Страница:
— А именно?
— Больной король, беседа с главой Королевского Кабинета… — послушно начал перечислять я.
Мораддин немедленно перебил.
— Ты умудрился познакомиться с месьором Хостином Клеосом? — изумился герцог. — Странно, что ты до сих пор жив. Обычно кролики, изловленные Королевским Кабинетом, немедленно свежуются, а их шкурки украшают коллекцию Хостина.
— Значит, живой граф Монброн для господина Клеоса куда полезнее мертвого, — едко заметила Долиана, отложив в сторону депешу из Тарантии, и бесцеремонно оглядела меня, сообщив: — Никогда в жизни еще не видела настоящего шпиона. Тем более аквилонского.
— Никогда? — фыркнул Мораддин, взглянув на дочь. — Полон дом разнообразных лазутчиков и ищеек! Правда, они свои, немедийцы. Ладно. Шутки в сторону. Ну, дорогое дитя мое, что ты можешь сказать о прочитанном?
Не понимаю, отчего глава Вертрауэна столь неосторожно советуется в важнейших государственных делах с несовершеннолетней девчонкой!
Хотя Долиана меньше всего похожа на великосветскую дурочку, способную рассуждать исключительно о нарядах, драгоценностях или охоте на лис.
Наверное, ее матушка, приснопамятная герцогиня Ринга Эрде, о похождениях которой мне довелось слышать немало поразительного, в молодые годы была примерно такой же.
— Чересчур сухо изложено, — пожала узкими плечами юная баронесса. — Король Конан сообщает, что, по донесениям Латераны, за последние полтора года в Аквилонии вспыхнуло повальное увлечение розыском древностей. Роются в старых крепостях и храмах, на развалинах городов, на местах знаменитых сражений. Найденные любопытные вещицы оседают либо в Тарантийской Галерее Короля и в Обители Мудрости, либо у собирателей старинных артефактов… Не замечаю ничего особенного в увлечении подобным собирательством. Обычная мода, которая наступает и проходит, сменяясь очередной новой забавой.
— Значит, мода? — герцог прошелся по комнате, заложив руки за спину. — Однако в древних храмах порой можно откопать поразительные вещицы. И очень опасные. Достаточно припомнить историю бронзовых кошек из Гальхайма.
— А что там случилось? — против воли заинтересовался я.
— Пять лет назад неподалеку от замка Гальхайм кметы нашли несколько бронзовых изваяний в виде сидящих пантер, — вместо отца ответила Долиана, смотревшая куда-то перед собой, словно зачитывая сведения из невидимой книги. — Гальхайм — это в полуденной Аквилонии, неподалеку от границы с Офиром. Статуи выкопали и доставили в замок сеньора. Кошечки мирно простояли две луны в парадной зале господина барона, а на третью взяли да ожили, перерезав все семейство Гальхайм и слуг. После чего исчезли. Куда — осталось неизвестным. Как повествуют некоторые трактаты по магии, кхарийцы умели оживлять скульптуры животных, используя магические изваяния в качестве стражников или охранителей сокровищ.
— Вот-вот, — подтвердил Мораддин. — Надеюсь, аквилонские охотники за древностями не выкопают кхарийскую скульптуру дракона и не додумаются преподнести ее Конану ко дню рождения. Тогда, боюсь, варварская династия пресечется, едва начавшись. Меня насторожило другое. Сообщение о том, что всем нам хорошо знакомый принц Тараск приезжал в Аквилонию и весьма активно способствовал изысканиями в заброшенных святилищах. Никогда бы не подумал, что принц интересуется старинными вещицами. Какие выводы?
— Любой дворянин имеет право на причуды, — отпарировала Долиана. — Не вижу причин, отчего бы нашему красавчику не поразвлечься игрой в искателя сокровищ. Из Аквилонии он уехал довольно быстро… Либо нашел, что искал, либо убедился, что поиски бессмысленны. Кстати, Конан и барон Гленнор пишут, что люди Тараска копали на полуночи страны, возле рубежей Киммерии. Раскопками командовал некий Ораст из Сарваша. Знакомое имя, Цинтия его упоминала. Папа?
— Ораст… Довольно темная личность, отирающаяся при его высочестве Тараске. Кофиец, выдает себя за колдуна, хотя, насколько я знаю, дальше простеньких магических фокусов не продвинулся, — вспомнил Мораддин. — Конечно, у него есть определенные знания, но Ораст слишком молод для того, чтобы быть знающим себе цену волшебником. Я как-то спросил Арраса, что тот думает об Орасте. Месьор придворный маг бросил одно-единственное слово: «Недоучка».
— Для Арраса все недоучки, — пренебрежительно отмахнулась дочь герцога. — Через несколько лет он возгордится настолько, что объявит недоучкой и Тот-Амона, не к ночи будь помянут. Интересно, начнет ли эта парочка волшебников выяснять отношения, пытаясь установить, кто могущественней?
Мораддин еще раз просмотрел депешу, протер глаза левой рукой и уставился на нас.
— Раскопки в древних городах, повышение цен на офирское золото, расторжение договора с Кофом… Это все, чем способны порадовать меня Конан вкупе с высокомудрым бароном Гленнором?
— В твоем письме, — осторожно начал я, — поминались некие «странности». Все странности, происходящие в Аквилонии, перечислены.
— Теперь «странностью» полагается мода на древние украшения… — удрученно вздохнул Мораддин. — Какое отношение могут иметь аквилонские гробокопатели к недавним происшествиям в Немедии? Разве что Тараск… Дана верно выразилась — принц волен развлекаться, как ему угодно. Маэль, мы, однако, не договорили. Что еще любопытного ты повстречал в Бельверусе, помимо пухлой физиономии месьора Хостина?
— Красное зарево, — не раздумывая, тут же ответил я.
Хрустальный бокал, стоявший на краю стола, полетел на пол и со звоном разбился. Молодая госпожа так резко подалась вперед, что широким рукавом платья смахнула сосуд.
— Повтори! — нетерпеливо приказала Долиана. — Что ты сказал?
— Красное зарево, красное сияние, красное… демон знает что! — отбарабанил я раздраженно. — Понимаете ли, у меня есть родственник. Так сказать, предок. Маг. Причем маг настоящий, не недоучка. Еще бы, совершенствовать искусство четыре сотни лет!
— Что за бред он несет? — осведомилась Долиана у отца, посмотрев на меня со смесью сострадания и презрения. — Месьор Монброн, меня не интересуют твои родственники! Ты упомянул красное сияние. Мне нужны подробности!
— Родственник о сиянии и рассказал, — терпеливо объяснил я. — Вчера утром, еще до убийства канцлера. Разыскал меня в городе и посоветовал обязательно забраться ночью на Башню Висельников. Мол, увижу что-то интересное.
— Ты, конечно, внял совету родича? — чуть иронически спросил Мораддин.
