На обратном пути Дуг подумал, что в общем-то ничем не помог своему другу, разве что убедил его хранить молчание до получения юридических консультаций. Больше всего Дугу хотелось, конечно, прижать к ногтю почтальона, доказать, что именно он совершил убийство. Но это, судя по всему, практически невозможно.
   Свидетелей нет, а против Хоби слишком много улик, чтобы ему кто-нибудь поверил.
   Он свернул за угол и увидел в конце улицы красную машину почтальона. Из открытого окна высунулась бледная рука и вложила в почтовый ящик стопку писем. Затем она поднялась и медленно, как бы лениво качнулась из стороны в сторону.
   Дуг крутанул баранку и поехал домой.

37

   Ярд Стивенс, адвокат, которого Дуг нанял для Хоби, на старости лет переселился в Аризону с крайнего Юга и сохранил многие привычки южанина, джентльмена старой закваски Он жил и работал в Фениксе, а в Виллис приезжал на лето, спасаясь от городской жары. Он брался за самые сенсационные дела, связанные с убийствами, и нередко выигрывал процессы. Когда Дуг обрисовал ему случай Хоби, он немедленно согласился заняться им, хотя это и означало, что летний отдых придется прервать. Правда, Стивенс брал астрономические гонорары, но представитель отдела школьного образования заверил Дуга, что страховки Хоби с избытком покроют такие расходы.
   – Знаете ли, – заговорил Стивенс, подруливая к зданию полицейского участка на своем огромном белом «линкольне», – у меня самого этим летом возникли проблемы с почтой. Я даже несколько раз пытался побеседовать об этом с почтмейстером, но каждый раз, когда я звонил, его не оказывалось на месте.
   Дуг колебался, стоит посвящать Стивенса в создавшуюся ситуацию, и в конце концов решил, что лучше этого не делать. По крайней мере пока. Иначе адвокат сочтет их с Хоби сумасшедшими. Если в процессе работы он сам догадается, что происходит, значит, они приобретут еще одного союзника. Если же нет, подкинуть детали всегда успеется.
   – У меня тоже, – коротко кивнул он.
   – Если это стало проблемой городского масштаба, – продолжил Стивенс, – мы повернем ее в свою пользу.
   – Попробуем, – улыбнулся Дуг.
   – Вы считаете своего друга виновным? – спросил адвокат, посмотрев на Дуга. – Скажите правду. Я спрашиваю как адвокат, можете быть уверены – это останется между нами.
   – Он невиновен, – ответил Дуг, несколько удивленный прямотой постановки вопроса.
   – Это я и хотел услышать.
   – А вы как считаете?
   Стивенс рассмеялся негромким, бархатистым смехом.
   – Я принимаю решение после разговора с клиентом.
   В полицейском участке их обыскали и проводили в комнату, где стояли стол и три простых стула. Мебель была привинчена к полу. Тут же привели Хоби в наручниках. Пока охранник не вышел и не закрыл за собою дверь, он молчал.
   Выглядел он сегодня еще хуже, чем ночью.
   Взгляд был просто безумным. Дуг ощутил сосущую боль в желудке. Он очень надеялся, что Хоби сумеет произвести на юриста благоприятное впечатление.
   – Ну привет, – заговорил Дуг. – Теперь можно говорить.
   Хоби нервно огляделся по сторонам, заглянул под стол, проверил под стульями, словно выискивал подслушивающие устройства. При других обстоятельствах паранойя Хоби могла бы показаться смешной. Но теперь было не до смеха.
   – Здесь нет никаких «жучков», – успокоил его Дуг. – У нашей полиции на них не хватает денег.
   – А кроме того, – добавил Стивенс, – сведения, полученные подобным образом, не являются доказательствами и не могут быть предъявлены в суде.
   – Это твой адвокат, – представил его Дуг. – Ярд Стивенс.
   – Как вы себя чувствуете? – вежливо произнес Стивенс, протягивая пухлую розовую ладонь.
   – А вы как думаете? Я сижу за убийство.
   – Вы его совершили?
   – Нет, черт подери!
   Дуг ощутил некоторое облегчение. Хоби выглядел, конечно, ужасно, но неадекватность поведения и признаки разложения личности, появившиеся за последние недели, явно пошли на убыль. Он стал похож на себя прежнего – грубого и гораздо более уверенного.
   – Дуг, – заговорил Стивенс. – Я хотел бы побеседовать с моим клиентом наедине. В суде мне могут понадобиться ваши свидетельские показания, а доступ к информации закрытого характера сделает их недействительными.
