- Да какая ж тут болезь, - возразил я, - обыкновенная старость, потом копыта на сторону. Естественный ход вещей.
- Человеческий разум - превосходнейший инструмент, - возразил Фостер, - и он отнюдь не должен так быстро гибнуть.
- Над этим стоит поразмыслить, - согласился я. - А ты почему не заразился?
- Все валлонцы проходят вакцинацию против этого.
- Ха, вот бы и мне, - вставил я, - но давай вернемся к нашим баранам.
Фостер перелистнул страницу:
- Я правил многими народами, побывал во многих землях в поисках умелых кузнецов, стеклодувов, экспериментаторов. Но я всегда возвращался к посадочной площадке.
- Должно быть, это казалось невыносимым, - посочувствовал я. - Изгнанник на чужой планете проводит сотни лет в глуши, среди дикарей...
- Ну, зачем же утрировать. Мне довелось видеть, как эти дикари сбрасывали шкуры и познавали пути цивилизации. Я учил их, как надо строить, как собирать стада, обрабатывать землю. Я сам выстроил великий город и попытался - по неопытности - преподать аристократии кодекс Двумирья. Но хотя они все и собирались за круглым столом, подобном Кольцевому Столу в Окк-Хамилоте, им так и не удалось до конца усвоить мои уроки. А потом они стали задаваться вопросом, почему, собственно говоря, их король не стареет. И тогда я вынужден был оставить их и попытался закончить постройку сигнализатора. Охотники ощутили это и напали. Сначала я отогнал их огнем, но потом меня разобрало любопытство, и я последовал за ними к гнездовищу.
- Я помню, - сказал я, - "... это было место, знакомое мне издавна. Это был не улей, а штольня - дело рук обитателей Двумирья..."
- Их было слишком много, и мне едва удалось уцелеть. Хроническое голодание сделало Охотников агрессивными. Они бы высосали всю мою энергию до последней капли.
- Если б ты только знал, что передатчик здесь. Но ты не знал. Потому и подался за океан.
- Вспомни, они нашли меня даже там. И каждый раз мне удавалось бежать. Но всегда они отыскивали меня снова.
- А твой сигнализатор, что, с ним так ничего и не вышло?
- И не могло. Это была попытка, заранее обреченная на неудачу. Только высокоразвитая цивилизация могла снабдить меня необходимыми материалами. Я мог только ждать и учить тому, что знал сам. А потом я начал забывать.
- Почему?
- Мозг устает, - пояснил Фостер. - Такова цена долгой жизни. Он должен возобновлять свои ресурсы. Интенсивная работа и шок ускоряют трансформацию. Я и так умудрился продержаться несколько столетий. А дома, на Валлоне, человек записывает память на матрицу, а после трансформации восстанавливает память в новом теле. Но, оставшись один, я не мог этим воспользоваться. Конечно, я делал все: готовил укромные убежища, писал самому себе письма...
- Вот когда ты проснулся в гостинице, ты здорово помолодел прямо за ночь, как это возможно?
- Когда мозг восстанавливается, то происходит регенерация всего организма. Кожа забывает все свои морщины, мускулы накопившуюся усталось, клетки становятся такими же, какими они были когда-то в молодости.
- При первой нашей встрече, - заметил я, - ты упоминал о госпитале в Первую Мировую войну. Ты тоже там проснулся, ничего не помня?
- Твой мир очень жесток, Легион. Наверное, я терял память много раз. Где-то там, в прошлом, я постепенно забыл о своей цели и, когда Охотники вновь появились, бежал в слепой панике.
- У тебя в Мейпорте был целый оружейный склад. Какая польза от него против Охотников?
- Да никакой, - бросил Фостер. - Но я же не знал. Я только ощущал, что меня преследует нечто.
- Ну, уж в наше-то время ты мог бл построить сигнализатор, - вставил я, - хотя нет, ты уже и забыл, зачем он тебе и как это делается.
- Но, в конце концов, я все же нашел передатчик с твоей помощью, Легион. Правда, по-прежнему остается загадкой, что произошло на борту этого корабля? Почему я здесь?
- Слушай, - окликнул я. - А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.
- В этом есть зерно истины, - задумчиво согласился Фостер. - Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.
- Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.
- Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета - всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.
- Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями - прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?
- Таких площадок множество по всему космосу, - заявил Фостер, - это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.
Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:
- Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.
- Правильно, - откликнулся Фостер, вскакивая: - Это шанс. Идем!
Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.
- Хорошенькая была потасовочка, - заметил я.
- Да, похоже, я пробудился здесь, - сказал Фостер. - А это те, кого я увидел мертвыми.
- Как видишь, они еще не воскресли, - сострил я. - Ну, что скажешь насчет этой машинки?
Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:
- Нет, - сказал он, - конечно, ее здесь не будет.
- Чего?
- Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.
Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.
- Этот?
Фостер глянул:
- Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.
- Да, пожалуй, - согласился я, - иначе бы все было слишком просто, - я огляделся. - Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.
- Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.
- Но ведь твоя-то находилась у тебя.
- Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.
- Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, - заметил я. - Это будет нечто - заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?
- Да нет, - отозвался Фостер, - я могу сделать только грубую прикидку.
- Ну, так сколько же?
- С той поры, как я высадился из шлюпки, - ответил он, прошло три тысячи лет.
- Жаль, что команда распадается, - сказал я. - Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.
- Летим со мной на Валлон, - отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.
- Спасибо, приятель, - откликнулся я. - Я бы и не прочь поглазеть на все эти космические диковинки, но боюсь, что в конце концов пожалею об этом. Знаешь ли, эскимосу мало пользы от компьютера. Я просто помру от тоски.
- Но ты же можешь вернуться.
