Сфонджил оскалил зубы, но ничего не сказал. Через мгновение он поднял руку и щелкнул пальцами.
   Молодой австралопитек в белой форме выступил вперед со своего поста у двери, выслушал шепотом произнесенные инструкции старца и удалился. Сфонджил сложил руки у пояса и фыркнул:
   — Я протестую, но подчиняюсь.
   Через полчаса я окончил свое повествование. Потом были заданы многочисленные вопросы. Одни исходили от здравомыслящих членов Совета, таких, например, как советник по имени Никадо, другие были просто издевками типа: «вы все еще избиваете своих жен?»
   И на все я старался отвечать как можно яснее.
   В конце один из советников подвел черту:
   — Таким образом, согласно вашему рассказу, вы оказались в нулевом времени собственного континуума, прибыв туда неизвестным способом. Затем вы увидели людей, предположительно хегрунов, грузившихся на транспорты, приготовленные к отправке. Вы убили одного из них, украли их примитивный аппарат для перемещения по Сети и оказались в ловушке. По прибытии в линию мира хегрунов вы попали в плен. Оттуда вы вырвались, убив опять-таки разумное существо. И теперь вы стоите перед нами и требуете, чтобы вам предоставили ценное имущество Администрации и отпустили для продолжения вашей деятельности.
   — Это не совсем верно сформулировано, ваше превосходительство, — начал было Дзок, но его тут же прервали.
   — Этот человек сам признался, с какой легкостью лишил жизни двух разумных существ! — закричал Сфонджил. — Я полагаю…
   — Пусть сапиенс скажет, — перебил его Никадо.
   — Хегруны что-то замышляют. Похоже, что это будет нападение на Империум из нулевого времени. Если вы не хотите нам помочь, то хоть одолжите мне шаттл, чтобы я смог вовремя попасть на родину и сделать своевременное предупреждение.
   Молодой австралопитек в белой форме опять незаметно вошел в комнату, подошел к Сфонджилу и передал ему лист бумаги. Тот внимательно прочитал его, потом взглянул на меня, и в его желтых глазах запылал злобный блеск.
   — Так я и предполагал! — закричал он. — Сапиенс лжет! Весь его рассказ — это обман. Так ты говоришь, Империум, англик? Да? И вдобавок держава Сети? — Сфонджил пододвинул полученную бумагу соседу.
   Тот внимательно изучил ее и передал следующему. Когда послание прочел Никадо, он нахмурился, озадаченно посмотрел на меня и еще раз перечитал написанное на бумаге.
   — Боюсь, что я никак не могу понять этого, Байард. — Его взгляд сверлил меня. Темное лицо становилось пунцово-серым. — Чего вы хотите добиться, обманывая наш Совет?
   — Я бы мог пролить кое-какой свет на все это недоразумение, но я никак не могу понять, откуда вдруг взялись такие обвинения? — пожал я плечами.
   Мне молча передали листок бумаги. Я посмотрел на многочисленные кривые линии и покачал головой:
   — К сожалению, я не владею вашим письмом, ваши превосходительства.
   — Это уже само по себе можно считать доказательством, — проговорил Сфонджил. — Заявлять о своей способности перемещаться по Сети и не иметь языковой базы.
   — Советник Сфонджил проверил ваше заявление, сапиенс, — холодно произнес Никадо. — Вы утверждали, что ваша линия 0-0 расположена примерно на координатах 857-259 в районе Зоны. Наши сканирующие устройства нашли три нормальных мира в пределах этой пустыни — и до этого момента ваш рассказ содержит долю истины. Но что касается координат, сообщенных вами…
   — Ну и?.. — Я с трудом сдержал себя, чтобы не выдать своего волнения.
   — Такой линии не существует. Непрерывная пелена уничтоженных миров покрывает весь этот район Сети!
   — Нужно посмотреть еще раз!
