Ломм Александр
Исполин над бездной
Александр Иозефович Ломм
ИСПОЛИН НАД БЕЗДНОЙ
Жизнь - смерть... Вечное противоречие... Очень не хочется умирать гроссу сардунскому, главе религиозной общины Гирляндии. Дни его сочтены, и он вкладывает все новые и новые средства в работу профессора Вар-Доспига. Сумеет ли Вар-Доспиг решить проблему биологического бессмертия?.. Действие фантастического романа чешского писателя Александра Ломма развертывается в богатой Гирляндии, стране с высоким развитием науки и техники и в то же время с контрастами, присущими любому капиталистическому государству. В центре романа - проблема возможности и допустимости биологического бессмертия. Исполин над бездной - это всемогущий человек перед великой тайной смерти. Увлекательные проблемы, динамическое развитие сюжета, острые, зачастую гротескные ситуации делают роман интересным для широкого круга читателей.
СПАСИТЕЛЬ
ОБРЕЧЕННЫХ
СОКРОВИЩ
В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне...
Александр Блок
1
Весна в этом году выдалась холодная, дождливая: изо дня в день моросил противный мелкий дождик; за каждым утлом прохожих подкарауливал ветер, бесцеремонно срывавший платки и шляпы; печальные деревья размахивали голыми черными ветками, на которых набухшие почки никак не решались прорезаться. Над городом висели свинцовые тучи. Вздувшаяся река была по-осеннему мрачной и нагоняла тоску... Но не это беспокоило профессора Пигрофа Вар-Доспига, энергично шагавшего поздним апрельским вечером по набережной Лигары. Его большое полное лицо пылало от возбуждения, и он не замечал ни дождя, ни ветра. Несколько минут назад он вышел из здания Южного вокзала. У входа его ждал великолепный служебный лоршес. Шофер - краснощекий монах - встретил его поклонами и предупредительно распахнул перед ним дверцу. Но профессор с досадой отмахнулся и быстрым шагом двинулся по набережной. - Как из бани, прости господи! - проворчал монах. - Поостыть, видно, решил... - И, не спеша запустив мотор, повел машину "шажком" вслед за профессором. А Вар-Доспиг все шел и шел, и его седые лохматые брови то грозно сходились над переносицей, то взлетали к самой шляпе. В чем дело? Что расстроило главного научного консультанта его святости гросса сардунского, этого видного ученого, труды которого по кибернетике и биокибернетике снискали ему широкую известность? Какой промах мог совершить он, Пигроф Вар-Доспиг, не познавший доселе горечи неудач и прошедший весь свой путь ученого в ореоле славы и громких успехов? И все-таки он совершил промах... Три дня назад, отправляясь в Марабрану для апробации первой партии скалдов, выпущенных приборостроительным заводом фирмы "Куркис Браск и компания", профессор Вар-Доспиг был в превосходном настроении. Он заранее предвкушал те восторги и проявления благодарности, которые воздадут ему владельцы завода, когда он раскроет им изумительные перспективы, заключенные в скалдах. Теоретически у него все было продумано и рассчитано до мельчайших деталей. Марабранские скалды должны были открыть эру всеобщего процветания, а для самого Вар-Доспига стать первой ступенью в восходящей лестнице грандиозных, неслыханных триумфов. На деле же все вышло иначе. Профессора ввели на территорию завода не через главные ворота, которые ему виделись в мечтах триумфальной аркой, украшенной гирляндами цветов, а через задний служебный ход, ведущий прямо в здание администрации. Правда, здесь у Вар-Доспига немного отлегло от сердца - его встретил сам глава фирмы Куркис Браск. Здесь же были его совладельцы и большая группа инженеров. Раздались приветственные речи и, как из рога изобилия, посыпались лестные комплименты. Улучив момент, профессор обратился к главе фирмы с вопросом: - Скажите, ведеор Браск, мои скалды в самом деле окажут фирме и рабочим неоценимые услуги? - Никаких сомнений, профессор! Скалды - отличные ребята! Наша фирма ими очень довольна! - вскричал Куркис Браск с преувеличенным энтузиазмом. Вар-Доспиг уловил, что ответ относится лишь к фирме, и поэтому решил уточнить: - А как рабочие, ведеор Браск? - Рабочие?.. - замялся фабрикант. - Да, с рабочими получилось не совсем гладко... Но это пока, пока! Потом все утрясется! Вот увидите! - Позвольте, что вы имеете в виду? - Да знаете, пришлось кой-кого выставить за ворота. Не сразу, конечно! Сделали парочку скалдов. Потом еще... В общем, ведеор профессор, сотня скалдов заменила фирме пятьсот квалифицированных рабочих! Здорово, правда?! - Как же так? Вы что, уже пустили скалды в эксплуатацию? - Конечно, пустили! Ведь эту первую партию фирма все равно оставляет для себя! - А пятьсот рабочих вы рассчитали и выбросили за ворота? - Именно так!.. Профессор Вар-Доспиг был совершенно сражен услышанным. Мысли его смешались. - А как этот бородатый токарь? Помните, я в вашем присутствии фотографировал его у станка? - Рэстис Шорднэм? - Да, да, его звали Рэстис Шорднэм!.. Неужели и его тоже?.. - Нашли о ком беспокоиться, ведеор профессор! Этого смутьяна мы рассчитали в первую очередь. Но зачем из-за этого расстраиваться?! Бросьте! Любое новое дело требует жертв. В будущем правительство, надо полагать, что-нибудь придумает. Но пока суд да дело, мы успеем собрать все сливки с производства скалдов!.. Вар-Доспиг хотел что-то возразить, но ему не дали: окружили, заговорили, повели в актовый зал, где были накрыты столы для торжественного обеда. Потом он два дня возился со скалдами, проделал массу испытаний, подписал уйму протоколов. Лишь перед самым отъездом ему удалось встретиться с рабочими завода. Они отнеслись к нему настороженно, с плохо скрываемой враждебностью. В сборочном цехе он хотел поговорить с одним пожилым слесарем о скалдах, разъяснить ему истинное положение вещей. Но рабочий не стал его слушать. Сказал с холодной вежливостью: - Оставьте нас, ведеор профессор. Мы сами о себе как-нибудь позаботимся. Бывали мы во всяких переделках, авось и против скалдов устоим. Стало ясно, что скалды превратились для рабочих в источник зла. Это произвело на профессора крайне удручающее впечатление. С таким настроением он на другой день и покинул Марабрану... Холодный ветер и брызги дождя подействовали на профессора успокаивающе. Не доходя шагов сто до моста Альгрида, он остановился, вытер платком мокрое лицо и в полной неподвижности уставился на мутные воды широкой Лигары. - Им бы только сливки снимать... Ничего! Я им еще покажу сливки!.. пробормотал он и погрузился в глубокую задумчивость. Так прошло больше часа. Шляпа и плащ профессора давно промокли, но он ничего не замечал. Вдруг кто-то тронул его за рукав: - Ведеор профессор, уже половина одиннадцатого! Вар-Доспиг вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял водитель-монах. - Чего тебе нужно?! - Уже половина одиннадцатого, ведеор профессор, а перед отъездом вы говорили, что сегодня в десять вечера вам непременно нужно быть дома! - Боже единый! Арса одна в доме, а он уже вышел! - испуганно вскричал профессор. - Где же ты был раньше, ротозей несчастный?! Скорей едем! И он тяжелой рысью побежал к машине.
