Страница:
Прежнему сюго, даймё Нобунага, вменялось в обязанность бороться с разбойниками во вверенной ему провинции. Справлялся с этим Нобунага, надо отдать ему должное, весьма неплохо. Но вот Нобунага не стало, зато остались разбойники и преступники.
Артема никто не утверждал в должности сюго, то бишь военного губернатора провинции, однако как-то само собой подразумевалось, что до официального утверждения, буде таковое последует, именно ему выпадало исполнять обязанности сюго. Поэтому поиск преступников и борьба с разбойниками – это теперь его головная боль.
И вот пришла Артему в голову нехитрая идея убить разом двух зайцев, наняв ронинов к себе на службу, – для чего в разные концы провинции и были отправлены гонцы.
Конечно, вкусившие разбойничьей вольницы ронины – контингентец еще тот. Махновщина, анархия-мать-порядка. Что ж, будем обламывать и строить, есть идейки, как это сделать. Главное, чтоб пришли. А должны прийти. Артем велел гонцам оглашать во всех селениях следующее воззвание, или ультиматум, называй, как хочешь: в течение трех дней прибыть к замку в городе Ицудо, известному прежде как замок Нобунага, и присягнуть на верность новому сюго, даймё Ямомото. Даймё Ямомото, известный как человеческое воплощение Белого Дракона, берет ронинов к себе в кэнин[6]. Те, кто не придет в Ицудо и продолжит разбойничать по лесам и дорогам, будут безжалостно истреблены даймё Ямомото.
Наверняка многие ронины испугаются гнева ужасного и могущественного Белого Дракона, который покровительствует новому даймё. (Ведь какие только страсти не рассказывают про него. Говорят, он наслал тайфун на флот монголов и потопил его весь, до последнего корабля. Что стоит такому справиться с какими-то жалкими ронинами!)
К тому же большинству из ронинов до смерти осточертела полуголодная жизнь в лесах, и они давно были бы рады поменять ее на что-нибудь достойное, да не на что было, никто ничего не предлагал…
Понятно, в указанные три дня подтянутся далеко не все. Но через месяц прибегут остальные. Потому что первых Артем решил осыпать милостями – определить каждому 150 коку риса в год и пообещать в будущем земельный надел. Где взять такую прорву риса или денег, даймё знал – один только доход от игорного бизнеса (Артем намеревался подобрать под себя все игорные заведения в провинции) даст ему эту сумму. А землю… Ну, это потом когда-нибудь, если все удачно сложится, да и обещанного, как известно, три года ждут. Тут ведь главное – зажечь для людей свет маяка, который куда-то манит, что-то хорошее сулит, – так жить и служить гораздо проще, гораздо веселее.
Весть о щедрости даймё разнесется быстрее эха в горах, и вскоре отбою не будет от ронинов. Можно забиться на что угодно – потянутся и из соседних провинций. И вот тут уж Артем не станет разбрасываться коку риса. И будет гораздо придирчивее в отборе кандидатов. А соискатели – в этом тоже можно не сомневаться – уже согласны будут служить и за меньшее жалованье, чем первые, за гораздо меньшее.
Вот такую комбинацию он намерен разыграть. Чего уж там, ему позарез нужны были беззаветно преданные самураи, он сейчас остро чувствовал свое феодальное одиночество. На тех самураев Нобунага, что не совершили сеппуку, не ушли к сыну даймё Нобунага, а присягнули на верность новому даймё, Артем всецело полагаться не мог. Если кто-то вдруг убедит их, что даймё ненастоящий и прежнего их хозяина Нобунага он убил бесчестно… в общем, понятно. Артему нужны были свои, беззаветно ему преданные и всем ему обязанные самураи…
– Кстати, Такамори, как ты себя чувствуешь со всем этим… – Артем показал польцем на мечи у себя за поясом, потом – на мечи за поясом Такамори.
– Непривычно – мягкое слово. Странно чувствую… Еще вчера самураи были смертельными врагами яма-буси, а теперь я сам самурай, должен брить лоб, вечно таскать с собой эти мечи…
– В общем, я тоже себя чувствую, мягко говоря, непривычно, – признался Артем. – Так что вместе привыкать будем. Как у тебя складывается с самураями Нобунага?
– Плохо, – сказал Такамори. – Они не принимают меня за ровню. Но раз даймё, которому они присягнули, наградил меня самурайскими мечами, им приходится держаться со мной вежливо. Однако даже если ты назначишь меня над ними старшим, приказов от меня они не примут.
– Ладно, – Артем беспечно махнул рукой, – это все пустяки, это нам не помешает, потом что-нибудь придумаем.
Затекла нога, и Артем спрыгнул с лестничных перил.
– Но, по-моему, ты сейчас на своем месте, Такамори? Или я не прав?
За последние дни под глазами Такамори нарисовались черные круги, из-за чего он стал казаться старше своих лет, которых, кстати, и сам не помнил. Однако неожиданно его глаза ожили.
– Наверное, ты прав, Ямомото-сан, – задумчиво произнес Такамори. – Нынешняя жизнь гораздо более полная, чем прежняя. Чем годами прятаться в горах и гадать, откуда придет опасность, лучше жить посреди этой опасности и подчинять ее себе… – Такамори усмехнулся. – А в ближайшее время наша жизнь, думаю, станет еще более полной и уж всяко более беспокойной. Удержать власть сложнее, чем ее захватить.
– Как ты знаешь, я и не обольщался насчет того, что сяду на правление и жизнь потечет сахарным ручьем.
– Но я пришел к тебе, господин, не для того, чтобы сообщить о гонцах к ронинам…
– Так что же случилось?
– Ничего особенного. Перехвачено письмо. Как ты велел, на всех путях, ведущих в соседние провинции, устроены засады. Ночью на дороге, ведущей к равнине Кинаи, остановлен письмоносец, у которого найдено письмо Тору Камикава.
– Кому оно написано?
– Сыну даймё Нобунага.
– Ну, этого следовало ожидать. Что он пишет?
– В письме он рассказывает сыну даймё, как погиб его отец…
– Уж в который раз, интересно, сын об этом выслушивает! И в письменном виде, и в устном. Хоть бы кто-нибудь подумал о сыновних чувствах. Впрочем, я перебил, продолжай.