   — Убедитесь сами, — Сфонджил протянул через стол мне вторую бумагу — черную блестящую фотографию, гораздо более точную, чем те неуклюжие изделия, которыми пользовались картографы Империума. Я сразу узнал знакомую овальную форму Зоны — и внутри ее светящиеся точки, представляющие собой миры, известные мне под номерами II и III. Кроме того, здесь же я обнаружил и доселе мне неизвестную линию А. Но там, где должна была быть линия 0-0 Империума, ничего не было.
   — Я полагаю, что Совет и так уже потратил достаточно времени на этого шарлатана, — услышал я чей-то голос. — Уведите его.
   Дзок пристально посмотрел на меня:
   — Почему? — спросил он. — Почему ты солгал, Байард?
   — Цель этого существа вполне понятна, агент, — торжествующе провозгласил Сфонджил. — Приписывая свои собственные побуждения другим, он предположил, что, выдав себя за представителя высокоразвитой технической цивилизации, избежит пристального рассмотрения его дела. И тем самым внушит нам благоговение перед великой державой Сети! Ну чем не замаскированная угроза возмездия!? Жалкая уловка! Но чего можно ожидать от такого ничтожества!
   — Ваши приборы, возможно, ошиблись, господа, — забеспокоился я.
   — Молчите! Вы — преступник! — вновь вскочил на ноги Сфонджил. Он не хотел терять своего преимущества.
   — Сфонджил занимается чем-то, что хочет скрыть — закричал я. — Он подделал фотографию…
   — Он не мог этого сделать, — покачал головой Никадо. — Нелепые обвинения ничего вам не дадут, сапиенс.
   — Все, что я просил у вас, это дать мне возможность вернуться домой!
   — я бросил фотографию на стол. — Доставьте меня туда, и вы довольно скоро убедитесь, лгу я или нет.
   — Этот самоубийца хочет, чтобы мы пожертвовали техникой и экипажем для выполнения его прихоти, — заметил кто-то.
   — Вы много говорите о кровожадных инстинктах моих соплеменников, — рявкнул я. — А где содержатся представители сапиенсов в вашем уютном мире? В концентрационных лагерях, ежедневно слушая лекции о братской любви?
   — Разумных безволосых форм, родственных нам, в этом мире нет! — отрезал Никадо.
   — Как это нет? — удивился я. — Может быть, скажете еще, что они вымерли?
   — Видите ли, сапиенс, их вид был… э-э… слабым, — начал говорить Никадо. — Маленькие, плохо приспособленные к трудностям. Никто из них не дожил до настоящего времени.
   — Значит, вы их истребили! В моем мире это, вероятно, происходит наоборот а, может быть, в обоих случаях здесь были замешаны силы природы? Древнюю историю можно ведь по разному толковать, не так ли? Я предлагаю вам еще раз проверить правдивость моего рассказа.
   — Я требую прекратить этот фарс! — застучал по столу Сфонджил, привлекая к себе внимание. — Я призываю Совет к формальному голосованию. Немедленно!
   Никадо подождал пока утихнет поднявшийся шум.
   — Советник Сфонджил воспользовался своим правом, — медленно проговорил он. — Сейчас мы проведем голосование по этому вопросу в том порядке, в котором предложит советник.
   Сфонджил встал.
   — Вопрос ставится следующим образом, — официально сказал он. — Удовлетворить требования этого сапиенса, — он оглядел сидевших за столом коллег, как бы оценивая их настроение.
   — Он рискует своим положением после голосования, — прошептал мне на ухо Дзок. — Он или все потеряет, или займет главенствующее положение.
   — …или наоборот, — глаза Сфонджила были устремлены теперь на меня,
   — приказать, чтобы его переместили в дотехническую линию мира, в котором он и проживет в изоляции отпущенный ему срок жизни.
   Дзок тихо охнул. Вздох раздался за столом. Никадо пробормотал:
   — Если бы вы, сапиенс, были честны с нами…
   — Голосование! — вскричал Сфонджил. — Выведите преступника из зала, агент!
   Дзок взял меня за руку и вывел в коридор. Тяжелые двери захлопнулись за нами.
