Лори Андре. Тайна Мага

   — Дело! — одобрил Гаргариди.
   Они двинулись дальше и после нескольких попыток в самом деле начали продвигаться вперед. Мориц концом ножа вырезал на стенах перекрестков цифры: один, два, три, четыре, пять, шесть…, буссоль же убеждала его, что на этот раз они не вертятся кругом, а непрерывно двигаются прямо на запад.
   — Мужайтесь, Гаргариди! — ободрял он своего слугу, который едва тащил ноги от усталости. — Я убежден, что теперь мы на верной дороге.
   — Все это прекрасно, — жалобно отозвался Аристомен, энтузиазм которого значительно остыл, — но в ожидании успеха не съесть ли чего-нибудь по кусочку? Я решительно падаю от изнеможения.
   — Я не откажусь, — заметил Мориц. — Но надо быть бережливым…
   — О, пару бисквитов и глоток вина — вот все, что мы себе можем позволить, — сказал Гаргариди, вынимая провизию из корзины. — Эге, вот я и доволен! — продолжал он через минуту, значительно повеселев. — Мужайтесь, господин!.. Вспомните пример, который завещал последующим поколениям мой знаменитый предок!..
   — Какой пример? — рассеянно спросил Мориц, занятый внимательным осмотром одного места стены.
   — Господин, не может быть, чтобы вы забыли, как герой Мессении вышел из пропасти, куда его бросили спартанцы, при помощи лисицы.
   — Ага, помню, помню… — смеясь сказал Мориц. — Быть может, и нам боги пошлют подобную же помощь. В ожидании же этой помощи я уже сделал одно маленькое открытие.
   — Какое? Где, господин? — с живостью спросил Гаргариди.
   — Смотрите на этот угол! Видите?
   — Я хорошо вижу только цифру семь, которую вы нацарапали моим ножом, вот и все.
   — А вы не видите под цифрой какого-нибудь знака?
   — Да это просто жилка мрамора!
   — Нет, — с уверенностью сказал Мориц, — этот знак сделан человеческой рукою. Взгляните внимательнее!
   — А ведь в самом деле!.. — воскликнул Гаргариди после минутного осмотра.
   — Как же представляется вам этот знак?
   — Точно перевернутый майский жук, поднявший все свои лапы вверх.
   — Ну, а замечаете вы, что этот майский жук имеет семь лап?
   — Семь, действительно… Что же из этого?
   — Это значит, что мы достигли седьмого коридора…
   — Седьмого! Вы, может быть, хотите сказать: семьдесят седьмого! Честное слово, мне кажется, что мы вертимся здесь целых семь лет!
   — Нет, с тех пор, как мы вышли из последней комнаты, где останавливались, чтобы выбрать направление, мы в самом деле прошли только семь коридоров. Поэтому я думаю, что мы наконец на правильном пути.
   — Не ошибиться бы, господин!
   — А если я вам покажу тот же знак на четырнадцатом повороте, что тогда вы скажете?
   — Я буду сильно удивлен, — отвечал Аристомен. Они пошли дальше вперед. Мориц, полный надежды, продолжал записывать в свою книжку цифры пройденных коридоров. Что касается Гаргариди, то он от нечего делать принялся измерять своей палкой ширину галереи.
   — Победа! — вскричал Мориц, после сорока минут ходьбы. — Идите, смотрите, Гаргариди!
   — Не чародей ли вы, господин? Или вы бывали здесь прежде? — сказал слуга, с изумлением рассматривавший на стене новый знак, подобный первому, с той лишь разницей, что на этот раз жук имел вместо семи лап четырнадцать.
   — Ни то, ни другое, уверяю вас, — улыбнулся молодой археолог. — А теперь я не только предсказываю, что на двадцать первом повороте мы найдем подобный же знак с двадцатью одной лапой, но и смело утверждаю, что мы будем у входа в святилище.