- Ну, насколько я знаю, - сказал я, - после прогулочки на таком звездолете на Земле пройдет пара сотен лет, а я бы хотел прожить свою жизнь здесь, с людьми, которых понимаю, и в том мире, в котором вырос. Конечно, у него есть свои недостатки, но, по крайней мере, это мой родной дом.
- Ну, тогда я ничего не могу поделать, Легион, - сказал Фостер. - И даже на знаю, как выразить свою благодарность и вознаградить тебя за преданность.
- Э... э... ну, что касается этого, то было бы неплохо загрузить шлюпку кое-какими вещичками из библиотеки_ шариками со склада, ну и так, по мелочи. Я, кажется, знаю, как все это приложить к делу, чтобы не затронуть экономику и не поставить ее на уши. Ну, и попутно самому устроиться. Как ты уже успел заметить, я - материалист.
- Твое дело, - отозвался Фостер, - бери, что хочешь.
- По возвращении, - сообщил я, - я сделаю еще кое-что. Вскрою тоннель с подземной установкой и взорву ее к чертовой матери. Если, конечно, никто до нее еще не добрался.
- Судя по темпераменту местных жителей, - с улыбкой заметил Фостер, - секрет останется в неприкосновенности, по крайней мере, еще поколения три.
- Не волнуйся, я посажу шлюпку где-нибудь в укромном местечке, где ее не засечет радар, - успокоил его я. - Нам повезло, через пару лет было бы поздно.
- Да, вы бы уже смогли обнаружить и звездолет, - согласился Фостер, - даже несмотря на антирадарную защиту.
Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.
- Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, - игриво заметил я. - Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.
- Ты сильно изменился, Легион, - отметил Фостер, - ты похож на человека с joie de vivre*.
- Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, - сказал я. - И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.
- У каждого мира свои правила жизни, - заметил Фостер. Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности - вот в чем смысл.
- Лицом к лицу со всей Вселенной, - продекламировал я. На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, - я повернулся к Фостеру. - Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.
- У нас еще есть несколько часов, - сказал Фостер, - незачем торопиться.
- Может, и так, - согласился я. - Но мне надо многое успеть, - я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, - и хотелось бы начать, как можно скорее.
* Joie de vivre (фр.) - радость жизни.
Глава восьмая
Я мирно сидел на террасе, любуясь закатом, и размышлял о Фостере, который сейчас летел к себе домой где-то там, за пурпурными облаками. И самое порадоксальное заключалось в том, что для него, путешествующего почти со скоростью света, прошло' всего несколько дней, в то время как здесь миновало три года.
Самыми сложными для меня оказались первые несколько месяцев, когда я посадил свою шлюпку в каньоне неподалеку от маленького городка Итценка в Перу. Мне пришлось выждать с неделю, из опасения, как бы не явилась толпа местных зевак, а потом я пешком потопал до города, неся с собой рюкзачок с тщательно отобранными образчиками, благодаря которым я и собирался начать свою новую карьеру. Мне понадобилась пара недель, чтобы добраться до морского порта Каллау, и еще неделя, чтобы попасть матросом на корабль-рефрижератор, везущий бананы. В Тампе я сиганул через борт и, не привлекая к себе внимания, добрался до Майами. Насколько можно было судить, полиция давно утратила интерес к моей персоне. Моя старая подружка - тучная леди - не слишком-то обрадовалась встрече, но все же пристроила меня, и я принялся превращать свои сувениры в деньги.
Я захватил с собой проектор и пригоршню кассет с фильмами, весьма похожими на кости домино. Я не собирался продавать их в какую-нибудь лавку, а договорился со своим старым приятелем из киносети, и он за плату скопировал их на обычную пленку. Ему я объяснил, что вывез это из восточной Европы. Правда, он был не в восторге от них, но признал, что в технике создатели кое-что все-таки смыслят.
Специальные эффекты были просто потрясающи. Его любимым фильмом стал тот, который я окрестил "охотой на мамонта".
Я предложил только двенадцать записей с незначительным монтажом и комментариями, из них вышли отличные двадцатиминутные документальные фильмы. Мой знакомый связался с приятелем в Нью-Йорке и слегка поторговался. Мы сошлись на ста тысячах долларов с условием, что за такую же цену предоставим еще дюжину фильмов.
Через неделю в Бейоне, штат Нью-Джерси, состоялся пробный показ, после которого меня буквально завалили предложениями продать следующую партию за полмиллиона долларов без всяких лишних вопросов. Я оставил Майки вершить бизнес на комиссионных началах, а сам вернулся в Итценку.
Шлюпка находилась на месте и простояла бы там, наверное, еще пятьдесят лет, никто бы так и не наткнулся на нее. Я просто объяснил команде, которую привез с собой, что это ракетная декорация, необходимая для моего очередного фильма. Я разрешил им облазить всю шлюпку и удовлетворить свое любопытство. Все единодушно решили, что такой примитивный камуфляж никого не одурачит: никаких тебе стабилизаторов, никаких лучеметов, а панель управления вообще ничуть не лучше, чем обыкновенные игровые автоматы. Но поскольку денежки на ветер выбрасывал я, и их это совершенно не касалось, то они принялись маскировать ракету - как я их заверил, неотъемлемую часть замысла фильма, - и разгружать мйи товары.
Через год после возвращения я владел собственным островом у побережья Перу и домом, в котором каждый мой каприз был тщательно исполнен архитектором - настоящим телепатом. Конечно, он на мне здорово заработал, но дом того стоил.
