- Бесполезно, лорд Алленби. Он всю неделю такой.
Алленби пожал плечами:
- Я пришел к огню, увидел старого друга и собирался с удовольствием провести время за воспоминаниями. Когда я впервые прибыл на Момус в качестве посла Девятого Квадранта, именно Бустит выслушал мою новость и сыграл ее в Тарзаке.
Ученик кивнул:
- Он даже не хочет говорить со мной.
Алленби пригляделся к ученику:
- Ты ведь из Горных Егерей, не так ли?
- Да. Через год я выйду в отставку и поселюсь на Момусе. Сейчас в отпуске и хочу поучиться будущей профессии.
- И как тебя зовут?
- Прошу прощения. Старший сержант Гэддис. Я служу на двадцать шестой орбитальной военной базе.
Алленби кивнул:
- Рад познакомиться, сержант. Занятия интермедией пришлись вам по вкусу?
Ученик поглядел на Бустита, покачал головой и снова повернулся к Алленби.
- Понятия не имею, лорд Алленби. Я провел с ним неделю, но еще не слышал никаких новостей.
Алленби посмотрел на Бустита:
- Послушай, дружище, тебя, часом, не поразило заклятье сухости, а? Бустит нахмурился еще больше. - Ведь только что появилась новость галактического значения: на Момус прибывает комиссия Объединенных Квадрантов. А вот еще: Десятый Квадрант наращивает вооружения в ответ на присутствие Девятого на этой планете. И через несколько дней здесь будет посол Десятого Квадранта, чтобы представить свои верительные грамоты. Даже мое положение Государственника Момуса подвергается сомнению. Комиссия установит...
Бустит поднял руки:
- Успокойся, Алленби, у меня есть новость!
Старший сержант зааплодировал:
- Поздравляю. Это больше, чем я услышал от него за целую неделю.
Бустит сердито зыркнул на ученика, потом повернулся к Алленби.
- Как я сказал, у меня есть новость. Но я решил не излагать ее.
Алленби улыбнулся и кивнул:
- Так плохо, да? Я понимаю...
- Это лучшая новость за всю мою жизнь. Великая новость! И ты не понимаешь!
- Дорогой друг, - Алленби примирительно поднял руки, - мы столько пережили и повидали за последние шесть лет. Думаешь, мне не хватит понимания или я не оценю великой новости?
- Именно так я и думаю.
- Но почему? У рассказчика великая новость и он отказывается представить ее? Думаешь, я бы не заплатил?
Бустит встал, отошел к камням, куда не проникал свет от огня, потом вернулся и сел. Он посмотрел на Алленби, выгнув бровь.
- Ты действительно хочешь услышать мою новость?
- Конечно. А еще хочу, чтобы ты объяснил свое странное поведение.
Бустит поджал губы, потом кивнул:
- Ладно. Сначала я расскажу, почему упирался. - Он повернулся к старшему сержанту. - Я изложил эту новость другим, вроде этого парня, и со мной дурно обошлись.
Алленби нахмурился:
- Ты имеешь в виду - солдатам?
- Это были ученики, как и этот, но, да, солдаты.
Алленби повернулся к Гэддису:
- Правила посещения планеты строго соблюдаются, не так ли?
- Да, лорд Алленби. Мы все ознакомлены с обычаями, традициями и профессиями. В мои служебные обязанности входит обучение всему этому.
Алленби потер подбородок и снова повернулся к рассказчику:
- Расскажи, что произошло, Бустит.
Бустит бросил на ученика подозрительный взгляд, потом поднял руки.
- Ладно. Это случилось несколько дней назад у первого огня от Тарзака. Я лроговаривал свою новость вслух и очень хотел рассказать ее на дороге. Как я уже говорил, это великая новость.
- Да, говорил.
Бустит пожал плечами:
- Вечером я подошел к огню и услышал смех, доносящийся из-за камней. Про себя я подумал, что мне повезло: хорошие зрители в первый же вечер. Но, обойдя камни, увидел, что это солдаты.
- Ты сказал, что это были ученики. Откуда ты знаешь, что они солдаты?
- Они плохо носили мантии и смешно сидели. - Бустит кивнул на ученика: тот стоял на коленях, крепко сжав их. Гэддис пожал плечами:
- Нужно время, чтобы привыкнуть ходить без штанов.
Алленби кивнул:
- Я помню. Продолжай, Бустит.
- Ну, я хотел уйти, но они так суетились, уговаривая меня остаться, что я передумал. Это означало, конечно, что придется выдержать все их любительские представления, но, подумал я, дело есть дело. И остался. Там был ученик жреца, ученики, представляющие рассказчиков, акробатов, метателей ножей, и даже один из твоих родных фокусников, Алленби.
Мы поторговались и поели, и потом первым встал ученик жреца. Его работа была почти приемлемой: он продекламировал эпическую поэму о цирковом корабле "Город Барабу", принесшем на Момус наших предков. Хоть и неохотно, я расстался с двумя мовиллами за представление этого типа, думая собрать в двадцать раз больше, поразив этих учеников моей новостью.
Потом выступил метатель ножей (доску он носил с собой), но это было так себе, потому что перед доской никто не стоял. Тем не менее я расстался еще с двумя мовиллами. Достаточно сказать, что акробаты и фокусник были подобного же уровня. Я с трудом удерживал глаза открытыми.
- Потом, чтоб глотка его учителя окаменела, начал ученик рассказчика. Он говорил и говорил о каком-то мальчишке в странном месте, называемом Питтсбург, и я не мог найти ни начала, ни конца этой истории. Конец я распознал только потому, что он перестал болтать, и еще один мовилл покинул мой кошелек. Но потом... - рассказчик уставился в пространство, и в глазах его вспыхнул странный огонек, - потом наступила моя очередь. Я обвел взглядом напряженные лица и начал: "Я, Бустит из рассказчиков Фарранцетти, сижу нынче вечером у огня, дабы рассказать вам о великом поединке между Камерой, мастером клоунов Тарзака, и Спахтом, новым мастером клоунов из Куумика. Это эпическая новость о могучем герое, отражающем наскоки голодного шакала. Я, Бустит, был свидетелем этого события..."
Четыре дня назад я сидел за столом Великого Камеры, обменивая свои новости на угощение, когда уличный занавес распахнулся. В дверях стоял Спахт, облаченный в желтые штаны в черный горошек и зеленый в белые полосы жилет на голое тело. На шее он носил воротничок и галстук-бабочку. На намазанном белилами лице выделялись красный нос и намалеванная улыбка до ушей; венчали все всклоченный рыжий парик и котелок. Он поклонился Камере и сказал:
- Настало время, Камера. Будь на улице через пять минут.
Камера засмеялся.
- Дурак, я не собираюсь утруждаться вызовом от каждого ученика, которому случилось пройти мимо моей двери.
- Ученика?! Я Спахт, мастер клоунов Куумика!
Камера лениво махнул рукой на дверь:
- В таком случае вон, гнусный Спахт! Вон, я сказал!
