Страница:
161. Далее, не может быть никакого "восстановления первоначального и древнего права наследования по прямой линии" чего бы то ни было, если тот, кому оно дается, не имеет нрава наследования и не будет законным и прямым наследником того, кому он наследует. Может ли быть "восстановлением" то, что начинается в новой семье, или же "восстановлением древнего права наследования по прямой линии", когда корона дается тому, кто не имеет права её наследовать и кто не имел бы ни малейшей возможности притязать на нее, если бы продолжалась прямая линия наследования? Первый царь, которого бог дал [c.256] израильтянам, Саул, принадлежал к племени Вениамина. Было ли "древнее и первоначальное право наследования по прямой линии восстановлено" у него? Следующим был Давид, младший сын Иессея, из потомства Иуды, третьего сына Иакова. Было ли "древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии восстановлено" у него? Или у Соломона, его младшего сына и наследника трона? Или у Иеровоама - над десятью коленами? Или у Афалии, женщины, которая царствовала шесть лет и не имела никакого отношения к царской крови? Если "древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии" было "восстановлено" у кого-то из них или их потомков, тогда "древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии" принадлежит младшим братьям в такой же мере, как и старшим, и может быть восстановлено у любого живущего ныне человека. Ибо живущий ныне человек (сэр Роберт так же, как и любой другой) может в соответствии с наследованием по прямой линии иметь право на все то, что могут иметь младшие братья наравне со старшими по "древнему и первоначальному праву наследования по прямой линии". И пусть весь мир судит, какое смелое право наследования своего отцовского или царского правления по прямой линии "восстановил" наш автор для обеспечения прав и наследования корон там, где любой может их иметь.
162. Но, однако, наш автор говорит (с. 19), что, "когда бог избирал какое-нибудь особое лицо и делал его царем, он имел в виду, что потомство тоже должно было этим пользоваться, поскольку потомство в достаточной мере включалось в личность отца, хотя в пожаловании упоминался только отец". Тем не менее это никак не помогает прямому престолонаследию, ибо, если, как утверждает наш автор, подразумевается, что пожалованием будет пользоваться потомство получателя дара, это не определяет порядка престолонаследия, поскольку, если бог дает что либо человеку и его потомству в целом, никто из этого потомства в отдельности не может один на это претендовать, всякий, кто принадлежит к его роду, будет иметь равное право. Если скажут, что наш автор имел в виду наследника, то, я полагаю, наш автор желал бы употребить это слово так же, как и любой другой человек, если бы это послужило его цели; но поскольку Соломон, наследовавший трон Давида, был его наследником не в большей мере, чем Иеровоам, который наследовал ему в управлении [c.257] десятью коленами, был его потомком, у нашего автора было основание воздержаться от высказывания той идеи, что бог имел в виду наследников, когда царство не сохранялось в прямом наследовании, против чего наш автор не мог возражать, и потому оставил свое престолонаследие столь неопределенным, как будто он вообще ничего о нем не говорил. Ибо, если бог дал бы человеку и его потомству царскую власть, как была дана земля Ханаанская Аврааму и его семени, разве не должны были бы все они иметь на неё право - все иметь свою долю в ней? И можно с таким же успехом утверждать, что в соответствии с пожалованием бога Аврааму и его семени земля Ханаанская должна была принадлежать только одному из его семени, исключая всех остальных, как и утверждать, что в соответствии с пожалованием богом владения человеку и его потомству это владение должно было принадлежать лишь одному из его потомства, исключая всех остальных.
163. Но каким образом наш автор докажет, что, когда бог избирал какое-нибудь особое лицо и делал его царем, он имел в виду, что (полагаю, что автор подразумевает здесь "его") "потомство тоже должно было этим пользоваться"? Разве он так скоро забыл Моисея и Иисуса Навина, которых, как он говорит в этом самом разделе, "бог, проявляя особую заботу, избрал, чтобы они правили как государи", и судей, которых поставил бог? Разве эти государи, обладавшие властью верховного отцовства, не имели такую же власть, как цари, и, если их особо избрал сам бог, разве их потомство не должно было воспользоваться этим выбором наравне с потомством Давида и Соломона? Если в их руки вложил отцовскую власть непосредственно бог, почему их потомство не извлекло пользу из этого пожалования в виде наследования этой власти? Или, если они обладали ею как наследники Адама, почему их наследники не пользовались ею после них по праву, перешедшему к ним? Ведь они не могли быть наследниками друг друга. Обладали ли Моисей, Иисус Навин и судьи такой же властью и на таком же основании, как Давид и цари, и была ли она наследуемой для одного, но не для другого? Если она не была отцовской властью, тогда избранный народ божий управлялся теми, кто не обладал отцовской властью, и эти правители сумели обойтись без нее. Если это была отцовская власть и бог избирал тех, кто должен был осуществлять её, тогда правило нашего автора, по которому, "когда бог избирал какое-нибудь лицо и делал его верховным" правителем (ибо я полагаю, что [c.258] слово "царь" лишено очарования, дело не в титуле, а во власти), "он имел в виду, что потомство тоже должно было этим пользоваться", не действует, потому что после их исхода из Египта и до времени Давида (400 лет) потомство никогда "в столь достаточной мере не включалось в личность отца", так что у всех тех судей, которые вершили суд в Израиле, ни один сын после смерти своего отца не наследовал правления. Если, чтобы избежать этого, скажут, что бог всегда избирал личность наследника и тем самым, перенося на него отцовскую власть, исключал его потомков из тех, кто мог её наследовать, то совсем не так обстояло дело с Иеффаем: он договорился с людьми и они сделали его судьей над собой, как известно (Суд. 11).
