Автомобиль остановился. Братца Пилата III из него вышвырнули, и он больно ударился телом об улицу. Его с улицы подняли и пнули в какую-то закрытую дверь, отчего она открылась и пропустила его в маленькую комнатку. Оставив в ней братца Пилата III одного, братцы святые экзекуторы скрылись за следующей таинственной и бронированной дверью. Он присел на пластмассовую лавку, стоявшую рядом со столиком, на котором стоял телефон, и стал ждать кары.
Телефон ждать мне мешал, и я подумал о братце Малюте Скуратове XXXII. Конечно, в связи с делом банды девяти он растерял огромную часть былого влияния, но кто знает, при желании вызванном очень хорошей подачкой, наверное, BCJ же сумел бы мне как-то помочь. Я решился, поди трубку и набрал номер.
— Алло!
— Братец Малюта Скуратов?
— Братец Малюта Скуратов XXXII, — поправила меня трубка.
— С тобой говорит братец Пилат III.
— Братец Пилат III, который служит в Департаменте круглой печати Министерства внешних гя ризонтальных сношений?
— Так точно. У меня крупные неприятности. Кто-то убил братца Мону Лизу, ассистента при знамени и ударника братцевского труда. В моем шикарном дворце.
Братец Малюта Скуратов XXXII немного посвистел мне в ухо и сказал:
— Плохо.
— Знаю, что плохо!
— От трупа нужно мгновенно избавиться. Paзрежь на куски и спусти куски в унитаз.
— Невозможно! Братцы из Ордена Святой Экзекуции уже составили протокол! Меня обвиняют в предумышленном убийстве на почве! Но я никого не убивал, даже братца Мону Лизу!
— Плохо.
— Ты мне поможешь? Я очень хорошо заплачу.
— Сколько?
— Две сотни пятнадцатизубовиков. И всю квартальную премию.
— Что делать?
— Нужно только провести непредвзятое следствие. Необходимы твои связи.
— Чтобы провести непредвзятое следствие, нужны очень большие деньги… А святых экзекуторов, надеюсь, ты сам вызвал в свой шикарный дворец?!
— Нет, они так пришли.
— Значит… они уже знали?
— Выходит.
— Ну, если они знали… — Братец Малюта Скуратов XXXII выдержал паузу и тихим шепоте» резюмировал: — То в это дело мне ни за каки деньги не имеет ни малейшего смысла вмешиваться
— Братец Малюта…
В трубке послышался треск, потом — напряже; ные короткие гудки. Да, конечно, наивно было б ожидать, что братец Малюта Скуратов XXX поможет мне в этом деле даже за очень xopoшуюi подачку. Скорее постарается скрыть наше знакомство, чтобы в ходе следствия не получили огласку наши светлые махинации с фруктами. Скорее попробует окончательно меня утопить написав обо мне в книге жалоб и предложени чтобы уже напрямую выйти на моих поставщиков. Зачем я ему звонил? Чем я только думаю? Похоже что головой…
И я стал думать тем, чем следует. Тебе непременно поможет братец Белый Полковник, возникла там, где следует, радостная мысль, — ведь братец Белый Полковник крайне заинтересован в продолжении твоего сближения с братцем Принцессой…
В трубке, все еще до боли зажатой в моей руке, дрожавшей в моем дрожавшем теле, вдруг послышался громкий треск, потом свист… и из нее в комнату просочилось белое дымное облачко. Через минуту облачко материализовалось в высокого и очень худого братца пятнадцатизубочника, одетого в узкополосый фрак без пуговиц на фраке и на теле, который уселся рядом со мной на лавку.
— Голос узнаешь?
Взвившись с лавки под потолок, я бодро рявкнул:
— Так точно!
— Что ты тут делаешь, братец Пилат III, разве я не приказал тебе в двадцать один ноль пять быть у меня?
Я быстро пересказал братцу Белому Полковнику в очередной личине о последних событиях, не позволивших мне выполнить приказ. Я честно сознался, что вовсе и в мыслях не замышлял о подрыве Нашего Дома убийством ударника братцевского труда, что никакой я не антинашдомовец, что я только хотел самую малость убедиться, насколько ударник от меня физиологически отличается.
Братец Белый Полковник в очередной личине осуждающе повертел пятнадцатизубой короной и заключил:
— Сейчас разберемся.
В комнату вошли девятизубочник и пятизубочник из Ордена Святой Экзекуции.
— Я сам ознакомлюсь с этим таинственным делом, — сказал им братец Белый Полковник в очередной личине. — Видимо, произошло досадное недоразумение. К тому же, по последним данным, братец Мона Лиза не перевыполняла, а недовыполняла эту четырехлетку, так что дело теряет свою политическую окраску… Братца Пилата III я забираю с собой.
Меня, мой желудок и мой ум переполнило чувство братцевской признательности к братцу Белому Полковнику, спасшему мою драгоценную жизнь. Братцы орденоносцы покинули комнату, а я опустился под лавку и, радостно и благоговейно попискивая, лизнул ее с обратной стороны того самого места, на котором сидел братец Белый Полковник.
Конфета, правда, на этот раз из заднего кармана штанов братца Белого Полковника не вывалилась, хотя я и подставил под нее руку, но мне и без конфеты было радостно.
— Вылезай, шалун, — приказал тот. — И впредь будь осторожнее, когда собираешься в чем-нибудь убедиться, даже в том, насколько тот или иной братец от тебя отличается.
Я вылез из-под лавки, и братец Белый Полковник отечески погрозил мне пальцем.
После того, как он погрозил мне отечески пальцем, мы вышли во двор. Там стоял огромный белый персональный автомобиль братца Белого Полковника, внушающий трепет. Когда мы в него сели, шторки на окнах автоматически задвинулись. Внутри персональный автомобиль братца Белого Полковника был столь же персональным, как и снаружи.