Спахт поклонился:
- Вижу, я ошибся дверью и нашел только великую химеру.
Камера прищурился:
- Оставь меня. Я выйду, когда ты просил. - Спахт снова поклонился и вышел. В тиши комнаты я увидел, как великий клоун вздохнул и достал из-под стола грим. На лице его запечатлелась печаль.
- Разумеется, Великий Камера, - спросил я, - этот выскочка не беспокоит тебя?
Камера приладил зеркало и начал накладывать грим.
- И вот так всегда, Бустит, с величайшими клоунами Момуса. Всегда где-то в углу прячется еще один молодой словоблуд, жаждущий сделать себе имя. Это нелегкая жизнь.
Камера закончил гримироваться и надел белоснежный костюм с большими помпонами спереди. На лысую голову он нацепил белый остроконечный колпак, на ноги - белые башмаки. Я видел, как он хмур под гримом.
- Поведение Спахта отличается от обычных поползновений бросить вызов Великому Камере, да?
Великий клоун кивнул:
- Ты видел, как он одет. Этот кричаще яркий костюм и галстук-бабочка... этот тип заводит его, и тот крутится! У Спахта нет ни чувства традиции, ни чести. Сегодня на улице можно ожидать чего угодно.
Два клоуна встали лицом к лицу посередине пыльной улицы. Сначала они осторожно кружили друг против друга, потом Спахт заговорил:
- Был у меня дядюшка-портной, и случилось ему как-то крепко разозлить одного фокусника: сшил рубашку, а та не подошла.
- Довел его до разлива желчи, да?
- Ага. И он превратил дядю в дерево.
Все видели, как Камера пожал плечами, но у него не было выбора. Оставалось только идти по проложенной Спахтом дорожке.
- Это беспокоило твоего дядю?
- Он не говорил: он был деревянным.
- А сучки были?
- Но я отомстил за дядю: задал фокуснику трепку и бросил невежу к дядиным деревянным ногам.
- Некоторые мечут бисер перед свиньями, а ты - грубиянов перед соснами.
Когда пыль после первой схватки рассеялась, противники оглядели друг друга. Камера встал так, чтобы солнце не било в глаза. У Спахта был весьма самоуверенный вид.
- А ты знал, - снова заговорил Спахт, - что мой племянник в родстве с крохотными пещерными летунами?
- Да, Спахт, знаю. Я как-то наступил на такого и услышал, как твой племянник лопочет: "Ох, родненький мой!" Толпа застонала. Для Спахта это стало сигналом к ответу.
- С чего бы это клоунам почитать тебя, Камера? Ты, похоже, живешь только старой славой. Это просто-напросто старческая болтливость.
Камера улыбнулся:
- Почтение усиливает любовь.
Спахт, пошатнувшись, сделал пару шагов и начал крутить галстук-бабочку.
- Мой дядюшка, тот, что стал деревом... - начал он.
- Я видел его на следующий день, Спахт. И сказал: "Ну прям типичный тис".
- Мы были так бедны, что на его похоронах не могли позволить себе музыки. Слышен был только кашель...
- Значит, играла простудная музыка?
- Ну... был там гроб. - Спахт еще пытался овладеть собой, но Камера почуял запах крови. - Мой... племянник потерял сознание и свалился в бочку с краской...
- Нанюхался. Обалденно хороший краситель. - Спахт упал на четвереньки и пополз прочь из города. Радостный крик вырвался у толпы, а Камера шел за побежденным клоуном по улице. - Ползи по прямой, Спахт, иначе больно ушибешься об извилины...
Бустит опустил взгляд, чтобы обрушить на Алленби кульминацию, но Великого Государственника Момуса уже не было.
- Он... - Рассказчик обернулся и обнаружил, что Гэддис тоже исчез. Пробежав между камнями, он разглядел две темные фигурки, бегущие в сторону Тарзака.
- Странно, - рассказчик потер подбородок, - если Алленби знал, что сделали солдаты, зачем он спрашивал?
В ПОИСКАХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Есть на планете Момус, к югу от города Тарзак, деревушка Сина. Приютилась она между дельтой реки Проходимки и сверкающими просторами моря Барабу, названного в честь корабля, на котором и свалился двести лет назад на Момус цирк. Только что выглянувшее из-за края моря солнце подрумянило плоские крыши, клочки облаков лениво грелись над водой, глядя сверху на две фигуры в пурпурных мантиях, стоящие на полуразрушенном причале. Высокий человек не сводил взгляда с моря Барабу. Он почесался, дернул себя за длинную белую бороду, потом повернулся к насупившемуся спутнику.
- Дерки, пожалуйста. Постарайся понять.
Тучный Дерки поднял густую черную бровь и нахмурился еще сильнее.
- Ты просто убьешь себя, старый дурак! - Его высокий, гнусавый голос резал слух. - Умрешь от старости, даже если тебя пощадят бури, изгнанники и чудовища. Повторяю еще раз, Палсит, ты - старый дурак! - Дерки сложил руки на груди.
Палсит вскинул брови:
- Послушай, Дерки, с учителем так не разговаривают. Ты отвратительный ученик.
Дерки фыркнул:
- Я тоже мог бы сказать кое-что о том, каков из тебя учитель, Палсит. Мне за сорок, а я все еще ученик!
Палсит поморщился.
- Ах, Дерки, этот визг невыносим. Пожалуйста, потише. - Он покачал головой. - Как могу я натравить тебя, с таким-то голосом, на слушателей? Вот почему другие учителя-рассказчики не брали тебя. Но я принял тебя, Дерки. И ты у меня в долгу.
Уголки рта Дерки опустились, он выгнул брови и кивнул:
- Верно. - Он полез за пазуху, вытащил медную бусинку и вложил ее в руку Палсита. - Надеюсь, это улаживает наши счеты?
- Один мовилл? Это, по твоим подсчетам, ты должен мне за восемь лет ученичества?
Дерки пожал плечами:
- Возможно, я слишком щедр, но сдачу можешь оставить себе. Это поможет мне приглушить укоры совести за то, что я позволил тебе уехать и убить себя.
Палсит снова отвернулся к морю.
- Ба! Тебе-то что за дело, непочтительный паршивец?
- Я намерен стать рассказчиком, Палсит, а не соучастником твоего самоубийства. Ты никогда не покидал Центральный континент; сомневаюсь, что ты добирался хотя бы до Куумика...
- Добирался!
- А теперь ты хочешь совершить кругосветное путешествие! Проехать весь Момус! Ты не представляешь, какие опасности тебя ожидают! Совершенно не представляешь!
- Приглуши этот визг! - Палсит оглядел причал и перевел взгляд на дома вдоль берега. - Вся Сина будет требовать у нас медяки за то, что их вытащили из постели в такую рань. Где этот рыбак?
Дерки посмотрел на причал, потом снова оглядел океан:
- Вероятно, Растр передумал. Возможно, он чувствовал бы себя в ответе за твое самоубийство.
Нахмурившийся Палсит повернулся к ученику:
- Прекрати твердить это! Я не собираюсь убивать себя. Я рассказчик, Дерки, и должен приобретать опыт, чтобы воображению было откуда черпать. Жрецам надо только вести летописи; рассказчики рассказывают о произошедших событиях; рассказчик же, - Палсит постучал себя по виску, - должен иметь воображение.
Дерки покачал головой:
- Ты был рассказчиком многие годы, и тебе не требовалось покидать континент в поисках новой пищи для воображения.
- Мои огни...
- Начать с того, что они никогда не отличались жаром.
- Мои огни... холодны. Только великое приключение, вроде того, что я задумал, может снова разжечь их. - Палсит снова посмотрел на причал. - А, наконец. Вот и Растр.
Дерки обернулся. Между домами появился чудовищных размеров детина, облаченный в желто-зеленую полосатую мантию уродца, и нетвердой походкой двинулся к причалу. Под мышкой левой руки он нес два больших кувшина; третий висел на пальце. Четвертый кувшин гигант сжимал массивной правой рукой, каждые несколько шагов прикладываясь к содержимому, а между глотками вытирал черную бороду рукавом не слишком чистой мантии. Дерки покачал головой и посмотрел на Палсита.
- Кому мне послать твои пожитки?
Уродец остановился рядом с рассказчиками и посмотрел на них сверху вниз, изрыгнув клуб испарений заболонного вина. Дерки замахал руками и попятился. Растр улыбнулся, показав зубы, которым больше бы подошло слово "плиты".
- Извиняюсь, Палсит, коли заставил тебя ждать. - Из кувшина выплеснулось вино. - Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить купца Фунгарта выбраться из постели и продать мне это лекарство. - Растр выгнул бровь и наклонился к Дерки. - Чтобы не подпускать морскую болезнь.
Палсит поднял руку:
- Не надо извинений, Растр. Который корабль твой? - Палсит указал на множество прекрасных парусников, принадлежащих рыбакам Сины.
Растр, прищурив затуманенные глаза, посмотрел в указанном направлении, потом покачал головой. Он шагнул к краю причала, наклонился и указал, не выпуская из руки кувшина:
- Вон.
Палсит и Дерки посмотрели вниз и заметили судно, на которое указывал Растр. Одномачтовое деревянное суденышко покачивалось рядом со сваями среди мусора, выброшенного с других кораблей. Если оно когда-то и было раскрашено, то краска давно облезла. Обрывки веревок свисали с мачты и фальшборта, бухты и спутанные клубки веревок разбросаны по палубе - там, где не были навалены пустые кувшины. На корме выцветшей желтой краской написано название корабля: "Королева Сины".
Дерки оглядел судно и кивнул:
- Ты был прав, Палсит. Это не самоубийство; это убийство!
Растр соскочил с причала на палубу "Королевы", и кораблик закачался; рассказчики затаили дыхание. Уродец удержался на ногах и понес свое лекарство к крохотной каюте. Палсит положил руку на плечо Дерки.
- Итак, ты не отправишься со мной на поиски приключений?
- Я всего лишь ученик рассказчика, Палсит. Нужен сам великий фокусник Фикс, чтобы уцелеть в плавании на этом прохудившемся корыте.
Палсит опустил руку:
- Ладно. До свиданья, Дерки. Надеюсь, рано или поздно ты сможешь найти другого учителя. - Мастер-рассказчик подошел к трапу и начал спускаться на корабль.
Дерки свесился над краем причала.
- Другого учителя? Палсит, где мне - с моим голосом - искать учителя? Вернись, старый дурак! Тебя ж съедят рыбы, ты это понимаешь?
Палсит спустился к "Королеве Сины" и, прыгая через борт, споткнулся и упал на палубу. Встал, оправил мантию. Из каюты выбрался Растр и потянул за гафель. Когда-то белый, а теперь раскрашенный черной и серо-зеленой плесенью парус, нерешительно запинаясь, пополз к верхушке мачты. Палсит помахал рукой, потом повернулся и ушел в каюту. Не выпуская веревку, Растр посмотрел на Дерки и бросил на причал несколько медяков.
- Отдай концы, ладно?
- Хочешь сделать меня соучастником убийства?
Дерки фыркнул, наклонился и подобрал медяки. Запихнув их в кошелек, он подошел к сваям возле носа и кормы, поднял потрепанные концы швартовых и бросил в воду. Добравшись до вершины мачты, треугольный парус наполнился ласковым бризом и потянул корабль прочь от причала. Дерки поднял глаза к чистому небу, пробормотал то ли проклятие, то ли молитву, потом скатился по трапу и плюхнулся на палубу "Королевы Сины".
Растр закрепил мачтовый линь и посмотрел на Дерки, не сводившего тоскливого взгляда с удаляющихся домов Сины.
- Если ты плывешь с нами, Дерки, это будет стоить тебе пятьдесят медяков, как и твоему учителю.
Дерки повернулся и сердито посмотрел на уродца:
- Ты получишь медяки, Растр, когда я живым доберусь до места назначения.
Растр пожал плечами:
- По рукам. - И уродец занялся румпелем.
Дерки снова посмотрел на Сину, до тошноты уверенный, что его пятьдесят медяков в такой же безопасности, как если бы были отданы взаймы тарзакскому кассиру.
Земля давно уже исчезла из виду. Летний шторм нес "Королеву Сины" сквозь тьму. Дерки, лицо которого приобрело нежный желто-зеленый оттенок, отвернулся от крохотного застекленного окошка и смотрел, как Растр в очередной раз прикладывается к кувшину. Трое искателей приключений сидели за грубым дощатым столом, занимающим большую часть каюты. Под потолком раскачивалась и шипела вонючая лампа на рыбьем жире. Растр рыгнул, и лицо ученика рассказчика стало желто-зеленым. Дерки трясущимся пальцем указал на корму:
- Растр... кто правит этой несчастной посудиной?
- Правит? - Уродец поскреб в затылке, потом пожал плечами. - Не знаю, Дерки. Раз, два, три. - Он по очереди ткнул пальцем в Палсита, Дерки и себя. - Мы все здесь - значит, править вроде бы некому.
Ученик с грохотом опустил локти на стол и закрыл лицо руками.
- Поведай же мне, о великий мореход, что хранит нас от гнева бури и коварных скал?
Растр покачал головой и улыбнулся:
- Хороший вопрос, приятель. Но, понимаешь, интел... ик! интеллектуальные беседы - это не мое...
- Клянусь косыми глазами Джамбо! - Дерки опустил руки. - Растр, почему ты не на руле?!
Растр ухмыльнулся и так хлопнул рукой по столу, что все - и локти Дерки - подскочило в воздух.
- Ха! Клянусь моими медяками, на это я могу ответить! Там мокро.
- Мокро? Мокро!
Палсит ласково положил руку на плечо Дерки:
- Успокойся. По-видимому, Растр закрепил румпель. Этот превосходный корабль может сам править собой. Понимаешь?
- Что?!
Палсит кивнул:
- По словам капитана, до земли и скал еще много дней.
- Дней? - Дерки зажал рот обеими руками и, перемахнув через приделанную к полу скамью, выскочил на палубу.
Привстав, Растр протянул длинную руку и захлопнул дверь каюты. Потом уселся, взвесил в руке кувшин и сделал большой глоток.
Палсит потянулся, сцепил руки за головой и откинулся на стенку каюты.
- Ах, мой капитан, я прямо-таки чувствую, как во мне закипает кровь рассказчика. Это будет прекрасное приключение. - Он опустил руки и склонил голову набок. - Послушай! - До них донесся долгий, тихий стон. Прислушайся к этим стенаниям. Это морской дракон? Призраки с погибшего корабля?
Растр опустил кувшин и прислушался:
- Это Дерки. У него морская болезнь.
Палсит вздохнул:
- Конечно, Растр, конечно. Но эти унылые звуки... разве они не чаруют воображение?
Уродец еще раз приложился к своему пойлу, опустил кувшин и прислушался к стонам и ругани ученика и завыванию ветра. Потом кивнул:
- Теперь, когда ты сказал об этом, Палсит, это похоже... ну, я всегда думал, что именно так рыдают подневольные души.
Палсит вскинул бровь:
- Подневольные души?
Растр покачал головой:
- Это такая сказка местных рыбаков. Подневольные души, жертвы пирата-колдуна по прозванью Кровавый Ковш. Он околдовывал их, а потом привязывал к грот-мачте - нести вахту.
Дерки снова застонал, и Палсит потер руки.
- Кровавый Ковш! Великолепно! - Взгляд рассказчика заволокло сонной пеленой. Он простер руки. - Вой страждущих душ жертв Кровавого Ковша предупредил, что ночью ветер и шторм усилятся, когда... - Палсит опустил руки и посмотрел на Растра. - Как назывался корабль?
- Корабль?
- Корабль Кровавого Ковша.
Растр недоуменно сморщился.
- Я ж говорил, Палсит. Это просто сказка.
- Знаю-знаю. Но я рассказчик. Я должен давать волю воображению. Мы берем сказку, облекаем ее верой и сочиняем... нет, проживаем рассказ! Палсит схватил кувшин Растра и сделал большой глоток. Поставил кувшин на стол, покачал головой и поднял палец. - Корабль!
Растр азартно потер руки.
- Корабль его зовется "Черная волна" - подлейшая, отвратительнейшая посудина, какую только носило море.
- Прекрасное имя. - Дерки снова испустил стон. - Капитан! Капитан Ковш! Что говорит вахтенный? - Палсит кивнул на Растра. - Ты будешь Кровавым Ковшом.
Растр ухмыльнулся:
- Тогда, помощник, зови меня просто Кровавый. Я вырву кишки любому, кто назовет меня Ковшом. - Растр еще раз приложился к кувшину. Снова раздался стон Дерки. С грохотом поставив кувшин, Растр поднес руку к уху. Стоп! Помощник, остановить корабль!
Палсит еще раз глотнул из кувшина.
- Есть, Кровавый! Что там?
Растр махнул рукой над головой:
- Эти паршивцы наверху дают знать, что добыча близка. Зови команду!
- Есть, Кровавый! - Палсит распахнул окошко и закричал: - Все наверх! Кровавому нужны ваши преступные руки и стальные клинки! - Пронзительный крик, потом вой засвидетельствовали, что Дерки еще не смыло за борт. Команда собралась, Кровавый.
Растр свирепо уставился на стену:
- Ха, жалкий сброд! - Оглядев каюту, уродец оторвал от стены под потолком две узкие дощечки и подал одну Палситу. - Твой клинок, помощник.
Палсит встал и взмахнул дощечкой над головой:
- Он всегда готов сослужить злому делу, Кровавый.
Растр взмахнул своей дощечкой, попытался встать, но покачнулся и с грохотом врезался в стену.
- Стоять, салаги! На горизонте паруса жирного купца. Рулевой, полный вперед, цепь ему в глотку, а вы, обезьяны, - наверх! Па-аднять паруса, задраить люки, крепить бизань-мачту! Хей! То-то пограбим да поубиваем нынче... - Растр ткнул себя большим пальцем в грудь. - Не будь я Кровавый Ковш!
Оба упали на скамьи и подкрепились живительной влагой. Уродец глубоко вздохнул и поставил кувшин на стол.
- Что теперь?
Палсит кивнул:
- Другой корабль. Как его назовем?
Растр потер подбородок:
- Это должно быть особенное имя?
- Да. "Черная волна" - воплощение зла. Для борьбы со злом нам нужно добро. Название купеческого корабля должно отражать добро.
Растр кивнул:
- "Зерцало чести". И он везет груз... - его затуманенный взгляд упал на кувшин, - лекарств, которые облегчат страдания пораженного эпидемией города.
Палсит попытался хлопнуть в ладоши и промахнулся.
- Великолепно, а я буду капитаном "Зерцала чести". Меня зовут капитан Джон Отвага.
Растр, покачиваясь, встал, одной рукой заслонив глаза от воображаемого солнца, а другой указывая куда-то вперед.
- Капитан Отвага! Капитан Отвага! Там, на траверзе!
- Да, боцман Верное Сердце! Что случилось?
- Капитан, нас настигает пиратский корабль. - Уродец прижался к стене и схватился за горло. - "Черная волна"!
Палсит подошел к Растру и обнял его за огромные плечи. Легкая улыбка заиграла на губах рассказчика.
- Мужайтесь, боцман Верное Сердце. Наш корабль быстр, а команда лучше не найти ни в одном порту.
- Но, капитан, это же Кровавый Ковш! - Дерки испустил утробный вой. Прислушайтесь! Слышите, это его призраки-вахтенные! - Вой перешел в стон, потом в какое-то поскуливание.
Палсит торжественно кивнул:
- Бедные души. Но приободритесь, боцман, иначе мы потерпим неудачу, и тогда город погибнет.
Растр выпрямился, держа перед собой дощечку, и кивнул:
- Есть, капитан! Теперь я воспрял духом.
Палсит поглядел на свою дощечку:
- Нам нужна кровь. Есть у тебя что-то подходящее?
Уродец открыл рундук возле двери. Обеими руками он вывалил оттуда обрывки веревок, пустые кувшины, полрулона парусины, затвердевшие от краски кисти и, наконец, большое закрытое ведро с краской.
- Вот. Мне надо метить бакены-ловушки.
- Какого она цвета?
Растр открыл деревянную крышку. Краска была ярко-алой.
- Вот и кровь.
Палсит закрыл глаза и простер руки:
- Хоть и быстроходно было "Зерцало чести", "Черная волна" стремительно настигала его, подгоняемая колдовством Кровавого Ковша. Взлетели абордажные крючья, и в мгновение ока корабли оказались сцеплены. Команда Кровавого хлынула через борт. - Палсит окунул свою дощечку в краску и вскочил на скамью. - Защищайся, Кровавый!
Растр тоже макнул дощечку и залез на скамью напротив.
Алленби пожал плечами:
- Я пришел к огню, увидел старого друга и собирался с удовольствием провести время за воспоминаниями. Когда я впервые прибыл на Момус в качестве посла Девятого Квадранта, именно Бустит выслушал мою новость и сыграл ее в Тарзаке.
Ученик кивнул:
- Он даже не хочет говорить со мной.
Алленби пригляделся к ученику:
- Ты ведь из Горных Егерей, не так ли?
- Да. Через год я выйду в отставку и поселюсь на Момусе. Сейчас в отпуске и хочу поучиться будущей профессии.
- И как тебя зовут?
- Прошу прощения. Старший сержант Гэддис. Я служу на двадцать шестой орбитальной военной базе.
Алленби кивнул:
- Рад познакомиться, сержант. Занятия интермедией пришлись вам по вкусу?
Ученик поглядел на Бустита, покачал головой и снова повернулся к Алленби.
- Понятия не имею, лорд Алленби. Я провел с ним неделю, но еще не слышал никаких новостей.
Алленби посмотрел на Бустита:
- Послушай, дружище, тебя, часом, не поразило заклятье сухости, а? Бустит нахмурился еще больше. - Ведь только что появилась новость галактического значения: на Момус прибывает комиссия Объединенных Квадрантов. А вот еще: Десятый Квадрант наращивает вооружения в ответ на присутствие Девятого на этой планете. И через несколько дней здесь будет посол Десятого Квадранта, чтобы представить свои верительные грамоты. Даже мое положение Государственника Момуса подвергается сомнению. Комиссия установит...
Бустит поднял руки:
- Успокойся, Алленби, у меня есть новость!
Старший сержант зааплодировал:
- Поздравляю. Это больше, чем я услышал от него за целую неделю.
Бустит сердито зыркнул на ученика, потом повернулся к Алленби.
- Как я сказал, у меня есть новость. Но я решил не излагать ее.
Алленби улыбнулся и кивнул:
- Так плохо, да? Я понимаю...
- Это лучшая новость за всю мою жизнь. Великая новость! И ты не понимаешь!
- Дорогой друг, - Алленби примирительно поднял руки, - мы столько пережили и повидали за последние шесть лет. Думаешь, мне не хватит понимания или я не оценю великой новости?
- Именно так я и думаю.
- Но почему? У рассказчика великая новость и он отказывается представить ее? Думаешь, я бы не заплатил?
Бустит встал, отошел к камням, куда не проникал свет от огня, потом вернулся и сел. Он посмотрел на Алленби, выгнув бровь.
- Ты действительно хочешь услышать мою новость?
- Конечно. А еще хочу, чтобы ты объяснил свое странное поведение.
Бустит поджал губы, потом кивнул:
- Ладно. Сначала я расскажу, почему упирался. - Он повернулся к старшему сержанту. - Я изложил эту новость другим, вроде этого парня, и со мной дурно обошлись.
Алленби нахмурился:
- Ты имеешь в виду - солдатам?
- Это были ученики, как и этот, но, да, солдаты.
Алленби повернулся к Гэддису:
- Правила посещения планеты строго соблюдаются, не так ли?
- Да, лорд Алленби. Мы все ознакомлены с обычаями, традициями и профессиями. В мои служебные обязанности входит обучение всему этому.
Алленби потер подбородок и снова повернулся к рассказчику:
- Расскажи, что произошло, Бустит.
Бустит бросил на ученика подозрительный взгляд, потом поднял руки.
- Ладно. Это случилось несколько дней назад у первого огня от Тарзака. Я лроговаривал свою новость вслух и очень хотел рассказать ее на дороге. Как я уже говорил, это великая новость.
- Да, говорил.
Бустит пожал плечами:
- Вечером я подошел к огню и услышал смех, доносящийся из-за камней. Про себя я подумал, что мне повезло: хорошие зрители в первый же вечер. Но, обойдя камни, увидел, что это солдаты.
- Ты сказал, что это были ученики. Откуда ты знаешь, что они солдаты?
- Они плохо носили мантии и смешно сидели. - Бустит кивнул на ученика: тот стоял на коленях, крепко сжав их. Гэддис пожал плечами:
- Нужно время, чтобы привыкнуть ходить без штанов.
Алленби кивнул:
- Я помню. Продолжай, Бустит.
- Ну, я хотел уйти, но они так суетились, уговаривая меня остаться, что я передумал. Это означало, конечно, что придется выдержать все их любительские представления, но, подумал я, дело есть дело. И остался. Там был ученик жреца, ученики, представляющие рассказчиков, акробатов, метателей ножей, и даже один из твоих родных фокусников, Алленби.
Мы поторговались и поели, и потом первым встал ученик жреца. Его работа была почти приемлемой: он продекламировал эпическую поэму о цирковом корабле "Город Барабу", принесшем на Момус наших предков. Хоть и неохотно, я расстался с двумя мовиллами за представление этого типа, думая собрать в двадцать раз больше, поразив этих учеников моей новостью.
Потом выступил метатель ножей (доску он носил с собой), но это было так себе, потому что перед доской никто не стоял. Тем не менее я расстался еще с двумя мовиллами. Достаточно сказать, что акробаты и фокусник были подобного же уровня. Я с трудом удерживал глаза открытыми.
- Потом, чтоб глотка его учителя окаменела, начал ученик рассказчика. Он говорил и говорил о каком-то мальчишке в странном месте, называемом Питтсбург, и я не мог найти ни начала, ни конца этой истории. Конец я распознал только потому, что он перестал болтать, и еще один мовилл покинул мой кошелек. Но потом... - рассказчик уставился в пространство, и в глазах его вспыхнул странный огонек, - потом наступила моя очередь. Я обвел взглядом напряженные лица и начал: "Я, Бустит из рассказчиков Фарранцетти, сижу нынче вечером у огня, дабы рассказать вам о великом поединке между Камерой, мастером клоунов Тарзака, и Спахтом, новым мастером клоунов из Куумика. Это эпическая новость о могучем герое, отражающем наскоки голодного шакала. Я, Бустит, был свидетелем этого события..."
Четыре дня назад я сидел за столом Великого Камеры, обменивая свои новости на угощение, когда уличный занавес распахнулся. В дверях стоял Спахт, облаченный в желтые штаны в черный горошек и зеленый в белые полосы жилет на голое тело. На шее он носил воротничок и галстук-бабочку. На намазанном белилами лице выделялись красный нос и намалеванная улыбка до ушей; венчали все всклоченный рыжий парик и котелок. Он поклонился Камере и сказал:
- Настало время, Камера. Будь на улице через пять минут.
Камера засмеялся.
- Дурак, я не собираюсь утруждаться вызовом от каждого ученика, которому случилось пройти мимо моей двери.
- Ученика?! Я Спахт, мастер клоунов Куумика!
Камера лениво махнул рукой на дверь:
- В таком случае вон, гнусный Спахт! Вон, я сказал!
Спахт поклонился:
- Вижу, я ошибся дверью и нашел только великую химеру.
Камера прищурился:
- Оставь меня. Я выйду, когда ты просил. - Спахт снова поклонился и вышел. В тиши комнаты я увидел, как великий клоун вздохнул и достал из-под стола грим. На лице его запечатлелась печаль.
- Разумеется, Великий Камера, - спросил я, - этот выскочка не беспокоит тебя?
Камера приладил зеркало и начал накладывать грим.
- И вот так всегда, Бустит, с величайшими клоунами Момуса. Всегда где-то в углу прячется еще один молодой словоблуд, жаждущий сделать себе имя. Это нелегкая жизнь.
Камера закончил гримироваться и надел белоснежный костюм с большими помпонами спереди. На лысую голову он нацепил белый остроконечный колпак, на ноги - белые башмаки. Я видел, как он хмур под гримом.
- Поведение Спахта отличается от обычных поползновений бросить вызов Великому Камере, да?
Великий клоун кивнул:
- Ты видел, как он одет. Этот кричаще яркий костюм и галстук-бабочка... этот тип заводит его, и тот крутится! У Спахта нет ни чувства традиции, ни чести. Сегодня на улице можно ожидать чего угодно.
Два клоуна встали лицом к лицу посередине пыльной улицы. Сначала они осторожно кружили друг против друга, потом Спахт заговорил:
- Был у меня дядюшка-портной, и случилось ему как-то крепко разозлить одного фокусника: сшил рубашку, а та не подошла.
- Довел его до разлива желчи, да?
- Ага. И он превратил дядю в дерево.
Все видели, как Камера пожал плечами, но у него не было выбора. Оставалось только идти по проложенной Спахтом дорожке.
- Это беспокоило твоего дядю?
- Он не говорил: он был деревянным.
- А сучки были?
- Но я отомстил за дядю: задал фокуснику трепку и бросил невежу к дядиным деревянным ногам.
- Некоторые мечут бисер перед свиньями, а ты - грубиянов перед соснами.
Когда пыль после первой схватки рассеялась, противники оглядели друг друга. Камера встал так, чтобы солнце не било в глаза. У Спахта был весьма самоуверенный вид.
- А ты знал, - снова заговорил Спахт, - что мой племянник в родстве с крохотными пещерными летунами?
- Да, Спахт, знаю. Я как-то наступил на такого и услышал, как твой племянник лопочет: "Ох, родненький мой!" Толпа застонала. Для Спахта это стало сигналом к ответу.
- С чего бы это клоунам почитать тебя, Камера? Ты, похоже, живешь только старой славой. Это просто-напросто старческая болтливость.
Камера улыбнулся:
- Почтение усиливает любовь.
Спахт, пошатнувшись, сделал пару шагов и начал крутить галстук-бабочку.
- Мой дядюшка, тот, что стал деревом... - начал он.
- Я видел его на следующий день, Спахт. И сказал: "Ну прям типичный тис".
- Мы были так бедны, что на его похоронах не могли позволить себе музыки. Слышен был только кашель...
- Значит, играла простудная музыка?
- Ну... был там гроб. - Спахт еще пытался овладеть собой, но Камера почуял запах крови. - Мой... племянник потерял сознание и свалился в бочку с краской...
- Нанюхался. Обалденно хороший краситель. - Спахт упал на четвереньки и пополз прочь из города. Радостный крик вырвался у толпы, а Камера шел за побежденным клоуном по улице. - Ползи по прямой, Спахт, иначе больно ушибешься об извилины...
Бустит опустил взгляд, чтобы обрушить на Алленби кульминацию, но Великого Государственника Момуса уже не было.
- Он... - Рассказчик обернулся и обнаружил, что Гэддис тоже исчез. Пробежав между камнями, он разглядел две темные фигурки, бегущие в сторону Тарзака.
- Странно, - рассказчик потер подбородок, - если Алленби знал, что сделали солдаты, зачем он спрашивал?
В ПОИСКАХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Есть на планете Момус, к югу от города Тарзак, деревушка Сина. Приютилась она между дельтой реки Проходимки и сверкающими просторами моря Барабу, названного в честь корабля, на котором и свалился двести лет назад на Момус цирк. Только что выглянувшее из-за края моря солнце подрумянило плоские крыши, клочки облаков лениво грелись над водой, глядя сверху на две фигуры в пурпурных мантиях, стоящие на полуразрушенном причале. Высокий человек не сводил взгляда с моря Барабу. Он почесался, дернул себя за длинную белую бороду, потом повернулся к насупившемуся спутнику.
- Дерки, пожалуйста. Постарайся понять.
Тучный Дерки поднял густую черную бровь и нахмурился еще сильнее.
- Ты просто убьешь себя, старый дурак! - Его высокий, гнусавый голос резал слух. - Умрешь от старости, даже если тебя пощадят бури, изгнанники и чудовища. Повторяю еще раз, Палсит, ты - старый дурак! - Дерки сложил руки на груди.
Палсит вскинул брови:
- Послушай, Дерки, с учителем так не разговаривают. Ты отвратительный ученик.
Дерки фыркнул:
- Я тоже мог бы сказать кое-что о том, каков из тебя учитель, Палсит. Мне за сорок, а я все еще ученик!
Палсит поморщился.
- Ах, Дерки, этот визг невыносим. Пожалуйста, потише. - Он покачал головой. - Как могу я натравить тебя, с таким-то голосом, на слушателей? Вот почему другие учителя-рассказчики не брали тебя. Но я принял тебя, Дерки. И ты у меня в долгу.
Уголки рта Дерки опустились, он выгнул брови и кивнул:
- Верно. - Он полез за пазуху, вытащил медную бусинку и вложил ее в руку Палсита. - Надеюсь, это улаживает наши счеты?
- Один мовилл? Это, по твоим подсчетам, ты должен мне за восемь лет ученичества?
Дерки пожал плечами:
- Возможно, я слишком щедр, но сдачу можешь оставить себе. Это поможет мне приглушить укоры совести за то, что я позволил тебе уехать и убить себя.
Палсит снова отвернулся к морю.
- Ба! Тебе-то что за дело, непочтительный паршивец?
- Я намерен стать рассказчиком, Палсит, а не соучастником твоего самоубийства. Ты никогда не покидал Центральный континент; сомневаюсь, что ты добирался хотя бы до Куумика...
- Добирался!
- А теперь ты хочешь совершить кругосветное путешествие! Проехать весь Момус! Ты не представляешь, какие опасности тебя ожидают! Совершенно не представляешь!
- Приглуши этот визг! - Палсит оглядел причал и перевел взгляд на дома вдоль берега. - Вся Сина будет требовать у нас медяки за то, что их вытащили из постели в такую рань. Где этот рыбак?
Дерки посмотрел на причал, потом снова оглядел океан:
- Вероятно, Растр передумал. Возможно, он чувствовал бы себя в ответе за твое самоубийство.
Нахмурившийся Палсит повернулся к ученику:
- Прекрати твердить это! Я не собираюсь убивать себя. Я рассказчик, Дерки, и должен приобретать опыт, чтобы воображению было откуда черпать. Жрецам надо только вести летописи; рассказчики рассказывают о произошедших событиях; рассказчик же, - Палсит постучал себя по виску, - должен иметь воображение.
Дерки покачал головой:
- Ты был рассказчиком многие годы, и тебе не требовалось покидать континент в поисках новой пищи для воображения.
- Мои огни...
- Начать с того, что они никогда не отличались жаром.
- Мои огни... холодны. Только великое приключение, вроде того, что я задумал, может снова разжечь их. - Палсит снова посмотрел на причал. - А, наконец. Вот и Растр.
Дерки обернулся. Между домами появился чудовищных размеров детина, облаченный в желто-зеленую полосатую мантию уродца, и нетвердой походкой двинулся к причалу. Под мышкой левой руки он нес два больших кувшина; третий висел на пальце. Четвертый кувшин гигант сжимал массивной правой рукой, каждые несколько шагов прикладываясь к содержимому, а между глотками вытирал черную бороду рукавом не слишком чистой мантии. Дерки покачал головой и посмотрел на Палсита.
- Кому мне послать твои пожитки?
Уродец остановился рядом с рассказчиками и посмотрел на них сверху вниз, изрыгнув клуб испарений заболонного вина. Дерки замахал руками и попятился. Растр улыбнулся, показав зубы, которым больше бы подошло слово "плиты".
- Извиняюсь, Палсит, коли заставил тебя ждать. - Из кувшина выплеснулось вино. - Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить купца Фунгарта выбраться из постели и продать мне это лекарство. - Растр выгнул бровь и наклонился к Дерки. - Чтобы не подпускать морскую болезнь.
Палсит поднял руку:
- Не надо извинений, Растр. Который корабль твой? - Палсит указал на множество прекрасных парусников, принадлежащих рыбакам Сины.
Растр, прищурив затуманенные глаза, посмотрел в указанном направлении, потом покачал головой. Он шагнул к краю причала, наклонился и указал, не выпуская из руки кувшина:
- Вон.
Палсит и Дерки посмотрели вниз и заметили судно, на которое указывал Растр. Одномачтовое деревянное суденышко покачивалось рядом со сваями среди мусора, выброшенного с других кораблей. Если оно когда-то и было раскрашено, то краска давно облезла. Обрывки веревок свисали с мачты и фальшборта, бухты и спутанные клубки веревок разбросаны по палубе - там, где не были навалены пустые кувшины. На корме выцветшей желтой краской написано название корабля: "Королева Сины".
Дерки оглядел судно и кивнул:
- Ты был прав, Палсит. Это не самоубийство; это убийство!
Растр соскочил с причала на палубу "Королевы", и кораблик закачался; рассказчики затаили дыхание. Уродец удержался на ногах и понес свое лекарство к крохотной каюте. Палсит положил руку на плечо Дерки.
- Итак, ты не отправишься со мной на поиски приключений?
- Я всего лишь ученик рассказчика, Палсит. Нужен сам великий фокусник Фикс, чтобы уцелеть в плавании на этом прохудившемся корыте.
Палсит опустил руку:
- Ладно. До свиданья, Дерки. Надеюсь, рано или поздно ты сможешь найти другого учителя. - Мастер-рассказчик подошел к трапу и начал спускаться на корабль.
Дерки свесился над краем причала.
- Другого учителя? Палсит, где мне - с моим голосом - искать учителя? Вернись, старый дурак! Тебя ж съедят рыбы, ты это понимаешь?
Палсит спустился к "Королеве Сины" и, прыгая через борт, споткнулся и упал на палубу. Встал, оправил мантию. Из каюты выбрался Растр и потянул за гафель. Когда-то белый, а теперь раскрашенный черной и серо-зеленой плесенью парус, нерешительно запинаясь, пополз к верхушке мачты. Палсит помахал рукой, потом повернулся и ушел в каюту. Не выпуская веревку, Растр посмотрел на Дерки и бросил на причал несколько медяков.
- Отдай концы, ладно?
- Хочешь сделать меня соучастником убийства?
Дерки фыркнул, наклонился и подобрал медяки. Запихнув их в кошелек, он подошел к сваям возле носа и кормы, поднял потрепанные концы швартовых и бросил в воду. Добравшись до вершины мачты, треугольный парус наполнился ласковым бризом и потянул корабль прочь от причала. Дерки поднял глаза к чистому небу, пробормотал то ли проклятие, то ли молитву, потом скатился по трапу и плюхнулся на палубу "Королевы Сины".
Растр закрепил мачтовый линь и посмотрел на Дерки, не сводившего тоскливого взгляда с удаляющихся домов Сины.
- Если ты плывешь с нами, Дерки, это будет стоить тебе пятьдесят медяков, как и твоему учителю.
Дерки повернулся и сердито посмотрел на уродца:
- Ты получишь медяки, Растр, когда я живым доберусь до места назначения.
Растр пожал плечами:
- По рукам. - И уродец занялся румпелем.
Дерки снова посмотрел на Сину, до тошноты уверенный, что его пятьдесят медяков в такой же безопасности, как если бы были отданы взаймы тарзакскому кассиру.
Земля давно уже исчезла из виду. Летний шторм нес "Королеву Сины" сквозь тьму. Дерки, лицо которого приобрело нежный желто-зеленый оттенок, отвернулся от крохотного застекленного окошка и смотрел, как Растр в очередной раз прикладывается к кувшину. Трое искателей приключений сидели за грубым дощатым столом, занимающим большую часть каюты. Под потолком раскачивалась и шипела вонючая лампа на рыбьем жире. Растр рыгнул, и лицо ученика рассказчика стало желто-зеленым. Дерки трясущимся пальцем указал на корму:
- Растр... кто правит этой несчастной посудиной?
- Правит? - Уродец поскреб в затылке, потом пожал плечами. - Не знаю, Дерки. Раз, два, три. - Он по очереди ткнул пальцем в Палсита, Дерки и себя. - Мы все здесь - значит, править вроде бы некому.
Ученик с грохотом опустил локти на стол и закрыл лицо руками.
- Поведай же мне, о великий мореход, что хранит нас от гнева бури и коварных скал?
Растр покачал головой и улыбнулся:
- Хороший вопрос, приятель. Но, понимаешь, интел... ик! интеллектуальные беседы - это не мое...
- Клянусь косыми глазами Джамбо! - Дерки опустил руки. - Растр, почему ты не на руле?!
Растр ухмыльнулся и так хлопнул рукой по столу, что все - и локти Дерки - подскочило в воздух.
- Ха! Клянусь моими медяками, на это я могу ответить! Там мокро.
- Мокро? Мокро!
Палсит ласково положил руку на плечо Дерки:
- Успокойся. По-видимому, Растр закрепил румпель. Этот превосходный корабль может сам править собой. Понимаешь?
- Что?!
Палсит кивнул:
- По словам капитана, до земли и скал еще много дней.
- Дней? - Дерки зажал рот обеими руками и, перемахнув через приделанную к полу скамью, выскочил на палубу.
Привстав, Растр протянул длинную руку и захлопнул дверь каюты. Потом уселся, взвесил в руке кувшин и сделал большой глоток.
Палсит потянулся, сцепил руки за головой и откинулся на стенку каюты.
- Ах, мой капитан, я прямо-таки чувствую, как во мне закипает кровь рассказчика. Это будет прекрасное приключение. - Он опустил руки и склонил голову набок. - Послушай! - До них донесся долгий, тихий стон. Прислушайся к этим стенаниям. Это морской дракон? Призраки с погибшего корабля?
Растр опустил кувшин и прислушался:
- Это Дерки. У него морская болезнь.
Палсит вздохнул:
- Конечно, Растр, конечно. Но эти унылые звуки... разве они не чаруют воображение?
Уродец еще раз приложился к своему пойлу, опустил кувшин и прислушался к стонам и ругани ученика и завыванию ветра. Потом кивнул:
- Теперь, когда ты сказал об этом, Палсит, это похоже... ну, я всегда думал, что именно так рыдают подневольные души.
Палсит вскинул бровь:
- Подневольные души?
Растр покачал головой:
- Это такая сказка местных рыбаков. Подневольные души, жертвы пирата-колдуна по прозванью Кровавый Ковш. Он околдовывал их, а потом привязывал к грот-мачте - нести вахту.
Дерки снова застонал, и Палсит потер руки.
- Кровавый Ковш! Великолепно! - Взгляд рассказчика заволокло сонной пеленой. Он простер руки. - Вой страждущих душ жертв Кровавого Ковша предупредил, что ночью ветер и шторм усилятся, когда... - Палсит опустил руки и посмотрел на Растра. - Как назывался корабль?
- Корабль?
- Корабль Кровавого Ковша.
Растр недоуменно сморщился.
- Я ж говорил, Палсит. Это просто сказка.
- Знаю-знаю. Но я рассказчик. Я должен давать волю воображению. Мы берем сказку, облекаем ее верой и сочиняем... нет, проживаем рассказ! Палсит схватил кувшин Растра и сделал большой глоток. Поставил кувшин на стол, покачал головой и поднял палец. - Корабль!
Растр азартно потер руки.
- Корабль его зовется "Черная волна" - подлейшая, отвратительнейшая посудина, какую только носило море.
- Прекрасное имя. - Дерки снова испустил стон. - Капитан! Капитан Ковш! Что говорит вахтенный? - Палсит кивнул на Растра. - Ты будешь Кровавым Ковшом.
Растр ухмыльнулся:
- Тогда, помощник, зови меня просто Кровавый. Я вырву кишки любому, кто назовет меня Ковшом. - Растр еще раз приложился к кувшину. Снова раздался стон Дерки. С грохотом поставив кувшин, Растр поднес руку к уху. Стоп! Помощник, остановить корабль!
Палсит еще раз глотнул из кувшина.
- Есть, Кровавый! Что там?
Растр махнул рукой над головой:
- Эти паршивцы наверху дают знать, что добыча близка. Зови команду!
- Есть, Кровавый! - Палсит распахнул окошко и закричал: - Все наверх! Кровавому нужны ваши преступные руки и стальные клинки! - Пронзительный крик, потом вой засвидетельствовали, что Дерки еще не смыло за борт. Команда собралась, Кровавый.
Растр свирепо уставился на стену:
- Ха, жалкий сброд! - Оглядев каюту, уродец оторвал от стены под потолком две узкие дощечки и подал одну Палситу. - Твой клинок, помощник.
Палсит встал и взмахнул дощечкой над головой:
- Он всегда готов сослужить злому делу, Кровавый.
Растр взмахнул своей дощечкой, попытался встать, но покачнулся и с грохотом врезался в стену.
- Стоять, салаги! На горизонте паруса жирного купца. Рулевой, полный вперед, цепь ему в глотку, а вы, обезьяны, - наверх! Па-аднять паруса, задраить люки, крепить бизань-мачту! Хей! То-то пограбим да поубиваем нынче... - Растр ткнул себя большим пальцем в грудь. - Не будь я Кровавый Ковш!
Оба упали на скамьи и подкрепились живительной влагой. Уродец глубоко вздохнул и поставил кувшин на стол.
- Что теперь?
Палсит кивнул:
- Другой корабль. Как его назовем?
Растр потер подбородок:
- Это должно быть особенное имя?
- Да. "Черная волна" - воплощение зла. Для борьбы со злом нам нужно добро. Название купеческого корабля должно отражать добро.
Растр кивнул:
- "Зерцало чести". И он везет груз... - его затуманенный взгляд упал на кувшин, - лекарств, которые облегчат страдания пораженного эпидемией города.
Палсит попытался хлопнуть в ладоши и промахнулся.
- Великолепно, а я буду капитаном "Зерцала чести". Меня зовут капитан Джон Отвага.
Растр, покачиваясь, встал, одной рукой заслонив глаза от воображаемого солнца, а другой указывая куда-то вперед.
- Капитан Отвага! Капитан Отвага! Там, на траверзе!
- Да, боцман Верное Сердце! Что случилось?
- Капитан, нас настигает пиратский корабль. - Уродец прижался к стене и схватился за горло. - "Черная волна"!
Палсит подошел к Растру и обнял его за огромные плечи. Легкая улыбка заиграла на губах рассказчика.
- Мужайтесь, боцман Верное Сердце. Наш корабль быстр, а команда лучше не найти ни в одном порту.
- Но, капитан, это же Кровавый Ковш! - Дерки испустил утробный вой. Прислушайтесь! Слышите, это его призраки-вахтенные! - Вой перешел в стон, потом в какое-то поскуливание.
Палсит торжественно кивнул:
- Бедные души. Но приободритесь, боцман, иначе мы потерпим неудачу, и тогда город погибнет.
Растр выпрямился, держа перед собой дощечку, и кивнул:
- Есть, капитан! Теперь я воспрял духом.
Палсит поглядел на свою дощечку:
- Нам нужна кровь. Есть у тебя что-то подходящее?
Уродец открыл рундук возле двери. Обеими руками он вывалил оттуда обрывки веревок, пустые кувшины, полрулона парусины, затвердевшие от краски кисти и, наконец, большое закрытое ведро с краской.
- Вот. Мне надо метить бакены-ловушки.
- Какого она цвета?
Растр открыл деревянную крышку. Краска была ярко-алой.
- Вот и кровь.
Палсит закрыл глаза и простер руки:
- Хоть и быстроходно было "Зерцало чести", "Черная волна" стремительно настигала его, подгоняемая колдовством Кровавого Ковша. Взлетели абордажные крючья, и в мгновение ока корабли оказались сцеплены. Команда Кровавого хлынула через борт. - Палсит окунул свою дощечку в краску и вскочил на скамью. - Защищайся, Кровавый!
Растр тоже макнул дощечку и залез на скамью напротив.