Наконец он подошел ко мне и внимательно осмотрел. Его по-детски голубые глаза не встретились с моими — не намеренно, просто из безразличия. В поле моего зрения появились двое других. Это были люди. Они присоединились к нему, посовещались. Люди принесли с собой что-то, похожее на связку дранки. Потом они походили вокруг меня. Все это в полной тишине. Прошло какое-то время, и уголком глаза я заметил движение — слева от меня скользнула и остановилась плита темно-зеленого цвета. Поверхность ее была гладкой, как стекло. Справа появилась другая. В поле зрения вошел один из людей, неся лист из какого-то тонкого материала размером три на шесть. Человек поставил его и отпустил. Лист толкнул его ко мне и закрыл обзор. Некоторое время края листа светились, затем он встал на место, оставив меня в темноте, словно внутри банки с черной краской.
   Лишившись зрительной соотнесенности, я потерял чувство ориентации. Мне казалось, что меня перевернули вверх ногами и я медленно вращаюсь, а может, и не медленно; я был размером в милю, в дюйм; заполнял Вселенную, не существовал…
   С грохотом в мир вернулся звук, вместе с ним — притяжение; все мое тело пронизала боль, словно на мне был плотно прилегающий костюм, утыканный булавками. Я глубоко вздохнул, чувствуя, как сердце забилось в положенном ритме. Рев пошел на убыль, но не исчез совсем. Я понял, что это были всего лишь молекулы воздуха, ударявшиеся в мои барабанные перепонки — фоновый звук, который обычно вообще не воспринимается.
   Мое колено уперлось в стену, и я уже собрал силы, чтобы ударить по ней, но стена исчезла сама по себе. Я шагнул в большую комнату с высокими пурпурно-черными стенами, где меня ждали три человека; лица их были скорее напряженными, чем приветливыми.
   Первый — невысокий коренастый человек с редкими волосами — был одет в серый рабочий халат. Рядом с ним стояла женщина лет сорока, худощавая, очень чопорная и официальная в своей темно-зеленой одежде.
   Третьим был карг, одетый в простой серый комбинезон.
   Коротышка шагнул вперед и протянул руку. Он держал ее как-то неуклюже: растопырив и повернув вниз пальцы. Я пожал ее, и он поднес ладонь к лицу, тщательно осмотрел, словно думал, что я оставил на ней след.
   — Добро пожаловать на станцию «Берег Динозавров», — произнес карг голосом, который довольно точно воспроизводил дружелюбие.
   Я осмотрелся. Кроме нас, в помещении никого не было.
   — Где обе женщины? — спросил я.
   На лице толстяка появилось недоумение, он начал дергать себя за губу. Женщина взглядом выразила удивление.
   — Возможно, доктор Джейви пожелает объяснить вам ситуацию.
   Голос ее прозвучал так, словно она сильно сомневалась в этом.
   — Я не собираюсь разговаривать с машиной, — отрезал я. — Кто его программирует? Вы?
   Последнее было адресовано коротышке.
   — Что-о-о? — протянул он и посмотрел на женщину; та оглянулась на карга; тот, в свою очередь, на меня.
   Я смотрел на всех троих.
   — Доктор Джейви — руководитель Спасательной Службы, — быстро произнесла женщина, словно стараясь сгладить мою бестактность. — Я доктор Фреска, а это администратор Коска.
   — Со мной были две женщины, доктор Фреска, — сказал я. Где они?
   — У меня нет об этом ни малейшего представления. И едва ли это относится к моей компетенции.
   — Где они, Коска?
   Тот пожевал губы и ответил:
   — Что касается этих женщин, то я могу только отослать вас к доктору Джейви…
   — Вы выполняете приказы этого карга?
   — Я не знаком с этим термином, — произнес он сухо; улыбка его исчезла.
   Я повернулся к каргу. Он, не мигая, смотрел на меня своими бледно-голубыми глазами.
   — Вы несколько дезориентированы. Ничего удивительного. Это часто происходит в результате…
   — С кем происходит?
   — Со спасенными. Понимаете ли, в этом заключается моя работа — наша работа: обнаружить и вернуть сотрудника при… э-э-э… определенных обстоятельствах.
   — Кто твой шеф, карг?
   Он склонил голову на бок.
   — Прошу прощения, но я не понимаю столь настойчиво повторяемого вами термина «карг». Что он означает?
   — Он означает одно: что бы ни думали эти люди, я вижу тебя насквозь!
   Карг улыбнулся и взмахнул руками.