— Пока дело об убийстве ассистента при знамени и… гм… братца, несколько от тебя физиологически отличающегося, с которым ты состоял в некоторых физиологических связях, примет совсем другой оборот. Пока, наоборот, под подозрение попадет какой-нибудь братец из банды «Черная окружающая среда». Конечно, вызовов в правоохранительные органы тебе не избежать, но ты там представишь братцам правоохранителям свое железное алиби. Ведь ты, как я предполагаю по моим агентурным данным, в момент убийства находился на другом ярусе, так? Не будем пока уточнять, на каком именно. Где с кем-то имел продолжительную беседу…
Братец Белый Полковник положил свою могучую руку на мое преданное колено. Остолбенев, словно каменное изваяние, я не отрываясь смотрел прямо вперед себя, на корону отгороженного от нас толстым пуленепробиваемым стеклом братца персонального шофера братца Белого Полковника. Я чувствовал, что в этот напряженный момент не имею права даже пошевелиться.
Не шевелясь, я пролепетал:
— Я, по-честному, не убивал братца Мону Лизу. По самому-самому честному.
— Вот именно: братец Мона Лиза, — подхватил мою мысль, которой я предугадал мысль братца Белого Полковника, братец Белый Полковник в очередной личине. — Братец Мона Лиза была очень красивой братцем, но ведь и братцем со слишком длинным языком. Никто ведь не тянул его за этот самый длинный язык, как ты думаешь?
— Так точно! — рявкнул я, подумав, что действительно никто не тянул, что это она сама свой длинный язык тянула, рассказывая мне о посещении департамента братцем Белым Полковником.
Рука братца Белого Полковника с железной волей в пальцах поглаживала мое колено…
— Братец Цезарь X, конечно, не преминет воспользоваться любой возможностью, чтобы только осуществить сверхплановый домовой переворот, поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента, выйти из оппозиции и получить переходящее Домовое знамя. Я бы и сам не преминул, тем более что вместе со знаменем все получат ценные домовые подарки… Вероятно, он приказал тебе сойтись поближе с братцем Принцессой и оказать на него некоторое тлетворное воздействие. Это вполне естественно, это не вызывает во мне, братце Белом Полковнике и Великом Ревизоре, ровно никакого недоумения. Мне нужно знать только одно: как и когда он собирается использовать тебя в готовящейся акции?
— Братец Цезарь X меня не инструктировал, -бодро пролепетал я.
— Естественно. Но только пока. Ну-ка, доложи мне о ваших переговорах.
Я начал докладывать:
— Он показал мне ванную комнату.
Братец Белый Полковник рассмеялся. Весело и очень звонко. А когда я и мои медали стали ему тихонько подхихикивать, он сжал могучими пальцами мое колено.
— Ах как я любил бывало водить туда новобранцев, когда сам бывал в оппозиции! Что, проняло? — спросил он меня отечески, направив на меня отеческий взгляд.
Я радостно вздохнул и ответил:
— Проняло, так точно, братец Э-э.
— Ну? И дальше?
— Меня вынудили дать клятву. Но я держал пальцы крестиком, братец Э-э, так что клятва не считается.
— Молодец, находчивый братец. Вот такие именно братцы нам и нужны… Да, оказаться предателем — последнее дело, но если ты держал пальцы крестиком… Ах как я, бывало, любил наблюдать за ударной работой братца Иуды MCX1II! Ас! Всегда завоевывал первое место в конкурсах «лучший по профессии».
— Братец Цезарь X заставил меня вступить в полулегальный отдел активных акций. Сначала я не хотел, а потом подумал, что тебе это может пригодиться…
— Тонко. Молодец.
— Служу Нашему Дому! Он поручил мне сблизиться с братцем Принцессой и докладывать ему о каждом его шаге и каждом слове.
— Так…
— Это все, братец Э-э.
— Ну-ка, покажи пальцы.
Я показал.
— Я тебе верю. Как верю и в то, что, если ты что-то узнаешь конкретное о готовящейся акции, немедленно доложишь мне.
— Так точно!
— Ты ведь должен понимать, в какой степени тут затронуты домовые интересы, ты ведь должен понимать, что мы не можем отдать доминанту желудка Самого Братца Президента и переходящее Домовое знамя неистинной правосторонней партии. Я уже не говорю о ценных подарках. Ты меня понимаешь? Ты ведь, по моим агентурным данным, порядочная шлюха?
— Так точно!
— А я истый фанатик. И если быть с тобой откровенным до самого последнего конца, по рождению я правосторонний, но всегда поддерживал только истинное левостороннее движение. Что же касается тебя, то это совсем неплохо, что ты порядочная шлюха. В самом крайнем случае прихода к власти правосторонних — а такой возможности я не исключаю — в стане врага у меня появится новы верный братец, ведь так?
—Так точно!
Братец Белый Полковник в очередной личин немного помолчал, а потом разоткровенничался:
— Меня совершенно не интересуют секреты правосторонних, все их подлые секреты я знаю уже давно. Я узнал их еще тогда, когда впервые занял синекуру Великого Ревизора, а было это много-много лет назад. К тому же в нестройных рядах оппозиции множество моих братцев. Меня интересует только твое конкретное участие в готовящейся активной акции. Ну и, конечно, братец Принцесса... В случае отличного выполнения спецзадания гарантирую тебе значительное понижение, шестнадцатизубый орден «За спецдоблесть», грамоту на шестнадцатизубочные привилегии, а с сегодняшнего дня — сто пятьдесят двадцатизубовиков спецпайка ежемесячно.
Мое несколько не совсем радостное настроение, навеянное встречей с братцем Иудой MCXIII, стыкой с братцами святыми экзекуторами, смертью убитой братца Моны Лизы вмиг перестало быть несколько не совсем радостным и стало радостным непередаваемо.
— Служу Нашему замечательному Дому!
— Расценивай эту нашу встречу как предвартельный инструктаж. Сейчас ты поедешь к братцу Принцессе. Всеми силами старайся обуздать его странные причуды. Сам Братец Президент решил пока не прибегать к нашей непосредственной помощи, он считает, что братец Принцесса просто немножко капризничает, что эта его легкая блажь разгуливанием простоволосой по верхним ярусам скоро сама собой пройдет. И я полностью и бесповоротно поддерживаю и горячо одобряю решение Самого Братца Президента!
