Монтейру Лобату.
Орден Жёлтого Дятла.
Часть 1.
Носишкины забавы.
Глава 1.
Носишка.
В маленьком домике, который в окрестности прозвали почему-то Домик Желтого Дятла, живет старушка. Ей уже больше шестидесяти лет. Ее зовут донна Бента. Если кто пройдет мимо по дороге и увидит ее на веранде, с корзиночкой для рукоделья на коленях, в очках, сползших на кончик носа, обязательно подумает:
«Как скучно жить так вот одной, за городом, в глуши…»
Но кто так подумает, ошибется. Донна Бента — самая счастливая из всех старушек на свете, потому что с ней живет ее любимая внучка — Лусия, девочка со вздернутым носом, за что ее и прозвали «Носишка». Носишке семь лет, она смуглая и румяная, как плод жамбо, любит жареную кукурузу и уже умеет делать сама сладкие пышки, очень вкусные.
В Домике Желтого Дятла есть еще двое жильцов: тетушка Настасия, добрая старая негритянка, нянчившая Лусию, когда та была совсем маленькой, и Эмилия — тряпичная кукла, довольно нелепая с виду. Эмилию сделала тетушка Настасия: туловище сшила из тряпок, а глаза вышила шелком и брови тоже вышила, только очень высоко, так что кажется, будто Эмилия всегда чем-то удивлена или возмущена. Однако, несмотря на эти природные недостатки, Носишка очень любит Эмилию и не может ни позавтракать, ни пообедать, пока не усадит Эмилию за стол рядом с собой; а прежде чем лечь спать, всегда укладывает Эмилию в игрушечный гамак, привязанный специально для нее на веранде, между двумя ножками стула.
Носишке очень нравится сидеть со своей куклой на берегу ручейка, протекающего в глубине сада. Струйки его, быстрые и говорливые, весело бегут, огибая черные круглые камни, «черные, как тетушка Настасия», говорит Носишка.
Каждый вечер она берет куклу и отправляется на берег ручейка, садится на выступающий из земли корень старого дерева инга и кормит крошками рыбок ламбари.
Нет рыбки, которая бы не знала Носишку; едва она только появится, как все они плывут к берегу: самые маленькие и беспечные подплывают совсем близко, а кто побольше и посолиднее, те держатся на всякий случай подальше — похоже, что боятся куклы… Так девочка просиживает целыми часами, пока тетушка Настасия не появится у калитки, ведущей во дворик, и не крикнет протяжно: — Носи-и-шка, домой пора!…
«Как скучно жить так вот одной, за городом, в глуши…»
Но кто так подумает, ошибется. Донна Бента — самая счастливая из всех старушек на свете, потому что с ней живет ее любимая внучка — Лусия, девочка со вздернутым носом, за что ее и прозвали «Носишка». Носишке семь лет, она смуглая и румяная, как плод жамбо, любит жареную кукурузу и уже умеет делать сама сладкие пышки, очень вкусные.
В Домике Желтого Дятла есть еще двое жильцов: тетушка Настасия, добрая старая негритянка, нянчившая Лусию, когда та была совсем маленькой, и Эмилия — тряпичная кукла, довольно нелепая с виду. Эмилию сделала тетушка Настасия: туловище сшила из тряпок, а глаза вышила шелком и брови тоже вышила, только очень высоко, так что кажется, будто Эмилия всегда чем-то удивлена или возмущена. Однако, несмотря на эти природные недостатки, Носишка очень любит Эмилию и не может ни позавтракать, ни пообедать, пока не усадит Эмилию за стол рядом с собой; а прежде чем лечь спать, всегда укладывает Эмилию в игрушечный гамак, привязанный специально для нее на веранде, между двумя ножками стула.
Носишке очень нравится сидеть со своей куклой на берегу ручейка, протекающего в глубине сада. Струйки его, быстрые и говорливые, весело бегут, огибая черные круглые камни, «черные, как тетушка Настасия», говорит Носишка.
Каждый вечер она берет куклу и отправляется на берег ручейка, садится на выступающий из земли корень старого дерева инга и кормит крошками рыбок ламбари.
Нет рыбки, которая бы не знала Носишку; едва она только появится, как все они плывут к берегу: самые маленькие и беспечные подплывают совсем близко, а кто побольше и посолиднее, те держатся на всякий случай подальше — похоже, что боятся куклы… Так девочка просиживает целыми часами, пока тетушка Настасия не появится у калитки, ведущей во дворик, и не крикнет протяжно: — Носи-и-шка, домой пора!…
Глава 2.
Принц Серебряная Рыбка.
Как— то раз, покормив рыбок, Лусия почувствовала, что ее клонит ко сну. Она прилегла на траву, положив себе под локоть куклу, и стала следить за облаками, которые плыли по небу, образуя то вершины, то долины.
И она уже совсем было уснула под говор струек, как вдруг почувствовала, что кто-то щекочет ей нос. Она приоткрыла глаза: рыбка, одетая как мальчик, стояла на кончике ее вздернутого носа…
Одетая как мальчик, да, да. На рыбке были штанишки, курточка и шляпка, а из-под плавника торчал зонтик — вот чудо-то! Рыбка смотрела на знаменитый нос нахмурившись, как будто не понимала, что это, собственно, такое. Носишка затаила дыхание…
— Напрасно доктор Улитка прописал мне свежий воздух, — сказала вдруг рыбка человечьим голосом, и притом довольно ворчливо. — Что же получается: я прихожу на этот луг, думаю погулять по траве и вдруг наталкиваюсь на эту непонятную гору… — И рыбка ткнула зонтиком в кончик Носишкиного носа. -Да она из мрамора, что ли?
Тут Носишка села и сказала:
— Ах нет, рыбка, я вовсе не гора. Я Лусия, та самая девочка, которая каждый день приходит сюда вас кормить. Разве ты меня не узнаешь?
— Но тебя невозможно узнать, девочка, — отвечала рыбка: — если смотреть из воды, то ты совсем другая…
— Может быть, но, честное слово, я — это именно я. А вот эта сеньора — моя подруга Эмилия.
Рыбка почтительно поклонилась кукле и поспешила представиться:
— Принц Серебряная Рыбка, король Страны Прозрачных Вод.
— И принц и король вместе, вот здорово! — воскликнула Носишка, хлопая в ладоши. — Как хорошо! Мне всегда хотелось посмотреть на сказочного принца или короля, а тут — оба сразу!
Они еще немного поговорили, а потом Принц пригласил Носишку посетить его страну. Она с удовольствием приняла приглашение.
— Только давайте сейчас же, — сказала она, — пока тетушка Настасия меня не позвала. А потом вы к нам тоже приедете? Да?
