Страница:
– Фрэнк любил тебя, Лайонел, – сказал Рокафорте.
– Я… м-м-м… знаю, – промямлил я.
– Именно из-за этого мы тревожимся за тебя, именно из-за этого переживаем, – продолжал он.
– Несмотря на то, что не видели тебя с тех пор, как ты был мальчиком, – вступил в разговор Матрикарди.
– Ну да, мальчиком, который лаял, – добавил Рокафорте. – Мы все помним. Фрэнк привел вас к нам, вы стояли напротив нас, и ты лаял.
– Фрэнк много раз говорил о твоей болезни.
– Он любил тебя, хотя и считал тебя шутом. Да-да, именно этим словом он тебя и называл.
– Ты помогал ему в становлении его личности, ты был одним из его парней, а теперь ты мужчина и стоишь тут перед нами в час боли и растерянности.
Когда я был подростком, Матрикарди и Рокафорте показались мне похожими на зомби – оживших мертвецов; сейчас они выглядели ничуть не хуже: их кожа ссохлась, будто мумифицировалась, жидкие волосы сероватой паутиной покрывали бугорчатые черепа. У Матрикарди были большие плоские уши и нос со вмятинкой, а чуть более пухлое лицо Рокафорте по форме напоминало картофелину. Одеты оба были одинаково, как близнецы, в черные костюмы, то ли случайно, то ли в знак траура. Матрикарди и Рокафорте сидели рядышком на туго набитом диване. Когда я входил в комнату, мне показалось, что они держатся за руки, но едва старики заметили меня, как их руки расцепились и легли им на колени. Я стоял довольно далеко, так что у меня не было соблазна похлопать их по плечам, погладить их руки или то место на диване, где они только что покоились.
Богатый дом на Дегроу-стрит не изменился за все эти годы, разве что на мебели, картинах и ковре в гостиной темнел толстый слой пыли. Воздух здесь был спертым, сильно пахло пылью, как будто Матрикарди и Рокафорте приехали сюда всего за несколько мгновений до меня. Похоже, заключил я про себя, они стали реже, чем прежде, бывать в своем бруклинском особняке. Мне было интересно, кто их сюда привез из Джерси, удалось ли им проникнуть в дом незамеченными, или это их мало волновало. Впрочем, к чему им скрываться? Все равно в Кэролл-Гарденз никто, кроме нас, не знал, как они выглядят.
Знатные соседи иногда бывают Невидимками.
– Так что там у тебя с Тони? – спросил Матрикарди.
– Я хочу найти убийцу Фрэнка. – Я уже столько раз произнес эту фразу, что она постепенно теряла свое первоначальное значение. И грозила перейти в своего рода моральный тик: «найтиубийцуфрэнка».
– Почему бы вам с Тони не действовать вместе? – поинтересовался Рокафорте. – Разве вы не должны действовать сообща, как братья?
– Я был там. Когда они схватили Фрэнка. Тони… госпиталъбейли… А Тони там не было.
– Ты говоришь это таким тоном, словно он должен в расследовании подчиняться тебе.
– Ему не следует вставать у меня на пути… Эсспуть! Неправильныйпуть.
Я заморгал, проклиная себя за тик, кореживший меня перед Матрикарди и Рокафорте.
– Ты расстроен, Лайонел.
– Разумеется, я расстроен. – А почему я должен скрывать свое недоверие к человеку, которому не доверяю? Чем чаще Матрикарди и Рокафорте упоминали имя Тони, тем сильнее становилась моя уверенность в том, что он как-то с ними связан и бывал в этом склепе, в этом мавзолее еще не раз с тех пор, как мы заезжали сюда с Минной много лет назад. И почему я должен перед ними ломаться? Вместо этого я прищурился, повернул голову, сжал губы, пытаясь сдержать неудержимое, и наконец, словно подчиняясь власти Клиентов, громко залаял.
– Ты в отчаянии, и мы тебя понимаем. Человек не должен убегать, не должен выть, как собака. Он должен обрести покой.
– Почему Тони не хочет, чтобы я искал убийцу Фрэнка?
– Тони хочет, чтобы все было сделано правильно, четко и аккуратно. Сотрудничай с ним, Лайонел.
– Почему вы говорите от имени Тони? – Я заскрежетал зубами, едва произнеся эти слова. Дело в том, что этот вопрос не был подсказан мне тиком – я, похоже, попался на приманку Клиентов и включился в их игру, невольно выдавая то, что хотел бы утаить.
Матрикарди вздохнул и посмотрел на Рокафорте. Рокафорте приподнял брови.
– Тебе нравится этот дом? – спросил Матрикарди.
Я обвел взглядом пыльную гостиную, громоздкие старинные панели между ковром и потолочным орнаментом, скрывающие прочерневшую кладку. Я почувствовал присутствие прошлого, матерей и сыновей, дух сделок и договоренностей, рукопожатий мертвых рук. Мертвые руки вообще в изобилии водились здесь, в особняке на Дегроу-стрит. Включая и руки Фрэнка Минны.
Все здесь было мне отвратительно настолько, что о чем бы я ни начал говорить, я непременно оскорблю хозяев.
– Это не дом, – попытался я уйти от ответа. – Это всего лишь комната.
– Он говорит, что это комната, – прошелестел Матрикарди. – Лайонел, мы сидим в доме моей матери. А ты, стоящий на своем месте и полный ярости, напоминаешь загнанную в угол собаку.
– Кто-то убил Фрэнка.
– Ты обвиняешь в этом Тони?
– Обвинятони! Прощебалони! Смехмонополи! – Я зажмурился, чтобы остановить приступ тика.
– Мы хотим, чтобы ты все правильно понял, Лайонел. Мы тоже сожалеем о кончине Фрэнка. Нам очень его не хватает. Наши сердца полны боли. Ничто не обрадовало бы нас так, как если бы мы увидели, что его убийцу растерзали птицы или насекомые с когтями. И ты должен помочь Тони приблизить этот день. Ты должен работать с ним бок о бок.
– А что, если мое расследование приведет меня к Тони? – Я сам подтолкнул Клиентов к этой мысли, так что теперь у меня больше не было причин притворяться.
– Мертвые живут в наших сердцах, Лайонел, – назидательным тоном вымолвил Матрикарди. – Там, где Фрэнк сейчас, его уже никто не сместит с его пьедестала. Но в мире живых его место занял Тони.
– Что это означает? Что вы заменили Фрэнка на Тони?
– Это означает, что ты не должен действовать против Тони, – объяснил Рокафорте. – Потому что он выполняет наши желания и мы поддерживаем его.
Теперь я все понял. И как я не догадался раньше? Недаром Тони искал родственные души среди итальянцев – он своего добился, они заметили и возвеличили его. Но, боже, как он мог?!