— Вчера вечером, после заката. Едва ноги не переломал, но залез. Зрелище до крайности захватывающе. В городе много огней, светятся окна, факелы… Однако с вершины башни заметна невидимая снизу дымка. Будто бы очень тонкое облако, куполом накрывающее Бельверус. Иногда облако вспыхивает красным, словно молнии бьют.
— Над какой-то определенной частью города? — быстро уточнила Долиана.
— Нет, повсюду. Я еще плохо знаком со столицей и не смог бы определить кварталы, но вспышки внутри облака случались как над окраинами города, так и над центром.
— А где чаще? — почти хором спросили отец и дочь.
— Трудно сказать… Они везде. А вдобавок там что-то летало.
— В каком смысле — «летало»? — удивился герцог. — Стая птиц?
— Не птицы, не драконы, не грифоны, не воздушные змеи, — я подумал, пытаясь описать увиденное словами, но не нашел подходящих выражений. — Нечто бесформенное и огромное. У него, однако, есть крылья. Странная тень кружила над Бельверусом не менее полуколокола, затем исчезла. Признаюсь, я редко видел вещи более страшные и более непонятные. Мой родственник-маг упомянул, будто в столице появилось чужое колдовство…
— Побеседовать бы с этим твоим родственником-долгожителем, — задумчиво произнес Мораддин. — Где, ты говоришь, он обитает?
— Представления не имею, — отрекся я. — Он всегда появляется и исчезает неожиданно. Впрочем, его можно найти по особой примете. Вместе с Райаном — так его зовут — всегда ходит большая рыжая собака кофийской бойцовой породы. Псина не отстает от него буквально ни на шаг. Правда, я не уверен, что это именно собака…
— А кто же? — усмехнулась Долиана.
— Демон в собачьем обличье, — предположил я. — Этой собаке, как и самому Райану, наверное, лет четыреста.
— Так, — Мораддин легонько хлопнул ладонью по столу. — Сейчас, месьор Монброн, ты нальешь себе вина и расскажешь все с самого начала. Я, признаться, запутался. Родственник-маг, четырехсотлетняя собака, красное зарево… Не морочьте мне голову, молодые люди. Дана, между прочим, после занимательной повести нашего гостя тебе придется объяснить, откуда ты знаешь об этом пресловутом зареве. Почему я все узнаю последним?
— Я могу и сразу сказать, — баронесса как-то странно заерзала, отводя взгляд. — От мамы. Я с ней недавно разговаривала.
— Час от часу легче, — Мораддин буквально схватился за голову. — Не дом, а приют для умалишенных!
— В какой-то мере, — легко согласилась дочь. — Однако матушке было заранее известно о красном сиянии. Она называла его «любящим власть» и утверждала, будто оно представляет опасность, если я ее правильно поняла. Кстати, можно еще один вопрос? Никто не знает, что такое «Лан-Гэллом»?
— Нет, — честно ответил я.
Мораддин вытаращился на чересчур любознательную для своего возраста девушку, почесал в бороде и медленно проговорил:
— Какая ты у меня образованная, оказывается. Мы с Рингой не зря тратили деньги на храмовые школы для тебя. Лан-Гэллом — слово из языка альбов. Очень древнего языка. Сейчас он уже нигде не употребляется, но несколько выражений сохранилось в языке гномов и почему-то нордхеймцев. Наречие альбов — это язык нечеловеческой магии. Сомневаюсь, что даже самые известные волшебники нашего мира им владеют. «Лан-Гэллом» переводится как «Долина Звездного Тумана».
— Папа! — возмущенно ахнула молодая баронесса. — Значит, самые известные волшебники языком альбов не владеют, а ты запросто переводишь никому не понятное название?
— Тебе следует внимательнее читать книги по истории, — наставительно порекомендовал Мораддин. — Несколько тысяч лет назад так называлась крепость Роты-Всадника, темного бога, ныне уничтоженная. На месте крепости ныне плещется, океан.
Я переводил взгляд с отца на дочь, ничего не понимая в их разговоре.
Хорош же глава тайной службы королевства! Его мир рушится, а он рассуждает с возлюбленной наследницей об исчезнувших наречиях и древних богах! Надо спасать самого себя и страну, медленно погружающуюся в темную бездну, а не болтать о вещах малозначащих!
Конечно же, эти мысли я не озвучил. Если герцог считает нужным беседовать со своим ребенком о всякой ерунде, так тому и быть. Вдруг это тоже важно?
— Я отлично знаю, кто такой Всадник Мрака! — резко возразила Долиана. — Но откуда ты узнал о Лан-Гэлломе?
— Твоя матушка как-то рассказывала.
Долиана откинулась на спинку кресла и призадумалась, вертя на пальце тонкое золотое кольцо.
— Мать сказала, что в случае беды мне и брату следует перебраться в Лан-Гэллом, — наконец изрекла она. — Как можно отправиться в несуществующее место? А если бы оно существовало, что нам делать в крепости древнего бога Тьмы?
— Госпожа Ринга болеет, — непреклонно заявил Мораддин и покосился на меня. Я немедленно прикинулся глухим. — Вовсе не обязательно прислушиваться ко всему, что она говорит в горячке… Никуда ты не поедешь, тем более ни в какой Лан-Гэллом. Мы, однако, забыли о нашем госте. Поступим так. Маэль, где ты живешь?
Я вздохнул и ответил:
— У менялы Реймена Венса на улице Гвоздик.
— Ай-ай, как неосторожно, — покачал головой герцог. — С равным успехом можно было бы…
— Да, знаю, повесить на себя табличку «Я аквилонский конфидент», месьор Хостин уже сообщил мне об этом.
— Если барон Гленнор посчитал, что тебе следует жить на виду у всех тайных служб Немедии, в доме человека, который прекрасно известен нам в качестве личного представителя господина барона в Бельверусе, значит, он сделал это не зря, — Мораддин повторил мысль месьора Хостина. — Итак, граф, я готов выслушать твою занимательную повесть о собаках, родственниках, птицах, которые не птицы, и всем прочем, что ты посчитаешь мне сообщить как личный посланник короля Аквилонии. Теперь у меня достаточно времени для того, чтобы наслаждаться семейными легендами.
Я подумал и решил, что вначале герцогу следует поведать об истории моего знакомства с Конаном десять лет назад, ибо именно из нее проистекают все последующие неприятности.
Скандал на всю страну! Невероятное стало явью, а я — свидетелем невероятного. Если я когда-либо начну писать мемуары, то, безусловно, весьма важное место на их страницах займет повествование о том, как Маэль Монброн, он же Влад Зимбор, лицезрел великого канцлера Немедии, валяющегося с выпущенными кишками в луже крови на камнях мостовой.