– Тору Камикава пишет, что поединок был честным. Тору Камикава просит прощения у господина Нобунага за то, что не сделал сеппуку после того, как погиб господин даймё.
– Понятно, очередное самурайское извинение за то, что не вспорол себе живот. Дальше он, конечно, пишет, что не сделал харакири…
– Сеппуку, – поправил новосделанный самурай Такамори. – Он ушел бы из жизни благородно.
– Отлично, сеппуку. Пишет, что не сделал ее, потому что Белый Дракон, то есть я, позвал их спасать страну от варваров. Ради такой великой цели можно было и отложить собственную смерть. А после победы над монголами этот… как его… Тору Камикава поверил, что Белый Дракон послан им небесами и служить ему великая честь…
– Еще Тору Камикава пишет, что слово «самурай» означает «служить великому человеку». Белый Дракон, несомненно, великий человек.
– Ясно. Дальше следуют заверения в вечной любви и верности роду Нобунага, бла-бла-бла. Короче, намеков на заговор в письме нет?
– Пока нет, – Такамори выделил слово «пока». – Но неизвестно, что на уме у сына даймё. Если он задумает заговор против тебя, то легко найдет союзников среди бывших самураев отца.
– Да, ты прав, Такамори, – задумчиво проговорил Артем, – сына Нобунага нам не мешало бы заполучить в союзники…
– Или убить, – подсказал Такамори.
– Только после того, как он сам назовет меня своим врагом или нападет первым. Он же пока молчит и бездействует… А что, кстати, с письмоносцем. Надеюсь, человека отпустили целым и невредимым?
– Конечно. Перед ним извинились, письмо вернули, сказав, что ищут монгольских лазутчиков и он вызвал подозрения…
– Слушай, Такамори, – вдруг оживился Артем, – а может быть, нам самим предложить сыну Нобунага какой-нибудь союз, а? Не дожидаясь кинжала в спину? Как раз выйдет точно по твоему учению боряку-дзюцу – станем направлять события по своему выбору и усмотрению. В общем, подумай на досуге.
– Я подумаю, – Такамори сопроводил слова поклоном. – Когда ты начнешь, как ты называешь, вводить новшества?
– Мы уже об этом говорили. Спешить здесь нельзя…
Новшества следовало вводить постепенно. А будут новшества, не извольте сумлеваться, граждане подданные. Вас ждут перемены – и по части новых технологий, и по части общественного устройства. Но позже, позже…
– Я почему заговорил о новшествах, – вкрадчиво продолжал Такамори. – Как известно, сорняки следует выдегивать, пока они не созрели. Помнишь, ты рассказывал, что у вас в стране существует сословие людей, занимающихся тайным выведыванием и тайным устранением…
Договорить Такамори не сумел. В коридоре послышался топот ног, и в помещение выбежал Касаи. Что-то случилось – это было написано на его лице. Он остановился и выжидательно уставился на Артема. Ждет позволения заговорить, понял Артем.
– Говори, – сказал он.
– Господин, ты оказался прав.
(Артема все еще несколько коробило от того, что его товарищи по лесной жизни со вчерашнего дня стали обращаться к нему «господин». Но так и должно быть, и надо к этому привыкать.)
– Мы кое-что нашли.
– И что?
– Тайную комнату.
– Пойдем посмотрим…
Они, прихватив с собой и Такамори, прошли в личные покои Артема, ступили в потайной ход, гуськом поднялись по винтовой лестнице, вышли на площадку под открытым небом. Там их ждал Фудзита. Еще их там ждал обещанный Касаи сюрприз.
Шесть камней были выковыряны из пола и сложены кучкой. (Без вопросов ясно, каким инструментом воспользовались яма-буси – вон валяются алебарда и мечи.) Толстый деревянный люк, который прикрывали камни, был откинут, и под ним зиял темный квадратный провал.
– Да, это похоже на тайную комнату, – сказал Такамори.
– Сейчас разберемся, – подмигнул ему Артем.
Он наметился было спуститься первым – Такамори его остановил, отрицательно покачав головой.
– Он пойдет, – он показал на Касаи. Тот кивнул, взял уже зажженный фонарь-гандо и опустил в отверстие ноги. Посветил себе фонарем и сообщил:
– Здесь лестница.
– Осторожней давай. Она, наверное, гнилая, как болотный пень, – сказал Артем. – Прощупывай каждую перекладину.
Касаи начал спускаться. Остальные, облепив люк, смотрели сверху. Ничего, пока лестница выдерживала.
– Добрался до пола, – прокричал снизу Касаи. – До него не больше семи сяку. Здесь комната. Небольшая. В центре что-то лежит.
– Эй, осторожней там! – еще раз напомнил Артем. – Не дотрагивайся ни до чего! Просто посмотри!
Касаи двинулся в глубь таинственной комнаты, и они перестали видеть в провале люка отсвет фонаря-гандо. Какое-то время ничего не было слышно.
– Эй, ты живой?! Все в порядке?! – не выдержал Артем.
В ответ – молчание. Артем забеспокоился:
– Касаи! Где ты?! Отвечай!
Касаи внезапно появился возле лестницы и начал торопливо карабкаться наверх, оставив фонарь-гандо внизу. Его голова показалась над люком.
– Сокровище! – восторженно выдохнул он.
Артем, Такамори и Фудзита переглянулись.
– Тогда надо спускаться, – сказал Артем. – Касаи, теперь ты останешься наверху.
Они по очереди спустились по лестнице, которая выдержала даже вес Артема. А не выдержала бы, ничего страшного – семь сяку не та высота, падая с которой, Артем мог бы разбиться. Даже если падать на камни.
Оказавшись внизу, Артем огляделся. Помещение – четыре на два с половиной метра, в углу – прямоугольных очертаний предмет, похожий на большой ящик. Больше вроде бы ничего в комнате нет.
В тайнике этом довольно сухо и никакой затхлости не чувствуется. Наверное, где-то здесь имеется вентиляционная отдушина. Поэтому, кстати, и не прогнила древесина лестницы.