2
Материон был просто великолепен. Прямой, широкоплечий, он спокойно сидел в кресле и бесстрастно осматривал обстановку кабинета немигающими эмалево-голубыми глазами. Его иссиня-черная борода, вся в тугих завитках, сверкала, как руно благородных ардиланских овец. Если бы не безукоризненный фрак и белоснежная манишка, его можно было принять за оживший монумент какого-нибудь древнего ассирийского царя. Когда профессор Вар-Доспиг, изрядно запыхавшийся, с растрепанными волосами, стремительно вошел к себе в кабинет, Материон с олимпийским спокойствием принял его приход к сведению, не переменив позы и не шевельнув ни единым мускулом смуглого лица.
Что же касается Арциссы, двадцатидвухлетней дочери профессора, то она даже не заметила появления отца. Ее затуманенный взгляд был прикован к Материону, на бледном лице блуждала сомнамбулическая улыбка. Она сидела в пяти шагах от Материона, откинувшись на спинку кресла, и вид у нее был измученный, придавленный и вместе с тем болезненно счастливый. Молча уставившись на своего странного бородатого собеседника, она словно ожидала от него каких-то невероятных откровений. Но Материон не обращал на нее ни малейшего внимания. Вар-Доспиг пристально оглядел дочь. Его лицо побагровело от волнения. Тряхнув седой шевелюрой, он подошел к Арциссе, тронул ее за плечо и громко спросил: - Зачем ты вошла сюда, Арса? Он старался придать своему голосу ту всегдашнюю теплоту и нежность, которые усвоил себе в обращении с дочерью с тех пор как она лишилась матери, но на сей раз ему не удалось скрыть раздражения. Арцисса, с трудом оторвав взгляд от Материона, провела рукой по глазам, словно хотела снять с них невидимую паутину, и растерянно посмотрела на отца: - Здравствуй, папа... Ты уже вернулся?.. - Да, я вернулся. А тебя, Арса, я спрашиваю, зачем ты вошла в мой кабинет?! Ведь я просил тебя не делать этого в мое отсутствие! - Просил... Я знаю... - покорно согласилась девушка и снова перевела взгляд на Материона. У нее не хватало решимости подняться и уйти. Вар-Доспиг взял дочь за локоть. - Идем, Арса! Я провожу тебя в твою комнату! Девушка поднялась. - Спокойной ночи, ведеор Материон! - прошептала она, - Спокойной ночи, Арцисса! - отчетливо произнес Материон чистым бархатным голосом. Вся зардевшись, Арцисса опустила ресницы. В полном молчании отец и дочь поднялись по лестнице наверх, в ее комнату. - Спи спокойно, моя радость! - пробормотал профессор и, поспешно поцеловав Арциссу в горячий лоб, хотел было уйти. Но Арцисса остановила его: - Папа!.. - Ну, что еще? Профессор, уже взявшийся за ручку двери, обернулся с явным нетерпением. Арса устало опустилась на кровать. В глазах ее смешались тревога и растерянность, радость и изумление. - Кто он, папа? - спросила она чуть слышно. - О ком ты спрашиваешь? О Материоне? Она кивнула все с той же странной улыбкой, с которой ушла из кабинета. Профессор нахмурился. - Ты уже взрослый человек, Арса, и должна понимать, что я не смею говорить тебе обо всем. Я нахожусь на службе у его святости гросса сардунского, и это обязывает меня хранить секреты, которые мне доверяют... - Это я понимаю, папа. Но разве Материон тоже секрет Гроссерии? Ведь он человек! И притом в нем есть что-то особенное, словно он прибыл с другой планеты!.. По лицу Вар-Доспига промелькнула тень тревоги. - Ты слишком возбуждена, Арса. Тебе нужно успокоиться, уснуть... - Нет, нет, я все равно не усну!.. Этот Материон, папа, прямо чудо какое-то! Я до сих пор не могу прийти в себя и не знаю, что со мной творится... Мне хочется и плакать и смеяться... Но я так рада, так рада, что он к нам приехал!.. Я, папа... Не договорив, она умолкла. Матовая бледность ее лица сменилась вдруг темным румянцем. Брови профессора сдвинулись в одну лохматую линию. Сцепив руки за спиной, он заметался по комнате, бормоча непонятные слова. Арцисса удивленно за ним наблюдала. Наконец он остановился перед дочерью и решительно посмотрел ей в лицо. - Ты права, Арса. Я должен сказать тебе все теперь же. Обмолвившись случайно, что Материон не человек, а чудо, ты, сама того не ведая, сказала правду. Да, дитя мое, Материон не человек! Материон чудо, вернее, сверхчудо современной биокибернетики! И это сверхчудо создал твой отец! - Не может быть! - прошептала девушка, снова покрываясь бледностью. Профессор опустился на стул и схватил руку дочери. - Слушай, Арса, я открою тебе тайну огромной важности. Но ты должна навсегда похоронить ее в своем сердце. Ты будешь молчать? Арса не ответила. Профессор сжал ее руку и заговорил взволнованно, приглушив голос почти до шепота: - Я создал Материона по заказу его святости Брискаля Неповторимого, гросса сардунского. Внешность его я позаимствовал у одного марабранского рабочего на заводе Куркиса Браска. Настоящий бородатый титан! Самая подходящая форма для машины, способной решать самые сложные проблемы! Его святость гросс сардунский хочет с помощью Материона приобрести личное бессмертие. Он получит его, он станет бессмертным. Но не он один! Бессмертие проникнет в массы! Этого не избежать! А Материон? Материон решит за людей все, абсолютно все проблемы! Он найдет пути к благополучию и счастью! Его действия будут безошибочны и точны! Отныне на Земле наступит настоящий рай! Материон даст людям все - бессмертие, пищу, комфорт, совершеннейшие эстетические наслаждения!.. - А люди, папа? - перебила профессора Арцисса. Она уже овладела собой и вслушивалась в тираду отца внимательно и настороженно. - Что люди? - не понял профессор, словно с разбегу налетел на невидимое препятствие. - Что будут делать сами люди? Все уйдут в отставку и превратятся в потребителей? Вар-Доспиг холодно посмотрел на дочь. - Да, в потребителей, - твердо ответил он. - В этом нет ничего зазорного. До сих пор человек жил в плане абсурда, теперь будет жить в плане железной логики. Ты называешь это отставкой? Пусть будет отставка, но такая отставка лучше абсурда смерти, абсурда поисков, абсурда страха. Мы будем жить, как боги! - А любовь, папа, тоже абсурд? - тихо спросила Арса. - Для бессмертных - да. Арцисса задумалась, опустив голову. Профессор смотрел на нее с нетерпением. - Хорошо, папа, - вздохнула девушка. - Я все поняла. Но ответь мне еще на один вопрос. Как зовут того бородатого марабранского рабочего, с которого ты скопировал внешность для Материона? - Его зовут Рэстис Шорднэм... А теперь спи спокойно. Все будет хорошо. Вар-Доспиг еще раз поцеловал дочь и быстро вышел из комнаты. Оставшись одна, Арса некоторое время сидела неподвижно. Потом встрепенулась и громко произнесла: - Рэстис Шорднэм! - Она чутко прислушалась к звукам незнакомого имени. После этого, словно испив живительной влаги, она вдруг почувствовала могучий прилив бодрости и решимости. Она поняла, что не может ни минуты оставаться под одной крышей с Материоном. Все, что угодно - холод, голод, нищета, - только не попасть под влияние этого ужасного кибернетического монстра, не отдать ему свою волю, свои желания, свои прихоти, пусть даже абсурдные! Рай Материона - хуже смерти!.. В ту же ночь Арцисса покинула отцовский дом в Гроссерии и ушла неведомо куда. С собой она взяла лишь немного денег, а отцу оставила короткую записку, в которой просила не искать ее и не заботиться о ее дальнейшей судьбе.