   — Как вам угодно. Что же касается моего шефа, то самый главный здесь я.
   — Ловко. Где обе женщины?
   Губы карга, похожие на бутон розы, сжались.
   — Не имею ни малейшего представления, о ком вы говорите.
   — Они были со мной пять минут назад. Ты должен был их видеть.
   — Боюсь, что вы не вполне понимаете ситуацию, — ответил карг. — Когда я обнаружил вас, вы были совершенно один и, если верить показаниям приборов, находились в ахроническом вакууме в течение длительного времени.
   — Как долго?
   — О, это одна из интереснейших проблем темпоральной релятивистики. Существует биологическое время, единственное для каждого индивидуума и измеряемое ударами сердца; и есть психологическое время — чисто субъективное явление, в котором секунды могут казаться годами, и наоборот. Что касается вашего вопроса, то Конечная Власть установила систему эталонов для измерения абсолютной длительности, и в единицах данной системы ваше пребывание вне энтропического потока продолжалось более столетия с погрешностью плюс-минус десять процентов. — Он развел руками и философски улыбнулся: — Что касается ваших… э-э… женщин, то я о них ничего не знаю.
   Я бросился на него; прыжок не достиг цели, но я успел незаметно заполучить кратерный пистолет. Карг отступил назад, доктор Фреска вскрикнула, Коска схватил меня за руку. Раздался щелчок, что-то ударило меня в бок, до колен спеленутым чем-то напоминавшим паутину, белым, как сахарная вата, и пахнущим полиэфиром.
   Я попытался шагнуть и чуть не упал. Подошедший Коска помог мне сесть на стул, что было проделано с очень большой заботой, словно со мной случился обычный обморок, и уже через минуту я приду в себя.
   — Ты лжец, карг, — заявил я. — Причем паршивый лжец. С твоим талантом изображать неподдельную искренность хорошо быть лжесвидетелем. Ты не случайно вытащил меня из нескольких миллионов квадратных тысячелетий вечности. Твои раны залечены хорошо, но ты меня знаешь, ты знаешь все.
   Карг задумался, затем подал знак, и Коска с женщиной, не оглядываясь, вышли из помещения. Когда он повернулся ко мне, выражение его пластоллоидного лица было совершенно другим.
   — Ну хорошо, мистер Рэвел, я знаю вас. Не лично — ваша ссылка на шрамы, видимо, относится к некоей конфронтации, которая была сведена к нереализованной возможности. Я знаю вас как специалиста, знаю вашу работу. Что касается женщины, то, возможно, я смогу поинтересоваться тем, как идет ее поиск, но позже — после того, как мы придем к взаимопониманию.
   Теперь он был настоящим каргом, для которого существовало только дело и который не испытывал никаких чувств.
   — Я понял тебя, — сказал я.
   — Позвольте мне рассказать вам о нашей работе, мистер Рэвел, — продолжил он мягко. — Готов поспорить, что, когда вы во всем разберетесь, то чистосердечно пожелаете внести свою лепту в наше великое дело.
   — Не рассчитывай, карг.
   — Ваша враждебность неуместна. Мы здесь, на Береге Динозавров, нуждаемся в ваших способностях и опыте, мистер Рэвел…
   — Не сомневаюсь в этом. Но кто твои соратники? Беглецы из третьей эры? Или ты теперь занят вербовкой уже во второй?
   Карг не обратил на мои слова никакого внимания.
   — Благодаря мне, продолжал он, — вам предоставили возможность заниматься делом, которому вы посвятили свою жизнь. Вы, конечно же, понимаете, что сотрудничать с нами — в ваших интересах?
   — Сомневаюсь, что мои интересы могут когда-нибудь совпасть с твоими, карг.
   — Ситуация изменилась, мистер Рэвел. Теперь нам всем необходимо пересмотреть свои взгляды в силу существующей реальности…
   — А ну-ка, расскажи мне об этой реальности…
   — Все усилия вашего Центра Некса по Чистке Времени, конечно, провалились, о чем, полагаю, вы и сами догадались. Это было благородное дело, но оно пошло в неверном направлении, как и все предыдущие. Истинный ключ к темпоральной стабильности — не в усилиях восстановить прошлое в его девственном состоянии, а в том, чтобы рационально воспользоваться возможностями и ресурсами доступной части энтропического спектра и применять их для создания и поддержки разумных размеров анклава, который бы способствовал полному расцвету расы. Именно с этой целью и была установлена Конечная Власть, задачей которой стало спасение из каждой эры, всего, что можно сберечь от стихийного прорыва исторгнутой темпоральной прогрессии. Мне приятно сообщить вам, что наша работа оказалась очень успешной.