Впрочем, вероятно, все это тянулось годами, только я этого не знал. Возможно, у Тони Вермонте были куда более глубокие связи с Клиентами, чем у Фрэнка Минны с ними же.
Я подумал о значении слова «заменили». И решил, что мне пора уходить.
– Я попросил бы вашего разрешения… – начал было я, но остановился. Да кто они, собственно, такие, эти Клиенты! Почему я должен просить их разрешения?
– Говори же, Лайонел, – ободрил меня Рокафорте.
– Я продолжу поиски убийцы, – сказал я в ответ. – С помощью Тони или без него.
– Да. Понимаем. Тогда у нас есть для тебя задание. Точнее, предложение.
– Место, где ты сможешь удовлетворить свою страсть к справедливости, – уточнил Рокафорте.
– И раскрыть свой талант к расследованиям. Это многому тебя научит.
– Что? – Луч яркого дневного света проник в гостиную сквозь щель в тяжелых плотных портьерах. Я оглядел галерею портретов, на которых были изображены мужчины и женщины ушедших времен с жестокими лицами убийц, и спросил себя: кто же из них мама Матрикарди? Съеденные мною хот-доги заворчали у меня в животе. Мне не терпелось выйти отсюда, на улицы Бруклина, куда угодно, только прочь из этого дома.
– Ты говорил с Джулией, – сказал Матрикарди. – Ты должен разыскать ее. Приведи ее сюда, к нам, как мы привели сюда тебя. Мы хотим потолковать с ней.
– Она боится, – объяснил я. – Полнастраха.
– Чего полна?
– Она ведет себя так же, как и я. Джулия не доверяет Тони.
– Что-то между ними не так.
Ну и заявление!
– Конечно, не так! – кивнул я. – Она спала с Тони.
– Занятия любовью сближают людей, Лайонел.
– Может, они испытывают чувство вины за смерть Фрэнка.
– Возможно, ты и прав. Джулия что-то знает. Мы звали ее к себе, но она предпочла сбежать. Тони говорит, что не знает, куда она делась.
– Вы полагаете, Джулия имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка? – Я позволил своей руке провести полоску на слое пыли на камине – и тут же понял, что совершаю ошибку, и попытался забыть о своем проступке.
– Она знает что-то… что-то важное, – заверил меня Рокафорте. – Если хочешь помочь нам, Лайонел, разыщи ее.
– Узнай ее тайны и поделись с нами, – добавил Матрикарди. – Сделай это, ничего не рассказывая Тони.
Теряя над собой контроль, я сунул палец в желобок у края каминной полки и дернул, подняв при этом целый столб пыли.
– Что-то я не понимаю, – пробормотал я. – Теперь вы хотите, чтобы я действовал у Тони за спиной?
– Мы слушаем, Лайонел. И слышим. Мы думаем. Иногда возникают вопросы. Если твои подозрения обоснованны, то Джулия, быть может, даст на них ответы. Возможно, мы не всё знаем о Тони. Как бы плохо тебе ни было, каким бы огорченным ты себя ни чувствовал, ты станешь нашими руками и ногами, нашими глазами и ушами, ты будешь раздобывать информацию, а потом придешь сюда и поделишься ею с нами.
– Это не лишено смысла! – Я уже прошелся вдоль всего камина, и под пальцем у меня собрался целый пыльный шарик, который я и столкнул вниз.
– Но все это только в том случае, если твои подозрения обоснованны, – добавил Матрикарди. – Ты пока ничего точно не знаешь, так что тебе предстоит выяснить правду.
– Я сказал «не лишено смысла», а не «решено», – пояснил я. – Подозрения не лишены смысла.
– Он поправился, – объяснил Рокафорте Матрикарди, не разжимая зубов.
– Найди же ее, Эссрог! Лишить смысла! Решить масла! – Я попытался вытереть палец о пиджак и оставил на нем длинный серый след. А потом я рыгнул, и во рту у меня распространился вкус хот-догов.
– А в тебе что-то есть от Фрэнка, – заметил Матрикарди. – Мы взываем к части Фрэнка в тебе, и она отзывается пониманием. А остальное в тебе может быть и нечеловеческим, звериным, шутовским. Фрэнк был прав, называя тебя шутом. Ты шут от природы, ее каприз. Но та часть тебя, которую Минна так любил и которая так страждет найти его убийцу, поможет нам найти Джулию и привезти ее домой.
– Теперь ступай, потому что нам больно смотреть на то, как ты играешь с пылью, собравшейся в доме его любимой матери, благослови Господь ее добрую обесчещенную и истерзанную душу!
Любители тайных заговоров похожи на людей, страдающих синдромом Туретта: они создают и прослеживают неожиданные связи, плетут интриги, с трогательной наивностью полагая, что смогут охватить своими невидимыми сетями весь мир. Как и жертвы Туретта, конспираторы и заговорщики совершенно одиноки: они переоценивают себя, полагая, что находятся в центре событий, и всегда готовы получать некое болезненное удовольствие от любых случайных совпадений, кажущихся им невероятно значительными.
Гримасничающий чудак на высоких ступенях, ведущих в дом на Дегроу-стрит, не был заговорщиком. Его кривили тики, он изображал действия, которые напугали его, он делал вид, что стреляет. Просто он так выражал себя. И меня тоже! Я был жив! Смотрите сюда! Повторите фильм еще раз!
Похоже, я все сильнее раскачивал буксир.
Я оставил машину в тени старого, развесистого вяза, с узловатым, изуродованным какой-то болезнью стволом, с корнями, пробившимися сквозь толщу тротуара. Я не заметил, что Тони дожидается меня в «понтиаке», и увидел его, лишь сунув ключ в дверцу. Тони занимал место водителя.
– Садись. – Наклонившись, он открыл дверцу со стороны пассажира.
На улице не было ни души. Я подумал было о бегстве, но, как всегда, передо мной встал вопрос о том, куда бежать.
– Садись же в машину, шут.
Я обошел «понтиак», сел на переднее сиденье для пассажира, а потом с несчастным видом протянул к нему руку и погладил Тони по плечу, оставив на его пиджаке след пыли. Тони замахнулся и ударил меня по голове.
– Они солгали мне, – сказал я, уворачиваясь от удара.
– Я сейчас разрыдаюсь от ужаса. Конечно, солгали. Ты что же, только что на свет появился?
– Барнамумсвет, – пробормотал я.
– Какая именно ложь так потрясла тебя, Барнасвет?
– Это ведь они предупредили тебя о том, что я иду к ним, так? Они подставили меня. Это была ловушка.
– Черт возьми, а чего же ты ждал?
– Не твое дело!