Последним спустился Такамори, прихватив с собой еще один фонарь-гандо, и вот теперь уже можно было все как следует разглядеть.
Прямоугольных очертаний предмет оказался сундуком.
– Может, не стоит трогать, вдруг что? – Фудзита говорил шепотом.
– Ну уж нет, в моем замке я должен знать, что и где лежит. – И Артем откинул крышку сундука.
– Демоны небес, вот это да! – вырвалось у Фудзита.
Артем же был несколько разочарован увиденным. Он уже успел настроиться на созерцание сокровищ, которые рисовались ему в виде наваленных грудой золотых чаш, тарелок, кубков прочих блестящих безделиц, а также разноцветных драгкамней. Конечно, разум подсказывал, что в бедной Японии неоткуда взяться подобным кладам, но… кто его слушает, этот разум?
В сундуке же оказались доспехи… Обыкновенные, на первый взгляд, пластинчатые. Разве что полный комплект: рогатый шлем с назатыльником, полумаска с лицевыми пластинами на шнурах, состоящая тоже из пластин разной величины кираса, наплечники, набедренник и наголенник. Поверх всего лежала отдельная пластина (нагрудная, как догадался Артем по полукруглому вырезу для шеи).
Ну, доспехи и доспехи, подумал Артем. Восхищение они могли вызвать разве что у Фудзита.
Такамори протянул руку и провел ладонью по кирасе, постучал по ней согнутым пальцем.
– Из металла, покрытого прокопченной буйволовой кожей, – сказал он. – Это очень дорогой о-ёрой[7].
Понятно, что дорогой, раз из металла. Как может быть иначе, когда, в основном, здешние воины могут позволить себе лишь доспехи из лакированных дощечек, а у кого имеются кожаные, тот уже богач.
– Ну и что они тут делают, почему их тут спрятали, кому они принадлежали, какое твое мнение, Такамори?
Мнением Фудзита Артем не поинтересовался. Фудзита хорош, когда надо оттащить какой-нибудь тяжеленный камень или сдвинуть с места плиту, но уж никак не отличается великой глубины рассуждениями или искрометными догадками.
– Наверное, это доспехи рода Нобунага, – не очень уверенно произнес Такамори. – Ничего другого мне в голову не приходит.
– Если вместе с доспехами мы бы нашли чьи-то мощи, вопросов было бы меньше, – сказал Артем. – Стало бы понятно, что мы нашли чей-то склеп. Но зачем потребовалось прятать одни лишь доспехи? Именно прятать, когда их обычно вывешивают на видном месте и гордятся ими. М-да… В общем, так: оставляем все как было. Нам это добро ни к чему. Но раз его прятали от посторонних глаз, значит, на то была причина. Посему все возвращаем в прежний вид, пусть так и остается. И никого другого посвящать в нашу маленькую тайну мы не будем.
Артем захлопнул крышку сундука…
Глава четвертая
Артема никто не утверждал в должности сюго, то бишь военного губернатора провинции, однако как-то само собой подразумевалось, что до официального утверждения, буде таковое последует, именно ему выпадало исполнять обязанности сюго. Поэтому поиск преступников и борьба с разбойниками – это теперь его головная боль.
И вот пришла Артему в голову нехитрая идея убить разом двух зайцев, наняв ронинов к себе на службу, – для чего в разные концы провинции и были отправлены гонцы.
Конечно, вкусившие разбойничьей вольницы ронины – контингентец еще тот. Махновщина, анархия-мать-порядка. Что ж, будем обламывать и строить, есть идейки, как это сделать. Главное, чтоб пришли. А должны прийти. Артем велел гонцам оглашать во всех селениях следующее воззвание, или ультиматум, называй, как хочешь: в течение трех дней прибыть к замку в городе Ицудо, известному прежде как замок Нобунага, и присягнуть на верность новому сюго, даймё Ямомото. Даймё Ямомото, известный как человеческое воплощение Белого Дракона, берет ронинов к себе в кэнин[6]. Те, кто не придет в Ицудо и продолжит разбойничать по лесам и дорогам, будут безжалостно истреблены даймё Ямомото.
Наверняка многие ронины испугаются гнева ужасного и могущественного Белого Дракона, который покровительствует новому даймё. (Ведь какие только страсти не рассказывают про него. Говорят, он наслал тайфун на флот монголов и потопил его весь, до последнего корабля. Что стоит такому справиться с какими-то жалкими ронинами!)
К тому же большинству из ронинов до смерти осточертела полуголодная жизнь в лесах, и они давно были бы рады поменять ее на что-нибудь достойное, да не на что было, никто ничего не предлагал…
Понятно, в указанные три дня подтянутся далеко не все. Но через месяц прибегут остальные. Потому что первых Артем решил осыпать милостями – определить каждому 150 коку риса в год и пообещать в будущем земельный надел. Где взять такую прорву риса или денег, даймё знал – один только доход от игорного бизнеса (Артем намеревался подобрать под себя все игорные заведения в провинции) даст ему эту сумму. А землю… Ну, это потом когда-нибудь, если все удачно сложится, да и обещанного, как известно, три года ждут. Тут ведь главное – зажечь для людей свет маяка, который куда-то манит, что-то хорошее сулит, – так жить и служить гораздо проще, гораздо веселее.
Весть о щедрости даймё разнесется быстрее эха в горах, и вскоре отбою не будет от ронинов. Можно забиться на что угодно – потянутся и из соседних провинций. И вот тут уж Артем не станет разбрасываться коку риса. И будет гораздо придирчивее в отборе кандидатов. А соискатели – в этом тоже можно не сомневаться – уже согласны будут служить и за меньшее жалованье, чем первые, за гораздо меньшее.
Вот такую комбинацию он намерен разыграть. Чего уж там, ему позарез нужны были беззаветно преданные самураи, он сейчас остро чувствовал свое феодальное одиночество. На тех самураев Нобунага, что не совершили сеппуку, не ушли к сыну даймё Нобунага, а присягнули на верность новому даймё, Артем всецело полагаться не мог. Если кто-то вдруг убедит их, что даймё ненастоящий и прежнего их хозяина Нобунага он убил бесчестно… в общем, понятно. Артему нужны были свои, беззаветно ему преданные и всем ему обязанные самураи…
– Кстати, Такамори, как ты себя чувствуешь со всем этим… – Артем показал польцем на мечи у себя за поясом, потом – на мечи за поясом Такамори.
