Лукницкий Сергей. Начало Водолея

   Однажды Марат Салтанович, решив устроить себе передышку, вспомнил, что существует на свете искусство, которым он, как нормальный человек, должен наслаждаться, а как руководитель обязан его поддерживать, и отправился в театр.
   Он настолько за последнее время втянулся в строительство, что все первое действие рассматривал театр с этой точки зрения: отметил, что имеется в наличии трещина на стене, что пора вообще обновлять театральное здание. "Тьфу, - энергично отплюнулся он, - проклятая стройка..."
   И поглядел на сцену.
   "О, аллах! - порадовался он, увидев на сцене прелестное, совершенно неуклюжее создание и немедленно ощутив всплеск неподдельного, животного желания, которое считал последние годы более себе не свойственным. О чем нередко сожалел. Неуклюжесть была от хорошо усвоенных уроков актерского мастерства. Но ему она показалась естественной, неподдельной. Ответом на это могло быть только такое же естественное движение души. И тут он счел обязательным немедленно остановить спектакль, разогнать зрителей и потребовать девочку к себе.
   Театральное училище внушило девочке неоправданно высокое мнение о себе, и его "визирям" пришлось убалтывать ее почти полчаса, за которые нетерпение его усилилось до болезненных размеров, и стали приходить в голову изощренные эротические фантазии. Почему-то он вспомнил кусок из ходившего в списках произведения Фазиля Искандера, название не запомнилось, но очень смешное. Хотя и только для своих: "... это даже лучше, чем пить коньяк из пупка любимой", и ему захотелось выпить шампанское из ее груди. Домашний доктор при помощи обыкновенного шприца наполнил сей не вполне традиционный сосуд. Но удовольствие оказалось ниже среднего: во первых, вышел весь газ, а во-вторых, Марат Салтанович вспомнил, что у него уже был предшественник некто с фамилией, первой части не вспомнил, а вторая - Худоев. Да и девочка пищала и надоела быстро.
   ...А наркотики, которые он получил в запаянном цинковом гробу из Афганистана с помощью уже других импортных знакомцев, с которыми дружба стала активно поощряться...
   По реализации их ему было уготовано хорошее место Советника Посольства в Иране. Марат Салтанович с детства хорошо владел фарси.
   Поначалу ему это показалось выгодным для того, чтобы избавиться от пока лежащей мертвым грузом валюты, но что-то его останавливало. Он ждал случая. И такой случай представился во время командировки в Италию, когда можно было быть совершенно уверенным, что предприятие удастся. Это было уже в бытность его в должности начальника управления МВД, когда все его следы были заметены, и даже его личное дело в кадрах лежало в сейфе под грифом "Секретно" и кому попало, не выдавалось.
   Оглянувшись и увидев перестройку, а это было, когда он получил уже чин генерала, Марат Салтанович понимал, что наступает время интеллигенции. Поэтому, чудесным образом оказавшись на должности начальника управления МВД, решил он это свое понимание использовать должным образом. Окружив себя деятелями культуры и искусства. И к ним он всегда тянулся. Да не было времени. Конечно, далеко не все деятели жаждали подружиться с генералом МВД, но, к сожалению, действительность такова. Что порой такое знакомство бывает весьма и весьма кстати, и даже не в тех случаях, когда нарушен закон, а так, для удобства жизни. Бесконечные распри с автоинспекцией и лично с ее начальником, невозможность достояться в очереди в ОВИРе, острое желание зарегистрировать купленное ружье с красивым прикладом, хамство участкового, насущная необходимость поставить квартиру на охрану, в конце концов, купить сигарет в генеральском буфете или провести телефон на дачу писателя - все это давало возможность Марату Салтановичу считаться другом интеллигенции. Взамен он получал также некоторые услуги. Марат Салтанович любил посидеть в ресторане Центрального Дома литераторов, всегда имел билеты в театр, был приглашаем на вернисажи и выставки, и особо доверенным своим друзьям от искусства он иногда вручал удостоверения внештатного сотрудника МВД...
   Внештатниками этой категории лиц ведал Пресс-центр. Поэтому Нестеров не поленился подняться на десятый этаж и зашел полюбопытствовать об одном деле. Вознамерившись проверить начинающую зарождаться в нем версию. Рассмотрев десятки столбцов с фамилиями деятелей культуры и поразившись: сколько известнейших людей нештатно сотрудничает с бывшим НКВД, Нестеров спросил у сотрудника, по какому принципу производится аккредитация этих лиц.