   – Хорошо, – кивнул Дуг. – Я подожду на улице.
   – Замечательно.
   – Спасибо, – сказал Хоби.
   – Я к тебе зайду, – пообещал Дуг, постучал в запертую дверь и, когда охранник открыл ее, вышел из комнаты. Он направился к выходу, но услышал знакомый голос:
   – Мистер Элбин! Можно вас на минуточку?
   В дверях одного их кабинетов стоял Майк Трентон.
   – Кажется, мы договаривались – ты, зовешь меня по имени.
   – Хорошо, Дуг.
   Дуг оказался в маленькой комнате, большую часть которой занимал длинный стол. Вдоль стен от пола до потолка тянулись стеллажи с книгами и папками.
   – Раньше здесь была наша библиотека, – пояснил Майк, заметив взгляд Дуга. – Впрочем, она таковой и осталась, но теперь это еще и мой кабинет.
   – О чем ты хотел поговорить?
   – О мистере Бичеме.
   – Думал, тебя отстранили от дела почтальона.
   – У нас небольшое отделение, – пожал плечами Майк. – Дел – выше крыши. Людей не хватает. А кроме того, это не «дело почтальона».
   – И оно тоже, сам знаешь, – Я просто хотел задать вам несколько вопросов относительно мистера Бичема.
   – Брось, Майк! Ты сам знаешь, что он не убивал эту несчастную девку.
   – Ничего такого я не знаю. Мне бы очень хотелось помочь вам, действительно, но дело в том, что мы обнаружили отпечатки пальцев мистера Бичема – кровавые отпечатки, я бы уточнил, – и на орудии убийства, и повсюду в комнате. А если вспомнить о фотографиях на стене... – Майк покачал головой. – Они, конечно, ничего напрямую не доказывают, но являются неопровержимым свидетельством больного сознания...
   – Эти фотографии прислал ему брат.
   – Его брат мертв!
   – Да что с тобой, Майк? Что произошло?
   Неделю назад ты смотрел на вещи объективно, а сейчас просто... – Дуг замялся, подыскивая слово.
   – Просто смотрю в лицо фактам, – подхватил фразу Майк.
   – Прячешься, – не согласился Дуг. – Хватаешься за любой факт, который укладывается в вашу полицейскую логику, который легко определить, каталогизировать, подшить в дело, сунуть на полку и забыть. Я знаю, тебя тоже напугали. Черт побери, мы все перепуганы. Но тебе нужны доказательства, а ты не хочешь искать их. Тебе хочется думать, что мы все с ума посходили, что на самом деле ничего не происходит, что жизнь идет своим чередом и все нормально. Но в том то и дело, что это все ненормально. Люди гибнут, Майк! Ты можешь это не признавать, но об этом все знают. Я знаю, ты знаешь, все в городе прекрасно знают. Люди : гибнут из-за этого чертового почтальона! Можешь считать это действием сверхъестественных сил, можешь считать чем угодно, но это реальность, это происходит у нас на глазах!
   – На орудии убийства – отпечатки пальцев мистера Бичема, – устало повторил полисмен.
   – Давай говорить серьезно, Майк. Давай говорить на равных. Не надо мне забивать мозги официальной чепухой. Давай говорить честно.
   – Это абсолютно ясное дело...
   – Да перестань ты! Я же тебе не враг, Майк!
   Если бы мы чуть больше времени поработали вместе и чуть меньше времени потратили, разыгрывая из себя нетронутых девственниц, мы бы давно достигли гораздо большего!
   – Вы всегда умели красиво говорить, – слегка улыбнулся Майк. – Поэтому вы были моим любимым учителем.
   – Я не зря тебе это говорю!
   – А по-моему, зря. У нас есть доказательства, мистер Элбин. Отпечатки пальцев на орудии убийства. У мистера Бичема под ногтями кровь, кровь на одежде, на волосах, на лице.
   – Ну что ж, – вздохнул Дуг, направляясь к выходу. – Играй в свои игры, прячь голову в песок. Но следующий случай, – он ткнул указательным пальцем в сторону полисмена, – будет на твоей совести. У тебя есть возможность его предупредить. Ты хотел поговорить со мной о Хоби? Выпиши себе повестку в суд.
   Хлопнув дверью, он широкими шагами миновал холл, вышел на улицу и несколько раз вздохнул полной грудью, стараясь успокоиться.
