздержаться от всяческих проявлений такового. – Мы будем продолжать делать то, что должно делать, как бы к этому ни относился Чарли. И я не могу поверить, что ему совершенно на все наплевать.
   – Думаешь, не наплевать? Тогда что с ним такое? – Джерард говорил тихо, но резко. Они спустились в холл, и Эдвард жестом подозвал лакея, требуя принести их плащи и шляпы. – Почему мы не можем выразить даже намека на негодование?
   – Потому что Чарли – это Чарли. Он такой, и ничего тут не поделаешь. Я не рассчитываю на то, что он станет что-либо предпринимать, – сказал брату Эдвард. – Честно говоря, возможно, нам будет проще, если он просто не станет нам мешать, как он и сказал.
   – Пожалуй, ты прав. – Джерард взял из рук лакея плащ. – Не могу сказать, что я не испытал бы удовольствия, позволив ему хоть раз расплатиться за свои грехи. Ты можешь представить Чарли, ведущего уединенное существование в глуши Линкольшира, где нет ни скачек, ни балов?
   Эдвард улыбнулся и покачал головой, дав отмашку слуге, стоявшему наготове с его плащом.
   – Я скоро к тебе присоединюсь.
   – Ты ведь не станешь перед ним извиняться? – воскликнул Джерард, когда Эдвард направился обратно наверх.
   – За что?
   – За то, что мы ему нагрубили. Он неважно себя чувствует.
   Эдвард едва не бежал по лестнице, сам себе удивляясь. На самом деле он не сделал ничего плохого, и извиняться перед Чарли ему было не в чем. Когда-нибудь он все же покончит с привычкой так щепетильно относиться к нарушению покоя старшего брата.
   Он дважды постучал и, так и не дождавшись ответа, сам открыл дверь. И, удивленный, остановился на пороге.
   Чарлз сидел на кровати, свесив одну ногу, словно собирался встать, опираясь ладонями о матрас. Но вторую ногу он держал вытянутой перед собой, и она была вся перевязана и в шинах, и между шинами и бинтами проглядывала покрасневшая опухшая плоть. Слуга Чарлза, Барнет, стоял на коленях перед кроватью, поддерживая ногу. При появлении Эдварда он оглянулся и замер в немом ужасе.
   – Черт! Тебя что, стучать не научили? – раздраженно бросил Чарлз.
   Теперь Эдвард понял, что испарина на лбу у Чарли была не только лишь от головной боли. Нога его была сломана, сломана в нескольких местах. Эдвард вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
   – Я прошу у тебя прощения.
   Чарли опустил сломанную ногу на пол и с помощью слуги поднялся и облачился в зеленый шелковый халат.
   – Думаю, тебе не следует расхаживать по дому с такой ногой, – заметил Эдвард.
   Чарлз взял из рук слуги протянутую ему трость и заковылял к столу, где его ждал поднос с завтраком и свежезаваренный чай. Налив себе чаю, он сделал большой глоток.
   – Даже я не могу провести всю жизнь в кровати. По крайней мере находясь там в одиночестве.
   – Я пришел извиниться, – сказал Эдвард. Чарли не обернулся, но плечи его напряглись, и это было заметно даже под халатом. – Джерард проявил недопустимую грубость, и я тоже был несдержан. Мы вот уже несколько дней не находим себе места из-за случившегося, и ты, как нам показалось, совершенно равнодушен к тому, о чем мы тебе сообщили.
   Чарли ничего не сказал. Опираясь на трость, прижав чашку с чаем к груди, он стоял, устремив взгляд в окно. Он представлял собой унылое зрелище, словно им владела черная меланхолия, столь ему несвойственная.
   Эдвард преодолел разделявшее их расстояние.
   – Я не знал, что ты не в состоянии путешествовать, – сказал он.
   – Черт, Эдвард, я бы все равно не поехал в Суссекс, – пробормотал Чарли. Казалось, он был зачарован тем, что видел за окном, хотя Эдвард не заметил за окном ничего необычного. – Мы все это знаем, а отец и подавно.