   Против некоторых фамилий стояли номера, похожие на порядковые номера управлений.
   Нестеров сделал предложение.
   Сотрудник подтвердил.
   Тогда Нестеров спросил прямо, кто из данных лиц рекомендован Пресс-центру генералом Джураповым. Узнав пять фамилий и отбросив три из них, как принадлежащие лицам. Заведомо не могущим ему пригодиться в данном деле, Нестеров записал две оставшиеся в свой блокнотик, хотя мог бы и не делать этого, ибо фамилии эти принадлежали людям известным и вряд ли бы он их забыл. Оба писателя, Иван Дудочкин и Димир Савицкий, фамилии которых записал Нестеров, жили в Переделкине.
   Теперь Нестерову предстояло узнать, который из них предоставляет свой кров беглому генералу.
   Глава 11. Вести из Переделкина
   В результате длительного изучения пробле
   мы НЛО комиссия Академия наук пришла к
   заключению, что инопланетное происхождение
   НЛО - приманка, маскировка, а истинный смысл
   и цель феномена заключается в следующем.
   На эту приманку идут те, кто возлагает надежды
   на помощь вырождающемуся человечеству со
   стороны высшего космического разума.
   НЛО - своеобразная внекультовая религия.
   Данными о том, что внеземные космические
   корабли используются где-либо в качестве объ
   ектов изучения, АН СССР не располагает.
   (Из газет)
   Степень секретности 0.0001
   Спецдонесение "Выстрел"
   1. Во исполнение данных мне полномочий сообщаю:
   В последнее время в советской печати был создан такой культ Сталина, который не был ему создан при жизни. Не было ни одной самой маленькой и непрезентабельной газеты, которая бы не считала своим долгом рассказать о феномене преступника, некогда стоящего во главе государства.
   Имеется также информация, прошедшая не без нашего участия через печать, о зажиточной жизни страны в период культа личности. В частности, нами проецирован информационный кейч о снижении цен на продукты в послевоенный период.
   Результат. Около семи миллионов взрослого населения страны уже сегодня готовы поддержать приход диктатора в качестве последнего средства избавления от экономической блокады.
   Если это неизбежно, то, полагаю, таким диктатором должен быть человек западной культуры. Предлагаю свою кандидатуру.
   2. Прошу указаний о ликвидации Джурапова. Вскрылись его прошлые контакты. В частности, следствием по его делу установлено, что Джурапов причастен к транспортировке оружия из Афганистана в СССР, а также наркотиков.
   В одном из донесений сообщалось, что его группа использовала для транспортировки цинковые гробы (груз 200) погибших в афганской войне советских солдат, которые, как известно, не вскрывались таможенными службами.
   3. Сообщаю, что дальнейшее мое пребывание в СССР в период с 14 по 26 августа нежелательно.
   42-97/РН Джей
   Глава 12. Выход из детектива
   Я, прокурор района, старший советник юсти
   ции О***, установил, что во дворе
   дома No 40 по Ленинскому проспекту произош
   ло возгорание автомобиля "Нива". Как показа
   ла предварительная проверка, возгорание про
   изошло вследствие поджога.
   По материалам проверки возбуждено уголов
   ное дело.
   Прокурор района
   Несмотря на то, что Нестеров горел на работе, расследование продвигалось чрезвычайно туго. Уже прокурор, осуществляющий надзор за действиями Нестерова. Сказал ему:
   - Не узнаю тебя, Николай Константинович!
   А Нестеров был спокоен и совершенно уверен в себе. От жены с дальних Памирских гор, естественно, на имя друга семьи, пришла телеграмма, из которой явствовало, что с ней и детьми все в порядке, что живут они - его самые родные трое - в уютном и милом домике в самом сердце Памира и что у южных окон домика ревет и пенится Пяндж, а с другой - такой красивый горный массив, что Анна Михайловна не выдержала и рассказала своей дочери, как она здесь выходила замуж за папу.
   Нестеров был очень доволен такой весточкой.
   А пришла эта телеграмма на имя Нашего Героя не только потому, что он был единственным его другом и Нестеров мог во всех случаях жизни на него положиться, но и потому еще, что особым образом развивались события после отправки его жены и детей на Памир.