Верхний этаж, по сути, представлял собой отдельную башню, ничем не уступавшую банковским сейфам. Именно там я и хранил все свои игрушки. Мне удалось продать около сотни фильмов, но оставалось еще куча других вещей, да и сам проектор многого стоил. Он прочитывал фильмы по молекулярным слоям и проецировал совершенно непрерывную картину. Цвет и звук были настолько реальными, что мой агент по сбыту даже несколько раз жаловался на слабую цветонасыщенность.
Принцип конструкции проектора был абсолютно нов, а теория так вообще, пожалуй, еще недоступна нашим физикам. Но само по себе практическое применение не представляло никакого труда. Я рассудил, что с необходимыми контактами в научных кругах я мог бы ввести эту теорию в обиход и в результате стать мультимиллиардером. Я уже и так выбросил на наш рынок несколько изобретений: прочную бумагу, пригодную для шитья одежды, химикат, выбеливающий зубы до белоснежности, всецветовой краситель для художников. Те знания, которые я воспринял через штыри, обеспечивали мне в перспективе создание сотни новых индустриальных комплексов, и это было еще далеко не все.
Я потратил большую часть года на кругосветное путешествие, открывая для себя то, что доступно тугому кошельку. Весь следующий год я провел, обустраивая остров, покупая картины, ковры, столовое серебро для дома, а заодно и концертный рояль. После первого восторга, вызванного экономической свободой, я принялся наслаждаться музыкой.
Целых шесть месяцев за моим здоровьем и распорядком дня следил специальный врач. В конце курса, после бешеной гонки, я уже мало был похож на себя прежнего, в то время как врач-тренер превратился в абсолютную развалину, не выдержав темпа. Так что мне пришлось искать себе другое хобби.
Теперь, три года спустя, мне все начинало надоедать, ко мне подкрадывалась скука - болезнь богатых. Но мечтать о богатстве и иметь его - две разные вещи, и я уже чуть ли не с ностальгией вспоминал прежние дни неудач, когда каждый шаг оборачивался приключением, полным полицейских, отвратительной еды и тысяч неутоленных желаний.
Не то чтоб я серьезно страдал. Я сидел в шезлонге, отдыхая после долгого дня с рыбной ловлей и скромным обедом. Я покуривал сигару, свернутую из лучшего табачного листа и слушал самую прекрасную музыку, какую только способна воспроизвести тысячедолларовая магнитола. А расстилавшийся передо мной пейзаж, хоть и бесплатный, стоил никак не меньше миллиона в час. А через минуту я спущусь к причалу, заведу катер фирмы "Роллс-Ройс", переберусь на материк, пересяду в свой "кадиллак" последней модели и двинусь в город, где меня уже поджидает высокая блондинка из Стокгольма. Я пригласил ее в кино. Она работала секретаршей в фирме, занимавшейся электроникой.
Я затянулся напоследок и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, когда заметил какое-то пятно багровой в лучах заката воде. Рассмотреть его было трудно, я пошел и принес морской бинокль. Теперь я отчетливо различал моторный катер, мчавшийся к моему острову.
Он повернул к стофутовому бетонному причалу и подрулил под тихое клокотание воды. Мотор заглох, катер лишь мирно качало на волнах во внезапно наступившей тишине. В бинокль я изучал серо-голубоватый корпус. На корме виднелись две пушки, а на стапелях четыре торпеды. Но на меня произвело впечатление не столько вооружение, сколько ряды моряков в касках на палубе.
Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на берег и выстроились в два взвода, я посчитал: пятьдесят человек, из них два офицера. Я едва расслышал, как были отданы команды, и колонна тронулась по мощеной дороге, ведущей от королевских пальм и магнолий прямо к пандусу возле дома. Здесь они остановились, по команде развернулись налево и застыли по стойке "смирно". Два офицера и кургузый гражданский с портфелем взобрались по лестнице, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, и остановились у широкого пролета.
Офицер, стоящий впереди, не иначе как в ранге бригадного генерала, поднял голову и уставился на меня:
- Мы можем подняться, сэр?
Я оглядел застывшие шеренги солдат:
- Ну, если ваших парней мучает жажда, сержант, - отозвался я, - то пусть не стесняются, заходят.
- Я - генерал Смейл, - прокричал тот. - Это полковник Санчес, представитель Перуанской армии, - он ткнул пальцем в другого военного, - и мистер Приффи из американского посольства в Лиме.
- Здрасте, мистер Приффи, - откликнулся я. - Здрасте, мистер Санчес. Здрасте...
- Это... э-э-э... официальный визит, мистер Легион, - выдавил генерал, - дело величайшей важности, касающееся национальных интересов вашей страны, мистер Легион.
- О'кей, генерал, - бросил я, - поднимайтесь. А что случилось-то? Ваши ребятки там не начали, случайно, новую войну?
Они поднялись на террасу, слегка поколебавшись, поздоровались со мной за руку и расселись по креслам. Мистер Приффи положил свой чемоданчик на колени.
- Если хотите, кидайте ваше барахло на стол, мистер Приффи, - предложил я.
Он мигнул и еще крепче вцепился в чемоданчик. Я предложил каждому сигары ручной работы. Приффи выглядел озадаченным, Смейл отрицательно покачал головой, а Санчес прихватил сразу три штуки.
- Я здесь, - сообщил генерал, - чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Легион. Мистер Приффи представляет государственный департамент, а полковник Санчес...
- Можете не продолжать, - оборвал я, - он представляет перуанское правительство, а потому я и не спрашиваю, что делают американские вооруженные силы на перуанской территории.
- Эй, - встрял Приффи, - я вовсе не думаю...
- Охотно верю, - успокоил его я. - Так в чем дело, Смейл?
- Я сразу перейду к делу, - ответил тот. - Вот уже некоторое время разведка США ведет досье, закодированное - за неимением лучшего - под названием "марсианин", - генерал Смейл извинительно кашлянул. - Около трех лет назад, - продолжил он, - неопознанный летающий объект...