3
В Марабране есть где погулять, есть где развернуться, была бы охота да водились бы суремы в карманах. На то она и портовый город - Ворота в Мир!.. В просторном трактире "Золотой Лев", что стоит через улицу прямо напротив железных ворот огромного завода фирмы "Куркис Браск и компания", как-то весенним теплым вечером было особенно много шума и песен. Это прощался с друзьями небезызвестный в своем кругу Рэстис Шорднэм, по прозвищу Рэ Шкипер. Днем он продал более удачливому товарищу последнее, что у него осталось, - тесную лачугу в пригородных трущобах Марабраны да кой-какую старую мебель, и теперь с легким сердцем спускал вырученные деньги. Тут были его закадычные друзья - верзила Рульф Эмбегер и двадцатилетний весельчак Дуванис Фроск, были товарищи по профсоюзу, были и совершенно незнакомые любители кутнуть на даровщинку, обладающие на этот счет исключительно тонким нюхом. В сизых клубах табачного дыма раскачивались красные возбужденные лица, лоснящиеся от пота; из разинутых ртов вырывались визги, хохот, соленые шутки; ухватистые руки то и дело поднимали наполненные пивом кружки и сдвигали их с устрашающим звоном. Люди веселились до упаду, а над ними, на почерневшей от дыма и времени стене, словно оправдывая и утверждая их наплевательское отношение к жизни, красовалась многозначительная надпись, исполненная старинной затейливой вязью: "Кто пил - умер, кто не пил - тоже умер. Лучше пей и ни о чем не жалей!" Внешность Рэ Шкипера весьма обманчива. С виду он кажется мрачным и грозным. Такое впечатление вызывают его могучие плечи, гигантский рост и кудрявая черная борода. Но характер Рэ Шкипера не имеет ничего общего с его внушительным обликом. На самом деле это очень добрый и спокойный человек лет тридцати, с умным, чуть ироническим взглядом чистых голубых глаз, поблескивающих из-под сурово нависших бровей. Вечеринка затянулась далеко за полночь. Когда многие из собутыльников уже начали ронять отяжелевшие головы на стол и шум несколько утих, Дуванис Фроск тронул Рэстиса за рукав и сказал: - Ты, Рэ, послушай! Вот ты собираешься в дорогу. А как же с твоей работой у доктора? Помнишь, к тебе приезжал один, кажется, из Ланка? В прошлом месяце... Как же с ним? - Помню, конечно, помню. Это был почтеннейший ведеор Канир, доктор каких-то там обезьяньих наук!.. Но это пустое дело, малыш! Приезжал, наобещал, да с тем и остался, - Шорднэм махнул рукой и пустил в потолок мощную струю табачного дыма. - А какую работу он предлагал тебе? - не унимался Дуванис. - Работу? Очень смешную... Присматривать за живой обезьяной, за огромным рыжим орангутангом! - Шутишь!.. - не поверил Дуванис. - Нет, Рэ, ты серьезно скажи! Может, ты уйдешь, а этот доктор как раз и пожалует. Тогда бы я вместо тебя нанялся... Калия была бы так рада! Сам понимаешь, только мы поженились и вдруг на тебе - меня выгоняют с работы! Совсем она у меня загрустила... - Понимаю, Дув, все понимаю, хотя и не одобряю твоей преждевременной женитьбы. Но тебе эта работа не подойдет, - с полной серьезностью ответил Шорднэм. - Доктор Канир, видишь ли, искал парня рослого, крепкого. Он в самом деле предлагал мне стать чем-то вроде сторожа при подопытном орангутанге. Это тебе не сверлильный станок. Тут бы скалды Вар-Доспига вполне подошли! Или вот Рульф, ему бы такая работа тоже пришлась по плечу... Что ты на это скажешь, старина Рульф? - Мне наплевать на обезьян и на их хозяев! Мне мой завод подавай обратно или мою законную долю от работы этих идиотских скалдов, будь они трижды прокляты! - мрачно прогудел Рульф и вдруг, вскипев гневом, треснул кулаком по столу. - Сволочи вы! Холуи безмозглые! На обезьян размениваетесь! Тут бы всем вместе взять хозяев за горло и вытрясти из них то, что нам принадлежит по праву, а вы шляетесь по дорогам, как неприкаянные, да ищете только, где бы пару суремов зашибить! - Брось, Рульф, не расстраивайся! Если ты меня имеешь в виду, то, будь уверен, я не собираюсь поступать в рыцари бесконечных дорог и слоняться по гирляндским проселкам в поисках случайного заработка, - спокойно заметил Рэстис и положил свою тяжелую руку на плечо друга. - А что ты, интересно, намерен делать? - У меня, дружище, есть четкий план действий. Хочешь знать, какой? - Представляю себе, что у тебя за план... А впрочем, валяй выкладывай, а мы с Дуванисом послушаем! - Так вот, друзья, из Марабраны я двинусь на север - в Сардуну, а потом в Варенгу. В Сардуне-то положение вряд ли лучше нашего, и я на нее особенно не рассчитываю, а вот в Варенжских лесах наверняка можно устроиться. Все равно кем - лесорубом, шофером или по ремонту машин... Вот, пожалуй, и весь мой план... - Не густо, - пробасил Рульф. - Знаю, что не густо. Но другого выхода у меня нет. Ведь у нас, в Марабране, даже в порту шляются сотни безработных, готовых за одни харчи выполнять черт знает какую работу! Значит, здесь мне остается либо с голоду подохнуть, либо превратиться в подонка и заживо похоронить себя в Гух-Норбе!.. - Неправда! - рявкнул Рульф и, дернув плечом, сбросил руку Шорднэма. Неправда, говорю я! Весь твой план, Рэ, - это игра с нищетой в жмурки! Это ничем не лучше Гух-Норба! Потому мы и сидим на бобах, что болтаемся по всей стране, надеясь на чужого дяденьку! А Браску и ему подобным это на руку! Им выгодно иметь дело с такими слюнтяями, которые без единого слова уступают свои места тупорылым роботам Вар-Доспига! Надо силой заставить хозяев считаться с нами!.. Да, силой! - Какой силой?! Как заставить?! - взвился вдруг Дуванис Фроск, весь раскрасневшись от волнения. - Бастовать надо! - отрезал Эмбегер. - Ах, бастовать?! - продолжал кипятиться Дуванис. - Скажите пожалуйста, какая новость! А мы-то бедные и не знали!.. Чтобы бастовать, нужны деньги! А денег нет! - Да, с деньгами скверно, - мрачно согласился Рульф. - Касса пуста. Да и не удивительно! С безработных-то что возьмешь?! - Поумнел! Сразу поумнел!.. Вот и выходит, дорогой Рульф, что лучше хоть где-нибудь работать, да и исправно платить взносы! А соберутся деньги, тогда и бастовать можно!... - Никогда мне вас не переспорить, - проворчал Рульф. Друзья отпили из кружек и уже более спокойно продолжали разговор о том положении, которое возникло в последний год на их заводе.
