...Перед началом второго замета Степка носится по берегу. Брезентовую куртку он бросил под навес, ковбойку прямо на песок, зюйдвестку повесил на сучок талины. Ему тепло, солнечно, бодро. Здесь есть Обь, "Чудесный", зеленая волна. Хорошо жить, когда есть на земле дядя Истигней, а у выборочной машины сидит Семен Кружилин, когда бродит по песку немного смешной, черный, как головешка, Григорий Пцхлава, когда по берегу шествует важный бригадир Николай Михайлович, высматривает непорядки, но не находит; весела жизнь, когда есть на земле Виталий Анисимов, до смешного во всем подражающий дяде Истигнею! Перевернуть гору, одному утащить на плечах невод, переплыть Обь - пожалуйста! Степка все может! Только попросите - да что попросите! - кивни только головой Виктория, живо найдет точку опоры и перевернет земной шар.
- Сготовились! - голосом дяди Истигнея кричит Виталий.
- Есть! Сготовились! - восторженно ревет Степка.
Оторвавшись наконец от выборочной машины, забирается в катер Семен Кружилин, осторожно прикасается пальцем к какой-то кнопке, нажимает - мотор заводится; Семен ждет, когда Стрельников скомандует полный; дождавшись, переводит рычаг и, радостно вздохнув, утыкается носом в книгу. "Чудесный" летит по течению.
Справа от Степки устроился на неводе Виталий, слева - Наталья, позади Григорий Пцхлава. Наталья на людях со Степкой ведет себя по-иному, чем наедине: насмехается, вышучивает.
- Лопнешь! - хохочет она. - Ты словно теленочек!
И, конечно, права, так как из Степки неудержимо прет радость. Он выхватывает из кармана жестяной портсигар, раскрывает, протягивает Григорию Пцхлаве - тот берет, вежливо благодарит; подносит Виталию- тот даже не смотрит, а жестом дяди Истигнея тянет из кармана длинный кисет.
- Котеночек! - продолжает насмехаться Наталья.
И опять права. Он, Степка, действительно сейчас немного похож на пушистого котенка, выпущенного на солнечный двор. Котенок носится, катается через голову, замерев, притаив дыхание, крадется к травинке, чтобы снова радостно броситься вперед, прыгнуть на листы лопухов.
Степка не обижается на Наталью, смеется:
- Знатная из тебя, Наталья, теща получится!
- У нас теща - хороший человек! - строго перебивает его Григорий Пцхлава. - Жена нам не дает пить красное вино, говорит нам: станешь алкоголиком. Теща говорит: пей! Она говорит нашей жене, что кавказские люди не могут жить без хорошего вина. Правильно! Мы пьем хорошее вино. Мы не станем алкоголиком от хорошего вина.
Степка оглушительно хохочет.
- Смеется тот, кто смеется предпоследний! -немного сердится Григорий. Наша теща - хороший человек.
Прищурив глаз, чуть наклонившись, работает бригадир Николай Михайлович. Он великий мастер своего дела. Нет в Карташеве человека, который мог бы лучше и изящнее Стрельникова поставить стрежевой невод. Пожалуй, только дядя Истигней может сравниться с ним. Дядя Истигней лучше бригадира знает повадки рыб, их привычки, хранит в памяти рыбьи тайники, безошибочно предсказывает погоду, но в замете невода бригадир не уступит ему и, пожалуй, даже превосходит его. Сам дядя Истигней признает это.
Какие могут быть ориентиры на широкой реке? Никаких, а вот Николай Михайлович вытягивает пунктирную линию поплавков так, что два замета равны невод проходит по тому же месту, что раньше. Когда Николай Михайлович за рулем катера, поза у него стремительная, лицо воодушевленное, с круто изломанными бровями и, несмотря на это, доброе. Нет тогда на лице Стрельникова важности, начальственности, нет смешной напыщенности, нет дураковатого выражения, с каким бригадир спрашивает: "Кто еще хочет поставить вопрос?" За рулем он простой, человечный, и рыбаки подчиняются ему беспрекословно - стоя за рулем, он в самом деле главный.
Сейчас Николай Михайлович весело, нарымским говорком приговаривает:
- Давай действовай, действовай, пять плетенюг вам в мягкое место!... Степка, холера, через колено ломаный, руками действовай, чтобы заду было жарко... Наталья, гроб в печенки, почто Степку водой поливаешь? Наталья!
Он знает, что рыбаки его не слышат в гуле мотора, приговаривает просто так, от чувства легкости, удовольствия, радости, которые ему доставляет умение ставить невод.
- Наталья, не обливай Степку, черт тебе на шею! - кричит Стрельников.
Наталья действительно, улучив минутку, поливает Степку пригоршнями воды, поливает и кричит, что именно это и нужно Степке, чтобы охолодиться. Поливает, хотя все заняты черт знает как - голову нет времени поднять, вытереть пот. Степка хохочет, отворачивается от брызг, кричит Наталье:
- Звездану!
- Я тебе звездану! - несется в ответ. Руки Степки проворны, сильны, в неводе разбираются привычно ловко; ему не нужно думать что к чему, он ощупью находит нужное.
- Вот холера Наташка! - весело кричит Степка.
Завозня наклонена, чуть не зачерпывает воду рабочим бортом, отягощенным неводом, и Степке опасно наклоняться вперед - можно вывалиться в воду. Однако Степка старается изловчиться. Он хочет одной рукой схватиться за невод, второй - окатить Наталью. "Сейчас!"- восторженно думает Степка и наклоняется, чтобы зачерпнуть воду.
- Не баловаться! -испуганно кричит Виталий, но поздно: выравниваясь, Степка хватается рукой за верхнюю тетиву невода, которая течет в реку, не может, конечно, удержаться и, медленно завалившись на спину, мелькнув в воздухе тяжелыми броднями, валится в реку.
- Степка! - пугается Наталья. Она понимает, что он может угодить головой в невод и запутаться в нем, ибо у завозни дель невода еще не стоит вертикально. - Ныряй! - вскрикивает Наталья.
Степка знает это и без нее. Инстинктивно оттолкнувшись ногой от тугой тетивы, он ныряет, уходит далеко в воду, но, вынырнув, оказывается опять в неводе, который не распрямился, а лежит на воде плоско. Степка собирается снова нырять, но Семен Кружилин уже останавливает катер, на больших оборотах ванта срабатывает задним ходом. Он спешит на помощь. И Степка первым понимает, что может случиться.
- Намотаете! - ошалело кричит он, забыв о том, что находится в опасности.
Мотор стихает сразу, внезапно, словно его остановили сильной рукой.
- Намотали невод! - говорит Виталий.
- Намотали! - повторяет Наталья.
- Намотали! - мрачно подтверждает Семен Кружилин.
Гулкая тишина стынет над Обью.