– Вообразил себя умником, – заговорил Тони полным презрения голосом. – Майком, твою мать, Хаммером! [9] Ты как трудный ребенок в семье, Лайнел! – Он снова ударил меня по голове. – Да еще с придурью.
Район, где я вырос и который считал родным, впервые показался мне ночным кошмаром в тот яркий солнечный день, когда я вышел из дома Матрикарди и Рокафорте на Дегроу-стрит: я чувствовал себя чужим, отторгнутым от окружающего мира. Обычно я наслаждался задиристым характером Бруклина, его долгой памятью, уважением к традициям. Но сейчас мне захотелось, чтобы привычные дома лежали в развалинах, а на их месте выросли небоскребы или многоквартирные кондоминиумы. Мне хотелось исчезнуть в медленном манхэттенском танце вечного обновления. Пусть Фрэнк умер, пусть его парни исчезнут, расстанутся. Мне хотелось лишь, чтобы Тони отстал от меня.
– Ты знал, что я взял себе пейджер Фрэнка, – сказал я робко, догадавшись, в чем дело.
– Нет, просто у тех старых парней, от которых ты только что вышел, зрение что рентген. Как у Супермена, – проговорил Тони. – Да ни черта они не знают, если я не сообщу им, Лайнел. Вам надо найти новое применение своим способностям, мистер Шерлок Холмс.
Я был достаточно хорошо знаком с проявлениями воинственного настроения Тони: сейчас он должен некоторое время пошуметь, так что лучше ему не противоречить. А я положил руки на крышку бардачка, расположенную под ветровым стеклом, смахнул оттуда крошки и пыль и стал стучать пальцами по пластиковой поверхности. Потом я принялся ковырять уголок стекла большим пальцем. Посещение гостиной матери Матрикарди вызвало у меня тик, связанный с пылью.
– Ты идиот, ты шут! – бушевал Тони.
– Звякнимнедважды!
– Счас я тебе звякну, мало не покажется!
Тони замахнулся на меня, и я весь сжался, спрятал голову в плечи, как боксер, уклоняющийся от ударов. Поскольку моя голова оказалась рядом с ним, я лизнул его костюм, пытаясь стереть языком пыльную полоску, оставленную моим пальцем. Тони с отвращением оттолкнул меня, как делал когда-то давным-давно в «Сент-Винсенте».
– Ну хорошо, Лайнел, – кивнул он. – Ты все-таки полупедик. Ты убедил меня.
Я промолчал – немалое достижение. Тони вздохнул и положил руки на руль. Похоже, он сдерживал желание отколотить меня. Я покосился на него и увидел, что ткань его пиджака уже почти впитала мою слюну.
– Итак, что же они тебе сказали? – поинтересовался он.
– Кто? Клиенты?
– Конечно, Клиенты! – резким тоном отозвался Тони. – Матрикарди и Рокафорте. Фрэнк мертв, Лайнел. Не думаю, что он перевернется в гробу, если ты вслух произнесешь их имена.
– Фортекарди, – прошептал я, а потом украдкой обернулся на их особняк. – Твоюматьарди!
– Довольно! – рявкнул Тони. – Так что же они тебе сказали?
– То же самое, что… Швейман! Царбам! Бамшей!…то же самое, что мне сказал швейцар: «Держись подальше от этого дела». – Речевые тики одолевали меня. Теперь у меня не было причин сдерживаться из последних сил, и я дал им волю. С Тони я все еще чувствовал себя вольготно – хотя бы в этом отношении.
– Какой еще швейцар?
– Швейцары, а не швейцар, – уточнил я. – Целая толпа швейцаров.
– Где?
Однако по глазам Тони я понял, что он и так отлично знает, где именно следует искать тех швейцаров. Он лишь хотел узнать, что именно мне известно. И еще Тони явно охватила паника.
– На Парк-авеню, 1030, – ответил я. – …Паркдесять! Аведесять!
Он с силой сжал руль. Вместо того чтобы смотреть на меня, Тони устремил взгляд куда-то вдаль.
– Ты был там?
– Меня привел туда один след…
– Прямо отвечай на мой вопрос! Ты там был?!
– Конечно.
– И кого ты там видел?
– Множество швейцаров.
– Ты говорил об этом с Матрикарди и Рокафорте? Скажи мне, что ты этого не делал, ты, чертов болтун!
– Они говорили, а я слушал.
– Ну да, это похоже на правду, – вздохнул Тони. – Дьявол!
Как ни странно, мне захотелось разубедить Тони. Он и Клиенты вернули меня в Бруклин, захватили в моей собственной машине, но что-то вроде чувства сиротского братства работало против моей клаустрофобии. Да, Тони пугал меня, но куда больше меня пугали Клиенты. А теперь я понял, что и Тони боится их по-прежнему. Если они и делали вместе дела, Тони пока не был равноправным партнером.
В машине было холодно, но он весь взмок от пота.
– А теперь постарайся ответить мне серьезно, Лайнел, – попросил он. – Они знают о здании?
– Я всегда серьезен. В этом трагизм моей жизни.
– Отвечай мне, Шут!
– Любоездание! Никакоездание! Никто и слова не сказал о каком-то здании. – Я потянулся к воротнику Тони, чтобы расправить его, но он оттолкнул мои руки.
– Ты пробыл там довольно долго, – проговорил Тони, по-прежнему глядя вдаль. – И не пытайся отвязаться от меня, Лайнел! О чем вы говорили?
– Они хотят, чтобы я нашел Джулию, – ответил я, спрашивая себя, стоило ли упоминать имя вдовы Фрэнка. – Они считают, ей что-то может быть известно.
Тони вытащил из-под сиденья пистолет и направил его дуло прямо на меня.
Подумать только, я вернулся в Бруклин, подозревая Тони в том, что он сотрудничает с Клиентами, а теперь – ну что за ирония! – Тони заподозрил меня в том же. Ну, с этим мы сейчас разберемся. У Матрикарди и Рокафорте не было причин дурачить меня. Если бы они доверяли Тони, то не посадили бы ждать меня около их дома. Если бы они ему доверяли, он бы прятался в самом особняке, где-нибудь за пресловутой занавеской, и подслушивал весь разговор.
Надо отдать Клиентам должное. Они сумели обвести нас обоих вокруг пальца.
С другой стороны, у Тони от Клиентов была тайна: здание на Парк-авеню. И, несмотря на его страхи, они пока еще не узнали о ней. Так что выходит, что ни у одного члена нашего четырехугольного союза не было монополии на информацию. Тони знал что-то такое, чего не знали они. Мне было известно нечто такое, чего не знал Тони, не так ли? Во всяком случае, я на это надеялся. И еще Джулия: она знала нечто, не известное ни Тони, ни Клиентам, но, возможно, у нее была другая, общая с Тони тайна, и он не хотел, чтобы их секрет дошел до ушей Клиентов. Джулия, Джулия, Джулия… Мне было необходимо вытрясти из нее информацию, и вовсе не потому, что того же от меня требовали Матрикарди и Рокафорте.