Братец Белый Полковник в очередной личине захлопал в ладоши. Я страстно подхватил аплодисменты. Наши овации были бурными.
Когда они постепенно затихли, я вдруг вспомнил, что братец Цезарь X приказал мне приложить максимум усилий для еще большего психического расстройства братца Принцессы. То есть как раз противоположное тому, что только что приказал мне братец Белый Полковник. Мой желудок должен был срочно догадаться: как выполнить сразу два эти приказа?
— Что же касается твоих отношений с братцем Цезарем Х, то я вовсе не запрещаю теое поставлять ему некоторые тайные сведения — эти тайные сведения неминуемо попадут ко мне, а мне они чрезвычайно пригодятся. Но дай ему понять, что в большей степени ты сотрудничаешь с ним, чем со мной. Я сумею отсеять дезинформацию. Думаю, будем неплохо, если ты на время сменишь доминанту полушарий желудка и станешь активным сторонником оппозиции. Впрочем, посмотрим.
Братец Белый Полковник в очередной личине чуть-чуть помолчал, а когда чуть-чуть помолчал, молчать перестал и рассмеялся:
— Ха— ха-ха… А мне передали по секретным каналам твою шутку… Лишних зубьев не бывает… Ха-ха-ха… И эту твою шутку… Хах-хах-хах… трепещу от восторга… ох-хох.
Братец Белый Полковник сбросил очередную личину, превратился в белое дымное облачко и дематериализовался в открывшееся окошко.
Личина немного посмеялась, но скоро дематериализовалась и она.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Телефон ждать мне мешал, и я подумал о братце Малюте Скуратове XXXII. Конечно, в связи с делом банды девяти он растерял огромную часть былого влияния, но кто знает, при желании вызванном очень хорошей подачкой, наверное, BCJ же сумел бы мне как-то помочь. Я решился, поди трубку и набрал номер.
— Алло!
— Братец Малюта Скуратов?
— Братец Малюта Скуратов XXXII, — поправила меня трубка.
— С тобой говорит братец Пилат III.
— Братец Пилат III, который служит в Департаменте круглой печати Министерства внешних гя ризонтальных сношений?
— Так точно. У меня крупные неприятности. Кто-то убил братца Мону Лизу, ассистента при знамени и ударника братцевского труда. В моем шикарном дворце.
Братец Малюта Скуратов XXXII немного посвистел мне в ухо и сказал:
— Плохо.
— Знаю, что плохо!
— От трупа нужно мгновенно избавиться. Paзрежь на куски и спусти куски в унитаз.
— Невозможно! Братцы из Ордена Святой Экзекуции уже составили протокол! Меня обвиняют в предумышленном убийстве на почве! Но я никого не убивал, даже братца Мону Лизу!
— Плохо.
— Ты мне поможешь? Я очень хорошо заплачу.
— Сколько?
— Две сотни пятнадцатизубовиков. И всю квартальную премию.
— Что делать?
— Нужно только провести непредвзятое следствие. Необходимы твои связи.
— Чтобы провести непредвзятое следствие, нужны очень большие деньги… А святых экзекуторов, надеюсь, ты сам вызвал в свой шикарный дворец?!
— Нет, они так пришли.
— Значит… они уже знали?
— Выходит.
— Ну, если они знали… — Братец Малюта Скуратов XXXII выдержал паузу и тихим шепоте» резюмировал: — То в это дело мне ни за каки деньги не имеет ни малейшего смысла вмешиваться
— Братец Малюта…
В трубке послышался треск, потом — напряже; ные короткие гудки. Да, конечно, наивно было б ожидать, что братец Малюта Скуратов XXX поможет мне в этом деле даже за очень xopoшуюi подачку. Скорее постарается скрыть наше знакомство, чтобы в ходе следствия не получили огласку наши светлые махинации с фруктами. Скорее попробует окончательно меня утопить написав обо мне в книге жалоб и предложени чтобы уже напрямую выйти на моих поставщиков. Зачем я ему звонил? Чем я только думаю? Похоже что головой…
И я стал думать тем, чем следует. Тебе непременно поможет братец Белый Полковник, возникла там, где следует, радостная мысль, — ведь братец Белый Полковник крайне заинтересован в продолжении твоего сближения с братцем Принцессой…
В трубке, все еще до боли зажатой в моей руке, дрожавшей в моем дрожавшем теле, вдруг послышался громкий треск, потом свист… и из нее в комнату просочилось белое дымное облачко. Через минуту облачко материализовалось в высокого и очень худого братца пятнадцатизубочника, одетого в узкополосый фрак без пуговиц на фраке и на теле, который уселся рядом со мной на лавку.
— Голос узнаешь?
Взвившись с лавки под потолок, я бодро рявкнул:
— Так точно!
— Что ты тут делаешь, братец Пилат III, разве я не приказал тебе в двадцать один ноль пять быть у меня?
Я быстро пересказал братцу Белому Полковнику в очередной личине о последних событиях, не позволивших мне выполнить приказ. Я честно сознался, что вовсе и в мыслях не замышлял о подрыве Нашего Дома убийством ударника братцевского труда, что никакой я не антинашдомовец, что я только хотел самую малость убедиться, насколько ударник от меня физиологически отличается.
Братец Белый Полковник в очередной личине осуждающе повертел пятнадцатизубой короной и заключил:
— Сейчас разберемся.
В комнату вошли девятизубочник и пятизубочник из Ордена Святой Экзекуции.
— Я сам ознакомлюсь с этим таинственным делом, — сказал им братец Белый Полковник в очередной личине. — Видимо, произошло досадное недоразумение. К тому же, по последним данным, братец Мона Лиза не перевыполняла, а недовыполняла эту четырехлетку, так что дело теряет свою политическую окраску… Братца Пилата III я забираю с собой.
Меня, мой желудок и мой ум переполнило чувство братцевской признательности к братцу Белому Полковнику, спасшему мою драгоценную жизнь. Братцы орденоносцы покинули комнату, а я опустился под лавку и, радостно и благоговейно попискивая, лизнул ее с обратной стороны того самого места, на котором сидел братец Белый Полковник.