- Так, летающие блюдца - ваше хобби, генерал? - перебил я.
- Ничего подобного, - отрезал он. - Этот объект засекли многие радары, когда тот спускался с огромной высоты. Он совершил посадку на Земле... - генерал слегка замялся.
- Вот только не надо говорить, будто вы, проделав такой огромный путь, не можете мне ничего сказать.
- ... в одном месте, в Англии, - нехотя ответил Смейл, несколько американских истребителей было послано на разведку, но прежде, чем они успели вступить в контакт, НЛО взлетел с чудовищным ускорением, и цаши радары потеряли его след где-то на высоте нескольких сот миль.
- А мне-то казалось, что наши радары способны на большее, - съязвил я. - Спутниковые программы...
- Просто не было возможности воспользоваться специальным оборудованием, - отпарировал Смейл. - Тщательное расследование показало, что два неких иностранца - вероятно, американцы - посетили это место за несколько часов до... э-э-э... высадки НЛО.
Я кивнул и вспомнил, как бродил по окрестностям, прикидывая, не удастся ли уничтожить подземную установку. Но там толпилось столько копов в штатском, сколько обычно бывает старых дев на похоронах кинозвезды, просто не протолкаться. Впрочем, все складывалось как нельзя лучше. Подземный тоннель они так и не обнаружили, поскольку ракеты завалили вход. А сама установка, видимо, была сделана из таких неметаллических материалов, которые не мог уловить ни один детектор.
- Спустя несколько месяцев, - продолжил Смейл, - в прокате США появилась целая серия документальных фильмов. На них была запечатлена как жизнь других планет, так и древние и доисторические события здесь, на Земле. В комментариях указывалось, что все эти короткометражные фильмы всего лишь демонстрируют некоторые научные теории о развитии жизни на других планетах. Они, конечно же, вызвали всеобщий интерес, и, за некоторым исключением, ученые оказались единодушны в своих восхищенных оценках.
- Меня тоже восхищают это прекрасные подделки, - вставил я. - При всеобщем интересе к космическим путешествиям...
- Однако на фоне технического совершенства короткометражных фильмов была отмечена одна удивительная неточность, продолжал Смейл. - Она касалась вида нашей планеты из космоса, изображавшего Землю на фоне звезд. По мнению астрономов, конфигурация созвездий указывала на проведение съемки за семь тысяч лет до нашей эры. Ошибка относилась и к изображению полярной шапки льда на месте залива Гудзон. Южных же ледовых полей не было видно вообще. Антарктида оставалась совершенно свободной ото льда.
Я молча ожидал, что же последует дальше.
- Так вот, новые исследования подтвердили, что девять тысяч лет назад Северный Полюс действительно находился на месте залива Гудзон, - сообщил Смейл, - и ледовый панцирь Антарктиды тоже сравнительно недавнее образование.
- Но об этом уже давно говорили, - возразил я, - по этому поводу даже есть теория...
- И потом, что касается видов Марса, - не обращал на меня внимание генерал, - съемки "каналов" с высоты птичьего полета считались превосходнейшим трюком, - тут он повернулся к Приффи, который открыл чемоданчик и передал ему пару фотографий. - Вот кадр, взятый из фильма, - сказал Смейл.
Это было цветное фото восемь на десять, изображавшее гряду холмов, покрытых розоватой пылью, холмы ярко выделялись на фоне черно-голубого горизонта...
Смейл выложил рядом другое фото:
- А это, - сказал он, - снято с автоматической станции в прошлом году.
Я посмотрел. Второй снимок был зернист, в цвете преобладал голубой оттенок, но во всем остальном сомнений не вызывал. Холмы выглядели более приземистыми, да и угол съемок несколько отличался, но это был тот же самый пейзаж.
- Тем временем, - неумолимо продолжал Смейл, - на рынок выбрасывается множество новых изобретений. Химики и физики поражены теоретической базой, скрывающейся за подобной технологией. Один из продуктов - вариант красящего вещества воплощает в себе абсолютно новую концепцию кристаллографии.
- Прогресс, - вяло заметил я. - Да что там, вот когда я еще был ребенком...
- След был чрезвычайно запутан, - перебил меня Смейл. Но в конце концов мы обнаружили, что за всеми этими любопытными фактами досье кроется общий фактор, и этот фактор, мистер Легион, вы.
Глава девятая
Через несколько минут после заката Смейл и я снова сидели на террасе за остатками легкого ужина.
- У домашнего ареста, по крайней мере, одно преимущество - не рискуешь отравиться едой.
- Я понимаю ваши чувства, - отозвался Смейл, - честно говоря, мне самому не нравится это поручение. Но совершенно очевидно, что есть вещи, которые требуют объяснений. И я питал некоторую надежду, что вы добровольно нам все расскажете.
- Заберите вашу армию и плывите-ка отсюда подальше, генерал, - посоветовал я. - Тогда, может быть, я и сделаю что-нибудь добровольно.
- Ваш патриотизм...
- Мой патриотизм не устает твердить мне, что там, откуда я родом, у личности есть свои права.
- Дело слишком важное, чтобы обращать внимание на такие мелочи, - упорствовал Смейл. - Я признаюсь совершенно откровенно, что присутствие солдат было разрешено перуанским правительством постфактум. Я упоминаю об этом, чтобы дать понять, насколько важное значение придает правительство этому делу.
- Да, видя, как вы высаживаетесь на берег, я так и понял, - заметил я. - Вам просто чертовски повезло, что я не воспользовался своим дезинтегратором.
Смейл чуть не подавился.
- Да шучу, шучу, - успокоил я его. - Но я же не доставляю вам никаких хлопот. Зачем вы вызвали подкрепление?