   — Я ничего не понимаю, — недоуменно проговорил Дзок, пристально глядя на меня. — Рассказывать им всю эту чушь о державе Сети. Этим ты только настроил против себя весь Совет, а зачем?
   — Я думаю, что смогу объяснить тебе, Дзок, — сказал я. — Не думаю, что ваш Совет нуждается в помощи. Они уже и так имели представление о гомо сапиенс.
   — Ну, не скажи, Байард, — покачал головой Дзок. — Никадо явно стремился тебе помочь. И он очень влиятельный член Совета. Но эта твоя бессмысленная ложь…
   — Послушай, Дзок, — я схватил его за руку. — Я не лгал! Попытайся вбить это в свою твердолобую голову! Меня не интересует, что там показали ваши приборы. Империум существует, пойми это!
   — Но наши приборы не могут лгать, сапиенс! — холодно произнес агент.
   — Тебе лучше признать свою ошибку и попросить снисхождения.
   — Что? Снисхождения? — я не очень весело рассмеялся. — От добрейшего советника Сфонджила? Вы очень много мните о своей счастливой философии родства, но когда дело касается практической политики — вы столь же безжалостны, как и все обезьяноподобные.
   — О смерти речи не было, — скривился Дзок. — Переселение даст тебе возможность прожить жизнь в достаточном комфорте.
   — Не о своей жизни я толкую, Дзок! Три миллиарда человек живут в том мире, который, как вы утверждаете, не существует! Неожиданная атака хегрунов будет резней.
   — Твой рассказ лишен смысла. Линии Империума, о которой ты говоришь с таким пылом, не существует!
   — Ваши приборы нуждаются в проверке, да, да! Еще сорок часов назад этот мир существовал!
   Внезапно двери зала открылись. Вышел молодой австралопитек и подозвал Дзока. Агент встревоженно взглянул на меня и пошел вперед. Двое вооруженных часовых встали по обе стороны от меня.
   — Что они решили? — спросил я, кивнув в сторону зала.
   Никто мне не ответил. Прошла минута, вторая, третья…
   Потом двери снова открылись, и вышел Дзок. Позади него стояли два члена Совета.
   — Решение принято, Байард, — сдавленно произнес Дзок. — Сейчас тебя проводят в помещение, где ты проведешь эту ночь. А завтра…
   Сфонджил выступил вперед из-за его спины:
   — Вы что, колеблетесь в выполнении своего долга, агент? — завопил он.
   — Скажите этому существу, что все его интриги оказались напрасными! Совет проголосовал за переселение!
   Этого я и ожидал. Я отступил назад, почувствовав в своей руке пистолет, и тут-то длинная рука Дзока нанесла, словно топором, удар по предплечью. Пистолет упал на пол. Я попытался выхватить оружие у ближайшего часового, но как только я дотронулся до него, стальные наручники защелкнулись на моих запястьях. У моего лица волосатая рука раздавила какую-то ампулу. Острый запах ударил в ноздри. Я закашлялся и попытался не дышать. Но ноги мои стали ватными, и я тяжело опустился на пол. Я лежал на полу, а Дзок склонился надо мной, что-то говоря.
   — …сожалею… не моя вина, старина…
   Я сделал огромное усилие, шевельнул языком и выдавил одно слово: «Правда!»
   Кто-то оттолкнул Дзока в сторону. Близко поставленные желтые глаза смотрели на меня.
   Послышались голоса:
   — …глубокая мнемоника…
   — …заканчивайте работу…
   — …слово чести офицера…
   — …англик есть англик…
   А потом я начал падать, легкий, как воздушный шарик, видя, как все вокруг меня начинает плыть, кружиться, мелькать и меркнуть.

6

   Я долго наблюдал за игрой света на тонких гардинах открытого окна, прежде чем задумался о том, где нахожусь. Память с трудом возвращалась ко мне, словно когда-то выученный, но потом основательно подзабытый урок. Похоже, что во время деликатной миссии в Луизиану у меня произошел нервный срыв (подробностей этой миссия я никак не мог вспомнить), и теперь я отдыхал в пансионе добрейшей миссис Роджерс в Харроу.