— Почту за честь… — любезно отвечал Принц. И они пошли рядом, как старые друзья. Кукла следовала за ними, не проронив ни слова.
— Кажется, сеньора Эмилия недовольна? — спросил Принц.
— Нет, Принц, просто, понимаете, бедняжка немая от рождения. Я ищу хорошего доктора, чтоб ее вылечил.
— При моем дворе живет замечательный врач, знаменитый доктор Улитка. У него есть такие пилюли, которые помогают от всех болезней. Кто не умирает — все поправляются. Я уверен, что если он возьмется лечить сеньору Эмилию, так она у вас защебечет, как пташка.
Так, беседуя о чудесных пилюлях доктора Улитки, они подошли к красивому гроту, которого — странное дело! — Носишка никогда раньше здесь не замечала.
— Вот вход в мое королевство, — сказал Принц.
Носишка боязливо заглянула в глубь грота.
— Очень темно, Принц. Эмилия, знаете, боится.
Вместо ответа Принц вытащил из кармана светлячка, служащего ему живым карманным фонариком. Грот осветился, кукла перестала бояться, и Носишка вошла. Когда они шли через грот, их очень почтительно приветствовали совы и летучие мыши, только Носишке почему-то не захотелось с ними знакомиться.
А вот и ворота королевства: Носишка даже рот открыла от изумления.
— Кто построил эту прекрасную арку, Принц?
— Кораллы, лучшие в море каменщики и ювелиры. Мой дворец тоже строили они — он весь из розового и белого коралла.
Но вдруг Принц Серебряная Рыбка нахмурился.
— Уже второй раз замечаю, — сказал он: — ворота не заперты. Держу пари, что сторож опять спит.
И действительно, так оно и было. Сторож спал и квакал во сне.
— Майор Жаба! — строго сказал Принц. — Опять вы спите, как свинья! Майор морского флота не имеет права так себя вести!
И Принц дал бедняге такого пинка, что майор Жаба успел только открыть свои круглые глаза, открыть свой круглый рот и, жалобно сказав: «Ква-а-а», отлететь в угол. Но Принц уже успокоился и повел свою гостью во дворец. Какой дворец! Молочно-белые стены из коралла и под Узорчатым коралловым сво— дом — бордюр из нежных жемчужин, дрожащих при малейшем всплеске волны. Пол из переливчатого перламутра был так гладок, что Эмилия три раза поскользнулась.
Принц Серебряная Рыбка сказал, обращаясь к своему премьерминистру:
— Созовите всех моих придворных. Я даю праздник в честь моей прекрасной гостьи. И скажите моему кучеру дядюшке Крабу, чтоб приготовил парадную карету для прогулки по дну моря. Идите!
О, эта прогулка по дну моря! Это была, наверно, самая лучшая прогулка из всех, какие пришлось совершить Носишке в ее жизни! Парадная карета плавно катилась по белоснежному песку, запряженная шестеркой морских коньков и управляемая дядюшкой Крабом. У морских коньков были головки как у игрушечных лошадок и хвосты как у рыб, а дядюшка Краб вместо хлыста погонял их своими собственными усами: «А ну, поехали!…»
О, какие красивые места! Коралловые леса, заросли живых губок, поля водорослей самых необычайных видов. Раковины, раковины — всех форм и всех цветов. Угри, морские ежи, осьминоги — какого только морского люда здесь не было!
— Рыба-меч! — вдруг испуганно воскликнул Принц, указывая на огромную рыбу с длинным острым носом, быстро приближавшуюся к ним. И, обернувшись к кучеру, добавил: — Назад! Гони!
Дядюшка Краб, получив приказ поворачивать, щелкнул своими усами по спинам морских коньков и пустил их галопом.
Во дворец вернулись как раз к обеду. Носишка, сидя рядом с Принцем, не переставала изумляться убранству стола и тонкому разнообразию блюд.
— Искусство сеньориты Сардинки и ее сестер, — сказал Принц. -Отличные поварихи, и какие аккуратные!
Носишка про себя подумала: «Потому-то они всегда так аккуратно лежат в банке…»
Одни блюда сменяли другие: подавали котлеты из водорослей, филе моллюска, омлет из яиц колибри…
В то время как хозяева и гости ели, оркестр цикад и кузнечиков играл какую-то приятную музыку — «три-ли, три-ли» — под управлением маэстро тангара, державшего в клюве дирижерскую палочку и топорщившего перышки в порыве вдохновенья.
В перерывах между музыкальными пьесами три светлякаиллюзиониста делали фокусы, из которых особенно понравился Носишке номер глотателя огня. Никто лучше светлячков не умеет глотать огонь, это уж поверьте!
Носишка была в таком восторге от всего, что ее окружало, что все время радостно взвизгивала и хлопала в ладоши.
И она уже совсем было уснула под говор струек, как вдруг почувствовала, что кто-то щекочет ей нос. Она приоткрыла глаза: рыбка, одетая как мальчик, стояла на кончике ее вздернутого носа…
Одетая как мальчик, да, да. На рыбке были штанишки, курточка и шляпка, а из-под плавника торчал зонтик — вот чудо-то! Рыбка смотрела на знаменитый нос нахмурившись, как будто не понимала, что это, собственно, такое. Носишка затаила дыхание…
— Напрасно доктор Улитка прописал мне свежий воздух, — сказала вдруг рыбка человечьим голосом, и притом довольно ворчливо. — Что же получается: я прихожу на этот луг, думаю погулять по траве и вдруг наталкиваюсь на эту непонятную гору… — И рыбка ткнула зонтиком в кончик Носишкиного носа. -Да она из мрамора, что ли?
Тут Носишка села и сказала:
— Ах нет, рыбка, я вовсе не гора. Я Лусия, та самая девочка, которая каждый день приходит сюда вас кормить. Разве ты меня не узнаешь?
— Но тебя невозможно узнать, девочка, — отвечала рыбка: — если смотреть из воды, то ты совсем другая…
— Может быть, но, честное слово, я — это именно я. А вот эта сеньора — моя подруга Эмилия.
Рыбка почтительно поклонилась кукле и поспешила представиться:
— Принц Серебряная Рыбка, король Страны Прозрачных Вод.
— И принц и король вместе, вот здорово! — воскликнула Носишка, хлопая в ладоши. — Как хорошо! Мне всегда хотелось посмотреть на сказочного принца или короля, а тут — оба сразу!
Они еще немного поговорили, а потом Принц пригласил Носишку посетить его страну. Она с удовольствием приняла приглашение.
