Дуг испытывал нервное возбуждение и чувствовал, что его соседи испытывают то же самое. Но все трое по какой-то непонятной причине предпочитали сохранять маску невозмутимости и незаинтересованности. Они вели себя, как глубокие старики, безмятежно проводящие часы на парковой скамье и время от времени комментирующие сцены, разворачивающиеся перед глазами.
– Похоже, опять в пончиковую направился, – процедил Тегарден.
– Угу, – откликнулся Майк.
В какой-то момент Дуг даже пожалел почтальона. Он очень не любил наблюдать, как кто-нибудь страдает. Но стоило ему вспомнить о Билли и Триш, о Хоби и Стокли, о всех остальных, как жалось испарилась без следа, уступив место суровому чувству удовлетворения.
Почтальон получал по заслугам.
– Пытается просунуть письмо под дверь магазина, – прокомментировал Майк.
– Не выйдет, – констатировал Тегарден.
Почтальон бегом вернулся к своей машине и опять помчался вдоль улицы. В восьмой раз.
53
54
55
– Похоже, опять в пончиковую направился, – процедил Тегарден.
– Угу, – откликнулся Майк.
В какой-то момент Дуг даже пожалел почтальона. Он очень не любил наблюдать, как кто-нибудь страдает. Но стоило ему вспомнить о Билли и Триш, о Хоби и Стокли, о всех остальных, как жалось испарилась без следа, уступив место суровому чувству удовлетворения.
Почтальон получал по заслугам.
– Пытается просунуть письмо под дверь магазина, – прокомментировал Майк.
– Не выйдет, – констатировал Тегарден.
Почтальон бегом вернулся к своей машине и опять помчался вдоль улицы. В восьмой раз.
53
На девятые сутки блокады почты пошла вода, а после обеда зажглось электричество.
К концу следующего дня восстановилась подача газа и заработал телефон.
К концу следующего дня восстановилась подача газа и заработал телефон.
54
Двое суток почтальона никто не видел, и когда Дуг позвонил в полицию, Майк сообщил, что машина почтальона не трогалась со стоянки перед зданием почты уже пятьдесят два часа.
– Полагаю, нам пора его навестить, – сказал Майк. – Посмотрим, что происходит.
Они поехали все вместе на четырех машинах. Дуг не мог не думать про Тима и Джека.
Когда это все закончится, надо будет заказать мемориальную службу. По всем жертвам почты.
Над иссохшими песьими головами гудели полчища мух. В воздухе стоял удушающий запах разлагающихся обезглавленных трупов. Восемь человек плотной группой подошли к зданию почты. Прямо перед дверью, за перевернутой скамейкой. Дуг увидел то, чего здесь не было раньше.
Голова ребенка.
Нанизанная на столбик перевернутого почтового ящика.
Он переглянулся с Майком, и никто не произнес ни слова. Детская головка, как и собачьи головы, уже успела высохнуть и кишела мухами, Маленькие глазки вытекли.
– Вышибай! – кивнул Майк Тегардену, самому здоровому из полисменов, показывая на стеклянную дверь.
Тегарден с видимым удовольствием исполнил приказание. Осколки стекла со звоном полетели внутрь помещения. Путь был свободен.
В здании почты царил полный мрак. Окна заклеены, свет выключен. Мужчины осторожно двинулись вглубь. Дуг шел первым. В тишине гулко звучали шаги.
– Куда ты подевался, черт тебя подери! – заорал Дуг.
Ответа не последовало. Они продолжали медленно обследовать помещение. Тут был настоящий хаос. Высокий металлический стол, который когда-то стоял у стены, лежал вверх ногами, на полу валялись клочья бумаги, коробки, детали мебели. Стойку для посетителей украшала тушка крысы с отгрызенной головой.
Рядом белели кости покрупнее, наверное, собачьи, из них почтальон сложил изысканный геометрический узор. И всю поверхность стойки покрывала засохшая кровь.
Дуг медленно обошел вокруг. Здание почты казалось пустым, вымершим, но он все равно страшно нервничал и буквально на цыпочках подкрался к двери, ведущей в служебное помещение.
Изнутри послышался долгий низкий стон.
И испуганное всхлипывание.
Дуг застыл, сердце заколотилось как бешеное. Оглянувшись, он увидел страх на лицах полицейских. Звук услышали все, и никто не знал, что делать дальше. Только на Майка, кажется, это не произвело особого впечатления. Он попробовал оттеснить Дуга и возглавить штурм комнаты, но Дуг не пустил его. Он боялся, тем не менее, не мог позволить молодому человеку сделать то, что, по его глубокому убеждению, должен был сделать сам.
– Нет, – коротко произнес Дуг.
Майк с удивлением воззрился на него.
– Я пойду один.
Майк отрицательно покачал головой, спуская пистолет с предохранителя.
– Это слишком опасно.
– Это не опасно. Уже не опасно. – И, посмотрев в глаза молодому полицейскому. Дуг добавил:
– У меня с ним личные счеты.
Майк некоторое время подумал, изучающе глядя ему в глаза, потом кивнул, изображая то ли согласие, то ли понимание.
– Хорошо, – сказал он. – Но возьмите с собой вот это. – Он протянул пистолет. – Знаете, как с ним обращаться?
– Не очень, – усмехнулся Дуг. – Но это не имеет значения. Все равно не поможет. Сам знаешь.
– Все же возьмите. На всякий случай.
Из соседней комнаты снова донесся не то стон, не то плач... По-видимому, кто-то очень страдал от боли.
– Это уже... – начал Майк, но Дуг опять придержал его за руку.
– Я пойду один.
Полисмен остановился и опять уставился на него. Дуг выдержал взгляд, принял из руки Майка пистолет и повторил:
– Я сам. Все в порядке.
– Ладно, – медленно кивнул Майк. – Но мы будем здесь, если что. – Слова прозвучали убедительно, тон – отнюдь. – Если услышу что-нибудь подозрительное, появлюсь немедленно.
– Согласен.
Дуг сделал пару шагов вперед и оказался в служебной комнате.
В логове почтальона.