   — Итак, вы грабите прошлое и будущее темпорального ядра и создаете свое собственное хозяйство? Где же?
   — Конечная Власть основала резервацию из десяти столетий в том, что было ранее известно как время старой эры. Что касается использованного вами термина «грабитель», то вы сами, мистер Рэвел, являетесь предметом пристального внимания Спасательной Службы.
   — Мужчины… и женщины. И все они — специально подготовленные темпоральные агенты, я полагаю?
   — Конечно.
   — И все так счастливы находиться здесь, что отдают свои таланты на строительство этого устойчивого островка во времени, которым вы, кажется, очень довольны?
   — Не все, мистер Рэвел. Но значительное число.
   — Не сомневаюсь! Большей частью — типы из третьей эры и предыдущих программ Чистки Времени, а? Достаточно умные, чтобы сообразить, что дела плохи, но не способные понять простую вещь: то, что вы сейчас создаете вокруг себя, — просто-напросто стерильный тупик.
   — Мне не совсем понятно ваше отношение, мистер Рэвел. «Стерильный»? Но здесь можно размножаться; растения растут, солнце светит, химические реакции происходят…
   Я рассмеялся.
   — Ты рассуждаешь как машина, карг. Просто не понимаешь, в чем дело, да?
   — Мы стараемся сохранить разумную жизнь во Вселенной, — терпеливо объяснил он.
   — Ага. Но не в музее, не в стеклянном ящике, покрытом слоем пыли. Вечное движение. Эта теория уже опровергнута, карг. Проходить снова и снова по темпоральной петле — пусть даже протяженностью в тысячу лет… Подобная перспектива не соответствует моему представлению о судьбе человечества.
   — Как бы то ни было, вы отдадите свои силы служению Конечной Власти.
   — Неужели?
   — Я полагаю, что альтернативу вы сочтете весьма неприятной.
   — Приятной, неприятной… Это всего лишь слова, карг.
   Я осмотрел большую мрачную комнату. В ней было прохладно, сыро. Казалось, ее стены должны быть усеяны каплями воды.
   — Ага, сейчас самое время объяснить мне, как вы собираетесь загонять под ногти щепки, сдавливать пальцы, подвешивать на дыбе. Затем ты сообщишь, как вы будете контролировать мое поведение после того, как отправите на заседание.
   — В физическом воздействии необходимости не будет, мистер Рэвел. Вы будете исполнять все, что потребуется, чтобы заработать награду, которую я предлагаю. Агент Гейл была спасена некоторое время назад. И именно ее ответы пробудили во мне интерес к вам. Я уверил ее, что только в обмен на ее работу на стороне Конечной Власти я попытаюсь обнаружить и вытащить вас.
   — Надо понимать, ей и не подумали сообщить, что я найден?
   — В настоящий момент это было бы не в интересах Конечной Власти.
   — Значит, ты держишь ее на привязи, а сам работаешь на два фронта.
   — Верно.
   — Есть одно замечательное преимущество, когда имеешь дело с машиной: ей не надо тратить время на то, чтобы оправдывать свои действия.
   — Люди, с которыми я работаю, ничего не знают о моем искусственном происхождении, мистер Рэвел. Как вы и предполагали, большей частью они из второй эры. И Конечная Власть совсем не заинтересована, в том, чтобы им об этом сообщили.
   — А что если я все же расскажу?
   — Тогда я доставлю сюда агента Гейл и в вашем присутствии уничтожу ее.
   — Ах так? И сведет на нет все усилия, которые были затрачены на эту программу?
   — Лучше вообще не иметь никакого контроля, чем иметь неполный контроль. Вы будете повиноваться моим инструкциям, мистер Рэвел. Даже в мелочах. Или я пожертвую планом.
   — Гладко, логично, — сказал я. — Но ты упустил из виду только одно.
   — А именно?
   — Вот это, — ответил я, поднял кратерный пистолет и выстрелил с бедра.
   Выстрелить по-другому я не мог — мешала сеть. Выстрел оказался не совсем удачным, но все же он разорвал колено карга на кусочки и швырнул его на спину. Подпрыгивая и перекатываясь, я подобрался к нему. Его электронная нейросистема все еще функционировала. Я открыл грудную панель и перевел переключатель на ручное управление.
   — Лежи тихо, — приказал я.
   Карг расслабился, уставившись в стенку.
