— Конечно. Но сначала необходимо выяснить, для чего предназначены все эти миленькие кнопочки. Так что давай пока сосредоточимся на этой проблеме. По ходу дела, возможно, нам удастся разрешить и некоторые философские вопросы.
   — Прежде чем начать, нам нужно прийти к какому-то соглашению.
   — Продолжай.
   — Я хочу, чтобы ты дал слово, что не предпримешь ничего предосудительного в отношении концепции А-П.
   — Я ничего не буду делать, не посоветовавшись с тобой. Что же касается Вселенной, которую мы собираемся восстановить, давай подождем, пока не узнаем чуть побольше, прежде чем связывать себя обязательствами, договорились?
   Она долго смотрела на меня, прежде чем ответить.
   — Хорошо.
   — Тогда можешь начать с того, что представляет собой вся эта техника.
   На протяжении следующего часа она быстро, схематично, но четко и наглядно излагала мне азы аналого-потенциальной теории. Это было мне внове, но я привык работать со сложными темпоральными приводами и потихоньку начал получать некоторое представление о том, для чего предназначалось оборудование.
   — У меня такое чувство, что твой Центр Некса в своей деятельности опирается на теорию гораздо сильнее, чем Центр, в котором работал я, — заключил я под конец. — К тому же он имеет очень эффективную аппаратуру.
   — Та аппаратура, с которой работала я, не была такой сложной, — призналась Меллия. — Я не знаю, что делать с большей частью этих приборов.
   — Но ты уверена, что в основе их лежит принцип А-П?
   — Ни капли не сомневаюсь в этом. Это не может быть ничем иным, конечно. Ничем из того, что могло бы основываться на детерминистической теории.
   — С последним замечанием я согласен. Это оборудование имело бы в моем Центре Некса ровно столько смысла, сколько паровой свисток на паруснике.
   — Значит, ты согласен, что мы должны продвигаться к А-П матрице?
   — Не торопись, девочка. Ты думаешь, что достаточно пожать в знак согласия руки — все тотчас же вернется на место, где находилось в прошлую среду в три часа дня. Мы ведь работаем вслепую. И не знаем, что случилось, где находимся, куда идем или как туда попасть. Давай разбираться по порядку, шаг за шагом. И хорошо бы начать с концепции А-П. У меня странное чувство, что ее теоретическая основа принадлежит ко второму поколению, что она возникла из своего рода умозрительной установки, порожденной, в свою очередь, серьезной темпоральной перегруппировкой.
   — Поясни, пожалуйста, — попросила она холодно.
   Я махнул рукой.
   — Твой Центр находится не в главном временном потоке. Он слишком сложен, слишком искусственен. Как звезда с большим содержанием тяжелых элементов. Она не может возникнуть из первичного пылевого облака. Она должна образоваться из частей звезд предыдущего поколения.
   — Весьма надуманная аналогия. Это все, на что ты способен?
   — За такой короткий срок — да. Или ты предпочитаешь, чтобы я помалкивал о тех мыслях, которые ставят под сомнение твою А-П вселенную как лучшую из возможных миров?
   — Так нечестно.
   — Да что вы говорите? А ведь я тоже кровно заинтересован в своем прошлом, мисс Гейл. И стремлюсь оказаться в царстве нереализованных возможностей не больше других.
   — Я… я не это имела в виду. Что заставляет тебя думать так? Ведь нет никаких оснований полагать…
   — У меня появилось забавное чувство, что в твоем мире для меня места нет. В твоем первоначальном прошлом я всего-навсего испоганил сладкую безмятежность Берега Динозавров. Но для меня-то станция бы работала по тому же адресу еще тысячу лет.
   Она открыла было рот, но я не дал ей заговорить.
   — Но все стало иначе. Я испортил свое задание — не спрашивай, как — и в результате выбросил станцию в далекое будущее или куда-то еще, где она исчезла.
   — Не вини себя. Ты выполнял инструкции, и не тебе отвечать, если в результате… если после того, как ты вернулся…
   — Да, если то, что я сделал, породило случайную цепь событий, приведших к тому, что ты не родилась. Но ты появилась на свет, Ла… Меллия. И я встретил тебя, когда выполнял задание в тысяча девятьсот тридцать шестом году. Так что в этой точке, по крайней мере, мы оказались на одной линии. Или…
   Я замолчал, но она поняла.
   — Или, возможно… события в Буффало представляли собой исторгнутую петлю, а не часть основного потока. И были нежизнеспособны.