Я ничего не преувеличил, хотя находился довольно далеко от места событий. Проезжая по Драконьей улице, я вдруг с удивлением отметил, что здесь царит непорядок. Какой-то груженный бревнами фургон перекрыл дорогу, не пропуская всадников и прохожих. Сразу за фургоном стояла роскошная темно-бордовая повозка, запряженная четверкой лошадей. Возле нее суетились и кричали люди, часть из которых была в форме гвардейцев «Тигриной сотни» — черно-оранжевые плащи, отороченные мехом хищных кошек колеты, начищенные шлемы… Попросту говоря, на улице царила паника.
Вначале я решил, что натолкнулся на обычные уличные беспорядки, но слух тотчас различил донельзя знакомый звук — легкие щелчки арбалетных тетив.
Я машинально оглянулся и вдруг заметил несколько теней на крышах противоположных домов. Именно там устроились арбалетчики, деловито и сноровисто отстреливавшие мечущихся гвардейцев. Кого-то вытаскивали из повозки, человек кричал и отбивался, а я, поняв, что отсюда лучше немедленно ретироваться или все закончится тем, что я схвачу стрелу как лишний свидетель, заставил лошадь попятиться, затем спрыгнул из седла на землю и оттащил упрямую кобылу Бебиту за угол.
Разумеется, я угодил в компанию предусмотрительно спрятавшихся зевак, с интересом наблюдавших за непонятным маленьким сражением, развернувшимся посреди улицы.
— Повозка великого канцлера! — с восторженным ужасом провозгласила полная горожанка, стоявшая справа. По облику — небогатая торговка, зеленщица или пекарша. — Страсти-то какие!
— Что? — я аж рот раскрыл. — Чья повозка?
— Их милости месьора Тимона! Вон же его дом! Карау-ул!
Откуда-то бежала городская стража, прогрохотали копыта конного гвардейского патруля…
Немедленно собравшаяся толпа вопила, усиливая неразбериху, а я просто стоял и смотрел. Дело кончилось изумительно быстро — видать, на канцлера натравили опытных гиен.
Видно было плохо, но я все-таки увидел, как толстяка выволокли из дверей кареты и весьма сноровисто прикончили. По-моему, Тимон даже пикнуть не успел.
Ворота дома канцлера внезапно распахнулись, оттуда с гиканьем вылетела зазевавшаяся охрана. Последовала краткая свалка, несколько ударов железа о железо, гвалт усилился, а по толпе уже понеслась весть: «Убили, убили, убили, убили!.. Канцлера убили!»
— Ищейки Вертрауэна! — несносно взвыл кто-то прямо у меня над ухом. Сообразив в чем дело, я схватился за рукоять сабли. Этот человек только что явился совершенно с другого конца улицы и не мог видеть происходящего, И рожа что-то уж больно продувная. Зачем он кричит о том, что тайная служба Его величества убила канцлера? Неблагообразный месьор продолжал надрываться: — Мораддиновы оборотни! Шакалы недомерка прикончили канцлера! Они нас так всех перебьют!
Заметив мой яростный взгляд, человек вдруг смешался и ловко нырнул в толпу прежде, чем я успел сцапать его за ворот. Однако свое дело он сделал — весть понеслась из уст в уста.
— Все дворяне, носящие герб и меч, ко мне! — это надрывался бледный гвардейский капитан, подбежавший со стороны кареты Тимона. — Именем короля!
Отозвался я и еще несколько человек. Нам приказали перекрыть улицу, не пропуская к повозке никого, кроме королевских гвардейцев и высших чинов стражи,
Я косился на убитых, лошадь всхрапывала, чуя кровь, капитан пытался навести хоть какой-нибудь порядок, отсылал людей во дворец и в общем-то больше суетился, чем приносил пользы.
Вскоре примчались два всадника, показали оцеплению свои бляхи с эмблемой Вертрауэна, осмотрели мертвецов, быстро опросили гвардейцев, видевших покушение и столь же мгновенно исчезли. Спустя колокол или полтора подъехала еще одна группа (к этому времени тело великого канцлера догадались прикрыть плащом).
Меня внезапно окликнули:
— А-а, месьор Зимбор! Везет кофийскому гостю на приключения, ничего не скажу!
Я слегка похолодел. В седле такого же низенького и крепкого, как и всадник, мерина восседал Хостин Клеос.
Даже сейчас с его округлого лица не сползало обманчиво благодушное выражение. Он остановил конька возле меня, оценивающе оглядел с головы до ног и бесстрастно бросил:
— Никуда не уезжайте. После переговорим.
Королевский Кабинет действовал быстро и сноровисто. Хостин осмотрел место покушения, приказал перенести мертвые тела в дом, а затем по его приказу оцепление сняли.
— Что ты здесь делал? — напрямик спросил почтеннейший месьор Клеос, когда стража привела меня в небольшую караулку за воротами дома канцлера. — Участвовать в нападении ты не мог, это ясно, иначе бы тебя запомнили… Знал заранее? Решил полюбоваться собственными глазами?
— Честное слово, произошла случайность! — начал оправдываться я, но понял, что смотрюсь жалко. Пускай думает все, что угодно! — Просто ездил по городу, а тут… Такое…
— Такое, — вздохнул начальник королевской тайной службы. — Скандал, каких не случалось со времен покушения на короля Гизельхера Второго! Беднягу зарезали прямиком на троне, слыхал эту историю? Что видел? Рассказывай во всех подробностях!
Я честно рассказал. Про фургон с бревнами (под шумок укатившийся неведомо куда), про загадочных арбалетчиков на крышах, про нескольких людей с мечами, прикончивших старика Тимона и его секретаря. Одним словом, описал виденное всеми и каждым зевакой на улице.
— Дело было очень четко и добротно спланировано, — заключил я, желая поразить Хостина своими непритязательными логическими выводами. — Злодеи появились мгновенно, будто по мановению волшебства, и столь же быстро скрылись, если не считать непосредственных убийц канцлера. Их ведь зарубила стража?
— Болваны! — рявкнул Хостин. — У телохранителей Тимона дерьмо вместо мозгов! Да я не уверен, что и оно плещется в этих тупых головах! На что мне двое мертвых заговорщиков? Прикажете теперь бежать к заезжему некроманту, выкладывать ему огромные деньги за оживление трупов и допрашивать покойников? Ничего-ничего, головы полетят, будь уверен! Пускай король стар и болен, одно я знаю точно: такого оскорбления, нанесенного трону и государству, Нимед не простит!
— Нимед-старший или младший? — дотошно уточнил я.
— Неважно! — рявкнул Хостин. — Пока королем является Нимед-отец, и никто не станет этого отрицать. Скажи мне, аквилонец, кому, на твой взгляд, потребовалась жизнь великого канцлера?
— Тимон мог стоять поперек дороги… э-э… молодому поколению, — прикинул я. — Кому-то требуется кресло канцлера и, как следствие, влияние на монарха?
— He исключено, — буркнул глава Королевского Кабинета. — Еще мысли?
