– А! – сказал Уиттерс, и лицо его приняло благодушное выражение. – Я слышал ее пение, когда несколько лет назад путешествовал по Флоренции. В «Армиде», насколько мне помнится.
   Франческа улыбнулась:
   – Одна из ее любимых партий!
   – Итак, – быстро сказал Уиттерс, возвращаясь к теме, – у вас с сестрой были разные отцы.
   Франческа кивнула:
   – Да. Ее жизнь сильно отличалась от моей, но я была вполне счастлива тут, в Англии. Я вышла замуж и поселилась в Лондоне, и вскоре после нашей свадьбы сестра приехала меня навестить. Ей только что исполнилось семнадцать, и она была красива и полна жизни. В течение первого же месяца пребывания в стране она получила несколько предложений руки и сердца и, к моему удивлению, приняла предложение Джона Хейвуда.
   – К вашему удивлению?
   – Она совсем немного времени провела в стране, и ее английский был далек от совершенства, и, хотя мистер Хейвуд был подходящей парой, он был на несколько лет ее старше, – пояснила Франческа. – Однако Джулиана была настроена решительно и приняла предложение мистера Хейвуда. Она вышла за него замуж и годом позже родила дочь Джорджиану.
   – У Хейвуда были деньги? – поинтересовался Уиттерс.
   Франческа покачала головой:
   – Нет, увы, нет. У него были связи, но своих средств было совсем мало. Однако отец Джулианы был очень состоятельным человеком, и у него не было других детей, и по замужеству дочери он отписал ей весьма солидное содержание. После рождения Джорджианы он изменил завещание таким образом, что все средства отходили Джорджиане, а Джулиане полагалась лишь пожизненная рента.
   – Брачного контракта не было?
   – Разумеется, был, но я не знаю подробностей. Подозреваю, у Джузеппе, отца Джулианы, имелись большие сомнения насчет способности мистера Хейвуда с умом распорядиться средствами. У мистера Хейвуда, знаете ли, деньги утекали сквозь пальцы. Но к счастью, Джулиана умела вести им счет, – продолжила Франческа. – Несколько лет они жили счастливо и в достатке. Джорджиана росла красивым, неизбалованным ребенком. Я была у нее крестной и часто ее навещала.
   – Прекрасно, – пробормотал Уиттерс.
   – К несчастью, счастливая жизнь их оказалась недолгой. – Франческе пришлось взять себя в руки, чтобы голос ее не дрожал. – Вскоре последовала целая череда смертей. Сначала – два года назад – при родах умерла Джулиана. Потом примерно в то же время неожиданно умер мой муж… Через несколько месяцев после смерти Джулианы мистер Хейвуд женился вновь на женщине по имени Эллен Уоттс. Он хотел, чтобы у Джорджианы была мать… Меня радушно принимали в их доме, и я могла навещать племянницу так часто, как только хотела.
   – Эта женщина не была добра к ребенку? – спросил Уиттерс. – Проявляла жестокость?
   Франческа колебалась с ответом.
   – Я этого не видела, – призналась она. – Джорджиана не выглядела несчастной. По крайней мере пока был жив ее отец. Но прошлым летом ее отец погиб в аварии на дороге, и внезапно все изменилось.
   – Неудивительно, принимая во внимание смерть ее отца, – веско заметил Уиттерс. – И какие распоряжения относительно дочери он оставил в своем завещании?
   – Он не менял завещания со смерти моей сестры. Джулиана по-прежнему указывалась в завещании в качестве попечительницы, а брат мистера Хейвуда в качестве опекуна, но он тоже умер. Кажется, Хейвуды имеют тенденцию к преждевременным смертям. Суд тоже до сих пор не назначил никого другого. Я считаю, что если бы миссис Хейвуд досталось больше денег, она бы с радостью позволила мне забрать Джорджиану и растить ее, поскольку в то время, как мистер Хейвуд трагически погиб, она ждала ребенка. Но у мистера Хейвуда не было своих денег, только то, что он получил, женившись на моей сестре. Я знаю, что к тому времени, как он умер, от этих денег почти ничего не осталось. И оставшаяся мизерная сумма перешла к его вдове.
   – А наследство ребенка?
   – Отец моей сестры умер за год до ее смерти, но он успел дать распоряжения, чтобы мистер Уильям Кендалл, нотариус из Дувра, с которым вел бизнес, управлял приданым Джорджианы. Джорджиана мистера Кендалла не интересует, он ограничивается лишь тем, что выплачивает назначенную ей поквартальную ренту. Я уже обращалась к нему за содействием, но мне лишь сообщили, что он уехал за границу и вернется не раньше зимы.
   – Я начинаю понимать ваши проблемы. – Мистер Уиттерс откинулся на спинку кресла. Лицо его приняло отстраненно-задумчивое выражение. – Он выплачивает ренту тому, кто является попечителем девочки. У мачехи своих денег совсем немного, как я понимаю? Ей, возможно, помогают родственники?
   Франческа покачала головой, и Уиттерс улыбнулся. И от этой улыбки надежды ее воспарили к небесам.
   – Мздоимство… – процедил юрист. – Мачеха живет с девочкой примерно год?
   – Да. Сейчас уже почти полтора года.
   – Понятно. А вы виделись с малышкой в течение этого времени?
   Франческа кивнула.
   – С ней плохо обращались? Она выглядела несчастной? Иные признаки недостаточной заботы? – Он стрелял в нее вопросами, не дожидаясь ответа.
   – Смерть отца разбила ей сердце.
   Франческа осторожно подбирала слова. Она не хотела направить юриста по ложному следу и заставить его усомниться в том, что ей можно доверять, но ей также не хотелось, чтобы он счел ее озабоченность напрасной.
   – Джорджиана действительно просила меня забрать ее из дому, который так сильно напоминал ей о ее родителях. Тогда я предложила мачехе взять племянницу к себе на воспитание, поскольку мы с ней родственницы по крови, но миссис Хейвуд отказала мне, объяснив свое решение тем, что она привязалась к Джорджиане. Я согласилась, впрочем, неохотно, но у меня такое чувство, что за последние месяцы дела у моей племянницы идут все хуже и хуже. Миссис Хейвуд родила близнецов через три месяца после смерти мужа, и это сильно осложнило жизнь ей и всем домочадцам. И сейчас… Я не знаю, сэр. Мне не позволяют видеться с Джорджианой уже несколько месяцев.
   Уиттерс посмотрел на Франческу пронизывающим взглядом.
   – Она вам запретила?
   – У нас произошла размолвка. Мы поссорились. Я намекнула, что она не способна должным образом заботиться о Джорджиане, поскольку у нее на руках двое младенцев, и вновь попросила, чтобы мне разрешили ее забрать. Однако ее брат выставил меня за дверь, угрожая вызвать караульного, если я не уйду по своей воле.
   – Ее брат?
   – Мистер Персеваль Уоттс переехал к ним жить после смерти мистера Хейвуда. Я считаю, что он – главная движущая сила. Именно он стоит за желанием Эллен оставить Джорджиану у себя. Он уж точно не помогает им финансово.
   Франческа старалась сохранить нейтральный тон, чтобы не обнаружить своего истинного отношения к Персевалю Уоттсу, которого она ненавидела и презирала.
   Уиттерс кивнул. Сложив ладони лодочкой, он подпер ими подбородок и несколько минут молчал, погрузившись в размышления.
   – Леди Гордон, – сказал он внезапно, – я считаю, что ваше дело можно выиграть. Мы должны получить доказательство отсутствия у мачехи необходимых средств для надлежащей заботы о вашей племяннице и доказательства ее ненадлежащего ухода за девочкой. Вы должны представить доказательства своего участия в жизни ребенка. Это может быть все, что демонстрировало бы ваше регулярное присутствие в их доме по благословению родителей девочки. Это будет нелегко, но, на мой взгляд, возможно.
   – И вы возьметесь вести дело? – Франческа едва могла дышать. Такой важный шаг…
   Мистер Уиттерс встал и протянул ей руку. Она тоже встала и ответила на рукопожатие.
   – Да, мадам, я склоняюсь к тому, чтобы взяться за него.
   – Спасибо! – с жаром произнесла Франческа. – Спасибо вам, сэр.
   – Прошу меня извинить, но мне надо свериться с некоторыми документами, освежить в памяти кое-какие законы и судебные прецеденты перед тем, как мы продолжим разговор. Не хотите ли чаю?
   Она покачала головой:
   – Нет, спасибо.
   Уиттерс вежливо кивнул и вышел. Дрожа всем телом, Франческа опустилась на кушетку. Она не получила конкретного ответа, но он явно дал ей понять, что дело небезнадежно, и склонялся к тому, чтобы за него взяться. Это означало, что он верил в победу. Она может выиграть!
   Ожидание затянулось. Через несколько минут Франческа встала и принялась ходить по комнате. Скорее бы Уиттерс вернулся! Кажется, в соседнем помещении что-то происходило – она слышала чьи-то быстрые шаги, словно какие-то люди входили и выходили, приглушенные голоса. Все это продолжалось так долго, что Франческе стало любопытно. Она подошла к двери и чуть-чуть ее приоткрыла.
   Мистер Нейпир стоял в другом конце кабинета спиной к ней и быстро записывал что-то под диктовку Уиттерса, который держал в руке открытую книгу. Время от времени Нейпир поднимал палец, чтобы задать уточняющий вопрос. Другой клерк пролистывал папку с документами, вытаскивая из нее листы. Сердце Франчески радостно забилось при виде такой активности. Она не могла разобрать, что именно говорил мистер Уиттерс или его помощники, но вид у Уиттерса был словно у генерала на поле сражения, отдающего приказы войскам. Он излучал уверенность и решимость. Франческа осторожно прикрыла дверь – ей не хотелось, чтобы ее уличили в подглядывании или подслушивании, – и вернулась на свое место на кушетке, довольная тем, как развивались события.
   Прошло не меньше четверти часа до того, как дверь снова открылась. Подняв глаза, она увидела мистера Нейпира.
   – Прошу прощения, мадам, – сказал он. – Мистера Уиттерса вызвали по срочному делу. Он попросил меня передать вам, что не может взяться за ваше дело.
   – Что? – воскликнула Франческа в полной растерянности. – Но… Мы только что поговорили, и он меня обнадежил. Может, мне зайти завтра? Я могу подождать пару дней…
   Клерк облизнул губы.
   – Мистер Уиттерс просит его простить, но он не сможет вести никаких новых дел в ближайшее время. – Франческа, онемев, уставилась на него, и Нейпир счел нужным добавить: – Он вынужден рекомендовать вам поискать другого советника.
   – Другого советника? – эхом откликнулась Франческа.
   Нет! Она уже пыталась найти другого советника, но ни один ее не устроил. Мистер Уиттерс был лучшим, и он согласился с тем, что ее дело не беспроигрышное. Он внушил ей надежду, нет, уверенность… Не может быть, чтобы он так с ней поступил.
   – Я не понимаю, – сказала она и сжала кулаки. – Зачем он позволил мне поверить в то, что он возьмется за мое дело, если у него нет даже возможности обдумать мое предложение?
   – Возникли определенные обстоятельства, – ответил он. – Неожиданно.
   – Появился другой клиент?
   – Я не могу вам сказать, мадам. Мистер Уиттерс искренне сожалеет о том, что не может вам помочь. – Клерк изобразил сочувственную улыбку. – Могу я принести вам чаю? Мне ужасно неловко, леди Гордон.
   Франческа почувствовала себя так, словно у нее перед носом захлопнули дверь. В очередной раз.
   – Нет, – слабым голосом ответила она. – Нет, благодарю. Если только вы позволите мне немного побыть тут одной…
   Клерк кивнул:
   – Разумеется.
   Он тихо вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.
   Франческа прижала ладонь ко лбу. Что теперь делать? Каких еще юристов ей рекомендовали? Она так долго ждала встречи с Уиттерсом, так к ней готовилась. Она была настолько уверена в его профессионализме, в том, что он уже решил взяться за ее дело, что его неожиданный отказ воспринимался как личное оскорбление. Может, это даже к лучшему, потому что зачем ей иметь дело с человеком, который не в состоянии держать данного слова и полчаса!
   Франческа взяла ридикюль и шаль и покинула комнату. В смежном кабинете кипела жизнь. Помощники Уиттерса носились взад-вперед, выполняя распоряжения, доносившиеся из кабинета в дальнем конце холла. Направляясь к выходу, Франческа прошла мимо двух клерков, которые, согнувшись в три погибели, высматривали что-то на нижних полках книжных шкафов.
   – Найдите мой трактат о Кентерберийском епархиальном суде, – крикнул мистер Уиттерс из своего кабинета. – И побыстрее!
   – Что это за дело такое, черт бы его побрал? – спросил один клерк другого. – Приходские метрические книги, протоколы заседаний парламента, а теперь еще и епархиальный суд?
   – Не знаю, – пробормотал второй клерк, снимая с полки большую коробку с документами. – Он имен не называл. Но, должно быть, это будет самым громким делом десятилетия, если Уиттерс готов наизнанку ради него вывернуться.
   Франческа замедлила шаг. Она порылась в сумочке в поисках носового платка, приложила платок сначала к одному глазу, потом к другому, затем уронила ридикюль. Все это время она бессовестно подслушивала. Не обращая на нее внимания, клерки продолжали разговаривать у нее за спиной.
   – Такой суеты тут не было со времен дела Коули, но тогда на кону стоял титул барона.
   – На печати был герб, – откликнулся другой клерк. – Не сомневаюсь, что теперь у нас клиент поважнее барона. Уиттерс через час должен с ним встретиться.
   Первый клерк выпрямился, держа в руках тяжелую стопку книг. И тогда он заметил, что Франческа все никак не уходит. Он бросил на своего коллегу многозначительный взгляд, опустил книги на пол и подошел к ней.
   – Могу я вам помочь, леди Гордон? Вы очень бледны.
   – Я… Да, пожалуйста, помогите, – сказала она, нагнувшись, чтобы поднять ридикюль и заодно спрятать лицо. Не из-за внезапного недомогания кровь отхлынула у нее от лица – причиной тому был гнев. Уиттерс отмахнулся от нее ради другого, более высокородного нового клиента. Срочное дело, конечно! Что ему небогатая и незнатная вдова! Его поманил тот, за кем стоит власть и богатство! – Мне нездоровится. Вы не могли бы передать моему кучеру, что я готова ехать?
   – Конечно, мадам. – Клерк вышел и вернулся через пару минут, чтобы сообщить, что экипаж ждет. Франческа одарила его томным взглядом, и он с подчеркнутой учтивостью помог ей забраться в карету.
   Но как только клерк вернулся в здание, Франческа велела кучеру отъехать на безопасное расстояние и остановиться. Она хотела выяснить, кто такой этот особо важный клиент, ради которого Уиттерс бросил все свои дела – и, что самое главное, бросил ее дело. Один из клерков упомянул герб, следовательно, этот клиент аристократ. Покойный муж Франчески был всего лишь баронетом, но она была знакома кое с кем из числа пэров. Их всех объединяла одна характерная черта – беспримерное высокомерие, и, как ни странно, именно это ничем не оправданное самомнение зачастую порождало в людях вроде Уиттерса холопское стремление им угодить. Уиттерс готов был плясать перед ним на задних лапках, словно дрессированная собачка, что, разумеется, не делало ему чести. Франческа, не зная, на чем выместить свой гнев, скрутила носовой платок в тугой узел.
   Примерно через сорок пять минут Джеймс Уиттерс вышел из здания. Следом за ним вышел мистер Нейпир. Мистер Нейпир был в плаще, аккуратно застегнутом на все пуговицы. Они сели в наемный экипаж и быстро уехали. Франческа велела кучеру следовать за ними. Сама она всю дорогу ехала, то и дело высовывая голову из окна, чтобы не упустить из виду экипаж с юристами.
   Как она и ожидала, путь их пролегал по все более красивым и нарядным улицам. Франческа недобро прищурилась, когда наемный экипаж остановился перед импозантным каменным особняком, выходящим на огороженный чугунной решеткой зеленый сквер в самой элегантной части Мейфэр. Дом был огромный и занимал целый квартал напротив сквера. Этот особняк скорее всего принадлежал человеку с высоким титулом и при этом весьма состоятельному. Вероятно, именно перспектива высоких гонораров и прельстила Уиттерса, заставив его с легкостью отказаться от ее дела в пользу защиты интересов богача. Мистера Уиттерса и его помощника впустили сразу, что указывало на то, что их здесь ждали.
   Франческа откинулась на спинку сиденья. Настроение у нее было хуже некуда. Голос разума говорил, что она зря сюда приехала и напрасно теряет время, – ведь Уиттерса уже не вернуть. Самым правильным сейчас было бы направить усилия на поиски другого юриста и сделать это как можно быстрее, до того как мачеха Джорджианы сама подаст в суд прошение о назначении ее опекуншей. Но бунтарский дух был слишком силен в ней – не зря она была итальянкой по матери. Она не сдастся без борьбы! Как хотелось ей ворваться в этот величавый особняк и потребовать сатисфакции от его владельца. Или по крайней мере высказать ему все, что она о нем думает.
   Велев кучеру подождать, Франческа покинула экипаж. Уиттерс отпустил кеб, что означало, что он собирался провести в этом доме больше, чем пару минут. Кутаясь в шаль, Франческа направилась к дому.
   На углу она остановила женщину, державшую за руки двух маленьких детей. По всей видимости, они направлялись в парк, расположенный за сквером.
   – Прошу прощения, это не дом лорда Олконбери? – спросила Франческа, указав на роскошный каменный особняк. Она прекрасно знала, что этот дом к лорду Олконбери не имел никакого отношения – о таком доме Олконбери мог только мечтать. Как бы там ни было, Генри наверняка повеселит ее рассказ о том, куда она его «поселила».
   – Нет, мэм, это особняк лорда Дарема, – ответила няня.
   – Ах да, конечно! – воскликнула Франческа. Ей почти не пришлось разыгрывать удивление. Господи, да это дом герцога! – Какую оплошность я чуть было не совершила!
   Няня сочувственно ей улыбнулась. В конторе солиситора наряд Франчески мог выглядеть солидно, но не здесь, – в этом престижном районе одетую в скромное серое платье Франческу могли принять разве что за претендентку на должность компаньонки или гувернантки.
   – Пожалуй, что так. Но вы зря переживаете: дворецкий, мистер Блэкбридж, добрейшей души человек. Он не надрал бы вам уши за то, что вы ошиблись адресом. Он никогда не жалуется, когда малыши забрасывают мяч на ступени.
   – Приятно это слышать, – сказала Франческа.
   Послав особняку на прощание неприязненный взгляд, она вернулась к экипажу и велела кучеру везти ее в Чипсайд.
   Маленький и невзрачный дом, который арендовала Эллен Хейвуд, находился на столь же невзрачной, узкой и темной улице. Чипсайд был не самым благополучным районом города, как и не самым обихоженным, и потому Франческа предусмотрительно высоко приподняла юбки, спускаясь с подножки кареты и когда шла к дому. Предыдущие четыре визита к племяннице оказались неудачными – Эллен не пускала ее в дом. Отговорки были самые разные и самые нелепые – то дети болеют, то уборка в разгаре. Вообще-то Франческа приезжала сюда не чай с Эллен пить; все, чего она хотела, – это увидеть Джорджиану, но, странное дело, ей ни разу не удалось застать девочку дома. И, как ни стыдно в этом признаться, не раз и не два Франческа давала волю раздражению и повышала голос до крика, что, конечно, не способствовало налаживанию отношений, а совсем наоборот.
   Сегодня, однако, Франческа решила, что должна увидеться с Джорджианой во что бы то стало, и ради этого она готова была покорно просить у Эллен прощения. Дорога до Чипсайд была неблизкой, и за время пути Франческа успела остыть и больше почти не гневалась на Уиттерса. Гнев сменился тревогой и чем-то близким к отчаянию. Она никогда не думала, что путь к цели окажется таким трудным. Франческа не сомневалась в том, что Эллен не станет противиться тому, чтобы отдать ей Джорджиану, ведь у Эллен на руках было двое собственных младенцев. Категорический отказ Эллен отдавать Джорджиану сначала озадачил, а потом разозлил Франческу. Разозлил еще больше, когда она поняла, что рента Джорджианы, возможно, является главным доходом семьи и им без этих денег не прожить. Наверное, не стоило бросать обвинения в лицо Эллен, однако реакция мачехи Джорджианы немедленно подтвердила основательность выдвинутых обвинений. Эллен смертельно побледнела, а затем Персеваль Уоттс велел Франческе убираться, пригрозив навсегда лишить ее возможности видеться с девочкой. И угроза его оказалась не пустой.
   Даже самой Франческе не пришло тогда в голову, что конфликт между ними приобретет такой размах, как не ожидала она и того, что оформление опеки над племянницей окажется таким трудным делом. После смерти Джулианы Джон пообещал назначить Франческу опекуншей племянницы и отразить свою волю в завещании, но трагическая смерть настигла его раньше, чем он успел изменить свою последнюю волю. Разумеется, суд в любом случае рассмотрел бы ее прошение. Нежелание почти дюжины солиситоров или частных поверенных браться за ее дело вызывало у Франчески не только недоумение, но и вполне справедливый гнев, однако лишь сегодня она почувствовала настоящее отчаяние. Меньше всего ей хотелось затевать войну, в которой несчастная Джорджиана окажется предметом спора. Война обещала стать затяжной. Если дела так пойдут и дальше, Джорджиана вырастет и выйдет замуж раньше, чем Франческе удастся с ней увидеться.
   Она постучала медным кольцом по двери. Раз, другой, третий. Плечи ее напряглись – она готовила себя к тому, что сделать будет очень нелегко. Нелегко и неприятно. От нее потребуют извинений, и она их принесет, и даже, если это будет необходимо, извинится перед Персевалем Уоттсом, как бы ее при этом с души ни воротило. Уже одно то, что она стояла тут, униженно, перед запертой дверью, наводило ее на мысль о том, как он злорадно ухмыляется, наблюдая за ней откуда-нибудь из глубины дома. Как раз в тот момент, когда Франческа подняла руку, чтобы постучать в очередной раз, из соседнего дома вышла женщина с большой корзиной.
   – Вы хотите видеть миссис Хейвуд? – спросила женщина, с недобрым прищуром смерив Франческу взглядом.
   – Да. Но, боюсь, их нет дома.
   – Нет, это уж точно, мэм! – Женщина поставила корзину на крыльцо и заперла дверь, затем торопливо спустилась.
   Франческа медленно отошла от двери.
   – Меня зовут миссис Дженкинс, – представилась хозяйка с корзиной. – Мы, знаете ли, были соседями. Они съехали… Кажется, дня три или четыре назад.
   – О! – У Франчески кровь отлила от лица. – Я не знала. Куда они переехали?
   Толстощекая миссис Дженкинс наморщила лоб.
   – Не могу вам сказать, потому что не знаю. Мы сами понятия не имели, что они решили переехать! Хотя мистер Дженкинс уж точно не пожалел о том, что теперь близнецы тут не живут, от них вечно было столько шуму.