   — Да нет, жизнеспособны, детка! Не сомневайся! — вырвались из моего горла слова, словно щебень из камнедробилки, разбивающей валуны в гравий.
   — Ну, конечно, — прошептала она. — Дело в Лайзе, не так ли? Она должна быть реальной. Любая альтернатива немыслима. И если это приведет к переустройству пространственно-временного континуума, исторгнет тысячу лет истории временного ствола, подорвет всю программу Чистки Времени и все, что она с собой несет… Ну что ж, это небольшая цена за существование твоей возлюбленной!
   — Я этого не говорил. Это твое суждение.
   Она посмотрела на меня, как инженер смотрит на холм, который стоит как раз там, где он собирается построить идеально ровный переход.
   — Пора приступать к делу.
   В голосе ее отсутствовали малейшие признаки эмоций.


22


   Остаток дня мы провели, методично обследуя станцию. Она была раза в четыре больше тех станций Берега Динозавров, на которых мы оказывались ранее. Восемьдесят процентов ее занимала установка, назначения которой мы не могли понять.
   Меллия составила общий план станции, определила основные компоненты системы, нашла преобразователь энергии и расшифровала некоторые криптограммы на блоках пульта. Я следовал за ней и вникал.
   — Все это как-то бессмысленно, — заявила она под конец.
   Наступили сумерки, большое красное солнце отбрасывало на пол длинные тени.
   — Я не могу себе представить функцию ввода интеллекта или интерпретирующую функцию, для выполнения которой понадобилось бы подобное энергообеспечение. Оно вне всяких разумных пропорций. А зачем все это незанятое ничем пространство? Что это за место?
   — Большая центральная станция, — ответила я.
   — Это еще что?
   — Ничего особенного. Просто забытое здание в забытом городе, который, возможно, никогда не существовал. Конечный пункт.
   — Возможно, ты прав, — сказала она задумчиво. — Если бы все это оборудование предназначалось для транспортировки грузов, а не для переброски персонала…
   — Грузов? Каких грузов?
   — Не знаю. Звучит маловероятно, не так ли? Ведь любая более или менее крупная интерлокальная переброска груза вела бы к ослаблению темпоральной структуры как в точке передачи, так и в точке приема…
   — А может, им уже было все равно. Может, они, как и я, просто устали? Давай закругляться, — зевнул я. — Кто знает, вдруг завтра нашим изумленным взорам откроется простота и разумность всего этого.
   — Что ты имел в виду, когда говорил, что им было все равно?
   — Кто, я? Ничего, девочка. Ровным счетом ничего.
   — Ты Лайзу когда-нибудь называл «девочкой»?
   Эту фразу она произнесла очень резко.
   — А причем здесь это?
   — При всем! Все, что ты говоришь и делаешь, все, о чем думаешь, окрашено твоей идиотской слепой страстью к этой… этой воображаемой возлюбленной! Неужели нельзя забыть о ней и сосредоточиться на том факте, что временной ствол Центра Некса находится в крайней опасности — если ему уже не нанесен непоправимый вред твоими безответственными действиями!
   — Нет, нельзя, — проговорил я сквозь зубы. — Есть еще вопросы?
   — Извини, — сказала она безжизненным голосом и, закрыв лицо руками, покачала головой. — Я не хотела. Просто я устала… Так ужасно устала… И боюсь…
   — Конечно, — сказал я. — Я тоже устал. Забудь об этом. Пошли поспим немного.
   Мы выбрали раздельные комнаты. Никто не побеспокоился пожелать другому спокойной ночи.


23


   Я встал рано; даже во сне тишина раздражала.
   В конце спального крыла находилась хорошо оснащенная кухня. Очевидно, даже А-П-теоретики любили свежие яйца и ломтики обсахаренной ветчины из ноль-временного ликера, где не происходило старение.
   Я заказал завтрак на двоих и отправился позвать Меллию, но передумал, услышав в большом зале шаги.
   Она стояла у кресла координатора, одетая в свободное платье, и глядела на экран. Она не слышала, как я подходил, потому что я был без обуви. Когда я был уже на расстоянии десяти футов, она резко повернулась и, судя по выражению ее лица, с ней чуть не случился сердечный приступ.
   Со мной тоже. Я увидел не красивое, пусть даже и недовольное лицо Меллии, а лицо старухи с седыми волосами, впалыми щеками и потускневшим взором, в котором, если и горела когда-то страсть, то было это очень давно. Она пошатнулась, и я едва успел схватить ее за тонкую, как палка, руку.