— Тимон слишком много знал…
— На то он и канцлер, чтобы слишком много знать. Я в подобном случае устранял бы не Тимона, а герцога Мораддина. Вот уж кто действительно слишком много знает.
Хостин вопросительно-пристально посмотрел на меня.
Пришлось продолжать.
— Стал чересчур опасен, — я выразился не совсем внятно, мысль нуждалась в развитии: — Хостин, ответь, не подготавливал ли канцлер чью-либо отставку? Кого-нибудь из очень высокопоставленных слуг короля?
— Нет, — отрекся месьор Клеос. — Назначение на важные посты — суть прерогатива Его величества. И, если признаться честно, моя. Канцлер лишь управляет. Хотя согласен, мнение короля всегда может измениться.
— И, наконец… — я сделал страшное лицо и прошептал: — У месьора Тимона могли быть личные враги. Я слышал, будто на прошлой седмице кто-то зарезал внука светлейшего канцлера. А вдруг ему мстят за какие-нибудь неизвестные мне и вам старинные проделки? В молодости и даже в зрелости каждый совершает тяжелые ошибки. Обесчещенная девица, смерть ребенка… Понимаешь, о чем я?
— Соображение любопытное, — согласился Хостин. — Ладно, господин Монброн. Иди.
— Куда? — не понял я.
— Куда глаза глядят. По своим неотложным надобностям. И не забудь про знак в виде желтого фонаря.
Меня беспрепятственно выпустили, я нашел Бебиту, которая беззастенчиво паслась на клумбах под окнами дворца покойного Тимона, и отправился в ближайшую таверну. От огорчения у меня разыгрался неслыханный аппетит.
После обеда я решил, что настало самое время исполнить поручение Конана — навестить его светлость герцога Мораддина. Впрочем, нет. Сейчас время позднее, да и не следует тревожить главу Вертрауэна в столь тяжелый и горестный для Немедии день. Наверняка герцог ныне занят тем, что спускает всех своих ищеек по следу…
Что бы такого предпринять? Неожиданно я вспомнил о Башне Висельников и предостережении Райана из Танасула. Если мой славный предок посоветовал забраться на верхнюю площадку башни и осмотреть город, значит, так и поступим. А к Мораддину поедем завтра, когда тихая паника в Бельверусе слегка успокоится.
— Я благодарен тебе, граф, за столь искреннюю и подробную повесть, — посмеивался герцог Мораддин.
Молодая госпожа тоже тихонько пофыркивала, прикрывая рот кулачком, в котором был зажат кружевной платочек. История о драконе Геллире, графине Вальехо, капитане Конане, шемитских пиратах и зингарских контрабандистах произвела на обоих неизгладимое впечатление. Впрочем, как в свое время, и на меня самого.
Затем я кратенько описал свои приключения в составе команды «Крылатого змея», водительствуемого Сигурдом, поступление на службу в Латерану и, наконец, поведал о приказе короля отправляться в Немедию, бдеть, следить, способствовать и лелеять душевное согласие.
Во время той части рассказа, что посвящалась моему близкому знакомству с Хостином Клеосом и Королевским Кабинетом, герцог Мораддин хохотал в голос и, точно также, как месьор Хостин, назвал меня олухом — естественно, так глупо попасться!
— Бесценный граф, — изнемогал от смеха Мораддин, — ты просто еще чересчур молод, значит, чересчур идеалистичен! С первого же дня пребывания в Немедии ты должен был уяснить, что игра, затеянная Конаном и таким прожженным интриганом, как барон Гленнор, не может быть простой и безобидной! Да, они намеренно тебя подставили, отправив к «почетному шпиону», месьору Реймену, не известив о существовании Королевского Кабинета, соперничающего с Вертрауэном, не рассказав о расстановке сил при дворе нашего короля… Я уже не говорю о маскараде с незаконным сыном герцога Зимбора — ты разве никогда не слышал об устойчивом понятии, появившемся в Кофе и прижившемся у нас: «Дети герцога Зимбора»? Это ведь расхожая поговорка! Старый дурак за свою бурную жизнь не только наплодил два с лишним десятка законных детишек, а с ними — не менее полусотни бастардов, но и… — герцог буквально зарыдал, вытирая изъятым у дочери платочком глаза, — но и начал за деньги продавать титул кому ни попадя. В Кофе очень странные законы и геральдические уложения, позволяющие впавшим в возрастное слабоумие старикашкам развлекаться подобным поразительным образом.
— Папа, к чему так вызывающе смеяться над нашим гостем? — заступилась за меня баронесса Дана, поглядывая на мои багровые щеки и уши. — Я бы наоборот, посочувствовала месьору Монброну.
— Пойми, — вещал слегка успокоившийся Мораддин, — барон Гленнор и его киммерийско-аквилонское величество сделали все, чтобы на тебя обратили внимание Вертрауэн, Королевский Кабинет и все прочие… интересующиеся.
— Но зачем? — поразился я. — Отлично, я переживу, что меня сделали посмешищем, но я очень хочу узнать, ради чего?
— Ради многозначительности, — серьезно ответил герцог. — Те, кто поглупее, решат, что очередной бастард Зимбор есть примитивный курьер между Гарантией и Бельверусом. Те, кто поумнее, как, например, Хостин, перемудрят, запутаются в собственных подозрениях и решат, что ты невероятно важная птица. Хотя ты ни то и ни другое. Ты личный конфидент короля, это так. Но поскольку Конан не дал определенного приказа, ты по сравнению со всеми другими конфидентами значительно выигрываешь. Ты плывешь по течению, смотришь, запоминаешь, вмешиваешься, только когда твое вмешательство насущно требуется… Одинокий волк, бродящий сам по себе в незнакомом лесу.
— Как же теперь прикажете поступать? — я окончательно скис. Ничего себе, одинокий волк. Скорее, жаба, сидящая на листочке кувшинки, плывущем вниз по реке. Таращу глазки и мух ловлю. — Ваша светлость, я понимаю, что у каждого человека должна быть своя голова на плечах, но все-таки я хотел бы попросить совета.
— Умоляю, не надо спрашивать о том, что тебе делать дальше, — Мораддин воздел глаза к потолку. — Это главный вопрос всех начинающих. На него никогда нет подходящего ответа. Совет? Что ж, используя пятнадцатилетний опыт службы в Вертрауэне, а до него весьма поучительные годы, проведенные в личной гвардии Илдиза Туранского, предложу следующее: нынешним же вечером ты приезжаешь к своему меняле, сбрасываешь эту дурацкую одежду с еще более дурацким гербом, и заказываешь месьору Венсу гербовые колет и плащ с эмблемами рода Монбронов Танасульских. Дворянскую грамоту, если своя осталась в Тарантии, он тебе выправит самую настоящую. В крайнем случае посол Аквилонии, с которым Венс тесно связан общими трудами и интересами, подтвердит перед любым представителем власти, что ты действительно являешься подданным его величества Конана Канах и наследным графом Монброном… Кстати, в каком колене?