   О том, что семья полковника уезжает, знал еще только один человек водитель служебной машины. Но, несмотря на совместный обед и взаимную симпатию, Нестеров осторожничал и на обратном из аэропорта пути, между прочим, сказал, что отправил их только что в Анапу. Поэтому Николай Константинович очень огорчился, когда через пару дней в доверительном разговоре с генералом Джураповым прозвучала генеральская псевдоосведомленность о том, где находится семья Николая Константиновича.
   Генерал прокололся.
   А Николай Константинович вынужден был ездить теперь на казенной машине только по незначительным делам, держа язык за зубами, при этом думая. Когда же он наконец отремонтирует свою.
   Вот именно в это время он и вспомнил о своем друге, красная "Нива" которого была еще почти в полном порядке. Наш Герой любил возить Нестерова и не отказывал ему никогда в этих добрых услугах. Но однажды, когда Нестеров в очередной раз позвонил своему другу, тот, подойдя к телефону, засмеялся каким-то нервным смешком, а на просьбу Нестерова покатать его по Москве заявил, что он с "лягавкой" порвал, отчего Нестеров подумал, что его друг пьян или сошел с ума, и немедленно приехал к нему домой.
   Он успел как раз вовремя.
   Войдя во двор, он увидел удивительную картину: две пожарные машины уже закончили свое дело, но "Нивы" не было. Вместо нее стоял скособоченный обгорелый остов, рядом с которым два работника милиции о чем-то расспрашивали писателя. Видя, что его друг возбужден, Нестеров подошел ближе и взял его за локоть. Он не произнес слов утешения, но зато по всей форме представился работником милиции, и те постарались побыстрее свернуть формальности.
   Глава 13. Разговора не вышло
   Начальник управления Прокуратуры СССР,
   рассмотрев материалы уголовного дела в отно
   шении Джурапова М.С.
   у с т а н о в и л,
   что, находясь на свободе, Джурапов М.С.
   скрывался, фальсифицировал документы о со
   бственной смерти, дезинформировал следствен
   ные органы, вынудив их прекратить в отношении
   его уголовное преследование.
   Вследствие изложенного, постановляю: из
   брать гр. Джурапову М.С. меру пресечения
   заключение под стражу. Копию постановления
   направить начальнику спец. Изолятора No 2.
   В одно прекрасное весеннее утро полковник Нестеров появился пред светлыми очами генерал-лейтенанта с самым угрожающим видом. Он, по обыкновению, больше фрондерил, чем ругался, но генерал знал, что стоящий перед ним сотрудник имеет на это право. Нестеров доложил о завершении работы над делом по изнасилованию и убийству и остался у своего шефа еще на несколько минут для того, чтобы поговорить, что называется, по душам.
   - Есть проблемы, Нестеров? - сухо спросил генерал.
   - Да, конечно, - ответил Нестеров. - Но на этот раз не у вас, а у меня. У меня проблема, как я могу дальше работать в системе. Которая меня абсолютно не защищает ни от произвола, ни от предательства, ни от простой случайности. Представьте себе, что на моем месте работал бы другой, не столь хорошо знакомый с системой прокурорского надзора. Только за последний месяц, что я занимаюсь этими тремя томами, - Нестеров пихнул дело, - я вынужден был львиную долю сил и энергии тратить на обеспечение собственной безопасности и безопасности моей семьи, свидетелей, очевидцев. Всем что-то обещать, за каждого беспокоиться: будет ли он живым после того, как дал мне показания, или нет. А ведь это ваша задача. Мне так кажется. Я не знаю, доложили вам уже или нет, нет за время работы над этим делом, переданным мне по вашему личному указанию, в прокуратуру на меня поступило одиннадцать жалоб...
   Я за свой счет отправил семью подальше отсюда, я сорвал жену с работы, а дочь - из школы, наконец, я не мог быть уверен ни в ком во время этой работы, включая моего непосредственного шефа Джурапова. А ведь вы знаете: ни один капитан не выйдет в море. Если опасается бунта на корабле. У нас же капитану приказывают выйти в море и геройски погибнуть... У моего друга сгорела машина. А ведь это единственный человек, на которого я по-настоящему мог положиться. И сгорела она потому, что, видимо, силы, противоборствующие нам, сильнее нас. Чего-то я не успел учесть, просчитать, предвидеть.