164. Следовательно, напрасно утверждать, что, "когда бог избирает какое-нибудь особое лицо" осуществлять отцовскую власть (ибо если это будет не царь, то я хотел бы знать разницу между царем и тем, кто должен осуществлять отцовскую власть), "он имеет в виду, что потомство тоже должно этим пользоваться", поскольку мы обнаруживаем, что власть судей заканчивалась вместе с ними и не переходила к их потомству; а если у судей не было отцовской власти, то, я думаю, нашему автору или любым друзьям его принципов будет затруднительно сказать, кто же тогда обладал отцовской властью, т. е. осуществлял правление и верховную власть у израильтян; и я подозреваю, что они должны признаться, что этот избранный народ божий существовал как народ несколько столетий, не зная и не думая об этой отцовской власти или вообще о каком-либо проявлении монархического правления.
165. Чтобы увериться в этом, нужно всего лишь прочесть историю Левита и войны с сынами Вениаминовыми в последних трех главах Книги судей, и когда обнаружится, что Левит обратился за правосудием к народу и колену и собрание народа обсудило, решило и постановило все, что было сделано по этому случаю, то необходимо сделать вывод, что либо бог не стремится сохранить отцовскую власть в своем собственном избранном народе, либо отцовскую власть можно сохранить там, где нет монархического правления. Если справедливо второе, тогда отсюда следует, что, хотя отцовская власть будет доказана как нельзя лучше, она не обязательно влечет за собой необходимость монархического правления; если справедливо первое, тогда покажется очень странным и невероятным, что бог предписал считать отцовскую власть священной среди сынов человеческих, так что без неё не было никакой [c.259] власти или правления, и, однако, это великое и основополагающее установление, это самое важное и необходимое из всех остальных, было скрыто и пребывало в небрежении 400 лет у его собственного народа, даже когда он предоставил им правление и вместе с ним предписал правила относительно различных состояний и отношений людей.
166. Прежде чем покончить с этим, я должен опросить нашего автора, откуда он знает, что, "когда бог избирает какое-нибудь особое лицо и делает его царем, он имеет в виду, что потомство тоже должно этим пользоваться". Выражает ли это бог в виде закона природы или в откровении? В том же самом законе он должен сказать, кто из его потомства должен получить корону по наследству, и тем самым указать наследника, или же позволить его потомству делить власть или драться за нее; оба этих положения в одинаковой мере нелепы и таковы, что уничтожат всякую выгоду для потомства от такого пожалования. Когда делается любое такое заявление о намерении бога, наш долг - верить, что бог имеет в виду именно это, но до этого наш автор должен предъявить нам какое-то более убедительное основание, прежде чем мы будем обязаны принять его как подлинного глашатая намерений бога.
167. Наш автор утверждает, что "потомство в достаточной мере включалось в личность отца, хотя в пожаловании упоминался только отец". И тем не менее бог, отдавая землю Ханаанскую Аврааму (Быт. 13, 15), счел уместным включить в пожалование и "его семя". Право быть священнослужителем также было дано "Аарону и его семени". И корону бог дал не только Давиду, но и "его семени". И как бы наш автор ни заверял нас, что бог "имеет в виду, что потомство должно этим пользоваться, когда избирает кого либо царем", мы, однако, видим, что царство, которое он дал Саулу, не упомянув после него его семя, так и не перешло ни к одному из его потомков; и я был бы рад узнать причину, почему, выбирая царя, бог должен предусматривать, чтобы потомство этим пользовалось в большей мере, чем выбирая судью в Израиле; и почему пожалование отцовской власти царю более полно принимает во внимание потомство, чем подобное же пожалование власти судье? Должна ли отцовская власть по праву перейти к потомству одного, но не другого? Необходимо показать какую-то причину этого различия, дело не только в названии, когда дается одна и та же отцовская власть и способ её предоставления тот же самый - выбор человека богом; ибо, я полагаю, когда наш автор говорит: "Бог [c.260] поставил судей", он никоим образом не допускает, что они были избраны народом.
168. Но поскольку наш автор столь убежденно заверяет нас в той заботе, которую проявил бог о сохранении отцовской власти, и претендует на то, чтобы строить все, как он говорит, на авторитете Писания, мы вполне можем ожидать, что народ, чьи закон, государственное устройство и история главным образом содержатся в Писании, снабдит его самыми ясными примерами заботы бога о сохранении отцовской власти в народе, о котором, как все согласны, он заботился особенно тщательно. Давайте же тогда посмотрим, в каком состоянии находилась эта отцовская власть, или правление, у евреев с того момента, когда они стали народом. По признанию нашего автора, опущен период от их исхода в Египет до возвращении из пленения свыше 200 лет. С того момента и до того времени, когда бог дал израильтянам царя, - о периоде более 400 лет - наш автор ведет очень скудный рассказ, и, действительно, во все это время нет ни малейших следов отцовского или царского правления у них. Но затем, говорит наш автор, "бог восстановил древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии".