- Человеческий разум - превосходнейший инструмент, - возразил Фостер, - и он отнюдь не должен так быстро гибнуть.
- Над этим стоит поразмыслить, - согласился я. - А ты почему не заразился?
- Все валлонцы проходят вакцинацию против этого.
- Ха, вот бы и мне, - вставил я, - но давай вернемся к нашим баранам.
Фостер перелистнул страницу:
- Я правил многими народами, побывал во многих землях в поисках умелых кузнецов, стеклодувов, экспериментаторов. Но я всегда возвращался к посадочной площадке.
- Должно быть, это казалось невыносимым, - посочувствовал я. - Изгнанник на чужой планете проводит сотни лет в глуши, среди дикарей...
- Ну, зачем же утрировать. Мне довелось видеть, как эти дикари сбрасывали шкуры и познавали пути цивилизации. Я учил их, как надо строить, как собирать стада, обрабатывать землю. Я сам выстроил великий город и попытался - по неопытности - преподать аристократии кодекс Двумирья. Но хотя они все и собирались за круглым столом, подобном Кольцевому Столу в Окк-Хамилоте, им так и не удалось до конца усвоить мои уроки. А потом они стали задаваться вопросом, почему, собственно говоря, их король не стареет. И тогда я вынужден был оставить их и попытался закончить постройку сигнализатора. Охотники ощутили это и напали. Сначала я отогнал их огнем, но потом меня разобрало любопытство, и я последовал за ними к гнездовищу.
- Я помню, - сказал я, - "... это было место, знакомое мне издавна. Это был не улей, а штольня - дело рук обитателей Двумирья..."
- Их было слишком много, и мне едва удалось уцелеть. Хроническое голодание сделало Охотников агрессивными. Они бы высосали всю мою энергию до последней капли.
- Если б ты только знал, что передатчик здесь. Но ты не знал. Потому и подался за океан.
- Вспомни, они нашли меня даже там. И каждый раз мне удавалось бежать. Но всегда они отыскивали меня снова.
- А твой сигнализатор, что, с ним так ничего и не вышло?
- И не могло. Это была попытка, заранее обреченная на неудачу. Только высокоразвитая цивилизация могла снабдить меня необходимыми материалами. Я мог только ждать и учить тому, что знал сам. А потом я начал забывать.
- Почему?
- Мозг устает, - пояснил Фостер. - Такова цена долгой жизни. Он должен возобновлять свои ресурсы. Интенсивная работа и шок ускоряют трансформацию. Я и так умудрился продержаться несколько столетий. А дома, на Валлоне, человек записывает память на матрицу, а после трансформации восстанавливает память в новом теле. Но, оставшись один, я не мог этим воспользоваться. Конечно, я делал все: готовил укромные убежища, писал самому себе письма...
- Вот когда ты проснулся в гостинице, ты здорово помолодел прямо за ночь, как это возможно?
- Когда мозг восстанавливается, то происходит регенерация всего организма. Кожа забывает все свои морщины, мускулы накопившуюся усталось, клетки становятся такими же, какими они были когда-то в молодости.
- При первой нашей встрече, - заметил я, - ты упоминал о госпитале в Первую Мировую войну. Ты тоже там проснулся, ничего не помня?
- Твой мир очень жесток, Легион. Наверное, я терял память много раз. Где-то там, в прошлом, я постепенно забыл о своей цели и, когда Охотники вновь появились, бежал в слепой панике.
- У тебя в Мейпорте был целый оружейный склад. Какая польза от него против Охотников?
- Да никакой, - бросил Фостер. - Но я же не знал. Я только ощущал, что меня преследует нечто.
- Ну, уж в наше-то время ты мог бл построить сигнализатор, - вставил я, - хотя нет, ты уже и забыл, зачем он тебе и как это делается.
- Но, в конце концов, я все же нашел передатчик с твоей помощью, Легион. Правда, по-прежнему остается загадкой, что произошло на борту этого корабля? Почему я здесь?
- Слушай, - окликнул я. - А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.
- В этом есть зерно истины, - задумчиво согласился Фостер. - Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.
- Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.
- Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета - всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.
- Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями - прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?
- Таких площадок множество по всему космосу, - заявил Фостер, - это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.
Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:
- Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.
- Правильно, - откликнулся Фостер, вскакивая: - Это шанс. Идем!
Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.
- Хорошенькая была потасовочка, - заметил я.
- Да, похоже, я пробудился здесь, - сказал Фостер. - А это те, кого я увидел мертвыми.
- Как видишь, они еще не воскресли, - сострил я. - Ну, что скажешь насчет этой машинки?
Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:
- Нет, - сказал он, - конечно, ее здесь не будет.
- Чего?
- Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.
Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.
- Этот?
Фостер глянул:
- Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.
- Да, пожалуй, - согласился я, - иначе бы все было слишком просто, - я огляделся. - Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.
- Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.
- Но ведь твоя-то находилась у тебя.
- Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.
- Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, - заметил я. - Это будет нечто - заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?
- Да нет, - отозвался Фостер, - я могу сделать только грубую прикидку.
- Ну, так сколько же?
- С той поры, как я высадился из шлюпки, - ответил он, прошло три тысячи лет.
- Жаль, что команда распадается, - сказал я. - Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.
- Летим со мной на Валлон, - отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.
- Спасибо, приятель, - откликнулся я. - Я бы и не прочь поглазеть на все эти космические диковинки, но боюсь, что в конце концов пожалею об этом. Знаешь ли, эскимосу мало пользы от компьютера. Я просто помру от тоски.
- Но ты же можешь вернуться.