— Только давайте сейчас же, — сказала она, — пока тетушка Настасия меня не позвала. А потом вы к нам тоже приедете? Да?
— Почту за честь… — любезно отвечал Принц. И они пошли рядом, как старые друзья. Кукла следовала за ними, не проронив ни слова.
— Кажется, сеньора Эмилия недовольна? — спросил Принц.
— Нет, Принц, просто, понимаете, бедняжка немая от рождения. Я ищу хорошего доктора, чтоб ее вылечил.
— При моем дворе живет замечательный врач, знаменитый доктор Улитка. У него есть такие пилюли, которые помогают от всех болезней. Кто не умирает — все поправляются. Я уверен, что если он возьмется лечить сеньору Эмилию, так она у вас защебечет, как пташка.
Так, беседуя о чудесных пилюлях доктора Улитки, они подошли к красивому гроту, которого — странное дело! — Носишка никогда раньше здесь не замечала.
— Вот вход в мое королевство, — сказал Принц.
Носишка боязливо заглянула в глубь грота.
— Очень темно, Принц. Эмилия, знаете, боится.
Вместо ответа Принц вытащил из кармана светлячка, служащего ему живым карманным фонариком. Грот осветился, кукла перестала бояться, и Носишка вошла. Когда они шли через грот, их очень почтительно приветствовали совы и летучие мыши, только Носишке почему-то не захотелось с ними знакомиться.
А вот и ворота королевства: Носишка даже рот открыла от изумления.
— Кто построил эту прекрасную арку, Принц?
— Кораллы, лучшие в море каменщики и ювелиры. Мой дворец тоже строили они — он весь из розового и белого коралла.
Но вдруг Принц Серебряная Рыбка нахмурился.
— Уже второй раз замечаю, — сказал он: — ворота не заперты. Держу пари, что сторож опять спит.
И действительно, так оно и было. Сторож спал и квакал во сне.
— Майор Жаба! — строго сказал Принц. — Опять вы спите, как свинья! Майор морского флота не имеет права так себя вести!
И Принц дал бедняге такого пинка, что майор Жаба успел только открыть свои круглые глаза, открыть свой круглый рот и, жалобно сказав: «Ква-а-а», отлететь в угол. Но Принц уже успокоился и повел свою гостью во дворец. Какой дворец! Молочно-белые стены из коралла и под Узорчатым коралловым сво— дом — бордюр из нежных жемчужин, дрожащих при малейшем всплеске волны. Пол из переливчатого перламутра был так гладок, что Эмилия три раза поскользнулась.
Принц Серебряная Рыбка сказал, обращаясь к своему премьерминистру:
— Созовите всех моих придворных. Я даю праздник в честь моей прекрасной гостьи. И скажите моему кучеру дядюшке Крабу, чтоб приготовил парадную карету для прогулки по дну моря. Идите!
О, эта прогулка по дну моря! Это была, наверно, самая лучшая прогулка из всех, какие пришлось совершить Носишке в ее жизни! Парадная карета плавно катилась по белоснежному песку, запряженная шестеркой морских коньков и управляемая дядюшкой Крабом. У морских коньков были головки как у игрушечных лошадок и хвосты как у рыб, а дядюшка Краб вместо хлыста погонял их своими собственными усами: «А ну, поехали!…»
О, какие красивые места! Коралловые леса, заросли живых губок, поля водорослей самых необычайных видов. Раковины, раковины — всех форм и всех цветов. Угри, морские ежи, осьминоги — какого только морского люда здесь не было!
— Рыба-меч! — вдруг испуганно воскликнул Принц, указывая на огромную рыбу с длинным острым носом, быстро приближавшуюся к ним. И, обернувшись к кучеру, добавил: — Назад! Гони!
Дядюшка Краб, получив приказ поворачивать, щелкнул своими усами по спинам морских коньков и пустил их галопом.
Во дворец вернулись как раз к обеду. Носишка, сидя рядом с Принцем, не переставала изумляться убранству стола и тонкому разнообразию блюд.
— Искусство сеньориты Сардинки и ее сестер, — сказал Принц. -Отличные поварихи, и какие аккуратные!
Носишка про себя подумала: «Потому-то они всегда так аккуратно лежат в банке…»
Одни блюда сменяли другие: подавали котлеты из водорослей, филе моллюска, омлет из яиц колибри…
В то время как хозяева и гости ели, оркестр цикад и кузнечиков играл какую-то приятную музыку — «три-ли, три-ли» — под управлением маэстро тангара, державшего в клюве дирижерскую палочку и топорщившего перышки в порыве вдохновенья.
В перерывах между музыкальными пьесами три светлякаиллюзиониста делали фокусы, из которых особенно понравился Носишке номер глотателя огня. Никто лучше светлячков не умеет глотать огонь, это уж поверьте!
Носишка была в таком восторге от всего, что ее окружало, что все время радостно взвизгивала и хлопала в ладоши.
Глава 3.
Разговорные пилюли.
Сразу же после обеда Носишка собралась с Эмилией к доктору Улитке.
Доктор согласился лечить куклу и, достав заветные пилюли, подозвал пациентку к себе:
— Не бойтесь, сеньора Эмилия, идите сюда. Откройте рот. Вот так.
Доктор выбрал одну пилюлю и положил в рот Эмилии.
— Глотай сразу! — посоветовала Носишка, показывая, как надо глотать пилюли. — И не делай такое страшное лицо. Помни, что глаза у тебя из ниток и могут лопнуть. Ну, глотай же!
Эмилия проглотила пилюлю, потом глотнула воздух — и сказала: «Ох, какие горькие пилюли!» И пошла, и пошла, и пошла — битый час не умолкала. Так что у Носишки просто закружило в голове, и она стала просить доктора, нельзя ли, пожалуйста, дать Эмилии другие пилюли — молчальные.
— Нет необходимости, — отвечал опытный врач. — Она несколько часов проговорит, а потом выдохнется и будет как все люди. Это у нее прежний запас неизрасходованных слов, он истощится — и все будет в порядке.
Так и случилось. Эмилия говорила три часа тоненьким-тоненьким голосом, а потом замолчала.
— Слава богу, — сказала Носишка, — теперь можно поговорить почеловечески. Скажи, Эмилия, как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь надо?
— Одеяло, надеть на голову.
— Платок, Эмилия.
— О-де-я-ло.
— Платок, глупышка!
— ОДЕЯЛО! Я хочу надеть на голову ОДЕЯЛО, потому что пока доктор Утка…
— Доктор Улитка, Эмилия!