   Я сел, чувствуя легкое головокружение, напомнившее мне о недавнем времени, когда я провел почти неделю в засаде, выполняя одно довольно трудное разведывательное задание в… в… На мгновение в моей памяти возникло мимолетное воспоминание о каком-то городе, каких-то людях, будто бы мне знакомых, и…
   Но тут же все исчезло. Я снова лег. Я нахожусь здесь для того, чтобы отдохнуть, а потом, получив пенсию (в моей голове возникла неожиданная картина моей чековой книжки с 10000 золотых наполеондоров) я мог бы осесть где-нибудь и спокойно заняться садоводством, о чем всегда мечтал.
   В этой картине чего-то недоставало, но думать сейчас об этом было слишком тяжело. Я осмотрелся. Комната была небольшая, заполненная солнцем и ярко раскрашенной мебелью, с коврами на полу и покрывалом на кровати, изображающим сцену охоты. Ручка двери повернулась, и в комнату вошла женщина с седыми волосами, щечками, похожими на печеные яблочки, в маленьком смешном чепце из кружев, в разноцветной юбке до пола.
   Увидев, что я пришел в себя, она от неожиданности вздрогнула и так засияла, словно я похвалил ее пирог.
   — Мистер Байард! Вы проснулись! — голос у нее был писклявый, и говорила она с акцентом, который я не смог сразу определить. — Вы голодны? Вы, наверное, не прочь съесть сейчас тарелочку супа, да, сэр? И потом немного пудинга, а?
   — Хороший бифштекс под грибным соусом звучит лучше, — сказал я. — И еще… — я хотел было спросить у нее, кто она такая, но потом внезапно вспомнил — ведь это добрейшая миссис Роджерс, конечно же! — …я хотел бы выпить стакан вина, если можно, — закончил я.
   — Конечно, конечно, сэр, — засуетилась она, — но сначала горячую ванну. Это будет замечательно, мистер Байард. Я сейчас позову Хильду.
   Послышались женские голоса. Меня касались чьи-то руки. Я сделал усилие и открыл глаза. Надо мной склонилась симпатичная девушка, держа в руках пижаму. Позади нее пожилая женщина руководила двумя мужчинами, переносившими что-то тяжелое вне поля моего зрения. Девушка выпрямилась, и я успел заметить тонкую талию, приятно округлую грудь, свежее лицо, обрамленное волосами медового цвета. Мужчины закончили свою работу и ушли, а вместе с ними и пожилая женщина. Девушка задержалась еще на мгновение, затем последовала за ними, оставив открытой дверь. Я приподнялся на локте и увидел небольшую ванну, наполовину наполненную водой. Она стояла на овальном коврике, а на табуретке рядом лежало махровое полотенце и кусок белого мыла. Все это выглядело довольно заманчиво. Я сел, спустил ноги с постели, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы отогнать головокружение, потом натянул пижаму и, пошатываясь, встал.
   — О, вам еще нельзя вставать, сэр! — глубокое контральто раздалось из-за двери. Медовые волосы были уже откинуты со лба, открывая прекрасные черты лица. Я подхватил свои брюки, чуть было не упал и тяжело сел на кровать. Девушка подошла ко мне и взяла за руку.
   — Ганвор и я очень волнуемся за вас, сэр. Я испугался. Одно дело — проснуться в незнакомой комнате и с трудом сориентироваться, и совсем другое — осознать, что ты — среди совершенно незнакомых людей и, кроме того, абсолютно не помнишь, как сюда попал…
   С ее помощью я приподнялся и дошел до ванны. Остановившись, я с недоумением посмотрел на незнакомку.
   — Просто встаньте в нее ногами, и все, — сказала она и улыбнулась.
   Я последовал ее совету. Девушка уселась на табурет рядом и коснулась моей руки.