   – Он приказал послать за тобой, – напомнил брату Эдвард. – Он очень хотел тебя видеть.
   – И что он намеревался мне сказать?
   Взгляд у Чарли был тяжелым и мрачным.
   Эдвард колебался с ответом.
   – Он хотел просить у тебя прощения, – неохотно сказал он, зная, как воспримет его слова брат. – За эту жуткую переделку, в которую ты – все мы – угодил по его вине. Он переживал за тебя.
   Чарли мрачно усмехнулся:
   – Неудивительно. Полагаю, он знал, что вы с Джерардом выплывете, а вот бедняга Чарлз наверняка потонет.
   Эдвард ничего не ответил.
   – И ты думаешь, что он был прав, – продолжал Чарли. – Ты пришел рассказать мне, какие действия собираешься предпринять, но сделал это лишь из чувства долга.
   – Но признай, – сухо заметил Эдвард, – твоя реакция была странной.
   – Чертов прохвост, – выругался Чарли, – как он посмел так поступить?
   – Наверное, причин тому сразу несколько: стыд, старческое слабоумие и гордыня.
   Отчего-то несколько запоздалый выплеск эмоций со стороны Чарлза породил у Эдварда желание защитить отца, несмотря на то что он был согласен с каждым словом старшего брата.
   – Проклятая гордость Даремов, – пробормотал Чарлз.
   Эдвард вздохнул.
   – Он пытался извиниться.
   – А теперь он оставил всех нас наслаждаться унижением и нищетой.
   – Ну, он явно не этого для нас хотел. Письма в конечном итоге и свели его в могилу. И он оставил нам все, что помогло бы нам решить те проблемы, которые он так и не смог решить.
   Чарли глотнул еще чаю. На этот раз Эдвард уловил аромат бренди и едва не покачал укоризненно головой. Мог бы и сам догадаться… Но возможно, на этот раз Чарлз и заслужил глоток спиртного.
   – Смею ли я спросить, что произошло? – спросил Эдвард, опустив взгляд на ногу брата.
   – А, ты об этом. – В глазах Чарли вновь появился привычный насмешливый блеск. – Драка – есть что вспомнить. Их было трое, настоящих громил. Я справился с двумя, но в конечном итоге мне пришлось удирать верхом. Конь с ходу перемахнул через первый забор, но вторую преграду взять не смог. И когда я лежал на земле фактически без сознания, третий разбойник догнал меня и закончил то, что начал. – Он вытянул свою травмированную ногу, рассматривая ее почти что с гордостью. – Теперь я настоящий инвалид. У меня останется ужасный шрам.
   Эдвард не поверил ни слову. Он научился по глазам определять, когда Чарли врет.
   – Надеюсь, драка того стоила, – сказал Эдвард, поджав губы.
   Чарли ответил ему с ухмылкой:
   – На все сто!
   На этот раз, уходя от Чарли, Эдвард подозвал слугу, который выскользнул из комнаты следом за ним.
   – Давно у него нога в таком состоянии?
   – Чуть больше недели, милорд, – ответил Барнс. – Доктор считает, что она хорошо заживает.
   Эдвард кивнул:
   – Как все произошло?
   Барнс помялся в нерешительности, но Эдвард сказал:
   – Я знаю, что он сломал ногу не в драке и не упал с лошади. Я хочу знать, есть ли угроза того, что его вторую ногу ждет та же участь.
   – Он оступился на лестнице, – пробормотал Барнс, виновато глядя на Эдварда. – В тот вечер он поздно вернулся домой.
   Итак, не было ни ревнивца мужа, ни партнера по игре, требующего возврата карточного долга. Эдвард вздохнул с облегчением.
   – Спасибо, Барнс. Пожалуйста, проследи за тем, чтобы он оставался под постоянным наблюдением врача.
   – Хорошо, милорд. – Барнс поклонился и поспешил удалиться, как только Эдвард его отпустил.
   Выходит, Чарли был вне игры, хотя и не из-за недостатка заинтересованности. Джерард нашел весьма элегантный способ устраниться от дел, отправившись, вполне в духе Дон Кихота, в погоню за призрачным шантажистом. Если отец при всем своем влиянии, средствах и железной решимости так и не смог отыскать негодяя, то, с точки зрения Эдварда, у Джерарда вообще не было шансов. Он словно забыл о том, что располагал той же информацией, которая завела в тупик сыщиков, нанятых отцом. Впрочем, Эдварду было не привыкать к подобной ситуации. Если честно, то она его устраивала: Чарли прилагал слишком мало усилий к достижению цели, Джерард – слишком много. Теперь он, Эдвард, мог спокойно, ни с кем не совещаясь, заняться переговорами с юристами.
   В конце концов, он привык отвечать за все и не желал для себя иной участи.

Глава 3

   Франческа, леди Гордон, приехала на встречу слишком рано, что было совсем не в ее привычках.
   Она, как всегда, одевалась с особым тщанием. Первое впечатление, по ее убеждению, было самым важным, и Франческа отдавала себе отчет в том, как важно с первой встречи задать верный тон. Этим утром на ней был наряд из серого шелка с черной бархатной оторочкой – весьма элегантный ансамбль, который воздавал должное цвету ее лица и волос, а также указывал на солидный статус. Возможно, этот наряд мог навести на мысль, что ее положение в обществе несколько выше, чем есть на самом деле, но в этом беды не было, а совсем наоборот. Мужчина, на которого она сегодня собиралась произвести впечатление, не был ни политиком, ни потомственным аристократом, ни светским львом. Джеймс Уиттерс был важнее любого представителя вышеперечисленных категорий – он был солиситором и при этом считался в Лондоне лучшим в своей профессии – бесстрашным, хватким, ловким и умным. По отзывам его весьма довольных клиентов, Уиттерс балансировал на самом краю законности в отстаивании их интересов, и иногда ему даже удавалось отодвинуть границы законности. Именно это Франческе и требовалось. Ей нужен был адвокат, и он, черт побери, должен был быть лучшим.
   Успех на профессиональном поприще сделал Уиттерса разборчивым, и Франческе потребовалось две недели, чтобы договориться с ним о встрече. Все же прочие юристы ей не понравились – она не хотела слушать, как они станут перечислять причины, по которым ее дело провалится в суде, она и так знала, что ее дело сложное, и хотела, чтобы тот, кто будет его вести, заверил ее, что у нее есть шанс, и выиграет процесс.
   Помощник Уиттерса проводил Франческу в небольшую приемную, предложил чаю, но она отказалась. Ничто не должно было отвлекать ее от предстоящего разговора. Она серьезно к нему готовилась, зная, как многое зависит от того, насколько успешным окажется этот разговор, и она просила совета у многих своих знакомых. Сэр Филипп Блейк, ее сосед, порекомендовал ей сыграть на желании профессионала доказать себе самому и окружающим, что ему по плечу самая сложная задача. Мистер Ладлоу, муж ее близкой подруги Салли, предложил сделать упор на нравственном аспекте дела, побудив служителя закона помочь тому, кто действительно нуждается в его помощи. Лорд Олконбери, давний друг, рекомендовал избегать патетики, в особенности слез. А мистер Харрингтон, неисправимый ловелас, настоятельно советовал позаботиться о том, чтобы предстать перед юристом в лучшем виде, блеснуть красотой, поскольку даже при исполнении юрист остается мужчиной. Франческа вняла советам и подготовилась к встрече, стараясь не упустить ничего.
   Сейчас она сидела на краешке небольшой кушетки, повторяя про себя подготовленную речь. Другие юристы говорили ей, что ее дело весьма запутанное – словно она сама об этом не догадывалась! – но она рассчитывала на то, что Уиттерсу удастся найти ниточку, которая поможет распутать клубок. Еще одним скользким местом был гонорар. Уиттерс обладал слишком хорошей репутацией, чтобы довольствоваться скромной суммой. Франческа жила в достатке, и кое-какие деньги у нее имелись, однако перспектива обнищать в ходе этого процесса ее не слишком устраивала. Как бы там ни было, она все же решила, что ради благополучия племянницы готова пойти на финансовые жертвы. Ради того, чтобы вызволить Джорджиану из цепких лап корыстной мачехи, Франческа готова была пойти на все, что угодно. Уж как-нибудь она сможет договориться с Уиттерсом так, чтобы он не обобрал ее до нитки.