— Доктор У-тка! Пока доктор УТЯТКА меня лечил, мне стало долохно. -Холодно! — в последний раз поправила Носишка, сунув Эмилию в карман; очевидно, язык у куклы был еще недостаточно хорошо подвешен — ничего, со временем укрепится.
Носишку пугало другое: у куклы, по-видимому, был упрямый и задиристый характер, обо всем она думала по-своему, и ей, видно, нравилось говорить глупости. «Впрочем, — подумала Носишка, — может, оно и лучше. У нас уж и так двое умных — бабушка и тетушка Настасия. А Эмилия всегда скажет что-нибудь новенькое, с ней не соскучишься»
Доктор согласился лечить куклу и, достав заветные пилюли, подозвал пациентку к себе:
— Не бойтесь, сеньора Эмилия, идите сюда. Откройте рот. Вот так.
Доктор выбрал одну пилюлю и положил в рот Эмилии.
— Глотай сразу! — посоветовала Носишка, показывая, как надо глотать пилюли. — И не делай такое страшное лицо. Помни, что глаза у тебя из ниток и могут лопнуть. Ну, глотай же!
Эмилия проглотила пилюлю, потом глотнула воздух — и сказала: «Ох, какие горькие пилюли!» И пошла, и пошла, и пошла — битый час не умолкала. Так что у Носишки просто закружило в голове, и она стала просить доктора, нельзя ли, пожалуйста, дать Эмилии другие пилюли — молчальные.
— Нет необходимости, — отвечал опытный врач. — Она несколько часов проговорит, а потом выдохнется и будет как все люди. Это у нее прежний запас неизрасходованных слов, он истощится — и все будет в порядке.
Так и случилось. Эмилия говорила три часа тоненьким-тоненьким голосом, а потом замолчала.
— Слава богу, — сказала Носишка, — теперь можно поговорить почеловечески. Скажи, Эмилия, как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь надо?
— Одеяло, надеть на голову.
— Платок, Эмилия.
— О-де-я-ло.
— Платок, глупышка!
— ОДЕЯЛО! Я хочу надеть на голову ОДЕЯЛО, потому что пока доктор Утка…
— Доктор Улитка, Эмилия!
— Доктор У-тка! Пока доктор УТЯТКА меня лечил, мне стало долохно. -Холодно! — в последний раз поправила Носишка, сунув Эмилию в карман; очевидно, язык у куклы был еще недостаточно хорошо подвешен — ничего, со временем укрепится.
Носишку пугало другое: у куклы, по-видимому, был упрямый и задиристый характер, обо всем она думала по-своему, и ей, видно, нравилось говорить глупости. «Впрочем, — подумала Носишка, — может, оно и лучше. У нас уж и так двое умных — бабушка и тетушка Настасия. А Эмилия всегда скажет что-нибудь новенькое, с ней не соскучишься»
Глава 4.
Платье из морской волны.
А потом Принц познакомил Носишку с лучшей портнихой в королевстве. Это была донна Паучиха. Она умела шить очень красивые платья, такие красивые, что глаз не оторвешь. Она сама и материю ткала, и фасон выдумывала.
— Донна Паучиха, — сказал Принц, — я хочу, чтоб вы сшили нашей милой гостье самое красивое платье на свете. Я хочу сделать ей подарок.
Сказал и уплыл. Донна Паучиха взяла сантиметр и с помощью шести маленьких паучаток, очень ловких, стала снимать мерку. Потом принялась быстро-быстро ткать, и не прошло и нескольких минут, как она сказала -готово… Носишка, сидевшая в уголке с Эмилией на руках и терпеливо ждавшая, приподнялась:
— Можно посмотреть?
— Нет еще, — отвечала чудесная портниха.
Носишка вежливо сказала:
— Я видела, знаете ли, много пауков у нас, в бабушкином доме, но они все только и умеют, что плести паутину; никто из них не способен самую простую материю соткать, даже ситцу на фартук…
— Так ведь у меня большой опыт, — объяснила донна Паучиха, — мне уже тысяча лет, я самая старая портниха на свете. Я много чего умею. Я ведь долго работала в Стране фей; между прочим, это я шила Золушке то платье, в котором она была на балу…
— Да что вы! Подумайте! И Белоснежке тоже вы шили?
— А как же. Вот как раз когда я шила ей свадебную фату, со мной и произошел несчастный случай: я уронила ножницы и отрезала себе левую ногу. Правда, меня потом лечил доктор Улитка, он прекрасный врач, ничего не скажешь, во все-таки одной ноги у меня не хватает, так что теперь только семь.
— Доктор Улитка вылечил мою куклу, — сказала Носишка, — -она уже говорит. Эмилия, скажи что-нибудь.
— Было бы рохошо, — сказала Эмилия, — чтобы у меня тоже была катушка в животе: очень убодно. А когда нитка кончается, вы другую катушку глотаете или как?
— Нитка никогда не кончается, — с достоинством отвечала донна Паучиха.
Пока они так беседовали, портниха все шила да шила, повернувшись к Носишке спиной, но платья все не показывала.
— Готово к первой примерке, — сказала она наконец, — можете надеть.
О! Что это было за платье! У Носишки закружилась голова, и ей даже пришлось сесть, чтобы не упасть. Это платье не напоминало ни одно из тех, которые рисуют в модных журналах. Из чего оно было сделано? Из шелка? Да нет же, вовсе не из шелка. Оно было сделано из морской волны! Какого цвета? Цвета морской волны и всех цветных рыбок, какие только водятся в море. Вместо обычной отделки — кружев, прошивок, лент, вышивок, плиссе или бисера — оно было отделано живыми рыбками. И не то чтобы несколькими рыбками -нет, здесь были рыбки всех цветов: красные, синие, золотые, переливчатые; тонкие, как струна, и круглые, как шарик, с острыми хвостами, с глазами похожими на драгоценные камни, с длинными подвижными усиками — все, все!… Теперь только Носишка увидела, как бесконечно разнообразны по цвету и по форме жители моря! Некоторые казались живыми украшениями из драгоценных камней — украшениями, на которые чудесный ювелир не пожалел самых дорогих бриллиантов, опалов, рубинов, изумрудов, жемчугов и турмалинов из своей сокровищницы. И эти рыбки-украшения не были прикреплены к платью, как это делается у нас на земле. Нет, они были живые и веселые и плавали в этом платье цвета морской волны, как в море. Так что платье все время менялось и становилось все красивее, все красивее… Оно светилось, искрилось, лучилось, переливалось, потому что рыбки плавали друг за другом, друг над другом, навстречу друг другу, описывая причудливые круги среди мерно качающихся водорослей. Водоросли качались, заплетая и расплетая свои зеленые косы, а рыбки играли, проплывая сквозь них, ни разу не задев даже кончиком хвоста колеблющиеся нити. И все это играло, и дрожало, и плясало, и всплывало, и набегало, и ускользало, и пропадало, и закипало — без конца, без конца…
Эмилия первая нарушила очарование.