— Больной король, беседа с главой Королевского Кабинета… — послушно начал перечислять я.
Мораддин немедленно перебил.
— Ты умудрился познакомиться с месьором Хостином Клеосом? — изумился герцог. — Странно, что ты до сих пор жив. Обычно кролики, изловленные Королевским Кабинетом, немедленно свежуются, а их шкурки украшают коллекцию Хостина.
— Значит, живой граф Монброн для господина Клеоса куда полезнее мертвого, — едко заметила Долиана, отложив в сторону депешу из Тарантии, и бесцеремонно оглядела меня, сообщив: — Никогда в жизни еще не видела настоящего шпиона. Тем более аквилонского.
— Никогда? — фыркнул Мораддин, взглянув на дочь. — Полон дом разнообразных лазутчиков и ищеек! Правда, они свои, немедийцы. Ладно. Шутки в сторону. Ну, дорогое дитя мое, что ты можешь сказать о прочитанном?
Не понимаю, отчего глава Вертрауэна столь неосторожно советуется в важнейших государственных делах с несовершеннолетней девчонкой!
Хотя Долиана меньше всего похожа на великосветскую дурочку, способную рассуждать исключительно о нарядах, драгоценностях или охоте на лис.
Наверное, ее матушка, приснопамятная герцогиня Ринга Эрде, о похождениях которой мне довелось слышать немало поразительного, в молодые годы была примерно такой же.
— Чересчур сухо изложено, — пожала узкими плечами юная баронесса. — Король Конан сообщает, что, по донесениям Латераны, за последние полтора года в Аквилонии вспыхнуло повальное увлечение розыском древностей. Роются в старых крепостях и храмах, на развалинах городов, на местах знаменитых сражений. Найденные любопытные вещицы оседают либо в Тарантийской Галерее Короля и в Обители Мудрости, либо у собирателей старинных артефактов… Не замечаю ничего особенного в увлечении подобным собирательством. Обычная мода, которая наступает и проходит, сменяясь очередной новой забавой.
— Значит, мода? — герцог прошелся по комнате, заложив руки за спину. — Однако в древних храмах порой можно откопать поразительные вещицы. И очень опасные. Достаточно припомнить историю бронзовых кошек из Гальхайма.
— А что там случилось? — против воли заинтересовался я.
— Пять лет назад неподалеку от замка Гальхайм кметы нашли несколько бронзовых изваяний в виде сидящих пантер, — вместо отца ответила Долиана, смотревшая куда-то перед собой, словно зачитывая сведения из невидимой книги. — Гальхайм — это в полуденной Аквилонии, неподалеку от границы с Офиром. Статуи выкопали и доставили в замок сеньора. Кошечки мирно простояли две луны в парадной зале господина барона, а на третью взяли да ожили, перерезав все семейство Гальхайм и слуг. После чего исчезли. Куда — осталось неизвестным. Как повествуют некоторые трактаты по магии, кхарийцы умели оживлять скульптуры животных, используя магические изваяния в качестве стражников или охранителей сокровищ.
— Вот-вот, — подтвердил Мораддин. — Надеюсь, аквилонские охотники за древностями не выкопают кхарийскую скульптуру дракона и не додумаются преподнести ее Конану ко дню рождения. Тогда, боюсь, варварская династия пресечется, едва начавшись. Меня насторожило другое. Сообщение о том, что всем нам хорошо знакомый принц Тараск приезжал в Аквилонию и весьма активно способствовал изысканиями в заброшенных святилищах. Никогда бы не подумал, что принц интересуется старинными вещицами. Какие выводы?
— Любой дворянин имеет право на причуды, — отпарировала Долиана. — Не вижу причин, отчего бы нашему красавчику не поразвлечься игрой в искателя сокровищ. Из Аквилонии он уехал довольно быстро… Либо нашел, что искал, либо убедился, что поиски бессмысленны. Кстати, Конан и барон Гленнор пишут, что люди Тараска копали на полуночи страны, возле рубежей Киммерии. Раскопками командовал некий Ораст из Сарваша. Знакомое имя, Цинтия его упоминала. Папа?
— Ораст… Довольно темная личность, отирающаяся при его высочестве Тараске. Кофиец, выдает себя за колдуна, хотя, насколько я знаю, дальше простеньких магических фокусов не продвинулся, — вспомнил Мораддин. — Конечно, у него есть определенные знания, но Ораст слишком молод для того, чтобы быть знающим себе цену волшебником. Я как-то спросил Арраса, что тот думает об Орасте. Месьор придворный маг бросил одно-единственное слово: «Недоучка».
— Для Арраса все недоучки, — пренебрежительно отмахнулась дочь герцога. — Через несколько лет он возгордится настолько, что объявит недоучкой и Тот-Амона, не к ночи будь помянут. Интересно, начнет ли эта парочка волшебников выяснять отношения, пытаясь установить, кто могущественней?
Мораддин еще раз просмотрел депешу, протер глаза левой рукой и уставился на нас.
— Раскопки в древних городах, повышение цен на офирское золото, расторжение договора с Кофом… Это все, чем способны порадовать меня Конан вкупе с высокомудрым бароном Гленнором?
— В твоем письме, — осторожно начал я, — поминались некие «странности». Все странности, происходящие в Аквилонии, перечислены.
— Теперь «странностью» полагается мода на древние украшения… — удрученно вздохнул Мораддин. — Какое отношение могут иметь аквилонские гробокопатели к недавним происшествиям в Немедии? Разве что Тараск… Дана верно выразилась — принц волен развлекаться, как ему угодно. Маэль, мы, однако, не договорили. Что еще любопытного ты повстречал в Бельверусе, помимо пухлой физиономии месьора Хостина?
— Красное зарево, — не раздумывая, тут же ответил я.
Хрустальный бокал, стоявший на краю стола, полетел на пол и со звоном разбился. Молодая госпожа так резко подалась вперед, что широким рукавом платья смахнула сосуд.
— Повтори! — нетерпеливо приказала Долиана. — Что ты сказал?
— Красное зарево, красное сияние, красное… демон знает что! — отбарабанил я раздраженно. — Понимаете ли, у меня есть родственник. Так сказать, предок. Маг. Причем маг настоящий, не недоучка. Еще бы, совершенствовать искусство четыре сотни лет!
— Что за бред он несет? — осведомилась Долиана у отца, посмотрев на меня со смесью сострадания и презрения. — Месьор Монброн, меня не интересуют твои родственники! Ты упомянул красное сияние. Мне нужны подробности!
— Родственник о сиянии и рассказал, — терпеливо объяснил я. — Вчера утром, еще до убийства канцлера. Разыскал меня в городе и посоветовал обязательно забраться ночью на Башню Висельников. Мол, увижу что-то интересное.
— Ты, конечно, внял совету родича? — чуть иронически спросил Мораддин.