- Ну, насколько я знаю, - сказал я, - после прогулочки на таком звездолете на Земле пройдет пара сотен лет, а я бы хотел прожить свою жизнь здесь, с людьми, которых понимаю, и в том мире, в котором вырос. Конечно, у него есть свои недостатки, но, по крайней мере, это мой родной дом.
- Ну, тогда я ничего не могу поделать, Легион, - сказал Фостер. - И даже на знаю, как выразить свою благодарность и вознаградить тебя за преданность.
- Э... э... ну, что касается этого, то было бы неплохо загрузить шлюпку кое-какими вещичками из библиотеки_ шариками со склада, ну и так, по мелочи. Я, кажется, знаю, как все это приложить к делу, чтобы не затронуть экономику и не поставить ее на уши. Ну, и попутно самому устроиться. Как ты уже успел заметить, я - материалист.
- Твое дело, - отозвался Фостер, - бери, что хочешь.
- По возвращении, - сообщил я, - я сделаю еще кое-что. Вскрою тоннель с подземной установкой и взорву ее к чертовой матери. Если, конечно, никто до нее еще не добрался.
- Судя по темпераменту местных жителей, - с улыбкой заметил Фостер, - секрет останется в неприкосновенности, по крайней мере, еще поколения три.
- Не волнуйся, я посажу шлюпку где-нибудь в укромном местечке, где ее не засечет радар, - успокоил его я. - Нам повезло, через пару лет было бы поздно.
- Да, вы бы уже смогли обнаружить и звездолет, - согласился Фостер, - даже несмотря на антирадарную защиту.
Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.
- Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, - игриво заметил я. - Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.
- Ты сильно изменился, Легион, - отметил Фостер, - ты похож на человека с joie de vivre*.
- Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, - сказал я. - И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.
- У каждого мира свои правила жизни, - заметил Фостер. Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности - вот в чем смысл.
- Лицом к лицу со всей Вселенной, - продекламировал я. На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, - я повернулся к Фостеру. - Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.
- У нас еще есть несколько часов, - сказал Фостер, - незачем торопиться.
- Может, и так, - согласился я. - Но мне надо многое успеть, - я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, - и хотелось бы начать, как можно скорее.
* Joie de vivre (фр.) - радость жизни.
Глава восьмая
Я мирно сидел на террасе, любуясь закатом, и размышлял о Фостере, который сейчас летел к себе домой где-то там, за пурпурными облаками. И самое порадоксальное заключалось в том, что для него, путешествующего почти со скоростью света, прошло' всего несколько дней, в то время как здесь миновало три года.
Самыми сложными для меня оказались первые несколько месяцев, когда я посадил свою шлюпку в каньоне неподалеку от маленького городка Итценка в Перу. Мне пришлось выждать с неделю, из опасения, как бы не явилась толпа местных зевак, а потом я пешком потопал до города, неся с собой рюкзачок с тщательно отобранными образчиками, благодаря которым я и собирался начать свою новую карьеру. Мне понадобилась пара недель, чтобы добраться до морского порта Каллау, и еще неделя, чтобы попасть матросом на корабль-рефрижератор, везущий бананы. В Тампе я сиганул через борт и, не привлекая к себе внимания, добрался до Майами. Насколько можно было судить, полиция давно утратила интерес к моей персоне. Моя старая подружка - тучная леди - не слишком-то обрадовалась встрече, но все же пристроила меня, и я принялся превращать свои сувениры в деньги.
Я захватил с собой проектор и пригоршню кассет с фильмами, весьма похожими на кости домино. Я не собирался продавать их в какую-нибудь лавку, а договорился со своим старым приятелем из киносети, и он за плату скопировал их на обычную пленку. Ему я объяснил, что вывез это из восточной Европы. Правда, он был не в восторге от них, но признал, что в технике создатели кое-что все-таки смыслят.
Специальные эффекты были просто потрясающи. Его любимым фильмом стал тот, который я окрестил "охотой на мамонта".
Я предложил только двенадцать записей с незначительным монтажом и комментариями, из них вышли отличные двадцатиминутные документальные фильмы. Мой знакомый связался с приятелем в Нью-Йорке и слегка поторговался. Мы сошлись на ста тысячах долларов с условием, что за такую же цену предоставим еще дюжину фильмов.
Через неделю в Бейоне, штат Нью-Джерси, состоялся пробный показ, после которого меня буквально завалили предложениями продать следующую партию за полмиллиона долларов без всяких лишних вопросов. Я оставил Майки вершить бизнес на комиссионных началах, а сам вернулся в Итценку.
Шлюпка находилась на месте и простояла бы там, наверное, еще пятьдесят лет, никто бы так и не наткнулся на нее. Я просто объяснил команде, которую привез с собой, что это ракетная декорация, необходимая для моего очередного фильма. Я разрешил им облазить всю шлюпку и удовлетворить свое любопытство. Все единодушно решили, что такой примитивный камуфляж никого не одурачит: никаких тебе стабилизаторов, никаких лучеметов, а панель управления вообще ничуть не лучше, чем обыкновенные игровые автоматы. Но поскольку денежки на ветер выбрасывал я, и их это совершенно не касалось, то они принялись маскировать ракету - как я их заверил, неотъемлемую часть замысла фильма, - и разгружать мйи товары.
Через год после возвращения я владел собственным островом у побережья Перу и домом, в котором каждый мой каприз был тщательно исполнен архитектором - настоящим телепатом. Конечно, он на мне здорово заработал, но дом того стоил.
Верхний этаж, по сути, представлял собой отдельную башню, ничем не уступавшую банковским сейфам. Именно там я и хранил все свои игрушки. Мне удалось продать около сотни фильмов, но оставалось еще куча других вещей, да и сам проектор многого стоил. Он прочитывал фильмы по молекулярным слоям и проецировал совершенно непрерывную картину. Цвет и звук были настолько реальными, что мой агент по сбыту даже несколько раз жаловался на слабую цветонасыщенность.