   — Как распутать эту сеть?
   Он объяснил. Я достал из его нагрудного кармана аппарат в виде шариковой ручки и нажал кнопку. На опутывавшую меня паутину наполз розовый туман, она стала густеть, пока не превратилась в засохшую грязь, которую я отряхнул с себя.
   Потом я оборвал печати и вытащил ленту. Карг был перестроен — катушка большего размера, чем прежде. Бесконечный цикл, повторяющийся автоматически каждые сто лет. Кто-то здорово постарался, чтобы подключить самообслуживающегося, фактически вечного робота к этой работе.
   Среди размещенного в комнате оборудования я нашел сканер, вставил катушку и, включив высокую скорость, выслушал обычную определяющую параметры программу, местами слегка модифицированную с целью уничтожения того, что всегда составляло основу взаимоотношений человека и карга. Все было вполне логично: карг предназначался для работы при полном отсутствии контроля со стороны человека.
   Я скорректировал участок команд и начальную часть ленты и снова вставил катушку.
   — Где женщина? — спросил я. — Агент Меллия Гейл.
   — Не знаю, — ответил карг.
   — Хм, — усмехнулся я. — Ты же хотел, чтобы она стала приманкой, которая удержит меня на крючке. Снова ложь. Это скверная привычка, но я знаю лекарство от нее.
   Я задал ему еще несколько вопросов, и картина начала вырисовываться.
   Он, его сотрудники из каргов и спасенные люди из ранних эпох уединились на крошечном островке среди растущего моря энтропического распада. Какое-то время они находились бы здесь в безопасности — до тех пор, пока разложение, уже подступившее к краям, не достигло бы последнего года, последнего дня, последнего часа. Тогда они и плоды всех их усилий вместе с ними исчезли бы в бесформенной однородности Айлема.
   — Знаешь, карг, ты занимаешься бесперспективным, ненужным делом, — сказал я ему. — Но не переживай: ничто не вечно.
   Он не ответил. Я задержался в комнате еще на несколько минут, записывая, детали. Вот когда я пожалел о завтраке, который оставил на столе сто лет назад. Среди оборудования находились всевозможные устройства, которые могли бы пригодиться там, куда я направлялся. И, наверное, следовало бы найти ответы на некоторые вопросы, но у меня появилось ощущение, что чем раньше я сбегу из области влияния Конечной Власти, тем лучше это будет для меня самого и остатков моих устремлений.
   — Несколько прощальных слов для истории? — предложил я каргу. — Прежде чем я применю средство, о котором упоминал?
   — Ты проиграешь, — сказал он.
   — Может быть, — ответил я. — Кстати, нажми кнопку саморазрушения.
   Карг повиновался; из его внутренностей повалил дым. Я сверился с поисковым сигнализатором, который настроил на Меллию Гейл, и снял точные координаты, затем отпер транспортировочную кабину, набрал код, шагнул внутрь и включил поле переброски. Реальность раскололась на миллион кусочков и вновь собралась в единое целое в другой форме, другом времени, другом месте.
   Я прибыл как раз вовремя.


27


   Над пологим склоном нависало низкое серое небо. Зеленая трава, черный мох, голые, отполированные ветром скалы, на фоне которых грязным пятном выделялось стадо желто-серых овец. А на переднем плане — толпа, ожидавшая линчевания ведьмы, — дюжины три людей — деревенских простолюдинов в разноцветных одеждах из толстой ткани, вид которых вызывал мысль об ограблении тележки тряпичника. Многие из них держали палки от сельхозорудий, некоторые были вооружены самодельными дубинками, гладкими от долгого пользования, на грубых лицах было одинаковое выражение жестокости. Оно относилось к Меллии, стоявшей в центре площадки. Руки ее были связаны за спиной толстой коричневой веревкой.
   Она была одета в серое домотканое платье; длинные юбки хлопали на ветру. Медно-красные волосы, словно боевое знамя, развевались вокруг ее головы.
   Брошенный кем-то камень скользнул по ее лицу; она пошатнулась, но устояла, равнодушно взглянула на толпу и гордо подняла подбородок, по которому стекала струйка крови. И тут заметила меня. Я надеялся увидеть радостную улыбку, но меня ждало разочарование — она посмотрела мне прямо в глаза и отвернулась.