4
Этой ночью гросс сардунский допоздна засиделся за разборкой ежедневных писем и донесений. Сам он, конечно, не читает - бережет ослабевшее под старость зрение. Всю полученную почту разобрал предварительно его личный секретарь протер Мельгерикс, высокий мужчина с изящной эспаньолкой на надменном лице, всегда облаченный в просторное белоснежное одеяние. Выполнив заранее всю главную работу, протер теперь докладывает гроссу содержание важнейших бумаг. Брискаль Неповторимый - худой, немощный старец восьмидесяти пяти лет сидит перед камином, греет над огнем дрожащие руки и рассеянно внимает монотонному голосу Мельгерикса. Мысли его при этом то цепляются за услышанные слова, то безотчетно уносятся в фантастический мир причудливых образов, порожденных пляшущими языками пламени. - Подал докладную записку научный консультант вашей святости профессор Пигроф Вар-Доспиг, - говорит протер-секретарь, с трудом подавляя зевоту. Он отчитывается в своей работе по специальному заданию вашей святости. Как вам известно, в процессе создания эвристического робота, обозначенного шифром "Материон", профессор Вар-Доспиг сконструировал самопрограммирующийся автомат логического действия и под маркой "скалд-12" уступил его серийное производство фирме "Куркис Браск и компания" в Марабране, Условия сделки таковы: с каждого проданного скалда в пользу Гроссерии будут поступать отчисления в размере двадцати процентов его покупной цены. Завод Куркиса Браска полностью овладел производством скалдов и выпустил первую партию этих автоматов численностью в сто штук. Их приобрел сам Куркис Браск для своего предприятия. Стоимость каждого скалда составляет сто тысяч суремов. Таким образом, фирма "Куркис Браск и компания" отчислит в пользу Гроссерии ровно два миллиона суремов, чем будут полностью покрыты расходы по научным изысканиям профессора Вар-Доспига. Далее научный консультант вашей святости просит отпустить ему дополнительно двести тысяч суремов для интенсификации научных работ и одновременно почтительно приглашает вашу святость ознакомиться с очередной моделью Материона, созданной за последний год. Надо полагать, ваша святость, что дополнительные ассигнования вы отпустите профессору Вар-Доспигу не прежде чем осмотрите его новую модель и убедитесь, что она является существенным шагом вперед к задуманному эвристическому роботу "Материону". Правилен ли будет такой ответ на докладную записку профессора Пигрофа Вар-Доспига? Гросс чуть заметно кивает, не отрывая взгляда от огня в камине. Голос протера Мельгерикса доносится глухо, словно из какой-то неведомой дали. Гроссу не хочется расставаться со сладостной дремотой, но, сделав над собой усилие, он движением век прогоняет ее и вновь прислушивается к тому, что говорит Мельгерикс. - Его беспорочество протер Вигурий представил записку по поводу последнего напутствия, которое надлежало дать престарелому и больному композитору Гионелю Маску, - бубнит протер-секретарь, заглядывая в очередную бумагу. Гионель Маск, как известно вашей святости, приблизился к порогу неизбежного. Вы сами изволили поручить протеру Вигурию сделать больному последнее напутствие. Вигурий выполнил поручение вашей святости, но неполностью, о чем и доносит. Первое и второе очищение протер совершил благополучно и с удовлетворением отметил полную покорность умирающего перед лицом неизбежного. Однако третье очищение ему выполнить не удалось. Придя сегодня утром в дом Гионеля Маска, протер обнаружил, что умирающий исчез. От растерянных слуг он узнал, что на рассвете за больным приехал неизвестный человек, облаченный во все черное, и заявил, что прибыл по вызову самого композитора. Естественно, что его допустили к больному. Побыв с Гионелем Маском не более десяти минут, неизвестный вывел его из дома, усадил в автомобиль и увез. Один из слуг Маска проявил похвальное усердие и проследил за направлением, в котором незнакомец увез его хозяина. Этот расторопный слуга доложил протеру Вигурию, что черный лоршес умчался к южному шоссе, которое ведет в Тартахону и далее в Марабрану. Протер Вигурий из этого заключил, что Маск - уроженец Марабранской провинции - решил умереть на родной земле, а увез его кто-нибудь из родственников. Столь легкомысленным поступком композитор лишил себя последнего напутствия, а тем самым, как полагает протер Вигурий, и высокой чести покоиться в сардунском Пантеоне Гениев... - Вигурий глуп, как средневековый монах! - тихо проскрипел сын божий, не поворачивая головы, и, помолчав, добавил: - Гионель Маек великий композитор, прославленный во всем мире. Пусть он умирает там, где ему легче умирать. Тело его все равно должно быть положено в мраморный саркофаг в Пантеоне Гениев. Я сам прослежу за этим и лично совершу по нему великое богослужение в Сарде... Гионель Маск - гордость Гирляндии и крупнейший алмаз в нашей святой короне! С ним может сравниться разве что другой великий гирляндец - академик Вериан Люмикор Нотгорн. Поэтому я приказываю и повелеваю: Вигурию поставить на вид его прискорбное скудоумие и на полгода лишить его счастья лицезреть нашу священную особу. Ашем табар! - Ашем табар! - скороговоркой произнес Мельгерикс и, поклонившись сухопарой спине сердитого старичка, продолжал докладывать: - Пишет и доносит настоятель храма бога единого в Ланке, что на юге Сардунской провинции, некий благочестивый аб Бернад. Письмо, ваша святость, пространное и бестолковое. Им не стоило бы утруждать ваше внимание, если бы в нем не сообщалось нечто неслыханное и невероятное. Вы только что изволили назвать академика Нотторна драгоценным алмазом вашей божественной тиары. А ланкский аб жалуется в своем письме на академика Нотгорна и обвиняет его в самых страшных смертных грехах. Нотгорн, ваша святость, уже два года живет в Ланке... - Рядовой аб жалуется на академика?! На самого Вериана Люмикора Нотгорна?! - неожиданно оживился гросс и даже слегка повернулся в сторону секретаря. - Истинно так, ваша святость, - подтвердил протер Мельгерикс. - Аб Бернад из Ланка жалуется на полное безверие престарелого профессора Нотгорна, а также на его явное намерение вступить в открытую борьбу с нашей святой религиозной общиной!.. - Вступить в борьбу с общиной бога единого?! В борьбу со мной?! - Да, ваша святость. Это явствует из письма ланкского аба... - Вон как!.. Интересно!.. Весьма интересно!.. Это письмо мы с удовольствием выслушаем полностью. Читай, беспорочнейший! - Да будет так, ваша святость. Ашем табар!..