Принцип конструкции проектора был абсолютно нов, а теория так вообще, пожалуй, еще недоступна нашим физикам. Но само по себе практическое применение не представляло никакого труда. Я рассудил, что с необходимыми контактами в научных кругах я мог бы ввести эту теорию в обиход и в результате стать мультимиллиардером. Я уже и так выбросил на наш рынок несколько изобретений: прочную бумагу, пригодную для шитья одежды, химикат, выбеливающий зубы до белоснежности, всецветовой краситель для художников. Те знания, которые я воспринял через штыри, обеспечивали мне в перспективе создание сотни новых индустриальных комплексов, и это было еще далеко не все.
Я потратил большую часть года на кругосветное путешествие, открывая для себя то, что доступно тугому кошельку. Весь следующий год я провел, обустраивая остров, покупая картины, ковры, столовое серебро для дома, а заодно и концертный рояль. После первого восторга, вызванного экономической свободой, я принялся наслаждаться музыкой.
Целых шесть месяцев за моим здоровьем и распорядком дня следил специальный врач. В конце курса, после бешеной гонки, я уже мало был похож на себя прежнего, в то время как врач-тренер превратился в абсолютную развалину, не выдержав темпа. Так что мне пришлось искать себе другое хобби.
Теперь, три года спустя, мне все начинало надоедать, ко мне подкрадывалась скука - болезнь богатых. Но мечтать о богатстве и иметь его - две разные вещи, и я уже чуть ли не с ностальгией вспоминал прежние дни неудач, когда каждый шаг оборачивался приключением, полным полицейских, отвратительной еды и тысяч неутоленных желаний.
Не то чтоб я серьезно страдал. Я сидел в шезлонге, отдыхая после долгого дня с рыбной ловлей и скромным обедом. Я покуривал сигару, свернутую из лучшего табачного листа и слушал самую прекрасную музыку, какую только способна воспроизвести тысячедолларовая магнитола. А расстилавшийся передо мной пейзаж, хоть и бесплатный, стоил никак не меньше миллиона в час. А через минуту я спущусь к причалу, заведу катер фирмы "Роллс-Ройс", переберусь на материк, пересяду в свой "кадиллак" последней модели и двинусь в город, где меня уже поджидает высокая блондинка из Стокгольма. Я пригласил ее в кино. Она работала секретаршей в фирме, занимавшейся электроникой.
Я затянулся напоследок и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, когда заметил какое-то пятно багровой в лучах заката воде. Рассмотреть его было трудно, я пошел и принес морской бинокль. Теперь я отчетливо различал моторный катер, мчавшийся к моему острову.
Он повернул к стофутовому бетонному причалу и подрулил под тихое клокотание воды. Мотор заглох, катер лишь мирно качало на волнах во внезапно наступившей тишине. В бинокль я изучал серо-голубоватый корпус. На корме виднелись две пушки, а на стапелях четыре торпеды. Но на меня произвело впечатление не столько вооружение, сколько ряды моряков в касках на палубе.
Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на берег и выстроились в два взвода, я посчитал: пятьдесят человек, из них два офицера. Я едва расслышал, как были отданы команды, и колонна тронулась по мощеной дороге, ведущей от королевских пальм и магнолий прямо к пандусу возле дома. Здесь они остановились, по команде развернулись налево и застыли по стойке "смирно". Два офицера и кургузый гражданский с портфелем взобрались по лестнице, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, и остановились у широкого пролета.
Офицер, стоящий впереди, не иначе как в ранге бригадного генерала, поднял голову и уставился на меня:
- Мы можем подняться, сэр?
Я оглядел застывшие шеренги солдат:
- Ну, если ваших парней мучает жажда, сержант, - отозвался я, - то пусть не стесняются, заходят.
- Я - генерал Смейл, - прокричал тот. - Это полковник Санчес, представитель Перуанской армии, - он ткнул пальцем в другого военного, - и мистер Приффи из американского посольства в Лиме.
- Здрасте, мистер Приффи, - откликнулся я. - Здрасте, мистер Санчес. Здрасте...
- Это... э-э-э... официальный визит, мистер Легион, - выдавил генерал, - дело величайшей важности, касающееся национальных интересов вашей страны, мистер Легион.
- О'кей, генерал, - бросил я, - поднимайтесь. А что случилось-то? Ваши ребятки там не начали, случайно, новую войну?
Они поднялись на террасу, слегка поколебавшись, поздоровались со мной за руку и расселись по креслам. Мистер Приффи положил свой чемоданчик на колени.
- Если хотите, кидайте ваше барахло на стол, мистер Приффи, - предложил я.
Он мигнул и еще крепче вцепился в чемоданчик. Я предложил каждому сигары ручной работы. Приффи выглядел озадаченным, Смейл отрицательно покачал головой, а Санчес прихватил сразу три штуки.
- Я здесь, - сообщил генерал, - чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Легион. Мистер Приффи представляет государственный департамент, а полковник Санчес...
- Можете не продолжать, - оборвал я, - он представляет перуанское правительство, а потому я и не спрашиваю, что делают американские вооруженные силы на перуанской территории.
- Эй, - встрял Приффи, - я вовсе не думаю...
- Охотно верю, - успокоил его я. - Так в чем дело, Смейл?
- Я сразу перейду к делу, - ответил тот. - Вот уже некоторое время разведка США ведет досье, закодированное - за неимением лучшего - под названием "марсианин", - генерал Смейл извинительно кашлянул. - Около трех лет назад, - продолжил он, - неопознанный летающий объект...
