Если бы мама была жива, уж она бы отметила ее двадцать первый день рождения как подобает. По традиции этот праздник для тебя должен устраивать кто-то другой, и она решила вообще не отмечать его. Она не хотела привлекать внимания к тому, что ей бы все пришлось готовить самой.
   Дэвид же сделал его незабываемым. Он купил ей прекрасный золотой медальон и шкатулку из черепаховой кости, украшенную жемчугом. Они сходили в студию и сфотографировались, чтобы поместить свою фотографию в медальон. А в этом году он повез ее отдохнуть, не став выслушивать доводов ни ее, ни отца, поселил в Гранд Отеле, водил гулять. И он любил ее.
   Он был с ней уже четыре года. Иногда она удивлялась, на что ушли эти годы. Все это время он был верен и терпелив. А сейчас он, склонившись над ней и оперевшись на локти, посмотрел на нее и внезапно попросил:
   – Выходи за меня замуж, Летиция.
   Он так давно не заговаривал с ней о женитьбе, смирившись с их положением, что она вздрогнула. Ее радость мгновенно угасла, она знала, чем все закончится. Этим всегда завершались его просьбы выйти за него замуж. Она знала, что сейчас скажет. Проклиная себя, она выдавила:
   – Дэвид… я не знаю. Я понимаю, что должна сказать «да», но…
   «Но ты должна подумать об отце», – скажет он за нее, кисло подумала она, но он легко поцеловал ее, встал, отряхивая с брюк камни и водоросли. Сощурившись от яркого света, он посмотрел на солнце.
   – Пора идти. Нам еще шагать и шагать. Словно ничего и не было сказано. Словно ее ответ стал ритуалом. Но что-то изменилось в их отношениях.
   Не говоря ни слова, Летти поднялась, теми же движениями отряхнулась и просто ответила:
   – Да, пора идти.
   По дороге в отель они почти не разговаривали, молча съели завтрак, спокойно провели полдень на солнечной лужайке, перекинувшись лишь парой фраз, пообедали и прогулялись перед сном. В этот вечер Дэвид не пришел к ней в комнату, и в следующие тоже.
   Оставшиеся дни отпуска они провели, как друзья. Когда они вернулись домой, он на прощание небрежно поцеловал ее, сказав, как он был рад провести эти дни с ней. Такие слова говорят после ничего не значащих знакомств.
   Немного испуганная, Летти спросила:
   – Мы увидимся в следующее воскресенье?
   – В следующее нет, – ответил он. – Я буду занят в магазине.
   Она была разочарована. Даже не разочарована – встревожена.
   – Тогда через воскресенье, Дэвид? – спросила она.
   В его голосе ей послышалась неуверенность, и она не особенно удивилась, получив от него записку, что он не сможет приехать. Разумеется, он время от времени приезжал к ней, но что-то изменилось в их отношениях.
   В последний день тысяча девятьсот двенадцатого года Люси родила ребенка, девочку, а Джек купил свой первый автомобиль – «форд», модель Т.
   Люси была взволнована покупкой автомобиля, но не так сильно, как рождением второй дочери. После неудачи в прошлом году она еще больше хотела мальчика.
   – Я, правда, думала, что на этот раз будет мальчик, – хныкала она, оправившись, наконец, от родов настолько, чтобы обсуждать пол новорожденного. – Все страдания впустую!
   – Что ты, я так рад!
   Джек восторженно смотрел на ребенка, лежащего у него на руках, в то время как мать и бабушка слегка приподняли Люси, измученную двадцативосьмичасовым испытанием.
   – По-моему, она просто красавица, – ворковал он. – Стоит всех твоих страданий. Разве не так, дорогая?
   – Если бы ты прошел через то, что пришлось испытать мне, ты бы не говорил это так беззаботно, Джек Морекросс. Если бы ты только знал, что значит быть женщиной!