   Она удивительно быстро пришла в себя. Черточка за черточкой лицо ее снова стало прежним, а взгляд, учитывая обстоятельства, был странно спокойным.
   — Да, — проговорила старуха тонким, старым, но очень ровным голосом.
   — Вы пришли. Я, конечно, знала, что вы придете.
   — Приятно, когда тебя ждут, мэм, — пробормотал я, лишь бы не молчать.
   — И кто же сказал вам? О нас, я имею в виду. То есть, что мы придем?
   Она слегка нахмурилась.
   — Экраны предсказателя, конечно. — Глаза ее смотрели куда-то мимо меня. — Позвольте спросить, а где же остальная часть вашей группы?
   — Она… э… еще спит.
   — Спит? Как интересно.
   — Вон там, — кивнул я в сторону спален. — Она будет счастлива узнать, что мы здесь не одни. Вчера у нас был трудный день, и…
   — Извините, вы сказали — вчера? Вы когда прибыли?
   — Около двадцати четырех часов назад.
   — Но… почему же вы не поговорили со мной сразу? Я ведь ждала… я была готова… уже так долго…
   Голос ее чуть было не сорвался, но она быстро взяла себя в руки.
   — Извините, мэм, но мы не знали, что вы здесь. Мы осмотрели место, но…
   — Не знали?
   Она была поражена, просто шокирована.
   — Где же вы находились, мэм? Я думал, что мы осмотрели здесь все…
   — Я… моя комната во внешнем крыле, — проговорила она потерянным голосом. Из уголков ее глаз выкатились слезинки, она нетерпеливо смахнула их. — Я решила… я думала, что вы прибыли в ответ на мой сигнал. Хотя, конечно, это неважно. Вы здесь. Вы можете уделить мне несколько минут? У меня есть кое-какие вещи, дорогие мне как память… Но если вы торопитесь, то я, конечно, могу их оставить, — поспешно добавила она, следя за моим лицом.
   — Я не собираюсь торопить вас, мэм, — сказал я. — Но мне кажется, что произошло какое-то недоразумение…
   — Но вы заберете меня? — Тощая рука вцепилась в мой локоть; в голосе послышалась паника. — Пожалуйста, возьмите меня с собой, умоляю вас, не оставляйте меня здесь!
   — Я обещаю, — произнес я и накрыл своей ладонью ее руку, холодную и тонкую, как ножка индюшки. — Но мне кажется, что вы делаете какие-то ошибочные выводы. Я, может быть, тоже. Вы принадлежите к персоналу станции?
   — Да нет, — затрясла она головой, как ребенок, которого поймали, когда он залез в коробку с печеньем. — Это не моя станция. Вовсе не моя. Видите ли, я просто спряталась здесь после катастрофы.
   — А где станционный персонал, мэм?
   Она посмотрела на меня так, словно я сказал что-то забавное.
   — Его нет. Ни души. В своих докладах я сообщала об этом. Станция была покинутой. Я одна здесь, все это время одна. Никого больше…
   — Конечно, я понимаю. Довольно одиноко. Но теперь все в порядке. Вы больше не будете одиноки.
   — Да, вы здесь. Я знала, что так будет — когда-нибудь. Приборы никогда не лгут. Вот о чем я себе всегда говорила. Я только не знала, когда именно это случится.
   — О том, что мы прибудем, вам сообщили приборы?
   — Да.
   Она опустилась в ближайшее кресло, высохшие пальцы замелькали над клавишами. Дисплей засветился, на нем замелькали цвета и, наконец, сложились в четкий зеленовато-белый прямоугольник, на правой границе которого плясала и мерцала черная извивавшаяся вертикальная линия, напоминавшая царапину на кинопленке. Я уже почти открыл рот, чтобы выразить свое восхищение ее виртуозностью, когда она вдруг охнула и повалилась лицом на пульт.
   Я поднял ее с кресла, подхватил на руки. В ней, наверное, не было и девяноста фунтов.
   Меллия встретила меня в начале коридора, поднесла ладонь ко рту, но вспомнила, что она — оперативный агент, и надела на лицо маску бесстрастия.
   — Рэвел, кто это?
   — Не знаю. Она была здесь, когда я проснулся; думала, что я пришел ее спасать. Начала говорить о чем-то и потеряла сознание.
   Меллия шагнула назад, уступая мне дорогу. Она не отрывала от старухи глаз. Внезапно она напряглась, схватила меня за руку и, не мигая, всмотрелась в ее побледневшее лицо.