– Непривычно – мягкое слово. Странно чувствую… Еще вчера самураи были смертельными врагами яма-буси, а теперь я сам самурай, должен брить лоб, вечно таскать с собой эти мечи…
– В общем, я тоже себя чувствую, мягко говоря, непривычно, – признался Артем. – Так что вместе привыкать будем. Как у тебя складывается с самураями Нобунага?
– Плохо, – сказал Такамори. – Они не принимают меня за ровню. Но раз даймё, которому они присягнули, наградил меня самурайскими мечами, им приходится держаться со мной вежливо. Однако даже если ты назначишь меня над ними старшим, приказов от меня они не примут.
– Ладно, – Артем беспечно махнул рукой, – это все пустяки, это нам не помешает, потом что-нибудь придумаем.
Затекла нога, и Артем спрыгнул с лестничных перил.
– Но, по-моему, ты сейчас на своем месте, Такамори? Или я не прав?
За последние дни под глазами Такамори нарисовались черные круги, из-за чего он стал казаться старше своих лет, которых, кстати, и сам не помнил. Однако неожиданно его глаза ожили.
– Наверное, ты прав, Ямомото-сан, – задумчиво произнес Такамори. – Нынешняя жизнь гораздо более полная, чем прежняя. Чем годами прятаться в горах и гадать, откуда придет опасность, лучше жить посреди этой опасности и подчинять ее себе… – Такамори усмехнулся. – А в ближайшее время наша жизнь, думаю, станет еще более полной и уж всяко более беспокойной. Удержать власть сложнее, чем ее захватить.
– Как ты знаешь, я и не обольщался насчет того, что сяду на правление и жизнь потечет сахарным ручьем.
– Но я пришел к тебе, господин, не для того, чтобы сообщить о гонцах к ронинам…
– Так что же случилось?
– Ничего особенного. Перехвачено письмо. Как ты велел, на всех путях, ведущих в соседние провинции, устроены засады. Ночью на дороге, ведущей к равнине Кинаи, остановлен письмоносец, у которого найдено письмо Тору Камикава.
– Кому оно написано?
– Сыну даймё Нобунага.
– Ну, этого следовало ожидать. Что он пишет?
– В письме он рассказывает сыну даймё, как погиб его отец…
– Уж в который раз, интересно, сын об этом выслушивает! И в письменном виде, и в устном. Хоть бы кто-нибудь подумал о сыновних чувствах. Впрочем, я перебил, продолжай.
– Тору Камикава пишет, что поединок был честным. Тору Камикава просит прощения у господина Нобунага за то, что не сделал сеппуку после того, как погиб господин даймё.
– Понятно, очередное самурайское извинение за то, что не вспорол себе живот. Дальше он, конечно, пишет, что не сделал харакири…
– Сеппуку, – поправил новосделанный самурай Такамори. – Он ушел бы из жизни благородно.
– Отлично, сеппуку. Пишет, что не сделал ее, потому что Белый Дракон, то есть я, позвал их спасать страну от варваров. Ради такой великой цели можно было и отложить собственную смерть. А после победы над монголами этот… как его… Тору Камикава поверил, что Белый Дракон послан им небесами и служить ему великая честь…
– Еще Тору Камикава пишет, что слово «самурай» означает «служить великому человеку». Белый Дракон, несомненно, великий человек.
– Ясно. Дальше следуют заверения в вечной любви и верности роду Нобунага, бла-бла-бла. Короче, намеков на заговор в письме нет?
– Пока нет, – Такамори выделил слово «пока». – Но неизвестно, что на уме у сына даймё. Если он задумает заговор против тебя, то легко найдет союзников среди бывших самураев отца.
– Да, ты прав, Такамори, – задумчиво проговорил Артем, – сына Нобунага нам не мешало бы заполучить в союзники…
– Или убить, – подсказал Такамори.
– Только после того, как он сам назовет меня своим врагом или нападет первым. Он же пока молчит и бездействует… А что, кстати, с письмоносцем. Надеюсь, человека отпустили целым и невредимым?
– Конечно. Перед ним извинились, письмо вернули, сказав, что ищут монгольских лазутчиков и он вызвал подозрения…
– Слушай, Такамори, – вдруг оживился Артем, – а может быть, нам самим предложить сыну Нобунага какой-нибудь союз, а? Не дожидаясь кинжала в спину? Как раз выйдет точно по твоему учению боряку-дзюцу – станем направлять события по своему выбору и усмотрению. В общем, подумай на досуге.
– Я подумаю, – Такамори сопроводил слова поклоном. – Когда ты начнешь, как ты называешь, вводить новшества?
– Мы уже об этом говорили. Спешить здесь нельзя…
Новшества следовало вводить постепенно. А будут новшества, не извольте сумлеваться, граждане подданные. Вас ждут перемены – и по части новых технологий, и по части общественного устройства. Но позже, позже…
– Я почему заговорил о новшествах, – вкрадчиво продолжал Такамори. – Как известно, сорняки следует выдегивать, пока они не созрели. Помнишь, ты рассказывал, что у вас в стране существует сословие людей, занимающихся тайным выведыванием и тайным устранением…
Договорить Такамори не сумел. В коридоре послышался топот ног, и в помещение выбежал Касаи. Что-то случилось – это было написано на его лице. Он остановился и выжидательно уставился на Артема. Ждет позволения заговорить, понял Артем.
– Говори, – сказал он.
– Господин, ты оказался прав.
(Артема все еще несколько коробило от того, что его товарищи по лесной жизни со вчерашнего дня стали обращаться к нему «господин». Но так и должно быть, и надо к этому привыкать.)
– Мы кое-что нашли.
– И что?
– Тайную комнату.
– Пойдем посмотрим…
Они, прихватив с собой и Такамори, прошли в личные покои Артема, ступили в потайной ход, гуськом поднялись по винтовой лестнице, вышли на площадку под открытым небом. Там их ждал Фудзита. Еще их там ждал обещанный Касаи сюрприз.