ИСПОЛИН НАД БЕЗДНОЙ
Жизнь - смерть... Вечное противоречие... Очень не хочется умирать гроссу сардунскому, главе религиозной общины Гирляндии. Дни его сочтены, и он вкладывает все новые и новые средства в работу профессора Вар-Доспига. Сумеет ли Вар-Доспиг решить проблему биологического бессмертия?.. Действие фантастического романа чешского писателя Александра Ломма развертывается в богатой Гирляндии, стране с высоким развитием науки и техники и в то же время с контрастами, присущими любому капиталистическому государству. В центре романа - проблема возможности и допустимости биологического бессмертия. Исполин над бездной - это всемогущий человек перед великой тайной смерти. Увлекательные проблемы, динамическое развитие сюжета, острые, зачастую гротескные ситуации делают роман интересным для широкого круга читателей.
СПАСИТЕЛЬ
ОБРЕЧЕННЫХ
СОКРОВИЩ
В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне...
Александр Блок
1
Весна в этом году выдалась холодная, дождливая: изо дня в день моросил противный мелкий дождик; за каждым утлом прохожих подкарауливал ветер, бесцеремонно срывавший платки и шляпы; печальные деревья размахивали голыми черными ветками, на которых набухшие почки никак не решались прорезаться. Над городом висели свинцовые тучи. Вздувшаяся река была по-осеннему мрачной и нагоняла тоску... Но не это беспокоило профессора Пигрофа Вар-Доспига, энергично шагавшего поздним апрельским вечером по набережной Лигары. Его большое полное лицо пылало от возбуждения, и он не замечал ни дождя, ни ветра. Несколько минут назад он вышел из здания Южного вокзала. У входа его ждал великолепный служебный лоршес. Шофер - краснощекий монах - встретил его поклонами и предупредительно распахнул перед ним дверцу. Но профессор с досадой отмахнулся и быстрым шагом двинулся по набережной. - Как из бани, прости господи! - проворчал монах. - Поостыть, видно, решил... - И, не спеша запустив мотор, повел машину "шажком" вслед за профессором. А Вар-Доспиг все шел и шел, и его седые лохматые брови то грозно сходились над переносицей, то взлетали к самой шляпе. В чем дело? Что расстроило главного научного консультанта его святости гросса сардунского, этого видного ученого, труды которого по кибернетике и биокибернетике снискали ему широкую известность? Какой промах мог совершить он, Пигроф Вар-Доспиг, не познавший доселе горечи неудач и прошедший весь свой путь ученого в ореоле славы и громких успехов? И все-таки он совершил промах... Три дня назад, отправляясь в Марабрану для апробации первой партии скалдов, выпущенных приборостроительным заводом фирмы "Куркис Браск и компания", профессор Вар-Доспиг был в превосходном настроении. Он заранее предвкушал те восторги и проявления благодарности, которые воздадут ему владельцы завода, когда он раскроет им изумительные перспективы, заключенные в скалдах. Теоретически у него все было продумано и рассчитано до мельчайших деталей. Марабранские скалды должны были открыть эру всеобщего процветания, а для самого Вар-Доспига стать первой ступенью в восходящей лестнице грандиозных, неслыханных триумфов. На деле же все вышло иначе. Профессора ввели на территорию завода не через главные ворота, которые ему виделись в мечтах триумфальной аркой, украшенной гирляндами цветов, а через задний служебный ход, ведущий прямо в здание администрации. Правда, здесь у Вар-Доспига немного отлегло от сердца - его встретил сам глава фирмы Куркис Браск. Здесь же были его совладельцы и большая группа инженеров. Раздались приветственные речи и, как из рога изобилия, посыпались лестные комплименты. Улучив момент, профессор обратился к главе фирмы с вопросом: - Скажите, ведеор Браск, мои скалды в самом деле окажут фирме и рабочим неоценимые услуги? - Никаких сомнений, профессор! Скалды - отличные ребята! Наша фирма ими очень довольна! - вскричал Куркис Браск с преувеличенным энтузиазмом. Вар-Доспиг уловил, что ответ относится лишь к фирме, и поэтому решил уточнить: - А как рабочие, ведеор Браск? - Рабочие?.. - замялся фабрикант. - Да, с рабочими получилось не совсем гладко... Но это пока, пока! Потом все утрясется! Вот увидите! - Позвольте, что вы имеете в виду? - Да знаете, пришлось кой-кого выставить за ворота. Не сразу, конечно! Сделали парочку скалдов. Потом еще... В общем, ведеор профессор, сотня скалдов заменила фирме пятьсот квалифицированных рабочих! Здорово, правда?! - Как же так? Вы что, уже пустили скалды в эксплуатацию? - Конечно, пустили! Ведь эту первую партию фирма все равно оставляет для себя! - А пятьсот рабочих вы рассчитали и выбросили за ворота? - Именно так!.. Профессор Вар-Доспиг был совершенно сражен услышанным. Мысли его смешались. - А как этот бородатый токарь? Помните, я в вашем присутствии фотографировал его у станка? - Рэстис Шорднэм? - Да, да, его звали Рэстис Шорднэм!.. Неужели и его тоже?.. - Нашли о ком беспокоиться, ведеор профессор! Этого смутьяна мы рассчитали в первую очередь. Но зачем из-за этого расстраиваться?! Бросьте! Любое новое дело требует жертв. В будущем правительство, надо полагать, что-нибудь придумает. Но пока суд да дело, мы успеем собрать все сливки с производства скалдов!.. Вар-Доспиг хотел что-то возразить, но ему не дали: окружили, заговорили, повели в актовый зал, где были накрыты столы для торжественного обеда. Потом он два дня возился со скалдами, проделал массу испытаний, подписал уйму протоколов. Лишь перед самым отъездом ему удалось встретиться с рабочими завода. Они отнеслись к нему настороженно, с плохо скрываемой враждебностью. В сборочном цехе он хотел поговорить с одним пожилым слесарем о скалдах, разъяснить ему истинное положение вещей. Но рабочий не стал его слушать. Сказал с холодной вежливостью: - Оставьте нас, ведеор профессор. Мы сами о себе как-нибудь позаботимся. Бывали мы во всяких переделках, авось и против скалдов устоим. Стало ясно, что скалды превратились для рабочих в источник зла. Это произвело на профессора крайне удручающее впечатление. С таким настроением он на другой день и покинул Марабрану... Холодный ветер и брызги дождя подействовали на профессора успокаивающе. Не доходя шагов сто до моста Альгрида, он остановился, вытер платком мокрое лицо и в полной неподвижности уставился на мутные воды широкой Лигары. - Им бы только сливки снимать... Ничего! Я им еще покажу сливки!.. пробормотал он и погрузился в глубокую задумчивость. Так прошло больше часа. Шляпа и плащ профессора давно промокли, но он ничего не замечал. Вдруг кто-то тронул его за рукав: - Ведеор профессор, уже половина одиннадцатого! Вар-Доспиг вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял водитель-монах. - Чего тебе нужно?! - Уже половина одиннадцатого, ведеор профессор, а перед отъездом вы говорили, что сегодня в десять вечера вам непременно нужно быть дома! - Боже единый! Арса одна в доме, а он уже вышел! - испуганно вскричал профессор. - Где же ты был раньше, ротозей несчастный?! Скорей едем! И он тяжелой рысью побежал к машине.