   — Мама!


24


   Через несколько долгих секунд веки пожилой леди задрожали и поднялись.
   — Мама! — вновь произнесла Меллия и схватила ее за руку.
   Пожилая леди растерянно улыбнулась.
   — Нет, нет, я не являюсь ничьей матерью, — сказала она. — Мне всегда хотелось… но…
   И она снова потеряла сознание.
   Я отнес ее в пустую комнату и положил на кровать. Меллия села рядом и принялась растирать ей руки, убедившись, что та дышит ровно.
   — Что все это значит? — спросил я.
   — Извини. Конечно, она не моя мать. Это просто глупость с моей стороны. Мне кажется, все пожилые женщины выглядят одинаково…
   — Твоя мать такая старая?
   — Нет, конечно же. Это чисто внешнее сходство. — Она виновато улыбнулась. — Думаю, психологи сумели бы найти этому тысячу всяких причин.
   — Она сказала, что ждала нас, — продолжил я. — Сказала, что это предсказали приборы.
   Меллия удивленно взглянула на меня.
   — Но таких приборов нет.
   — Может, она просто не соображает, что говорит. Долгое одиночество…
   Пожилая леди вздохнула и открыла глаза. Если Лайза и напоминала ей кого-нибудь, она ничего не сказала. Меллия пробормотала ей что-то ободряющее. Женщины улыбнулись друг другу. Любовь с первого взгляда.
   — Ну вот. Сделала из себя посмешище, — произнесла старая леди. — Взять и упасть в обморок…
   На лице ее появилось выражение озабоченности.
   — Не говорите глупостей, — возразила Меллия. — Все совершенно понятно…
   — Как вы себя чувствуете? Вы можете говорить? — спросил я, делая вид, что не заметил недовольного взгляда Меллии.
   — Конечно.
   Я присел к ней на кровать.
   — Где мы находимся? — спросил я насколько можно мягче. — Что это за место?
   — Темпостанция «Берег Динозавров», — ответила старушка.
   Похоже, мой вопрос не особенно ее удивил.
   — Может, мне следовало бы спросить, в каком времени мы находимся?
   — Станционное время — тысяча двести тридцать второй год.
   Теперь она выглядела озадаченной.
   — Но… — сказала Меллия.
   — Из чего следует, что мы не совершили никакого скачка во времени, — произнес я насколько можно более убедительно, если вообще такие слова можно было считать убедительными.
   — Значит, мы каким-то образом попали во вторичную линию!
   — Не обязательно. Кто может сказать, что первично, а что вторично, после всего, через что мы прошли?
   — Извините, — вмешалась старая леди. — У меня складывается впечатление… судя по тому, что вы говорите… дела обстоят вовсе не так хорошо, как можно было бы надеяться?
   Меллия посмотрела на меня с тревогой. Я перевел взгляд на старую леди.
   — Все в порядке, — сказала та. — Вы можете говорить со мной абсолютно спокойно. Я поняла, что вы темпоральные агенты.
   Значит мы коллеги. Позвольте представиться: оперативный агент Меллия Гейл к вашим услугам.


25


   Я посмотрел на Меллию — мою Меллию; ее лицо стало белым, как мел. Она, казалось, лишилась дара речи.
   — А вы кто, мои дорогие? — спросила старая леди почти весело, не видя лица Меллии. — У меня такое чувство, будто я знаю вас.
   — Я оперативный агент Рэвел, — быстро проговорил я. — А это агент Лайза Келли.
   Меллия обернулась ко мне, но сразу взяла себя в руки. Я наблюдал, как разглаживается ее лицо, — удивительное умение владеть собой.
   — Мы рады встретить… э-э… коллегу, агент Гейл, — сказала она голосом, начисто лишенным каких-либо интонаций.
   — О, да, когда-то я вела очень активный образ жизни, — сказала старая леди, улыбаясь. — Жизнь была восхитительной в те дни, перед… перед катастрофой. У нас были такие высокие устремления, такая благородная программа! Как мы работали и планировали! После каждого задания, бывало, собирались на совет у большого экрана, чтобы оценить эффект преобразований, поздравить или приободрить друг друга. Какие надежды питали нас в то время…
   — Несомненно, так все и было, — безжизненно прошептала Меллия.