   Широкоплечий мужчина протянул к ней огромную ручищу. Я растолкал в стороны нескольких членов «комиссии» и лягнул его в голень. Он завопил, запрыгал на одной ноге и предоставил мне великолепную возможность нанести удар по его мясистому красному носу. Нос удовлетворенно хлопнул под прямым ударом правой, а последовавший за ним хук левой свалил мужика на землю. Еще кто-то попытался закричать, но я шагнул в сторону и двинул локтем прямо ему в зубы. Тот отлетел на пару шагов и тяжело осел, сплевывая кровь и, может быть, зубы.
   — Ты дурак! Безголовый идиот! — резюмировала Меллия, но я рявкнул через плечо:
   — Тихо!
   Собравшиеся уже начинали приходить в себя. Те, кто посообразительней, догадались, что веселью скоро придет конец. Это им не понравилось. Ко мне покатилась волна уродливых, озлобленных лиц, потрескавшихся губ, гнилых зубов, вздувшихся вен; я понял, что с меня довольно, и поймал их в поле захвата, что, конечно же, должен был сделать с самого начала. Нападавшие замерли.
   Меллия, естественно, тоже попала в зону действия поля. Я осторожно взял ее на руки: при таких обстоятельствах легко переломать все кости.
   Спуск с холма напоминал прогулку под водой. Оказавшись на грязной дороге у подножья, я поставил ее на ноги и снял поле. Она пошатнулась и испуганно посмотрела на меня. В ее взгляде не было и тени признательности.
   — Как… ты это сделал? — выдохнула она.
   — У меня много скрытых талантов, дорогая. Что здесь происходит? Ты что, наслала порчу на их коров?
   Я тронул пальцем запекшуюся на ее щеке кровь; она отстранилась.
   — Я… нарушила их обычаи. Они просто принимали участие в ритуале наказания виноватой. В нем нет ничего смертельного. А ты все уничтожил, все, чего я достигла!
   — А как тебе понравится сообщение о том, что ты работаешь на карга по имени доктор Джейви?
   Она вздрогнула, возмутилась:
   — Что?
   — Да-да, подтвердил я. — Он выудил тебя из небытия и втравил в это дело.
   — Ты не в своем уме! Я вырвалась из стазиса сама, и это моя программа…
   — Хм, леди… Значит, он вживил в тебя эти мысли. Ты работаешь на карга, и не на простого, а на карга-проходимца. Он переделал себя, добавил парочку талантов, которые не понравились бы его создателям. Он не дурак. А может, все это сделал для него кто-то другой. Впрочем, это не имеет особого значения.
   — Ты несешь чепуху! Полагаю, она тоже не имела значения, — выпалила Меллия с очаровательным, чисто женским отсутствием логики.
   — Пожилая агент Гейл? Ты права. Она знала, что…
   — Ты убил ее, потому что хотел спастись сам! Трус! Жалкий трус!
   — Конечно, детка. Но я спас только одну из своих шкур. А ты, кажется всеми силами стремишься сохранить всю коллекцию.
   — Что?
   — Не прикидывайся. Когда ты оплакиваешь старую леди, то горюешь исключительно о себе. Она — это ты пятьдесят лет спустя. Мы оба это знаем. Может быть, знала и она. И была слишком доброй, чтобы говорить об этом. Она была умницей, эта старая Меллия. Сообразила, что пришло время исчезнуть.
   — А ты позволил ей это сделать.
   — Я не мог ее остановить. Да и не стал бы. Забавно. Ты ревнуешь к себе в образе Лайзы, но ужасно дорожишь другим воплощением своей бесконечной изменчивости. Той Меллией, которая прожила долгую бесполезную жизнь в ожидании случая сделать что-то нужное. И это ей, в конце концов, удалось. Психиатры усмотрели бы в этом особый смысл.
   Меллия чуть не вцепилась ногтями в мое лицо; я удержал ее и кивнул в сторону толпы, бежавшей вниз по склону.
   — Публика требует вернуть деньги или продолжить представление. Выбирай. Если хочешь проехаться голой на таком ветру, то я принесу им извинения и отправлюсь восвояси.
   — Ты ужасен! Ты циник, нахал! В тебе нет ни капли жалости! Я ошиблась в тебе, я думала…
   — Прибереги раздумья на потом. Ты идешь со мной?
   Она оглянулась и вздрогнула.
   — Иду.
   Это был голос побежденного.
   Я включил свой интерферирующий экран, который сделал нас невидимыми.
   — Держись рядом. В какой стороне соседний город?
   Она показала, и мы отправились в путь быстрым шагом, удаляясь от толпы, вопившей от изумления и разочарования.


28


   Деревня была мрачной, убогой, враждебной и уродливой, впрочем, как и все маленькие городишки, неважно и где существовавшие.