   Чистый, свежий и теплый утренний воздух наполнил легкие, напомнив о более счастливых, совсем непохожих на это лето временах. Обводя взглядом небольшую автостоянку, он заметил на столбе при выезде на шоссе блестящий металлический почтовый ящик. Солнце отражалось на его изогнутой крышке.
   Он возненавидел эти алюминиевые куски дерьма.
   И решил подождать Стивенса у машины.

38

   – Откройте! Откройте же, черт побери! – вопила Триш на крыльце дома Айрин, поочередно то колотя в дверь кулаками, то давя на кнопку звонка. Триш не сомневалась, что подруга дома. И машина стояла на дорожке, и внутри, за тюлевыми занавесками, она заметила какое-то движение. Айрин просто не хотела с ней разговаривать.
   Прохладная погода, которая стояла последние дни, закончилась. Горячее послеполуденное солнце нещадно палило спину. Триш взмокла, хотелось пить. Последняя мысль заставила ее переменить тактику.
   – Да откройте же хотя бы на минутку! – прокричала она в замочную скважину. – Мне надо всего-то стакан чаю со льдом! И все, больше вы меня не увидите!
   Она уже собиралась начать новую массированную атаку на дверь, когда услышала лязганье металлической цепи засова. Спустя несколько мгновений щелкнул замок, ручка повернулась и дверь медленно приоткрылась.
   Трития едва узнала свою приятельницу. С тех пор, как они виделись в последний раз, Айрин словно стала ниже на несколько дюймов и потеряла как минимум десять-двенадцать фунтов. Она никогда не была крупной женщиной, но сейчас стала просто маленькой, ссохшейся старухой. Ее тонкие, жесткие волосы давно не видели расчески и торчали во все стороны клочьями. Лицо превратилось в застывшую испуганную маску. Одета Айрин была в некое подобие пижамы.
   – Я же просила тебя никому не говорить, – укоризненно произнесла она.
   – Прошу прощения, – повинилась Триш. – Но я беспокоилась. Я понимаю, что происходит, и хотела помочь...
   – А сделала еще хуже. – Старушка вдруг дернулась, испуганно вскрикнув, и быстро оглянулась, словно почувствовала что-то у себя за спиной. Но у нее за спиной никого не было.
   Айрин бросила затравленный взгляд на Триш и произнесла:
   – Оставь меня в покое. Очень прошу.
   – Я же ваш друг, – не сдавалась Триш. – Я беспокоюсь!
   Айрин прикрыла глаза и вздохнула. Потом шагнула в сторону и отворила дверь.
   Дом был перевернут вверх дном. Все дверцы шкафов распахнуты, содержимое свалено в кучу посреди комнаты, на богатом восточном ковре. Пол кухни был усеян битой посудой.
   Айрин, с ввалившимися щеками и запавшими бегающими глазками, торопливо отошла от двери, нервно сжимая и разжимая руки.
   Глядя на испуганную жалкую старушку, в которую превратилась Айрин, Триш почувствовала, как сжалось сердце. Еще месяц назад она даже представить себе не могла, что такое может случиться. Она считала, что смерть, и только смерть одолеет Айрин, да и то эта женщина наверняка будет пинаться и кусаться до последнего. Но, судя по всему, почтальону это тоже оказалось вполне по силам.
   – Айрин, что случилось? – негромко спросила она.
   При звуке ее голоса женщина побледнела и даже пригнулась, словно ожидая удара. Потом внезапно наклонила голову, словно прислушиваясь к каким-то звукам, опустилась на колени и поправила один из лежащих на полу ящиков, забросив в него несколько безделушек, во множестве раскиданных по ковру.
   – Айрин! – мягко повторила Триш, опускаясь рядом.
   Айрин перестала собирать вещи. По ее щекам потекли слезы. Она зарыдала. Голос стал тоненьким, дрожащим, совсем не похожим на тот, к которому привыкла Триш.
   Триш чуть подвинулась и обняла подругу обеими руками. Сначала та напряглась, словно собираясь отражать нападение, но постепенно мышцы расслабились. Айрин обмякла. Рыдания продолжались. Поток слез казался бесконечным. Триш терпеливо обнимала ее и нашептывала в ухо какие-то успокаивающие слова.
   Наконец слезы кончились. Айрин отстранилась и вытерла глаза.
   – Пойдем! – сказала она, вставая.
   – В чем дело?
   – Пойдем.