— А кто научил вас делать такую маретию, донна Паучиха? — спросила она своим скрипучим голоском, незаметно потрогав подол платья.
— Фея Воображения, — отвечала портниха.
— А какими ножницами вы ее кроите, сеньора?
— Ножницами Вдохновения.
— А какой иглой вы ее шьете?
— Иглой Фантазии.
— А какими нитками?
— Нитками Сна.
— А… почем метр?
Носишка ткнула свою куклу локтем в бок:
— Замолчи, Эмилия! Рыбки испугаются твоих глупостей и сбегут с платья…
Не успела Носишка произнести эти слова, как откуда-то снаружи раздался сильный гром, и чей-то голос прокричал протяжно: — Носишка-а, домой пора!…
Все обитатели морского царства так перепугались, что разом пропали, как по волшебству. Поднялся сильный ветер, поднял Носишку вместе с ее куклой и унес со дна океана на берег ручейка, протекающего в глубине сада…
Носишка вскочила и побежала домой. Как только она показалась, донна Бента окликнула ее:
— Лусия! У нас большая новость. Теперь тебе будет с кем играть. Угадай-ка, кто к нам приезжает?
— Принц Серебряная Рыбка? Да, да, он мне обещал…
Донна Бента сделала испуганное лицо:
— Что с тобой, девочка, ты бредишь?
— Майор Жаба? Но он, кажется, не собирался.
— Какой майор, какая жаба, господи! Приезжает Педриньо, мой внук, сын твоей тети Антоники, твой двоюродный брат.
Носишка запрыгала от радости:
— А когда приезжает мой брат?
— На днях. Прибери хорошенько комнату и постирай, что ли, эту куклу… Ну где это видано, чтобы у большой девочки была такая грязная кукла!
— Ну, уж я тут не виновата, знаете! — сказала Эмилия, впервые открыв рот с той минуты, как они вернулись домой.
Донна Бента так перепугалась, что чуть было не упала со своего низенького стула с подпиленными ножками. Повернувшись в сторону кухни, она дрожащим голосом позвала:
— Идите скорее сюда, Настасия! Посмотрите, какой феномен…
Негритянка показалась на пороге, вытирая руки о передник:
— Чего вам, сеньора?
— Носишкина кукла говорит!
Негритянка добродушно улыбнулась своими толстыми губами:
— Никак нельзя, чтоб она говорила, что вы, сеньора! Да такого испокон веку не случалось. Носишка ваша просто обманщица, и все тут.
— Сама ты обнамщица! — яростно крикнула Эмилия. — Говорю и буду говорить, вот что! Раньше не говорила, потому что была немая, а доктор Утятка дал мне такой шарик, я проглотила и стала говорить. И всю жизнь буду говорить, понятно?
Тетушка Настасия даже рот раскрыла:
— А ведь говорит, а, сеньора! Как человек говорит! Господи, помилуй нас! Конец света, да и только…
И добрая негритянка прислонилась к стене, чтоб не упасть.
— Донна Паучиха, — сказал Принц, — я хочу, чтоб вы сшили нашей милой гостье самое красивое платье на свете. Я хочу сделать ей подарок.
Сказал и уплыл. Донна Паучиха взяла сантиметр и с помощью шести маленьких паучаток, очень ловких, стала снимать мерку. Потом принялась быстро-быстро ткать, и не прошло и нескольких минут, как она сказала -готово… Носишка, сидевшая в уголке с Эмилией на руках и терпеливо ждавшая, приподнялась:
— Можно посмотреть?
— Нет еще, — отвечала чудесная портниха.
Носишка вежливо сказала:
— Я видела, знаете ли, много пауков у нас, в бабушкином доме, но они все только и умеют, что плести паутину; никто из них не способен самую простую материю соткать, даже ситцу на фартук…
— Так ведь у меня большой опыт, — объяснила донна Паучиха, — мне уже тысяча лет, я самая старая портниха на свете. Я много чего умею. Я ведь долго работала в Стране фей; между прочим, это я шила Золушке то платье, в котором она была на балу…
— Да что вы! Подумайте! И Белоснежке тоже вы шили?
— А как же. Вот как раз когда я шила ей свадебную фату, со мной и произошел несчастный случай: я уронила ножницы и отрезала себе левую ногу. Правда, меня потом лечил доктор Улитка, он прекрасный врач, ничего не скажешь, во все-таки одной ноги у меня не хватает, так что теперь только семь.
— Доктор Улитка вылечил мою куклу, — сказала Носишка, — -она уже говорит. Эмилия, скажи что-нибудь.
— Было бы рохошо, — сказала Эмилия, — чтобы у меня тоже была катушка в животе: очень убодно. А когда нитка кончается, вы другую катушку глотаете или как?
— Нитка никогда не кончается, — с достоинством отвечала донна Паучиха.
Пока они так беседовали, портниха все шила да шила, повернувшись к Носишке спиной, но платья все не показывала.
— Готово к первой примерке, — сказала она наконец, — можете надеть.
О! Что это было за платье! У Носишки закружилась голова, и ей даже пришлось сесть, чтобы не упасть. Это платье не напоминало ни одно из тех, которые рисуют в модных журналах. Из чего оно было сделано? Из шелка? Да нет же, вовсе не из шелка. Оно было сделано из морской волны! Какого цвета? Цвета морской волны и всех цветных рыбок, какие только водятся в море. Вместо обычной отделки — кружев, прошивок, лент, вышивок, плиссе или бисера — оно было отделано живыми рыбками. И не то чтобы несколькими рыбками -нет, здесь были рыбки всех цветов: красные, синие, золотые, переливчатые; тонкие, как струна, и круглые, как шарик, с острыми хвостами, с глазами похожими на драгоценные камни, с длинными подвижными усиками — все, все!… Теперь только Носишка увидела, как бесконечно разнообразны по цвету и по форме жители моря! Некоторые казались живыми украшениями из драгоценных камней — украшениями, на которые чудесный ювелир не пожалел самых дорогих бриллиантов, опалов, рубинов, изумрудов, жемчугов и турмалинов из своей сокровищницы. И эти рыбки-украшения не были прикреплены к платью, как это делается у нас на земле. Нет, они были живые и веселые и плавали в этом платье цвета морской волны, как в море. Так что платье все время менялось и становилось все красивее, все красивее… Оно светилось, искрилось, лучилось, переливалось, потому что рыбки плавали друг за другом, друг над другом, навстречу друг другу, описывая причудливые круги среди мерно качающихся водорослей. Водоросли качались, заплетая и расплетая свои зеленые косы, а рыбки играли, проплывая сквозь них, ни разу не задев даже кончиком хвоста колеблющиеся нити. И все это играло, и дрожало, и плясало, и всплывало, и набегало, и ускользало, и пропадало, и закипало — без конца, без конца…
Эмилия первая нарушила очарование.