   — Но после официального сообщения все, конечно, переменилось, — продолжила старшая мисс Гейл. — Нет-нет, не подумайте. Мы по-прежнему пытались что-то сделать, так и не смирившись до конца с поражением, так и не признав его, но уже знали… А потом началось вырождение. Хронодеградация. Сначала в мелочах. Стали терять вещи, появились провалы в памяти, противоречия… Мы чувствовали, как жизнь разваливается на куски. Многие сотрудники начали увольняться. Некоторые прыгнули туда, где, как им казалось, время было стабильным; другие пропали без вести в темпоральных искривлениях. Были и такие, что просто дезертировали. А я продолжала работать. Я всегда надеялась… почему-то… Но все это, наверное, совсем ни к чему, — резко оборвала она себя.
   — Нет, нет! Продолжайте, пожалуйста, — попросила молодая Меллия.
   — Да в общем больше и не о чем рассказывать. Пришел день, когда в Центре осталась лишь горстка сотрудников. И мы решили, что нечего и пытаться поддерживать дальше излучатели в рабочем состоянии. Больше года никто из оперативников не возвращался, оборудование хронодеградировало все сильнее и сильнее, и не было никакой возможности узнать, какие дополнительные повреждения мы можем нанести темпоральной ткани своим вышедшим из-под контроля приводом. Так что работа прекратилась вообще. После этого ситуация начала стремительно ухудшаться. Количество аномалий возросло. Условия стали… трудными. Мы совершали скачки и обнаруживали, что во всех временах дела обстоят еще хуже. Боюсь, что мы запаниковали. По крайней мере, я. Теперь можно это признать… Хотя в то время я уверяла себя, что лишь ищу конфигурацию, где можно было бы попытаться сосредоточить стабилизирующие силы… Но теперь я понимаю, что это были всего-навсего рассуждения… Я совершала один скачок за другим и, наконец, попала сюда. Мне показалось, что это настоящий рай, мирное и стабильное место. Здесь, конечно, было пусто, зато безопасно. Некоторое время я была почти счастлива… До тех пор, конечно, пока не обнаружила, что попала в ловушку, — слабо улыбнулась она, быстро взглянув на меня. — Я пыталась вырваться дважды. И каждый раз, пройдя через леденящие душу ужасы, вновь оказывалась здесь. И поняла, что попала в замкнутую петлю, застряла здесь до тех пор, пока кто-нибудь не придет на помощь. Я приготовилась ждать.
   Она посмотрела мне в глаза так, что у меня возникло чувство, словно я только что спихнул вниз по лестнице калеку.
   — Похоже, вы знакомы с аппаратурой? — спросила я, чтобы заполнить возникшую в разговоре паузу.
   — О, да. Ведь у меня было полно свободного времени, чтобы исследовать возможности оборудования. Точнее, его потенциальные возможности. В данных условиях, как вы понимаете, можно выполнять лишь функции, минимально воздействующие на окружающую среду — например, вызвать векторы предсказания будущего, которые и указали мне, что однажды помощь придет.
   Она снова улыбнулась, на этот раз так, будто я был Линди, переплывший только что ради нее океан.
   — Дисплей, который вы активировали, и есть тот самый предсказатель будущего? Я никогда не видел ничего подобного.
   — Дисплей? — озадаченно спросила она. Потом глубоко вздохнула и резко поднялась. — Я должна проверить.
   — Нет, вам надо отдохнуть! — запротестовала Меллия.
   — Помогите мне, моя дорогая. Я должна получить подтверждение показаний!
   Меллия начала было возражать, но я выразительно посмотрел на нее, и мы вместе помогли нашей пациентке подняться на ноги и повели ее по коридору.
   Освещенный экран не изменился. Яркий зеленый прямоугольник с размытым краем все так же дрожал и пульсировал в крайнем правом углу. Старая леди слабо вскрикнула и вцепилась в нас.
   — Что случилось? — спросила Меллия.
   — Носитель прогнозов основного ствола! — задрожала она. — Он исчез с экрана!
   — Возможно, надо настроить… — начал я.
   — Нет! Показания правильны, — решительно возразила старая леди голосом, в котором послышалось эхо былой властности. — Но это конечные показания!
   — Ну и что? — спросила Меллия успокаивающим тоном. — Это не так уж серьезно…
   — Это значит, что мы достигли конца темпорального сегмента и что время для нас скоро кончится.
   — Вы уверены в этом? — спросил я.
   — Абсолютно.
   — Сколько нам осталось?
   — Может — часы, может — минуты, — ответила старая Меллия. — Думаю, создатели оборудования просто не допускали, что подобное может произойти.
   — Взгляд ее был спокоен. — Если у вас есть возможность перепрыгнуть на любой вторичный ствол, то следует сделать это незамедлительно.