   Айрин направилась в кабинет своего покойного мужа. Триш последовала за ней. Пока хозяйка открывала дверь, Триш старалась отогнать от себя воспоминание об увиденном отрубленном пальце, упакованном в коробку. Из-за плеча Айрин она заглянула в комнату. В кабинете было множество коробок различных форм и размеров. Видимо, их попросту швыряли в комнату и они оставались лежать как попало – на боку, вверх ногами... Каждая коробка была обернута в плотную коричневую бумагу.
   Триш вошла в комнату.
   – Не трогай их! – вскрикнула Айрин.
   От неожиданности Триш подпрыгнула и резко обернулась. Она и не собиралась ничего трогать.
   – Что там? – спросила она, заранее зная ответ.
   – Джаспер.
   – Ваш муж?
   – Части его тела.
   Трития почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Она попятилась.
   – Но ведь коробки не вскрыты, – проговорила она, немного придя в себя. – Может, вы ошибаетесь?
   – Мне и не надо их открывать. – Айрин показала на квадратную коробку, достаточно большую, чтобы в ней поместилась стопка крупноформатных книг. – Думаю, здесь его голова.
   Трития закрыла дверь кабинета, увлекая за собой подругу.
   – Вам нельзя оставаться здесь. Может, переедете к нам?
   – Нет! – Оказывается, в голосе пожилой женщины еще сохранились прежние решительные нотки.
   – По крайней мере, сообщите в полицию.
   Пусть они заберут отсюда эти коробки. Так же нельзя жить!
   Айрин помрачнела.
   – Извини, но чая у меня нет. Тебе пора уходить. – Неожиданно она вскрикнула и стала пристально разглядывать пол, на котором, разумеется, ничего не было.
   – Прошу вас! – умоляюще повторила Триш.
   – Это мой дом. Я хочу, чтобы ты ушла.
   – Я ваш друг.
   – Ты была моим другом.
   – Я позвоню в полицию и расскажу все, что видела.
   – Поступай как знаешь.
   Трития была готова расплакаться от отчаяния.
   – Неужели вы не понимаете, что творится? – закричала она в полный голос. – Неужели вы не понимаете, что делает этот почтальон?
   – Я понимаю больше тебя. Пожалуйста, уходи.
   Трития позволила выпроводить себя на крыльцо и постояла там некоторое время, слушая, как щелкает замок, лязгают засовы и дверные цепочки. Она опять вспомнила про коробки. Может, почтальон просто пытается напутать Айрин? Может, на самом деле там нет никаких частей человеческого тела?
   Но может, и есть.
   Что же им предпринять? Нельзя же сидеть сложа руки и ждать, прока все перемрут или сойдут с ума. Надо что-то делать. Но что? От полиции помощи не дождешься. От высших чинов почтового ведомства тоже.
   Может, кто-нибудь должен его убить?
   Мысль возникла непроизвольно, но, несмотря на то что Триш пыталась ее прогнать, старалась уговорить себя, что это не правильно, безнравственно и противозаконно, крепко засела в мозгу.
   И по мере того, как Триш подъезжала к дому, эта идея казалась ей наиболее удачной.

39

   Зазвонил телефон. Дуг моментально проснулся. Протянув руку над спящей Тритией, он схватил трубку посередине второго звонка. Тяжелое предчувствие проснулось одновременно с ним. За то мгновение, пока руку подносила трубку к уху, Дуг успел взглянуть на часы, стоящие на прикроватном столике, смутная полусонная логика подсказала, что надо запомнить время.
   Два часа пятнадцать минут.
   – Алло? – произнес Дуг устало, уже приготовившись услышать плохие новости. Ведь если тебе звонят в четверть третьего ночи, значит, жди плохих вестей.
   – Мистер Элбин! – Дуг узнал Майка Трентона. Горло моментально пересохло. Он с трудом проглотил комок. Интонация полисмена была странной. Не испуганной, но очень тревожной.
   – Что случилось? – спросил Дуг.
   – Мистер Бичем. Он, это... мертв.
   Дуг закрыл глаза и без сил откинулся на подушку.
   – Мы обнаружили его на полу камеры, – продолжал Майк. – Голова совершенно разбита, стены и пол залиты кровью. Сейчас трудно сказать, но скорее всего он бился головой об стену, пока не размозжил себе череп. Мы забрали у него одежду и шнурки, когда поместили в камеру. Но он вел себя совершенно спокойно, поэтому мы не подумали о каких-то дополнительных мерах...
   Дуг положил трубку. Потом, немного подумав, выдернул телефонный шнур.
   – Что такое? – сонно пробормотала Триш.
   Дуг промолчал, и через секунду она уже спала.