Он уставился на Дуга из-за баррикады. Точнее, оно уставилось. Потому что почтальон почти утратил человеческий облик. Тело усохло, стало костлявым, изломанным, похожим на скелет гигантского насекомого. Грива когда-то кроваво-рыжих волос посветлела, стала бледно розовой и торчала во все стороны грязными свалявшимися космами. На лице с провалившимися глазницами и запавшими щеками выделялись огромные ярко-белые острые зубы.
Вокруг в хаотическом беспорядке были навалены полки, доски, инструменты, банки, мешки и прочая почтовая дребедень.
Сзади хлопнула дверь.
Почтальон рассмеялся хриплым, угрожающим смехом, и Дугом моментально овладел прямо-таки животный страх. Воздух был странно тяжелым. В нем что-то витало и потрескивало, словно в атмосфере, заряженной электричеством.
Из-за тусклого освещения, Дуг не сразу заметил, что они с почтальоном в этой комнате не одни. В дальнем углу, у стены, почти скрытая тенью перевернутого стола, скрючилась неподвижная фигура с всклокоченными волосами.
Она жалобно скулила. Дуг подошел ближе, стараясь разглядеть лицо.
Жизель Бреннан.
У него перехватило дыхание. Жизель словно мумия была укутана оберточной бумагой. Одна рука, торчащая из бумаги, вывернулась под совершенно неестественным углом, явно сломанная. Она была обмотана оранжево-синими фирменными конвертами «Экспресс-почты» и притянута к туловищу резиновыми бинтами.
Сквозь обертку в нескольких местах сочилась кровь и засыхала, оставляя черные потеки.
Лицо Жизель, щеки, подбородок и шея были заклеены узенькими бумажными полосками. Полоски образовывали бесчисленное количество геометрических узоров – квадратов, прямоугольников, параллелограммов. Тончайшими Волосками были заклеены и ее губы – это создавало впечатление, что они зашиты суровыми белыми нитками. Одно ухо оторвано.
– Жизель! – произнес Дуг, шагнув вперед.
Девушка застонала.
Приглядевшись, он заметил на белой коже ее лба несколько волнистых черных линий, отходящих от чернильного круга с какими-то буквами.
Знак погашения.
А под самыми волосами – ровная полоска марок, тоже со штемпелями.
– Что это? – обернулся он к почтальону. – В чем дело? Какого черта вы с ней сделали?
Почтальон снова рассмеялся низким, скрипучим смехом, напомнившим Дугу скрип ногтей по классной доске.
– Почтовый несчастный случай. – Тихий скрипучий шепот был едва различим.
– Скотина, – выдохнул Дуг. Внезапно он понял, что сделал почтальон. Он превратил девушку в посылку. В несчастную посылку, которую предстоит отправить.
Тварь закашлялась и проскрипела:
– Почтовая служба не может нести ответственность за повреждения, полученные в результате доставки почтовых отправлений. Если бы она пострадала во время работы, она бы подпадала под действие федерального закона охраны труда. Но она работник-почасовик и получила травму во время инцидента, не связанного с исполнением служебных обязанностей.
Я оказал ей помощь, какую мог. Я перевязал ей раны. Больше я ничего не могу сделать. Так что теперь дело за вами. – В булавочных глазках сверкнул голодный огонек. – Если вы немедленно не доставите ее в больницу, она умрет.
Может быть, и сейчас уже слишком поздно.
В следующий момент девушка простонала:
– Спасите!
Дуг стоял, не зная, что предпринять. Секунды тянулись бесконечно долго. Ему казалось, что он даже слышит, как они тикают, одна за другой. В комнате теперь стояла гробовая тишина. Он обратил внимание, что и в почтовом зале тоже было совершенно тихо. Как и на улице. Ни малейшего звука. Казалось, весь мир затаил дыхание, ожидая его решения.
– Помогите! – умоляюще прошептала Жизель. Голос был слабее стона. Из потрескавшихся губ на подбородок потекла струйка крови.
– Она умрет, если вы не спасете ее, – пробормотал почтальон.
Нет, это не то решение, которое можно принимать не раздумывая. Не тот вопрос, на который можно ответить с бухты-барахты, причем результат значения не имеет. Здесь как раз результат очень важен, и оба предложенных варианта могут оказаться ложными. Дуг глубоко вздохнул. Если бы он был врачом, он бы сразу определил, можно ли помочь Жизель, или смерть все равно неизбежна, он мог бы принять решение, опираясь на знания и опыт. Но в этом он ничего не смыслил.
Необходимо время, чтобы разобраться. Необходимо время, чтобы все взвесить, проанализировать, изучить ситуацию.
Но времени не было.
– Мистер Элбин, – свистящим шепотом напомнил почтальон.
– Помогите, – простонала Жизель.
Дуг зажмурился. Вся его сущность, все, что называется чувством, душой, все что делает человека человеком, приказывали ему немедленно схватить девушку и везти ее в больницу. Но упрямое подсознание говорило, что этого делать не следует. Если он окажет помощь Жизель, все пропало. Почтальон явно при смерти.
Очевидно, это его последняя уловка, последняя попытка повернуть ситуацию. Если Дуг примет «посылку», то обеспечит его достаточным количеством энергии, чтобы продолжить схватку. Если энергия почтового отправления пропорциональна его весу и ценности, то Жизель эквивалентна сотням, если не тысячам чеков и писем.
– Спасите меня!
Он не мог позволить ей умереть. Девушка все равно, видимо, не выживет но он не мог взять на себя ответственность за ее гибель. Конечно, это означает пустить псу под хвост все усилия, предпринятые им самим и жителями города, позволить ожить самому почтальону подтвердить его право убивать людей чужими руками.
Но безучастно наблюдать, как умирает человек, он не может.
Дуг шагнул вперед, но в следующий момент заметил, как скелетоподобная рука почтальона совершила в воздухе какое-то движение. Он обернулся.
По щеке Жизель покатилась крупная слеза.
Бумажные полоски разделили ее на несколько маленьких ручейков.
– Мистер Элбин, – всхлипнула девушка.
Искривленные губы почтальона беззвучно шевельнулись.
– Не дайте мне умереть, – взмолилась Жизель.
Дуг обратил внимание, что ее голос звучит как-то странно – более ритмично, менее естественно. В нем было нечто неуловимо формальное.