169. Что за "наследование отцовского правления по прямой линии" было тогда установлено, мы уже видели. Я теперь только рассмотрю, сколько оно длилось, а это было с их пленения, около 500 лет; с того времени и до покорения их римлянами, примерно 650 лет спустя, "древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии" было снова утрачено, и они продолжали существовать как народ в земле обетованной без него. Так что из 1750 лет, что они были избранным народом божиим, они имели у себя наследственное царское правление менее одной трети этого времени, а от того периода не осталось ни малейших следов хотя бы одного мгновения "отцовской власти или восстановления древнего и первоначального права наследования её по прямой линии", какой бы источник её происхождения мы ни предполагали - от Давида, Саула, Авраама или - единственный верный источник на основе принципов нашего автора - от Адама. [c.261]
КНИГА ВТОРАЯ
Глава I
1. В предыдущем рассуждении было доказано:
1) что Адам не обладал ни благодаря естественному праву отцовства, ни благодаря определенному дару, полученному от бога, такой властью над своими детьми и таким владычеством над миром, какие ему приписывают;
2) что если бы он и обладал такой властью, то тем не менее его потомки не имели бы на неё никакого права;
3) что если бы его потомки обладали такой властью, то, поскольку не существует ни закона природы, ни закона, установленного богом, которые определяли бы, кто является подлинным наследником во всех могущих возникнуть случаях, постольку правопреемственность и, следовательно, право на власть не могли бы быть точно определены;
4) если бы и было определено такое право, то все же, поскольку сведения о том, какая линия потомков Адама является старшей, давным-давно полностью утрачены, среди различных человеческих племен и родов, существующих в мире, нет ни одного, который мог бы хоть в какой-то степени больше, чем любой другой, претендовать на роль старшего дома и обладать правом наследования.
После того как все эти предпосылки, как мне думается, были ясно доказаны, невозможно, чтобы правители, ныне существующие на земле, извлекали какую-либо выгоду или получали хотя бы малейшую тень власти из того, что принято считать основным источником всей власти, - частного владения Адама и отцовской юрисдикции. Таким образом, тот, кто не считает справедливым и обоснованным полагать, что всякое существующее в мире правление является продуктом лишь силы и насилия и что люди живут вместе по тем же правилам, что и звери, среди которых все достается сильнейшему, чем закладывается основание для вечного беспорядка и смуты, волнений, мятежа и восстания (тех вещей, против которых так яростно выступают последователи этой теории), - по необходимости должен найти иную причину возникновения правления как [c.262] такового, другой источник политической власти и другой способ определения и узнавания тех лиц, которые ею обладают, чем те, которым учил нас сэр Роберт Ф.
2. С этой целью, мне думается, будет уместно дать определение того, что я считаю политической властью, с тем чтобы власть должностного лица над частным можно было отличить от власти отца над своими детьми, от власти хозяина над своими слугами, от власти мужа над своей женой и от власти господина над своим рабом. Хотя все эти виды власти иногда оказываются в руках одного человека, однако если его рассматривать с точки зрения этих различных отношений, то это может помочь нам отличить один вид власти от другого и показать разницу между правителем государства, отцом семейства и капитаном галеры.
3. Итак, политической властью я считаю право создавать законы, предусматривающие смертную казнь и соответственно все менее строгие меры наказания для регулирования и сохранения собственности, и применять силу сообщества для исполнения этих законов и для защиты государства от нападения извне - и все это только ради общественного блага. [c.263]
Глава II
О ЕСТЕСТВЕННОМ СОСТОЯНИИ
4. Для правильного понимания политической власти и определения источника её возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это - состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения своим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли.
Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, - никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, должны также быть разными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит [c.263] одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на господство и верховную власть.
5. Это природное равенство людей рассудительный Гукер1 считает самоочевидным и неоспоримым настолько, что делает его основанием того долга взаимной любви меж людьми, на котором он строит наши обязанности по отношению друг к другу и откуда он производит великие принципы справедливости и милосердия. Вот что он говорит: "Точно такое же естественное побуждение привело людей к осознанию того, что их долгом в не меньшей степени является и любить ближних, как самих себя; ибо, для того чтобы постигнуть вещи, которые являются равными, необходимо всем обладать одной мерой; ведь если я не могу не желать, чтобы каждый человек относился ко мне в той же мере хорошо, как он хотел бы этого для самого себя, то как же могу я рассчитывать хотя бы в какой-то степени удовлетворить это свое желание, если я сам не буду стараться удовлетворить подобное же желание, которое возникает, несомненно, у других людей, поскольку природа всех людей одинакова? Если им будет предложено что-либо противоречащее этому желанию, то это, несомненно, во всех отношениях огорчит их так же, как и меня; таким образом, если я творю зло, то я должен приготовиться к страданиям, поскольку нет никакого основания, чтобы другие люди проявили в отношении меня большую любовь, нежели я в отношении их; следовательно, мое желание любви насколько возможно более сильной со стороны равных мне по природе налагает на меня естественную обязанность питать в отношении их подобное же по силе чувство; из этого отношения равенства между нами и нам подобными естественный разум вывел для направления жизни несколько правил и заповедей, известных каждому человеку" (Церковн. полит., кн. I).
6. Но хотя это есть состояние свободы, это тем не менее не состояние своеволия; хотя человек в этом состоянии обладает неограниченной свободой распоряжаться своей личностью и собственностью, у него нет свободы уничтожить себя или хотя бы какое-либо существо, находящееся в его владении, за исключением тех случаев, когда это необходимо для более благородного использования, чем простое его сохранение. Естественное состояние имеет закон природы, которым оно управляется и который обязателен для каждого; и разум, который является этим законом2, учит всех людей, которые пожелают с ним считаться, что, [c.264] поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого; ибо все люди созданы одним всемогущим и бесконечно мудрым творцом; все они - слуги одного верховного владыки, посланы в мир по его приказу и по его делу; они являются собственностью того, кто их сотворил, и существование их должно продолжаться до тех пор, пока ему, а не им это угодно; и, обладая одинаковыми способностями и имея в общем владении одну данную на всех природу, мы не можем предполагать, что среди нас существует такое подчинение, которое дает нам право уничтожать друг друга, как если бы мы были созданы для использования одного другим, подобно тому как низшие породы существ созданы для нас. Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост, обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и на все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого.
7. И с тем чтобы удерживать всех людей от посягательства на права других и от нанесения ущерба друг другу и соблюдать закон природы, который требует мира и сохранения всего человечества, проведение в жизнь закона природы в этом состоянии находится в руках каждого человека; вследствие чего каждый обладает правом наказания нарушителей этого закона в такой степени, в какой это может воспрепятствовать его нарушению. Ведь закон природы оказался бы, как и все другие законы, касающиеся людей в этом мире, бесполезным, если бы в этом естественном состоянии никто не обладал властью проводить в жизнь этот закон и тем самым охранять невинных и обуздывать нарушителей; и если в этом естественном состоянии каждый может наказывать другого за любое содеянное тем зло, то каждый может так и поступать. Ибо в этом состоянии полнейшего равенства, где, естественно, нет никакого превосходства и юрисдикции одного над другим, то, что один может сделать во исполнение этого закона, должен по необходимости иметь право сделать каждый.
8. Таким образом, в естественном состоянии один человек приобретает какую-то власть над другим; однако все же не полную или не деспотическую власть распоряжаться [c.265] преступником, когда тот оказывается в его руках, распоряжаться под влиянием вспышки страстей или безграничной фантазии своей собственной воли, но только для возмездия ему в такой степени, в какой это предписывают спокойный рассудок и совесть, чтобы это соответствовало его нарушению, а именно настолько, чтобы это служило воздаянием и острасткой; ибо только эти два повода служат основанием для того, чтобы один человек законно причинил другому зло, - то, что мы называем наказанием. Преступая закон природы, нарушитель тем самым заявляет о том, что он живет не по правилу разума и общего равенства, которые являются мерилом, установленным богом для действий людей ради их взаимной безопасности, а по другому правилу; и, таким образом, он становится опасен для человечества, и те узы, которые охраняют людей от ущерба и насилия, ослаблены и нарушены им, что является преступлением в отношении всего рода человеческого, его мира и безопасности, предусмотренных законом природы. В силу этого каждый человек благодаря тому праву, которым он обладает для сохранения человечества вообще, может сдерживать или в необходимых случаях уничтожать вредные для людей вещи и, таким образом, может причинять зло всякому, кто преступил этот закон, в такой мере, чтобы заставить его раскаяться в содеянном и тем самым удержать его, а на его примере и других от подобных злодеяний. И в этом случае и по этой причине каждый человек имеет право наказать преступника и быть исполнителем закона природы.
9. Я не сомневаюсь в том, что это покажется весьма странной доктриной для некоторых людей; но прежде чем они осудят её, я бы хотел, чтобы они разъяснили мне, по какому праву какой-либо владыка или государство могут приговаривать к смерти или наказывать чужеземца за любое преступление, совершенное им в их стране. Несомненно, что их законы, основанные на санкции, полученной в виде выраженной воли законодательного собрания, не распространяются на чужестранца. Они ему ничего не говорят, а если бы даже и говорили, то он не обязан их слушать. Законодательный орган, благодаря которому они повелевают подданными этого государства, не имеет власти над ним. Те, кто обладает верховной властью издавать законы в Англии, Франции или Голландии, для индейца таковы же, как и весь остальной мир, - люди, не облеченные властью. И следовательно, если по закону природы каждый человек не обладает властью наказывать за [c.266] нарушения этого закона в тех случаях, когда во здравом размышлении обстоятельства этого требуют, то я не вижу, каким образом судьи какого-либо общества могут наказывать чужеземца из другой страны, поскольку в отношении него они обладают не большей властью, чем каждый человек естественно обладает ею в отношении другого.
10. Помимо преступления, заключающегося в нарушении закона и в отходе от справедливого правления разума, когда человек настолько вырождается, что заявляет об отказе от принципов человеческой природы и становится вредным существом, встречается также обычное нанесение ущерба тому или другому лицу, и какому-либо человеку наносится вред в силу этого нарушения. В этом случае тот, кому нанесен ущерб, обладает помимо права наказания, имеющегося у него, как и у всех других людей, ещё особым правом искать возмещения у того, кто причинил ему вред. И любое другое лицо, которое считает это справедливым, может также присоединиться к потерпевшему и помогать ему получить обратно от преступника столько, сколько нужно, чтобы возместить понесенный ущерб.
162. Но, однако, наш автор говорит (с. 19), что, "когда бог избирал какое-нибудь особое лицо и делал его царем, он имел в виду, что потомство тоже должно было этим пользоваться, поскольку потомство в достаточной мере включалось в личность отца, хотя в пожаловании упоминался только отец". Тем не менее это никак не помогает прямому престолонаследию, ибо, если, как утверждает наш автор, подразумевается, что пожалованием будет пользоваться потомство получателя дара, это не определяет порядка престолонаследия, поскольку, если бог дает что либо человеку и его потомству в целом, никто из этого потомства в отдельности не может один на это претендовать, всякий, кто принадлежит к его роду, будет иметь равное право. Если скажут, что наш автор имел в виду наследника, то, я полагаю, наш автор желал бы употребить это слово так же, как и любой другой человек, если бы это послужило его цели; но поскольку Соломон, наследовавший трон Давида, был его наследником не в большей мере, чем Иеровоам, который наследовал ему в управлении [c.257] десятью коленами, был его потомком, у нашего автора было основание воздержаться от высказывания той идеи, что бог имел в виду наследников, когда царство не сохранялось в прямом наследовании, против чего наш автор не мог возражать, и потому оставил свое престолонаследие столь неопределенным, как будто он вообще ничего о нем не говорил. Ибо, если бог дал бы человеку и его потомству царскую власть, как была дана земля Ханаанская Аврааму и его семени, разве не должны были бы все они иметь на неё право - все иметь свою долю в ней? И можно с таким же успехом утверждать, что в соответствии с пожалованием бога Аврааму и его семени земля Ханаанская должна была принадлежать только одному из его семени, исключая всех остальных, как и утверждать, что в соответствии с пожалованием богом владения человеку и его потомству это владение должно было принадлежать лишь одному из его потомства, исключая всех остальных.
163. Но каким образом наш автор докажет, что, когда бог избирал какое-нибудь особое лицо и делал его царем, он имел в виду, что (полагаю, что автор подразумевает здесь "его") "потомство тоже должно было этим пользоваться"? Разве он так скоро забыл Моисея и Иисуса Навина, которых, как он говорит в этом самом разделе, "бог, проявляя особую заботу, избрал, чтобы они правили как государи", и судей, которых поставил бог? Разве эти государи, обладавшие властью верховного отцовства, не имели такую же власть, как цари, и, если их особо избрал сам бог, разве их потомство не должно было воспользоваться этим выбором наравне с потомством Давида и Соломона? Если в их руки вложил отцовскую власть непосредственно бог, почему их потомство не извлекло пользу из этого пожалования в виде наследования этой власти? Или, если они обладали ею как наследники Адама, почему их наследники не пользовались ею после них по праву, перешедшему к ним? Ведь они не могли быть наследниками друг друга. Обладали ли Моисей, Иисус Навин и судьи такой же властью и на таком же основании, как Давид и цари, и была ли она наследуемой для одного, но не для другого? Если она не была отцовской властью, тогда избранный народ божий управлялся теми, кто не обладал отцовской властью, и эти правители сумели обойтись без нее. Если это была отцовская власть и бог избирал тех, кто должен был осуществлять её, тогда правило нашего автора, по которому, "когда бог избирал какое-нибудь лицо и делал его верховным" правителем (ибо я полагаю, что [c.258] слово "царь" лишено очарования, дело не в титуле, а во власти), "он имел в виду, что потомство тоже должно было этим пользоваться", не действует, потому что после их исхода из Египта и до времени Давида (400 лет) потомство никогда "в столь достаточной мере не включалось в личность отца", так что у всех тех судей, которые вершили суд в Израиле, ни один сын после смерти своего отца не наследовал правления. Если, чтобы избежать этого, скажут, что бог всегда избирал личность наследника и тем самым, перенося на него отцовскую власть, исключал его потомков из тех, кто мог её наследовать, то совсем не так обстояло дело с Иеффаем: он договорился с людьми и они сделали его судьей над собой, как известно (Суд. 11).
164. Следовательно, напрасно утверждать, что, "когда бог избирает какое-нибудь особое лицо" осуществлять отцовскую власть (ибо если это будет не царь, то я хотел бы знать разницу между царем и тем, кто должен осуществлять отцовскую власть), "он имеет в виду, что потомство тоже должно этим пользоваться", поскольку мы обнаруживаем, что власть судей заканчивалась вместе с ними и не переходила к их потомству; а если у судей не было отцовской власти, то, я думаю, нашему автору или любым друзьям его принципов будет затруднительно сказать, кто же тогда обладал отцовской властью, т. е. осуществлял правление и верховную власть у израильтян; и я подозреваю, что они должны признаться, что этот избранный народ божий существовал как народ несколько столетий, не зная и не думая об этой отцовской власти или вообще о каком-либо проявлении монархического правления.
165. Чтобы увериться в этом, нужно всего лишь прочесть историю Левита и войны с сынами Вениаминовыми в последних трех главах Книги судей, и когда обнаружится, что Левит обратился за правосудием к народу и колену и собрание народа обсудило, решило и постановило все, что было сделано по этому случаю, то необходимо сделать вывод, что либо бог не стремится сохранить отцовскую власть в своем собственном избранном народе, либо отцовскую власть можно сохранить там, где нет монархического правления. Если справедливо второе, тогда отсюда следует, что, хотя отцовская власть будет доказана как нельзя лучше, она не обязательно влечет за собой необходимость монархического правления; если справедливо первое, тогда покажется очень странным и невероятным, что бог предписал считать отцовскую власть священной среди сынов человеческих, так что без неё не было никакой [c.259] власти или правления, и, однако, это великое и основополагающее установление, это самое важное и необходимое из всех остальных, было скрыто и пребывало в небрежении 400 лет у его собственного народа, даже когда он предоставил им правление и вместе с ним предписал правила относительно различных состояний и отношений людей.
166. Прежде чем покончить с этим, я должен опросить нашего автора, откуда он знает, что, "когда бог избирает какое-нибудь особое лицо и делает его царем, он имеет в виду, что потомство тоже должно этим пользоваться". Выражает ли это бог в виде закона природы или в откровении? В том же самом законе он должен сказать, кто из его потомства должен получить корону по наследству, и тем самым указать наследника, или же позволить его потомству делить власть или драться за нее; оба этих положения в одинаковой мере нелепы и таковы, что уничтожат всякую выгоду для потомства от такого пожалования. Когда делается любое такое заявление о намерении бога, наш долг - верить, что бог имеет в виду именно это, но до этого наш автор должен предъявить нам какое-то более убедительное основание, прежде чем мы будем обязаны принять его как подлинного глашатая намерений бога.
167. Наш автор утверждает, что "потомство в достаточной мере включалось в личность отца, хотя в пожаловании упоминался только отец". И тем не менее бог, отдавая землю Ханаанскую Аврааму (Быт. 13, 15), счел уместным включить в пожалование и "его семя". Право быть священнослужителем также было дано "Аарону и его семени". И корону бог дал не только Давиду, но и "его семени". И как бы наш автор ни заверял нас, что бог "имеет в виду, что потомство должно этим пользоваться, когда избирает кого либо царем", мы, однако, видим, что царство, которое он дал Саулу, не упомянув после него его семя, так и не перешло ни к одному из его потомков; и я был бы рад узнать причину, почему, выбирая царя, бог должен предусматривать, чтобы потомство этим пользовалось в большей мере, чем выбирая судью в Израиле; и почему пожалование отцовской власти царю более полно принимает во внимание потомство, чем подобное же пожалование власти судье? Должна ли отцовская власть по праву перейти к потомству одного, но не другого? Необходимо показать какую-то причину этого различия, дело не только в названии, когда дается одна и та же отцовская власть и способ её предоставления тот же самый - выбор человека богом; ибо, я полагаю, когда наш автор говорит: "Бог [c.260] поставил судей", он никоим образом не допускает, что они были избраны народом.
168. Но поскольку наш автор столь убежденно заверяет нас в той заботе, которую проявил бог о сохранении отцовской власти, и претендует на то, чтобы строить все, как он говорит, на авторитете Писания, мы вполне можем ожидать, что народ, чьи закон, государственное устройство и история главным образом содержатся в Писании, снабдит его самыми ясными примерами заботы бога о сохранении отцовской власти в народе, о котором, как все согласны, он заботился особенно тщательно. Давайте же тогда посмотрим, в каком состоянии находилась эта отцовская власть, или правление, у евреев с того момента, когда они стали народом. По признанию нашего автора, опущен период от их исхода в Египет до возвращении из пленения свыше 200 лет. С того момента и до того времени, когда бог дал израильтянам царя, - о периоде более 400 лет - наш автор ведет очень скудный рассказ, и, действительно, во все это время нет ни малейших следов отцовского или царского правления у них. Но затем, говорит наш автор, "бог восстановил древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии".