   Лицо ее все еще было измождено, она лежала на их двуспальной кровати, равнодушно оглядывая комнату. Свет зимнего солнца едва проникал сквозь большое занавешенное окно, выходившее на улицу с такими же, как у них, домами. Поодаль были видны поля, простирающиеся до Чингфордских холмов, сейчас белые и пустые, и только весной новые побеги покроют их зеленью.
   – И после всех усилий обнаружить, что это опять девочка! О, Джек, после всех страданий! Это несправедливо. У Винни два мальчика. И держу пари на все, что хочешь, что третий у них опять будет мальчик.
   – Пока ребенок не родится, этого никто не знает, дорогая.
   Джек посмотрел на свою мать, ожидая, что она поддержит его. Та одобрительно кивнула головой, а бабушка поцокала языком и поглядела на бледное создание, лежащее в кровати с ребенком на руках. Голос старухи был резок:
   – Ты должна благодарить судьбу. Успешные роды, две здоровые девочки, хороший муж, прекрасный дом.
   С очевидным трудом она удержалась, чтобы не продолжить. Этот прекрасный дом ей с Джеком подарили она и ее муж, и Люси следовало хотя бы иногда высказывать благодарность за их щедрость.
   Все, чего она достигла, это то, что молодая мать, ослабленная родами, расплакалась, особенно когда Джек, как всегда не подумав, добавил:
   – Может быть, в следующий раз будет мальчик. Худшее, что можно сказать женщине, только что прошедшей через все муки рождения ребенка. А особенно Люси.
   – В следующий раз? – эхом повторила она, и из ее больших серо-голубых глаз хлынули слезы. – Это все, о чем ты можешь думать? Тебе совершенно все равно, через что я прошла, произведя на свет твоих детей? Что касается меня, то я не хочу никакого следующего раза.
   Последовала новая проповедь от самой старшей из Морекросс:
   – Хватит об этом, Люцилла. Это то, для чего мы, женщины, предназначены, – рожать детей, как сказано в Библии. Мы должны стиснуть зубы и исполнять наш долг.
   Люси поджала губы.
   – Я выполнила свой долг.
   – Две дочери? Нет, моя голубушка, я так не думаю. Я родила тринадцать детей, из них восемь мальчиков, и я горжусь этим. А когда ты родишь нескольких сыновей, ты тоже будешь гордиться. А сейчас сядь и постарайся изобразить радость.
   Люси чувствовала все, что угодно, только не радость. Облегчение, что все уже позади, но не радость. Это Винни с двумя мальчиками и третьим на подходе может радоваться. А если это будет девочка, ей все равно не на что жаловаться. А она сама даже еще не вышла на старт.
   – У моей мамы были три девочки одна за другой, – сказала она тихо, словно боясь, что бабушка может ее услышать.
   Джек не сводил глаз с дочери.
   – Она просто очаровательна, – повторял он снова и снова. – Как мы ее назовем?
   – Заставить меня так страдать, – мямлила Люси, не слушая, что говорит Джек. – А как Винни мурлычет со своими мальчиками! Словно она одна имеет право рожать сыновей. А я буду, как мама. У меня будут только девочки, сколько бы детей я ни имела.
   – Что за глупости! – возмутилась старшая Морекросс. – Джек говорил, что у твоей матери были и мальчики.
   – Три, – решилась уточнить Люси. – Один родился мертвым. А двое других умерли маленькими.
   – Но они у нее были. И у матери Джека было четыре сына. Двое сейчас живы. Так что не беспокойся. Ты родишь еще детей, и среди них будут мальчики.
   Люси решила, что лучше не отвечать, но остановить поток мыслей в голове было невозможно. И эти мысли были о том, что пройдет еще много времени, прежде чем она снова позволит себе пройти через боль, которую она испытала в эти последние двадцать восемь часов.
   В таком расположении духа она медленно поправлялась, и лишь в апреле нашла силы в первый раз съездить на прогулку в любимом детище Джека – «форде», модели Т.
   Вместе с детьми они отправились навестить Летти и отца.
   – Должно быть, у них неплохо идут дела, – было первым, что сказал Артур Банкрофт, когда они с Летти спустились им навстречу.
   Летти вполне разделяла его кислое замечание, небезосновательно подозревая, что визит сделан главным образом ради демонстрации нового автомобиля и их хорошей жизни, и в меньшей степени – для «знакомства» с новорожденной.
   – Мы его сильно переделали, – с гордостью сказал Джек.
   На нем были водительская кожаная куртка и картуз; он стоял около машины, поглаживая рукой в перчатке коричневую полировку.
   – Научиться водить совсем нетрудно, нужна только хорошая реакция.
   Люси сидела на заднем сиденье, прижимая к себе маленькую Эммелину. Ее лицо было скрыто свисающей со шляпы вуалью. Она назвала дочь в честь суфражистки миссис Эммелины Панкхерст, у которой тоже было две дочери и которой Люси всегда восхищалась. Правда, она была слишком занята супружескими и материнскими заботами, чтобы принимать активное участие в борьбе женщин за свои права, но, во всяком случае, имела возможность практиковаться на Джеке. Совершенный ягненок, он не трогал ее в постели с самого рождения Эммелины.
   Люси положила руку на плечо двухлетней Элизабет, которая подпрыгивала на заднем сиденье, но Элизабет продолжала прыгать, не обращая на мать никакого внимания.
   – Хотите прокатиться, папа? – спросил Джек. Он взглянул на небо. В начале апреля погода была такая же ясная и теплая, как в июне. – Прекрасный день. Мы можем прокатиться в Саутенд или съездить к нам на чай. А вечером привезем вас домой.
   Отец покачал головой.
   – Это невозможно. Нужно присматривать за магазином.
   – Что ты имеешь в виду? – Голос Летти от обиды был резок. Лишить ее первой в жизни поездки на личном автомобиле, принадлежащем членам ее семьи, лишить ее удовольствия на виду у всех соседей выехать на прогулку. – Магазин закрыт. Сегодня четверг.
   С тех пор, как в прошлом году вышел указ о магазинах, отец все время ворчал, что его вынуждают раз в неделю рано закрываться и не дают честно зарабатывать на жизнь, словно это он, а не она, работал каждый день в магазине.
   Артур Банкрофт снова покачал головой.
   – Все равно нужно, чтобы кто-нибудь остался. Вдруг придет покупатель?
   Он совершенно очевидно пытался испортить ей настроение. Летти поджала губы.
   – Но тогда оставайся и присматривай за магазином! А то ты изнываешь от безделья.
   Она заметила, как Люси и Джек поморщились, обменявшись быстрыми взглядами. Джек широко улыбнулся и поспешно сказал:
   – Машине вредно долго стоять с включенным мотором. – Он покосился на чумазых мальчишек, обступивших машину и трогающих пальцами полировку. – Поедемте с нами вокруг квартала. Это удивительное ощущение, скажу я вам. Совсем не то, что в автобусе. Вам понравится. Ну?
   – Я – с удовольствием, – дерзко ответила Летти. – Папа, ты едешь или нет?
   Но ничто не могло убедить отца. Летти, в шляпе и в пальто, забралась на заднее сиденье, попыталась утихомирить разыгравшуюся Элизабет, но быстро оставила эту затею. Ей было трудно с детьми, она терялась, не зная, что им сказать, что делать с их липкими пальцами, разбитыми коленками и проницательными глазами. Она подняла воротник и постелила на коленях дорожное одеяло. Вместо того, чтобы поехать на Юг, к морю, им придется вертеться по закоулкам квартала. Ей было не по себе оттого, что она оставила отца одного, и вообще в эти дни она была совершенно не в состоянии отвечать на его придирки. Лишь вернувшись домой, в теплую квартиру, и подав всем чай, она успокоилась.
   Иногда Винни становилась ужасно упрямой. Их дом на Виктория Парк Роуд теперь не обладал для нее привлекательностью, как раньше. Это было узкое старое здание, зажатое между такими же старыми домами. Несмотря на то, что их окна выходили на Парк Виктория, проезжающие здесь с недавнего времени автобусы и автомобили поднимали такую пыль, что все в доме быстро покрывалось грязью.
   Занимаясь уборкой, она сердито думала о Люси, чей дом находился за городом. Люси переехала в новый, красивый дом и считала, что они с Джеком живут замечательно.
   – Она уже не знает, с какой стороны намазать хлеб маслом, – сказала Винни Альберту после того, как Люси родила вторую девочку. – Две комнаты внизу, три спальни наверху. Столько места, и для чего?
   Наверное, она опять беременна, решила Винни.
   – Нам нужно поискать дом побольше, – сказала она Альберту, когда была на шестом месяце. – И где-нибудь подальше, мальчикам нужен свежий воздух. Посмотри, какие розовые щечки у Элизабет. Когда у нас родится еще один ребенок, в доме станет очень тесно, тебе не кажется, Альберт?
   Альберт оторвался от вечерней газеты.
   – Трое мальчиков могут спать в одной спальне так же, как и двое. Когда я был маленький, мы втроем спали в одной комнате.
   Винни поджала губы и сделала вид, что поглощена вязанием.
   – А если родится девочка? Нам понадобится еще одна комната.
   – Не раньше, чем ей исполнится десять лет. Винни надулась, понимая, что еще десять лет в этом доме будут просто невыносимыми.
   – А если семья станет еще больше? – спросила она.
   Альберт нахмурился. Ему нравилось и здесь. Каждое утро короткая прогулка до трамвая номер пятьдесят семь, который довозил его прямо до Мургейт, где находилась фирма его отца. Переезд означал, что пришлось бы ездить гораздо дальше. Он решил, что сейчас не время переезжать, и оставил Винни с поджатыми губами и со слезами на глазах, о чем впоследствии чуть было не пожалел.
   Маленький Артур Уильям родился четвертого августа. Было воскресенье, и Дэвид с Летти отправились днем посмотреть мальчика.
   – Ты, наверное, так счастлива, – сказала Летти, с легкой завистью глядя на красное, сморщенное маленькое личико, смутно напоминающее лицо дяди Уилла, когда тот слишком много выпьет. – Только подумать, три мальчика!
   – Я надеялась на девочку, – угрюмо ответила Винни, все еще слабая и сонная после родов. – Люси так счастлива с девочками.
   Как поняла Летти из недавнего визита к Люси, сама она вовсе так не считала. Всякий раз, когда она приезжала к Летти, ей приходилось успокаивать Люси, далеко не примирившуюся с тем, что у нее нет мальчиков.
   – Может, в следующий раз у тебя родится сын, – утешала ее Летти, заехав жарким августовским днем навестить ее.
   – Я не уверена насчет следующего раза, – сказала Люси, отодвигая тарелку с пирожными. У нее все еще была удивительно тонкая талия, и она собиралась и дальше сохранить ее.
   – По крайней мере не сейчас, – прошептала она осторожно, хотя мужчины были заняты своими разговорами. Она хитро посмотрела на Джека. – Мы осторожны. Три беременности… Я слишком измучена. Я сказала Джеку, что, если он не может быть более осторожным со мной, пусть лучше спит в соседней комнате. Я хочу еще детей, но не так скоро.
   Летти собиралась сказать, что если бы ее предыдущая беременность не прервалась, то у нее мог бы быть мальчик, которого она так жаждала, но решила лучше этого не говорить. Пока Люси что-то рассказывала, она разглядывала роскошные украшения и дорогое платье на ней, красивую мебель в гостиной. Джек, как и Альберт, хорошо зарабатывал, дела шли в гору. Люси принимала все как должное и, казалось, не особо ценила, все время жалуясь, что у нее нет чего-то, что она хотела бы иметь.
   – Мы поставили телефон, – сообщила она всем, когда они приехали в октябре на пятидесятилетие отца. Летти устраивала его на два дня позже, в воскресенье, полагая, что он будет доволен, если соберется вся семья. Невзирая на протесты отца, Дэвида она тоже пригласила. Она провела два дня, занимаясь покупками и готовкой, и ей было все равно, как отец отнесется к приходу Дэвида.
   – Нельзя полагаться на телеграммы, – говорила Люси с набитым ртом. – Лучше звоните нам по телефону.
   – Не понимаю, как, – сказала Летти. Ее сестра рассуждала так, будто иметь телефон было самым обычным делом. – У нас, например, его нет.
   – С вашим магазином вам надо его завести. А пока можно пользоваться телефоном соседей. В магазинах вокруг наверняка есть телефоны.
   – Конечно! – Голос Летти задрожал. – Мы всегда можем вторгнуться в чужой дом и одолжить телефон.
   – Его не нужно одалживать, по нему нужно звонить.
   Разрезав пирог, Летти дала кусочек Элизабет, а Люси стала кормить с ложки Эммелину. Капля розового бланманже упала на белоснежную скатерть.
   Летти сердито посмотрела на расползающееся пятно.
   – Телеграммы вполне достаточно, чтобы куда угодно передать информацию в тот же день.
   – Да, но ты не сможешь сказать в телеграмме все, что хочешь. А по телефону можно говорить и сразу слушать ответ. Это так удобно!
   – Не очень, если человек, с которым ты хочешь поговорить, не имеет телефона.
   – Мы тоже обсуждали, как нам поставить телефон, – включилась в разговор Винни, бросив предупреждающий взгляд на Альберта, который, поняв намек, утвердительно кивнул и переключил свое внимание на их старшего сына, втихаря коловшего вилкой трехлетнего Джорджа.
   – Мы уже сделали запрос, – продолжала Винни, отправляя в рот кусок рулета. Она сделала вид, что не замечает красноречивого взгляда Люси, который можно было перевести так: «Если у меня появляется что-нибудь новое, ты тут же хочешь то же самое!» Винни и Альберт купили автомобиль через месяц после того, как это сделал Джек; пианино – три недели спустя, а теперь они собирались переезжать за город в дом с большим садом вокруг, как у Люси и Джека.
   Это было так похоже на сестер, что Летти, встретив удивленный взгляд Дэвида, вынуждена была спрятать улыбку, положив в рот кусок сэндвича с ветчиной.
   Несмотря на постоянные пикировки Люси и Винни, беседа не умолкала ни на минуту ни за столом, ни на кухне, где все помогали мыть посуду, ни потом за чаем, ни когда перешли к пиву: Джек подарил отцу бутылку шотландского пива. Было приятно, что они снова все вместе, что отец весел и относительно дружелюбен с Дэвидом. Летти казалось, что она видела улыбку под усами отца, когда он раз или два встретился взглядом с Дэвидом.
   Она была рада за Дэвида. Нелегко сносить, когда тебя в упор не замечают. Летти поражалась, как Дэвид это терпит.
   После поездки с Дэвидом Летти мучилась угрызениями совести, что позволила ему любить себя, а потом ответила отказом на его предложение жениться. Это была ее вина, что их воскресные встречи стали такими редкими.
   Со временем их отношения наладились, но, зная, как «такие» ситуации влияют на них обоих, она старалась впредь избегать их, хотя те прекрасные ощущения, которые она испытала на пустынном пляже, до сих пор наполняли ее приятным волнением. Она не знала, что это было, и боялась, не вредно ли это. Как бы там ни было, а ей хотелось пережить это снова. Беда была в том, что Дэвид будет опять просить ее выйти за него замуж, а она опять не сможет сказать «да», и все кончится ссорой. Лучше не доводить до этого.
   Дэвид не упоминал о новой поездке, и Летти не знала, рада она этому или разочарована. Во всяком случае, ей не придется бросать магазин и выслушивать оскорбления отца. И потом, ей совсем не хотелось пережить еще одну такую зиму. Прошлой зимой у отца опять был бронхит, и она не могла отойти от него. От мысли, что это повторится снова, ей становилось не по себе. А в октябре Дэвид вдруг преподнес ей сюрприз:
   – Я заказал места в отеле в Брайтоне, – сказал он. – И обо всем договорился. Ваша миссис Холл сочтет за честь присмотреть за отцом, как она делала это в прошлом году. Я дал ей пять фунтов, и она с радостью согласилась.
   «Не сомневаюсь», – подумала Летти.
   – Я не буду ничего говорить отцу про Брайтон, – ответила она. – Я объясню ему как-нибудь по-другому. Скажу, что поеду провести праздники с твоими родителями.
   – Нет! Скажи ему прямо, куда ты едешь. – Взгляд его темных глаз стал жестким и упрямым. – Тебе уже двадцать три. Ты достаточно взрослый человек, чтобы делать то, что сочтешь нужным. И ты отправляешься на праздники со мной.
   Летти сдалась. В следующий раз, когда он попросит ее выйти за него замуж, она скажет «да».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   – Дэвид, что-то случилось!
   Летти лихорадочно вскрыла телеграмму, которую ей передал портье, когда они вернулись с утренней прогулки.
   ОТЕЦ СЛОМАЛ НОГУ ТОЧКА СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ ДОМОЙ ТОЧКА ВИННИ
   От ужаса ее глаза округлились. Чувство вины охватило ее. Она передала Дэвиду телеграмму.
   – Я должна ехать, – сказала она, отчаянно надеясь, что он поймет ее.
   – Конечно, поезжай, – ответил он сразу. – Иди собирай чемоданы, а я расплачусь по счетам и узнаю, когда ближайший поезд. – Он нежно обнял ее, на мгновение притянув к себе. – Не беспокойся.
   Но она была испугана.
   – Мне не следовало ехать. Мне нужно было оставаться с ним. Если бы я была дома, он бы не упал.
   – Это глупо. Ты бы ничего не смогла предотвратить.
   – Если бы я была там, подобной ситуации могло и не возникнуть. Он бы был в другом месте и не упал бы.
   – Ты не можешь этого знать! Летти снова прочла телеграмму.
   – Она не пишет, насколько все серьезно. Может, его здоровье в опасности. Она что-то скрывает от меня!
   Ее охватила паника.
   – Это же телеграмма, милая. – Дэвид обнял ее за плечи и попытался успокоить… – Она должна быть краткой, иначе это будет стоить кучу денег.
   – Но, возможно…
   – Послушай, милая, никаких «возможно». Иди и собирайся. Через несколько часов ты все узнаешь.
   – Как ты можешь быть такой эгоисткой?! – тон Винни был резок, губы поджаты. Летти видела, что она плачет.
   Они даже не поздоровались. Лишь только она с Дэвидом вошла в квартиру, как на нее градом посыпались обвинения.
   – Оставить его одного работать в магазине! Ему пришлось бегать к покупателям вверх и вниз по этим лестницам. Неудивительно, что он упал.
   – Как, с лестницы?
   Она могла бы возразить Винни, что отец и в прошлом году присматривал за магазином, когда она с Дэвидом уезжала на несколько дней, и он совсем не инвалид, хотя и ведет себя так. Но она была слишком взволнована, чтобы спорить.
   – Конечно, с лестницы! – резко ответила Винни. – Миссис Холл не было, и он лежал там внизу, пока не пришел покупатель и не обнаружил его. Подумай, как это стыдно, когда тебя находят в таком состоянии. Он там лежал полчаса, ты знаешь об этом?
   Тебе должно быть стыдно, Летти, оставить отца и поехать в… в… – Она взглянула на Дэвида, спокойно стоящего рядом, и покраснела. – Ты знаешь, что я имею в виду. Папа сказал, что ты и… Я не хочу говорить тебе, что он сказал. Но я просто потрясена, Летти, просто потрясена…
   – Он может говорить? – Летти, наконец, собралась с мыслями, постепенно приходя в бешенство оттого, что Винни фактически обвинила ее в непорядочности.
   – Конечно, он может говорить, – ехидно ответила Винни.
   – Где он?
   Она уже совершенно пришла в себя. Винни сказала, что отец сломал ногу. Он не при смерти и даже говорит о ней такое, что Винни теперь считает ее не меньше, чем проституткой.
   А где, ты думаешь? В лондонской больнице. Я примчалась туда, как только миссис Холл позвонила мне. Жаль, что у вас нет телефона. Ей пришлось обегать весь квартал, прежде чем удалось позвонить из одного из магазинов. Люси сейчас в больнице, а я решила, что дождусь тебя здесь.
   «Чтобы прочитать мне нравоучения», – подумала Летти, а Винни тем временем продолжала:
   – Тебе лучше самой туда поехать… если у тебя есть время!
   Летти вспыхнула от гнева.
   – Не разговаривай со мной таким тоном, Винни! Можно подумать, что я вообще не забочусь об отце…
   Винни сверкнула глазами.
   – Ты уехала развлекаться, оставив отца бегать по лестницам, и он упал – вот что «можно подумать».
   – Я не знала, что он может упасть!
   – Но ты не должна была уезжать и оставлять его одного. Пока ты там забавлялась…
   – Он был не один. С ним была миссис Холл.
   – Но в тот момент ее не было! – Голос Винни сорвался на крик. – Ты должна была быть здесь!
   – А ты? – Летти тоже повысила голос. – Было бы неплохо, если бы ты тоже иногда здесь появлялась.
   Ты или Люси. Но нет! Вы заняты своей собственной жизнью. А у меня не должно быть своей жизни? Вам слишком трудно приехать разок-другой и посмотреть за отцом, пока я поехала чуть-чуть отдохнуть.
   – Ах, это теперь так называется? Отдых! Я бы назвала это по-другому!
   – Это тебя не касается! – вспыхнула Летти. – Это из-за отца мы с Дэвидом до сих пор не женаты. Я не могу выйти замуж, потому что никто из вас не может и пальцем пошевелить, когда нужно присмотреть за ним. Вы с Люси ничего не хотите знать, пока не случится что-нибудь в этом роде. Тогда сразу начинается: «Где Летти? Она должна была быть с ним». Я была здесь день и ночь с тех пор, как умерла мама, и не услышала от вас ни одного слова благодарности. И от отца тоже. Вы все принимаете как должное. Это из-за вас двоих я все еще здесь и все еще не замужем. Вы все эгоисты!
   В ответ Винни разразилась яростным воплем, но Дэвид, наконец, возвысил голос:
   – Достаточно! Ваши крики не помогут. Я думаю, нужно ехать к отцу! Ты согласна, Лавиния?
   Он сказал это так уверенно, что Винни мгновение смотрела на него, ловя ртом воздух, потом, бросив на Летти злой взгляд, молча кивнула.
   – Вернулась, наконец?
   Отец, укрытый больничной простыней и выцветшим розовым одеялом, приподнял голову с подушки. Его нога была в гипсе, в глазах застыли растерянность и боль. Несмотря на такое неласковое приветствие, при виде отца в окружении медсестер, в палате, где резко пахло лекарствами и карболкой, Летти охватила жалость.
   – Лавиния сказала… сообщила мне, – начала она, запинаясь.
   – Слава Богу, что она приехала, когда никто другой не смог.
   Летти знала, кого он имеет в виду, но, при таком его состоянии, не хотела затевать ссору.
   – Слава Богу, что она приехала, – невнятно повторила она в надежде, что он оставит эту тему.
   К ее удивлению и радости, он действительно ее оставил, но ей от этого не стало легче. Если бы он жаловался или, как обычно, обвинял ее, она бы защищалась, но он молчал, и она стала винить себя сама. Это было глупо, и она разозлилась, но ничего не могла с собой поделать.