   — Я Хильда, — проговорила она. — Мой дом у дороги. Было так интересно, когда миссис Ганвор сказала, что вы приехали. Мы не часто видим у себя луизианца, и к тому же дипломата. Вы, должно быть, ведете такую волнующую жизнь! Я думаю, вы поездили по свету! О, как бы я хотела побывать хотя бы в Египте, Австрии или Испании.
   Она болтала и мыла меня так же спокойно, как бабушка, купающая своего пятилетнего внука. Если у меня и было слабое желание воспротивиться ее помощи, то оно быстро улетучилось. Я был столь же слаб, как и пятилетний ребенок, и было очень приятно, что это очаровательное создание массирует мне спину мочалкой, а в открытое окно заглядывает солнце и мягко колышет занавески теплый ветерок.
   — …ваш несчастный случай, сэр? — я успел уловить последние слова и понял, что Хильда задала вопрос. Мне стало неловко. Было неприятно думать, что у меня было что-то вроде легкой потери памяти. Естественно, я забыл не все, но вот подробности последних дней я никак не мог вспомнить.
   — Хильда, — обратился я к девушке, — человек, который доставил меня сюда, говорил ли он что-нибудь обо мне? Что-то о несчастном случае?
   — Письмо! — Хильда вскочила, подошла к столу и вернулась с твердым квадратным конвертом.
   — Доктор оставил это для вас, сэр. Я так разволновалась, что чуть не забыла о нем.
   Я узнал письмо, открыл конверт, вытащил листок белой бумаги с отпечатанным на машинке текстом.
   «Мистер Байард!
   С чувством глубокого сожаления и выражением глубочайшего личного участия я подтверждаю этим Вашу отставку из Дипломатического Корпуса Его Величества Императора Наполеона V по состоянию здоровья…»
   Там было еще что-то — о моей верной службе и преданности долгу, сожаления о невозможности устроить мне пышные проводы из-за того, что я еще не окончательно поправился, а также надежды на скорейшее выздоровление. Упоминалось также имя моего поверенного в Париже, который может ответить на все мои вопросы. Подпись в конце письма была мне абсолютно незнакома, но потом я, конечно, вспомнил — кто же не знает графа де Манина, заместителя министра иностранных дел в вопросах безопасности. Старина Риджи…
   Я прочел письмо дважды, затем снова вложил его в конверт. Мои руки заметно дрожали.
   — Кто вам его дал? — мой голос звучал хрипло.
   — Это был доктор, сэр. Они привезли вас две ночи назад в карете, и господин доктор был очень заботлив в отношении вас, сэр. К сожалению, ваши друзья, сэр, очень спешили, им надо было еще успеть на пароход, идущий в Кале.
   — Как он выглядел?
   — Доктор? — Хильда снова принялась меня тереть. — Это довольно высокий джентльмен, сэр, хорошо одетый, с приятным голосом. Брюнет. Я видела его всего две-три минуты и в темноте не смогла как следует рассмотреть. — Она засмеялась. — Но я все же успела заметить, что глаза у него очень близко посажены.
   — Он был один?
   — Был еще кучер и второй джентльмен, не выходивший из кареты, но…
   — А миссис Роджерс их видела?
   — Всего несколько мгновений, сэр. Они ужасно спешили.
   Хильда закончила купать меня, вытерла насухо, помогла надеть пижаму и лечь в постель. Мне хотелось еще о многом ее расспросить, но сон поборол меня.
   В свое следующее пробуждение я почувствовал себя уже более нормально. Я встал с постели, добрался до шкафа, где обнаружил странный наряд, состоящий из узких брюк, рубашки с рюшами у горла и на манжетах и туфель с маленькими блестящими пряжками.
   Но, конечно же, ничего странного в этом нет, уговаривал я себя. Просто очень модная и новая одежда — ярлык портного еще торчит из нагрудного кармана.