2
Материон был просто великолепен. Прямой, широкоплечий, он спокойно сидел в кресле и бесстрастно осматривал обстановку кабинета немигающими эмалево-голубыми глазами. Его иссиня-черная борода, вся в тугих завитках, сверкала, как руно благородных ардиланских овец. Если бы не безукоризненный фрак и белоснежная манишка, его можно было принять за оживший монумент какого-нибудь древнего ассирийского царя. Когда профессор Вар-Доспиг, изрядно запыхавшийся, с растрепанными волосами, стремительно вошел к себе в кабинет, Материон с олимпийским спокойствием принял его приход к сведению, не переменив позы и не шевельнув ни единым мускулом смуглого лица.
Что же касается Арциссы, двадцатидвухлетней дочери профессора, то она даже не заметила появления отца. Ее затуманенный взгляд был прикован к Материону, на бледном лице блуждала сомнамбулическая улыбка. Она сидела в пяти шагах от Материона, откинувшись на спинку кресла, и вид у нее был измученный, придавленный и вместе с тем болезненно счастливый. Молча уставившись на своего странного бородатого собеседника, она словно ожидала от него каких-то невероятных откровений. Но Материон не обращал на нее ни малейшего внимания. Вар-Доспиг пристально оглядел дочь. Его лицо побагровело от волнения. Тряхнув седой шевелюрой, он подошел к Арциссе, тронул ее за плечо и громко спросил: - Зачем ты вошла сюда, Арса? Он старался придать своему голосу ту всегдашнюю теплоту и нежность, которые усвоил себе в обращении с дочерью с тех пор как она лишилась матери, но на сей раз ему не удалось скрыть раздражения. Арцисса, с трудом оторвав взгляд от Материона, провела рукой по глазам, словно хотела снять с них невидимую паутину, и растерянно посмотрела на отца: - Здравствуй, папа... Ты уже вернулся?.. - Да, я вернулся. А тебя, Арса, я спрашиваю, зачем ты вошла в мой кабинет?! Ведь я просил тебя не делать этого в мое отсутствие! - Просил... Я знаю... - покорно согласилась девушка и снова перевела взгляд на Материона. У нее не хватало решимости подняться и уйти. Вар-Доспиг взял дочь за локоть. - Идем, Арса! Я провожу тебя в твою комнату! Девушка поднялась. - Спокойной ночи, ведеор Материон! - прошептала она, - Спокойной ночи, Арцисса! - отчетливо произнес Материон чистым бархатным голосом. Вся зардевшись, Арцисса опустила ресницы. В полном молчании отец и дочь поднялись по лестнице наверх, в ее комнату. - Спи спокойно, моя радость! - пробормотал профессор и, поспешно поцеловав Арциссу в горячий лоб, хотел было уйти. Но Арцисса остановила его: - Папа!.. - Ну, что еще? Профессор, уже взявшийся за ручку двери, обернулся с явным нетерпением. Арса устало опустилась на кровать. В глазах ее смешались тревога и растерянность, радость и изумление. - Кто он, папа? - спросила она чуть слышно. - О ком ты спрашиваешь? О Материоне? Она кивнула все с той же странной улыбкой, с которой ушла из кабинета. Профессор нахмурился. - Ты уже взрослый человек, Арса, и должна понимать, что я не смею говорить тебе обо всем. Я нахожусь на службе у его святости гросса сардунского, и это обязывает меня хранить секреты, которые мне доверяют... - Это я понимаю, папа. Но разве Материон тоже секрет Гроссерии? Ведь он человек! И притом в нем есть что-то особенное, словно он прибыл с другой планеты!.. По лицу Вар-Доспига промелькнула тень тревоги. - Ты слишком возбуждена, Арса. Тебе нужно успокоиться, уснуть... - Нет, нет, я все равно не усну!.. Этот Материон, папа, прямо чудо какое-то! Я до сих пор не могу прийти в себя и не знаю, что со мной творится... Мне хочется и плакать и смеяться... Но я так рада, так рада, что он к нам приехал!.. Я, папа... Не договорив, она умолкла. Матовая бледность ее лица сменилась вдруг темным румянцем. Брови профессора сдвинулись в одну лохматую линию. Сцепив руки за спиной, он заметался по комнате, бормоча непонятные слова. Арцисса удивленно за ним наблюдала. Наконец он остановился перед дочерью и решительно посмотрел ей в лицо. - Ты права, Арса. Я должен сказать тебе все теперь же. Обмолвившись случайно, что Материон не человек, а чудо, ты, сама того не ведая, сказала правду. Да, дитя мое, Материон не человек! Материон чудо, вернее, сверхчудо современной биокибернетики! И это сверхчудо создал твой отец! - Не может быть! - прошептала девушка, снова покрываясь бледностью. Профессор опустился на стул и схватил руку дочери. - Слушай, Арса, я открою тебе тайну огромной важности. Но ты должна навсегда похоронить ее в своем сердце. Ты будешь молчать? Арса не ответила. Профессор сжал ее руку и заговорил взволнованно, приглушив голос почти до шепота: - Я создал Материона по заказу его святости Брискаля Неповторимого, гросса сардунского. Внешность его я позаимствовал у одного марабранского рабочего на заводе Куркиса Браска. Настоящий бородатый титан! Самая подходящая форма для машины, способной решать самые сложные проблемы! Его святость гросс сардунский хочет с помощью Материона приобрести личное бессмертие. Он получит его, он станет бессмертным. Но не он один! Бессмертие проникнет в массы! Этого не избежать! А Материон? Материон решит за людей все, абсолютно все проблемы! Он найдет пути к благополучию и счастью! Его действия будут безошибочны и точны! Отныне на Земле наступит настоящий рай! Материон даст людям все - бессмертие, пищу, комфорт, совершеннейшие эстетические наслаждения!.. - А люди, папа? - перебила профессора Арцисса. Она уже овладела собой и вслушивалась в тираду отца внимательно и настороженно. - Что люди? - не понял профессор, словно с разбегу налетел на невидимое препятствие. - Что будут делать сами люди? Все уйдут в отставку и превратятся в потребителей? Вар-Доспиг холодно посмотрел на дочь. - Да, в потребителей, - твердо ответил он. - В этом нет ничего зазорного. До сих пор человек жил в плане абсурда, теперь будет жить в плане железной логики. Ты называешь это отставкой? Пусть будет отставка, но такая отставка лучше абсурда смерти, абсурда поисков, абсурда страха. Мы будем жить, как боги! - А любовь, папа, тоже абсурд? - тихо спросила Арса. - Для бессмертных - да. Арцисса задумалась, опустив голову. Профессор смотрел на нее с нетерпением. - Хорошо, папа, - вздохнула девушка. - Я все поняла. Но ответь мне еще на один вопрос. Как зовут того бородатого марабранского рабочего, с которого ты скопировал внешность для Материона? - Его зовут Рэстис Шорднэм... А теперь спи спокойно. Все будет хорошо. Вар-Доспиг еще раз поцеловал дочь и быстро вышел из комнаты. Оставшись одна, Арса некоторое время сидела неподвижно. Потом встрепенулась и громко произнесла: - Рэстис Шорднэм! - Она чутко прислушалась к звукам незнакомого имени. После этого, словно испив живительной влаги, она вдруг почувствовала могучий прилив бодрости и решимости. Она поняла, что не может ни минуты оставаться под одной крышей с Материоном. Все, что угодно - холод, голод, нищета, - только не попасть под влияние этого ужасного кибернетического монстра, не отдать ему свою волю, свои желания, свои прихоти, пусть даже абсурдные! Рай Материона - хуже смерти!.. В ту же ночь Арцисса покинула отцовский дом в Гроссерии и ушла неведомо куда. С собой она взяла лишь немного денег, а отцу оставила короткую записку, в которой просила не искать ее и не заботиться о ее дальнейшей судьбе.