- Так, летающие блюдца - ваше хобби, генерал? - перебил я.
- Ничего подобного, - отрезал он. - Этот объект засекли многие радары, когда тот спускался с огромной высоты. Он совершил посадку на Земле... - генерал слегка замялся.
- Вот только не надо говорить, будто вы, проделав такой огромный путь, не можете мне ничего сказать.
- ... в одном месте, в Англии, - нехотя ответил Смейл, несколько американских истребителей было послано на разведку, но прежде, чем они успели вступить в контакт, НЛО взлетел с чудовищным ускорением, и цаши радары потеряли его след где-то на высоте нескольких сот миль.
- А мне-то казалось, что наши радары способны на большее, - съязвил я. - Спутниковые программы...
- Просто не было возможности воспользоваться специальным оборудованием, - отпарировал Смейл. - Тщательное расследование показало, что два неких иностранца - вероятно, американцы - посетили это место за несколько часов до... э-э-э... высадки НЛО.
Я кивнул и вспомнил, как бродил по окрестностям, прикидывая, не удастся ли уничтожить подземную установку. Но там толпилось столько копов в штатском, сколько обычно бывает старых дев на похоронах кинозвезды, просто не протолкаться. Впрочем, все складывалось как нельзя лучше. Подземный тоннель они так и не обнаружили, поскольку ракеты завалили вход. А сама установка, видимо, была сделана из таких неметаллических материалов, которые не мог уловить ни один детектор.
- Спустя несколько месяцев, - продолжил Смейл, - в прокате США появилась целая серия документальных фильмов. На них была запечатлена как жизнь других планет, так и древние и доисторические события здесь, на Земле. В комментариях указывалось, что все эти короткометражные фильмы всего лишь демонстрируют некоторые научные теории о развитии жизни на других планетах. Они, конечно же, вызвали всеобщий интерес, и, за некоторым исключением, ученые оказались единодушны в своих восхищенных оценках.
- Меня тоже восхищают это прекрасные подделки, - вставил я. - При всеобщем интересе к космическим путешествиям...
- Однако на фоне технического совершенства короткометражных фильмов была отмечена одна удивительная неточность, продолжал Смейл. - Она касалась вида нашей планеты из космоса, изображавшего Землю на фоне звезд. По мнению астрономов, конфигурация созвездий указывала на проведение съемки за семь тысяч лет до нашей эры. Ошибка относилась и к изображению полярной шапки льда на месте залива Гудзон. Южных же ледовых полей не было видно вообще. Антарктида оставалась совершенно свободной ото льда.
Я молча ожидал, что же последует дальше.
- Так вот, новые исследования подтвердили, что девять тысяч лет назад Северный Полюс действительно находился на месте залива Гудзон, - сообщил Смейл, - и ледовый панцирь Антарктиды тоже сравнительно недавнее образование.
- Но об этом уже давно говорили, - возразил я, - по этому поводу даже есть теория...
- И потом, что касается видов Марса, - не обращал на меня внимание генерал, - съемки "каналов" с высоты птичьего полета считались превосходнейшим трюком, - тут он повернулся к Приффи, который открыл чемоданчик и передал ему пару фотографий. - Вот кадр, взятый из фильма, - сказал Смейл.
Это было цветное фото восемь на десять, изображавшее гряду холмов, покрытых розоватой пылью, холмы ярко выделялись на фоне черно-голубого горизонта...
Смейл выложил рядом другое фото:
- А это, - сказал он, - снято с автоматической станции в прошлом году.
Я посмотрел. Второй снимок был зернист, в цвете преобладал голубой оттенок, но во всем остальном сомнений не вызывал. Холмы выглядели более приземистыми, да и угол съемок несколько отличался, но это был тот же самый пейзаж.
- Тем временем, - неумолимо продолжал Смейл, - на рынок выбрасывается множество новых изобретений. Химики и физики поражены теоретической базой, скрывающейся за подобной технологией. Один из продуктов - вариант красящего вещества воплощает в себе абсолютно новую концепцию кристаллографии.
- Прогресс, - вяло заметил я. - Да что там, вот когда я еще был ребенком...
- След был чрезвычайно запутан, - перебил меня Смейл. Но в конце концов мы обнаружили, что за всеми этими любопытными фактами досье кроется общий фактор, и этот фактор, мистер Легион, вы.
Глава девятая
Через несколько минут после заката Смейл и я снова сидели на террасе за остатками легкого ужина.
- У домашнего ареста, по крайней мере, одно преимущество - не рискуешь отравиться едой.
- Я понимаю ваши чувства, - отозвался Смейл, - честно говоря, мне самому не нравится это поручение. Но совершенно очевидно, что есть вещи, которые требуют объяснений. И я питал некоторую надежду, что вы добровольно нам все расскажете.
- Заберите вашу армию и плывите-ка отсюда подальше, генерал, - посоветовал я. - Тогда, может быть, я и сделаю что-нибудь добровольно.
- Ваш патриотизм...
- Мой патриотизм не устает твердить мне, что там, откуда я родом, у личности есть свои права.
- Дело слишком важное, чтобы обращать внимание на такие мелочи, - упорствовал Смейл. - Я признаюсь совершенно откровенно, что присутствие солдат было разрешено перуанским правительством постфактум. Я упоминаю об этом, чтобы дать понять, насколько важное значение придает правительство этому делу.
- Да, видя, как вы высаживаетесь на берег, я так и понял, - заметил я. - Вам просто чертовски повезло, что я не воспользовался своим дезинтегратором.
Смейл чуть не подавился.
- Да шучу, шучу, - успокоил я его. - Но я же не доставляю вам никаких хлопот. Зачем вы вызвали подкрепление?