Конфета, правда, на этот раз из заднего кармана штанов братца Белого Полковника не вывалилась, хотя я и подставил под нее руку, но мне и без конфеты было радостно.
— Вылезай, шалун, — приказал тот. — И впредь будь осторожнее, когда собираешься в чем-нибудь убедиться, даже в том, насколько тот или иной братец от тебя отличается.
Я вылез из-под лавки, и братец Белый Полковник отечески погрозил мне пальцем.
После того, как он погрозил мне отечески пальцем, мы вышли во двор. Там стоял огромный белый персональный автомобиль братца Белого Полковника, внушающий трепет. Когда мы в него сели, шторки на окнах автоматически задвинулись. Внутри персональный автомобиль братца Белого Полковника был столь же персональным, как и снаружи.
— Пока дело об убийстве ассистента при знамени и… гм… братца, несколько от тебя физиологически отличающегося, с которым ты состоял в некоторых физиологических связях, примет совсем другой оборот. Пока, наоборот, под подозрение попадет какой-нибудь братец из банды «Черная окружающая среда». Конечно, вызовов в правоохранительные органы тебе не избежать, но ты там представишь братцам правоохранителям свое железное алиби. Ведь ты, как я предполагаю по моим агентурным данным, в момент убийства находился на другом ярусе, так? Не будем пока уточнять, на каком именно. Где с кем-то имел продолжительную беседу…
Братец Белый Полковник положил свою могучую руку на мое преданное колено. Остолбенев, словно каменное изваяние, я не отрываясь смотрел прямо вперед себя, на корону отгороженного от нас толстым пуленепробиваемым стеклом братца персонального шофера братца Белого Полковника. Я чувствовал, что в этот напряженный момент не имею права даже пошевелиться.
Не шевелясь, я пролепетал:
— Я, по-честному, не убивал братца Мону Лизу. По самому-самому честному.
— Вот именно: братец Мона Лиза, — подхватил мою мысль, которой я предугадал мысль братца Белого Полковника, братец Белый Полковник в очередной личине. — Братец Мона Лиза была очень красивой братцем, но ведь и братцем со слишком длинным языком. Никто ведь не тянул его за этот самый длинный язык, как ты думаешь?
— Так точно! — рявкнул я, подумав, что действительно никто не тянул, что это она сама свой длинный язык тянула, рассказывая мне о посещении департамента братцем Белым Полковником.
Рука братца Белого Полковника с железной волей в пальцах поглаживала мое колено…
— Братец Цезарь X, конечно, не преминет воспользоваться любой возможностью, чтобы только осуществить сверхплановый домовой переворот, поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента, выйти из оппозиции и получить переходящее Домовое знамя. Я бы и сам не преминул, тем более что вместе со знаменем все получат ценные домовые подарки… Вероятно, он приказал тебе сойтись поближе с братцем Принцессой и оказать на него некоторое тлетворное воздействие. Это вполне естественно, это не вызывает во мне, братце Белом Полковнике и Великом Ревизоре, ровно никакого недоумения. Мне нужно знать только одно: как и когда он собирается использовать тебя в готовящейся акции?
— Братец Цезарь X меня не инструктировал, -бодро пролепетал я.
— Естественно. Но только пока. Ну-ка, доложи мне о ваших переговорах.
Я начал докладывать:
— Он показал мне ванную комнату.
Братец Белый Полковник рассмеялся. Весело и очень звонко. А когда я и мои медали стали ему тихонько подхихикивать, он сжал могучими пальцами мое колено.
— Ах как я любил бывало водить туда новобранцев, когда сам бывал в оппозиции! Что, проняло? — спросил он меня отечески, направив на меня отеческий взгляд.
Я радостно вздохнул и ответил:
— Проняло, так точно, братец Э-э.
— Ну? И дальше?
— Меня вынудили дать клятву. Но я держал пальцы крестиком, братец Э-э, так что клятва не считается.
— Молодец, находчивый братец. Вот такие именно братцы нам и нужны… Да, оказаться предателем — последнее дело, но если ты держал пальцы крестиком… Ах как я, бывало, любил наблюдать за ударной работой братца Иуды MCX1II! Ас! Всегда завоевывал первое место в конкурсах «лучший по профессии».
— Братец Цезарь X заставил меня вступить в полулегальный отдел активных акций. Сначала я не хотел, а потом подумал, что тебе это может пригодиться…
— Тонко. Молодец.
— Служу Нашему Дому! Он поручил мне сблизиться с братцем Принцессой и докладывать ему о каждом его шаге и каждом слове.
— Так…
— Это все, братец Э-э.
— Ну-ка, покажи пальцы.
Я показал.
— Я тебе верю. Как верю и в то, что, если ты что-то узнаешь конкретное о готовящейся акции, немедленно доложишь мне.
— Так точно!
— Ты ведь должен понимать, в какой степени тут затронуты домовые интересы, ты ведь должен понимать, что мы не можем отдать доминанту желудка Самого Братца Президента и переходящее Домовое знамя неистинной правосторонней партии. Я уже не говорю о ценных подарках. Ты меня понимаешь? Ты ведь, по моим агентурным данным, порядочная шлюха?
— Так точно!
— А я истый фанатик. И если быть с тобой откровенным до самого последнего конца, по рождению я правосторонний, но всегда поддерживал только истинное левостороннее движение. Что же касается тебя, то это совсем неплохо, что ты порядочная шлюха. В самом крайнем случае прихода к власти правосторонних — а такой возможности я не исключаю — в стане врага у меня появится новы верный братец, ведь так?
—Так точно!
Братец Белый Полковник в очередной личин немного помолчал, а потом разоткровенничался:
— Меня совершенно не интересуют секреты правосторонних, все их подлые секреты я знаю уже давно. Я узнал их еще тогда, когда впервые занял синекуру Великого Ревизора, а было это много-много лет назад. К тому же в нестройных рядах оппозиции множество моих братцев. Меня интересует только твое конкретное участие в готовящейся активной акции. Ну и, конечно, братец Принцесса... В случае отличного выполнения спецзадания гарантирую тебе значительное понижение, шестнадцатизубый орден «За спецдоблесть», грамоту на шестнадцатизубочные привилегии, а с сегодняшнего дня — сто пятьдесят двадцатизубовиков спецпайка ежемесячно.