3
В Марабране есть где погулять, есть где развернуться, была бы охота да водились бы суремы в карманах. На то она и портовый город - Ворота в Мир!.. В просторном трактире "Золотой Лев", что стоит через улицу прямо напротив железных ворот огромного завода фирмы "Куркис Браск и компания", как-то весенним теплым вечером было особенно много шума и песен. Это прощался с друзьями небезызвестный в своем кругу Рэстис Шорднэм, по прозвищу Рэ Шкипер. Днем он продал более удачливому товарищу последнее, что у него осталось, - тесную лачугу в пригородных трущобах Марабраны да кой-какую старую мебель, и теперь с легким сердцем спускал вырученные деньги. Тут были его закадычные друзья - верзила Рульф Эмбегер и двадцатилетний весельчак Дуванис Фроск, были товарищи по профсоюзу, были и совершенно незнакомые любители кутнуть на даровщинку, обладающие на этот счет исключительно тонким нюхом. В сизых клубах табачного дыма раскачивались красные возбужденные лица, лоснящиеся от пота; из разинутых ртов вырывались визги, хохот, соленые шутки; ухватистые руки то и дело поднимали наполненные пивом кружки и сдвигали их с устрашающим звоном. Люди веселились до упаду, а над ними, на почерневшей от дыма и времени стене, словно оправдывая и утверждая их наплевательское отношение к жизни, красовалась многозначительная надпись, исполненная старинной затейливой вязью: "Кто пил - умер, кто не пил - тоже умер. Лучше пей и ни о чем не жалей!" Внешность Рэ Шкипера весьма обманчива. С виду он кажется мрачным и грозным. Такое впечатление вызывают его могучие плечи, гигантский рост и кудрявая черная борода. Но характер Рэ Шкипера не имеет ничего общего с его внушительным обликом. На самом деле это очень добрый и спокойный человек лет тридцати, с умным, чуть ироническим взглядом чистых голубых глаз, поблескивающих из-под сурово нависших бровей. Вечеринка затянулась далеко за полночь. Когда многие из собутыльников уже начали ронять отяжелевшие головы на стол и шум несколько утих, Дуванис Фроск тронул Рэстиса за рукав и сказал: - Ты, Рэ, послушай! Вот ты собираешься в дорогу. А как же с твоей работой у доктора? Помнишь, к тебе приезжал один, кажется, из Ланка? В прошлом месяце... Как же с ним? - Помню, конечно, помню. Это был почтеннейший ведеор Канир, доктор каких-то там обезьяньих наук!.. Но это пустое дело, малыш! Приезжал, наобещал, да с тем и остался, - Шорднэм махнул рукой и пустил в потолок мощную струю табачного дыма. - А какую работу он предлагал тебе? - не унимался Дуванис. - Работу? Очень смешную... Присматривать за живой обезьяной, за огромным рыжим орангутангом! - Шутишь!.. - не поверил Дуванис. - Нет, Рэ, ты серьезно скажи! Может, ты уйдешь, а этот доктор как раз и пожалует. Тогда бы я вместо тебя нанялся... Калия была бы так рада! Сам понимаешь, только мы поженились и вдруг на тебе - меня выгоняют с работы! Совсем она у меня загрустила... - Понимаю, Дув, все понимаю, хотя и не одобряю твоей преждевременной женитьбы. Но тебе эта работа не подойдет, - с полной серьезностью ответил Шорднэм. - Доктор Канир, видишь ли, искал парня рослого, крепкого. Он в самом деле предлагал мне стать чем-то вроде сторожа при подопытном орангутанге. Это тебе не сверлильный станок. Тут бы скалды Вар-Доспига вполне подошли! Или вот Рульф, ему бы такая работа тоже пришлась по плечу... Что ты на это скажешь, старина Рульф? - Мне наплевать на обезьян и на их хозяев! Мне мой завод подавай обратно или мою законную долю от работы этих идиотских скалдов, будь они трижды прокляты! - мрачно прогудел Рульф и вдруг, вскипев гневом, треснул кулаком по столу. - Сволочи вы! Холуи безмозглые! На обезьян размениваетесь! Тут бы всем вместе взять хозяев за горло и вытрясти из них то, что нам принадлежит по праву, а вы шляетесь по дорогам, как неприкаянные, да ищете только, где бы пару суремов зашибить! - Брось, Рульф, не расстраивайся! Если ты меня имеешь в виду, то, будь уверен, я не собираюсь поступать в рыцари бесконечных дорог и слоняться по гирляндским проселкам в поисках случайного заработка, - спокойно заметил Рэстис и положил свою тяжелую руку на плечо друга. - А что ты, интересно, намерен делать? - У меня, дружище, есть четкий план действий. Хочешь знать, какой? - Представляю себе, что у тебя за план... А впрочем, валяй выкладывай, а мы с Дуванисом послушаем! - Так вот, друзья, из Марабраны я двинусь на север - в Сардуну, а потом в Варенгу. В Сардуне-то положение вряд ли лучше нашего, и я на нее особенно не рассчитываю, а вот в Варенжских лесах наверняка можно устроиться. Все равно кем - лесорубом, шофером или по ремонту машин... Вот, пожалуй, и весь мой план... - Не густо, - пробасил Рульф. - Знаю, что не густо. Но другого выхода у меня нет. Ведь у нас, в Марабране, даже в порту шляются сотни безработных, готовых за одни харчи выполнять черт знает какую работу! Значит, здесь мне остается либо с голоду подохнуть, либо превратиться в подонка и заживо похоронить себя в Гух-Норбе!.. - Неправда! - рявкнул Рульф и, дернув плечом, сбросил руку Шорднэма. Неправда, говорю я! Весь твой план, Рэ, - это игра с нищетой в жмурки! Это ничем не лучше Гух-Норба! Потому мы и сидим на бобах, что болтаемся по всей стране, надеясь на чужого дяденьку! А Браску и ему подобным это на руку! Им выгодно иметь дело с такими слюнтяями, которые без единого слова уступают свои места тупорылым роботам Вар-Доспига! Надо силой заставить хозяев считаться с нами!.. Да, силой! - Какой силой?! Как заставить?! - взвился вдруг Дуванис Фроск, весь раскрасневшись от волнения. - Бастовать надо! - отрезал Эмбегер. - Ах, бастовать?! - продолжал кипятиться Дуванис. - Скажите пожалуйста, какая новость! А мы-то бедные и не знали!.. Чтобы бастовать, нужны деньги! А денег нет! - Да, с деньгами скверно, - мрачно согласился Рульф. - Касса пуста. Да и не удивительно! С безработных-то что возьмешь?! - Поумнел! Сразу поумнел!.. Вот и выходит, дорогой Рульф, что лучше хоть где-нибудь работать, да и исправно платить взносы! А соберутся деньги, тогда и бастовать можно!... - Никогда мне вас не переспорить, - проворчал Рульф. Друзья отпили из кружек и уже более спокойно продолжали разговор о том положении, которое возникло в последний год на их заводе.