— А кто научил вас делать такую маретию, донна Паучиха? — спросила она своим скрипучим голоском, незаметно потрогав подол платья.
— Фея Воображения, — отвечала портниха.
— А какими ножницами вы ее кроите, сеньора?
— Ножницами Вдохновения.
— А какой иглой вы ее шьете?
— Иглой Фантазии.
— А какими нитками?
— Нитками Сна.
— А… почем метр?
Носишка ткнула свою куклу локтем в бок:
— Замолчи, Эмилия! Рыбки испугаются твоих глупостей и сбегут с платья…
Не успела Носишка произнести эти слова, как откуда-то снаружи раздался сильный гром, и чей-то голос прокричал протяжно: — Носишка-а, домой пора!…
Все обитатели морского царства так перепугались, что разом пропали, как по волшебству. Поднялся сильный ветер, поднял Носишку вместе с ее куклой и унес со дна океана на берег ручейка, протекающего в глубине сада…
Носишка вскочила и побежала домой. Как только она показалась, донна Бента окликнула ее:
— Лусия! У нас большая новость. Теперь тебе будет с кем играть. Угадай-ка, кто к нам приезжает?
— Принц Серебряная Рыбка? Да, да, он мне обещал…
Донна Бента сделала испуганное лицо:
— Что с тобой, девочка, ты бредишь?
— Майор Жаба? Но он, кажется, не собирался.
— Какой майор, какая жаба, господи! Приезжает Педриньо, мой внук, сын твоей тети Антоники, твой двоюродный брат.
Носишка запрыгала от радости:
— А когда приезжает мой брат?
— На днях. Прибери хорошенько комнату и постирай, что ли, эту куклу… Ну где это видано, чтобы у большой девочки была такая грязная кукла!
— Ну, уж я тут не виновата, знаете! — сказала Эмилия, впервые открыв рот с той минуты, как они вернулись домой.
Донна Бента так перепугалась, что чуть было не упала со своего низенького стула с подпиленными ножками. Повернувшись в сторону кухни, она дрожащим голосом позвала:
— Идите скорее сюда, Настасия! Посмотрите, какой феномен…
Негритянка показалась на пороге, вытирая руки о передник:
— Чего вам, сеньора?
— Носишкина кукла говорит!
Негритянка добродушно улыбнулась своими толстыми губами:
— Никак нельзя, чтоб она говорила, что вы, сеньора! Да такого испокон веку не случалось. Носишка ваша просто обманщица, и все тут.
— Сама ты обнамщица! — яростно крикнула Эмилия. — Говорю и буду говорить, вот что! Раньше не говорила, потому что была немая, а доктор Утятка дал мне такой шарик, я проглотила и стала говорить. И всю жизнь буду говорить, понятно?
Тетушка Настасия даже рот раскрыла:
— А ведь говорит, а, сеньора! Как человек говорит! Господи, помилуй нас! Конец света, да и только…
И добрая негритянка прислонилась к стене, чтоб не упасть.
Глава 5.
Жабутикаба.
Вернувшись домой из Страны Прозрачных Вод, Носишка никак не могла успокоиться. Каждую ночь видела она во сне Принца Серебряную Рыбку, доктора Улитку, донну Паучиху и других своих новых друзей.
Она их все время вспоминала, и Эмилия тоже. Кукла говорила уже совсем хорошо, но более упрямого существа свет не создавал. Ни разу не сказала она «доктор Улитка», а все: «доктор Утка», или уж в крайнем случае «доктор Утятка».
Носишка смеялась: «Ну кто справится с этой сумасшедшей!»
Донна Бента тоже привязалась к кукле: выходки Эмилии, ее нелепые и всегда неожиданные «идеи» очень развлекали старушку. По вечерам она брала Эмилию на руки и рассказывала ей сказки и разные истории. О, никто так не любил слушать истории, как упрямая маленькая кукла! Целый день она клянчила: «Расскажите мне историю про этот шкаф!» Или: «Какая это птичка кричит?… Ах, кукушка… Расскажите мне историю про кукушку!» Когда она узнала, что к ним на все лето приезжает Педриньо, внук донны Бенты, то стала тотчас же просить, чтобы ей рассказали его историю.
— Но у Педриньо нет еще никакой истории, — отвечала донна Бента смеясь, — это мальчик десяти лет, он никуда не выезжал из дому, кроме как сюда, к нам, и поэтому еще ничего особенного не сделал и ничего особенного не видал. Какая же у него история?
— Миленький ответ! — возмутилась Эмилия. — А вон та книжка в красной обложке, которая у вас на полке лежит, тоже никуда из дому не выезжала, но в ней ведь больше десяти историй!
Донна Бента повернулась к тетушке Настасий:
— Эта Эмилия говорит столько глупостей, что голова кругом идет!
— Это потому, что она из тряпок, сеньора, — объяснила тетушка Настасия, — и из простой такой материи, бумажной. Если б я знала, что она станет говорить, я б ее лучше из шелка сшила или хоть из того шерстяного лоскутка, что остался от вашего платья, знаете?
Донна Бента посмотрела на тетушку Настасию в задумчивости, находя, что это объяснение слегка смахивает на «идеи» Эмилии…
В эту минуту показалась Носишка с письмом в руке.
— Письмо от тети Тоники, бабушка! — сказала она. — Наверно, пишет, в какой день Педриньо приедет.
Донна Бента вскрыла конверт и прочла письмо: Педриньо должен был приехать через неделю.
— Еще целая неделя? — огорчилась Носишка. — Как долго! А мне так хочется рассказать ему про Страну Прозрачных Вод!…
— Что это еще за страна? Ты мне ни о чем таком не говорила, -удивилась донна Бента.
— Не говорила и не скажу, потому что вы все равно не поверите. Ах, бабушка, что за страна! Сколько там чудес! А коралловый дворец — да такой можно только во сне увидеть!… Нет, нет, вы с тетушкой Настасией все равно не поверите. Вот Педриньо поверит, я знаю. Когда он приедет, я ему все расскажу, все, все…
Донна Бента действительно никогда не верила чудесным историям Носишки. Она всегда смеялась: «Это она во сне видела!» Но, с тех пор как Эмилия научилась говорить, донна Бента стала задумываться и както раз сказала своему другу, тетушке Настасии:
— Это такое чудо, Настасия, просто не знаю, что и думать: мне начинает казаться, что и другие Носишкины истории — не только сны.