   — Как, господин, вы это можете знать? И почему двадцать один, а не какое-либо другое число?
   — Это число сказано мною далеко не наугад. Вы немало учились, Гаргариди, и, вероятно, знаете, какое значение древние придавали этому числу, а равно и кратным его — семи и трем. Эти числа мы находим в природе и в созданиях человека; они же постоянно встречаются в мифологии, в религиозных церемониях, в заклинаниях, чародействах, — словом, всюду…
   — Это очень любопытно! — с удивлением сказал Гаргариди. — В самом деле, если подумать, как часто встречаются эти числа!.. Семь цветов солнечного спектра, семь дней в неделе, семь главнейших грехов, семь таинств, три божественных начала, три главные добродетели… Кстати, господин, я забыл вам сообщить, что коридоры, как я заметил, постоянно расширяются.
   — Вы в этом уверены?
   — Совершенно. До седьмого поворота они имели ширину двух моих палок, после четырнадцатого — между стенами их укладывались две мои палки и еще ладонь, а вот теперь моя палка укладывается три раза.
   — Это еще более доказывает, что мы теперь на верном пути.
   Предсказание молодого археолога оправдалось вполне.
   Едва путники повернули в двадцать первый коридор и прошли несколько шагов, как оба испустили крик радости и удивления. Перед ними открылся широкий и высокий проход, с обеих сторон обрамленный колоссальными фигурами гигантов с бычьими головами и быков с человеческими лицами. В глубине проход замыкался родом алтаря, помещавшегося на возвышенной эстраде. Над алтарем блестело солнце, окруженное лучами, а вокруг него размещались двенадцать знаков зодиака. Все это сияло тысячами огней, отражая мерцающий свет фонаря.
   Желая лучше рассмотреть эту волшебную картину, Мориц сделал несколько шагов к алтарю, но вдруг остановился, пораженный представившимся его взору странным видением: близ алтаря, на богато украшенном троне, сидела в повелительной позе человеческая фигура, с почерневшими глазницами, с кожей, подобно пергаменту. Высокая тиара, осыпанная драгоценными камнями, одежда, усеянная звездами и кабалистическими знаками, — все это свидетельствовало, что восседавший на троне был при жизни первосвященником храма. В одной руке трупа были зажаты два ключа, другая указывала на два сундука, помещавшихся по обе стороны алтаря.
   — Жест этого почтенного мобеда ясно говорит, что нам делать! — обратился к своему спутнику Мориц, оправляясь от изумления и делая шаг вперед, чтобы схватить ключи.
   — О, господин! — прерывающимся, испуганным голосом вскричал Гаргариди, удерживая его, — не трогайте этого!
   — Почему?
   — Я не знаю, но ни за что на свете я не дерзнул бы коснуться этого мертвеца.
   — Вот вздор! — сказал Мориц.
   Он решительно протянул руку и схватил оба ключа. В то же мгновение труп упал со своего трона и рассыпался в прах. Гаргариди с криком ужаса попятился назад. Но Мориц, не теряя хладнокровия, направился к сундукам.
   Один из взятых им ключей был золотой, другой — из серебра; из тех же металлов были сделаны и сундуки. Молодой археолог наудачу открыл сначала серебряный сундук и был так ослеплен увиденным здесь, что первое время не верил собственным глазам. Весь сундук был полон редчайшими драгоценными камнями. Рубины, изумруды, бирюза, сапфиры, опалы, аметисты, топазы ослепительно горели при свете фонаря, отражая мириады разноцветных лучей.
   Гаргариди, после некоторого колебания осмелившийся подойти к сундуку, был вне себя от восторга. Что касается Морица, то, полюбовавшись несколько минут сокровищами, он золотым ключом открыл второй сундук и, увидев его содержимое, забыл о всех богатствах мира.
   — Видите, господин, — вскричал Гаргариди, — видите ли вы этот бриллиант?! «Регент», «Коинур» — камушки в сравнении с ним… А этот сапфир!.. Подобного нет у самого персидского шаха!..