Шесть камней были выковыряны из пола и сложены кучкой. (Без вопросов ясно, каким инструментом воспользовались яма-буси – вон валяются алебарда и мечи.) Толстый деревянный люк, который прикрывали камни, был откинут, и под ним зиял темный квадратный провал.
– Да, это похоже на тайную комнату, – сказал Такамори.
– Сейчас разберемся, – подмигнул ему Артем.
Он наметился было спуститься первым – Такамори его остановил, отрицательно покачав головой.
– Он пойдет, – он показал на Касаи. Тот кивнул, взял уже зажженный фонарь-гандо и опустил в отверстие ноги. Посветил себе фонарем и сообщил:
– Здесь лестница.
– Осторожней давай. Она, наверное, гнилая, как болотный пень, – сказал Артем. – Прощупывай каждую перекладину.
Касаи начал спускаться. Остальные, облепив люк, смотрели сверху. Ничего, пока лестница выдерживала.
– Добрался до пола, – прокричал снизу Касаи. – До него не больше семи сяку. Здесь комната. Небольшая. В центре что-то лежит.
– Эй, осторожней там! – еще раз напомнил Артем. – Не дотрагивайся ни до чего! Просто посмотри!
Касаи двинулся в глубь таинственной комнаты, и они перестали видеть в провале люка отсвет фонаря-гандо. Какое-то время ничего не было слышно.
– Эй, ты живой?! Все в порядке?! – не выдержал Артем.
В ответ – молчание. Артем забеспокоился:
– Касаи! Где ты?! Отвечай!
Касаи внезапно появился возле лестницы и начал торопливо карабкаться наверх, оставив фонарь-гандо внизу. Его голова показалась над люком.
– Сокровище! – восторженно выдохнул он.
Артем, Такамори и Фудзита переглянулись.
– Тогда надо спускаться, – сказал Артем. – Касаи, теперь ты останешься наверху.
Они по очереди спустились по лестнице, которая выдержала даже вес Артема. А не выдержала бы, ничего страшного – семь сяку не та высота, падая с которой, Артем мог бы разбиться. Даже если падать на камни.
Оказавшись внизу, Артем огляделся. Помещение – четыре на два с половиной метра, в углу – прямоугольных очертаний предмет, похожий на большой ящик. Больше вроде бы ничего в комнате нет.
В тайнике этом довольно сухо и никакой затхлости не чувствуется. Наверное, где-то здесь имеется вентиляционная отдушина. Поэтому, кстати, и не прогнила древесина лестницы.
Последним спустился Такамори, прихватив с собой еще один фонарь-гандо, и вот теперь уже можно было все как следует разглядеть.
Прямоугольных очертаний предмет оказался сундуком.
– Может, не стоит трогать, вдруг что? – Фудзита говорил шепотом.
– Ну уж нет, в моем замке я должен знать, что и где лежит. – И Артем откинул крышку сундука.
– Демоны небес, вот это да! – вырвалось у Фудзита.
Артем же был несколько разочарован увиденным. Он уже успел настроиться на созерцание сокровищ, которые рисовались ему в виде наваленных грудой золотых чаш, тарелок, кубков прочих блестящих безделиц, а также разноцветных драгкамней. Конечно, разум подсказывал, что в бедной Японии неоткуда взяться подобным кладам, но… кто его слушает, этот разум?
В сундуке же оказались доспехи… Обыкновенные, на первый взгляд, пластинчатые. Разве что полный комплект: рогатый шлем с назатыльником, полумаска с лицевыми пластинами на шнурах, состоящая тоже из пластин разной величины кираса, наплечники, набедренник и наголенник. Поверх всего лежала отдельная пластина (нагрудная, как догадался Артем по полукруглому вырезу для шеи).
Ну, доспехи и доспехи, подумал Артем. Восхищение они могли вызвать разве что у Фудзита.
Такамори протянул руку и провел ладонью по кирасе, постучал по ней согнутым пальцем.
– Из металла, покрытого прокопченной буйволовой кожей, – сказал он. – Это очень дорогой о-ёрой[7].
Понятно, что дорогой, раз из металла. Как может быть иначе, когда, в основном, здешние воины могут позволить себе лишь доспехи из лакированных дощечек, а у кого имеются кожаные, тот уже богач.
– Ну и что они тут делают, почему их тут спрятали, кому они принадлежали, какое твое мнение, Такамори?
Мнением Фудзита Артем не поинтересовался. Фудзита хорош, когда надо оттащить какой-нибудь тяжеленный камень или сдвинуть с места плиту, но уж никак не отличается великой глубины рассуждениями или искрометными догадками.
– Наверное, это доспехи рода Нобунага, – не очень уверенно произнес Такамори. – Ничего другого мне в голову не приходит.
– Если вместе с доспехами мы бы нашли чьи-то мощи, вопросов было бы меньше, – сказал Артем. – Стало бы понятно, что мы нашли чей-то склеп. Но зачем потребовалось прятать одни лишь доспехи? Именно прятать, когда их обычно вывешивают на видном месте и гордятся ими. М-да… В общем, так: оставляем все как было. Нам это добро ни к чему. Но раз его прятали от посторонних глаз, значит, на то была причина. Посему все возвращаем в прежний вид, пусть так и остается. И никого другого посвящать в нашу маленькую тайну мы не будем.
Артем захлопнул крышку сундука…
Глава четвертая
ДОСПЕХИ ПОЛУБОГА
– И все же ты привел нас сюда, показал доспехи, решил посвятить в свою маленькую тайну… почему? – спросил Хидейоши, не отрывая взгляда от содержимого сундука.
– А что в том такого? – пожал плечами Артем. – Кому еще показывать, как не вам. Вам я доверяю. Вы знали меня в то время, когда я не жил в замке, не имел собственных самураев и когда ко мне не обращались почтительно «господин Ямомото».
– Ты правильно поступил, – сказала Ацухимэ. – Вздумай ты показать доспехи кому-нибудь другому… даже не знаю, что могло бы быть.
– Как тебя понимать? – спросил Артем. – Что значит это твое «могло бы быть»? Это всего лишь доспехи, а не сокровище. Не слитки золота и не горы серебра, за которые любому могут перерезать горло от уха до уха, даже не побоявшись гнева Белого Дракона, не говоря уж про гнев человеческий.
– Это не просто доспехи, Ямомото. – Хидейоши достал из сундука пластину цубоита[8], на кожаном покрытии которой можно было разглядеть изрядно затертое тиснение из золотистых бабочек, хризантем и звезд. Кумазава провел ладонью по исцарапанной, истыканной стрелами, а в некоторых местах и до металла рассеченной поверхности пластины, с величайшей нежностью провел – не всякая женщина удостаивается того, чтобы ее так гладили.
– Это о-ёрой Тайра Томомори, последнего из рода Тайра, Артем, – сказала Ацухимэ. Произнесла она это тихо и торжественно. Таким голосом в мексиканских сериалах обычно открывали страшные тайны деторождения: «Знай же, Педро, Хосе Акасусо – твой сын».
Можно поклясться, что девушка была уверена – услышав о том, что в сундуке хранится не что-нибудь, а собственность самого Тайра Томомори, Артем испытает нешуточный трепет. Увы, ничего похожего на трепет Артем не испытал. Ну, Томомори и Томомори. А кто это собственно такой?
– Вы уверены, что это те самые доспехи, – спросил Артем, – а, скажем, не доспехи какого-нибудь выдающегося представителя рода Нобунага?
– Это о-ёрой Тайра Томомори, – твердо и непреклонно сказал Хидейоши. Как печать поставил. – Имя этого доспеха «Число дней». Его невозможно перепутать ни с каким другим. Все в точности такое, как описано в хрониках. Вот посмотри…
Он вытащил из сундука пластину с полукруглым вырезом.
– Ты видишь боси на этой мунаита? Посмотри еще раз на цубоита и тоже увидишь боси. Видишь?
Артем рад был бы ответить «да», однако никаких боси, то бишь звезд, он и близко не видел. Его замешательство не укрылось от Хидейоши даже в полутьме потаенной комнаты.
– Да вот же! И вот, вот, вот! – Хидейоши пальцем тыкал в небольшие круги на пластинах[9]. – Возьми фонарь, рассмотри поближе весь доспех, и ты увидишь боси на наплечниках-содэ, на татэагэ[10] и на других пластинах. Пересчитав их, ты насчитаешь 364 звезды, я уверен в этом. 364 – по числу дней лунного года. Теперь обрати внимание на шнуры. Они похожи на водоросли, разве не так? Это манера плетения называется омодако-одоси. «Пластины по числу дней и шнуры-водоросли» – так и сказано в хрониках. Теперь взгляни на панцирь. Он покрыт тигровой кожей, и на нем вытиснены журавли и хризантемы. А посередине – видишь? – тисненый кленовый лист. По легенде, один из древних Тайра попытался укрыться от внезапно хлынувшего с неба дождя под одиноко растущим кленом. Но одновременно с ним к дереву примчался и другой человек, одетый как странствующий воин. Под кленом же места хватало только одному. Никто из воинов не хотел уступать, поединок был неминуем. Как положено, они назвали себя. Услышав имя Тайра, странствующий воин вдруг убрал руку с меча, почтительно поклонился и сказал, что не поднимет руку на того, кого Небо избрало для спасения императора. Сказав это, странствующий воин вышел из-под клена и скрылся в пелене дождя. В семье Тайра считали, что тот странствующий воин был посланником бога войны Хатимана и говорил словами бога. В память о встрече с посланцем Хатимана многие Тайра изображали на своих доспехах кленовый лист.
– Цвет шнуров о-ёрой, как ты видишь, Артем, алый. Алый – это цвет дома Тайра. – Ацухимэ прикрыла глаза и произнесла нараспев: – «В темно-синем кафтане, окаймленном алой парчой по вороту и рукавам, опоясанный мечом с серебряной насечкой, сел он на коня. Конь у него был вороной масти, рослый, могучий, сбруя увешана кисточками из алых шелковых нитей, лакированное седло украшено выложенным перламутром листом клена и цветком омелы. Двурогий шлем, украшенный алыми лентами, Томомори снял и повесил через плечо на шнурах, а под мышкой держал лук, туго оплетенный лакированным пальмовым волокном»[11].
– А вот тот самый двурогий кабуто Тайра Томомори. – Хидейоши извлек из сундука рогатый шлем. – Подробное описание его тоже приведено в хрониках. Три полосы-синодарэ из позолоченной меди. Кольцо-тэкэн в виде хризантемы. На коже фукигаэси тоже нарисованы хризантемы, также на фукигаэси ты видишь десять фукурин в виде позолоченных карабоси[12].
– Хорошо, вы меня убедили, это тот самый о-ёрой, – сказал Артем, небезосновательно опасаясь, что разбор доспехов на составные части может затянуться надолго, поскольку об оружии, доспехах и прочих воинских атрибутах самураи могли говорить до бесконечности. – Как вы говорите, звали прежнего владельца? Тайра Томомори? Последний из рода Тайра, говорите? Это имеет отношение к войне Тайра – Минамото?
– Конечно, Артем, это имеет отношение к войне Гэмпэй[13], – сказала Ацухимэ. – Со смертью Томомори эта война закончилась.
– Ты меня разочаровал, Ямомото, – без всякой иронии произнес Хидейоши, укоризненно покачав головой. – О войне Гэмпэй мы говорили с тобой в плену еще четыре месяца назад. Ты тогда мало о ней знал, и это понятно. Но прошло целых четыре месяца, а ты не пополнил свои знания.
– Да мне тут с днем сегодняшним никак не разобраться, куда там забираться в далекое прошлое, – сказал Артем.
– Прошлое весьма недалекое, – сказал Хидейоши. – Еще живы некоторые участники той войны.
– Хорошо, – Артем приложил руку к сердцу. – Мне стыдно, готов признать, что я во всем не прав и четыре месяца прошли впустую. Не об этом речь. Вы мне скажите поскорее, что ж такого необычного в этих доспехах? Их выковала лично богиня Аматерасу? Они покрыты кожей дракона? Есть предание, согласно которому нашедший доспехи рано или поздно станет императором?
– Ты зря шутишь над этим, Артем, все очень серьезно, – с ноткой укоризны произнесла Ацухимэ. – Ты просто ничего не знаешь о последнем сражении войны Гэмпэй, сражении при Данноура[14]. Я расскажу тебе.
Ацухимэ присела на край сундука.
– Пятилетняя война подходила к концу. Киото уже давно заняла армия Минамото, предводительствуемая Минамото ёсинака и Минамото Юкииэ. Они привели в Киото и посадили на трон императора-монаха Го-Сиракава. Тайра вынуждены были, забрав с собой малолетнего императора, отступить на свои исконные родовые земли, к Внутреннему морю. Первая попытка добить Тайра на их территории окончилась полной неудачей: армия ёсинака была разгромлена при Мидзусима, а армия Юкииэ – при Мураяма. Может быть, следующий поход против усталых воинов Тайра и принес бы удачу армиям Минамото, но Тайра неожиданно получили передышку. Из-за всех этих неудач и из-за того, что каждый из военачальников дома Минамото считал себя главным творцом побед и не хотел ни с кем делить славу и власть, начались распри внутри дома Минамото. Минамото ёритомо и Минамото ёсицунэ, находившиеся со своими армиями в Камакура, обвинили ёсинака и Юкииэ, находившихся в Киото, в тайном сговоре с Тайра и двинули свои армии на Киото. Армия Камакура и армия Киото сошлись на переправе через реку Удзи. Самураи ёсицунэ наголову разгромили самураев ёсинака в сражении у реки Удзи…
Ацухимэ прикрыла глаза, и Артем догадался, что она вновь собирается процитировать хронику. Так и вышло.
– «Год назад он прибыл из Синано с пятидесятитысячным войском, а теперь бежал вдоль русла реки всего с шестью приближенными и затерялся в мрачных сумерках нижнего мира». – Когда Ацухимэ приводила отрывки из хроник, у нее в голосе явственно прорезывались напевные интонации былинного сказителя. Артем знал, как девушка Ацухимэ любит всевозможные истории о деяниях самурайских. Любит гораздо больше, чем истории дел сердечных, даже больше стихов о любви. И не просто любит, а и с удовольствием их пересказывает.
– Со смертью ёсицунэ, – продолжала она, – внутри дома Минамото установилось временное затишье, и теперь они могли довершить начатое – поставить точку в долгой войне. Армия Минамото отправилась в последний поход против Тайра, чтобы окончательно покончить с ненавистным домом…
– А где же доспехи? – спросил Артем. Не то чтобы ему наскучил народный самурайский эпос… скорее, наскучило переминаться возле сундука в полутьме крохотной каморки.
– Я не понимаю тебя, Ямомото, – голосом недовольного наставника произнес Хидейоши. – Ты же хотел больше узнать о войне Гэмпэй.
– А что в том такого? – пожал плечами Артем. – Кому еще показывать, как не вам. Вам я доверяю. Вы знали меня в то время, когда я не жил в замке, не имел собственных самураев и когда ко мне не обращались почтительно «господин Ямомото».
– Ты правильно поступил, – сказала Ацухимэ. – Вздумай ты показать доспехи кому-нибудь другому… даже не знаю, что могло бы быть.
– Как тебя понимать? – спросил Артем. – Что значит это твое «могло бы быть»? Это всего лишь доспехи, а не сокровище. Не слитки золота и не горы серебра, за которые любому могут перерезать горло от уха до уха, даже не побоявшись гнева Белого Дракона, не говоря уж про гнев человеческий.
– Это не просто доспехи, Ямомото. – Хидейоши достал из сундука пластину цубоита[8], на кожаном покрытии которой можно было разглядеть изрядно затертое тиснение из золотистых бабочек, хризантем и звезд. Кумазава провел ладонью по исцарапанной, истыканной стрелами, а в некоторых местах и до металла рассеченной поверхности пластины, с величайшей нежностью провел – не всякая женщина удостаивается того, чтобы ее так гладили.
– Это о-ёрой Тайра Томомори, последнего из рода Тайра, Артем, – сказала Ацухимэ. Произнесла она это тихо и торжественно. Таким голосом в мексиканских сериалах обычно открывали страшные тайны деторождения: «Знай же, Педро, Хосе Акасусо – твой сын».
Можно поклясться, что девушка была уверена – услышав о том, что в сундуке хранится не что-нибудь, а собственность самого Тайра Томомори, Артем испытает нешуточный трепет. Увы, ничего похожего на трепет Артем не испытал. Ну, Томомори и Томомори. А кто это собственно такой?
– Вы уверены, что это те самые доспехи, – спросил Артем, – а, скажем, не доспехи какого-нибудь выдающегося представителя рода Нобунага?
– Это о-ёрой Тайра Томомори, – твердо и непреклонно сказал Хидейоши. Как печать поставил. – Имя этого доспеха «Число дней». Его невозможно перепутать ни с каким другим. Все в точности такое, как описано в хрониках. Вот посмотри…
Он вытащил из сундука пластину с полукруглым вырезом.
– Ты видишь боси на этой мунаита? Посмотри еще раз на цубоита и тоже увидишь боси. Видишь?
Артем рад был бы ответить «да», однако никаких боси, то бишь звезд, он и близко не видел. Его замешательство не укрылось от Хидейоши даже в полутьме потаенной комнаты.
– Да вот же! И вот, вот, вот! – Хидейоши пальцем тыкал в небольшие круги на пластинах[9]. – Возьми фонарь, рассмотри поближе весь доспех, и ты увидишь боси на наплечниках-содэ, на татэагэ[10] и на других пластинах. Пересчитав их, ты насчитаешь 364 звезды, я уверен в этом. 364 – по числу дней лунного года. Теперь обрати внимание на шнуры. Они похожи на водоросли, разве не так? Это манера плетения называется омодако-одоси. «Пластины по числу дней и шнуры-водоросли» – так и сказано в хрониках. Теперь взгляни на панцирь. Он покрыт тигровой кожей, и на нем вытиснены журавли и хризантемы. А посередине – видишь? – тисненый кленовый лист. По легенде, один из древних Тайра попытался укрыться от внезапно хлынувшего с неба дождя под одиноко растущим кленом. Но одновременно с ним к дереву примчался и другой человек, одетый как странствующий воин. Под кленом же места хватало только одному. Никто из воинов не хотел уступать, поединок был неминуем. Как положено, они назвали себя. Услышав имя Тайра, странствующий воин вдруг убрал руку с меча, почтительно поклонился и сказал, что не поднимет руку на того, кого Небо избрало для спасения императора. Сказав это, странствующий воин вышел из-под клена и скрылся в пелене дождя. В семье Тайра считали, что тот странствующий воин был посланником бога войны Хатимана и говорил словами бога. В память о встрече с посланцем Хатимана многие Тайра изображали на своих доспехах кленовый лист.