   На каждое свое действие я получил явственное противодействие со стороны этих сил и до сих пор не уверен в том, что мне простят тот факт, что я доказал пусть косвенную, но все же причастность Джурапова к этому страшному преступлению. Вам известно, конечно, чего мне стоило получить в управлении кадров анкету нашего генерала. Бывшего теперь уже генерала (он, видите ли, уволился по состоянию здоровья с генеральской пенсией). Я хотел взять ее с одной только целью, чтобы проверить предположение, что брат его жены и есть владелец того самого "Мерседеса", с помощью которого совершено убийство. Я доказал также, что в "Мерседесе" сидели трое парней: сын Джурапова, племянник Джурапова и их приятель. Однако уже сегодня у меня есть сведения, что приятеля к уголовной ответственности привлекать не будут. В одном из листов дела он указал должность его отца. Кто распоряжается законностью в нашей с вами многострадальной стране?
   Генерал-лейтенант поморщился. Нестеров продолжал расхаживать по комнате и декламировать. Генерал не предложил ему присесть, потому что знал: Нестеров все равно не сядет. Да и разговор мало походил на светскую беседу. А Нестеров между тем продолжал:
   - Я требую выделить в отдельное производство материалы по уничтожению личной собственности, а именно автомобиля "Нива", моего друга. Более того, я бы требовал и возместил ему ущерб. Но, на наше с вами счастье, машина была застрахована. Таким образом, чтобы быть в этом вопросе корректным до конца, мне бы очень хотелось, чтобы вы выступили с ходатайством о разрешении ему на покупку нового автомобиля.
   Генерал кивнул. Нестеров, ободренный его молчаливым согласием, перевел разговор непосредственно на дело:
   - Кстати сказать, товарищ генерал-лейтенант, а вам известно, где находится сейчас моя семья?
   - Да, известно, - тихо сказал генерал. - Она на Памире. Но Джурапов считал, что она в Анапе.
   Нестеров сделал паузу.
   - Обидно, - сказал он. - Когда же, наконец придут красные?
   - Они уже здесь, - сказал генерал. - А мы с тобой?
   Нестеров через силу улыбнулся.
   - Маловато будет, - сказал Нестеров, - особенно если учесть тот факт, что следователя, который начинал это дело, убили головорезы с Востока, равно как и подожженная машина тоже дело их рук. Я позволил себе, за свой счет, заметьте, потому что никак не мог просчитать, шофер ли Володя или кассирша Маша слишком активничают, сообщают вам и Джурапову о том, что я эвакуировал семью, - слетать на Восток. У меня масса интересных наблюдений по поводу вашего бывшего заместителя. Я убежден в том, что даже то, чем я располагаю, вполне достаточно для того, чтобы посадить его за решетку. И я готов сделать это. Но не положено - это в компетенции других органов.
   Генерал молча встал, прошел по кабинету, сошел с ковровой дорожки, сделал шаг в сторону и открыл сейф, откуда достал толстую папку в коричневом переплете, и сказал:
   - Эта папка годится теперь разве что для вашего друга-сочинителя, хотя в ней в самом деле достаточно материалов, чтобы посадить не только Джурапова, но и многих из тех, кто ему потворствовал, в том числе и других сотрудников нашего главка. Но, к сожалению, в отношении Джурапова это уже невозможно.
   - Почему? - встрепенулся Нестеров. - Его что, выбрали депутатом Верховного Совета?
   - Потому что он умер, - сказал генерал. - Сегодня утром позвонила его жена.
   - В таком случае, - сказал Нестеров, - зачем же я столько рисковал?
   - Но ведь тебе за это деньги платят, - сказал генерал.
   Нестеров не нашел что ответить и тоже принялся прохаживаться по ковровой дорожке.
   - Болтать много разрешили, - сказал Нестеров, - и это прекрасно, но, вместо того чтобы болтать по делу, мы с какой-то особенной гордостью и сладострастием говорим о нашей нищете, расхлябанности, никчемности. Лень и пьянство уже стали выдаваться за русский характер... Никто не мешает жить вам в дружбе с Западом, но не получится ли так, как в коммуналке с богатым соседом? Еще, чего доброго, этот сосед приватизирует нашу комнату за бутылку.
   Минуту он ходил, размышляя, после чего сказал:
   - Вы не могли бы распорядиться, чтобы мне передали для ознакомления личное дело Джурапова? Ну и, конечно, вот эту папочку, которую вы мне сейчас продемонстрировали.
   - Ты хочешь скомпрометировать покойника? - прищурился генерал. - Забыл, что ли, римское право: "О мертвых ничего, кроме хорошего"?
   - Если так, то мы не сумеем воспитать живых, - сказал Нестеров, - и красные в моем представлении - справедливые, а не те, которые стоят под этим флагом. Мне просто нравится этот цвет. Вы знаете, в магазине "Ядран" иногда продается красная посуда. На ней вкуснее есть даже пельмени...
   - Кадровые вопросы в ведении заместителя министра, ты это прекрасно знаешь, - сказал генерал, не обратив внимания на "посуду".
   - Ну, так позвоните ему!
   - И что я скажу?
   Нестеров на секунду задумался.
   - Два варианта, - сказал он. - Первый: если заместитель министра по кадрам, как бывший партийный работник, ничего не понимает в нашем деле, то это прискорбно, конечно, но это-то нам и поможет, поскольку он наверняка не в курсе того, что в природе имеется вот эта коричневая папочка. Ведь Джурапов уволился по состоянию здоровья. А раз так, то вы всегда можете ему сказать, что мы хотим написать достойный некролог в журнал "Советская милиция". И, чтобы не напутать ордена и регалии, вы просите дать вам это дело на часок, Скажите, что один из ваших сотрудников, а именно Нестеров, сейчас же съездит за его делом на лифте.
   - А если он все же в курсе? - спросил генерал-лейтенант.
   - Ну, в таком случае, - сказал Нестеров, - все еще проще, ибо вы-то имеете право ознакомиться с делом негодяя, чтобы впредь не допускать людей подобного рода в свое управление.
   На этом и порешили. Генерал снял трубку АТС-1. А через полчаса довольный Нестеров, сидя в его кабинете, уже листал личное дело недавно скончавшегося ответственного работника.
   - Кстати, отчего он умер? - спросил Нестеров генерала.
   - Мне неудобно было спрашивать подробности, но она сказала, что сердце.
   - Удивительно, что у него не отказало сердце, когда его сын насиловал девчонку, - пробурчал себе под нос Нестеров. А вслух сказал: - Знаете, Вячеслав Кириллович, ведь родители этой девочки тоже не красные, в том смысле этого слова, как его понимаем мы. К ним ездил Джурапов домой. Привез им по путевке в Пицунду, повесил на стену ковер с верблюдами, отвалил золотишка и попросил не вякать.
   - Ну и что?
   - Они и не вякали. В деле нет даже заявления родителей потерпевшей.
   Генерал налил себе из графина воды, а Нестеров в этот момент отключился, потому что только что произнесенная им цифра пятьдесят тысяч показалось ему легкомысленной. Но именно она натолкнула полковника при прочтении документа, касающегося прошлогоднего выезда Джурапова в Италию, в служебную командировку для встречи с руководством сыскной полиции этой темпераментной страны, на еще не оформившуюся даже в сознании мысль.
   Но он уже встал, без разрешения подошел к аппарату ВЧ, взял трубку и набрал четыре только ему одному ведомые цифры.
   - Старик, - сказал он в трубку, не поздоровавшись, - а когда наши генералы ездят за границу, вы их обыскиваете на таможне?
   Генерал-лейтенант смотрел на своего подчиненного почти восторженно. А Нестеров в это время уже поговорил и, выпучив глаза, уставился на генерала.
   С минуту длилось их молчание.
   - Все, что в этой вашей папочке, - медленно сказал Нестеров, чеканя каждое слово, - а здесь немало, судя по отголоскам дел наших восточных коллег, - все уже находится в Италии, той самой, где Джурапов, быть может, учил итальянскую мафию приемам, ей доселе не ведомым, и, вероятно, в твердой валюте покоится в каком-нибудь одном из частных банков в красивом сейфе. Думаю, что в том, который дает большие проценты. Как открывать его будете? хитро прищурившись, спросил Нестеров генерала. - Ведь в том сейфе лежат наши с вами деньги, красных - справедливых и честных, а по закону Италии открыть такой сейф может только воскресший покойник или его наследники. Кстати, позвоните в ОВИР, может, на наше счастье, семья Джураповых как раз теперь оформляется в туристическую поездку, вдруг в Италию? Во всяком случае, магнитофоны и видики они уже распродали. Более того, чтобы не портить отношения со страной, имеющей твердую валюту, мы и Диму Джурапова выпустили из тюрьмы потому, что оттуда, из-за рубежа, его легче будет представить как пострадавшего борца за права человека. Вот довели Россию, что в ней даже кони перестали валяться...