   — А кто поручится, что это настоящие, а не поддельные камни? — заметил Мориц.
   — Поддельные! Да я вам скажу, господин, что при помощи этого сундука можно купить пол-Европы!.. В чем другом, а в камнях я знаю толк: недаром работал у ювелира!..
   — Где только вы не работали?! — улыбнулся археолог. — Но еще лучше, если бы вы изучили зендский язык, Гаргариди, тогда вы здесь нашли бы себе занятие… Я думаю, что теперь в моих руках находятся документы, драгоценнее которых никогда не приходилось видеть ни одному из людей.
   — Эти-то дощечки из алебастра? — тоном недоверия спросил грек, бросая презрительный взгляд на каменные таблицы, наполнявшие золотой сундук.
   — Скажите: из нефрита, из чистого нефрита!.. Но вещество, из которого сделаны таблицы, здесь менее всего ценно. Драгоценно то, что на них написано.
   — Что же там такое?
   — Насколько я могу судить по первому взгляду, этот сундук заключает в себе точнейшие в свете летописи до Дария I, гравированные на нефрите клинообразными буквами.
   — Это очень хорошо, — не разделяя восторгов археолога, сказал Гаргариди. — Но я полагаю, что в настоящую минуту добрый ломоть хлеба или кусок ветчины были бы для нас полезнее всех летописей в мире.
   — Фи, какой материалист! — смеясь, проговорил
   Мориц. — Впрочем, так и быть, перекусим немного… Уже восемь часов! — прибавил он, вынимая часы. — Там, наверху, солнце давным-давно взошло на небосклоне. Бедная сестра, как должна она беспокоиться.
   — А закусив, — подхватил грек, — вздремнем немного и — в обратный путь.
   — Идет!
   Мориц и его слуга подкрепили свои силы несколькими бисквитами, потом растянулись у подножия алтаря и через минуту уже спали крепким сном.

ГЛАВА XVI. Две подруги

 
   Между тем как Мориц вместе со своим спутником блуждал в подземельях храма Митры, его сестра оставалась в жилище мага вместе с Леилой и маленьким Гассаном. Чтобы убить время, молодые девушки занимали друг друга рассказами и слушали пение своего юного защитника, сопровождаемое игрой на догале (род большого тамбурина). В этих занятиях прошла ночь и наступило утро. Хотя исследователи не возвращались, однако молодые девушки не особенно беспокоились об этом, так как Мориц, отправляясь в Гуль-Гек, предупредил сестру, что, быть может, подземная экскурсия займет не только ночь, но и день. Правда, в сердце Катрин уже зародилось смутное беспокойство, но она тщательно скрывала его от Леилы, которая, в свою очередь, старалась рассеять все опасения подруги.
   — Они, вероятно, нашли что-нибудь очень интересное, — говорила внучка мага, — а так как этот глупый Гаргариди набрал с собой столько провизии, что ее хватит на целую неделю, то они и находят излишним возвращаться. Сверх того, они наверное опасаются выходить из Гуль-Гека среди белого дня, так что их нужно ждать не ранее вечера.
   Но наступил и вечер, прошла и вторая ночь, а никто из отсутствующих не возвращался. К утру беспокойство Катрин достигло высшей степени. Леила, бледная и молчаливая, казалось, обдумывала какое-то важное решение.
   — Катрин, — наконец обратилась она к подруге, — нам нечего более обманывать себя: должно быть, с дорогими нам лицами что-нибудь случилось. Твой брат без причины не заставил бы тебя беспокоиться… Ввиду этого я намерена принять свои меры, и да простит мне Митра, если я поступлю дурно.
   — Что ты хочешь сказать? — дрожа всем телом, вскричала мадемуазель Кардик. — О, если ты подозреваешь что-нибудь, то скажи мне прямо, не мучь меня!..
   — Не спрашивай меня, дорогая, — нежным голосом отвечала Леила, — я еще сама ни в чем не уверена… Нужно поискать… Я справлюсь по книгам… Потерпи до вечера, а там будет видно…
   С этими словами молодая девушка направилась в рабочий кабинет своего деда и, взяв с полки несколько толстых книг, начала их внимательно просматривать. Катрин лихорадочным взором следила за ее движениями.
   — Могу я спросить, — сказала она после некоторого молчания, — что у тебя за сочинение?
   — Это «Ключ Соломона», — не без важности отвечала Леила.
   — Мне кажется, я знакома с этой книгой, — проговорила мадемуазель Кардик. — Позволь-ка мне посмотреть один том… Да, это она. Я припоминаю, что мы читали ее с Морицем, когда занимались изучением кельтской литературы. Ведь это, если я не ошибаюсь, собрание всех формул магии?
   — Это провозвестник истины, — важно сказала Леила. — Вот, для примера, содержание первых глав этой книги: первая — о днях, часах и добрых планетах, вторая — о взаимной связи искусств, третья — о молитвах и заклинаниях, четвертая — о более могущественных заклинаниях, пятая — о заклинаниях непреодолимых…
   — О, дорогая Леила! — с нетерпением перебила девушку Катрин, — надеюсь, что ты не думаешь помочь горю магией и заклинаниями.
   При этих словах лицо внучки мага приняло строгое выражение.
   — Бесполезно объяснять тебе то, что я ищу, — отвечала она. — Ты лучше сделаешь, если подкрепишься сном, пока позволяет время. Окончив свою работу, я также отдохну, а с наступлением ночи мы отправимся искать дорогих нам лиц.
   Несколько смущенная замечанием подруги, мадемуазель Кардик поспешила исполнить ее желание. Расположившись на груде подушек, она закрыла глаза и, благодаря усталости, скоро уснула тяжелым сном.

ГЛАВА XVII. Новые жертвы

 
   Проспав около пяти часов, Мориц почувствовал себя окрепшим для продолжения пути.
   — Аристомен! — позвал он своего слугу, после нескольких минут раздумья, — взгляды мои установились: мы, очевидно, находимся в самом центре лабиринта; выход неблизко.
   — Господин желает позавтракать?.. — сказал Гаргариди, внезапно вскакивая и протирая себе глаза.
   — Нет, я говорю о том, куда нам направиться.
   — Но, господин, говоря по чистой совести, нам нельзя и думать о том, чтобы начать обратное путешествие, не закусив!..
   С этими словами Гаргариди поспешно открыл драгоценную корзину и мигом вытащил провизию.
   — Мое мнение таково, — продолжал Мориц, торопливо поглощая свой завтрак, — что нам нужно вернуться по той же дороге, по которой мы пришли сюда. Направляясь сюда, я был убежден, что святилище расположено к востоку, и мое предположение оказалось совершенно верным. Что касается выхода, то, по моему мнению, он должен иметь диаметрально противоположное направление: ведь в каждой церкви притвор расположен как раз против царских врат.
   — Вот это мне кажется чрезвычайно рассудительным! — восхитился Аристомен, который после еды всегда был в хорошем расположении духа. — Я думаю, господин…
   Но тут Мориц прервал грека восклицанием, в котором слышался ужас.
   — Что с вами, господин? — удивленно спросил Гаргариди.
   Вместо ответа молодой археолог указал на фонарь, весь керосин в котором выгорел, и пламя грозило скоро потухнуть. Однако Аристомена это нимало не смутило. Приняв важный вид, он опустил руку в свою неистощимую корзину и с гордостью вытащил оттуда пачку спичек и пакет из десятка свечей.
   — А это что, господин? — проговорил он. — Если считать, что каждая свеча может гореть шесть часов, то этого запаса нам хватит на двое суток с половиной… Но я надеюсь, что через несколько часов мы уже будем в лагере. Ах, господин, какой пилав я вам приготовлю!.. Я припрятал в своей палатке коробку сушеных шампиньонов и банку томатов. Что за соус выйдет из них, если только этот негодяй Али не своровал томаты, какой соус!.. Уверяю вас, что вы будете иметь истинно царское блюдо!..
   — Ну, будет болтать!.. — прервал грека Мориц, поднимаясь. — Пора в дорогу! Постараемся найти галерею, ведущую прямо на запад. Если мои предположения верны, то, двигаясь в этом направлении, мы непременно доберемся до выхода…
   Гаргариди со вздохом поднялся, и оба путника направились по той же дороге, которой пришли в святилище. Изображения жуков и сделанные вчера заметки служили им указаниями. При помощи этих знаков исследователи легко добрались до круглой ротонды, но здесь вынуждены были остановиться в недоумении: из ротонды шли далее четырнадцать галерей, причем ни одна из них не имела строго западного направления… Что делать?.. На что решиться?..
   После нескольких минут размышления Мориц решил перенумеровать все коридоры при помощи своего ножа: один, два, три, четыре, пять и так далее до четырнадцатого.
   — Мы осмотрим каждую из галерей до ее ближайшего поворота, — обратился он к Гаргариди, — а чтобы нам не заблудиться при дальнейшем пути, я в каждом коридоре буду оставлять отметки.
   — С которого же начинать, господин?
   — Начнем хоть с этого, — указал Мориц, — он наиболее отвечает тому направлению, по которому я думаю следовать: судя по буссоли, он идет на юго-запад.
   — Ладно!
   Они вошли в выбранную Морицем галерею. Но тщетно молодой археолог помечал крестами каждый поворот, каждый отделявшийся коридор, — направление галереи по-прежнему было юго-западное. Наконец, после довольно продолжительной ходьбы, путники достигли конца галереи. Мориц тщательно осмотрел стены и карнизы, чтобы убедиться, нет ли где секретного выхода, но стены не заключали никакой потайной двери. Нечего делать, исследователи вернулись назад и отправились в следующую галерею, повороты которой стали отмечать звездочкой. Но и этот второй коридор, после массы разветвлений, подобно первому, также окончился глухим концом. Бросив его, путники вошли в третий, все время ориентируясь по буссоли. Эта галерея привела их к помеченному крестом коридору, которым они проходили раньше…
   Утомленный Гаргариди начал уже выказывать разочарование: все эти хождения заняли немало времени и опорожнили желудок бедного малого, который готов был кричать от голода. Наконец грек не вытерпел, внезапно сел на землю, вытер свой лоб и жалобным голосом воскликнул:
   — Уф, я, право, теряю голову!.. Благодарю, господин!.. Мы вертимся, как лошади в цирке… Который теперь час?
   — Двенадцать с половиной.
   — Час завтрака, не правда ли?
   — А не лучше ли отложить его ненадолго, Гаргариди?
   — Извините, господин, но я по чести должен сказать, что мои ноги отказываются двигаться.
   — Ну, как хотите, — пожал плечами Мориц, — в сущности ведь безразлично, умрем ли мы от голода теперь, или немного позже.
   Не говоря ни слова, Гаргариди отрезал себе порядочный кусок хлеба и мигом съел его. Дожидаясь, пока он насытится, Мориц от нечего делать в сотый раз принялся осматривать стены и свод галереи.
   — Как вы думаете, Аристомен, почему именно такое устройство имеют стены и свод в этих коридорах, а не иное? — спросил он.
   — Почему? — удивленно повторил Гаргариди с набитым ртом. — Я не знаю, почему, господин.
   — А я полагаю, что строители имели в виду главным образом акустический эффект… Ну-ка, попробуем… Слушайте!
   И Мориц громко закричал:
   — Гуша-Нишин!.. гебр!.. эге!..
   Казалось, тысячи голосов раздались под сводами, повторяя без конца слова Морица; сначала эхо можно было уподобить раскатам грома, потом оно незаметно перешло как будто в дыхание ветерка.
   Гаргариди, продолжавший сидеть около открытой корзины, был поражен. Самого Морица удивил необычайный эффект, произведенный его восклицанием, и он несколько минут прислушивался к сотням резонансов. Казалось, духи, столетия, спавшие под этими сводами, вдруг проснулись, чтобы ответить пришельцам.
   — Честное слово, господин, — проговорил Гаргариди, — я не верю собственным ушам. Никогда я не мог подумать, чтобы один человек мог наделать столько шума!
   — Очень легко понять, — проговорил Мориц, — для чего маги так устроили лабиринт. Предположим, что кто-нибудь из непосвященных пытался бы проникнуть в храм: какой ужас навели бы на него эти голоса, то нашептывающие в самое ухо, то внезапно поражающие его ударами грома!.. Нет сомнения, что люди суеверные и невежественные в страхе бежали бы из ужасного места!
   — Да и не одни невежественные, господин!.. Я не суеверен и не невежда, говорю это без хвастовства. Я изучал все философские системы: Спинозу, Канта, Шопенгауэра. Однако уверяю вас, если бы мне привелось услышать эти голоса, не зная их происхождения, я почувствовал бы себя очень нехорошо.
   — Однако довольно разговоров… Вы сыты, Гаргариди? Идем же в путь… Мы не должны терять ни времени, ни света. Исследуем четвертую галерею, углы которой будем помечать хоть буквой Б.
   Снова началось блуждание по бесконечным галереям лабиринта, в полутьме, едва разгоняемой мерцающим пламенем свечи. Не переставая самым тщательным образом осматривать стены и своды галереи, проверяя каждый поворот при помощи буссоли, Мориц молча шел впереди, время от времени останавливаясь, чтобы сделать условленную пометку. Вслед за ним тащился измученный Гаргариди, жалуясь и бормоча о том, что подумал бы его «бедный папа», если бы увидел свое детище в столь ужасном положении… Наконец хныканье Аристомена надоело Морицу, и он предложил греку ожидать его в ротонде. Аристомен, однако, отказался.
   — Оставьте по крайней мере там корзину, которая вас бесполезно обременяет.
   — Да!.. А если кто-нибудь придет и возьмет ее?.. — с гримасой возразил Гаргариди. — Этот старик на все способен, господин!.. Нет, не так я глуп, сын своего отца…
   И Аристомен нежно прижал корзину к своей груди.
   В это время путники проходили по одиннадцатой галерее, и Мориц вычерчивал XI на двадцать третьем ее повороте. Вдруг до чутких ушей грека откуда-то донесся слабый шум. Аристомен прислушался и понял, что шум доносится из ближайшего бокового коридора. Недолго думая, неустрашимый потомок Мессенского героя зажег спичку, свернул в коридор и, сделав несколько шагов, увидел, что поперек галереи струится источник чистой, прозрачной воды. Гаргариди испустил крик радости и, опустившись на колени, принялся жадно глотать живительную влагу, после чего побежал объявить о своем открытии Морицу, который не заставил себя долго просить и с удовольствием утолил жажду свежей водой.
   — Вот счастливое открытие! — заметил он. — Теперь, если даже мы съедим всю провизию, то еще в состоянии будем долго поддерживать свою жизнь этой водой.
   — Как, жить одной водой?! — вскричал Гаргариди с ужасной гримасой.
   — Это все лучше, чем умереть от жажды… Но что там такое на дне источника? — Мориц погрузил свою руку в воду и вытащил оттуда… коробку со спичками.
   — Проклятие! — вскричал Аристомен, бледнея. — Это мои, господин!.. Это наши!.. О, трижды осел, битая скотина!.. Я уронил их, когда пил… Боже мой, как прав был мой бедный папа, когда твердил: «Аристомен, ты кончишь плохо».
   — Да, это неприятный случай, — сказал Мориц, высыпая спички из коробки в надежде, что хотя некоторые из них остались сухи. К несчастью, они оказались подмоченными и негодными к употреблению.
   — Нечего делать, — вздохнул молодой археолог, — мы осуждены теперь, как весталки, не гасить своего огня…
   — О, господин, бейте меня, ругайте меня, прошу вас!
   — Это все равно ни к чему не приведет, мой бедный Аристомен. Пойдемте лучше дальше, не теряя ни минуты.
   Сильно опечаленные этим случаем, путники вновь пустились в свои утомительные блуждания. Уже четырнадцать галерей были осмотрены самым тщательным образом, и все без успеха. Между тем время уже было к ночи. Видя, что несчастный Гаргариди едва переставляет ноги, Мориц решил остановиться для ночлега и закусить.
   — Будем спать по очереди, Аристомен, чтобы поддерживать свет, — проговорил он, — сначала ложитесь хоть вы, а через пять часов я разбужу вас и лягу в свою очередь.
   Они принялись за скромный ужин. Гаргариди настолько устал, что засыпал даже во время еды. Мориц также чувствовал сильную усталость, но превозмог себя и не сомкнул глаз. Наконец пять часов прошло. Не без труда растолкав разоспавшегося слугу, молодой археолог вручил ему фонарь со свечой и посоветовал запастись бодростью, чтобы не дать сну побороть себя.
   — Понимаю, господин, — отозвался Гаргариди.
   Но едва Мориц уснул, как Гаргариди счел за лучшее последовать его примеру.
   Прошло еще около четырех часов. Вдруг Мориц был внезапно разбужен ужаснейшим шумом: громкие стенания, крики и вопли, повторяемые тысячеголосым эхом, слышались в ротонде. Не на шутку испуганный, Мориц вскочил на ноги и увидел, что Гаргариди катается по полу и со стоном рвет на себе волосы. «Бедный малый сошел с ума», — мелькнуло в голове молодого археолога. С этой мыслью он подбежал к слуге, схватил его за руку и старался успокоить. Но Аристомен со злостью оттолкнул его и продолжал издавать свои причитания.
   — Подлец!.. Обжора!.. Ни сердца, ни деликатности!.. — кричал он. — Все съесть!.. все сожрать!.. Ты не постыдился, чудовище, воспользоваться сном твоего господина, чтобы расхитить доверенное тебе… Недостойный обжора!.. негодяй!..
   — Объясните мне, что случилось! — дергая его за руку, спросил Мориц. — В чем дело?.. Что произошло?..
   — О, господин, можно ли было подумать, что потомок героя падет так низко, что будет виновен в столь черном деле?!
   — Что такое?
   — Господин, — продолжал Аристомен, подымаясь и с обреченным видом складывая руки на груди. — Перед вами самый презренный человек в мире… Вы имеете полное право презирать, ненавидеть меня…
   — Да объясните мне прямо, что случилось?!
   — Я объясню, господин… Да, я открою мое сердце и объявлю свою вину… Между тем как вы, истощенный усталостью и голодом, отдыхали на этих холодных камнях, ваш слуга бодрствовал… Я бодрствовал возле этой несчастной корзины… Увы!.. Голод жестоко мучил меня, но, клянусь честью моих предков, я не хотел ничего трогать до вашего пробуждения… Потом я вошел в сделку со своей совестью: «Не все ли равно, раньше или позже съем я свой завтрак? « — сказал я сам себе и съел свою порцию… затем другую… Потом я совершенно потерял голову и, не сознавая даже, что делаю, сожрал все, что было в корзине, все до последней крошки!.. — каялся Аристомен, проливая обильные слезы. — Лишь когда я увидел пустую корзину, то понял всю свою вину… Раскаяние охватило меня, но что значит раскаяние, когда все проглочено?!