169. Что за "наследование отцовского правления по прямой линии" было тогда установлено, мы уже видели. Я теперь только рассмотрю, сколько оно длилось, а это было с их пленения, около 500 лет; с того времени и до покорения их римлянами, примерно 650 лет спустя, "древнее и первоначальное право наследования отцовского правления по прямой линии" было снова утрачено, и они продолжали существовать как народ в земле обетованной без него. Так что из 1750 лет, что они были избранным народом божиим, они имели у себя наследственное царское правление менее одной трети этого времени, а от того периода не осталось ни малейших следов хотя бы одного мгновения "отцовской власти или восстановления древнего и первоначального права наследования её по прямой линии", какой бы источник её происхождения мы ни предполагали - от Давида, Саула, Авраама или - единственный верный источник на основе принципов нашего автора - от Адама. [c.261]
КНИГА ВТОРАЯ
Глава I
1. В предыдущем рассуждении было доказано:
1) что Адам не обладал ни благодаря естественному праву отцовства, ни благодаря определенному дару, полученному от бога, такой властью над своими детьми и таким владычеством над миром, какие ему приписывают;
2) что если бы он и обладал такой властью, то тем не менее его потомки не имели бы на неё никакого права;
3) что если бы его потомки обладали такой властью, то, поскольку не существует ни закона природы, ни закона, установленного богом, которые определяли бы, кто является подлинным наследником во всех могущих возникнуть случаях, постольку правопреемственность и, следовательно, право на власть не могли бы быть точно определены;
4) если бы и было определено такое право, то все же, поскольку сведения о том, какая линия потомков Адама является старшей, давным-давно полностью утрачены, среди различных человеческих племен и родов, существующих в мире, нет ни одного, который мог бы хоть в какой-то степени больше, чем любой другой, претендовать на роль старшего дома и обладать правом наследования.
После того как все эти предпосылки, как мне думается, были ясно доказаны, невозможно, чтобы правители, ныне существующие на земле, извлекали какую-либо выгоду или получали хотя бы малейшую тень власти из того, что принято считать основным источником всей власти, - частного владения Адама и отцовской юрисдикции. Таким образом, тот, кто не считает справедливым и обоснованным полагать, что всякое существующее в мире правление является продуктом лишь силы и насилия и что люди живут вместе по тем же правилам, что и звери, среди которых все достается сильнейшему, чем закладывается основание для вечного беспорядка и смуты, волнений, мятежа и восстания (тех вещей, против которых так яростно выступают последователи этой теории), - по необходимости должен найти иную причину возникновения правления как [c.262] такового, другой источник политической власти и другой способ определения и узнавания тех лиц, которые ею обладают, чем те, которым учил нас сэр Роберт Ф.
2. С этой целью, мне думается, будет уместно дать определение того, что я считаю политической властью, с тем чтобы власть должностного лица над частным можно было отличить от власти отца над своими детьми, от власти хозяина над своими слугами, от власти мужа над своей женой и от власти господина над своим рабом. Хотя все эти виды власти иногда оказываются в руках одного человека, однако если его рассматривать с точки зрения этих различных отношений, то это может помочь нам отличить один вид власти от другого и показать разницу между правителем государства, отцом семейства и капитаном галеры.
3. Итак, политической властью я считаю право создавать законы, предусматривающие смертную казнь и соответственно все менее строгие меры наказания для регулирования и сохранения собственности, и применять силу сообщества для исполнения этих законов и для защиты государства от нападения извне - и все это только ради общественного блага. [c.263]
Глава II
О ЕСТЕСТВЕННОМ СОСТОЯНИИ
4. Для правильного понимания политической власти и определения источника её возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это - состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения своим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли.
Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, - никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, должны также быть разными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит [c.263] одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на господство и верховную власть.
5. Это природное равенство людей рассудительный Гукер1 считает самоочевидным и неоспоримым настолько, что делает его основанием того долга взаимной любви меж людьми, на котором он строит наши обязанности по отношению друг к другу и откуда он производит великие принципы справедливости и милосердия. Вот что он говорит: "Точно такое же естественное побуждение привело людей к осознанию того, что их долгом в не меньшей степени является и любить ближних, как самих себя; ибо, для того чтобы постигнуть вещи, которые являются равными, необходимо всем обладать одной мерой; ведь если я не могу не желать, чтобы каждый человек относился ко мне в той же мере хорошо, как он хотел бы этого для самого себя, то как же могу я рассчитывать хотя бы в какой-то степени удовлетворить это свое желание, если я сам не буду стараться удовлетворить подобное же желание, которое возникает, несомненно, у других людей, поскольку природа всех людей одинакова? Если им будет предложено что-либо противоречащее этому желанию, то это, несомненно, во всех отношениях огорчит их так же, как и меня; таким образом, если я творю зло, то я должен приготовиться к страданиям, поскольку нет никакого основания, чтобы другие люди проявили в отношении меня большую любовь, нежели я в отношении их; следовательно, мое желание любви насколько возможно более сильной со стороны равных мне по природе налагает на меня естественную обязанность питать в отношении их подобное же по силе чувство; из этого отношения равенства между нами и нам подобными естественный разум вывел для направления жизни несколько правил и заповедей, известных каждому человеку" (Церковн. полит., кн. I).