Он переводил взгляд с Жизель на почтальона и обратно.
Почтальон повернул голову вправо.
Голова Жизель повернулась вправо.
Дуг стоял неподвижно, не зная, что предпринять.
– Вы единственный человек, кто может помочь мне, – затухающим голосом прошептала Жизель.
Дуг напрягся. «Единственный человек, кто может помочь мне».
Кто.
Жизель сказала бы «который».
Она уже умерла. Она была трупом раньше, чем он переступил порог этой комнаты. Он пристально посмотрел на девушку, обратил внимание на странноватый стеклянный блеск ее глаз, на не правдоподобно крупные слезы, скатывающиеся по шершавой щеке. Она уже умерла. Возможно, сегодня, не исключено, что вчера или даже позавчера, и почтальон сохранил ее как наживку, зная, что Дуг рано или поздно придет сюда, и не сомневаясь, что в силу своего характера он не даст ей погибнуть. Почтальон использовал Жизель как куклу, он способен манипулировать скупыми движениями ее лица, способен использовать ее голос, чтобы произносить нужные слова и выражения, способен придать ей вид живого человека. Очевидно, он потратил на это все оставшиеся у него силы.
– Неплохо придумал, – холодно обронил Дуг.
Почтальон моментально встрепенулся. Их взгляды пересеклись. Но на этот раз Дуг не стал отворачиваться. Он смотрел пристально, не мигая. Почтальон тоже не отводил глаза, но было видно, что это дается ему с громадным трудом. Силы покидали его. Он проиграл, и сам знал, что проиграл, и понимал, что Дуг знает, что он проиграл.
– Тебе конец, – произнес Дуг.
Почтальон зашипел. В то же мгновение тело Жизель прогнулось и медленно стало валиться на пол, как кукла. Послышался треск рвущейся бумаги. С пола, словно подхваченные дьявольским вихрем, взметнулись тучи конвертов, открыток, счетов... Дуг уже решил, что вся эта почта ринется на него в атаку, но разноцветные бумажки только беспомощно кружились в воздухе.
У почтальона не было сил управлять даже такой мелочью.
– Все кончено, – громко произнес Дуг.
Дверь распахнулась, в комнату гурьбой ввалились Майк, Тегарден и остальные.
– Мы не имеем права... – начал было Майк, но, увидев кружащиеся письма и распростертое тело Жизель, охнул и замолчал.
Тегарден вскинул револьвер и выстрелил в почтальона. Пуля прошла насквозь, практически не оставив следа. Почтальон хрипло рассмеялся. Этот смех должен был вызвать у всех мурашки, но на сей раз он пропал даром.
Дуг внезапно вспомнил, что и сам держит в руках пистолет.
Почтальон выловил из воздуха летающий конверт. Со стороны казалось, что живой скелет внезапно зашевелился и выбросил вперед костлявую руку Череп осклабился, напоминая улыбку – Это вам, – хрипло выдавил он, глядя на Тегардена.
Полисмен с отвращением тряхнул головой.
Улыбка почтальона растаяла.
– Пошли отсюда, – предложил Дуг. Голос прозвучал спокойно, уверенно. – Вернемся денька через два. – Пистолет он вернул Майку.
Майк перевел взгляд на почтальона, потом обратно на Дуга, пытаясь сообразить, что к чему. Потом молча кивнул и дал знак остальным освободить помещение.
– Нет! – отчаянно выкрикнул почтальон.
Не обращая на него внимания, они выбрались из здания почты, перешагнули через разбитую дверь и оказались на свежем воздухе.
– Полагаю, нам пора его навестить, – сказал Майк. – Посмотрим, что происходит.
Они поехали все вместе на четырех машинах. Дуг не мог не думать про Тима и Джека.
Когда это все закончится, надо будет заказать мемориальную службу. По всем жертвам почты.
Над иссохшими песьими головами гудели полчища мух. В воздухе стоял удушающий запах разлагающихся обезглавленных трупов. Восемь человек плотной группой подошли к зданию почты. Прямо перед дверью, за перевернутой скамейкой. Дуг увидел то, чего здесь не было раньше.
Голова ребенка.
Нанизанная на столбик перевернутого почтового ящика.
Он переглянулся с Майком, и никто не произнес ни слова. Детская головка, как и собачьи головы, уже успела высохнуть и кишела мухами, Маленькие глазки вытекли.
– Вышибай! – кивнул Майк Тегардену, самому здоровому из полисменов, показывая на стеклянную дверь.
Тегарден с видимым удовольствием исполнил приказание. Осколки стекла со звоном полетели внутрь помещения. Путь был свободен.
В здании почты царил полный мрак. Окна заклеены, свет выключен. Мужчины осторожно двинулись вглубь. Дуг шел первым. В тишине гулко звучали шаги.
– Куда ты подевался, черт тебя подери! – заорал Дуг.
Ответа не последовало. Они продолжали медленно обследовать помещение. Тут был настоящий хаос. Высокий металлический стол, который когда-то стоял у стены, лежал вверх ногами, на полу валялись клочья бумаги, коробки, детали мебели. Стойку для посетителей украшала тушка крысы с отгрызенной головой.
Рядом белели кости покрупнее, наверное, собачьи, из них почтальон сложил изысканный геометрический узор. И всю поверхность стойки покрывала засохшая кровь.
Дуг медленно обошел вокруг. Здание почты казалось пустым, вымершим, но он все равно страшно нервничал и буквально на цыпочках подкрался к двери, ведущей в служебное помещение.
Изнутри послышался долгий низкий стон.
И испуганное всхлипывание.
Дуг застыл, сердце заколотилось как бешеное. Оглянувшись, он увидел страх на лицах полицейских. Звук услышали все, и никто не знал, что делать дальше. Только на Майка, кажется, это не произвело особого впечатления. Он попробовал оттеснить Дуга и возглавить штурм комнаты, но Дуг не пустил его. Он боялся, тем не менее, не мог позволить молодому человеку сделать то, что, по его глубокому убеждению, должен был сделать сам.
– Нет, – коротко произнес Дуг.
Майк с удивлением воззрился на него.
– Я пойду один.