   Я закрыл шкаф и подошел к окну. Оно было открыто, и послеполуденное солнце освещало горшки с геранью, стоящие на подоконнике. Внизу я увидел ухоженный садик, выложенную кирпичом дорожку, белый забор и вдалеке — купол церкви. В воздухе стоял запах свежескошенного сена. Я увидел Хильду, выходящую из-за угла с корзиной в руках. На ней была плотная юбка до щиколоток и деревянные красно-синие сабо. Она заметила меня и широко улыбнулась.
   — Хелло, сэр! Вы уже выспались?
   Она подошла ближе и подняла корзину, чтобы показать мне темно-красные помидоры.
   — Правда хороши? Я несколько штук порежу вам на обед.
   — Это будет замечательно! — постарался я воскликнуть как можно восторженнее. — А кстати, как долго я спал?
   — В этот последний раз?
   — Нет. Вообще.
   — Ну, вы прибыли около полуночи. После того, как мы вас уложили, вы проспали весь следующий день и всю ночь и проснулись сегодня около полудня. После ванны вы снова уснули и спали до сих пор.
   — А сколько сейчас времени?
   — Около пяти вечера, — она засмеялась. — Вы спали так, как будто вам дали снотворное, сэр.
   Я почувствовал, словно тяжелый груз свалился с моих плеч, как подтаявший снег с крутой крыши. Снотворное? Вот оно что! Меня опоили до предела!
   — Я хотел поговорить с миссис Ганвор, — сказал я. — Где она?
   — В кухне, сэр. Она готовит вам к обеду гуся. Мне сказать ей?
   — Нет. Не надо. Я сейчас оденусь и отыщу ее.
   — Сэр, вы уверены, что в состоянии?
   — Я чувствую себя прекрасно, милая Хильда, — заверил я ее.
   С этими словами я отошел от окна, раскрыл шкаф, все еще борясь с дремотой, которая наплывала на меня, словно туман. Одевшись, я пошел по коридору на звон посуды и оказался в кухне, где девочка-подросток мыла посуду, а миссис Ганвор разделывала гуся.
   — О, да ведь это мистер Байард, — воскликнула она, увидев меня в дверях.
   Я прошел вперед, оперся на стол, чтобы не упасть, и постарался не думать о шуме в голове.
   — Миссис Ганвор, доктор не оставлял вам для меня никаких лекарств?
   — Да. Конечно же, сэр, капли, которые, как он сказал, надо добавлять в суп, и белые порошки, которые надо добавлять в другие блюда.
   — Дайте-ка мне их, миссис Ганвор! — приказал я. — Больше мне не давать никаких порошков и капель! Понятно?
   Внезапно в голове у меня помутилось. Но усилием воли я все же попытался отогнать головокружение.
   — Мистер Байард, вы еще недостаточно окрепли. Вам еще трудно ходить,
   — мягко заметила миссис Ганвор.
   — Мне нельзя лежать! Нельзя! Надо… ходить. Выведите меня наружу, пожалуйста.
   Я почувствовал, как миссис Ганвор подхватила меня под руку, и услышал ее взволнованный голос. Я неясно ощущал, что передвигаю ноги, потом — прохладу вечернего воздуха. Я снова сделал пару глубоких вдохов, отгоняя туман в голове.
   — Мне стало лучше, — прошептал я. — Походите со мной, пожалуйста, миссис.
   — Может быть, вам лучше лечь в постель, сэр? — настаивала миссис Ганвор.
   Но я, не обращая внимания на ее уговоры, продолжал передвигать ноги.
   Это был хороший сад, с дорожками, кружившими вокруг овощных грядок, кустов роз, возле фруктовых деревьев, мимо соблазнительной скамьи под раскидистым дубом.
   — Давайте еще раз обойдем все вокруг, — предложил я. — В этот раз я постараюсь не опираться на вашу руку, миссис Ганвор.
   Я чувствовал себя уже лучше и даже почувствовал легкий голод.
   Солнце быстро садилось, отбрасывая длинные тени на траву. После третьего круга я остановился у дверей кухни и подождал, пока миссис Ганвор принесет мне стакан холодного сидра.