Степка, успевший поднырнуть под невод, плавает в тридцати метрах от катера. И Степку, и катер, и невод- все несет сильная обская волна. Степке хочется одного - уплыть от катера подальше, выбраться на противоположный берег и зарыться головой в песок, чтобы люди не видели его. Он так и собирается сделать, поворачивает к поселку, однако потом спохватывается и плывет к катеру.
- Возьмите греби! - сердито говорит бригадир.
Рыбаки молча берут длинные, большие весла, отцепляют завозню - теперь им придется взять катер на буксир и тянуть его к берегу.
- Лезь в завозню, - говорит Степке бригадир и отворачивается от него. Наделал, парнишка, делов! Будем ставить вопрос!
Мокрый и жалкий, Степка выбирается из воды.
Волоча, как два поникших крыла, концы невода, "Чудесный" на буксире возвращается к берегу.
Виталий Анисимов докладывает рыбакам:
- Дело было простое, товарищи! Еще как сели в завозню, я приметил, что Степка сам не в себе. Разболтался, это, в руках, вообще колобродит. Я, конечно, как старшой, серьезно так посмотрел на него, а Наталья, конечно, говорит ему, что ты, дескать, котеночек и тебя надо отстегать хворостиной...
- Этого я не говорила... Про хворостину...
- Пускай не говорила! Ладно... Ну вот, значит, Наталья обозвала его котенком и сказала, что нужно отстегать хворостиной. Я еще пуще сердито на Степку посмотрел. Григорий вот может подтвердить...
- Мы ничего не видели, мы ничего не знаем! - вертит черной головой Пцхлава. - Мы думали о нашей теще!
- Пускай не видел! Пускай не знает! Ладно!.. Вот, значит, я на него посмотрел, а он свое - вертится, улыбается здоровенными губищами.
- Заостряй вопрос! -требует Николай Михайлович.
- Заостряю! В общем, смотрю, он и верно на котенка похож, но руками действовает правильно, бирко...
- Ты короче можешь? - злится Семен Кружилин.
- Я могу вообще не докладать! - покладисто отвечает Виталий. - Была нужда! Могу вообще не докладать!
- Анисимов, продолжай вопрос! Кружилин, молчи!
- Продолжаю вопрос... Значит, руками действовает правильно, бирко, а тут эта язва-холера, Наталья, давай его водой поливать. То есть давай со Степкой баловаться, заигрывать.
- Вот дурак! - сильно покраснев, говорит Наталья. - Я таких дураков...
- Пускай дурак! Ладно! А зачем в завозне баловаться, заигрывать? Вот пусть люди рассудят, кто дурак, кто умный... А я могу вообще не докладать!
- Ты кончишь когда-нибудь? - выходит из себя Семен. - Или тебя надо самого орясиной огреть?
- Анисимов, продолжай заострять вопрос! Кружилин, молчи!
- Значит, Наталья давай поливать его, заигрывать, а он - ее. Ну и вывалился! - говорит Виталий и облегченно, радостно улыбается. - Весь вопрос...
- Понятно! - Николай Михайлович выпрямляется, встает над рыбаками во весь рост. - Понятно! Вопрос ясный. Других сообщений не будет?
Рыбаки сидят недалеко от берега, в тесном кружке; Степка - в середине. У него жалкий, растерянный вид, губы посинели; он даже не переменил мокрую одежду, и она прилипла к телу, отчего он кажется еще более жалким. Среди рыбаков нет дяди Истигнея: забредя по грудь в воду, он рассматривает невод, лучами собравшийся под кормой катера. Старик жмурится, качает головой, курит огромную самокрутку и чаще, чем обычно, моргает. Сам не замечая того, он еще глубже входит в воду - по горло; шарит рукой под винтом, потом сердито выплевывает намокшую самокрутку...
- У кого есть вопросы? - интересуется бригадир.
Рыбаки хмурятся, молчат. Произошло небывалое. Такого еще никогда не случалось в их практике, и они не только раздосадованы задержкой, но и удивлены - бывает же такое! Сгорая от стыда, Степка мается. Переживает. Он боится поднять глаза на товарищей, а пуще всего на Викторию Перелыгину.
- Значит, нет вопросов? - обеспокоенно переспрашивает Стрельников. Тогда сам буду иметь слово... Колотовкина, отвечай, зачем поливала водой Верхоланцева?
- Мое дело! - огрызается Наталья.
- Ты критику должна принимать! - уязвленно отвечает бригадир. Огрызаться нечего - критику надо принимать! Отвечай, почему поливала?
- Хотела и поливала... Не то, что думают... некоторые дураки... Заигрывала!
- Не перечь! Отвечай на вопрос!
- Не хочу!
- Товарищи, товарищи!
Голос Виктории Перелыгиной звенит. Рванувшись вперед, она влетает в круг рыбаков - тонкая, стройная, побледневшая от волнения.
- Товарищи! - звучит ее высокий голос. - Зачем мы разыгрываем комедию? Это же ребячество! Кто-то кого-то обливает водой! Мы же взрослые люди! Зачем этот допрос, точно мы школьники?
Она прямо, вызывающе смотрит на бригадира.
- Мне непонятно, как можно так вести себя во время работы. Как может Верхоланцев поставить себя так, что его во время серьезного дела обливают водой? Позор! Иного слова нет!
Виктория только чуть-чуть передыхает, чтобы еще громче произнести:
- Верхоланцева нужно примерно наказать. Он комсомолец! Пусть ответит перед комсомолом!
- У вас все? - опрашивает Стрельников.
- Все! - отрезает Виктория.
В тишине слышно, как хрумкает песок под броднями дяди Истигнея, подходящего к рыбакам. С него потоками льется вода, он задумчив, грустен, мокрые волосы торчат в стороны. Руки опущены вдоль тела. При виде старика Степка с болью проглатывает застрявший в горле комок. Тяжело опустившись, дядя Истигней протяжно вздыхает.
- Степка, Степка, как же так, а? Нехорошо, пар-ниша! - глухо говорит старик. - Узнает твой батька Лука Лукич, дойдет до Евдокии Кузьминичны. Нехорошо! Рыбак должен быть солидным, осмотрительным, самоуважительным.
На песке становится тихо, приглушенно. Кажется, что и Обь плещет тише, осторожнее умывает берега ласковой волной. Степка багровеет.
- Нехорошо, парниша! К важному делу ты приставлен, к нешутевому... Придет человек в магазин, пошарит по полкам глазами - нет осетрины! Почему нет? Степка Верхоланцев невод испоганил... -Старик огорченно почесывает в мокрой голове. - Молодой ты, Степка, это конечно. Душа радости просит, простору... Тоже понятно! Хочешь радоваться, ступай на берег, катайся по песку, если невмочь. Я понимаю, сам молодой был, а все же... Эх, нехорошо, Степка, нехорошо!
Степка не дышит.
- Стыдно тебе, тоже понятно... - Старик задумывается, пошевеливает губами, потом вдруг другим голосом решительно говорит: - Нырять тебе придется, вот что, Степка!
- Я, дядя Истигней... - хрипло начинает Степка, но старик строго перебивает:
- Теперь помолчи! Теперь ты должен молчать!.. Семен! - Дядя Истигней обращается к механику. - Семен, ты назад можешь немного сработать?
- Немного могу.
- Так! - Дядя Истигней, оценивающе оглядев рыбаков, продолжает: Григорий пойдет на помощь Степану. Ты, Виталя, с Николаем, как невод достанем, зачинишь порванное, а ты, Наталья, пойди-ка второй невод готовить... Анисья!
- Чего тебе, старый?
- Баба ты здоровая - пойдешь тоже на помощь... Ты, контролер, - он обращается к Виктории, - ты невод распутывай наравне со Степкой. Я, конечно, с вами! Ну, айда!
Он поднимается, широко шагает к катеру, рыбаки за ним. Николаю Михайловичу и в голову не приходит, что его подменили, что дядя Истигней сделал то, что должен бы сделать бригадир. Шагая со стариком, Николай Михайлович озабоченно спрашивает:
- Здорово невод порвался-то?
- Думаю, чуток... Ты, Николай, не лазь в воду. Пускай Степка. Пускай поныряет, стервец этакий!
Два часа над Карташевским стрежевым песком не поднимается светло-голубой флаг. Два часа мимо пологого берега беспрепятственно идут пароходы и катера, капитаны которых с удивленным беспокойством поглядывают на песок. Качают головами - что это случилось? Два часа не слышно веселого тарахтенья выборочной машины, не отходит от берега катер "Чудесный".
Два часа вместе с другими рыбаками исправляет Степкину ошибку Григорий Пцхлава - разбирает запасной невод, готовит его к притонению, вытаскивает запутавшийся; весело переговаривается с Ульяном Тихим, который сегодня не опохмелился и от этого еще пуще обычного смущен, неловок. С неводам Ульян обращается осторожно, робко, точно боится неловким движением испортить его. Григорий подбадривает:
- Ничего! Мы думаем, что ошибка бывает всякой! Наша жена говорит: "Человек может ошибаться!" Наша жена молодец!
Щеки у Григория от бритья синие-синие, зрачки утопают в больших розовых яблоках, ресницы длинные и прямые, под носом - тоненькие, в ниточку, усики.
- Тебе, Ульян, надо хороший жена заводить. Чтобы был добрый, умный, красивый, как наша жена.
Сидя на корточках, Григорий цокает языком, вскидывает поочередно руки, как будто собирается вскочить, чтобы промчаться по песку в залихватской лезгинке.
- Мы, Ульян, очень любим свою жену!
...Об этом в Карташеве знают все. Теперь карташевцы уже привыкли к необычному мужу маленькой, по-девчоночьи тоненькой Анны Куклиной. Два года назад Григорий Пцхлава торговал на томском базаре кислым виноградным вином, которое его брат привозил из Грузии. Бывало, еще стоит раннее утро, а Григорий, потирая озябшие руки, уже похаживает возле большой деревянной бочки, поджидает городских пьяниц. Они появляются. Опухшие, непроспавшиеся, диковатые, готовые за раннюю опохмелку снять с себя последнюю рубаху. Однако Григорий рубах не снимает, он может дать и в долг.
- Понедельник отдашь, кацо!
Вино Григорий не хвалит, не врет, что из лучших колхозных погребов, а, насмешливо цокая, говорит:
- Кислятина! Лучше не имеем. Пей, что дают!
Отпетым пьяницам он потихоньку прощает долги, но большей частью запивохи платят долги исправно - боятся, что в тяжелую минуту им больше не поверят.
Однажды Григорий услышал молящий женский голос:
- Не пей!
У прилавка стоял лохматый парень, за ним - маленькая девушка с огромными голубыми глазами, тянувшая его от прилавка. Парень грубо оттолкнул ее и сказал продавцу сердито:
- Не обращай внимания - это сеструха! Налей двести.
Григорий пожалел девушку.
- Закрываем торговля! -сказал он, накидывая на бочку тряпку. - Нет вина, кацо!
Девушка поблагодарила его взглядом, и этот взгляд решил судьбу Григория. Забыв о своей бочке, он долго шел за девушкой, пока она и ее брат не потерялись в толпе. Он думал, что больше никогда не увидит ее, но ему повезло. Он узнал, что она работает в промартели. Явился к ней с букетом цветов и сказал:
- У нас сердце перевернулось от жалости к вам... Мы можем поднять вас одной рукой. Возьмем, поднимем, унесем куда хочешь! Тысяча километров можем нести...
Спустя месяц он уехал с Аней Куклиной в Карташево. Приехали они туда под вечер, в воскресенье, когда карташевцы, встречая -и провожая пароход, прогуливались по берегу. Анна держала Григория за руку, шагала гордо, важно, он, улыбаясь во все стороны, показывал жителям белые ровные зубы. Карташевцы проводили молодых изумленным шепотом. Уж больно странны, отличны друг от друга были большой черный Григорий и маленькая, белая, как снежная куропатка, Анна Куклина.
Родители Анны встретили молодоженов на пороге избы, позади них выглядывали испуганные мордочки сестренок, стоял невозмутимый старший брат. Мать растерялась, не зная, что сказать, как обратиться к зятю, но зато отец Анны - Порфирий Иванович - крепко пожал руку Григорию, радушным жестом пригласил проходить в родной дом. Порфирий Иванович был одет в новую гимнастерку, на груди планки от орденов и медалей. Он усадил Григория в передний угол.
- Угощай милого зятька! - прикрикнул он на растерявшуюся жену.
Держал себя Порфирий Иванович степенно, важно, гордясь большим домом, городской обстановкой, прочным и уважаемым положением рыбака. В ожидании закусок Порфирий Иванович степенно расспрашивал Григория:
- Как, например, теперь прозывается моя дочь? Фамилия, например, ее теперь какая?
- Мы Пцхлава! Они тоже Пцхлава! Перепуганная мать Анны суетливо бегала вокруг стола, спотыкаясь на ровном месте, иногда останавливалась, шепча: "О господи!"-и снова бросалась к столу.
- Мы бросал все! - говорил Григорий. - Мы решил начинать новую жизнь!
- Это так! - поддакивал Порфирий Иванович. - У вас, у грузин, это так! Вы, грузины, народ горячий, самостоятельный!
Незваные и званые, набились в дом гости. Тихонько поздоровавшись, усаживались в тени, в отдалении от Григория, пытливо изучая его.
- Вы, грузины, воевали хорошо, - сказал Порфирий Иванович. - У меня, конечно, дружок был грузин. Хорошо воевал!
- Кавказский народ храбрый! -обрадовался Григорий.
- Это определено... - заметил сосед Куклиных. Мать поставила на стол водку, брагу, вино, и все, как по команде, замерли, косясь на Григория.
- Ну, дорогой зятек! - возгласил Порфирий Иванович, поднимая рюмку водки.
- Мы не пьем! - сказал Григорий. - Мы можем сделать только два глотка хорошего вина.
- Как так не пьем? - разочарованно удивился Порфирий Иванович. - У вас, у грузин...
- Он не пьет, папа! - вмешалась в разговор Анна. Мать Анны, услышав отказ Григория, сразу повеселела.
- Угощайтесь, пробуйте, ешьте! - сказала она ему ласково.
Гости-женщины обрадованно задвигались, моментально проникаясь к Григорию уважением, симпатией: какой положительный, обстоятельный муж у Анны - и в рот не берет проклятого зелья.
- Ну, за благополучие! - пересилив разочарование, поднял тост Порфирий Иванович. - Через недельку и свадьбу сыграем...
После свадьбы Григория устроили работать на стрежевой песок. Для этого к Куклиным пришел дядя Истигней, потихоньку выспросил Григория, где жил, кем работал, что думает о погоде и как относится к ней. Узнав подробности, дядя Истигней, ничего не пообещав, ушел, а назавтра утром, в шесть часов, заглянул к Куклиным и недовольно сказал Григорию:
- Ты чего же, парень, не собрался? Давай одевайся, ехать надо!
Так Григорий Пцхлава стал рыбаком... Сейчас он распутывал запасной невод.
- У нас хороший жена, замечательный! - аккуратно укладывая поплавки, говорит Григорий Ульяну Тихому. - Они собираются родить нам мальчишку. Мы назовем его Серго.
Ульян, запутав грузила, рвет зубами тетиву. После вчерашней пьянки у него болит голова, тело вязкое, неповоротливое, оно не слушается его, а руки, как всегда, дрожат.
- Тебе надо доставать хорошую жену! - горячо продолжает Григорий. Такую, как у меня... Живешь один, невеселый, печальный! Надо доставать жену!
Ульян молчит, а Григорий понимает, почему он молчит, почему, перестав распутывать грузила, низко опускает голову. На склоненной шее Ульяна седые, скатавшиеся волосы. Григорий вдруг сердится, бешено вращает розоватыми белками.
- Думаешь, тюрьма, водка!.. Наплевать! Хорошему человеку наплевать, что ты сидел в тюрьме! Мы, Григорий Пцхлава, уважаем Ульян Тихий. Мы любим Ульян Тихий. Слышишь, товарищ?
- Да! - шепчет Ульян.
- Зачем не смотришь на друга? Зачем убираешь глаза? Ты знаешь, наш тесть для нас строит большой дом. Будет пять стенок, семь окошек, четыре комнаты... Куда нам такой большой дом? Через две недели дом будет наш. Хочешь, переезжай, дадим комната!
Григорий обнимает Ульяна. Ульян замирает под легкой рукой Пцхлавы, потом съеживается, втягивает голову в плечи.
Давно никто так не обнимал Ульяна. Ложились на его плечи руки неистовых собутыльников, охмелевшие дружки целовали его в липкие губы, клялись в верности до гроба, но давно никто не клал ему на плечо руку так, как Григорий Пцхлава. И Ульян тоскливо опускает голову и еще больше съеживается. А Григорий все убеждает его:
- Слушай, Ульян! Слушай, друг-товарищ! Не надо пить водку! Пей хорошее вино. Наша старая мать посылает нам тайно от брата хорошее вино. Хочешь пей! Болит голова - пей! Только немного, и будешь счастливый и здоровый, как мы.
Свободной рукой Григорий лезет в карман спецовки, выхватывает плоскую флягу, размашисто протягивает Ульяну.
- Пей! Замечательное вино! Лучшее на Кавказе!
Ульян резко отшатывается, выскальзывает плечом из-под руки Григория. Он это делает непроизвольно, не понимая почему. Он с испугом смотрит на флягу. Лицо его бледнеет.
- Пей, друг! - улыбается Григорий.
- Не надо!
- Не хочешь - не пей! Но помни, в нашем кармане всегда есть для тебя вино.
Пальцы Ульяна трясутся, когда он снова берется за грузила.
- Построим дом, сами к тебе придем! - говорит Григорий. - Скажем: переходи жить, Ульян! Потом будем доставать тебе хорошая жена. Такой, как у нас! - горячо заканчивает он, заталкивая в карман флягу с вином.
"Степка, Степка, нехорошо, а!" - вспоминаются слова дяди Истигнея.
Степка одиноко сидит на лавочке и томится.
Нет сил на земле, которые бы смогли сделать так, чтобы не было сегодняшнего, все на веки вечные останется так, как было, - падение в воду, невод под ногами, тишина, наступившая после того, как катер заглох, мысль уплыть на другой берег, чтобы затолкать голову в песок. Случившееся гнетет Степку. Как был бы он счастлив, если бы не этот злополучный день.
Недавно, забираясь на чердак своего дома, Степка поленился поправить скособочившуюся лестницу; полез на чердак и, конечно, грохнул вниз. Прямо в крапиву. А в крапиве кирпичи, деревяшки, о которые Степка больно ударился ногой. Вскочив, рассвирепел, зло пнул лестницу, выругался, и стало смешно. Себя ведь надо пинать ногой! Сколько раз он давал себе слово быть осмотрительным, заранее все продумывать - и не выдерживал, снова падал в крапиву.
"Кабы знал, соломку бы подстелил!" Степке известна эта пословица, но беда в том, что Степка, даже зная, что надо стелить соломку, не удосуживался это сделать, до конца продумать, чем кончится то или иное его действие. Он сейчас сделает, ляпнет что-нибудь, а потом с изумлением наблюдает за непонятным действием своих рук или слов.
Степка привстает с лавочки. Какой он человек? Ему приходит на ум, что он никогда еще не задавался этим вопросом.
Какой он человек, Степка Верхоланцев, - хороший, плохой, смелый, трусливый, честный, нечестный, щедрый, жадный?
Мать честная, не знает!
Как сказать, что хороший, коли он ничего хорошего, важного в жизни не сделал; как сказать - храбрый, если он не совершил ни одного героического поступка и только мечтает о нем; как сказать - честный, коли его честность не проверена, ну хоть бы чужой кошелек найти, чтобы вернуть владельцу в целости и сохранности. Вернее будет сказать, что он плохой - недавно уснул на работе, проспал полчаса, сегодня испоганил невод, огорчил дядю Истигнея и всех рыбаков; вернее сказать, что он, ну, положим, не трус, а все-таки трусоват, хотя бы оттого, что еще в прошлом году взял в библиотеке книгу, потерял и до сих пор боится пойти в библиотеку, и его собираются вызвать через суд, и он боится участкового милиционера Рахимбаева; вернее сказать, что он нечестный, так как два года назад стянул у отца деньги на ружье и молчал до тех пор, пока не купил, хотя отец подозревал младшего братишку и тихонько от матеря и Степки склонял безвинного к признанию, обещая, что за откровенность ничего плохого не будет.
- Сготовились! - голосом дяди Истигнея кричит Виталий.
- Есть! Сготовились! - восторженно ревет Степка.
Оторвавшись наконец от выборочной машины, забирается в катер Семен Кружилин, осторожно прикасается пальцем к какой-то кнопке, нажимает - мотор заводится; Семен ждет, когда Стрельников скомандует полный; дождавшись, переводит рычаг и, радостно вздохнув, утыкается носом в книгу. "Чудесный" летит по течению.
Справа от Степки устроился на неводе Виталий, слева - Наталья, позади Григорий Пцхлава. Наталья на людях со Степкой ведет себя по-иному, чем наедине: насмехается, вышучивает.
- Лопнешь! - хохочет она. - Ты словно теленочек!
И, конечно, права, так как из Степки неудержимо прет радость. Он выхватывает из кармана жестяной портсигар, раскрывает, протягивает Григорию Пцхлаве - тот берет, вежливо благодарит; подносит Виталию- тот даже не смотрит, а жестом дяди Истигнея тянет из кармана длинный кисет.
- Котеночек! - продолжает насмехаться Наталья.
И опять права. Он, Степка, действительно сейчас немного похож на пушистого котенка, выпущенного на солнечный двор. Котенок носится, катается через голову, замерев, притаив дыхание, крадется к травинке, чтобы снова радостно броситься вперед, прыгнуть на листы лопухов.
Степка не обижается на Наталью, смеется:
- Знатная из тебя, Наталья, теща получится!
- У нас теща - хороший человек! - строго перебивает его Григорий Пцхлава. - Жена нам не дает пить красное вино, говорит нам: станешь алкоголиком. Теща говорит: пей! Она говорит нашей жене, что кавказские люди не могут жить без хорошего вина. Правильно! Мы пьем хорошее вино. Мы не станем алкоголиком от хорошего вина.
Степка оглушительно хохочет.
- Смеется тот, кто смеется предпоследний! -немного сердится Григорий. Наша теща - хороший человек.
Прищурив глаз, чуть наклонившись, работает бригадир Николай Михайлович. Он великий мастер своего дела. Нет в Карташеве человека, который мог бы лучше и изящнее Стрельникова поставить стрежевой невод. Пожалуй, только дядя Истигней может сравниться с ним. Дядя Истигней лучше бригадира знает повадки рыб, их привычки, хранит в памяти рыбьи тайники, безошибочно предсказывает погоду, но в замете невода бригадир не уступит ему и, пожалуй, даже превосходит его. Сам дядя Истигней признает это.
Какие могут быть ориентиры на широкой реке? Никаких, а вот Николай Михайлович вытягивает пунктирную линию поплавков так, что два замета равны невод проходит по тому же месту, что раньше. Когда Николай Михайлович за рулем катера, поза у него стремительная, лицо воодушевленное, с круто изломанными бровями и, несмотря на это, доброе. Нет тогда на лице Стрельникова важности, начальственности, нет смешной напыщенности, нет дураковатого выражения, с каким бригадир спрашивает: "Кто еще хочет поставить вопрос?" За рулем он простой, человечный, и рыбаки подчиняются ему беспрекословно - стоя за рулем, он в самом деле главный.
Сейчас Николай Михайлович весело, нарымским говорком приговаривает:
- Давай действовай, действовай, пять плетенюг вам в мягкое место!... Степка, холера, через колено ломаный, руками действовай, чтобы заду было жарко... Наталья, гроб в печенки, почто Степку водой поливаешь? Наталья!
Он знает, что рыбаки его не слышат в гуле мотора, приговаривает просто так, от чувства легкости, удовольствия, радости, которые ему доставляет умение ставить невод.
- Наталья, не обливай Степку, черт тебе на шею! - кричит Стрельников.
Наталья действительно, улучив минутку, поливает Степку пригоршнями воды, поливает и кричит, что именно это и нужно Степке, чтобы охолодиться. Поливает, хотя все заняты черт знает как - голову нет времени поднять, вытереть пот. Степка хохочет, отворачивается от брызг, кричит Наталье:
- Звездану!
- Я тебе звездану! - несется в ответ. Руки Степки проворны, сильны, в неводе разбираются привычно ловко; ему не нужно думать что к чему, он ощупью находит нужное.
- Вот холера Наташка! - весело кричит Степка.
Завозня наклонена, чуть не зачерпывает воду рабочим бортом, отягощенным неводом, и Степке опасно наклоняться вперед - можно вывалиться в воду. Однако Степка старается изловчиться. Он хочет одной рукой схватиться за невод, второй - окатить Наталью. "Сейчас!"- восторженно думает Степка и наклоняется, чтобы зачерпнуть воду.
- Не баловаться! -испуганно кричит Виталий, но поздно: выравниваясь, Степка хватается рукой за верхнюю тетиву невода, которая течет в реку, не может, конечно, удержаться и, медленно завалившись на спину, мелькнув в воздухе тяжелыми броднями, валится в реку.
- Степка! - пугается Наталья. Она понимает, что он может угодить головой в невод и запутаться в нем, ибо у завозни дель невода еще не стоит вертикально. - Ныряй! - вскрикивает Наталья.
Степка знает это и без нее. Инстинктивно оттолкнувшись ногой от тугой тетивы, он ныряет, уходит далеко в воду, но, вынырнув, оказывается опять в неводе, который не распрямился, а лежит на воде плоско. Степка собирается снова нырять, но Семен Кружилин уже останавливает катер, на больших оборотах ванта срабатывает задним ходом. Он спешит на помощь. И Степка первым понимает, что может случиться.
- Намотаете! - ошалело кричит он, забыв о том, что находится в опасности.
Мотор стихает сразу, внезапно, словно его остановили сильной рукой.
- Намотали невод! - говорит Виталий.
- Намотали! - повторяет Наталья.
- Намотали! - мрачно подтверждает Семен Кружилин.
Гулкая тишина стынет над Обью.
Степка, успевший поднырнуть под невод, плавает в тридцати метрах от катера. И Степку, и катер, и невод- все несет сильная обская волна. Степке хочется одного - уплыть от катера подальше, выбраться на противоположный берег и зарыться головой в песок, чтобы люди не видели его. Он так и собирается сделать, поворачивает к поселку, однако потом спохватывается и плывет к катеру.
- Возьмите греби! - сердито говорит бригадир.
Рыбаки молча берут длинные, большие весла, отцепляют завозню - теперь им придется взять катер на буксир и тянуть его к берегу.
- Лезь в завозню, - говорит Степке бригадир и отворачивается от него. Наделал, парнишка, делов! Будем ставить вопрос!
Мокрый и жалкий, Степка выбирается из воды.
Волоча, как два поникших крыла, концы невода, "Чудесный" на буксире возвращается к берегу.
Виталий Анисимов докладывает рыбакам:
- Дело было простое, товарищи! Еще как сели в завозню, я приметил, что Степка сам не в себе. Разболтался, это, в руках, вообще колобродит. Я, конечно, как старшой, серьезно так посмотрел на него, а Наталья, конечно, говорит ему, что ты, дескать, котеночек и тебя надо отстегать хворостиной...
- Этого я не говорила... Про хворостину...
- Пускай не говорила! Ладно... Ну вот, значит, Наталья обозвала его котенком и сказала, что нужно отстегать хворостиной. Я еще пуще сердито на Степку посмотрел. Григорий вот может подтвердить...
- Мы ничего не видели, мы ничего не знаем! - вертит черной головой Пцхлава. - Мы думали о нашей теще!
- Пускай не видел! Пускай не знает! Ладно!.. Вот, значит, я на него посмотрел, а он свое - вертится, улыбается здоровенными губищами.
- Заостряй вопрос! -требует Николай Михайлович.
- Заостряю! В общем, смотрю, он и верно на котенка похож, но руками действовает правильно, бирко...
- Ты короче можешь? - злится Семен Кружилин.
- Я могу вообще не докладать! - покладисто отвечает Виталий. - Была нужда! Могу вообще не докладать!
- Анисимов, продолжай вопрос! Кружилин, молчи!
- Продолжаю вопрос... Значит, руками действовает правильно, бирко, а тут эта язва-холера, Наталья, давай его водой поливать. То есть давай со Степкой баловаться, заигрывать.
- Вот дурак! - сильно покраснев, говорит Наталья. - Я таких дураков...
- Пускай дурак! Ладно! А зачем в завозне баловаться, заигрывать? Вот пусть люди рассудят, кто дурак, кто умный... А я могу вообще не докладать!
- Ты кончишь когда-нибудь? - выходит из себя Семен. - Или тебя надо самого орясиной огреть?
- Анисимов, продолжай заострять вопрос! Кружилин, молчи!
- Значит, Наталья давай поливать его, заигрывать, а он - ее. Ну и вывалился! - говорит Виталий и облегченно, радостно улыбается. - Весь вопрос...
- Понятно! - Николай Михайлович выпрямляется, встает над рыбаками во весь рост. - Понятно! Вопрос ясный. Других сообщений не будет?
Рыбаки сидят недалеко от берега, в тесном кружке; Степка - в середине. У него жалкий, растерянный вид, губы посинели; он даже не переменил мокрую одежду, и она прилипла к телу, отчего он кажется еще более жалким. Среди рыбаков нет дяди Истигнея: забредя по грудь в воду, он рассматривает невод, лучами собравшийся под кормой катера. Старик жмурится, качает головой, курит огромную самокрутку и чаще, чем обычно, моргает. Сам не замечая того, он еще глубже входит в воду - по горло; шарит рукой под винтом, потом сердито выплевывает намокшую самокрутку...
- У кого есть вопросы? - интересуется бригадир.
Рыбаки хмурятся, молчат. Произошло небывалое. Такого еще никогда не случалось в их практике, и они не только раздосадованы задержкой, но и удивлены - бывает же такое! Сгорая от стыда, Степка мается. Переживает. Он боится поднять глаза на товарищей, а пуще всего на Викторию Перелыгину.
- Значит, нет вопросов? - обеспокоенно переспрашивает Стрельников. Тогда сам буду иметь слово... Колотовкина, отвечай, зачем поливала водой Верхоланцева?
- Мое дело! - огрызается Наталья.
- Ты критику должна принимать! - уязвленно отвечает бригадир. Огрызаться нечего - критику надо принимать! Отвечай, почему поливала?
- Хотела и поливала... Не то, что думают... некоторые дураки... Заигрывала!
- Не перечь! Отвечай на вопрос!
- Не хочу!
- Товарищи, товарищи!
Голос Виктории Перелыгиной звенит. Рванувшись вперед, она влетает в круг рыбаков - тонкая, стройная, побледневшая от волнения.
- Товарищи! - звучит ее высокий голос. - Зачем мы разыгрываем комедию? Это же ребячество! Кто-то кого-то обливает водой! Мы же взрослые люди! Зачем этот допрос, точно мы школьники?
Она прямо, вызывающе смотрит на бригадира.
- Мне непонятно, как можно так вести себя во время работы. Как может Верхоланцев поставить себя так, что его во время серьезного дела обливают водой? Позор! Иного слова нет!
Виктория только чуть-чуть передыхает, чтобы еще громче произнести:
- Верхоланцева нужно примерно наказать. Он комсомолец! Пусть ответит перед комсомолом!
- У вас все? - опрашивает Стрельников.
- Все! - отрезает Виктория.
В тишине слышно, как хрумкает песок под броднями дяди Истигнея, подходящего к рыбакам. С него потоками льется вода, он задумчив, грустен, мокрые волосы торчат в стороны. Руки опущены вдоль тела. При виде старика Степка с болью проглатывает застрявший в горле комок. Тяжело опустившись, дядя Истигней протяжно вздыхает.
- Степка, Степка, как же так, а? Нехорошо, пар-ниша! - глухо говорит старик. - Узнает твой батька Лука Лукич, дойдет до Евдокии Кузьминичны. Нехорошо! Рыбак должен быть солидным, осмотрительным, самоуважительным.
На песке становится тихо, приглушенно. Кажется, что и Обь плещет тише, осторожнее умывает берега ласковой волной. Степка багровеет.
- Нехорошо, парниша! К важному делу ты приставлен, к нешутевому... Придет человек в магазин, пошарит по полкам глазами - нет осетрины! Почему нет? Степка Верхоланцев невод испоганил... -Старик огорченно почесывает в мокрой голове. - Молодой ты, Степка, это конечно. Душа радости просит, простору... Тоже понятно! Хочешь радоваться, ступай на берег, катайся по песку, если невмочь. Я понимаю, сам молодой был, а все же... Эх, нехорошо, Степка, нехорошо!
Степка не дышит.
- Стыдно тебе, тоже понятно... - Старик задумывается, пошевеливает губами, потом вдруг другим голосом решительно говорит: - Нырять тебе придется, вот что, Степка!
- Я, дядя Истигней... - хрипло начинает Степка, но старик строго перебивает:
- Теперь помолчи! Теперь ты должен молчать!.. Семен! - Дядя Истигней обращается к механику. - Семен, ты назад можешь немного сработать?
- Немного могу.
- Так! - Дядя Истигней, оценивающе оглядев рыбаков, продолжает: Григорий пойдет на помощь Степану. Ты, Виталя, с Николаем, как невод достанем, зачинишь порванное, а ты, Наталья, пойди-ка второй невод готовить... Анисья!
- Чего тебе, старый?
- Баба ты здоровая - пойдешь тоже на помощь... Ты, контролер, - он обращается к Виктории, - ты невод распутывай наравне со Степкой. Я, конечно, с вами! Ну, айда!
Он поднимается, широко шагает к катеру, рыбаки за ним. Николаю Михайловичу и в голову не приходит, что его подменили, что дядя Истигней сделал то, что должен бы сделать бригадир. Шагая со стариком, Николай Михайлович озабоченно спрашивает:
- Здорово невод порвался-то?
- Думаю, чуток... Ты, Николай, не лазь в воду. Пускай Степка. Пускай поныряет, стервец этакий!
Два часа над Карташевским стрежевым песком не поднимается светло-голубой флаг. Два часа мимо пологого берега беспрепятственно идут пароходы и катера, капитаны которых с удивленным беспокойством поглядывают на песок. Качают головами - что это случилось? Два часа не слышно веселого тарахтенья выборочной машины, не отходит от берега катер "Чудесный".
Два часа вместе с другими рыбаками исправляет Степкину ошибку Григорий Пцхлава - разбирает запасной невод, готовит его к притонению, вытаскивает запутавшийся; весело переговаривается с Ульяном Тихим, который сегодня не опохмелился и от этого еще пуще обычного смущен, неловок. С неводам Ульян обращается осторожно, робко, точно боится неловким движением испортить его. Григорий подбадривает:
- Ничего! Мы думаем, что ошибка бывает всякой! Наша жена говорит: "Человек может ошибаться!" Наша жена молодец!
Щеки у Григория от бритья синие-синие, зрачки утопают в больших розовых яблоках, ресницы длинные и прямые, под носом - тоненькие, в ниточку, усики.
- Тебе, Ульян, надо хороший жена заводить. Чтобы был добрый, умный, красивый, как наша жена.
Сидя на корточках, Григорий цокает языком, вскидывает поочередно руки, как будто собирается вскочить, чтобы промчаться по песку в залихватской лезгинке.
- Мы, Ульян, очень любим свою жену!
...Об этом в Карташеве знают все. Теперь карташевцы уже привыкли к необычному мужу маленькой, по-девчоночьи тоненькой Анны Куклиной. Два года назад Григорий Пцхлава торговал на томском базаре кислым виноградным вином, которое его брат привозил из Грузии. Бывало, еще стоит раннее утро, а Григорий, потирая озябшие руки, уже похаживает возле большой деревянной бочки, поджидает городских пьяниц. Они появляются. Опухшие, непроспавшиеся, диковатые, готовые за раннюю опохмелку снять с себя последнюю рубаху. Однако Григорий рубах не снимает, он может дать и в долг.
- Понедельник отдашь, кацо!
Вино Григорий не хвалит, не врет, что из лучших колхозных погребов, а, насмешливо цокая, говорит:
- Кислятина! Лучше не имеем. Пей, что дают!
Отпетым пьяницам он потихоньку прощает долги, но большей частью запивохи платят долги исправно - боятся, что в тяжелую минуту им больше не поверят.
Однажды Григорий услышал молящий женский голос:
- Не пей!
У прилавка стоял лохматый парень, за ним - маленькая девушка с огромными голубыми глазами, тянувшая его от прилавка. Парень грубо оттолкнул ее и сказал продавцу сердито:
- Не обращай внимания - это сеструха! Налей двести.
Григорий пожалел девушку.
- Закрываем торговля! -сказал он, накидывая на бочку тряпку. - Нет вина, кацо!
Девушка поблагодарила его взглядом, и этот взгляд решил судьбу Григория. Забыв о своей бочке, он долго шел за девушкой, пока она и ее брат не потерялись в толпе. Он думал, что больше никогда не увидит ее, но ему повезло. Он узнал, что она работает в промартели. Явился к ней с букетом цветов и сказал:
- У нас сердце перевернулось от жалости к вам... Мы можем поднять вас одной рукой. Возьмем, поднимем, унесем куда хочешь! Тысяча километров можем нести...
Спустя месяц он уехал с Аней Куклиной в Карташево. Приехали они туда под вечер, в воскресенье, когда карташевцы, встречая -и провожая пароход, прогуливались по берегу. Анна держала Григория за руку, шагала гордо, важно, он, улыбаясь во все стороны, показывал жителям белые ровные зубы. Карташевцы проводили молодых изумленным шепотом. Уж больно странны, отличны друг от друга были большой черный Григорий и маленькая, белая, как снежная куропатка, Анна Куклина.
Родители Анны встретили молодоженов на пороге избы, позади них выглядывали испуганные мордочки сестренок, стоял невозмутимый старший брат. Мать растерялась, не зная, что сказать, как обратиться к зятю, но зато отец Анны - Порфирий Иванович - крепко пожал руку Григорию, радушным жестом пригласил проходить в родной дом. Порфирий Иванович был одет в новую гимнастерку, на груди планки от орденов и медалей. Он усадил Григория в передний угол.
- Угощай милого зятька! - прикрикнул он на растерявшуюся жену.
Держал себя Порфирий Иванович степенно, важно, гордясь большим домом, городской обстановкой, прочным и уважаемым положением рыбака. В ожидании закусок Порфирий Иванович степенно расспрашивал Григория:
- Как, например, теперь прозывается моя дочь? Фамилия, например, ее теперь какая?
- Мы Пцхлава! Они тоже Пцхлава! Перепуганная мать Анны суетливо бегала вокруг стола, спотыкаясь на ровном месте, иногда останавливалась, шепча: "О господи!"-и снова бросалась к столу.
- Мы бросал все! - говорил Григорий. - Мы решил начинать новую жизнь!
- Это так! - поддакивал Порфирий Иванович. - У вас, у грузин, это так! Вы, грузины, народ горячий, самостоятельный!
Незваные и званые, набились в дом гости. Тихонько поздоровавшись, усаживались в тени, в отдалении от Григория, пытливо изучая его.
- Вы, грузины, воевали хорошо, - сказал Порфирий Иванович. - У меня, конечно, дружок был грузин. Хорошо воевал!
- Кавказский народ храбрый! -обрадовался Григорий.
- Это определено... - заметил сосед Куклиных. Мать поставила на стол водку, брагу, вино, и все, как по команде, замерли, косясь на Григория.
- Ну, дорогой зятек! - возгласил Порфирий Иванович, поднимая рюмку водки.
- Мы не пьем! - сказал Григорий. - Мы можем сделать только два глотка хорошего вина.
- Как так не пьем? - разочарованно удивился Порфирий Иванович. - У вас, у грузин...
- Он не пьет, папа! - вмешалась в разговор Анна. Мать Анны, услышав отказ Григория, сразу повеселела.
- Угощайтесь, пробуйте, ешьте! - сказала она ему ласково.
Гости-женщины обрадованно задвигались, моментально проникаясь к Григорию уважением, симпатией: какой положительный, обстоятельный муж у Анны - и в рот не берет проклятого зелья.
- Ну, за благополучие! - пересилив разочарование, поднял тост Порфирий Иванович. - Через недельку и свадьбу сыграем...
После свадьбы Григория устроили работать на стрежевой песок. Для этого к Куклиным пришел дядя Истигней, потихоньку выспросил Григория, где жил, кем работал, что думает о погоде и как относится к ней. Узнав подробности, дядя Истигней, ничего не пообещав, ушел, а назавтра утром, в шесть часов, заглянул к Куклиным и недовольно сказал Григорию:
- Ты чего же, парень, не собрался? Давай одевайся, ехать надо!
Так Григорий Пцхлава стал рыбаком... Сейчас он распутывал запасной невод.
- У нас хороший жена, замечательный! - аккуратно укладывая поплавки, говорит Григорий Ульяну Тихому. - Они собираются родить нам мальчишку. Мы назовем его Серго.
Ульян, запутав грузила, рвет зубами тетиву. После вчерашней пьянки у него болит голова, тело вязкое, неповоротливое, оно не слушается его, а руки, как всегда, дрожат.
- Тебе надо доставать хорошую жену! - горячо продолжает Григорий. Такую, как у меня... Живешь один, невеселый, печальный! Надо доставать жену!
Ульян молчит, а Григорий понимает, почему он молчит, почему, перестав распутывать грузила, низко опускает голову. На склоненной шее Ульяна седые, скатавшиеся волосы. Григорий вдруг сердится, бешено вращает розоватыми белками.
- Думаешь, тюрьма, водка!.. Наплевать! Хорошему человеку наплевать, что ты сидел в тюрьме! Мы, Григорий Пцхлава, уважаем Ульян Тихий. Мы любим Ульян Тихий. Слышишь, товарищ?
- Да! - шепчет Ульян.
- Зачем не смотришь на друга? Зачем убираешь глаза? Ты знаешь, наш тесть для нас строит большой дом. Будет пять стенок, семь окошек, четыре комнаты... Куда нам такой большой дом? Через две недели дом будет наш. Хочешь, переезжай, дадим комната!
Григорий обнимает Ульяна. Ульян замирает под легкой рукой Пцхлавы, потом съеживается, втягивает голову в плечи.
Давно никто так не обнимал Ульяна. Ложились на его плечи руки неистовых собутыльников, охмелевшие дружки целовали его в липкие губы, клялись в верности до гроба, но давно никто не клал ему на плечо руку так, как Григорий Пцхлава. И Ульян тоскливо опускает голову и еще больше съеживается. А Григорий все убеждает его:
- Слушай, Ульян! Слушай, друг-товарищ! Не надо пить водку! Пей хорошее вино. Наша старая мать посылает нам тайно от брата хорошее вино. Хочешь пей! Болит голова - пей! Только немного, и будешь счастливый и здоровый, как мы.
Свободной рукой Григорий лезет в карман спецовки, выхватывает плоскую флягу, размашисто протягивает Ульяну.
- Пей! Замечательное вино! Лучшее на Кавказе!
Ульян резко отшатывается, выскальзывает плечом из-под руки Григория. Он это делает непроизвольно, не понимая почему. Он с испугом смотрит на флягу. Лицо его бледнеет.
- Пей, друг! - улыбается Григорий.
- Не надо!
- Не хочешь - не пей! Но помни, в нашем кармане всегда есть для тебя вино.
Пальцы Ульяна трясутся, когда он снова берется за грузила.
- Построим дом, сами к тебе придем! - говорит Григорий. - Скажем: переходи жить, Ульян! Потом будем доставать тебе хорошая жена. Такой, как у нас! - горячо заканчивает он, заталкивая в карман флягу с вином.
"Степка, Степка, нехорошо, а!" - вспоминаются слова дяди Истигнея.
Степка одиноко сидит на лавочке и томится.
Нет сил на земле, которые бы смогли сделать так, чтобы не было сегодняшнего, все на веки вечные останется так, как было, - падение в воду, невод под ногами, тишина, наступившая после того, как катер заглох, мысль уплыть на другой берег, чтобы затолкать голову в песок. Случившееся гнетет Степку. Как был бы он счастлив, если бы не этот злополучный день.
Недавно, забираясь на чердак своего дома, Степка поленился поправить скособочившуюся лестницу; полез на чердак и, конечно, грохнул вниз. Прямо в крапиву. А в крапиве кирпичи, деревяшки, о которые Степка больно ударился ногой. Вскочив, рассвирепел, зло пнул лестницу, выругался, и стало смешно. Себя ведь надо пинать ногой! Сколько раз он давал себе слово быть осмотрительным, заранее все продумывать - и не выдерживал, снова падал в крапиву.
"Кабы знал, соломку бы подстелил!" Степке известна эта пословица, но беда в том, что Степка, даже зная, что надо стелить соломку, не удосуживался это сделать, до конца продумать, чем кончится то или иное его действие. Он сейчас сделает, ляпнет что-нибудь, а потом с изумлением наблюдает за непонятным действием своих рук или слов.
Степка привстает с лавочки. Какой он человек? Ему приходит на ум, что он никогда еще не задавался этим вопросом.
Какой он человек, Степка Верхоланцев, - хороший, плохой, смелый, трусливый, честный, нечестный, щедрый, жадный?
Мать честная, не знает!
Как сказать, что хороший, коли он ничего хорошего, важного в жизни не сделал; как сказать - храбрый, если он не совершил ни одного героического поступка и только мечтает о нем; как сказать - честный, коли его честность не проверена, ну хоть бы чужой кошелек найти, чтобы вернуть владельцу в целости и сохранности. Вернее будет сказать, что он плохой - недавно уснул на работе, проспал полчаса, сегодня испоганил невод, огорчил дядю Истигнея и всех рыбаков; вернее сказать, что он, ну, положим, не трус, а все-таки трусоват, хотя бы оттого, что еще в прошлом году взял в библиотеке книгу, потерял и до сих пор боится пойти в библиотеку, и его собираются вызвать через суд, и он боится участкового милиционера Рахимбаева; вернее сказать, что он нечестный, так как два года назад стянул у отца деньги на ружье и молчал до тех пор, пока не купил, хотя отец подозревал младшего братишку и тихонько от матеря и Степки склонял безвинного к признанию, обещая, что за откровенность ничего плохого не будет.