   А ему так и не удалось заснуть до утра.

40

   Похороны получились торопливыми и малолюдными. Хоби Бичем не принадлежал к числу самых популярных жителей Виллиса даже в лучшие времена, а довольно успешная попытка почтальона представить учителя автодела кровавым сексуальным маньяком заметно понизила его рейтинг. Стоя рядом с открытой могилой, Дуг подумал: а пришел бы вообще кто-нибудь на похороны, даже если бы убийства не было? Постоянные психические атаки почтальона просто высасывали из людей жизненную энергию. Они стали замкнутыми, подозрительными, злыми. Дуг сомневался, что похороны Боба Ронды собрали бы столько же народу, как тогда, случись его смерть месяцем позже. – Конечно, довольно странно рассматривать похороны как некий конкурс популярности и оценивать жизнь покойного по количеству пришедших на кладбище людей. Но не менее странно, например, и то, что многие оценивают окружающих по количеству социальных связей.
   Тем более в таком небольшом городке, как Виллис. Человек может быть богат, знаменит, удачлив во всем, но если он живет в Виллисе, не женат, по пятницам вечерами сидит дома, а не общается с друзьями, это верный признак того, что с ним что-то не в порядке.
   С Хоби как раз всегда что-то было не в порядке. Дуг неоднократно обращал на это внимание. Количество друзей, как любил приговаривать Хоби, его не интересовало. Дуг невольно улыбнулся. Хоби был шумным, порой несносным, обожал идти наперекор всему и яростно отстаивал свою независимость. Он всегда оставался самим собой, а если кому-то это не нравилось, это были не его проблемы.
   Хоби был и надежным другом, и прекрасным преподавателем. Дуг подумал, что если бы все ученики, которых выучил Хоби, и которые считали его своим другом, вдруг оказались в городе, на кладбище было бы столпотворение.
   Дуг бросил взгляд на Тритию. У них с Хоби никогда не было теплых отношений, но сейчас она плакала, и эти слезы – больше, чем гроб, больше, чем собравшиеся проститься, больше, чем надгробный камень, – заставили его осознать, что друг ушел действительно навсегда.
   Он поднял мокрое от слез лицо к небу, пытаясь подумать о, чем-нибудь нейтральном, не связанном со смертью и удержаться от подступающих рыданий.
   Билли очень тяжело воспринял известие о смерти Хоби. На этот раз они с Триш посадили его с собой рядом, рассказали, что произошло, и предоставили сыну возможность выбрать – ехать с ними на похороны или нет. Мальчик уже хотел сказать «да», поскольку чувствовал себя обязанным и боялся, что его отказ родители истолкуют как безразличие, хотя на самом деле он переживал глубоко и искренне. Но Триш заверила его, что они совсем не настаивают на его присутствии, что это не обязательно и что Хоби, где бы он сейчас ни находился, обязательно поймет его, и Билли решил остаться дома. Пригласить няню не было никакой возможности, и Дуг с Триш очень волновались, как он останется один, но сын пообещал запереть все двери и окна и сидеть у себя наверху до их возвращения. Дуг сказал, что он может смотреть телевизор внизу, в гостиной, а также сходить на кухню перекусить, но Билли с удивившей их обоих твердостью повторил, что до их возвращения спускаться вниз не намерен.
   Утро было хмурым, облачным и вполне соответствовало похоронному настроению. Наступила пора циклонов, отныне до самой осени палящая жара будет чередоваться с холодными дождями. Дуг и еще несколько учителей произнесли над гробом по несколько слов, затем священник начал обряд отпевания. Прежде чем он завершился, с неба упали первые дождевые капли, а к моменту окончания процедуры хлынул настоящий ливень. Никто не захватил с собой зонтиков, поэтому публика рванула по кладбищу к своим машинам.
   Дуг вспомнил про автомобили и запчасти, которые остались перед трейлером Хоби. Что теперь с ними будет?
   Дуг и Триш покидали кладбище последними, Не обращая внимания на дождь, они медленно шли между могильными плитами. Со стоянки выезжала небольшая кавалькада разномастных автомобилей, среди которых они заметили длинный белый «линкольн» Ярда Стивенса.
   Родители Хоби не приехали, хотя Майк сказал, что они были извещены и взяли на себя все расходы по организации похорон. Вполне вероятно, подумал Дуг, что они не простились с сыном из-за очередной выходки почтальона.
   Например, он мог послать им сообщение от имени распорядителя похорон, что по каким-либо причинам похороны откладываются на день. В результате они приедут в Виллис завтра и обнаружат, что опоздали – сын похоронен без них, процедура завершена.