   Через некоторое время дверь открылась. Франческа поднялась с кушетки. Она не чувствовала ни нервозности, ни растерянности – спокойная, уверенная в себе женщина, Франческа повернулась, чтобы поздороваться с мистером Уиттерсом, который оказался моложе, чем ей представлялось. Светловолосый, грудь колесом, он был одного с ней роста. Он встретил ее взгляд, и Франческа не заметила в этом взгляде ни высокомерия, ни намека на флирт. Он воспринимал ее всерьез! И еще в глазах его был живой ум, что еще больше расположило ее к нему. Расположило и внушило оптимизм.
   После короткого обмена приветствиями Уиттерс, не теряя времени, приступил к делу.
   – Мой помощник, мистер Нейпир, сообщил, что у вас весьма запутанный случай, – сказал Уиттерс, усаживаясь в кресло рядом с клиенткой. Поставив локоть на подлокотник и подавшись вперед, он пристально посмотрел на нее. – Будьте любезны разъяснить мне все с самого начала.
   – Разумеется, – сказала Франческа. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях. Она не хотела произвести на Уиттерса впечатление чересчур стеснительной особы, но и показаться ему экзальтированной, возбуждающейся по поводу и без повода, ей тоже не хотелось. – История вопроса более сложная, чем теперешняя ситуация. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что я хотела бы взять на себя попечительство над дочерью моей покойной сестры. Моя племянница Джорджиана в настоящий момент живет со своей мачехой, и я боюсь, эта женщина использует наследство Джорджианы, чтобы содержать свою собственную семью.
   Вежливая суховатая улыбка сошла с лица Уиттерса даже раньше, чем Франческа успела заметить, как эта улыбка появилась.
   – Полагаю, у вас есть доказательства для таких обвинений, леди Гордон?
   – Таких улик, как признательные показания или квитанции, у меня нет, – осторожно сказала она, – но доказательство того, что покойный муж этой женщины, миссис Хейвуд, оставил ей весьма незначительные средства, у меня имеется. Доказательство того, что она вынуждена была продать дом, где они жили с мужем, вскоре после его смерти, – есть. Доказательство того, что ее брат, мистер Уоттс, оказывает на нее влияние, в результате которого она не позволяет мне видеться с моей племянницей с тех пор, как я предложила взять ее на воспитание к себе, – да, есть.
   – Перечисленные вами факты наводят на размышления, но доказательствами не являются.
   Франческа приподняла бровь – по-прежнему воплощенное спокойствие и уверенность в себе.
   – Насколько я поняла, вы готовы действовать как детектив, не только как поверенный, отстаивая интересы своих клиентов.
   – Я так поступал, – согласился юрист.
   Франческа улыбнулась:
   – Тогда я уверена, что мы договоримся.
   Уиттерс некоторое время пристально смотрел на нее, задумчиво поджав губы. Затем, не вставая с кресла, подался вперед.
   – Объясните в подробностях вашу семейную ситуацию. Как случилось, что ваша племянница оказалась на попечении той женщины?
   Ей удалось его заинтересовать. Франческа сделала глубокий вдох, чтобы унять учащенное сердцебиение.
   – Несколько лет назад моя сводная сестра Джулиана приехала навестить меня из Италии. Она выросла там с моей матерью, в то время как меня растила сестра моего отца здесь, в Англии. Моя мать, – добавила она быстро, заметив, как он слегка наморщил лоб, – Марселла Рескати, была итальянской певицей сопрано. Она вышла замуж за моего отца, когда находилась в Англии, но после его смерти вернулась в Италию, где вновь вышла замуж за отца Джулианы.