— Вчера вечером, после заката. Едва ноги не переломал, но залез. Зрелище до крайности захватывающе. В городе много огней, светятся окна, факелы… Однако с вершины башни заметна невидимая снизу дымка. Будто бы очень тонкое облако, куполом накрывающее Бельверус. Иногда облако вспыхивает красным, словно молнии бьют.
— Над какой-то определенной частью города? — быстро уточнила Долиана.
— Нет, повсюду. Я еще плохо знаком со столицей и не смог бы определить кварталы, но вспышки внутри облака случались как над окраинами города, так и над центром.
— А где чаще? — почти хором спросили отец и дочь.
— Трудно сказать… Они везде. А вдобавок там что-то летало.
— В каком смысле — «летало»? — удивился герцог. — Стая птиц?
— Не птицы, не драконы, не грифоны, не воздушные змеи, — я подумал, пытаясь описать увиденное словами, но не нашел подходящих выражений. — Нечто бесформенное и огромное. У него, однако, есть крылья. Странная тень кружила над Бельверусом не менее полуколокола, затем исчезла. Признаюсь, я редко видел вещи более страшные и более непонятные. Мой родственник-маг упомянул, будто в столице появилось чужое колдовство…
— Побеседовать бы с этим твоим родственником-долгожителем, — задумчиво произнес Мораддин. — Где, ты говоришь, он обитает?
— Представления не имею, — отрекся я. — Он всегда появляется и исчезает неожиданно. Впрочем, его можно найти по особой примете. Вместе с Райаном — так его зовут — всегда ходит большая рыжая собака кофийской бойцовой породы. Псина не отстает от него буквально ни на шаг. Правда, я не уверен, что это именно собака…
— А кто же? — усмехнулась Долиана.
— Демон в собачьем обличье, — предположил я. — Этой собаке, как и самому Райану, наверное, лет четыреста.
— Так, — Мораддин легонько хлопнул ладонью по столу. — Сейчас, месьор Монброн, ты нальешь себе вина и расскажешь все с самого начала. Я, признаться, запутался. Родственник-маг, четырехсотлетняя собака, красное зарево… Не морочьте мне голову, молодые люди. Дана, между прочим, после занимательной повести нашего гостя тебе придется объяснить, откуда ты знаешь об этом пресловутом зареве. Почему я все узнаю последним?
— Я могу и сразу сказать, — баронесса как-то странно заерзала, отводя взгляд. — От мамы. Я с ней недавно разговаривала.
— Час от часу легче, — Мораддин буквально схватился за голову. — Не дом, а приют для умалишенных!
— В какой-то мере, — легко согласилась дочь. — Однако матушке было заранее известно о красном сиянии. Она называла его «любящим власть» и утверждала, будто оно представляет опасность, если я ее правильно поняла. Кстати, можно еще один вопрос? Никто не знает, что такое «Лан-Гэллом»?
— Нет, — честно ответил я.
Мораддин вытаращился на чересчур любознательную для своего возраста девушку, почесал в бороде и медленно проговорил:
— Какая ты у меня образованная, оказывается. Мы с Рингой не зря тратили деньги на храмовые школы для тебя. Лан-Гэллом — слово из языка альбов. Очень древнего языка. Сейчас он уже нигде не употребляется, но несколько выражений сохранилось в языке гномов и почему-то нордхеймцев. Наречие альбов — это язык нечеловеческой магии. Сомневаюсь, что даже самые известные волшебники нашего мира им владеют. «Лан-Гэллом» переводится как «Долина Звездного Тумана».
— Папа! — возмущенно ахнула молодая баронесса. — Значит, самые известные волшебники языком альбов не владеют, а ты запросто переводишь никому не понятное название?
— Тебе следует внимательнее читать книги по истории, — наставительно порекомендовал Мораддин. — Несколько тысяч лет назад так называлась крепость Роты-Всадника, темного бога, ныне уничтоженная. На месте крепости ныне плещется, океан.
Я переводил взгляд с отца на дочь, ничего не понимая в их разговоре.
Хорош же глава тайной службы королевства! Его мир рушится, а он рассуждает с возлюбленной наследницей об исчезнувших наречиях и древних богах! Надо спасать самого себя и страну, медленно погружающуюся в темную бездну, а не болтать о вещах малозначащих!
Конечно же, эти мысли я не озвучил. Если герцог считает нужным беседовать со своим ребенком о всякой ерунде, так тому и быть. Вдруг это тоже важно?
— Я отлично знаю, кто такой Всадник Мрака! — резко возразила Долиана. — Но откуда ты узнал о Лан-Гэлломе?
— Твоя матушка как-то рассказывала.
Долиана откинулась на спинку кресла и призадумалась, вертя на пальце тонкое золотое кольцо.
— Мать сказала, что в случае беды мне и брату следует перебраться в Лан-Гэллом, — наконец изрекла она. — Как можно отправиться в несуществующее место? А если бы оно существовало, что нам делать в крепости древнего бога Тьмы?
— Госпожа Ринга болеет, — непреклонно заявил Мораддин и покосился на меня. Я немедленно прикинулся глухим. — Вовсе не обязательно прислушиваться ко всему, что она говорит в горячке… Никуда ты не поедешь, тем более ни в какой Лан-Гэллом. Мы, однако, забыли о нашем госте. Поступим так. Маэль, где ты живешь?
Я вздохнул и ответил:
— У менялы Реймена Венса на улице Гвоздик.
— Ай-ай, как неосторожно, — покачал головой герцог. — С равным успехом можно было бы…
— Да, знаю, повесить на себя табличку «Я аквилонский конфидент», месьор Хостин уже сообщил мне об этом.
— Если барон Гленнор посчитал, что тебе следует жить на виду у всех тайных служб Немедии, в доме человека, который прекрасно известен нам в качестве личного представителя господина барона в Бельверусе, значит, он сделал это не зря, — Мораддин повторил мысль месьора Хостина. — Итак, граф, я готов выслушать твою занимательную повесть о собаках, родственниках, птицах, которые не птицы, и всем прочем, что ты посчитаешь мне сообщить как личный посланник короля Аквилонии. Теперь у меня достаточно времени для того, чтобы наслаждаться семейными легендами.
Я подумал и решил, что вначале герцогу следует поведать об истории моего знакомства с Конаном десять лет назад, ибо именно из нее проистекают все последующие неприятности.
Скандал на всю страну! Невероятное стало явью, а я — свидетелем невероятного. Если я когда-либо начну писать мемуары, то, безусловно, весьма важное место на их страницах займет повествование о том, как Маэль Монброн, он же Влад Зимбор, лицезрел великого канцлера Немедии, валяющегося с выпущенными кишками в луже крови на камнях мостовой.