Мое несколько не совсем радостное настроение, навеянное встречей с братцем Иудой MCXIII, стыкой с братцами святыми экзекуторами, смертью убитой братца Моны Лизы вмиг перестало быть несколько не совсем радостным и стало радостным непередаваемо.
— Служу Нашему замечательному Дому!
— Расценивай эту нашу встречу как предвартельный инструктаж. Сейчас ты поедешь к братцу Принцессе. Всеми силами старайся обуздать его странные причуды. Сам Братец Президент решил пока не прибегать к нашей непосредственной помощи, он считает, что братец Принцесса просто немножко капризничает, что эта его легкая блажь разгуливанием простоволосой по верхним ярусам скоро сама собой пройдет. И я полностью и бесповоротно поддерживаю и горячо одобряю решение Самого Братца Президента!
Братец Белый Полковник в очередной личине захлопал в ладоши. Я страстно подхватил аплодисменты. Наши овации были бурными.
Когда они постепенно затихли, я вдруг вспомнил, что братец Цезарь X приказал мне приложить максимум усилий для еще большего психического расстройства братца Принцессы. То есть как раз противоположное тому, что только что приказал мне братец Белый Полковник. Мой желудок должен был срочно догадаться: как выполнить сразу два эти приказа?
— Что же касается твоих отношений с братцем Цезарем Х, то я вовсе не запрещаю теое поставлять ему некоторые тайные сведения — эти тайные сведения неминуемо попадут ко мне, а мне они чрезвычайно пригодятся. Но дай ему понять, что в большей степени ты сотрудничаешь с ним, чем со мной. Я сумею отсеять дезинформацию. Думаю, будем неплохо, если ты на время сменишь доминанту полушарий желудка и станешь активным сторонником оппозиции. Впрочем, посмотрим.
Братец Белый Полковник в очередной личине чуть-чуть помолчал, а когда чуть-чуть помолчал, молчать перестал и рассмеялся:
— Ха— ха-ха… А мне передали по секретным каналам твою шутку… Лишних зубьев не бывает… Ха-ха-ха… И эту твою шутку… Хах-хах-хах… трепещу от восторга… ох-хох.
Братец Белый Полковник сбросил очередную личину, превратился в белое дымное облачко и дематериализовался в открывшееся окошко.
Личина немного посмеялась, но скоро дематериализовалась и она.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Братец персональный шофер братца Белого Полковника подвез меня к отелю «Черное „блоко“, что произвело в среде братцев, находившихся перед его входом, настоящий фурор, вызванный видом моей не по рангу персонального автомобиля высокой короны. Фурор сильно повысил мое и без того беспредельно радостное настроение.
Братец Принцесса сидела во главе угла холла на диване и задумчиво смотрела сквозь окно на красивый закат фонарей, бросавших на вымоченный дождем поливальных машин асфальт огненно-серые блики. На его голове по-прежнему не было абсолютно никакой короны.
— Чего изволите? — вытянувшись перед ним в струнку бодро рявкнул я.
Он повернула ко мне лицо, в его глазах на лице было столько безумия, что струнка, в которую я вытянулся, лопнула, прозвенев по всему моему задрожавшему телу приступом жалости. Жалости к братцу Пилату III посланному на это отважное спецзадание.
Он поднялась с дивана.
— Я обещала тебе кое-что показать, пойдем?
— Куда? — рявкнул я, собирая разведывательную информацию.
— Да не кричи ты. Пожалуйста. И не делай такое лицо. На Двадцать первый ярус.
Я упал. А братец Принцесса вздохнула и сказала:
— Ну перестань же корчить из себя идиота. Я тебя очень прошу: когда ты со мнои, забудь об этих своих службистских штучках. Иначе я просто уйду.
Мгновенно оценив ситуацию — не выполнить спецзадание я не мог, — я вскочил на ноги. Перестал корчить из себя кого бы то ни было и законспирированно спокойко споосил.
— Ты собираешься свозить меня в Великую Мечту?
— Да.
— А меня туда пустят?
— Пустят.
— Это в моей-то короне?
— Это в твоей-то.
— Не может быть, — не поверил я.
Мы вышли на улицу. Так как братец Принцесса молчала, я спросил:
— Ты часто выходишь за Железный Бастион?
— Почти каждый день.
— Странно, ни разу не ставил печать в твою прописку. Наверное, ты никогда не выходила через Южный шлюз.
Братец Принцесса вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня… и рассмеялась.
— Какой же ты все-таки смешной…
Я было хотел пересказать ей свою шутку о лишнем зубе и шутку о том, как я трепетал от восторга, когда нужно было трепетать от ужаса, чтобы он понастоящему поняла, какой я смешной, но почему-то передумал. А братец Принцесса мечтательно заметила:
— За Южным шлюзом очень красиво. Если нам повезет и луну не будут закрывать тучи…
— Луна, тучи… Как это? — не понял я.
— Увидишь.
Пожав плечами, я как бы невзначай проговорился:
— Конечно, увижу. Меня зачислили в группу поиска, слава Самому Братцу Президенту. Завтра первый выход.
— Днем?
— Естественно.
— Днем на небе светит солнце.
— А это еще как?
Теперь братец Принцесса пожала плечами.
— Как тебе сказать… Солнце — ласковое, теплое, нежное… Оно похоже на очень большой и очень яркий фонарь, подвешенный прямо к небу… к потолку… Только его никто никуда не подвешивал, оно ни на чем не держится, оно плавает в синеве.
— Это все испарения, — не поверил я. — Ядовитая окружающая среда выделяет в атмосферу вредоносные испарения, которые вызывают у братцев иллюзии.
— Ты в это действительно веришь? — улыбнулась братец Принцесса.
А мне стало как-то не по себе — я вспомнил, сколь противоречивыми были приказания братца Белого Полковника и братца Цезаря X, и никак не мог сообразить, как мне дальше вести себя с братцем Принцессой: поддакивая его бредням, способствовать его психическому расстройству или, напротив, возражая, способствовать укреплению психики. С другой стороны, я не знал, к чему приведут как поддакивания, так и возражения — ни братец Белый Полковник, ни братец Цезарь X меня на этот счет не инструктировали. Потом я подумал, что на братце Принцессе столькожезубая корона, как и на Самом Братце Президенте, и, значит, согласно всем инструкциям, я должен верить этой короне беспрекословно, что бы она ни говорила, верить беспреко-словнее, чем коронам братца Белого Полковника и братца Цезаря X вместе взятым, так как в них было на один зуб меньше. Эта дума моего ума крайне усилила и без того крайне амбивалентное чувство всего меня к братцу Принцессе. И тогда я решил: раз, согласно всем инструкциям, я ему верить должен, верить буду, но раз, согласно всем инструкциям, верить бреду я не имею никакого права, верить не буду, то есть буду верить, не веря. После этого я поразился силе своего ума, а потом совсем запутался. А тут еще братец Принцесса надела перед таможней на голову свою двадцатиоднозубую корону, и я запутался бесповоротно.
Братцы таможенники не посмели не то что обшарить наши карманы, но даже взглянуть на прописки, и мы вступили на ковровую дорожку спецлифта, вступив на которую, я подумал о том, что вот наконец-то и увижу глазами Великую Мечту, о которой до сих пор был только наслышан по самые уши.
Всю дорогу вниз я чувствовал себя не в своей короне. Братец Принцесса взяла меня за руку. Его рука была маленькая, ослепительно черная, теплая, нежная… совсем как солнце, о котором он мне рассказывала и которое было всего лишь иллюзией… Да он и сам была как иллюзия. Я вдруг решил, что мне хорошо с ним, хорошо так, как никогда и нигде не бывало ни с одним братцем, отличался он от меня физиологически или нет. Даже лучше, чем в хранилище на стуле под портретом Самого Братца Президента, даже лучше, чем с братцем Белым Полковником. И вовсе не потому, что братца Принцессу венчала двадцатиоднозубая корона, а просто не почему.
Когда на двадцать первом ярусе мы вышли из лифта, удивленным глазам братца Пилата III открылась Великая Мечта.
Несмотря на то, что уже наступила ночь, Великую Мечту вовсю освещал яркий поток света, лившегося прямо из очень высокого потолка, который представлял из себя словно бы одну огромную лампу. Над нами в воздухе плавали непередаваемо красивые автомобили, по тротуарам с рядами самодвижущихся дорожек разъезжали, дыша пьянящим воздухом Великой Мечты, непередаваемо красивые братцы и братцы, несколько от них физиологически отличающиеся…
Мы стояли на одном из краев огромной красивой площади, где были скульптуры и фонтаны. От нее во все четыре стороны разбегались широкие улицы, и на этих разбегавшихся улицах тут и там располагались бесчисленные магазины с бесчисленными витринами, забегаловки, над дверями в которые раздевались, а раздевшись — гасли огненные братцы, несколько от меня физиологически отличающиеся, киношки с вынесенными прямо к тротуарам большими экранами, театры, за прозрачными стенами которых братцы в причудливых фраках разыгрывали перед прохожими забавные сценки из жизни счастливчиков… и все остальное красивое до сногсшибательности, что искрилось искрами, переливалось переливами, сияло сияниями, манило, кружило корону, и от чего я чуть не упал, но не посмел в присутствии братца Принцессы, согласно полученной от него инструкции, и от чего у меня с непри. вычки сильно потемнело в глазах.
У меня так сильно потемнело в глазах, что я чуть было не забыл приподнять корону, когда рядом проехал на самодвижущейся дорожке какой-то странный братец двадцатизубочник. Корону я все-таки приподнял, а братец Принцесса сказала:
— Это же робот…
— Что такое робот, братец Принцесса?
— Я просила тебя не называть меня братцем! Робот — это механический человек…
— Механический что? — не понял я.
— Ну, механический братец. Слуга.
— Чей слуга? — встрепенулся я.
— Да всех, кто тут живет.
— И Самого Братца Президента?
— Конечно.
— Ты что, хочешь сказать… — В глазах у меня потемнело окончательно. — Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?
— Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.
— Понятно, — успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. — Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!
Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую красавицу.
— Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!
Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил:
— А в Великой Мечте есть магазины?
— Ты что, не видишь? — удивилась братец Принцесса.
— Вижу, но только я думал… А я думал, что тут все бесплатное.
— Для тех, кто тут прописан, действительно бесплатное.
— Зачем же тогда магазины? Я думал, все, что только захочешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец.
— Доставляют, если захочешь.
— Ну вот, я же говорил братцу Моне Лизе… — Вспомнив о братце Моне Лизе, я замолчал, но ненадолго — меня разбирало на части любопытство и выяснив, что ничего мне не казалось, я вертел короной из одной стороны в другую. — А я думал, что в Великой Мечте живут только братцы из Кабинета Избранных, а тут вон сколько братцев…
— Двадцать первый ярус свободно посещают девятнадцати— и двадцатизубочники. начала объяснять мне братец Принцесса, — а также приезжающие в Наш Дом из других Домов, особенно — с Верха…
— Не может быть. Не могут сюда приезжать приезжающие с Верха псевдобратцы — у нас с ними теплая война.
— А они все равно приезжают.
Я спорить не стал. Ну, заговаривается братец, ну и ладно… Что же это мы строили Великую Мечту для того, чтобы в ней делали покупки псевдобратцы?! Во заговаривается! А братец Принцесса продолжила:
— Прописку Великой Мечты имеют только Избранные, включая сюда оппозицию, и члены их семей…
— Что такое «семья», Принцесса?
— Группа людей… ну братцев, живущих вместе… А также многочисленные роботы, их обслуживающие. В нашем дворце, например, около сотни роботов. Моя мать говорит…
— Что такое «мать»?