– Цвет шнуров о-ёрой, как ты видишь, Артем, алый. Алый – это цвет дома Тайра. – Ацухимэ прикрыла глаза и произнесла нараспев: – «В темно-синем кафтане, окаймленном алой парчой по вороту и рукавам, опоясанный мечом с серебряной насечкой, сел он на коня. Конь у него был вороной масти, рослый, могучий, сбруя увешана кисточками из алых шелковых нитей, лакированное седло украшено выложенным перламутром листом клена и цветком омелы. Двурогий шлем, украшенный алыми лентами, Томомори снял и повесил через плечо на шнурах, а под мышкой держал лук, туго оплетенный лакированным пальмовым волокном»[11].
– А вот тот самый двурогий кабуто Тайра Томомори. – Хидейоши извлек из сундука рогатый шлем. – Подробное описание его тоже приведено в хрониках. Три полосы-синодарэ из позолоченной меди. Кольцо-тэкэн в виде хризантемы. На коже фукигаэси тоже нарисованы хризантемы, также на фукигаэси ты видишь десять фукурин в виде позолоченных карабоси[12].
– Хорошо, вы меня убедили, это тот самый о-ёрой, – сказал Артем, небезосновательно опасаясь, что разбор доспехов на составные части может затянуться надолго, поскольку об оружии, доспехах и прочих воинских атрибутах самураи могли говорить до бесконечности. – Как вы говорите, звали прежнего владельца? Тайра Томомори? Последний из рода Тайра, говорите? Это имеет отношение к войне Тайра – Минамото?
– Конечно, Артем, это имеет отношение к войне Гэмпэй[13], – сказала Ацухимэ. – Со смертью Томомори эта война закончилась.
– Ты меня разочаровал, Ямомото, – без всякой иронии произнес Хидейоши, укоризненно покачав головой. – О войне Гэмпэй мы говорили с тобой в плену еще четыре месяца назад. Ты тогда мало о ней знал, и это понятно. Но прошло целых четыре месяца, а ты не пополнил свои знания.
– Да мне тут с днем сегодняшним никак не разобраться, куда там забираться в далекое прошлое, – сказал Артем.
– Прошлое весьма недалекое, – сказал Хидейоши. – Еще живы некоторые участники той войны.
– Хорошо, – Артем приложил руку к сердцу. – Мне стыдно, готов признать, что я во всем не прав и четыре месяца прошли впустую. Не об этом речь. Вы мне скажите поскорее, что ж такого необычного в этих доспехах? Их выковала лично богиня Аматерасу? Они покрыты кожей дракона? Есть предание, согласно которому нашедший доспехи рано или поздно станет императором?
– Ты зря шутишь над этим, Артем, все очень серьезно, – с ноткой укоризны произнесла Ацухимэ. – Ты просто ничего не знаешь о последнем сражении войны Гэмпэй, сражении при Данноура[14]. Я расскажу тебе.
Ацухимэ присела на край сундука.
– Пятилетняя война подходила к концу. Киото уже давно заняла армия Минамото, предводительствуемая Минамото ёсинака и Минамото Юкииэ. Они привели в Киото и посадили на трон императора-монаха Го-Сиракава. Тайра вынуждены были, забрав с собой малолетнего императора, отступить на свои исконные родовые земли, к Внутреннему морю. Первая попытка добить Тайра на их территории окончилась полной неудачей: армия ёсинака была разгромлена при Мидзусима, а армия Юкииэ – при Мураяма. Может быть, следующий поход против усталых воинов Тайра и принес бы удачу армиям Минамото, но Тайра неожиданно получили передышку. Из-за всех этих неудач и из-за того, что каждый из военачальников дома Минамото считал себя главным творцом побед и не хотел ни с кем делить славу и власть, начались распри внутри дома Минамото. Минамото ёритомо и Минамото ёсицунэ, находившиеся со своими армиями в Камакура, обвинили ёсинака и Юкииэ, находившихся в Киото, в тайном сговоре с Тайра и двинули свои армии на Киото. Армия Камакура и армия Киото сошлись на переправе через реку Удзи. Самураи ёсицунэ наголову разгромили самураев ёсинака в сражении у реки Удзи…
Ацухимэ прикрыла глаза, и Артем догадался, что она вновь собирается процитировать хронику. Так и вышло.
– «Год назад он прибыл из Синано с пятидесятитысячным войском, а теперь бежал вдоль русла реки всего с шестью приближенными и затерялся в мрачных сумерках нижнего мира». – Когда Ацухимэ приводила отрывки из хроник, у нее в голосе явственно прорезывались напевные интонации былинного сказителя. Артем знал, как девушка Ацухимэ любит всевозможные истории о деяниях самурайских. Любит гораздо больше, чем истории дел сердечных, даже больше стихов о любви. И не просто любит, а и с удовольствием их пересказывает.
– Со смертью ёсицунэ, – продолжала она, – внутри дома Минамото установилось временное затишье, и теперь они могли довершить начатое – поставить точку в долгой войне. Армия Минамото отправилась в последний поход против Тайра, чтобы окончательно покончить с ненавистным домом…
– А где же доспехи? – спросил Артем. Не то чтобы ему наскучил народный самурайский эпос… скорее, наскучило переминаться возле сундука в полутьме крохотной каморки.
– Я не понимаю тебя, Ямомото, – голосом недовольного наставника произнес Хидейоши. – Ты же хотел больше узнать о войне Гэмпэй.