Майк отрицательно покачал головой, спуская пистолет с предохранителя.
– Это слишком опасно.
– Это не опасно. Уже не опасно. – И, посмотрев в глаза молодому полицейскому. Дуг добавил:
– У меня с ним личные счеты.
Майк некоторое время подумал, изучающе глядя ему в глаза, потом кивнул, изображая то ли согласие, то ли понимание.
– Хорошо, – сказал он. – Но возьмите с собой вот это. – Он протянул пистолет. – Знаете, как с ним обращаться?
– Не очень, – усмехнулся Дуг. – Но это не имеет значения. Все равно не поможет. Сам знаешь.
– Все же возьмите. На всякий случай.
Из соседней комнаты снова донесся не то стон, не то плач... По-видимому, кто-то очень страдал от боли.
– Это уже... – начал Майк, но Дуг опять придержал его за руку.
– Я пойду один.
Полисмен остановился и опять уставился на него. Дуг выдержал взгляд, принял из руки Майка пистолет и повторил:
– Я сам. Все в порядке.
– Ладно, – медленно кивнул Майк. – Но мы будем здесь, если что. – Слова прозвучали убедительно, тон – отнюдь. – Если услышу что-нибудь подозрительное, появлюсь немедленно.
– Согласен.
Дуг сделал пару шагов вперед и оказался в служебной комнате.
В логове почтальона.
Он уставился на Дуга из-за баррикады. Точнее, оно уставилось. Потому что почтальон почти утратил человеческий облик. Тело усохло, стало костлявым, изломанным, похожим на скелет гигантского насекомого. Грива когда-то кроваво-рыжих волос посветлела, стала бледно розовой и торчала во все стороны грязными свалявшимися космами. На лице с провалившимися глазницами и запавшими щеками выделялись огромные ярко-белые острые зубы.
Вокруг в хаотическом беспорядке были навалены полки, доски, инструменты, банки, мешки и прочая почтовая дребедень.
Сзади хлопнула дверь.
Почтальон рассмеялся хриплым, угрожающим смехом, и Дугом моментально овладел прямо-таки животный страх. Воздух был странно тяжелым. В нем что-то витало и потрескивало, словно в атмосфере, заряженной электричеством.
Из-за тусклого освещения, Дуг не сразу заметил, что они с почтальоном в этой комнате не одни. В дальнем углу, у стены, почти скрытая тенью перевернутого стола, скрючилась неподвижная фигура с всклокоченными волосами.
Она жалобно скулила. Дуг подошел ближе, стараясь разглядеть лицо.
Жизель Бреннан.
У него перехватило дыхание. Жизель словно мумия была укутана оберточной бумагой. Одна рука, торчащая из бумаги, вывернулась под совершенно неестественным углом, явно сломанная. Она была обмотана оранжево-синими фирменными конвертами «Экспресс-почты» и притянута к туловищу резиновыми бинтами.
Сквозь обертку в нескольких местах сочилась кровь и засыхала, оставляя черные потеки.
Лицо Жизель, щеки, подбородок и шея были заклеены узенькими бумажными полосками. Полоски образовывали бесчисленное количество геометрических узоров – квадратов, прямоугольников, параллелограммов. Тончайшими Волосками были заклеены и ее губы – это создавало впечатление, что они зашиты суровыми белыми нитками. Одно ухо оторвано.
– Жизель! – произнес Дуг, шагнув вперед.
Девушка застонала.
Приглядевшись, он заметил на белой коже ее лба несколько волнистых черных линий, отходящих от чернильного круга с какими-то буквами.
Знак погашения.
А под самыми волосами – ровная полоска марок, тоже со штемпелями.
– Что это? – обернулся он к почтальону. – В чем дело? Какого черта вы с ней сделали?
Почтальон снова рассмеялся низким, скрипучим смехом, напомнившим Дугу скрип ногтей по классной доске.
– Почтовый несчастный случай. – Тихий скрипучий шепот был едва различим.
– Скотина, – выдохнул Дуг. Внезапно он понял, что сделал почтальон. Он превратил девушку в посылку. В несчастную посылку, которую предстоит отправить.
Тварь закашлялась и проскрипела:
– Почтовая служба не может нести ответственность за повреждения, полученные в результате доставки почтовых отправлений. Если бы она пострадала во время работы, она бы подпадала под действие федерального закона охраны труда. Но она работник-почасовик и получила травму во время инцидента, не связанного с исполнением служебных обязанностей.
Я оказал ей помощь, какую мог. Я перевязал ей раны. Больше я ничего не могу сделать. Так что теперь дело за вами. – В булавочных глазках сверкнул голодный огонек. – Если вы немедленно не доставите ее в больницу, она умрет.
Может быть, и сейчас уже слишком поздно.
В следующий момент девушка простонала:
– Спасите!
Дуг стоял, не зная, что предпринять. Секунды тянулись бесконечно долго. Ему казалось, что он даже слышит, как они тикают, одна за другой. В комнате теперь стояла гробовая тишина. Он обратил внимание, что и в почтовом зале тоже было совершенно тихо. Как и на улице. Ни малейшего звука. Казалось, весь мир затаил дыхание, ожидая его решения.
– Помогите! – умоляюще прошептала Жизель. Голос был слабее стона. Из потрескавшихся губ на подбородок потекла струйка крови.
– Она умрет, если вы не спасете ее, – пробормотал почтальон.
Нет, это не то решение, которое можно принимать не раздумывая. Не тот вопрос, на который можно ответить с бухты-барахты, причем результат значения не имеет. Здесь как раз результат очень важен, и оба предложенных варианта могут оказаться ложными. Дуг глубоко вздохнул. Если бы он был врачом, он бы сразу определил, можно ли помочь Жизель, или смерть все равно неизбежна, он мог бы принять решение, опираясь на знания и опыт. Но в этом он ничего не смыслил.
Необходимо время, чтобы разобраться. Необходимо время, чтобы все взвесить, проанализировать, изучить ситуацию.
Но времени не было.
– Мистер Элбин, – свистящим шепотом напомнил почтальон.
– Помогите, – простонала Жизель.
Дуг зажмурился. Вся его сущность, все, что называется чувством, душой, все что делает человека человеком, приказывали ему немедленно схватить девушку и везти ее в больницу. Но упрямое подсознание говорило, что этого делать не следует. Если он окажет помощь Жизель, все пропало. Почтальон явно при смерти.
Очевидно, это его последняя уловка, последняя попытка повернуть ситуацию. Если Дуг примет «посылку», то обеспечит его достаточным количеством энергии, чтобы продолжить схватку. Если энергия почтового отправления пропорциональна его весу и ценности, то Жизель эквивалентна сотням, если не тысячам чеков и писем.
– Спасите меня!
Он не мог позволить ей умереть. Девушка все равно, видимо, не выживет но он не мог взять на себя ответственность за ее гибель. Конечно, это означает пустить псу под хвост все усилия, предпринятые им самим и жителями города, позволить ожить самому почтальону подтвердить его право убивать людей чужими руками.
Но безучастно наблюдать, как умирает человек, он не может.
Дуг шагнул вперед, но в следующий момент заметил, как скелетоподобная рука почтальона совершила в воздухе какое-то движение. Он обернулся.
По щеке Жизель покатилась крупная слеза.
Бумажные полоски разделили ее на несколько маленьких ручейков.
– Мистер Элбин, – всхлипнула девушка.
Искривленные губы почтальона беззвучно шевельнулись.
– Не дайте мне умереть, – взмолилась Жизель.
Дуг обратил внимание, что ее голос звучит как-то странно – более ритмично, менее естественно. В нем было нечто неуловимо формальное.
Он переводил взгляд с Жизель на почтальона и обратно.
Почтальон повернул голову вправо.
Голова Жизель повернулась вправо.
Дуг стоял неподвижно, не зная, что предпринять.
– Вы единственный человек, кто может помочь мне, – затухающим голосом прошептала Жизель.
Дуг напрягся. «Единственный человек, кто может помочь мне».
Кто.
Жизель сказала бы «который».
Она уже умерла. Она была трупом раньше, чем он переступил порог этой комнаты. Он пристально посмотрел на девушку, обратил внимание на странноватый стеклянный блеск ее глаз, на не правдоподобно крупные слезы, скатывающиеся по шершавой щеке. Она уже умерла. Возможно, сегодня, не исключено, что вчера или даже позавчера, и почтальон сохранил ее как наживку, зная, что Дуг рано или поздно придет сюда, и не сомневаясь, что в силу своего характера он не даст ей погибнуть. Почтальон использовал Жизель как куклу, он способен манипулировать скупыми движениями ее лица, способен использовать ее голос, чтобы произносить нужные слова и выражения, способен придать ей вид живого человека. Очевидно, он потратил на это все оставшиеся у него силы.
– Неплохо придумал, – холодно обронил Дуг.
Почтальон моментально встрепенулся. Их взгляды пересеклись. Но на этот раз Дуг не стал отворачиваться. Он смотрел пристально, не мигая. Почтальон тоже не отводил глаза, но было видно, что это дается ему с громадным трудом. Силы покидали его. Он проиграл, и сам знал, что проиграл, и понимал, что Дуг знает, что он проиграл.
– Тебе конец, – произнес Дуг.
Почтальон зашипел. В то же мгновение тело Жизель прогнулось и медленно стало валиться на пол, как кукла. Послышался треск рвущейся бумаги. С пола, словно подхваченные дьявольским вихрем, взметнулись тучи конвертов, открыток, счетов... Дуг уже решил, что вся эта почта ринется на него в атаку, но разноцветные бумажки только беспомощно кружились в воздухе.
У почтальона не было сил управлять даже такой мелочью.
– Все кончено, – громко произнес Дуг.
Дверь распахнулась, в комнату гурьбой ввалились Майк, Тегарден и остальные.
– Мы не имеем права... – начал было Майк, но, увидев кружащиеся письма и распростертое тело Жизель, охнул и замолчал.
Тегарден вскинул револьвер и выстрелил в почтальона. Пуля прошла насквозь, практически не оставив следа. Почтальон хрипло рассмеялся. Этот смех должен был вызвать у всех мурашки, но на сей раз он пропал даром.
Дуг внезапно вспомнил, что и сам держит в руках пистолет.
Почтальон выловил из воздуха летающий конверт. Со стороны казалось, что живой скелет внезапно зашевелился и выбросил вперед костлявую руку Череп осклабился, напоминая улыбку – Это вам, – хрипло выдавил он, глядя на Тегардена.
Полисмен с отвращением тряхнул головой.
Улыбка почтальона растаяла.
– Пошли отсюда, – предложил Дуг. Голос прозвучал спокойно, уверенно. – Вернемся денька через два. – Пистолет он вернул Майку.
Майк перевел взгляд на почтальона, потом обратно на Дуга, пытаясь сообразить, что к чему. Потом молча кивнул и дал знак остальным освободить помещение.
– Нет! – отчаянно выкрикнул почтальон.
Не обращая на него внимания, они выбрались из здания почты, перешагнули через разбитую дверь и оказались на свежем воздухе.
55
Дуг проснулся сразу и окончательно. Сон, который ему снился, испарился бесследно, не оставив и тени воспоминаний. Сначала ему показалось, что он проснулся от какого-то постороннего звука – телефонного звонка, стука в дверь, падения какого-то предмета, – но все вокруг было тихо, только неизменные цикады нарушали мирный ночной покой.
Он посмотрел на часы. Синие цифры ярко светились во мраке. Три. Три часа ночи. Темный час души. Где-то он вычитал это выражение – «темный час души». Считается, что в три часа ночи человеческий организм очень близко подходит к состоянию смерти – все его функции достигают самого низкого уровня.
Так почему же он чувствует себя настолько проснувшимся, настолько настороженным, настолько обеспокоенным?
Внезапно стрекот цикад прекратился. В наступившей тишине он услышал низкую басовитую вибрацию, едва уловимое колебание воздуха, которое напоминало что-то до боли знакомое, но Дуг никак не мог сообразить, что именно. Звук становился все громче, он приближался, и наконец стало ясно, что это – шум автомобильного двигателя.
Двигателя автомобиля почтальона.
Невероятно. Вчера почтальон едва шевелился, с трудом мог стоять, и уж ни в коей степени не сумел бы вести машину. Даже если ему с тех пор удалось преуспеть в доставке нескольких писем, столь неожиданное и резкое восстановление просто невозможно.
Но это был звук его машины. Дуг даже не сомневался. В ночной тишине громко хрустнул гравий, когда машина подкатила к обочине рядом с дорожкой, ведущей к дому и остановилась.
Низкое урчание.
Звук не пугал, но настойчиво требовал внимания. Дуг непроизвольно следил за его приближением.
Урчание.
Настороженность, с которой он проснулся, прошла. Ему даже хотелось встать, пройти в гостиную и выглянуть в окно, но либо мозг слишком устал, чтобы отдать указание ногам, либо мышцы ног слишком устали, чтобы повиноваться мозгу, во всяком случае, он остался в кровати, продолжая прислушиваться к урчанию.
Урчание.
Дуг чувствовал, что этот одинокий ровный звук, начинает действовать как снотворное.
Равномерный ритм гипнотизировал, и не было сил ему сопротивляться. Газа закрылись сами собой, голова потяжелела, и Дуг провалился в сон, продолжая слышать негромкий звук автомобильного двигателя.
Объяснить это он бы не смог. Но ощущение кошмара, к которому он привык за долгие месяцы, с которым просыпался каждое утро и которое прочно вписалось в повседневную жизнь, – этого ощущения больше не было.
Он снял телефонную трубку и набрал номер Майка. Полисмен ответил немедленно.
– Отделение полиции Виллиса, Майк Трентон слушает.
– Майк? Это Дуг.
– Он исчез.
Дуг помолчал, прикрыв глаза и испытывая невероятное облегчение. Подтвердилось. Он исчез.
– Я не сомневался.
– Сегодня утром я проезжал мимо почты, – продолжал Майк, – и обратил внимание, что его машины нет. Потом мы вернулись с Тегарденом и Джеффом – проверить. Стоянка пуста. Может, он еще вернется, хотя...
– Нет, – уверенно перебил его Дуг.
– Но мы не знаем...
– Не вернется.
– Может, вы и правы, – медленно произнес Майк. – Сегодня утром мы получили сообщение от дорожной инспекции. На дороге в Камп Верде, в Черном каньоне, произошла автомобильная авария. Пострадала одна машина. Подробностей нет, но скорее всего это он. Водитель и автомобиль так обгорели, что опознать практически невозможно. Но скоро поступят дополнительные сведения. Даже если нам не удастся найти остатки зубов, исследование машины покажет, его ли это модель. Отсюда тогда и будем исходить. Во всяком случае, через несколько дней все выяснится.
– Не имеет значения, – сказал Дуг.
– Не имеет значения? Вас, что, это не интересует?
– Он исчез. Неужели не чувствуешь? Мы заставили его это сделать, он совершил, что хотел, разбился в машине или еще что. Но он исчез. Его здесь нет. И он никогда не вернется.
– Надеюсь, вы правы.
– Я прав.
– Подождите минутку. – В трубке послышались приглушенные голоса: Майк явно прикрыл микрофон ладонью. – Алло, вы слушаете?
– Слушаю.
– Только что передали записку от Джеффа.
На этой неделе приезжает инспектор почтового ведомства.
– Несколько поздновато, – хмыкнул Дуг.
– Да, самую малость, – рассмеялся Майк.
Некоторое время они молчали. Впервые за пару месяцев Дуг сообразил, что им с Майком не о чем говорить.
– Ну ладно, я отпускаю тебя, – шутливо произнес он. – Загляну попозже. Еще поговорим.
– Хорошо.
– Все кончено, Майк.
– Я вам верю.
– Теперь-то ты мне поверил, – хохотнул Дуг.
– Да ладно вам.
– Все, пока. – Дуг положил трубку.
«Чего же добивался этот почтальон, – думал Дуг, – и добился ли он того, что хотел?» Он прибыл в Виллис два месяца назад и превратил город в руины. В этом была его цель? Или в чем-то другом? Может, им удалось остановить его раньше, чем он успел завершить задуманное?
А может, у него действительно не было никаких мотивов.
Он вспомнил фразу Уильяма Фолкнера из заявления об увольнении из почтовой конторы:
«Будь я проклят, если и далее собираюсь быть на побегушках у каждого мерзавца, имеющего пару центов на покупку почтовой марки».
Может, мотив почтальона был не сложнее этого.
Да, им никогда не узнать, чего добивался почтальон, не узнать, добился он своей цели или нет.
Впрочем, какое это имеет значение?
Никакого значения это не имеет.
Все завершилось. Все кончено.
Трития налила стакан «Севен-ап» и отнесла сыну.
– Пап! – крикнул с дивана Билли.
– Да?
– Все кончилось, правда?
– Да, – кивнул он. – Окончательно.
– Окончательно, – с чувством глубокого облегчения повторил Билли и откинулся на подушки.
Триш отправилась на кухню готовить их любимый ленч – макароны с сыром и резаными сосисками. Это было менее питательно, чем семена хлопчатника, но сегодня – особый случай, и сын заслуживал особого ленча.
Дуг переключил телевизор на пятый канал, чтобы Билли мог посмотреть своего любимого «Дика ван Дайка», и сам посмотрел с ним несколько минут. Во время рекламной паузы, повинуясь внезапному импульсу, он вышел на веранду. Постоял там некоторое время, потом спустился вниз и пошел к почтовому ящику.
Стоял прекрасный августовский день. Воздух был жарким, но довольно приятным. Между ветвей деревьев весело скакали голубые сойки.
Над головой сияло безоблачное голубое небо.
Дул легкий ветерок, недостаточно сильный, чтобы побеспокоить кого бы то ни было, но вполне достаточный, чтобы освежить лицо.
Дойдя до ящика, Дуг остановился. Дверца была открыта. Дуг заглянул внутрь.
Внутри лежали три обуглившихся до черноты конверта.
Он вспомнил о подъезжавшей ночью машине и спиной ощутил подзабытый уже холодок.
Протянув руку, он вынул конверты. Толстая, скользковатая бумага явно была сделана из какого-то органического материала. Содержимое казалось странно тяжелым, непонятной формы.
Дуга окатила волна отвращения. Он почувствовал горячее желание немедленно избавиться от этих посланий, втоптать их в грязь. Не заглядывая внутрь, он уже понял: что бы там ни было, это – зло.
Он начал изучать конверты. На лицевой стороне старинными английскими буквами красного цвета были выписаны имена Билли, Тритии и его собственное.
В адресованном ему конверте что-то корчилось.
Дуг уронил все три письма на землю и инстинктивно отскочил в сторону. Он уже был готов со всего маху прыгнуть и раздавить эту гадость, когда в голову пришла более интересная мысль. Дуг бегом кинулся к машине, открыл дверцу со стороны водителя и распахнул «бардачок». Фонарь, инструменты, ветошь, дорожные карты... Наконец он нашел, что искал.
Спичечный коробок.
Так же, бегом, он вернулся к валяющимся на земле конвертам, осторожно сложил их стопкой и чиркнул спичкой. Та мгновенно погасла. Он повторил попытку, на этот раз прикрыв робкий язычок пламени ладонями. Спичка разгорелась. Присев на корточки. Дуг поднес пламя к верхнему конверту.
Конверт занялся странным, разноцветным пламенем – с оттенками синего и красного.
Пламя принялось лизать толстую скользкую бумагу. Дуг подумал, что еще немного, и он сможет посмотреть, что лежит внутри, но в последний момент отказался от этой мысли.
Внутренний голос подсказывал, что это не то знание, которое ему нужно.
Конверты горели жарким, гудящим пламенем, а когда огонь закончил свою работу, на месте костерка осталась лишь маленькая горстка легкого пепла. Дуг пнул ее ногой. Ветерок подхватил серо-черные хлопья и понес вдоль шоссе. Постепенно они рассеялись по обочинам.
Некоторое время Дуг разглядывал место, где только что лежали письма. Потом бросил взгляд на почтовый ящик и понял, что впервые за это лето смотрит на него без страха.
Он стал свободен.
Город стал свободен.
Почтальон исчез.
Дуг глубоко вздохнул. На веранде его ждал ленч. Оттуда уже доносился запах сосисок, сыра и макарон. В доме звенели жизнерадостные голоса Билли и Триш, в телевизоре раздавался искусственный, записанный на пленку смех.
Широко улыбаясь и чувствуя себя удивительно счастливо. Дуг закрыл дверцу почтового ящика и двинулся по направлению к дому.
Он посмотрел на часы. Синие цифры ярко светились во мраке. Три. Три часа ночи. Темный час души. Где-то он вычитал это выражение – «темный час души». Считается, что в три часа ночи человеческий организм очень близко подходит к состоянию смерти – все его функции достигают самого низкого уровня.
Так почему же он чувствует себя настолько проснувшимся, настолько настороженным, настолько обеспокоенным?
Внезапно стрекот цикад прекратился. В наступившей тишине он услышал низкую басовитую вибрацию, едва уловимое колебание воздуха, которое напоминало что-то до боли знакомое, но Дуг никак не мог сообразить, что именно. Звук становился все громче, он приближался, и наконец стало ясно, что это – шум автомобильного двигателя.
Двигателя автомобиля почтальона.
Невероятно. Вчера почтальон едва шевелился, с трудом мог стоять, и уж ни в коей степени не сумел бы вести машину. Даже если ему с тех пор удалось преуспеть в доставке нескольких писем, столь неожиданное и резкое восстановление просто невозможно.
Но это был звук его машины. Дуг даже не сомневался. В ночной тишине громко хрустнул гравий, когда машина подкатила к обочине рядом с дорожкой, ведущей к дому и остановилась.
Низкое урчание.
Звук не пугал, но настойчиво требовал внимания. Дуг непроизвольно следил за его приближением.
Урчание.
Настороженность, с которой он проснулся, прошла. Ему даже хотелось встать, пройти в гостиную и выглянуть в окно, но либо мозг слишком устал, чтобы отдать указание ногам, либо мышцы ног слишком устали, чтобы повиноваться мозгу, во всяком случае, он остался в кровати, продолжая прислушиваться к урчанию.
Урчание.
Дуг чувствовал, что этот одинокий ровный звук, начинает действовать как снотворное.
Равномерный ритм гипнотизировал, и не было сил ему сопротивляться. Газа закрылись сами собой, голова потяжелела, и Дуг провалился в сон, продолжая слышать негромкий звук автомобильного двигателя.
* * *
Проснувшись, Дуг понял, что почтальон исчез. Ему не требовалось никаких подтверждений, он просто знал это, чувствуя какое-то неуловимое изменение окружающей атмосферы.Объяснить это он бы не смог. Но ощущение кошмара, к которому он привык за долгие месяцы, с которым просыпался каждое утро и которое прочно вписалось в повседневную жизнь, – этого ощущения больше не было.
Он снял телефонную трубку и набрал номер Майка. Полисмен ответил немедленно.
– Отделение полиции Виллиса, Майк Трентон слушает.
– Майк? Это Дуг.
– Он исчез.
Дуг помолчал, прикрыв глаза и испытывая невероятное облегчение. Подтвердилось. Он исчез.
– Я не сомневался.
– Сегодня утром я проезжал мимо почты, – продолжал Майк, – и обратил внимание, что его машины нет. Потом мы вернулись с Тегарденом и Джеффом – проверить. Стоянка пуста. Может, он еще вернется, хотя...
– Нет, – уверенно перебил его Дуг.
– Но мы не знаем...
– Не вернется.
– Может, вы и правы, – медленно произнес Майк. – Сегодня утром мы получили сообщение от дорожной инспекции. На дороге в Камп Верде, в Черном каньоне, произошла автомобильная авария. Пострадала одна машина. Подробностей нет, но скорее всего это он. Водитель и автомобиль так обгорели, что опознать практически невозможно. Но скоро поступят дополнительные сведения. Даже если нам не удастся найти остатки зубов, исследование машины покажет, его ли это модель. Отсюда тогда и будем исходить. Во всяком случае, через несколько дней все выяснится.
– Не имеет значения, – сказал Дуг.