   — А теперь вы должны сесть и ждать обеда, сэр, — взволнованно сказала старая женщина.
   — Мне уже хорошо, — я похлопал ее по руке.
   Она с тревогой наблюдала за мной, но я все-таки поднялся. Я глубоко дышал, пытаясь собраться с мыслями. Кто-то доставил меня сюда, опоил наркотиками и приказал давать их мне еще какое-то время (как долго, я не знал, не мог установить это, не оценив запас лекарств у миссис Ганвор). Кто-то так же пошутил с моей памятью. Вопрос: кто и почему? И этот вопрос требовал незамедлительного ответа!
   Я силился прорваться сквозь туман и хоть что-то вспомнить. Судя по молодой листве и бутонам роз, сейчас был июнь. Где же я был в мае или, скажем, прошлой зимой?
   Холодные улицы, высокие здания в ночи, теплые внутри, радость, смеющиеся лица друзей и улыбка красивой рыжеволосой женщины…
   — Матушка Гудвил?
   — Я ничего не имею против нее, сэр, но есть люди, которые поговаривают о колдовстве. Я как раз читала вчера в «Пари матч», что можно вызвать у себя серьезный невроз, если позволять неквалифицированным людям заниматься своей психикой.
   — Пожалуй, вы правы, миссис Ганвор, — согласился я. — Но на психику я не жалуюсь. Меня просто иногда подводит память.
   — Вас тоже это беспокоит? — Лицо женщины засияло. — Я сама такая забывчивая. Иногда даже и не помню, что хотела сделать…
   — Так что же матушка Гудвил? — перебил я ее. — Далеко отсюда она живет?
   — На другом конце деревни, сэр. Но я бы вам не советовала иметь с ней дело. Это не для такого культурного джентльмена, как вы. У этой женщины весьма убогий домик, да и сама эта старуха не делает чести нашей деревне. А что касается ее одежды, то тут…
   — Я не буду слишком критичным, миссис Ганвор. — Я пожал плечами. — Мне хотелось бы, чтобы вы отвели меня к ней.
   — Лучше я позову ее сюда, к вам, сэр. Если вы уж так настаиваете, то тут, в часе езды, в Илимге, есть дипломированный специалист.
   — Матушка Гудвил меня вполне устраивает. Позовите ее сюда поскорее.
   — С вашего разрешения, сэр, я сделаю это после обеда, а то сейчас я ставлю жариться гуся, да и пироги начинают подрумяниваться.
   — Хорошо. А пока я погуляю по саду. Надо нагулять аппетит, достойный вашей стряпни, уважаемая миссис Ганвор.
   После второго куска пирога с черникой, финальной чашки кофе и глотка бренди с ароматом столетий я закурил новоорлеанскую сигару, наблюдая, как Хильда и миссис Ганвор зажигают масляные лампы в гостиной.
   Внезапно раздался негромкий стук в дверь, и Ингалиль, кухонная прислуга, заглянула в дверь.
   — Старая ведьма пришла по вашему приглашению, — пропищала она. — Она курит трубку!
   — Тише ты, услышит, — прошептала Хильда. — Попроси ее подождать, пока не позовут.
   Тут Ингалиль взвизгнула и отскочила в сторону, а в комнату вошла, опираясь на палку, скрюченная старуха. Живые черные глаза обежали комнату и остановились на мне. Я тоже осмотрел гостью, отметив про себя крючковатый нос, беззубые десны, торчащий подбородок и прядь седых волос, нависшую над щекой.
   Трубки я не увидел, но заметил, как она выпустила последнее кольцо дыма из ноздрей.
   — Кто здесь нуждается в целительном прикосновении матушки Гудвил? — прошамкала она. — Ну конечно же, это вы, сэр. Вы, проделавший такой странный и долгий путь вместе со странником, которому предстоит еще более долгий путь.
   — Я не говорила тебе, что это новый джентльмен, — сказала из угла Ингалиль. Она, осмелев, подошла к старухе и, протянув руку к корзине, спросила: