Страница:
— Замолчите! Пойдем дальше, — сказала она. — Томми ждет. Я надеюсь, что солнце сдерет с вас всю кожу, — злорадно шепнула она, когда они, спустив лодку с последнего уступа, сталкивали ее в воду.
Десять минут спустя они взбирались по ледяному откосу, где впервые был замечен сигнал бедствия. Они увидели человека, распростертого на земле. Он лежал так спокойно, что они испугались, не пришла ли помощь слишком поздно. Вдруг он слегка шевельнул головой и застонал. Его грубая одежда была изорвана в клочья, и смуглые израненные ноги торчали из рваных мокасин. В его исхудалом теле не было ни жира, ни мускулов, а кости, казалось, сейчас прорвут туго натянутую кожу. Когда Корлисс пощупал его пульс, он открыл глаза и уставился на него стеклянным взором. Фрона содрогнулась.
— Здорово жутко, — пробормотал Макферсон, поглаживая иссохшую руку больного.
— Идите к лодке, Фрона, — сказал Корлисс. — Мы с Томми понесем его.
Но она сжала губы и заставила их принять ее помощь, чтобы облегчить спуск. И все-таки по дороге к лодке больного так растрясло, что у него появились проблески сознания. Он открыл глаза и хрипло прошептал:
— Джекоб Уэлз… депеша… из большого мира… — Он слабо рванул расстегнутую рубашку, и они увидели, что его исхудалую грудь перерезал ремень, к которому была привязана почтовая сумка.
На обоих концах лодки было много свободного места, но Корлиссу приходилось грести, поддерживая коленями больного. «Вижу» весело отчалила от берега. Теперь они плыли вниз по течению и могли не напрягаться.
Вдруг Фрона заметила, что руки, плечи и спина Вэнса стали ярко-пунцовыми.
— Мое желание исполнилось, — ликовала она и, протянув руку, мягко погладила его обнаженное предплечье. — Придется смазать вашу кожу кольдкремом, когда мы вернемся.
— Продолжайте! — поощрял он ее. — Это страшно приятно.
Она обрызгала его пылающую спину ледяной водой из реки. У него захватило дыхание, и он вздрогнул, Томми оглянулся на них.
— Мы сегодня неплохо потрудились, — благодушно заметил он. — Помочь погибающему — богоугодное дело.
— А кто боялся? — засмеялась Фрона. — Что ж, — задумчиво сказал он, — мне, понятно, было страшновато, но…
Он не окончил фразы и вдруг словно окаменел. Его глаза с ужасом уставились куда-то поверх плеча Фроны. А затем медленно, точно во сне, с торжественностью, точно при обращении к божеству, он прошептал: — Боже милостивый!
Они оглянулись. Ледяная стена скользила по излучине реки, и на их глазах ее правый угол, не успевший обогнуть берег, ударился об него, подбросив вверх целую груду ледяных гор.
— Боже милостивый! Боже милостивый! Попали в ловушку, как крысы. — Томми бессильно уронил весло в воду.
— Гребите! — прошипел ему в ухо Корлисс, и «Бижу» понеслась дальше.
Фрона правила наперерез течению, под прямым углом к Острову Распутья. Но, когда песчаная коса, по которой они волокли лодку, дрогнула под напором миллионов тонн льда, Корлисс тревожно посмотрел на Фрону. Она улыбнулась и покачала головой, замедляя ход.
— Нам с ними не совладать, — прошептала она, оглядываясь на льдины, которые неслись на расстоянии двухсот футов за ними. — Единственное спасение
— плыть впереди них, постепенно ускоряя ход.
Она ревниво сберегала каждый дюйм,, стараясь, чтобы лодка не сбивалась с курса и была все время на одинаковом расстоянии от льдин.
— Я не выдержу этой скорости, — захныкал Томми, но молчание Корлисса и Фроны показалось ему зловещим. и он продолжал грести.
Ближе остальных плыла льдина толщиной в пять или шесть футов и в два акра площадью. Перегнав подруг, она мчалась, рассекая волны, пока с каждой стороны ее не образовалось вытянутое углубление, как при быстром течении в узком канале. Увидев эту льдину, Томми лишился бы чувств, если бы Корлисс между двумя взмахами не ударил его концом весла.
— Нам удастся удержаться впереди, — сказала Фрона, задыхаясь, — но мы должны выиграть время, чтобы причалить. — Улучите момент и поверните «Бижу» носом вперед, — посоветовал Корлисс. — А когда она ударится о берег, прыгайте из нее и бегите.
— Мне придется карабкаться. Хорошо, что у меня короткая юбка.
Оттолкнувшись от утесов левого берега, льдины свернули направо. Огромная глыба, опередившая остальные, направлялась прямо на Остров Распутья.
— Если вы оглянетесь, я размозжу вам веслом голову! — пригрозил Корлисс. — Ох! — застонал Томами.
Корлисс и Фрона оглянулись. Огромная льдина со страшным грохотом ударилась о берег и на протяжении пятидесяти футов совершенно разрушила остров. Несколько сосен испуганно закачались и упали, а над ними выросла колышущаяся ледяная гора. Немного ниже стоял выбежавший вперед Дэл Бишоп, и они едва могли расслышать среди шума его крик: «Гоните! Гоните!» Затем прибрежная кромка льда сморщилась, и он отскочил назад.
— К открытому месту! — прохрипел Корлисс. Фрона открыла рот, но не могла ничего сказать и только понимающе кивнула головой. Они понеслись вдоль радужной стены, лихорадочно отыскивая место, где бы можно было быстро обогнуть ее. Но напрасно объехав вокруг всего Острова Распутья, они лишь слышали, как трещит берег за их спиной.
Пролетая мимо входа в пролив, ведущий к Острову Рубо, они увидели перед собою открытое место среди прибрежного льда. «Бижу» устремилась туда полным ходом и, наполовину высунувшись из воды, врезалась в ледяной уступ. Все трое выскочили из лодки. Фрона и Корлисс попытались вытащить ее на берег. Томми, бежавший впереди, думал только о себе. Ему бы удалось спастись, но он поскользнулся и упал как раз на полпути. Приподнявшись, он снова упал. Корлисс, волочивший лодку за нос, перешагнул через него. Томми быстро ухватился за планшир. Корлисс и Фрона были уже почти без сил. и этот новый груз заставил их остановиться. Корлисс оглянулся и крикнул: «Отпустите лодку!» Но Томми жалобно, словно утопающий, посмотрел на него и вцепился еще крепче. Громыхающие позади льды грозили им гибелью. Корлисс и Фрона делали отчаянные усилия, пытаясь втащить лодку на берег, но добавочный груз заставил их упасть на колени. Больной вдруг приподнялся в лодке и безумно захохотал. «Вот черт!» — воскликнул он.
Остров Рубо дрогнул от первого толчка, и льдины закачались у них под ногами. Фрона схватила весло, ударила шотландца по палым, и как только он разжал руки, Корлисс мгновенно втащил лодку наверх с помощью Фроны, подталкивавшей ее сзади. Радужная стена свернулась, как свиток бумаги, и Томми исчез в се складках, точно пчела в лепестках громадной орхидеи.
Они упали на землю совершенно обессиленные. Чудовищная льдина, оторвавшаяся от остальной массы, качаясь, повисла над ними. Фрона пыталась встать, но не могла и опустилась на колени. Корлиссу пришлось подхватить ее вместе с лодкой. Они снова упали, на этот раз под деревьями. Солнце светило на них сквозь зеленые иглы сосен, малиновки пели где-то высоко, и целая колония кузнечиков стрекотала, радуясь теплу.
Десять минут спустя они взбирались по ледяному откосу, где впервые был замечен сигнал бедствия. Они увидели человека, распростертого на земле. Он лежал так спокойно, что они испугались, не пришла ли помощь слишком поздно. Вдруг он слегка шевельнул головой и застонал. Его грубая одежда была изорвана в клочья, и смуглые израненные ноги торчали из рваных мокасин. В его исхудалом теле не было ни жира, ни мускулов, а кости, казалось, сейчас прорвут туго натянутую кожу. Когда Корлисс пощупал его пульс, он открыл глаза и уставился на него стеклянным взором. Фрона содрогнулась.
— Здорово жутко, — пробормотал Макферсон, поглаживая иссохшую руку больного.
— Идите к лодке, Фрона, — сказал Корлисс. — Мы с Томми понесем его.
Но она сжала губы и заставила их принять ее помощь, чтобы облегчить спуск. И все-таки по дороге к лодке больного так растрясло, что у него появились проблески сознания. Он открыл глаза и хрипло прошептал:
— Джекоб Уэлз… депеша… из большого мира… — Он слабо рванул расстегнутую рубашку, и они увидели, что его исхудалую грудь перерезал ремень, к которому была привязана почтовая сумка.
На обоих концах лодки было много свободного места, но Корлиссу приходилось грести, поддерживая коленями больного. «Вижу» весело отчалила от берега. Теперь они плыли вниз по течению и могли не напрягаться.
Вдруг Фрона заметила, что руки, плечи и спина Вэнса стали ярко-пунцовыми.
— Мое желание исполнилось, — ликовала она и, протянув руку, мягко погладила его обнаженное предплечье. — Придется смазать вашу кожу кольдкремом, когда мы вернемся.
— Продолжайте! — поощрял он ее. — Это страшно приятно.
Она обрызгала его пылающую спину ледяной водой из реки. У него захватило дыхание, и он вздрогнул, Томми оглянулся на них.
— Мы сегодня неплохо потрудились, — благодушно заметил он. — Помочь погибающему — богоугодное дело.
— А кто боялся? — засмеялась Фрона. — Что ж, — задумчиво сказал он, — мне, понятно, было страшновато, но…
Он не окончил фразы и вдруг словно окаменел. Его глаза с ужасом уставились куда-то поверх плеча Фроны. А затем медленно, точно во сне, с торжественностью, точно при обращении к божеству, он прошептал: — Боже милостивый!
Они оглянулись. Ледяная стена скользила по излучине реки, и на их глазах ее правый угол, не успевший обогнуть берег, ударился об него, подбросив вверх целую груду ледяных гор.
— Боже милостивый! Боже милостивый! Попали в ловушку, как крысы. — Томми бессильно уронил весло в воду.
— Гребите! — прошипел ему в ухо Корлисс, и «Бижу» понеслась дальше.
Фрона правила наперерез течению, под прямым углом к Острову Распутья. Но, когда песчаная коса, по которой они волокли лодку, дрогнула под напором миллионов тонн льда, Корлисс тревожно посмотрел на Фрону. Она улыбнулась и покачала головой, замедляя ход.
— Нам с ними не совладать, — прошептала она, оглядываясь на льдины, которые неслись на расстоянии двухсот футов за ними. — Единственное спасение
— плыть впереди них, постепенно ускоряя ход.
Она ревниво сберегала каждый дюйм,, стараясь, чтобы лодка не сбивалась с курса и была все время на одинаковом расстоянии от льдин.
— Я не выдержу этой скорости, — захныкал Томми, но молчание Корлисса и Фроны показалось ему зловещим. и он продолжал грести.
Ближе остальных плыла льдина толщиной в пять или шесть футов и в два акра площадью. Перегнав подруг, она мчалась, рассекая волны, пока с каждой стороны ее не образовалось вытянутое углубление, как при быстром течении в узком канале. Увидев эту льдину, Томми лишился бы чувств, если бы Корлисс между двумя взмахами не ударил его концом весла.
— Нам удастся удержаться впереди, — сказала Фрона, задыхаясь, — но мы должны выиграть время, чтобы причалить. — Улучите момент и поверните «Бижу» носом вперед, — посоветовал Корлисс. — А когда она ударится о берег, прыгайте из нее и бегите.
— Мне придется карабкаться. Хорошо, что у меня короткая юбка.
Оттолкнувшись от утесов левого берега, льдины свернули направо. Огромная глыба, опередившая остальные, направлялась прямо на Остров Распутья.
— Если вы оглянетесь, я размозжу вам веслом голову! — пригрозил Корлисс. — Ох! — застонал Томами.
Корлисс и Фрона оглянулись. Огромная льдина со страшным грохотом ударилась о берег и на протяжении пятидесяти футов совершенно разрушила остров. Несколько сосен испуганно закачались и упали, а над ними выросла колышущаяся ледяная гора. Немного ниже стоял выбежавший вперед Дэл Бишоп, и они едва могли расслышать среди шума его крик: «Гоните! Гоните!» Затем прибрежная кромка льда сморщилась, и он отскочил назад.
— К открытому месту! — прохрипел Корлисс. Фрона открыла рот, но не могла ничего сказать и только понимающе кивнула головой. Они понеслись вдоль радужной стены, лихорадочно отыскивая место, где бы можно было быстро обогнуть ее. Но напрасно объехав вокруг всего Острова Распутья, они лишь слышали, как трещит берег за их спиной.
Пролетая мимо входа в пролив, ведущий к Острову Рубо, они увидели перед собою открытое место среди прибрежного льда. «Бижу» устремилась туда полным ходом и, наполовину высунувшись из воды, врезалась в ледяной уступ. Все трое выскочили из лодки. Фрона и Корлисс попытались вытащить ее на берег. Томми, бежавший впереди, думал только о себе. Ему бы удалось спастись, но он поскользнулся и упал как раз на полпути. Приподнявшись, он снова упал. Корлисс, волочивший лодку за нос, перешагнул через него. Томми быстро ухватился за планшир. Корлисс и Фрона были уже почти без сил. и этот новый груз заставил их остановиться. Корлисс оглянулся и крикнул: «Отпустите лодку!» Но Томми жалобно, словно утопающий, посмотрел на него и вцепился еще крепче. Громыхающие позади льды грозили им гибелью. Корлисс и Фрона делали отчаянные усилия, пытаясь втащить лодку на берег, но добавочный груз заставил их упасть на колени. Больной вдруг приподнялся в лодке и безумно захохотал. «Вот черт!» — воскликнул он.
Остров Рубо дрогнул от первого толчка, и льдины закачались у них под ногами. Фрона схватила весло, ударила шотландца по палым, и как только он разжал руки, Корлисс мгновенно втащил лодку наверх с помощью Фроны, подталкивавшей ее сзади. Радужная стена свернулась, как свиток бумаги, и Томми исчез в се складках, точно пчела в лепестках громадной орхидеи.
Они упали на землю совершенно обессиленные. Чудовищная льдина, оторвавшаяся от остальной массы, качаясь, повисла над ними. Фрона пыталась встать, но не могла и опустилась на колени. Корлиссу пришлось подхватить ее вместе с лодкой. Они снова упали, на этот раз под деревьями. Солнце светило на них сквозь зеленые иглы сосен, малиновки пели где-то высоко, и целая колония кузнечиков стрекотала, радуясь теплу.
ГЛАВА XXVI
Фрона медленно очнулась, как после долгого сна. Она лежала в том положении, как упала: поперек ног Корлисса. Он же, вытянувшись неподвижно на спине, обратил лицо к жгучему солнцу. Она подползла к нему. Он дышал ровно, глаза его были закрыты. Почувствовав на себе ее взгляд, он открыл их и улыбнулся. Она снова опустилась на землю. Потом он повернулся на бок, и они посмотрели друг на друга. — Вэнс? — Да.
Она протянула руку, он сжал ее. Их веки дрогнули и опустились. Река все еще бурлила где-то в бесконечной дали, и ее шум напомнил им шепот забытого мира. Приятная нега овладела ими. Золотые лучи падали на них сквозь трепетавшую зелень, и все живое на теплой земле, казалось, пело. Наслаждаясь покоем, они задремали еще на пятнадцать минут, потом проснулись снова. Фрона приподнялась.
— Я… я… трусила, — сказала она. — Нет, не вы.
— Боялась, что мне может стать страшно, — разъяснила она, поправляя волосы. — Оставьте их распущенными. Сегодняшний день достоин этого. Она повиновалась, тряхнув головой, вокруг которой заплясал ореол золотых кудрей.
— Томми погиб, — задумчиво сказал Корлисс, вспоминая состязание со льдинами.
— Да, — ответила она. — Я ударила его по пальцам. Это было ужасно. Но будем надеяться, что у нас в лодке лежит более достойный человек. Кстати, нам надо сейчас же о нем позаботиться. Алло! Посмотрите.
На расстоянии не более двадцати футов сквозь деревья она увидела стену большой хижины.
— Никого не видно. Должно быть, там никто не живет, или же хозяева ушли в гости. Вы присмотрите за нашим больным, Вэнс, а я пойду на разведку. У меня более приличный вид.
Фрона обогнула хижину, довольно большую для здешних мест, и подошла к ней со стороны реки. Дверь была открыта, и, когда она остановилась, чтобы постучать, ее глазам представилась необычайная картина. Сначала она увидела толпу мужчин, занятых решением какого-то серьезного вопроса. Услышав стук, они инстинктивно раздвинулись, и между двумя рядами стоявших плечом к плечу людей образовался проход. В глубине на длинных койках сидели два ряда мужчин со строгими лицами. Их разделял стол, одним концом упиравшийся в стену. Этот стол, по-видимому, являлся центром внимания. После ослепительного солнечного света комната показалась Фроне тусклой и мрачной, но она все же разглядела бородатого американца, сидевшего за столом и ударившего по нему деревянным молотком. А с противоположной стороны сидел Сент-Винсент. Она успела заметить его усталое, измученное лицо, прежде чем к столу проковылял человек скандинавского типа.
Человек с молотком медленно поднял правую руку и бойко произнес.
— Вы должны поклясться, что все, что вы доложите суду… — Он внезапно остановился и воззрился на стоявшего перед ним человека. — Снимите шапку! — заревел он, и в толпе послышалось хихиканье, когда тот повиновался.
Затем человек с молотком начал снова: — Вы должны торжественно поклясться, что все, что вы доложите суду, будет правдой, и да поможет вам бог.
Скандинав кивнул головой и опустил руку. — Одну минутку, господа. — Фрона вошла в проход, который сомкнулся за ней.
Сент-Винсент вскочил с места и протянул к ней руки. — Фрона! — воскликнул он. — Фрона, я невиновен! Эта неожиданная фраза подействовала на нее, как удар, и мгновение она ничего не видела, кроме круга бледных лиц с горящими в полутьме глазами.
«Виновен? В чем?» — подумала она и, взглянув на Сент-Винсента, все еще стоявшего с протянутыми руками, смутно почувствовала, что произошло что-то неприятное. — «Виновен. В чем? Он мог бы проявить больше выдержки. Он мог бы дождаться обвинения». — Она не знала, в чем его обвиняют.
— Знакомая подсудимого, — авторитетно сказал человек с молотком. — Предложите ей стул, вы, там!
— Одну минуту… — Она подошла к столу и оперлась на него рукой. — Я ничего не понимаю. Все это так неожиданно… — Она случайно взглянула на свои ноги, обернутые в грязные лохмотья, и вспомнила, что на ней короткая, рваная юбка, локоть вылезает из прорехи в рукаве, а волосы растрепаны. Ее щеки и шея были запачканы какой-то липкой массой. Она провела по ним рукой, и кусок грязи упал на пол.
— Ладно, — сказал председатель довольно мягко. — Садитесь. Мы в таком же положении, как вы. Мы тоже ничего не понимаем. Но, верьте моему слову, мы собрались сюда, чтобы выяснить правду. Садитесь. Она подняла руку. — Одну минуту!
— Садитесь! — закричал он громовым голосом. — Не прерывайте заседания суда.
В толпе послышался ропот, раздались протесты, и председатель ударил молотком по столу, призывая к тишине. Но Фрона решительно продолжала стоять. Когда шум затих, она обратилась к человеку за столом:
— Господин председатель, я полагаю, что это собрание старателей? (Он кивнул головой.) У меня равный со всеми голос при решении дел нашей общины, и поэтому я прошу слова. Необходимо, чтобы меня выслушали.
— Но вы нарушаете порядок, мисс… э… э… — Уэлз! — подсказал десяток голосов. — Мисс Уэлз, — продолжал председатель более почтительным тоном. — Я, к сожалению, должен заметить вам, что вы нарушаете порядок. Соблаговолите сесть.
— Не хочу! — ответила она. — Я должна сделать важное сообщение, и, если вы откажетесь выслушать меня, я буду апеллировать к собранию. Она скользнула взглядом по толпе. — Дайте ей высказаться! — раздались крики. Председатель вынужден был подчиниться и жестом разрешил ей продолжать.
— Господин председатель, господа. Я не знаю, какое дело вам предстоит рассмотреть, но я знаю, что займу ваше внимание более важным делом. За дверью этой хижины лежит человек, который, по-видимому, умирает с голоду. Мы привезли его с того берега реки. Мы не стали бы вас беспокоить, но нам не удалось вернуться на наш остров. Человеку, о котором я говорю, нужна немедленная помощь.
— Двое из тех, что поближе к дверям, выйдут и займутся им, — сказал председатель. — Вы, док Холидэй, тоже пойдете с ними и сделаете все, что возможно!
— Попросите сделать перерыв, — прошептал Сент-Винсент. Фрона кивнула головой.
— Господин председатель, я прошу объявить перерыв, пока не устроят этого человека.
Крики: «Не надо перерыва!», «Продолжайте разбор дела!» — встретили ее слова. Предложение Фроны было отклонено.
— Ну, Грегори, — сказала она с улыбкой, садясь рядом с ним. — В чем дело? Он крепко сжал ее руку. — Не верьте им, Фрона… Они хотят, — у него что-то застряло в горле, — убить меня. — Почему? Успокойтесь и расскажите мне все. — Прошлой ночью… — поспешно начал он, но умолк, чтобы выслушать скандинава, который только что кончил присягать и теперь давал показания, обдумывая каждое слово.
— Я быстро проснулся, — говорил он, — подошел к двери и услышал еще выстрел.
Его прервал румяный человек в старом клетчатом пальто.
— Что вы подумали? — спросил он. — А? — переспросил свидетель, и лицо его побагровело от смущения.
— Когда вы подошли к дверям, какая мысль пришла вам прежде всего в голову?
— А-а! — Человек облегченно вздохнул, и лицо его просветлело. — У меня нет мокасин, и я подумал, что чертовски холодно. — Довольное выражение его лица сменилось наивным удивлением, когда последовал взрыв смеха. Но с тем же тупым видом он продолжал: — Я услыхал еще выстрел и побежал по дороге.
В эту минуту Корлисс протиснулся к Фроне через толпу, и она уже не слушала дальше.
— Что случилось? — спросил инженер. — Что-нибудь серьезное? Не могу ли я вам помочь?
— Да, да! — Фрона благодарно пожала ему руку. — Постарайтесь как-нибудь перебраться через пролив и попросите моего отца приехать сюда. Скажите ему, что с Грегори Сент-Винсентом случилась беда, что его обвиняют… В чем вас обвиняют, Грегори? — В убийстве.
— В убийстве? — удивился Корлисс. — Да, да! Скажите, что его обвиняют в убийстве, что я здесь, что он мне нужен. И пусть он привезет мне во что одеться. И, Вэнс, — она пожала ему руку, быстро подняв на него глаза, — не слишком рискуйте, только постарайтесь это устроить.
— Я все сделаю. — Он уверенно тряхнул головой и начал проталкиваться к дверям.
— Кто защищает вас? — спросила Фрона Сент-Винсента.
Он покачал головой.
— Никто. Они хотели назначить какого-то Билла Брауна, лишенного прав адвоката из Штатов, но я отказался. Он теперь среди тех, кто меня обвиняет. Это самосуд. Они заранее сговорились погубить меня. — Я хотела бы все узнать от вас. — Но, Фрона, я невиновен… Я…
— Тише! — Она положила руку ему на плечо, чтобы заставить его замолчать, и сосредоточила свое внимание на свидетеле.
— Так вот, журналист отбивался как мог, но мы с Пьером заперли его в хижине. Он плакал и не двигался с места…
— Кто плакал? — прервал его прокурор. — Он. Вот этот парень. — Скандинав указал на Сент-Винсента. — Я зажег свет. Коптилка была опрокинута, но у меня в кармане была свеча. Очень хорошая привычка носить
свечу в кармане, — серьезно прибавил он. — А Борг, он лежал на полу мертвый. А женщина сказала, что он это сделал, и тут же умерла. — Кто же именно?
Он снова ткнул пальцем в сторону Сент-Винсента. — Вот этот парень.
— Она это сказала? — шепотом спросила Фрона. — Да, — также шепотом ответил Сент-Винсент, — она это сказала. Но я не могу себе представить, что заставило ее так поступить. Она, по всей вероятности, была не в своем уме.
Румяный человек в поношенном клетчатом пальто подробно допросил свидетеля. Фрона внимательно следила за допросом. Однако ничего нового выяснить не удалось.
— Вы имеете право подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, — заявил председатель Сент-Винсенту. — Вы хотите что-нибудь спросить? Журналист покачал головой. — Попытайтесь, — настаивала Фрона. — Какой смысл? — сказал он безнадежно. — Я обречен заранее. Приговор был известен до начала суда.
— Одну минуту, пожалуйста. — Резкий голос Фроны остановил уходившего свидетеля. — Вы лично не знаете, кто совершил убийство? Скандинав тупо уставился на нее, словно выжидая, пока ее вопрос проникнет в его сознание.
— Вы не видели, кто совершил убийство? — еще раз спросила она.
— О, да. Этот парень. — Он снова указал пальцем в том же направлении. — Женщина сказала, что он убийца. Все кругом улыбнулись. — Но вы этого не видели? — Я слышал выстрелы. — Но вы не видели, кто стрелял?
— А! Нет, но она сказала…
— Довольно, благодарю вас, — любезно сказала Фрона, и свидетель удалился. Обвинитель посмотрел свои заметки. — Пьер Ла-Флитч! — провозгласил он. Стройный смуглый человек с тонкой, гибкой фигурой вышел на свободное место перед столом. Это был красивый брюнет с быстрыми, выразительными глазами, которые на минуту остановились на Фроне, полные открытого и неподдельного восхищения. Она улыбнулась и слегка кивнула головой, потому что он ей понравился с первого взгляда и показался давно знакомым. Он тоже улыбнулся ей, и его гладкая верхняя губа приподнялась, обнажив ряд великолепных зубов безупречной белизны.
В ответ на стереотипные вопросы он сообщил, что носит имя отца, потомка канадских французов-охотников. Его мать — он пожал плечами и сверкнул зубами — была метиской. Он родился где-то в Баррен-Граундзе, во время охоты; он не знает точно где. Его считают старожилом. Он прибыл в страну во времена Джека Макквестчена, через Скалистые горы с Большого Невольничьего озера.
Когда ему предложили изложить все, что он знал о данном деле, он на минуту замолчал, как бы обдумывая, с чего начать.
— Весной принято спать с открытой дверью, — произнес он мелодичным голосом, звучащим, как флейта, в кем чувствовался заметный акцент, напоминавший о его происхождении. — Так и я спал прошлой ночью. Но я сплю, как кошка. Лист ли упадет, ветерок ли подует, я всю ночь слышу какой-то шепот. При первом выстреле— он щелкнул пальцами— я проснулся и кинулся к дверям.
Сент-Винсент нагнулся к Фроне: — Это был не первый выстрел.
Она кивнула головой, не спуская глаз с Ла-Флитча, который галантно прервал свой рассказ.
— Раздалось еще два выстрела, — продолжал он, — один за другим — бум-бум, вот так. Это в хижине Борга, — сказал я себе и побежал туда. Я решил, что это Борг убивает Бэллу, что было нехорошо. Ведь Бэлла— красивая женщина, — пояснил он с неотразимой улыбкой. — Мне нравилась Бэлла. Я побежал туда. А Джон выбежал из своей хижины со страшным шумом, точно неповоротливая корова. «Что случилось?» — спрашивает он, а я говорю: «Не знаю». Тут кто-то выскочил из темноты — вот так — и сбил Джона с ног и сбил меня с ног. Мы вцепились в него. Это был мужчина. Раздетый. Борется. Кричит: «О! О! О!» — вот так. Мы крепко держим его, и он понемногу перестает кричать. Тогда мы встаем и говорим ему: «Пошли назад». — Кто был этот человек?
Ла-Флитч, чуть повернувшись, посмотрел на Сент-Винсента. — Продолжайте.
— Так? Человек, он не хотел возвращаться, но мы с Джоном настояли, и ему пришлось идти. — Он что-нибудь говорил?
— Я спросил его, что случилось, но он только плакал… он… он… всхлипывал вот так. — Вы не заметили в нем ничего особенного? Ла-Флитч вопросительно поднял брови. — Ничего необычного, ничего из ряда вон выходящего?
— Ах, да, у него были руки в крови. Не обращая внимания на глухой ропот в толпе, он продолжал говорить, и его выразительная мимика придавала драматизм всему рассказу.
— Джон зажег свет, Бэлла стонала, как тюлень, когда пуля попадет ему под ласт. А Борг лежал в углу. Я посмотрел на него. Он больше не дышал. Тут Бэлла открыла глаза, и я взглянул ей в глаза и понял, что она узнала меня, Ла-Флитча. «Кто сделал это, Бэлла? — спросил я. А она билась головой об пол, а потом тихо шепнула: „Он умер?“ Я понял, что она спрашивает про Борга, и сказал: „Да“. Тогда она приподнялась на локте, быстро оглянулась кругом, страшно торопясь, и когда увидела Винсента, то так и уставилась на него и больше не сводила с него глаз. Затем она указала на него, вот так. — Ла-Флитч обернулся и ткнул дрожащим пальцем а сторону подсудимого. — И она сказала: „Он, он, он!“ А я спросил: „Бэлла, кто это сделал?“ И она сказала: „Он, он, он! Сент-Винча, он это сделал“. И потом, — голова Ла-Флитча бессильно свесилась на грудь, но вновь откинулась назад, когда он, сверкнув зубами, закончил свою повесть, — умерла.
Румяный человек, Билл Браун, подверг метиса обычному допросу, который только подтвердил его показания и выяснил, что во время убийства Борга происходила, должно быть, ужасная борьба. Тяжелый стол был сломан, стул и койка превратились в щепки, а печка опрокинута.
— Я никогда не видел ничего подобного, — закончил Ла-Флитч. — Нет, никогда.
Браун с поклоном передал его в распоряжение Фроны, за что был вознагражден улыбкой. Она считала благоразумным выказывать любезность обвинителю. Ей нужно было выиграть время до приезда отца и получить возможность поговорить наедине с Сент-Винсентом, чтобы выяснить подробности происшествия. Поэтому она задавала Ла-Флитчу бесконечный ряд вопросов. Но только два раза ей удалось узнать кое-что, заслуживающее внимания.
— Вы говорите о первом выстреле, мистер Ла-Флитч. Но стены деревянной хижины обычно довольно толстые. Если дверь была закрыта, могли ли вы услышать первый выстрел?
Он покачал головой, и его черные глаза сказали ей, что он понимает, какой факт она старается установить. — Если бы дверь хижины Борга была закрыта, вы бы слышали выстрел?
Он снова покачал головой. — Значит, мистер Ла-Флитч, когда вы говорите о первом выстреле, вы подразумеваете первый выстрел, услышанный вами?
Он кивнул головой, но, выиграв очко, она все-таки не могла извлечь из этого никакой практической пользы.
Она снова стала доискиваться более веских доказательств, хотя все время чувствовала, что Ла-Флитч угадывает ее тактику.
— Вы говорите, что было очень темно, мистер Ла-Флитч? — Да, очень темно.
— Каким же образом вы узнали Джона? — Джон страшно топочет, когда бежит. Я узнаю его топот.
— Могли ли вы видеть его достаточно ясно, чтобы узнать? — Нет.
— Тогда, мистер Ла-Флитч, — сказала она с торжеством, — объясните, пожалуйста, как вы узнали, что у мистера Сент-Винсента руки в крови?
Губы его раскрылись в ослепительной улыбке, и он на минуту замолчал.
— Как? Я почувствовал теплую кровь на его руках. А мое обоняние. О! Дым охотничьего костра вдали, яма, в которой прячутся кролики, след пробежавшего лося, разве мое обоняние не указывает мне на все это? — Он откинул голову. На его напряженном лице с закрытыми глазами и дрожащими расширенными ноздрями не осталось никаких чувств, кроме одного, на котором как бы сосредоточилось все его существо. Затем глаза его приоткрылись, и он точно во сне посмотрел на Фрону.
— Я почувствовал запах крови на его руках — запах теплой, горячей крови на его руках.
— Ей-богу, он способен на это! — крикнул кто-то в толпе.
И это так убедило Фрону, что она невольно посмотрела на руки Сент-Винсента и увидела ржавые пятна на манжетах его фланелевой рубашки.
Когда Ла-Флитч покинул свидетельское место, Билл Браун подошел к ней пожать руку.
— Мне необходимо познакомиться с защитником, — добродушно сказал он, просматривая свои заметки перед допросом следующего свидетеля. — Вы не находите, что это несправедливо по отношению ко мне? — быстро спросила она. — У меня не было времени приготовиться к защите. Я ничего не знаю о деле, кроме того, что услышала от ваших свидетелей. Не думаете ли вы, мистер Браун, — и в голосе ее зазвучали убедительные нотки, — не думаете ли вы, что дело следовало бы отложить до завтра?
— Хм, — задумчиво сказал он, глядя на часы. — Это неплохая мысль. Теперь как-никак пять часов, и всем пора готовить ужин.
Она поблагодарила его без слов, как это умеют делать некоторые женщины. Увидев ее лицо и глаза, он почувствовал гораздо большее удовлетворение, чем если бы она заговорила.
Он вернулся на свое место и обратился к присутствующим:
— В результате совещания обвинения и защиты, принимая во внимание поздний час и невозможность разобрать дело в спешном порядке, я— хм! — предлагаю объявить перерыв до восьми часов утра завтрашнего дня.
— Большинство за, — объявил председатель и, покинув свое место, начал разводить огонь, так как был совладельцем этой хижины и стряпал для всей компании.
Она протянула руку, он сжал ее. Их веки дрогнули и опустились. Река все еще бурлила где-то в бесконечной дали, и ее шум напомнил им шепот забытого мира. Приятная нега овладела ими. Золотые лучи падали на них сквозь трепетавшую зелень, и все живое на теплой земле, казалось, пело. Наслаждаясь покоем, они задремали еще на пятнадцать минут, потом проснулись снова. Фрона приподнялась.
— Я… я… трусила, — сказала она. — Нет, не вы.
— Боялась, что мне может стать страшно, — разъяснила она, поправляя волосы. — Оставьте их распущенными. Сегодняшний день достоин этого. Она повиновалась, тряхнув головой, вокруг которой заплясал ореол золотых кудрей.
— Томми погиб, — задумчиво сказал Корлисс, вспоминая состязание со льдинами.
— Да, — ответила она. — Я ударила его по пальцам. Это было ужасно. Но будем надеяться, что у нас в лодке лежит более достойный человек. Кстати, нам надо сейчас же о нем позаботиться. Алло! Посмотрите.
На расстоянии не более двадцати футов сквозь деревья она увидела стену большой хижины.
— Никого не видно. Должно быть, там никто не живет, или же хозяева ушли в гости. Вы присмотрите за нашим больным, Вэнс, а я пойду на разведку. У меня более приличный вид.
Фрона обогнула хижину, довольно большую для здешних мест, и подошла к ней со стороны реки. Дверь была открыта, и, когда она остановилась, чтобы постучать, ее глазам представилась необычайная картина. Сначала она увидела толпу мужчин, занятых решением какого-то серьезного вопроса. Услышав стук, они инстинктивно раздвинулись, и между двумя рядами стоявших плечом к плечу людей образовался проход. В глубине на длинных койках сидели два ряда мужчин со строгими лицами. Их разделял стол, одним концом упиравшийся в стену. Этот стол, по-видимому, являлся центром внимания. После ослепительного солнечного света комната показалась Фроне тусклой и мрачной, но она все же разглядела бородатого американца, сидевшего за столом и ударившего по нему деревянным молотком. А с противоположной стороны сидел Сент-Винсент. Она успела заметить его усталое, измученное лицо, прежде чем к столу проковылял человек скандинавского типа.
Человек с молотком медленно поднял правую руку и бойко произнес.
— Вы должны поклясться, что все, что вы доложите суду… — Он внезапно остановился и воззрился на стоявшего перед ним человека. — Снимите шапку! — заревел он, и в толпе послышалось хихиканье, когда тот повиновался.
Затем человек с молотком начал снова: — Вы должны торжественно поклясться, что все, что вы доложите суду, будет правдой, и да поможет вам бог.
Скандинав кивнул головой и опустил руку. — Одну минутку, господа. — Фрона вошла в проход, который сомкнулся за ней.
Сент-Винсент вскочил с места и протянул к ней руки. — Фрона! — воскликнул он. — Фрона, я невиновен! Эта неожиданная фраза подействовала на нее, как удар, и мгновение она ничего не видела, кроме круга бледных лиц с горящими в полутьме глазами.
«Виновен? В чем?» — подумала она и, взглянув на Сент-Винсента, все еще стоявшего с протянутыми руками, смутно почувствовала, что произошло что-то неприятное. — «Виновен. В чем? Он мог бы проявить больше выдержки. Он мог бы дождаться обвинения». — Она не знала, в чем его обвиняют.
— Знакомая подсудимого, — авторитетно сказал человек с молотком. — Предложите ей стул, вы, там!
— Одну минуту… — Она подошла к столу и оперлась на него рукой. — Я ничего не понимаю. Все это так неожиданно… — Она случайно взглянула на свои ноги, обернутые в грязные лохмотья, и вспомнила, что на ней короткая, рваная юбка, локоть вылезает из прорехи в рукаве, а волосы растрепаны. Ее щеки и шея были запачканы какой-то липкой массой. Она провела по ним рукой, и кусок грязи упал на пол.
— Ладно, — сказал председатель довольно мягко. — Садитесь. Мы в таком же положении, как вы. Мы тоже ничего не понимаем. Но, верьте моему слову, мы собрались сюда, чтобы выяснить правду. Садитесь. Она подняла руку. — Одну минуту!
— Садитесь! — закричал он громовым голосом. — Не прерывайте заседания суда.
В толпе послышался ропот, раздались протесты, и председатель ударил молотком по столу, призывая к тишине. Но Фрона решительно продолжала стоять. Когда шум затих, она обратилась к человеку за столом:
— Господин председатель, я полагаю, что это собрание старателей? (Он кивнул головой.) У меня равный со всеми голос при решении дел нашей общины, и поэтому я прошу слова. Необходимо, чтобы меня выслушали.
— Но вы нарушаете порядок, мисс… э… э… — Уэлз! — подсказал десяток голосов. — Мисс Уэлз, — продолжал председатель более почтительным тоном. — Я, к сожалению, должен заметить вам, что вы нарушаете порядок. Соблаговолите сесть.
— Не хочу! — ответила она. — Я должна сделать важное сообщение, и, если вы откажетесь выслушать меня, я буду апеллировать к собранию. Она скользнула взглядом по толпе. — Дайте ей высказаться! — раздались крики. Председатель вынужден был подчиниться и жестом разрешил ей продолжать.
— Господин председатель, господа. Я не знаю, какое дело вам предстоит рассмотреть, но я знаю, что займу ваше внимание более важным делом. За дверью этой хижины лежит человек, который, по-видимому, умирает с голоду. Мы привезли его с того берега реки. Мы не стали бы вас беспокоить, но нам не удалось вернуться на наш остров. Человеку, о котором я говорю, нужна немедленная помощь.
— Двое из тех, что поближе к дверям, выйдут и займутся им, — сказал председатель. — Вы, док Холидэй, тоже пойдете с ними и сделаете все, что возможно!
— Попросите сделать перерыв, — прошептал Сент-Винсент. Фрона кивнула головой.
— Господин председатель, я прошу объявить перерыв, пока не устроят этого человека.
Крики: «Не надо перерыва!», «Продолжайте разбор дела!» — встретили ее слова. Предложение Фроны было отклонено.
— Ну, Грегори, — сказала она с улыбкой, садясь рядом с ним. — В чем дело? Он крепко сжал ее руку. — Не верьте им, Фрона… Они хотят, — у него что-то застряло в горле, — убить меня. — Почему? Успокойтесь и расскажите мне все. — Прошлой ночью… — поспешно начал он, но умолк, чтобы выслушать скандинава, который только что кончил присягать и теперь давал показания, обдумывая каждое слово.
— Я быстро проснулся, — говорил он, — подошел к двери и услышал еще выстрел.
Его прервал румяный человек в старом клетчатом пальто.
— Что вы подумали? — спросил он. — А? — переспросил свидетель, и лицо его побагровело от смущения.
— Когда вы подошли к дверям, какая мысль пришла вам прежде всего в голову?
— А-а! — Человек облегченно вздохнул, и лицо его просветлело. — У меня нет мокасин, и я подумал, что чертовски холодно. — Довольное выражение его лица сменилось наивным удивлением, когда последовал взрыв смеха. Но с тем же тупым видом он продолжал: — Я услыхал еще выстрел и побежал по дороге.
В эту минуту Корлисс протиснулся к Фроне через толпу, и она уже не слушала дальше.
— Что случилось? — спросил инженер. — Что-нибудь серьезное? Не могу ли я вам помочь?
— Да, да! — Фрона благодарно пожала ему руку. — Постарайтесь как-нибудь перебраться через пролив и попросите моего отца приехать сюда. Скажите ему, что с Грегори Сент-Винсентом случилась беда, что его обвиняют… В чем вас обвиняют, Грегори? — В убийстве.
— В убийстве? — удивился Корлисс. — Да, да! Скажите, что его обвиняют в убийстве, что я здесь, что он мне нужен. И пусть он привезет мне во что одеться. И, Вэнс, — она пожала ему руку, быстро подняв на него глаза, — не слишком рискуйте, только постарайтесь это устроить.
— Я все сделаю. — Он уверенно тряхнул головой и начал проталкиваться к дверям.
— Кто защищает вас? — спросила Фрона Сент-Винсента.
Он покачал головой.
— Никто. Они хотели назначить какого-то Билла Брауна, лишенного прав адвоката из Штатов, но я отказался. Он теперь среди тех, кто меня обвиняет. Это самосуд. Они заранее сговорились погубить меня. — Я хотела бы все узнать от вас. — Но, Фрона, я невиновен… Я…
— Тише! — Она положила руку ему на плечо, чтобы заставить его замолчать, и сосредоточила свое внимание на свидетеле.
— Так вот, журналист отбивался как мог, но мы с Пьером заперли его в хижине. Он плакал и не двигался с места…
— Кто плакал? — прервал его прокурор. — Он. Вот этот парень. — Скандинав указал на Сент-Винсента. — Я зажег свет. Коптилка была опрокинута, но у меня в кармане была свеча. Очень хорошая привычка носить
свечу в кармане, — серьезно прибавил он. — А Борг, он лежал на полу мертвый. А женщина сказала, что он это сделал, и тут же умерла. — Кто же именно?
Он снова ткнул пальцем в сторону Сент-Винсента. — Вот этот парень.
— Она это сказала? — шепотом спросила Фрона. — Да, — также шепотом ответил Сент-Винсент, — она это сказала. Но я не могу себе представить, что заставило ее так поступить. Она, по всей вероятности, была не в своем уме.
Румяный человек в поношенном клетчатом пальто подробно допросил свидетеля. Фрона внимательно следила за допросом. Однако ничего нового выяснить не удалось.
— Вы имеете право подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, — заявил председатель Сент-Винсенту. — Вы хотите что-нибудь спросить? Журналист покачал головой. — Попытайтесь, — настаивала Фрона. — Какой смысл? — сказал он безнадежно. — Я обречен заранее. Приговор был известен до начала суда.
— Одну минуту, пожалуйста. — Резкий голос Фроны остановил уходившего свидетеля. — Вы лично не знаете, кто совершил убийство? Скандинав тупо уставился на нее, словно выжидая, пока ее вопрос проникнет в его сознание.
— Вы не видели, кто совершил убийство? — еще раз спросила она.
— О, да. Этот парень. — Он снова указал пальцем в том же направлении. — Женщина сказала, что он убийца. Все кругом улыбнулись. — Но вы этого не видели? — Я слышал выстрелы. — Но вы не видели, кто стрелял?
— А! Нет, но она сказала…
— Довольно, благодарю вас, — любезно сказала Фрона, и свидетель удалился. Обвинитель посмотрел свои заметки. — Пьер Ла-Флитч! — провозгласил он. Стройный смуглый человек с тонкой, гибкой фигурой вышел на свободное место перед столом. Это был красивый брюнет с быстрыми, выразительными глазами, которые на минуту остановились на Фроне, полные открытого и неподдельного восхищения. Она улыбнулась и слегка кивнула головой, потому что он ей понравился с первого взгляда и показался давно знакомым. Он тоже улыбнулся ей, и его гладкая верхняя губа приподнялась, обнажив ряд великолепных зубов безупречной белизны.
В ответ на стереотипные вопросы он сообщил, что носит имя отца, потомка канадских французов-охотников. Его мать — он пожал плечами и сверкнул зубами — была метиской. Он родился где-то в Баррен-Граундзе, во время охоты; он не знает точно где. Его считают старожилом. Он прибыл в страну во времена Джека Макквестчена, через Скалистые горы с Большого Невольничьего озера.
Когда ему предложили изложить все, что он знал о данном деле, он на минуту замолчал, как бы обдумывая, с чего начать.
— Весной принято спать с открытой дверью, — произнес он мелодичным голосом, звучащим, как флейта, в кем чувствовался заметный акцент, напоминавший о его происхождении. — Так и я спал прошлой ночью. Но я сплю, как кошка. Лист ли упадет, ветерок ли подует, я всю ночь слышу какой-то шепот. При первом выстреле— он щелкнул пальцами— я проснулся и кинулся к дверям.
Сент-Винсент нагнулся к Фроне: — Это был не первый выстрел.
Она кивнула головой, не спуская глаз с Ла-Флитча, который галантно прервал свой рассказ.
— Раздалось еще два выстрела, — продолжал он, — один за другим — бум-бум, вот так. Это в хижине Борга, — сказал я себе и побежал туда. Я решил, что это Борг убивает Бэллу, что было нехорошо. Ведь Бэлла— красивая женщина, — пояснил он с неотразимой улыбкой. — Мне нравилась Бэлла. Я побежал туда. А Джон выбежал из своей хижины со страшным шумом, точно неповоротливая корова. «Что случилось?» — спрашивает он, а я говорю: «Не знаю». Тут кто-то выскочил из темноты — вот так — и сбил Джона с ног и сбил меня с ног. Мы вцепились в него. Это был мужчина. Раздетый. Борется. Кричит: «О! О! О!» — вот так. Мы крепко держим его, и он понемногу перестает кричать. Тогда мы встаем и говорим ему: «Пошли назад». — Кто был этот человек?
Ла-Флитч, чуть повернувшись, посмотрел на Сент-Винсента. — Продолжайте.
— Так? Человек, он не хотел возвращаться, но мы с Джоном настояли, и ему пришлось идти. — Он что-нибудь говорил?
— Я спросил его, что случилось, но он только плакал… он… он… всхлипывал вот так. — Вы не заметили в нем ничего особенного? Ла-Флитч вопросительно поднял брови. — Ничего необычного, ничего из ряда вон выходящего?
— Ах, да, у него были руки в крови. Не обращая внимания на глухой ропот в толпе, он продолжал говорить, и его выразительная мимика придавала драматизм всему рассказу.
— Джон зажег свет, Бэлла стонала, как тюлень, когда пуля попадет ему под ласт. А Борг лежал в углу. Я посмотрел на него. Он больше не дышал. Тут Бэлла открыла глаза, и я взглянул ей в глаза и понял, что она узнала меня, Ла-Флитча. «Кто сделал это, Бэлла? — спросил я. А она билась головой об пол, а потом тихо шепнула: „Он умер?“ Я понял, что она спрашивает про Борга, и сказал: „Да“. Тогда она приподнялась на локте, быстро оглянулась кругом, страшно торопясь, и когда увидела Винсента, то так и уставилась на него и больше не сводила с него глаз. Затем она указала на него, вот так. — Ла-Флитч обернулся и ткнул дрожащим пальцем а сторону подсудимого. — И она сказала: „Он, он, он!“ А я спросил: „Бэлла, кто это сделал?“ И она сказала: „Он, он, он! Сент-Винча, он это сделал“. И потом, — голова Ла-Флитча бессильно свесилась на грудь, но вновь откинулась назад, когда он, сверкнув зубами, закончил свою повесть, — умерла.
Румяный человек, Билл Браун, подверг метиса обычному допросу, который только подтвердил его показания и выяснил, что во время убийства Борга происходила, должно быть, ужасная борьба. Тяжелый стол был сломан, стул и койка превратились в щепки, а печка опрокинута.
— Я никогда не видел ничего подобного, — закончил Ла-Флитч. — Нет, никогда.
Браун с поклоном передал его в распоряжение Фроны, за что был вознагражден улыбкой. Она считала благоразумным выказывать любезность обвинителю. Ей нужно было выиграть время до приезда отца и получить возможность поговорить наедине с Сент-Винсентом, чтобы выяснить подробности происшествия. Поэтому она задавала Ла-Флитчу бесконечный ряд вопросов. Но только два раза ей удалось узнать кое-что, заслуживающее внимания.
— Вы говорите о первом выстреле, мистер Ла-Флитч. Но стены деревянной хижины обычно довольно толстые. Если дверь была закрыта, могли ли вы услышать первый выстрел?
Он покачал головой, и его черные глаза сказали ей, что он понимает, какой факт она старается установить. — Если бы дверь хижины Борга была закрыта, вы бы слышали выстрел?
Он снова покачал головой. — Значит, мистер Ла-Флитч, когда вы говорите о первом выстреле, вы подразумеваете первый выстрел, услышанный вами?
Он кивнул головой, но, выиграв очко, она все-таки не могла извлечь из этого никакой практической пользы.
Она снова стала доискиваться более веских доказательств, хотя все время чувствовала, что Ла-Флитч угадывает ее тактику.
— Вы говорите, что было очень темно, мистер Ла-Флитч? — Да, очень темно.
— Каким же образом вы узнали Джона? — Джон страшно топочет, когда бежит. Я узнаю его топот.
— Могли ли вы видеть его достаточно ясно, чтобы узнать? — Нет.
— Тогда, мистер Ла-Флитч, — сказала она с торжеством, — объясните, пожалуйста, как вы узнали, что у мистера Сент-Винсента руки в крови?
Губы его раскрылись в ослепительной улыбке, и он на минуту замолчал.
— Как? Я почувствовал теплую кровь на его руках. А мое обоняние. О! Дым охотничьего костра вдали, яма, в которой прячутся кролики, след пробежавшего лося, разве мое обоняние не указывает мне на все это? — Он откинул голову. На его напряженном лице с закрытыми глазами и дрожащими расширенными ноздрями не осталось никаких чувств, кроме одного, на котором как бы сосредоточилось все его существо. Затем глаза его приоткрылись, и он точно во сне посмотрел на Фрону.
— Я почувствовал запах крови на его руках — запах теплой, горячей крови на его руках.
— Ей-богу, он способен на это! — крикнул кто-то в толпе.
И это так убедило Фрону, что она невольно посмотрела на руки Сент-Винсента и увидела ржавые пятна на манжетах его фланелевой рубашки.
Когда Ла-Флитч покинул свидетельское место, Билл Браун подошел к ней пожать руку.
— Мне необходимо познакомиться с защитником, — добродушно сказал он, просматривая свои заметки перед допросом следующего свидетеля. — Вы не находите, что это несправедливо по отношению ко мне? — быстро спросила она. — У меня не было времени приготовиться к защите. Я ничего не знаю о деле, кроме того, что услышала от ваших свидетелей. Не думаете ли вы, мистер Браун, — и в голосе ее зазвучали убедительные нотки, — не думаете ли вы, что дело следовало бы отложить до завтра?
— Хм, — задумчиво сказал он, глядя на часы. — Это неплохая мысль. Теперь как-никак пять часов, и всем пора готовить ужин.
Она поблагодарила его без слов, как это умеют делать некоторые женщины. Увидев ее лицо и глаза, он почувствовал гораздо большее удовлетворение, чем если бы она заговорила.
Он вернулся на свое место и обратился к присутствующим:
— В результате совещания обвинения и защиты, принимая во внимание поздний час и невозможность разобрать дело в спешном порядке, я— хм! — предлагаю объявить перерыв до восьми часов утра завтрашнего дня.
— Большинство за, — объявил председатель и, покинув свое место, начал разводить огонь, так как был совладельцем этой хижины и стряпал для всей компании.