— Пилатик, ты не знаешь? Мать — это женщина… это братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, которая меня родила.
— Братец, которая тебя… что?
— Родила. Это как?
— А как, по-твоему, появляются дети?
— Маленькие братцы?
— Ну да, маленькие братцы.
Этот коварный вопрос в Нашем Доме обсуждать было не принято, считалось, что появление на свет маленьких братцев является одним из домовых таинств, правда, из разряда таких, о которых, согласно инструкции, все братцы имели ясное представление.
Я услышал, как в моем желудке загудело от напряжения мысли в извилинах кишок.
— Всем известно, хотя об этом и не говорят, — спокойно сказал я, — что иной раз братцам, несколько от меня физиологически отличающимся, через пупок в живот наши братцы мыслеводители из Кабинета Избранных надувают пепел покинувших этот Наш Общий Дом братцев, который не весь рассеивают по тому ярусу, где ушедший братец был последний раз прописан. Чтобы надутый в живот пепел мог оплодотвориться находящимися в нем мыслями Самого Братца Президента. Живот от этого начинает пухнуть маленьким братцем, которого через установленное Самим Братцем Президентом в специальном циркуляре «О набухании» время оттуда вырезают мыслеводимые Самим Братцем Президентом братцы кесари. Возродившись в новом братце, ушедший братец продолжает свое снисхождение вниз, причем именно с того самого яруса, которого достиг при прежней жизни, чем достигается полное равенство наших возможностей.
Братец Принцесса сидела во главе угла холла на диване и задумчиво смотрела сквозь окно на красивый закат фонарей, бросавших на вымоченный дождем поливальных машин асфальт огненно-серые блики. На его голове по-прежнему не было абсолютно никакой короны.
— Чего изволите? — вытянувшись перед ним в струнку бодро рявкнул я.
Он повернула ко мне лицо, в его глазах на лице было столько безумия, что струнка, в которую я вытянулся, лопнула, прозвенев по всему моему задрожавшему телу приступом жалости. Жалости к братцу Пилату III посланному на это отважное спецзадание.
Он поднялась с дивана.
— Я обещала тебе кое-что показать, пойдем?
— Куда? — рявкнул я, собирая разведывательную информацию.
— Да не кричи ты. Пожалуйста. И не делай такое лицо. На Двадцать первый ярус.
Я упал. А братец Принцесса вздохнула и сказала:
— Ну перестань же корчить из себя идиота. Я тебя очень прошу: когда ты со мнои, забудь об этих своих службистских штучках. Иначе я просто уйду.
Мгновенно оценив ситуацию — не выполнить спецзадание я не мог, — я вскочил на ноги. Перестал корчить из себя кого бы то ни было и законспирированно спокойко споосил.
— Ты собираешься свозить меня в Великую Мечту?
— Да.
— А меня туда пустят?
— Пустят.
— Это в моей-то короне?
— Это в твоей-то.
— Не может быть, — не поверил я.
Мы вышли на улицу. Так как братец Принцесса молчала, я спросил:
— Ты часто выходишь за Железный Бастион?
— Почти каждый день.
— Странно, ни разу не ставил печать в твою прописку. Наверное, ты никогда не выходила через Южный шлюз.
Братец Принцесса вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня… и рассмеялась.
— Какой же ты все-таки смешной…
Я было хотел пересказать ей свою шутку о лишнем зубе и шутку о том, как я трепетал от восторга, когда нужно было трепетать от ужаса, чтобы он понастоящему поняла, какой я смешной, но почему-то передумал. А братец Принцесса мечтательно заметила:
— За Южным шлюзом очень красиво. Если нам повезет и луну не будут закрывать тучи…
— Луна, тучи… Как это? — не понял я.
— Увидишь.
Пожав плечами, я как бы невзначай проговорился:
— Конечно, увижу. Меня зачислили в группу поиска, слава Самому Братцу Президенту. Завтра первый выход.
— Днем?
— Естественно.
— Днем на небе светит солнце.
— А это еще как?
Теперь братец Принцесса пожала плечами.
— Как тебе сказать… Солнце — ласковое, теплое, нежное… Оно похоже на очень большой и очень яркий фонарь, подвешенный прямо к небу… к потолку… Только его никто никуда не подвешивал, оно ни на чем не держится, оно плавает в синеве.
— Это все испарения, — не поверил я. — Ядовитая окружающая среда выделяет в атмосферу вредоносные испарения, которые вызывают у братцев иллюзии.
— Ты в это действительно веришь? — улыбнулась братец Принцесса.
А мне стало как-то не по себе — я вспомнил, сколь противоречивыми были приказания братца Белого Полковника и братца Цезаря X, и никак не мог сообразить, как мне дальше вести себя с братцем Принцессой: поддакивая его бредням, способствовать его психическому расстройству или, напротив, возражая, способствовать укреплению психики. С другой стороны, я не знал, к чему приведут как поддакивания, так и возражения — ни братец Белый Полковник, ни братец Цезарь X меня на этот счет не инструктировали. Потом я подумал, что на братце Принцессе столькожезубая корона, как и на Самом Братце Президенте, и, значит, согласно всем инструкциям, я должен верить этой короне беспрекословно, что бы она ни говорила, верить беспреко-словнее, чем коронам братца Белого Полковника и братца Цезаря X вместе взятым, так как в них было на один зуб меньше. Эта дума моего ума крайне усилила и без того крайне амбивалентное чувство всего меня к братцу Принцессе. И тогда я решил: раз, согласно всем инструкциям, я ему верить должен, верить буду, но раз, согласно всем инструкциям, верить бреду я не имею никакого права, верить не буду, то есть буду верить, не веря. После этого я поразился силе своего ума, а потом совсем запутался. А тут еще братец Принцесса надела перед таможней на голову свою двадцатиоднозубую корону, и я запутался бесповоротно.
Братцы таможенники не посмели не то что обшарить наши карманы, но даже взглянуть на прописки, и мы вступили на ковровую дорожку спецлифта, вступив на которую, я подумал о том, что вот наконец-то и увижу глазами Великую Мечту, о которой до сих пор был только наслышан по самые уши.