Я ничего не преувеличил, хотя находился довольно далеко от места событий. Проезжая по Драконьей улице, я вдруг с удивлением отметил, что здесь царит непорядок. Какой-то груженный бревнами фургон перекрыл дорогу, не пропуская всадников и прохожих. Сразу за фургоном стояла роскошная темно-бордовая повозка, запряженная четверкой лошадей. Возле нее суетились и кричали люди, часть из которых была в форме гвардейцев «Тигриной сотни» — черно-оранжевые плащи, отороченные мехом хищных кошек колеты, начищенные шлемы… Попросту говоря, на улице царила паника.
Вначале я решил, что натолкнулся на обычные уличные беспорядки, но слух тотчас различил донельзя знакомый звук — легкие щелчки арбалетных тетив.
Я машинально оглянулся и вдруг заметил несколько теней на крышах противоположных домов. Именно там устроились арбалетчики, деловито и сноровисто отстреливавшие мечущихся гвардейцев. Кого-то вытаскивали из повозки, человек кричал и отбивался, а я, поняв, что отсюда лучше немедленно ретироваться или все закончится тем, что я схвачу стрелу как лишний свидетель, заставил лошадь попятиться, затем спрыгнул из седла на землю и оттащил упрямую кобылу Бебиту за угол.
Разумеется, я угодил в компанию предусмотрительно спрятавшихся зевак, с интересом наблюдавших за непонятным маленьким сражением, развернувшимся посреди улицы.
— Повозка великого канцлера! — с восторженным ужасом провозгласила полная горожанка, стоявшая справа. По облику — небогатая торговка, зеленщица или пекарша. — Страсти-то какие!
— Что? — я аж рот раскрыл. — Чья повозка?
— Их милости месьора Тимона! Вон же его дом! Карау-ул!
Откуда-то бежала городская стража, прогрохотали копыта конного гвардейского патруля…
Немедленно собравшаяся толпа вопила, усиливая неразбериху, а я просто стоял и смотрел. Дело кончилось изумительно быстро — видать, на канцлера натравили опытных гиен.
Видно было плохо, но я все-таки увидел, как толстяка выволокли из дверей кареты и весьма сноровисто прикончили. По-моему, Тимон даже пикнуть не успел.
Ворота дома канцлера внезапно распахнулись, оттуда с гиканьем вылетела зазевавшаяся охрана. Последовала краткая свалка, несколько ударов железа о железо, гвалт усилился, а по толпе уже понеслась весть: «Убили, убили, убили, убили!.. Канцлера убили!»
— Ищейки Вертрауэна! — несносно взвыл кто-то прямо у меня над ухом. Сообразив в чем дело, я схватился за рукоять сабли. Этот человек только что явился совершенно с другого конца улицы и не мог видеть происходящего, И рожа что-то уж больно продувная. Зачем он кричит о том, что тайная служба Его величества убила канцлера? Неблагообразный месьор продолжал надрываться: — Мораддиновы оборотни! Шакалы недомерка прикончили канцлера! Они нас так всех перебьют!
Заметив мой яростный взгляд, человек вдруг смешался и ловко нырнул в толпу прежде, чем я успел сцапать его за ворот. Однако свое дело он сделал — весть понеслась из уст в уста.
— Все дворяне, носящие герб и меч, ко мне! — это надрывался бледный гвардейский капитан, подбежавший со стороны кареты Тимона. — Именем короля!
Отозвался я и еще несколько человек. Нам приказали перекрыть улицу, не пропуская к повозке никого, кроме королевских гвардейцев и высших чинов стражи,
Я косился на убитых, лошадь всхрапывала, чуя кровь, капитан пытался навести хоть какой-нибудь порядок, отсылал людей во дворец и в общем-то больше суетился, чем приносил пользы.
Вскоре примчались два всадника, показали оцеплению свои бляхи с эмблемой Вертрауэна, осмотрели мертвецов, быстро опросили гвардейцев, видевших покушение и столь же мгновенно исчезли. Спустя колокол или полтора подъехала еще одна группа (к этому времени тело великого канцлера догадались прикрыть плащом).
Меня внезапно окликнули:
— А-а, месьор Зимбор! Везет кофийскому гостю на приключения, ничего не скажу!
Я слегка похолодел. В седле такого же низенького и крепкого, как и всадник, мерина восседал Хостин Клеос.
Даже сейчас с его округлого лица не сползало обманчиво благодушное выражение. Он остановил конька возле меня, оценивающе оглядел с головы до ног и бесстрастно бросил:
— Никуда не уезжайте. После переговорим.
Королевский Кабинет действовал быстро и сноровисто. Хостин осмотрел место покушения, приказал перенести мертвые тела в дом, а затем по его приказу оцепление сняли.
— Что ты здесь делал? — напрямик спросил почтеннейший месьор Клеос, когда стража привела меня в небольшую караулку за воротами дома канцлера. — Участвовать в нападении ты не мог, это ясно, иначе бы тебя запомнили… Знал заранее? Решил полюбоваться собственными глазами?
— Честное слово, произошла случайность! — начал оправдываться я, но понял, что смотрюсь жалко. Пускай думает все, что угодно! — Просто ездил по городу, а тут… Такое…
— Такое, — вздохнул начальник королевской тайной службы. — Скандал, каких не случалось со времен покушения на короля Гизельхера Второго! Беднягу зарезали прямиком на троне, слыхал эту историю? Что видел? Рассказывай во всех подробностях!
Я честно рассказал. Про фургон с бревнами (под шумок укатившийся неведомо куда), про загадочных арбалетчиков на крышах, про нескольких людей с мечами, прикончивших старика Тимона и его секретаря. Одним словом, описал виденное всеми и каждым зевакой на улице.
— Дело было очень четко и добротно спланировано, — заключил я, желая поразить Хостина своими непритязательными логическими выводами. — Злодеи появились мгновенно, будто по мановению волшебства, и столь же быстро скрылись, если не считать непосредственных убийц канцлера. Их ведь зарубила стража?
— Болваны! — рявкнул Хостин. — У телохранителей Тимона дерьмо вместо мозгов! Да я не уверен, что и оно плещется в этих тупых головах! На что мне двое мертвых заговорщиков? Прикажете теперь бежать к заезжему некроманту, выкладывать ему огромные деньги за оживление трупов и допрашивать покойников? Ничего-ничего, головы полетят, будь уверен! Пускай король стар и болен, одно я знаю точно: такого оскорбления, нанесенного трону и государству, Нимед не простит!
— Нимед-старший или младший? — дотошно уточнил я.
— Неважно! — рявкнул Хостин. — Пока королем является Нимед-отец, и никто не станет этого отрицать. Скажи мне, аквилонец, кому, на твой взгляд, потребовалась жизнь великого канцлера?
— Тимон мог стоять поперек дороги… э-э… молодому поколению, — прикинул я. — Кому-то требуется кресло канцлера и, как следствие, влияние на монарха?
— He исключено, — буркнул глава Королевского Кабинета. — Еще мысли?
— Тимон слишком много знал…
— На то он и канцлер, чтобы слишком много знать. Я в подобном случае устранял бы не Тимона, а герцога Мораддина. Вот уж кто действительно слишком много знает.
Хостин вопросительно-пристально посмотрел на меня.
Пришлось продолжать.
— Стал чересчур опасен, — я выразился не совсем внятно, мысль нуждалась в развитии: — Хостин, ответь, не подготавливал ли канцлер чью-либо отставку? Кого-нибудь из очень высокопоставленных слуг короля?
— Нет, — отрекся месьор Клеос. — Назначение на важные посты — суть прерогатива Его величества. И, если признаться честно, моя. Канцлер лишь управляет. Хотя согласен, мнение короля всегда может измениться.
— И, наконец… — я сделал страшное лицо и прошептал: — У месьора Тимона могли быть личные враги. Я слышал, будто на прошлой седмице кто-то зарезал внука светлейшего канцлера. А вдруг ему мстят за какие-нибудь неизвестные мне и вам старинные проделки? В молодости и даже в зрелости каждый совершает тяжелые ошибки. Обесчещенная девица, смерть ребенка… Понимаешь, о чем я?
— Соображение любопытное, — согласился Хостин. — Ладно, господин Монброн. Иди.
— Куда? — не понял я.
— Куда глаза глядят. По своим неотложным надобностям. И не забудь про знак в виде желтого фонаря.
Меня беспрепятственно выпустили, я нашел Бебиту, которая беззастенчиво паслась на клумбах под окнами дворца покойного Тимона, и отправился в ближайшую таверну. От огорчения у меня разыгрался неслыханный аппетит.
После обеда я решил, что настало самое время исполнить поручение Конана — навестить его светлость герцога Мораддина. Впрочем, нет. Сейчас время позднее, да и не следует тревожить главу Вертрауэна в столь тяжелый и горестный для Немедии день. Наверняка герцог ныне занят тем, что спускает всех своих ищеек по следу…
Что бы такого предпринять? Неожиданно я вспомнил о Башне Висельников и предостережении Райана из Танасула. Если мой славный предок посоветовал забраться на верхнюю площадку башни и осмотреть город, значит, так и поступим. А к Мораддину поедем завтра, когда тихая паника в Бельверусе слегка успокоится.
— Я благодарен тебе, граф, за столь искреннюю и подробную повесть, — посмеивался герцог Мораддин.
Молодая госпожа тоже тихонько пофыркивала, прикрывая рот кулачком, в котором был зажат кружевной платочек. История о драконе Геллире, графине Вальехо, капитане Конане, шемитских пиратах и зингарских контрабандистах произвела на обоих неизгладимое впечатление. Впрочем, как в свое время, и на меня самого.
Затем я кратенько описал свои приключения в составе команды «Крылатого змея», водительствуемого Сигурдом, поступление на службу в Латерану и, наконец, поведал о приказе короля отправляться в Немедию, бдеть, следить, способствовать и лелеять душевное согласие.
Во время той части рассказа, что посвящалась моему близкому знакомству с Хостином Клеосом и Королевским Кабинетом, герцог Мораддин хохотал в голос и, точно также, как месьор Хостин, назвал меня олухом — естественно, так глупо попасться!
— Бесценный граф, — изнемогал от смеха Мораддин, — ты просто еще чересчур молод, значит, чересчур идеалистичен! С первого же дня пребывания в Немедии ты должен был уяснить, что игра, затеянная Конаном и таким прожженным интриганом, как барон Гленнор, не может быть простой и безобидной! Да, они намеренно тебя подставили, отправив к «почетному шпиону», месьору Реймену, не известив о существовании Королевского Кабинета, соперничающего с Вертрауэном, не рассказав о расстановке сил при дворе нашего короля… Я уже не говорю о маскараде с незаконным сыном герцога Зимбора — ты разве никогда не слышал об устойчивом понятии, появившемся в Кофе и прижившемся у нас: «Дети герцога Зимбора»? Это ведь расхожая поговорка! Старый дурак за свою бурную жизнь не только наплодил два с лишним десятка законных детишек, а с ними — не менее полусотни бастардов, но и… — герцог буквально зарыдал, вытирая изъятым у дочери платочком глаза, — но и начал за деньги продавать титул кому ни попадя. В Кофе очень странные законы и геральдические уложения, позволяющие впавшим в возрастное слабоумие старикашкам развлекаться подобным поразительным образом.
— Папа, к чему так вызывающе смеяться над нашим гостем? — заступилась за меня баронесса Дана, поглядывая на мои багровые щеки и уши. — Я бы наоборот, посочувствовала месьору Монброну.
— Пойми, — вещал слегка успокоившийся Мораддин, — барон Гленнор и его киммерийско-аквилонское величество сделали все, чтобы на тебя обратили внимание Вертрауэн, Королевский Кабинет и все прочие… интересующиеся.
— Но зачем? — поразился я. — Отлично, я переживу, что меня сделали посмешищем, но я очень хочу узнать, ради чего?
— Ради многозначительности, — серьезно ответил герцог. — Те, кто поглупее, решат, что очередной бастард Зимбор есть примитивный курьер между Гарантией и Бельверусом. Те, кто поумнее, как, например, Хостин, перемудрят, запутаются в собственных подозрениях и решат, что ты невероятно важная птица. Хотя ты ни то и ни другое. Ты личный конфидент короля, это так. Но поскольку Конан не дал определенного приказа, ты по сравнению со всеми другими конфидентами значительно выигрываешь. Ты плывешь по течению, смотришь, запоминаешь, вмешиваешься, только когда твое вмешательство насущно требуется… Одинокий волк, бродящий сам по себе в незнакомом лесу.
— Как же теперь прикажете поступать? — я окончательно скис. Ничего себе, одинокий волк. Скорее, жаба, сидящая на листочке кувшинки, плывущем вниз по реке. Таращу глазки и мух ловлю. — Ваша светлость, я понимаю, что у каждого человека должна быть своя голова на плечах, но все-таки я хотел бы попросить совета.
— Умоляю, не надо спрашивать о том, что тебе делать дальше, — Мораддин воздел глаза к потолку. — Это главный вопрос всех начинающих. На него никогда нет подходящего ответа. Совет? Что ж, используя пятнадцатилетний опыт службы в Вертрауэне, а до него весьма поучительные годы, проведенные в личной гвардии Илдиза Туранского, предложу следующее: нынешним же вечером ты приезжаешь к своему меняле, сбрасываешь эту дурацкую одежду с еще более дурацким гербом, и заказываешь месьору Венсу гербовые колет и плащ с эмблемами рода Монбронов Танасульских. Дворянскую грамоту, если своя осталась в Тарантии, он тебе выправит самую настоящую. В крайнем случае посол Аквилонии, с которым Венс тесно связан общими трудами и интересами, подтвердит перед любым представителем власти, что ты действительно являешься подданным его величества Конана Канах и наследным графом Монброном… Кстати, в каком колене?