4
Этой ночью гросс сардунский допоздна засиделся за разборкой ежедневных писем и донесений. Сам он, конечно, не читает - бережет ослабевшее под старость зрение. Всю полученную почту разобрал предварительно его личный секретарь протер Мельгерикс, высокий мужчина с изящной эспаньолкой на надменном лице, всегда облаченный в просторное белоснежное одеяние. Выполнив заранее всю главную работу, протер теперь докладывает гроссу содержание важнейших бумаг. Брискаль Неповторимый - худой, немощный старец восьмидесяти пяти лет сидит перед камином, греет над огнем дрожащие руки и рассеянно внимает монотонному голосу Мельгерикса. Мысли его при этом то цепляются за услышанные слова, то безотчетно уносятся в фантастический мир причудливых образов, порожденных пляшущими языками пламени. - Подал докладную записку научный консультант вашей святости профессор Пигроф Вар-Доспиг, - говорит протер-секретарь, с трудом подавляя зевоту. Он отчитывается в своей работе по специальному заданию вашей святости. Как вам известно, в процессе создания эвристического робота, обозначенного шифром "Материон", профессор Вар-Доспиг сконструировал самопрограммирующийся автомат логического действия и под маркой "скалд-12" уступил его серийное производство фирме "Куркис Браск и компания" в Марабране, Условия сделки таковы: с каждого проданного скалда в пользу Гроссерии будут поступать отчисления в размере двадцати процентов его покупной цены. Завод Куркиса Браска полностью овладел производством скалдов и выпустил первую партию этих автоматов численностью в сто штук. Их приобрел сам Куркис Браск для своего предприятия. Стоимость каждого скалда составляет сто тысяч суремов. Таким образом, фирма "Куркис Браск и компания" отчислит в пользу Гроссерии ровно два миллиона суремов, чем будут полностью покрыты расходы по научным изысканиям профессора Вар-Доспига. Далее научный консультант вашей святости просит отпустить ему дополнительно двести тысяч суремов для интенсификации научных работ и одновременно почтительно приглашает вашу святость ознакомиться с очередной моделью Материона, созданной за последний год. Надо полагать, ваша святость, что дополнительные ассигнования вы отпустите профессору Вар-Доспигу не прежде чем осмотрите его новую модель и убедитесь, что она является существенным шагом вперед к задуманному эвристическому роботу "Материону". Правилен ли будет такой ответ на докладную записку профессора Пигрофа Вар-Доспига? Гросс чуть заметно кивает, не отрывая взгляда от огня в камине. Голос протера Мельгерикса доносится глухо, словно из какой-то неведомой дали. Гроссу не хочется расставаться со сладостной дремотой, но, сделав над собой усилие, он движением век прогоняет ее и вновь прислушивается к тому, что говорит Мельгерикс. - Его беспорочество протер Вигурий представил записку по поводу последнего напутствия, которое надлежало дать престарелому и больному композитору Гионелю Маску, - бубнит протер-секретарь, заглядывая в очередную бумагу. Гионель Маск, как известно вашей святости, приблизился к порогу неизбежного. Вы сами изволили поручить протеру Вигурию сделать больному последнее напутствие. Вигурий выполнил поручение вашей святости, но неполностью, о чем и доносит. Первое и второе очищение протер совершил благополучно и с удовлетворением отметил полную покорность умирающего перед лицом неизбежного. Однако третье очищение ему выполнить не удалось. Придя сегодня утром в дом Гионеля Маска, протер обнаружил, что умирающий исчез. От растерянных слуг он узнал, что на рассвете за больным приехал неизвестный человек, облаченный во все черное, и заявил, что прибыл по вызову самого композитора. Естественно, что его допустили к больному. Побыв с Гионелем Маском не более десяти минут, неизвестный вывел его из дома, усадил в автомобиль и увез. Один из слуг Маска проявил похвальное усердие и проследил за направлением, в котором незнакомец увез его хозяина. Этот расторопный слуга доложил протеру Вигурию, что черный лоршес умчался к южному шоссе, которое ведет в Тартахону и далее в Марабрану. Протер Вигурий из этого заключил, что Маск - уроженец Марабранской провинции - решил умереть на родной земле, а увез его кто-нибудь из родственников. Столь легкомысленным поступком композитор лишил себя последнего напутствия, а тем самым, как полагает протер Вигурий, и высокой чести покоиться в сардунском Пантеоне Гениев... - Вигурий глуп, как средневековый монах! - тихо проскрипел сын божий, не поворачивая головы, и, помолчав, добавил: - Гионель Маек великий композитор, прославленный во всем мире. Пусть он умирает там, где ему легче умирать. Тело его все равно должно быть положено в мраморный саркофаг в Пантеоне Гениев. Я сам прослежу за этим и лично совершу по нему великое богослужение в Сарде... Гионель Маск - гордость Гирляндии и крупнейший алмаз в нашей святой короне! С ним может сравниться разве что другой великий гирляндец - академик Вериан Люмикор Нотгорн. Поэтому я приказываю и повелеваю: Вигурию поставить на вид его прискорбное скудоумие и на полгода лишить его счастья лицезреть нашу священную особу. Ашем табар! - Ашем табар! - скороговоркой произнес Мельгерикс и, поклонившись сухопарой спине сердитого старичка, продолжал докладывать: - Пишет и доносит настоятель храма бога единого в Ланке, что на юге Сардунской провинции, некий благочестивый аб Бернад. Письмо, ваша святость, пространное и бестолковое. Им не стоило бы утруждать ваше внимание, если бы в нем не сообщалось нечто неслыханное и невероятное. Вы только что изволили назвать академика Нотторна драгоценным алмазом вашей божественной тиары. А ланкский аб жалуется в своем письме на академика Нотгорна и обвиняет его в самых страшных смертных грехах. Нотгорн, ваша святость, уже два года живет в Ланке... - Рядовой аб жалуется на академика?! На самого Вериана Люмикора Нотгорна?! - неожиданно оживился гросс и даже слегка повернулся в сторону секретаря. - Истинно так, ваша святость, - подтвердил протер Мельгерикс. - Аб Бернад из Ланка жалуется на полное безверие престарелого профессора Нотгорна, а также на его явное намерение вступить в открытую борьбу с нашей святой религиозной общиной!.. - Вступить в борьбу с общиной бога единого?! В борьбу со мной?! - Да, ваша святость. Это явствует из письма ланкского аба... - Вон как!.. Интересно!.. Весьма интересно!.. Это письмо мы с удовольствием выслушаем полностью. Читай, беспорочнейший! - Да будет так, ваша святость. Ашем табар!..