6. Но хотя это есть состояние свободы, это тем не менее не состояние своеволия; хотя человек в этом состоянии обладает неограниченной свободой распоряжаться своей личностью и собственностью, у него нет свободы уничтожить себя или хотя бы какое-либо существо, находящееся в его владении, за исключением тех случаев, когда это необходимо для более благородного использования, чем простое его сохранение. Естественное состояние имеет закон природы, которым оно управляется и который обязателен для каждого; и разум, который является этим законом2, учит всех людей, которые пожелают с ним считаться, что, [c.264] поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого; ибо все люди созданы одним всемогущим и бесконечно мудрым творцом; все они - слуги одного верховного владыки, посланы в мир по его приказу и по его делу; они являются собственностью того, кто их сотворил, и существование их должно продолжаться до тех пор, пока ему, а не им это угодно; и, обладая одинаковыми способностями и имея в общем владении одну данную на всех природу, мы не можем предполагать, что среди нас существует такое подчинение, которое дает нам право уничтожать друг друга, как если бы мы были созданы для использования одного другим, подобно тому как низшие породы существ созданы для нас. Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост, обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и на все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого.
7. И с тем чтобы удерживать всех людей от посягательства на права других и от нанесения ущерба друг другу и соблюдать закон природы, который требует мира и сохранения всего человечества, проведение в жизнь закона природы в этом состоянии находится в руках каждого человека; вследствие чего каждый обладает правом наказания нарушителей этого закона в такой степени, в какой это может воспрепятствовать его нарушению. Ведь закон природы оказался бы, как и все другие законы, касающиеся людей в этом мире, бесполезным, если бы в этом естественном состоянии никто не обладал властью проводить в жизнь этот закон и тем самым охранять невинных и обуздывать нарушителей; и если в этом естественном состоянии каждый может наказывать другого за любое содеянное тем зло, то каждый может так и поступать. Ибо в этом состоянии полнейшего равенства, где, естественно, нет никакого превосходства и юрисдикции одного над другим, то, что один может сделать во исполнение этого закона, должен по необходимости иметь право сделать каждый.
8. Таким образом, в естественном состоянии один человек приобретает какую-то власть над другим; однако все же не полную или не деспотическую власть распоряжаться [c.265] преступником, когда тот оказывается в его руках, распоряжаться под влиянием вспышки страстей или безграничной фантазии своей собственной воли, но только для возмездия ему в такой степени, в какой это предписывают спокойный рассудок и совесть, чтобы это соответствовало его нарушению, а именно настолько, чтобы это служило воздаянием и острасткой; ибо только эти два повода служат основанием для того, чтобы один человек законно причинил другому зло, - то, что мы называем наказанием. Преступая закон природы, нарушитель тем самым заявляет о том, что он живет не по правилу разума и общего равенства, которые являются мерилом, установленным богом для действий людей ради их взаимной безопасности, а по другому правилу; и, таким образом, он становится опасен для человечества, и те узы, которые охраняют людей от ущерба и насилия, ослаблены и нарушены им, что является преступлением в отношении всего рода человеческого, его мира и безопасности, предусмотренных законом природы. В силу этого каждый человек благодаря тому праву, которым он обладает для сохранения человечества вообще, может сдерживать или в необходимых случаях уничтожать вредные для людей вещи и, таким образом, может причинять зло всякому, кто преступил этот закон, в такой мере, чтобы заставить его раскаяться в содеянном и тем самым удержать его, а на его примере и других от подобных злодеяний. И в этом случае и по этой причине каждый человек имеет право наказать преступника и быть исполнителем закона природы.
9. Я не сомневаюсь в том, что это покажется весьма странной доктриной для некоторых людей; но прежде чем они осудят её, я бы хотел, чтобы они разъяснили мне, по какому праву какой-либо владыка или государство могут приговаривать к смерти или наказывать чужеземца за любое преступление, совершенное им в их стране. Несомненно, что их законы, основанные на санкции, полученной в виде выраженной воли законодательного собрания, не распространяются на чужестранца. Они ему ничего не говорят, а если бы даже и говорили, то он не обязан их слушать. Законодательный орган, благодаря которому они повелевают подданными этого государства, не имеет власти над ним. Те, кто обладает верховной властью издавать законы в Англии, Франции или Голландии, для индейца таковы же, как и весь остальной мир, - люди, не облеченные властью. И следовательно, если по закону природы каждый человек не обладает властью наказывать за [c.266] нарушения этого закона в тех случаях, когда во здравом размышлении обстоятельства этого требуют, то я не вижу, каким образом судьи какого-либо общества могут наказывать чужеземца из другой страны, поскольку в отношении него они обладают не большей властью, чем каждый человек естественно обладает ею в отношении другого.
10. Помимо преступления, заключающегося в нарушении закона и в отходе от справедливого правления разума, когда человек настолько вырождается, что заявляет об отказе от принципов человеческой природы и становится вредным существом, встречается также обычное нанесение ущерба тому или другому лицу, и какому-либо человеку наносится вред в силу этого нарушения. В этом случае тот, кому нанесен ущерб, обладает помимо права наказания, имеющегося у него, как и у всех других людей, ещё особым правом искать возмещения у того, кто причинил ему вред. И любое другое лицо, которое считает это справедливым, может также присоединиться к потерпевшему и помогать ему получить обратно от преступника столько, сколько нужно, чтобы возместить понесенный ущерб.