Или я пытался перехитрить себя самого? Я же знал, что Минна сказал бы в подобной ситуации.
Колеса в колесах.
Тони никогда прежде не целился в меня из пистолета, но я отчего-то нисколько не удивился: решительный жест Тони я воспринял как естественную кульминацию наших долгих отношений. А вот случись мне направить на Тони пистолет, то я, ей-богу, выглядел бы как плохой актер в комическом шоу.
Кстати, пистолет пришел мне на помощь: я сумел взять себя в руки. Тело расслабилось, тики отступили, а непроизвольный речевой поток измельчал, как бывает в финале рекламного ролика: «Новинка! Идеальное средство лечения – направленный на вас в упор пистолет!»
А Тони, похоже, никакого волнения не испытывал. Он прищурил глаза и крепко сжал губы. Было уже четыре часа пополудни, и Тони явно надоело сидеть в припаркованном автомобиле. У него были ко мне вопросы – срочные, конкретные, – и при помощи пистолета он намеревался сдвинуть дело с мертвой точки.
– Ты еще с кем-нибудь говорил о здании на Парк-авеню? – спросил Тони.
– С кем мне говорить о нем?
– Скажем, с Дэнни. Или с Гилбертом.
– Меня в офисе вообще не было. Дэнни я не видел, а Гилберт в тюрьме. – Я не стал рассказывать ему о своих разговорах с мусорным копом и молил Бога о том, чтобы пейджер Минны не выдал меня случайным звонком.
Между прочим, вопросы Тони сообщали мне куда больше информации, чем он вытянул из меня: например, я понял, что Дэнни с Гилбертом не были с ним на Парк-авеню. Да, этот парень действовал один.
– Стало быть, ты действуешь в одиночку, – заключил Тони, повторяя мои мысли. – Строишь из себя великого сыщика! И с таким придурком мне придется вести дело!
– Если убивают твоего партнера, то, по-моему, ты просто обязан расследовать все обстоятельства, – заметил я.
– Минна не был твоим партнером. Он был твоим благодетелем, а ты – всего лишь его шутом.
– Тогда почему же, оказавшись в беде, Минна позвал меня, а не тебя?
– Да он был полным идиотом, позвав тебя на помощь!
Мимо автомобиля проходили какие-то люди, абсолютно равнодушные к разыгравшейся в машине мелодраме. За последние три часа я уже во второй раз подвергался опасности, сидя в припаркованном авто. Интересно, мимо скольких драм, происходящих в автомобилях с поднятыми стеклами, я проходил ежедневно и не обращал на них внимания?
– Расскажи мне о Джулии, Тони… Толстый пони! – Магическое действие пистолета на мой тик заканчивалось.
– Заткнись хоть ненадолго! – гаркнул Тони. – Я думаю.
– А что скажешь об Ульмане? – спросил я. Пока он позволял мне задавать вопросы, я мог спрашивать. – Кем был Ульман?… Улей маньяков! – Я собирался спросить и о «Фудзисаки корпорейшн», но потом мне пришло в голову, что, пожалуй, корпорация входит в число секретов, которые мне известны, а ему – нет. Мне было выгодно сохранить это преимущество, каким бы незначительным оно ни казалось. К тому же неизвестно, какой фортель откинет мой тик, если я попытаюсь выговорить вслух слово «Фудзисаки».
Тони придал своему лицу самое кислое выражение, на какое был способен.
– Ульман – это человек, который был не в ладах с цифрами, – проговорил он медленно. – Один из тех парней, что любым способом стремятся разбогатеть. Фрэнк тоже был из их числа.
– Значит, из дома его вытащили ты и польский убийца, так?
– Это предположение до смешного нелепо.
– Ты все-таки ответь мне, Тони, – настаивал я.
– С чего же мне начать? – спросил он. В его голосе послышались нотки горечи, и я решил, что могу этим воспользоваться. Похоже, Тони по-своему переживал смерть Минны и скучал по агентству, несмотря на то, что увяз в темных делишках и знал о них, конечно, гораздо больше, чем я.
– Для начала прояви хоть какие-то чувства, – предложил я. – Тогда я поверю, что ты не убивал его.
– Отвали, кретин!
– Звучит убедительно, – кивнул я. А потом, сделав такую же кислую гримасу, я прокричал: – Убей-детей-льном!
– Лайнел, твоя беда в том, что ты понятия не имеешь о реальной жизни в реальном мире. Все твои знания – от Минны или из книг.
– Или из гангстерских фильмов. – Я едва сдерживался, чтобы не состроить угрожающую рожу.
– Что?
– Я смотрел много гангстерских фильмов, – объяснил я. – Как и ты. Нашими познаниями мы обязаны Минне и гангстерским фильмам.
– Во Фрэнке Минне уживалось сразу два человека, – задумчиво сказал Тони. – Один – тот, у кого я учился. А второй – тот болван, который находил тебя забавным и позволил себя убить. Ты знал только второго – болвана.
Тони помахал пистолетом, делая вид, что стреляет. Мне оставалось лишь надеяться, что он понимает – пистолет может и вправду выстрелить. Насколько мне было известно, никто из нас, кроме Минны, никогда не носил при себе пистолета. А Минна даже взглянуть на его оружие позволял очень редко. И теперь я спрашивал себя, насколько далеко зашли частные уроки, которые Минна давал Тони; мне было любопытно, насколько серьезно я должен отнестись к словам Тони о двуликости Минны.
– Полагаю, Фрэнк Минна научил тебя обращаться с оружием, будучи в здравом рассудке, – сказал я. Фраза прозвучала куда ироничнее, чем мне бы хотелось, и я выкрикнул: «Миннумный!», лишь усугубив нависшую надо мной опасность. Пистолет так и ходил у Тони в руке. И единственное, во что Тони не целился, был он сам.
– Я ношу это для самообороны, – заявил он. – А сейчас я, к примеру, защищаю еще и тебя – убеждаю тебя с помощью пистолета заткнуться и прекратить задавать идиотские вопросы. И остаться в Бруклине.
– Надеюсь, твое желание защитить меня… «Защитименябейли! Дознавательбеби!»…не заставит тебя спустить крючок.
– Давай надеяться на это вдвоем. Жаль, что ты не оказался таким же умницей, как Гилберт, и не попал под замок на недельку-другую.
– С каких это пор за убийство сажают на такой срок? – поинтересовался я. – Всего на неделю-другую!
– Только не смеши меня, шут! Гилберт никого не убивал.