– Не имеет значения? Вас, что, это не интересует?
– Он исчез. Неужели не чувствуешь? Мы заставили его это сделать, он совершил, что хотел, разбился в машине или еще что. Но он исчез. Его здесь нет. И он никогда не вернется.
– Надеюсь, вы правы.
– Я прав.
– Подождите минутку. – В трубке послышались приглушенные голоса: Майк явно прикрыл микрофон ладонью. – Алло, вы слушаете?
– Слушаю.
– Только что передали записку от Джеффа.
На этой неделе приезжает инспектор почтового ведомства.
– Несколько поздновато, – хмыкнул Дуг.
– Да, самую малость, – рассмеялся Майк.
Некоторое время они молчали. Впервые за пару месяцев Дуг сообразил, что им с Майком не о чем говорить.
– Ну ладно, я отпускаю тебя, – шутливо произнес он. – Загляну попозже. Еще поговорим.
– Хорошо.
– Все кончено, Майк.
– Я вам верю.
– Теперь-то ты мне поверил, – хохотнул Дуг.
– Да ладно вам.
– Все, пока. – Дуг положил трубку.
«Чего же добивался этот почтальон, – думал Дуг, – и добился ли он того, что хотел?» Он прибыл в Виллис два месяца назад и превратил город в руины. В этом была его цель? Или в чем-то другом? Может, им удалось остановить его раньше, чем он успел завершить задуманное?
А может, у него действительно не было никаких мотивов.
Он вспомнил фразу Уильяма Фолкнера из заявления об увольнении из почтовой конторы:
«Будь я проклят, если и далее собираюсь быть на побегушках у каждого мерзавца, имеющего пару центов на покупку почтовой марки».
Может, мотив почтальона был не сложнее этого.
Да, им никогда не узнать, чего добивался почтальон, не узнать, добился он своей цели или нет.
Впрочем, какое это имеет значение?
Никакого значения это не имеет.
Все завершилось. Все кончено.
* * *
Ближе к середине дня они с Триш привезли домой Билли. Пока Триш готовила сыну постель на диване. Дуг включил телевизор. Впервые за последние две недели дом не казался ему осажденной крепостью, временным укрытием, где можно только поспать. Дом снова превратился в дом.Трития налила стакан «Севен-ап» и отнесла сыну.
– Пап! – крикнул с дивана Билли.
– Да?
– Все кончилось, правда?
– Да, – кивнул он. – Окончательно.
– Окончательно, – с чувством глубокого облегчения повторил Билли и откинулся на подушки.
Триш отправилась на кухню готовить их любимый ленч – макароны с сыром и резаными сосисками. Это было менее питательно, чем семена хлопчатника, но сегодня – особый случай, и сын заслуживал особого ленча.
Дуг переключил телевизор на пятый канал, чтобы Билли мог посмотреть своего любимого «Дика ван Дайка», и сам посмотрел с ним несколько минут. Во время рекламной паузы, повинуясь внезапному импульсу, он вышел на веранду. Постоял там некоторое время, потом спустился вниз и пошел к почтовому ящику.
Стоял прекрасный августовский день. Воздух был жарким, но довольно приятным. Между ветвей деревьев весело скакали голубые сойки.
Над головой сияло безоблачное голубое небо.
Дул легкий ветерок, недостаточно сильный, чтобы побеспокоить кого бы то ни было, но вполне достаточный, чтобы освежить лицо.
Дойдя до ящика, Дуг остановился. Дверца была открыта. Дуг заглянул внутрь.
Внутри лежали три обуглившихся до черноты конверта.
Он вспомнил о подъезжавшей ночью машине и спиной ощутил подзабытый уже холодок.
Протянув руку, он вынул конверты. Толстая, скользковатая бумага явно была сделана из какого-то органического материала. Содержимое казалось странно тяжелым, непонятной формы.
Дуга окатила волна отвращения. Он почувствовал горячее желание немедленно избавиться от этих посланий, втоптать их в грязь. Не заглядывая внутрь, он уже понял: что бы там ни было, это – зло.
Он начал изучать конверты. На лицевой стороне старинными английскими буквами красного цвета были выписаны имена Билли, Тритии и его собственное.
В адресованном ему конверте что-то корчилось.
Дуг уронил все три письма на землю и инстинктивно отскочил в сторону. Он уже был готов со всего маху прыгнуть и раздавить эту гадость, когда в голову пришла более интересная мысль. Дуг бегом кинулся к машине, открыл дверцу со стороны водителя и распахнул «бардачок». Фонарь, инструменты, ветошь, дорожные карты... Наконец он нашел, что искал.
Спичечный коробок.
Так же, бегом, он вернулся к валяющимся на земле конвертам, осторожно сложил их стопкой и чиркнул спичкой. Та мгновенно погасла. Он повторил попытку, на этот раз прикрыв робкий язычок пламени ладонями. Спичка разгорелась. Присев на корточки. Дуг поднес пламя к верхнему конверту.
Конверт занялся странным, разноцветным пламенем – с оттенками синего и красного.
Пламя принялось лизать толстую скользкую бумагу. Дуг подумал, что еще немного, и он сможет посмотреть, что лежит внутри, но в последний момент отказался от этой мысли.
Внутренний голос подсказывал, что это не то знание, которое ему нужно.
Конверты горели жарким, гудящим пламенем, а когда огонь закончил свою работу, на месте костерка осталась лишь маленькая горстка легкого пепла. Дуг пнул ее ногой. Ветерок подхватил серо-черные хлопья и понес вдоль шоссе. Постепенно они рассеялись по обочинам.
Некоторое время Дуг разглядывал место, где только что лежали письма. Потом бросил взгляд на почтовый ящик и понял, что впервые за это лето смотрит на него без страха.
Он стал свободен.
Город стал свободен.
Почтальон исчез.
Дуг глубоко вздохнул. На веранде его ждал ленч. Оттуда уже доносился запах сосисок, сыра и макарон. В доме звенели жизнерадостные голоса Билли и Триш, в телевизоре раздавался искусственный, записанный на пленку смех.
Широко улыбаясь и чувствуя себя удивительно счастливо. Дуг закрыл дверцу почтового ящика и двинулся по направлению к дому.