   – А девочка? – в панике спросила Франческа. – Девочку вы видели в последнее время? Джорджиану?
   – Конечно, – ответила миссис Дженкинс и улыбнулась. – Такая славная девочка, такая работящая. Я каждый день видела, как она мела ступени, и всегда она такая вежливая. На мой взгляд, слишком худенькая, но все равно хорошенькая.
   Франческа закрыла глаза, испытав неимоверное облегчение, которое тут же сменилось тревогой. Джорджиана выглядит худой? Она постоянно метет ступени, как служанка? Франческа сделала над собой усилие, чтобы скрыть дрожь в голосе:
   – Но они наверняка сообщили кому-нибудь, где их можно найти?
   – Может, и сообщили, только я не знаю кому. Мистер Браун, что живет в конце улицы, собирает ренту с жильцов, и он тоже не знает. Они задолжали за три недели, и когда мистер Браун пришел за долгом, они уже успели съехать, так и не заплатив.
   – Мистер Браун? – переспросила Франческа, радуясь тому, что получила хоть какую-то зацепку. – В конце улицы?
   – Дом номер два, – сказала миссис Дженкинс. – Он скажет вам то же, что и я. Мы с мистером Дженкинсом поили его чаем в среду, и он нам все рассказал.
   – Спасибо, – пробормотала Франческа. – Спасибо большое.
   Сведения, переданные Франческе миссис Дженкинс, оказались точными. Мистер Браун подтвердил, что Хейвуды съехали, ни слова никому не сказав, и не заплатили за последние три недели. Франческа поблагодарила мистера Брауна, вернулась к экипажу и приказала кучеру:
   – Назад на Беркли-сквер, мистер Дженкинс. И побыстрее.
   Ну, герцог, держись!..

Глава 4

   Джеймс Уиттерс откликнулся на его запрос с отрадной оперативностью. Эдвард выбирал солиситора с особым тщанием, навел справки обо всех стряпчих в Лондоне, и выбор его пал именно на мистера Уиттерса. Об Уиттерсе отзывались как о человеке с острым и быстрым умом, хорошо знавшим законодательство. Что немаловажно, Уиттерс зарекомендовал себя как профессионал, не отказывающийся от спорных дел. Он выиграл весьма сомнительное дело Коули в прошлом году, добыв для клиента титул барона, за который велся спор уже почти сто лет. То, что Коули удалось выиграть дело и отвоевать титул, было удивительно для многих, поскольку родственников, имеющих фактически равные с Коули права на титул, нашлось довольно много. В одной из газет сообщалось, что по крайней мере пятеро мужчин выдвинули сходные претензии. Но Уиттерс повел дело и выиграл его, что и привлекло к нему Эдварда.
   Внешне Уиттерс был ничем не примечателен, однако не заметить за этим скромным фасадом человека незаурядного ума было трудно. Он внимательно слушал Эдварда, когда тот объяснял, что именно ему нужно от солиситора, затем задал несколько вопросов не в бровь, а в глаз. Помощник мистера Уиттерса сидел рядом и очень быстро записывал все, что говорилось. Солиситор понимал, о чем следует спрашивать, а о чем не стоит. Никакого праздного любопытства. Знал, что делать нужно, а чего следует избегать. У него был план – альтернативный план. Ум его, казалось, работал гораздо быстрее, чем ум обычного человека. Дважды случалось так, что он задавал упреждающие вопросы еще до того, как Эдвард успевал подвести к этому разговор. Он, не стесняясь, заговорил о гонорарах, но Эдвард взмахом руки дал понять, что торговаться не станет. Какую бы плату ни запросил этот человек за то, чтобы сохранить Дарем за ним и его братьями, деньги эти будут им отработаны честно. Эдвард много требовал от своего поверенного и готов был платить по заслугам. Когда разговор подошел к концу, Эдвард уже не сомневался в правильности своего выбора, и условия договора с мистером Уиттерсом его вполне устраивали. Впрочем, судя по выражению лица поверенного, он тоже остался доволен.