— И я так считаю, сеньора, — отозвалась добрая негритянка. — Я тоже раньше-то не особо верила, а теперь так просто диву даюсь. Ну где ж это видно, чтоб куколка, которую я сама, вот этими руками, сшила из тряпок, -и вдруг разговоры разговаривать!… Как человек!… Не знаю, не знаю, сеньора, или мы стареем, или пришел конец света!…
И старушки смотрели друг на друга, укоризненно качая головами.
Носишка ужасно не любила ждать: приедет, не приедет, когда приедет… Терпенье лопается… У нее, наверно, совсем бы испортилось настроение, если бы к этому времени не поспели жабутикабы. Ах, какие они вкусные! В саду у донны Бенты росло три деревца, но хватило бы и одного, чтобы все в доме не только насытились, но и объелись. На этой неделе плоды на деревцах уже поспели, и Носишка, осмотрев опытным глазом ветки, нашла, что каждая жабутикаба теперь «как раз» и пора начинать есть. И она стала проводить целые дни на ветках, как обезьянка. Выбирала самую спелую жабутикабу, клала в рот, -крак! — прокусывала, — с-с-с! — высасывала сок и — трах! -кидала кожуру вниз, на землю.
Но кожура недолго оставалась лежать на земле… Под деревом бессменно дежурил второй потребитель жабутикаб. Это был маленький, плотный и очень прожорливый поросенок, которого в доме прозвали «Рабико», что значит «бесхвостый» или «короткохвостый», потому что хвостик у него был хоть и крючком, но уж очень коротенький. Как только Рабико увидит, что Носишка уже взобралась на дерево, он сразу же прибежит и встанет внизу, ожидая, когда на него посыплется кожура. Каждый раз, когда сверху раздавалось «крак!» и «трах!», снизу сразу же отзывалось: «хруп!» — и Рабико начинал с чавканьем жевать кожуру. Так что дерево с утра до вечера оглашалось этой музыкой: «крак, с-с-с-с, трах, хруп; крак, с-с-с-с, трах, хруп…»
Но в конце концов жабутикабы кончились… Только то тут, то там, на самых высоких ветках, оставались еще два-три плода, но почти все попорченные осами.
Рабико — хру, хру, хру! — иногда появлялся еще под деревом по привычке. Постоит немного, очень серьезный, мрачный даже, подождет: вдруг еще какая-нибудь кожура… Но нет, сверху больше ничего не падало, и Рабико удалялся, повесив голову: хру-у, хру-у, хруу-у…
Носишка тоже еще иногда приходила с толстой палкой и, подняв и палку и нос кверху, старалась «выудить» что-нибудь…
— Хватит, девочка! — крикнула как-то раз тетушка Настасия, наблюдавшая эту картину с речки, где полоскала белье. — Целую неделю на дереве просидела, все равно что обезьян лесной! Поди-ка помоги мне белье развесить, оно лучше будет!
Носишка бросила палку прямо на поросенка, сказавшего с упреком: «хру!», и, сунув Эмилию вниз головой в карман передника, побежала на речку. Жабутикабы и правда кончились, и опять началось ожидание: приедет, не приедет, когда приедет?
Она их все время вспоминала, и Эмилия тоже. Кукла говорила уже совсем хорошо, но более упрямого существа свет не создавал. Ни разу не сказала она «доктор Улитка», а все: «доктор Утка», или уж в крайнем случае «доктор Утятка».
Носишка смеялась: «Ну кто справится с этой сумасшедшей!»
Донна Бента тоже привязалась к кукле: выходки Эмилии, ее нелепые и всегда неожиданные «идеи» очень развлекали старушку. По вечерам она брала Эмилию на руки и рассказывала ей сказки и разные истории. О, никто так не любил слушать истории, как упрямая маленькая кукла! Целый день она клянчила: «Расскажите мне историю про этот шкаф!» Или: «Какая это птичка кричит?… Ах, кукушка… Расскажите мне историю про кукушку!» Когда она узнала, что к ним на все лето приезжает Педриньо, внук донны Бенты, то стала тотчас же просить, чтобы ей рассказали его историю.
— Но у Педриньо нет еще никакой истории, — отвечала донна Бента смеясь, — это мальчик десяти лет, он никуда не выезжал из дому, кроме как сюда, к нам, и поэтому еще ничего особенного не сделал и ничего особенного не видал. Какая же у него история?
— Миленький ответ! — возмутилась Эмилия. — А вон та книжка в красной обложке, которая у вас на полке лежит, тоже никуда из дому не выезжала, но в ней ведь больше десяти историй!
Донна Бента повернулась к тетушке Настасий:
— Эта Эмилия говорит столько глупостей, что голова кругом идет!
— Это потому, что она из тряпок, сеньора, — объяснила тетушка Настасия, — и из простой такой материи, бумажной. Если б я знала, что она станет говорить, я б ее лучше из шелка сшила или хоть из того шерстяного лоскутка, что остался от вашего платья, знаете?
Донна Бента посмотрела на тетушку Настасию в задумчивости, находя, что это объяснение слегка смахивает на «идеи» Эмилии…
В эту минуту показалась Носишка с письмом в руке.
— Письмо от тети Тоники, бабушка! — сказала она. — Наверно, пишет, в какой день Педриньо приедет.
Донна Бента вскрыла конверт и прочла письмо: Педриньо должен был приехать через неделю.
— Еще целая неделя? — огорчилась Носишка. — Как долго! А мне так хочется рассказать ему про Страну Прозрачных Вод!…
— Что это еще за страна? Ты мне ни о чем таком не говорила, -удивилась донна Бента.
— Не говорила и не скажу, потому что вы все равно не поверите. Ах, бабушка, что за страна! Сколько там чудес! А коралловый дворец — да такой можно только во сне увидеть!… Нет, нет, вы с тетушкой Настасией все равно не поверите. Вот Педриньо поверит, я знаю. Когда он приедет, я ему все расскажу, все, все…
Донна Бента действительно никогда не верила чудесным историям Носишки. Она всегда смеялась: «Это она во сне видела!» Но, с тех пор как Эмилия научилась говорить, донна Бента стала задумываться и както раз сказала своему другу, тетушке Настасии:
— Это такое чудо, Настасия, просто не знаю, что и думать: мне начинает казаться, что и другие Носишкины истории — не только сны.
— И я так считаю, сеньора, — отозвалась добрая негритянка. — Я тоже раньше-то не особо верила, а теперь так просто диву даюсь. Ну где ж это видно, чтоб куколка, которую я сама, вот этими руками, сшила из тряпок, -и вдруг разговоры разговаривать!… Как человек!… Не знаю, не знаю, сеньора, или мы стареем, или пришел конец света!…
И старушки смотрели друг на друга, укоризненно качая головами.
Носишка ужасно не любила ждать: приедет, не приедет, когда приедет… Терпенье лопается… У нее, наверно, совсем бы испортилось настроение, если бы к этому времени не поспели жабутикабы. Ах, какие они вкусные! В саду у донны Бенты росло три деревца, но хватило бы и одного, чтобы все в доме не только насытились, но и объелись. На этой неделе плоды на деревцах уже поспели, и Носишка, осмотрев опытным глазом ветки, нашла, что каждая жабутикаба теперь «как раз» и пора начинать есть. И она стала проводить целые дни на ветках, как обезьянка. Выбирала самую спелую жабутикабу, клала в рот, -крак! — прокусывала, — с-с-с! — высасывала сок и — трах! -кидала кожуру вниз, на землю.
Но кожура недолго оставалась лежать на земле… Под деревом бессменно дежурил второй потребитель жабутикаб. Это был маленький, плотный и очень прожорливый поросенок, которого в доме прозвали «Рабико», что значит «бесхвостый» или «короткохвостый», потому что хвостик у него был хоть и крючком, но уж очень коротенький. Как только Рабико увидит, что Носишка уже взобралась на дерево, он сразу же прибежит и встанет внизу, ожидая, когда на него посыплется кожура. Каждый раз, когда сверху раздавалось «крак!» и «трах!», снизу сразу же отзывалось: «хруп!» — и Рабико начинал с чавканьем жевать кожуру. Так что дерево с утра до вечера оглашалось этой музыкой: «крак, с-с-с-с, трах, хруп; крак, с-с-с-с, трах, хруп…»
Но в конце концов жабутикабы кончились… Только то тут, то там, на самых высоких ветках, оставались еще два-три плода, но почти все попорченные осами.
Рабико — хру, хру, хру! — иногда появлялся еще под деревом по привычке. Постоит немного, очень серьезный, мрачный даже, подождет: вдруг еще какая-нибудь кожура… Но нет, сверху больше ничего не падало, и Рабико удалялся, повесив голову: хру-у, хру-у, хруу-у…
Носишка тоже еще иногда приходила с толстой палкой и, подняв и палку и нос кверху, старалась «выудить» что-нибудь…
— Хватит, девочка! — крикнула как-то раз тетушка Настасия, наблюдавшая эту картину с речки, где полоскала белье. — Целую неделю на дереве просидела, все равно что обезьян лесной! Поди-ка помоги мне белье развесить, оно лучше будет!
Носишка бросила палку прямо на поросенка, сказавшего с упреком: «хру!», и, сунув Эмилию вниз головой в карман передника, побежала на речку. Жабутикабы и правда кончились, и опять началось ожидание: приедет, не приедет, когда приедет?
Глава 6.
Педриньо.
Наконец великий день настал. Еще накануне дона Бента получила письмо от Педриньо, в котором было написано так:
…И вот уже Педриньо показался на дороге, верхом на гнедой лошадке, веселый и загорелый.
— Ура! — крикнула Носишка, подбегая к брату и хватая лошадку за уздечку. — Слезайте, сеньор, слезайте, мне надо вам рассказать столько важных вещей!
Педриньо слез обнял сестру и не удержался от искушения, тут же раскрыл чемоданчик с подарками и вынул какой-то сверток.
— Угадай-ка, что я тебе привез! — сказал он, пряча сверток за спиной.
— Я знаю, — сказала Носишка, ни на секунду не задумавшись: — куклу, которая плачет и закрывает и открывает глаза.
Педриньо даже огорчился:
— Ну как ты могла отгадать?
Носишка засмеялась:
— Подумаешь, как трудно! Просто девочки умнее мальчиков… Потому и отгадала…
— Но мальчики сильнее! — сказал Педриньо и засучил рукав. — Ты гляди, какие мускулы! Потрогай, потрогай, не бойся… У нас в школе гимнастика, вот что!
Остальные подарки были вынуты тут же, в саду. Рабико получил новый бант на хвост, шелковый, и остатки пищи, которую Педриньо брал на дорогу (этому подарку Рабико особенно обрадовался). Эмилия получила полный кухонный набор: маленькая плита, кастрюльки, сковородки и даже скалка, чтобы раскатывать тесто на пироги.
"Приеду шестого пошли на станцию бабушка гнедую лошадку не забудь хлыстик желтый который я повесил прошлым летом за дверью в столовой Носишка знает. Пускай она меня встречает у калитки и Эмилию возьмет в новом платье и Рабико пускай на хвосте завяжет бант и тетушка Настасия пускай сварит кофе с пышками только жареными она знает моими любимыми.Следуя указаниям, данным в письме, Носишка встала очень рано, для того, чтобы подготовиться к встрече брата. Надела на Эмилию новое ситцевое платье — красное с горошком — а Рабико завязала два банта — один на шее и другой на хвосте.
Педриньо"
…И вот уже Педриньо показался на дороге, верхом на гнедой лошадке, веселый и загорелый.
— Ура! — крикнула Носишка, подбегая к брату и хватая лошадку за уздечку. — Слезайте, сеньор, слезайте, мне надо вам рассказать столько важных вещей!
Педриньо слез обнял сестру и не удержался от искушения, тут же раскрыл чемоданчик с подарками и вынул какой-то сверток.
— Угадай-ка, что я тебе привез! — сказал он, пряча сверток за спиной.
— Я знаю, — сказала Носишка, ни на секунду не задумавшись: — куклу, которая плачет и закрывает и открывает глаза.
Педриньо даже огорчился:
— Ну как ты могла отгадать?
Носишка засмеялась:
— Подумаешь, как трудно! Просто девочки умнее мальчиков… Потому и отгадала…
— Но мальчики сильнее! — сказал Педриньо и засучил рукав. — Ты гляди, какие мускулы! Потрогай, потрогай, не бойся… У нас в школе гимнастика, вот что!
Остальные подарки были вынуты тут же, в саду. Рабико получил новый бант на хвост, шелковый, и остатки пищи, которую Педриньо брал на дорогу (этому подарку Рабико особенно обрадовался). Эмилия получила полный кухонный набор: маленькая плита, кастрюльки, сковородки и даже скалка, чтобы раскатывать тесто на пироги.