   – Он убил его, – сказал Дуг. – Он убил его, несомненно. С тем же успехом он мог пустить ему пулю в лоб.
   – Конечно, – стиснула его ладонь Триш.
   Некоторое время они шли молча, туфли утопали в грязи.
   – Давай уедем, – заговорил он снова. – Уедем из этого города к чертовой матери. – Поглядев на нее, Дуг добавил:
   – Уедем!
   – На время или насовсем?
   – Или.
   – Не знаю, – задумчиво произнесла жена. – Мне кажется, это не правильно – бросать всех здесь.
   – Кого бросать?
   – Наших друзей.
   – Тех, кто умер, тех, кто сошел с ума, или тех, кто исчез?
   – Что с тобой случилось? – удивилась Триш.
   – Ничего. Я просто хочу убраться отсюда подальше и вернуться к нормальной жизни.
   – А кто же его остановит?
   – А кто собирается останавливать его, пока мы торчим здесь? – Дуг яростно взъерошил волосы пятерней. – Пойми, мы просто не в состоянии его выгнать. Да, у нас с ним пока счет по нулям. Но мы же ни черта не сделали! Возможно, если мы уедем, тут все как-то образуется?
   – А кто же будет с ним бороться?
   Они уставились друг на друга сквозь тонкую пелену дождя. Потом Дуг перевел глаза на виднеющееся у подножия холма здание почты и обнаружил, что развевающийся на мачте флаг приспущен, словно в насмешку.
   – Мы не можем уехать, – твердо заявила Триш. – Мы несем ответственность за то, что здесь происходит.
   – Я устал от этой ответственности!
   Дождь прекратился внезапно, словно на небесах кто-то перекрыл вентиль. Но лицо Дуга по-прежнему было влажным. Он не сразу понял, что это слезы. Трития нерешительно потянулась к мужу, провела ладонью по щеке, по лбу, по подбородку. Потом завела ему руки за спину, прижимаясь всем телом, обнимая изо всех сил.
   Они простояли так очень долго.
* * *
   На ужин Триш подала тонкие блинчики из маисовой муки, фаршированные курятиной.
   Дуг и Билли обожали это блюдо, и она полдня занималась готовкой. Тем не менее сегодня ни у кого, казалось, не было аппетита. Семейство молча ковырялось в тарелках, и каждый думал о своем.
   Посередине ужина снова вырубилось электричество. Триш взяла коробок спичек и зажгла свечи, предусмотрительно положенные на стол.
   За последнее время свет уже столько раз выключали, что она завела за правило иметь в каждой комнате фонари, свечи и спички в качестве аварийного источника освещения. Тяжкое испытание научило их прежде всего самодостаточности, тому, что на самом деле они отнюдь не так остро нуждаются в так называемых жизненно необходимых бытовых удобствах.
   Триш неоднократно задумывалась, как обходятся без удобств другие жители Виллиса, особенно пожилые люди. Ее семья имела хотя бы одно преимущество – она умела приготовить пищу из всего, что оказывалось под рукой, и за годы семейной жизни благодаря образовательной программе «Новости матери-земли» освоила основные правила ведения абсолютно независимого хозяйства. Но большинству жителей Виллиса приспособиться к подобным условиям наверняка гораздо труднее.
   Причина постоянных безобразий была ясна как день. Почтальон хотел сломить сопротивление, дать понять людям, что они ни в чем не могут быть уверены. Все становится зыбко и ненадежно. Покрывало цивилизации, под которым все чувствуют себя в полной безопасности, довольно легко сдирается. И это занятие явно доставляло почтальону большое удовольствие.
   Главное, никто толком не понимал, как ему удается организовывать перебои с газом, водой, телефоном и электричеством. Они с Дугом до посинения наобщались с представителями этих уважаемых ведомств, но ответы получали исключительно уклончивые и неопределенные.
   Все говорили о каких-то штрафах, взысканиях, служебных распоряжениях и согласованиях.
   Бумажная волокита, которую очень легко организовать при помощи почты.
   По словам городского представителя департамента водоснабжения и электричества, они вообще не были виноваты, потому что снабжение перекрывали из центральной конторы фирмы «Солт Ривер» в Фениксе. В центральной конторе, наоборот, объясняли, что городской департамент перестал оплачивать счета, а посему квоты на поставку энергии и воды исчерпаны. В качестве доказательства предъявлялись счета, полученные по почте.