   Я покачал головой.
   — Мы использовали последний заряд, чтобы добраться сюда. У нас ничего не осталось.
   — Ну конечно. В бесконечности все линии сходятся в одну точку. Время истекает; и так должно быть со всем остальным.
   — А как насчет станционного оборудования? — спросила Меллия.
   Агент Гейл покачала головой.
   — Я пыталась, но это не дает желаемого результата. Вам придется претерпеть бессмысленные ужасы, но все это будет напрасно.
   — И все же…
   — Она права, — сказал я. — Там нас не ждет ничего хорошего. Нужен другой выход. Все это оборудование… Есть ли здесь хоть что-то, что можно использовать, пусть даже переделав, чтобы освободиться из этого тупика?
   — Может быть, если вы имеете специальное техническое образование, — задумчиво ответила старая леди. — Это не входит в мою компетенцию.
   — Мы можем зарядить свои аварийные приводы, — начал я и внезапно почувствовал какую-то перемену в воздухе.
   Обе Меллии тоже ощутили ее.
   Дисплей затрещал и погас. Лампочки индикаторов отключились по всему пульту. Фоновые шумы постепенно стихли. Воздух посерел и смутно засветился. По поверхности предметов побежали крошечные радужные волны, как при хроматической аберрации в дешевых линзах. Откуда-то пахнуло холодом, словно распахнулась дверца гигантского холодильника.
   — Это конец, — констатировала старшая Меллия совершенно спокойно. — Время останавливается, все волновые явления, включая ту особую форму энергии, которую мы называем материей, падают до нулевой частоты и тем самым перестают существовать…
   — Минуточку, — сказал я. — Это не природный феномен. Кто-то управляет хронопространством.
   — Откуда ты знаешь? — спросила Меллия.
   — Не время для разговоров. Агент Гейл, — взял я старую леди за руку,
   — где вы находились, когда мы прибыли?
   Меллия начала было протестовать, но агент Гейл быстро ответила:
   — В стазисной камере.
   — Зеркала?
   Она кивнула.
   — Мне… было стыдно сказать вам. Это выглядело так трусливо…
   — Вперед.
   Я пошел через огромную комнату, сквозь тишину, холод и мертвый воздух вниз по проходу к залу с зеркалами. Отражательные поверхности потускнели, но оставались целыми.
   — Быстрее! — торопила старая Меллия. — Поля могут распасться в любую секунду.
   Со стороны центрального зала послышался шум, затем — тяжелый грохот, словно осыпалась кирпичная кладка. Вдоль прохода лениво поползло облако не то дыма, не то пыли. За ним мерцали желтые огни.
   — Внутрь, быстро! — крикнул я Меллии.
   — Нет! Вы и… агент Гейл!
   — Не спорь, девочка!
   Я обхватил ее и толкнул к зеркалу. По его поверхности бежали тусклые волны. Меллия пыталась сопротивляться.
   — Мистер Рэвел… теперь вы, идите! — сказала старшая Меллия, быстро повернулась и пошла назад, к надвигавшимся клубам тумана. Меллия закричала. Я толкнул ее сквозь зеркало; крик резко оборвался.
   Старая леди исчезла, пропала в занявшем всю станцию облаке. Я шагнул к другому зеркалу. Оно было похоже на туман, который мерцал вокруг, разбухая, затем вспыхнул…
   Вокруг меня сомкнулась тьма.
   Это был момент, когда катастрофа уже очевидна, но еще не нагрянула. Затаив дыхание, я ждал.
   И… ничего.


26


   Сквозь мрак сиял желтый свет. Я не двигался. Свет стал ярче, на его фоне появился человеческий силуэт. Человек медленно шагал вперед, как бы преодолевая сопротивление.
   Когда он находился уже в шести футах от меня, я понял, что ошибся.
   Это был не человек.
   Карг!
   Тот самый, которого я дважды убил и упустил в третий раз.
   Я не мог шевельнуться, не мог даже скосить глаза и только наблюдал, как карг медленно исчезает из моего поля зрения. Я не дышал; если сердце и билось, я этого не чувствовал. Но был в сознании — уже кое-что.
   Карг двигался с усилием, но как-то равнодушно. На нем был простой черный кожаный костюм, увешанный приборами и инструментами. Он взглянул на блок миниатюрных датчиков, прикрепленный к внутренней стороне запястья, и что-то подрегулировал. Карг не обращал на меня никакого внимания, словно я был всего-навсего статуэткой.