– Тебя послушать, так можно подумать, будто ты этим огорчен.
– Я… м-м-м… знаю, – промямлил я.
– Именно из-за этого мы тревожимся за тебя, именно из-за этого переживаем, – продолжал он.
– Несмотря на то, что не видели тебя с тех пор, как ты был мальчиком, – вступил в разговор Матрикарди.
– Ну да, мальчиком, который лаял, – добавил Рокафорте. – Мы все помним. Фрэнк привел вас к нам, вы стояли напротив нас, и ты лаял.
– Фрэнк много раз говорил о твоей болезни.
– Он любил тебя, хотя и считал тебя шутом. Да-да, именно этим словом он тебя и называл.
– Ты помогал ему в становлении его личности, ты был одним из его парней, а теперь ты мужчина и стоишь тут перед нами в час боли и растерянности.
Когда я был подростком, Матрикарди и Рокафорте показались мне похожими на зомби – оживших мертвецов; сейчас они выглядели ничуть не хуже: их кожа ссохлась, будто мумифицировалась, жидкие волосы сероватой паутиной покрывали бугорчатые черепа. У Матрикарди были большие плоские уши и нос со вмятинкой, а чуть более пухлое лицо Рокафорте по форме напоминало картофелину. Одеты оба были одинаково, как близнецы, в черные костюмы, то ли случайно, то ли в знак траура. Матрикарди и Рокафорте сидели рядышком на туго набитом диване. Когда я входил в комнату, мне показалось, что они держатся за руки, но едва старики заметили меня, как их руки расцепились и легли им на колени. Я стоял довольно далеко, так что у меня не было соблазна похлопать их по плечам, погладить их руки или то место на диване, где они только что покоились.
Богатый дом на Дегроу-стрит не изменился за все эти годы, разве что на мебели, картинах и ковре в гостиной темнел толстый слой пыли. Воздух здесь был спертым, сильно пахло пылью, как будто Матрикарди и Рокафорте приехали сюда всего за несколько мгновений до меня. Похоже, заключил я про себя, они стали реже, чем прежде, бывать в своем бруклинском особняке. Мне было интересно, кто их сюда привез из Джерси, удалось ли им проникнуть в дом незамеченными, или это их мало волновало. Впрочем, к чему им скрываться? Все равно в Кэролл-Гарденз никто, кроме нас, не знал, как они выглядят.
Знатные соседи иногда бывают Невидимками.
– Так что там у тебя с Тони? – спросил Матрикарди.
– Я хочу найти убийцу Фрэнка. – Я уже столько раз произнес эту фразу, что она постепенно теряла свое первоначальное значение. И грозила перейти в своего рода моральный тик: «найтиубийцуфрэнка».
– Почему бы вам с Тони не действовать вместе? – поинтересовался Рокафорте. – Разве вы не должны действовать сообща, как братья?
– Я был там. Когда они схватили Фрэнка. Тони… госпиталъбейли… А Тони там не было.
– Ты говоришь это таким тоном, словно он должен в расследовании подчиняться тебе.
– Ему не следует вставать у меня на пути… Эсспуть! Неправильныйпуть.
Я заморгал, проклиная себя за тик, кореживший меня перед Матрикарди и Рокафорте.
– Ты расстроен, Лайонел.
– Разумеется, я расстроен. – А почему я должен скрывать свое недоверие к человеку, которому не доверяю? Чем чаще Матрикарди и Рокафорте упоминали имя Тони, тем сильнее становилась моя уверенность в том, что он как-то с ними связан и бывал в этом склепе, в этом мавзолее еще не раз с тех пор, как мы заезжали сюда с Минной много лет назад. И почему я должен перед ними ломаться? Вместо этого я прищурился, повернул голову, сжал губы, пытаясь сдержать неудержимое, и наконец, словно подчиняясь власти Клиентов, громко залаял.
– Ты в отчаянии, и мы тебя понимаем. Человек не должен убегать, не должен выть, как собака. Он должен обрести покой.
– Почему Тони не хочет, чтобы я искал убийцу Фрэнка?
– Тони хочет, чтобы все было сделано правильно, четко и аккуратно. Сотрудничай с ним, Лайонел.
– Почему вы говорите от имени Тони? – Я заскрежетал зубами, едва произнеся эти слова. Дело в том, что этот вопрос не был подсказан мне тиком – я, похоже, попался на приманку Клиентов и включился в их игру, невольно выдавая то, что хотел бы утаить.
Матрикарди вздохнул и посмотрел на Рокафорте. Рокафорте приподнял брови.
– Тебе нравится этот дом? – спросил Матрикарди.
Я обвел взглядом пыльную гостиную, громоздкие старинные панели между ковром и потолочным орнаментом, скрывающие прочерневшую кладку. Я почувствовал присутствие прошлого, матерей и сыновей, дух сделок и договоренностей, рукопожатий мертвых рук. Мертвые руки вообще в изобилии водились здесь, в особняке на Дегроу-стрит. Включая и руки Фрэнка Минны.
Все здесь было мне отвратительно настолько, что о чем бы я ни начал говорить, я непременно оскорблю хозяев.
– Это не дом, – попытался я уйти от ответа. – Это всего лишь комната.
– Он говорит, что это комната, – прошелестел Матрикарди. – Лайонел, мы сидим в доме моей матери. А ты, стоящий на своем месте и полный ярости, напоминаешь загнанную в угол собаку.
– Кто-то убил Фрэнка.
– Ты обвиняешь в этом Тони?
– Обвинятони! Прощебалони! Смехмонополи! – Я зажмурился, чтобы остановить приступ тика.
– Мы хотим, чтобы ты все правильно понял, Лайонел. Мы тоже сожалеем о кончине Фрэнка. Нам очень его не хватает. Наши сердца полны боли. Ничто не обрадовало бы нас так, как если бы мы увидели, что его убийцу растерзали птицы или насекомые с когтями. И ты должен помочь Тони приблизить этот день. Ты должен работать с ним бок о бок.
– А что, если мое расследование приведет меня к Тони? – Я сам подтолкнул Клиентов к этой мысли, так что теперь у меня больше не было причин притворяться.
– Мертвые живут в наших сердцах, Лайонел, – назидательным тоном вымолвил Матрикарди. – Там, где Фрэнк сейчас, его уже никто не сместит с его пьедестала. Но в мире живых его место занял Тони.
– Что это означает? Что вы заменили Фрэнка на Тони?
– Это означает, что ты не должен действовать против Тони, – объяснил Рокафорте. – Потому что он выполняет наши желания и мы поддерживаем его.
Теперь я все понял. И как я не догадался раньше? Недаром Тони искал родственные души среди итальянцев – он своего добился, они заметили и возвеличили его. Но, боже, как он мог?!
Впрочем, вероятно, все это тянулось годами, только я этого не знал. Возможно, у Тони Вермонте были куда более глубокие связи с Клиентами, чем у Фрэнка Минны с ними же.
Я подумал о значении слова «заменили». И решил, что мне пора уходить.
– Я попросил бы вашего разрешения… – начал было я, но остановился. Да кто они, собственно, такие, эти Клиенты! Почему я должен просить их разрешения?
– Говори же, Лайонел, – ободрил меня Рокафорте.
– Я продолжу поиски убийцы, – сказал я в ответ. – С помощью Тони или без него.
– Да. Понимаем. Тогда у нас есть для тебя задание. Точнее, предложение.
– Место, где ты сможешь удовлетворить свою страсть к справедливости, – уточнил Рокафорте.
– И раскрыть свой талант к расследованиям. Это многому тебя научит.
– Что? – Луч яркого дневного света проник в гостиную сквозь щель в тяжелых плотных портьерах. Я оглядел галерею портретов, на которых были изображены мужчины и женщины ушедших времен с жестокими лицами убийц, и спросил себя: кто же из них мама Матрикарди? Съеденные мною хот-доги заворчали у меня в животе. Мне не терпелось выйти отсюда, на улицы Бруклина, куда угодно, только прочь из этого дома.
– Ты говорил с Джулией, – сказал Матрикарди. – Ты должен разыскать ее. Приведи ее сюда, к нам, как мы привели сюда тебя. Мы хотим потолковать с ней.
– Она боится, – объяснил я. – Полнастраха.
– Чего полна?
– Она ведет себя так же, как и я. Джулия не доверяет Тони.
– Что-то между ними не так.
Ну и заявление!
– Конечно, не так! – кивнул я. – Она спала с Тони.
– Занятия любовью сближают людей, Лайонел.
– Может, они испытывают чувство вины за смерть Фрэнка.
– Возможно, ты и прав. Джулия что-то знает. Мы звали ее к себе, но она предпочла сбежать. Тони говорит, что не знает, куда она делась.
– Вы полагаете, Джулия имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка? – Я позволил своей руке провести полоску на слое пыли на камине – и тут же понял, что совершаю ошибку, и попытался забыть о своем проступке.
– Она знает что-то… что-то важное, – заверил меня Рокафорте. – Если хочешь помочь нам, Лайонел, разыщи ее.
– Узнай ее тайны и поделись с нами, – добавил Матрикарди. – Сделай это, ничего не рассказывая Тони.
Теряя над собой контроль, я сунул палец в желобок у края каминной полки и дернул, подняв при этом целый столб пыли.
– Что-то я не понимаю, – пробормотал я. – Теперь вы хотите, чтобы я действовал у Тони за спиной?
– Мы слушаем, Лайонел. И слышим. Мы думаем. Иногда возникают вопросы. Если твои подозрения обоснованны, то Джулия, быть может, даст на них ответы. Возможно, мы не всё знаем о Тони. Как бы плохо тебе ни было, каким бы огорченным ты себя ни чувствовал, ты станешь нашими руками и ногами, нашими глазами и ушами, ты будешь раздобывать информацию, а потом придешь сюда и поделишься ею с нами.
– Это не лишено смысла! – Я уже прошелся вдоль всего камина, и под пальцем у меня собрался целый пыльный шарик, который я и столкнул вниз.
– Но все это только в том случае, если твои подозрения обоснованны, – добавил Матрикарди. – Ты пока ничего точно не знаешь, так что тебе предстоит выяснить правду.
– Я сказал «не лишено смысла», а не «решено», – пояснил я. – Подозрения не лишены смысла.
– Он поправился, – объяснил Рокафорте Матрикарди, не разжимая зубов.
– Найди же ее, Эссрог! Лишить смысла! Решить масла! – Я попытался вытереть палец о пиджак и оставил на нем длинный серый след. А потом я рыгнул, и во рту у меня распространился вкус хот-догов.
– А в тебе что-то есть от Фрэнка, – заметил Матрикарди. – Мы взываем к части Фрэнка в тебе, и она отзывается пониманием. А остальное в тебе может быть и нечеловеческим, звериным, шутовским. Фрэнк был прав, называя тебя шутом. Ты шут от природы, ее каприз. Но та часть тебя, которую Минна так любил и которая так страждет найти его убийцу, поможет нам найти Джулию и привезти ее домой.
– Теперь ступай, потому что нам больно смотреть на то, как ты играешь с пылью, собравшейся в доме его любимой матери, благослови Господь ее добрую обесчещенную и истерзанную душу!
Любители тайных заговоров похожи на людей, страдающих синдромом Туретта: они создают и прослеживают неожиданные связи, плетут интриги, с трогательной наивностью полагая, что смогут охватить своими невидимыми сетями весь мир. Как и жертвы Туретта, конспираторы и заговорщики совершенно одиноки: они переоценивают себя, полагая, что находятся в центре событий, и всегда готовы получать некое болезненное удовольствие от любых случайных совпадений, кажущихся им невероятно значительными.
Гримасничающий чудак на высоких ступенях, ведущих в дом на Дегроу-стрит, не был заговорщиком. Его кривили тики, он изображал действия, которые напугали его, он делал вид, что стреляет. Просто он так выражал себя. И меня тоже! Я был жив! Смотрите сюда! Повторите фильм еще раз!
Похоже, я все сильнее раскачивал буксир.
Я оставил машину в тени старого, развесистого вяза, с узловатым, изуродованным какой-то болезнью стволом, с корнями, пробившимися сквозь толщу тротуара. Я не заметил, что Тони дожидается меня в «понтиаке», и увидел его, лишь сунув ключ в дверцу. Тони занимал место водителя.
– Садись. – Наклонившись, он открыл дверцу со стороны пассажира.
На улице не было ни души. Я подумал было о бегстве, но, как всегда, передо мной встал вопрос о том, куда бежать.
– Садись же в машину, шут.
Я обошел «понтиак», сел на переднее сиденье для пассажира, а потом с несчастным видом протянул к нему руку и погладил Тони по плечу, оставив на его пиджаке след пыли. Тони замахнулся и ударил меня по голове.
– Они солгали мне, – сказал я, уворачиваясь от удара.
– Я сейчас разрыдаюсь от ужаса. Конечно, солгали. Ты что же, только что на свет появился?
– Барнамумсвет, – пробормотал я.
– Какая именно ложь так потрясла тебя, Барнасвет?
– Это ведь они предупредили тебя о том, что я иду к ним, так? Они подставили меня. Это была ловушка.
– Черт возьми, а чего же ты ждал?
– Не твое дело!
– Вообразил себя умником, – заговорил Тони полным презрения голосом. – Майком, твою мать, Хаммером! [9] Ты как трудный ребенок в семье, Лайнел! – Он снова ударил меня по голове. – Да еще с придурью.
Район, где я вырос и который считал родным, впервые показался мне ночным кошмаром в тот яркий солнечный день, когда я вышел из дома Матрикарди и Рокафорте на Дегроу-стрит: я чувствовал себя чужим, отторгнутым от окружающего мира. Обычно я наслаждался задиристым характером Бруклина, его долгой памятью, уважением к традициям. Но сейчас мне захотелось, чтобы привычные дома лежали в развалинах, а на их месте выросли небоскребы или многоквартирные кондоминиумы. Мне хотелось исчезнуть в медленном манхэттенском танце вечного обновления. Пусть Фрэнк умер, пусть его парни исчезнут, расстанутся. Мне хотелось лишь, чтобы Тони отстал от меня.
– Ты знал, что я взял себе пейджер Фрэнка, – сказал я робко, догадавшись, в чем дело.
– Нет, просто у тех старых парней, от которых ты только что вышел, зрение что рентген. Как у Супермена, – проговорил Тони. – Да ни черта они не знают, если я не сообщу им, Лайнел. Вам надо найти новое применение своим способностям, мистер Шерлок Холмс.
Я был достаточно хорошо знаком с проявлениями воинственного настроения Тони: сейчас он должен некоторое время пошуметь, так что лучше ему не противоречить. А я положил руки на крышку бардачка, расположенную под ветровым стеклом, смахнул оттуда крошки и пыль и стал стучать пальцами по пластиковой поверхности. Потом я принялся ковырять уголок стекла большим пальцем. Посещение гостиной матери Матрикарди вызвало у меня тик, связанный с пылью.
– Ты идиот, ты шут! – бушевал Тони.
– Звякнимнедважды!
– Счас я тебе звякну, мало не покажется!
Тони замахнулся на меня, и я весь сжался, спрятал голову в плечи, как боксер, уклоняющийся от ударов. Поскольку моя голова оказалась рядом с ним, я лизнул его костюм, пытаясь стереть языком пыльную полоску, оставленную моим пальцем. Тони с отвращением оттолкнул меня, как делал когда-то давным-давно в «Сент-Винсенте».
– Ну хорошо, Лайнел, – кивнул он. – Ты все-таки полупедик. Ты убедил меня.
Я промолчал – немалое достижение. Тони вздохнул и положил руки на руль. Похоже, он сдерживал желание отколотить меня. Я покосился на него и увидел, что ткань его пиджака уже почти впитала мою слюну.
– Итак, что же они тебе сказали? – поинтересовался он.
– Кто? Клиенты?
– Конечно, Клиенты! – резким тоном отозвался Тони. – Матрикарди и Рокафорте. Фрэнк мертв, Лайнел. Не думаю, что он перевернется в гробу, если ты вслух произнесешь их имена.
– Фортекарди, – прошептал я, а потом украдкой обернулся на их особняк. – Твоюматьарди!
– Довольно! – рявкнул Тони. – Так что же они тебе сказали?
– То же самое, что… Швейман! Царбам! Бамшей!…то же самое, что мне сказал швейцар: «Держись подальше от этого дела». – Речевые тики одолевали меня. Теперь у меня не было причин сдерживаться из последних сил, и я дал им волю. С Тони я все еще чувствовал себя вольготно – хотя бы в этом отношении.
– Какой еще швейцар?
– Швейцары, а не швейцар, – уточнил я. – Целая толпа швейцаров.
– Где?
Однако по глазам Тони я понял, что он и так отлично знает, где именно следует искать тех швейцаров. Он лишь хотел узнать, что именно мне известно. И еще Тони явно охватила паника.
– На Парк-авеню, 1030, – ответил я. – …Паркдесять! Аведесять!
Он с силой сжал руль. Вместо того чтобы смотреть на меня, Тони устремил взгляд куда-то вдаль.
– Ты был там?
– Меня привел туда один след…
– Прямо отвечай на мой вопрос! Ты там был?!
– Конечно.
– И кого ты там видел?
– Множество швейцаров.
– Ты говорил об этом с Матрикарди и Рокафорте? Скажи мне, что ты этого не делал, ты, чертов болтун!
– Они говорили, а я слушал.
– Ну да, это похоже на правду, – вздохнул Тони. – Дьявол!
Как ни странно, мне захотелось разубедить Тони. Он и Клиенты вернули меня в Бруклин, захватили в моей собственной машине, но что-то вроде чувства сиротского братства работало против моей клаустрофобии. Да, Тони пугал меня, но куда больше меня пугали Клиенты. А теперь я понял, что и Тони боится их по-прежнему. Если они и делали вместе дела, Тони пока не был равноправным партнером.
В машине было холодно, но он весь взмок от пота.
– А теперь постарайся ответить мне серьезно, Лайнел, – попросил он. – Они знают о здании?
– Я всегда серьезен. В этом трагизм моей жизни.
– Отвечай мне, Шут!
– Любоездание! Никакоездание! Никто и слова не сказал о каком-то здании. – Я потянулся к воротнику Тони, чтобы расправить его, но он оттолкнул мои руки.
– Ты пробыл там довольно долго, – проговорил Тони, по-прежнему глядя вдаль. – И не пытайся отвязаться от меня, Лайнел! О чем вы говорили?
– Они хотят, чтобы я нашел Джулию, – ответил я, спрашивая себя, стоило ли упоминать имя вдовы Фрэнка. – Они считают, ей что-то может быть известно.
Тони вытащил из-под сиденья пистолет и направил его дуло прямо на меня.
Подумать только, я вернулся в Бруклин, подозревая Тони в том, что он сотрудничает с Клиентами, а теперь – ну что за ирония! – Тони заподозрил меня в том же. Ну, с этим мы сейчас разберемся. У Матрикарди и Рокафорте не было причин дурачить меня. Если бы они доверяли Тони, то не посадили бы ждать меня около их дома. Если бы они ему доверяли, он бы прятался в самом особняке, где-нибудь за пресловутой занавеской, и подслушивал весь разговор.
Надо отдать Клиентам должное. Они сумели обвести нас обоих вокруг пальца.
С другой стороны, у Тони от Клиентов была тайна: здание на Парк-авеню. И, несмотря на его страхи, они пока еще не узнали о ней. Так что выходит, что ни у одного члена нашего четырехугольного союза не было монополии на информацию. Тони знал что-то такое, чего не знали они. Мне было известно нечто такое, чего не знал Тони, не так ли? Во всяком случае, я на это надеялся. И еще Джулия: она знала нечто, не известное ни Тони, ни Клиентам, но, возможно, у нее была другая, общая с Тони тайна, и он не хотел, чтобы их секрет дошел до ушей Клиентов. Джулия, Джулия, Джулия… Мне было необходимо вытрясти из нее информацию, и вовсе не потому, что того же от меня требовали Матрикарди и Рокафорте.