   - Я устал, Вячеслав Кириллович, - сказал Нестеров без паузы. - Я хочу спать. Дайте мне трое суток на разграбление города. А во сне я подумаю, стоит ли мне продолжать носить милицейскую форму. За двадцать лет работы я вернул государству миллиарды рублей. Я имею право хотеть бутылку водки выпить?
   И побрел к выходу, не дожидаясь ответа. Не получилось разговора с генералом. И поэтому Нестеров до времени не стал огорчать его тем, что ребята из соответствующего отдела уже сообщили ему, что слухи о смерти Джурапова были несколько преувеличены.
   Но генерал окликнул его:
   - Ты знаешь офицера Гнеушева?
   - Нестеров задумался?
   - ...в этой коричневой папочке Джурапова мне попадалась его фамилия.
   Глава 14. Воспоминание
   Заместитель Генерального прокурора СССР,
   рассмотрев уголовное дело Джурапова М.С.,
   обвиняемого в преступлении, предусмотренном
   УК РСФСР, и ознакомившись с материалами
   следствия, постановил: передать дело в произ
   водство следователю госбезопасности.
   Наш Герой любил в себе ту долю преувеличенной, подчеркнутой галантности, которая всегда давала возможность притвориться перед самим собой, так. Чтобы при случае он всегда смог бы от нее отпереться. Хотя, как и все люди, использующие этот способ защиты от жизни, в душе он был нежен до сентиментальности. Сознавал это и даже со словом "сентиментальность" боролся тем же способом: разложил его на два "квазииностранных" слова - "сенти" и "ментальность" (причем "ментальность" - не от слова "мент") и решил, что это означает просто "сто способов думанья", а это означало, что по крайней мере сто женщин будут знакомы со ста разными нашими героями.
   Он поймал себя на том, что, гуляя, перекусывая, бреясь, прочитывает про себя своим изумительным баритоном письмо, которое он сегодня твердо сам себе обещал написать и отправить. Пора было излечиваться.
   Вся легкая и ехидная болтовня, звучавшая в его мозгу, все изящнейшие построения - письма, вид литературы, должны иметь чуткую структуру, таково было его убеждение, он не отступал от него, - в конечном счете приняли форму мальчишеского вопля, ибо даже циник и скептики когда-нибудь да расплачиваются настоящей болью.
   "Моя дорогая девочка!
   Как мне жаль, что ты так хорошо знаешь русский язык. Это значит, что мне не удастся утаить от тебя ни одного оттенка боли, которую я испытываю оттого, что ты не со мной. Ты, созданная, чтобы приносить радость, огорчишься, а я сейчас, мне кажется, забросил бы все, что до сих пор составляло смысл моей жизни, чтобы ты все время улыбалась, и если бы мое отсутствие заставляло тебя плакать - не уходил бы, даже чтобы нарвать для тебя твоего любимого чертополоха. Видишь, я помню даже такую мелочь, что в букетах ты радовалась именно этим колючим снаружи, но бесконечно нежным внутри цветам. Все-таки цветам. Я сам знаю, что пишу вздор. Ну почему, скажи мне, то, что начиналось так неисправимо телесно, закончилось такой мучительной тягой души? Ну почему мы так мало говорили? Сейчас я вспоминал бы наши разговоры, может быть, нашел бы какую-нибудь зацепку для спора с тобой, разозлился и постепенно забыл. Ну, скажи мне какую-нибудь глупость, отпусти, я не могу без тебя. Я и сам знаю, что я смешон. Как я завидую Каролинке, что она имеет право целовать тебя бесконечно.
   Ужасно тебя люблю!
   Очень связно написал, не правда ли?"
   И очередной вариант содержательного послания полетел в коробку из-под когда-то купленного пылесоса, заменившую корзину для бумаг, ставшую слишком тесной, ибо никогда еще Наш Герой не изводил столь дефицитной бумаги на черновики.
   Мамочка Нашего Героя гладила его по волосам и не уставала знакомить его с экстраочаровательными дамами, которые принуждены были выполнять роль того самого клина, который, как известно, легко выбивается им же подобным.
   Глава 15. Место для мужа
   В последнее время докатились до последней
   степени оголтелости. Как в свое время Ленина