   — Ты забыла сообщить о нашем месторасположении, — сказал я.
   — Уэльс, близ Лландудно, тысяча семьсот двадцать третий год.
   — Да-а… Воля ваша, мадам, но по собственному желанию я бы сюда не рвался, — съязвил я.
   Тут в поле нашего зрения попала таверна под вывеской с грубо намалеванной фигурой беременной женщины в слезах и буквами, которые складывались в нечто похожее на «Плачущая невеста».
   — Ну, точно под настроение, — заметил я и отключил интерферирующее поле.
   Помещение оказалось темным и маленьким. Свет исходил только от огня в очаге и фонаря, висевшего на конце толстой балки. От неровного каменного пола тянуло сыростью.
   Других посетителей не было. Горбатый низкорослый старик молча смотрел, как мы взяли стулья и сели за длинный стол под единственным окном, устроенным прямо под самыми стропилами, размером не более квадратного фута и практически непрозрачным от пыли. Наконец, шаркая ногами, горбун подошел, оглядел нас с головы до ног с выражением, в котором не было и намека на доброжелательность, и что-то пробормотал.
   — Ну, в чем дело? — рявкнул я.
   — Кажется, вы англичане, — проворчал тот.
   — Значит, ты еще глупее, чем требуется. Принеси-ка эля, крепкого эля, хлеба и мяса. Горячего мяса и свежего белого хлеба, быстро!
   — Он опять забормотал. Я бросил на него угрожающий взгляд и потянулся за воображаемым кинжалом.
   — Если ты сейчас же не уберешься, я вырежу тебе сердце и откуплюсь потом от бейлифа!
   — Ты что, сошел с ума? — возмутилась было мисс Гейл на английском двадцатого столетия, которым мы пользовались для общения между собой, но я оборвал ее:
   — Заткнитесь, мисс!
   Она попыталась вознегодовать, но я не дал ей открыть рта, тогда она заплакала. Слезы подействовали, но я не подал виду.
   Старик вернулся с кружками, полными жидкого коричневого пойла, которое сходило в этих краях за эль. Ноги у меня замерзли. Из задней комнаты слышались голоса и стук посуды, доносился запах жареного мяса. Меллия чихнула, и я с трудом удержался, чтобы не обнять ее. Высокая старуха, уродливая, как чахлое болотное деревце, выползла из своей дыры и бухнула нам большие оловянные тарелки, хрящевые куски тухлой баранины плавали в застывшем жиру. Я приложил тыльную сторону ладони к своей тарелке — в середине она была холодной, как камень, и только по краям — чуть теплой. Меллия взялась уже за нож — единственный предмет сервировки, украшавший стол, но я сгреб оба блюда и швырнул их через комнату. Старуха завопила и накрыла голову фартуком. Старик появился как раз в тот момент, когда мой рев достиг максимальной силы.
   — Мерзавец! Кто, ты думаешь, оказал честь твоему хлеву посещением? Принеси еду, достойную дворянина, негодяй, или я пущу твои кишки на подвязки!
   — Это анахронизм, — прошептала Меллия и потерла глаза.
   Однако наш радушный хозяин и его карга уже умчались.
   — Верно, сказал я. — Но кто знает, может, это я только что придумал это выражение?
   Она пристально посмотрела на меня большими, мокрыми от слез глазами.
   — Ну как тебе лучше? — спросил я.
   Поколебавшись, она чуть заметно кивнула.
   — Ну и отлично. Теперь, пожалуй, я могу немного расслабиться и сказать тебе, как я рад тебя видеть.
   Она в растерянности пыталась собрать мысли.
   — Я тебя не понимаю, Рэвел. Ты все время меняешься. Сегодня — один, завтра — другой, чужой и незнакомый. Каков же ты на самом деле? Что ты из себя представляешь?
   — Я уже говорил тебе. Я один из тех, кто занят в Программе Чистки Времени, как и ты.
   — Да, но… Ты обладаешь возможностями, о которых я никогда не слышала. Экран, который сделал нас невидимыми, и та штука, которая всех парализовала, и…
   — Пусть тебя не волнует такая ерунда. Это для пользы дела, мэм. У меня есть устройства, о которых я и сам не знаю до тех пор, пока они не проявят себя. Это порой сбивает с толку, но укрепляет уверенность в себе, другими словами — воспитывает твердость, которая заставляет нас пробивать себе путь, преодолевая любые препятствия, как из-под земли вырастающие на нашем пути.