Или я пытался перехитрить себя самого? Я же знал, что Минна сказал бы в подобной ситуации.
Колеса в колесах.
Тони никогда прежде не целился в меня из пистолета, но я отчего-то нисколько не удивился: решительный жест Тони я воспринял как естественную кульминацию наших долгих отношений. А вот случись мне направить на Тони пистолет, то я, ей-богу, выглядел бы как плохой актер в комическом шоу.
Кстати, пистолет пришел мне на помощь: я сумел взять себя в руки. Тело расслабилось, тики отступили, а непроизвольный речевой поток измельчал, как бывает в финале рекламного ролика: «Новинка! Идеальное средство лечения – направленный на вас в упор пистолет!»
А Тони, похоже, никакого волнения не испытывал. Он прищурил глаза и крепко сжал губы. Было уже четыре часа пополудни, и Тони явно надоело сидеть в припаркованном автомобиле. У него были ко мне вопросы – срочные, конкретные, – и при помощи пистолета он намеревался сдвинуть дело с мертвой точки.
– Ты еще с кем-нибудь говорил о здании на Парк-авеню? – спросил Тони.
– С кем мне говорить о нем?
– Скажем, с Дэнни. Или с Гилбертом.
– Меня в офисе вообще не было. Дэнни я не видел, а Гилберт в тюрьме. – Я не стал рассказывать ему о своих разговорах с мусорным копом и молил Бога о том, чтобы пейджер Минны не выдал меня случайным звонком.
Между прочим, вопросы Тони сообщали мне куда больше информации, чем он вытянул из меня: например, я понял, что Дэнни с Гилбертом не были с ним на Парк-авеню. Да, этот парень действовал один.
– Стало быть, ты действуешь в одиночку, – заключил Тони, повторяя мои мысли. – Строишь из себя великого сыщика! И с таким придурком мне придется вести дело!
– Если убивают твоего партнера, то, по-моему, ты просто обязан расследовать все обстоятельства, – заметил я.
– Минна не был твоим партнером. Он был твоим благодетелем, а ты – всего лишь его шутом.
– Тогда почему же, оказавшись в беде, Минна позвал меня, а не тебя?
– Да он был полным идиотом, позвав тебя на помощь!
Мимо автомобиля проходили какие-то люди, абсолютно равнодушные к разыгравшейся в машине мелодраме. За последние три часа я уже во второй раз подвергался опасности, сидя в припаркованном авто. Интересно, мимо скольких драм, происходящих в автомобилях с поднятыми стеклами, я проходил ежедневно и не обращал на них внимания?
– Расскажи мне о Джулии, Тони… Толстый пони! – Магическое действие пистолета на мой тик заканчивалось.
– Заткнись хоть ненадолго! – гаркнул Тони. – Я думаю.
– А что скажешь об Ульмане? – спросил я. Пока он позволял мне задавать вопросы, я мог спрашивать. – Кем был Ульман?… Улей маньяков! – Я собирался спросить и о «Фудзисаки корпорейшн», но потом мне пришло в голову, что, пожалуй, корпорация входит в число секретов, которые мне известны, а ему – нет. Мне было выгодно сохранить это преимущество, каким бы незначительным оно ни казалось. К тому же неизвестно, какой фортель откинет мой тик, если я попытаюсь выговорить вслух слово «Фудзисаки».
Тони придал своему лицу самое кислое выражение, на какое был способен.
– Ульман – это человек, который был не в ладах с цифрами, – проговорил он медленно. – Один из тех парней, что любым способом стремятся разбогатеть. Фрэнк тоже был из их числа.
– Значит, из дома его вытащили ты и польский убийца, так?
– Это предположение до смешного нелепо.
– Ты все-таки ответь мне, Тони, – настаивал я.
– С чего же мне начать? – спросил он. В его голосе послышались нотки горечи, и я решил, что могу этим воспользоваться. Похоже, Тони по-своему переживал смерть Минны и скучал по агентству, несмотря на то, что увяз в темных делишках и знал о них, конечно, гораздо больше, чем я.
– Для начала прояви хоть какие-то чувства, – предложил я. – Тогда я поверю, что ты не убивал его.
– Отвали, кретин!
– Звучит убедительно, – кивнул я. А потом, сделав такую же кислую гримасу, я прокричал: – Убей-детей-льном!
– Лайнел, твоя беда в том, что ты понятия не имеешь о реальной жизни в реальном мире. Все твои знания – от Минны или из книг.
– Или из гангстерских фильмов. – Я едва сдерживался, чтобы не состроить угрожающую рожу.
– Что?
– Я смотрел много гангстерских фильмов, – объяснил я. – Как и ты. Нашими познаниями мы обязаны Минне и гангстерским фильмам.
– Во Фрэнке Минне уживалось сразу два человека, – задумчиво сказал Тони. – Один – тот, у кого я учился. А второй – тот болван, который находил тебя забавным и позволил себя убить. Ты знал только второго – болвана.
Тони помахал пистолетом, делая вид, что стреляет. Мне оставалось лишь надеяться, что он понимает – пистолет может и вправду выстрелить. Насколько мне было известно, никто из нас, кроме Минны, никогда не носил при себе пистолета. А Минна даже взглянуть на его оружие позволял очень редко. И теперь я спрашивал себя, насколько далеко зашли частные уроки, которые Минна давал Тони; мне было любопытно, насколько серьезно я должен отнестись к словам Тони о двуликости Минны.
– Полагаю, Фрэнк Минна научил тебя обращаться с оружием, будучи в здравом рассудке, – сказал я. Фраза прозвучала куда ироничнее, чем мне бы хотелось, и я выкрикнул: «Миннумный!», лишь усугубив нависшую надо мной опасность. Пистолет так и ходил у Тони в руке. И единственное, во что Тони не целился, был он сам.
– Я ношу это для самообороны, – заявил он. – А сейчас я, к примеру, защищаю еще и тебя – убеждаю тебя с помощью пистолета заткнуться и прекратить задавать идиотские вопросы. И остаться в Бруклине.
– Надеюсь, твое желание защитить меня… «Защитименябейли! Дознавательбеби!»…не заставит тебя спустить крючок.
– Давай надеяться на это вдвоем. Жаль, что ты не оказался таким же умницей, как Гилберт, и не попал под замок на недельку-другую.
– С каких это пор за убийство сажают на такой срок? – поинтересовался я. – Всего на неделю-другую!
– Только не смеши меня, шут! Гилберт никого не убивал.
– Тебя послушать, так можно подумать, будто ты этим огорчен.