Всю дорогу вниз я чувствовал себя не в своей короне. Братец Принцесса взяла меня за руку. Его рука была маленькая, ослепительно черная, теплая, нежная… совсем как солнце, о котором он мне рассказывала и которое было всего лишь иллюзией… Да он и сам была как иллюзия. Я вдруг решил, что мне хорошо с ним, хорошо так, как никогда и нигде не бывало ни с одним братцем, отличался он от меня физиологически или нет. Даже лучше, чем в хранилище на стуле под портретом Самого Братца Президента, даже лучше, чем с братцем Белым Полковником. И вовсе не потому, что братца Принцессу венчала двадцатиоднозубая корона, а просто не почему.
Когда на двадцать первом ярусе мы вышли из лифта, удивленным глазам братца Пилата III открылась Великая Мечта.
Несмотря на то, что уже наступила ночь, Великую Мечту вовсю освещал яркий поток света, лившегося прямо из очень высокого потолка, который представлял из себя словно бы одну огромную лампу. Над нами в воздухе плавали непередаваемо красивые автомобили, по тротуарам с рядами самодвижущихся дорожек разъезжали, дыша пьянящим воздухом Великой Мечты, непередаваемо красивые братцы и братцы, несколько от них физиологически отличающиеся…
Мы стояли на одном из краев огромной красивой площади, где были скульптуры и фонтаны. От нее во все четыре стороны разбегались широкие улицы, и на этих разбегавшихся улицах тут и там располагались бесчисленные магазины с бесчисленными витринами, забегаловки, над дверями в которые раздевались, а раздевшись — гасли огненные братцы, несколько от меня физиологически отличающиеся, киношки с вынесенными прямо к тротуарам большими экранами, театры, за прозрачными стенами которых братцы в причудливых фраках разыгрывали перед прохожими забавные сценки из жизни счастливчиков… и все остальное красивое до сногсшибательности, что искрилось искрами, переливалось переливами, сияло сияниями, манило, кружило корону, и от чего я чуть не упал, но не посмел в присутствии братца Принцессы, согласно полученной от него инструкции, и от чего у меня с непри. вычки сильно потемнело в глазах.
У меня так сильно потемнело в глазах, что я чуть было не забыл приподнять корону, когда рядом проехал на самодвижущейся дорожке какой-то странный братец двадцатизубочник. Корону я все-таки приподнял, а братец Принцесса сказала:
— Это же робот…
— Что такое робот, братец Принцесса?
— Я просила тебя не называть меня братцем! Робот — это механический человек…
— Механический что? — не понял я.
— Ну, механический братец. Слуга.
— Чей слуга? — встрепенулся я.
— Да всех, кто тут живет.
— И Самого Братца Президента?
— Конечно.
— Ты что, хочешь сказать… — В глазах у меня потемнело окончательно. — Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?
— Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.
— Понятно, — успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. — Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!
Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую красавицу.
— Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!
Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил:
— А в Великой Мечте есть магазины?
— Ты что, не видишь? — удивилась братец Принцесса.
— Вижу, но только я думал… А я думал, что тут все бесплатное.
— Для тех, кто тут прописан, действительно бесплатное.
— Зачем же тогда магазины? Я думал, все, что только захочешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец.
— Доставляют, если захочешь.
— Ну вот, я же говорил братцу Моне Лизе… — Вспомнив о братце Моне Лизе, я замолчал, но ненадолго — меня разбирало на части любопытство и выяснив, что ничего мне не казалось, я вертел короной из одной стороны в другую. — А я думал, что в Великой Мечте живут только братцы из Кабинета Избранных, а тут вон сколько братцев…
— Двадцать первый ярус свободно посещают девятнадцати— и двадцатизубочники. начала объяснять мне братец Принцесса, — а также приезжающие в Наш Дом из других Домов, особенно — с Верха…
— Не может быть. Не могут сюда приезжать приезжающие с Верха псевдобратцы — у нас с ними теплая война.
— А они все равно приезжают.
Я спорить не стал. Ну, заговаривается братец, ну и ладно… Что же это мы строили Великую Мечту для того, чтобы в ней делали покупки псевдобратцы?! Во заговаривается! А братец Принцесса продолжила:
— Прописку Великой Мечты имеют только Избранные, включая сюда оппозицию, и члены их семей…
— Что такое «семья», Принцесса?
— Группа людей… ну братцев, живущих вместе… А также многочисленные роботы, их обслуживающие. В нашем дворце, например, около сотни роботов. Моя мать говорит…
— Что такое «мать»?
— Пилатик, ты не знаешь? Мать — это женщина… это братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, которая меня родила.
— Братец, которая тебя… что?
— Родила. Это как?
— А как, по-твоему, появляются дети?
— Маленькие братцы?
— Ну да, маленькие братцы.
Этот коварный вопрос в Нашем Доме обсуждать было не принято, считалось, что появление на свет маленьких братцев является одним из домовых таинств, правда, из разряда таких, о которых, согласно инструкции, все братцы имели ясное представление.
Я услышал, как в моем желудке загудело от напряжения мысли в извилинах кишок.
— Всем известно, хотя об этом и не говорят, — спокойно сказал я, — что иной раз братцам, несколько от меня физиологически отличающимся, через пупок в живот наши братцы мыслеводители из Кабинета Избранных надувают пепел покинувших этот Наш Общий Дом братцев, который не весь рассеивают по тому ярусу, где ушедший братец был последний раз прописан. Чтобы надутый в живот пепел мог оплодотвориться находящимися в нем мыслями Самого Братца Президента. Живот от этого начинает пухнуть маленьким братцем, которого через установленное Самим Братцем Президентом в специальном циркуляре «О набухании» время оттуда вырезают мыслеводимые Самим Братцем Президентом братцы кесари. Возродившись в новом братце, ушедший братец продолжает свое снисхождение вниз, причем именно с того самого яруса, которого достиг при прежней жизни, чем достигается полное равенство наших возможностей.