Сергей Васильевич Лукьяненко


 

Дверь во тьму




Часть первая. КРЫЛАТЫЕ





1. Солнечный котенок


   Все случилось из-за того, что я заболел.
   Было уже два часа дня, а я лежал в постели и листал сто раз перечитанного "Питера Пэна". Компресс, который мама утром повязала мне на шею, я давно снял и забросил в угол. Абсолютно не понимаю — чем может помочь от кашля смоченная водкой вата? С мамой я, конечно, не спорю, но после ее ухода начинаю лечиться по-своему, то есть лежать с книжкой и ждать, когда болезням надоест такое скучное времяпровождение. Обычно помогает — хоть и не сразу, а дня через два-три. Хорошо еще, что на улице было очень неуютно — то на минуту выглянет солнце, то зарядит мелкий противный дождик. Правда, в комнату солнце не заглядывало — так уж неудачно стоит наш дом, что новенькие девятиэтажки закрывают его со всех сторон. "В такой квартире только грибы выращивать", — говорил папа, когда он еще жил с нами.
   Я опустил книжку на пол рядом с кроватью и лег на спину. Наверное, закрой я сейчас глаза, ничего бы так и не случилось. Но я лежал, глядя в потолок и слушая тиканье часов в прихожей.
   А через стекло прыгнул в комнату солнечный зайчик. Маленький, с ладошку размером, но удивительно яркий. Словно окно было открыто, а на улице светило жаркое летнее солнце. Наверное, кто-то забавлялся с зеркалом на балконе дома напротив.
   Зайчик проплыл по потолку, сполз на стену, заставил блеснуть вазу на комоде и остановился, чуть подрагивая, на спинке кровати.
   — Не уходи, — зачем-то сказал я, понимая, что сейчас зеркало дрогнет, и солнечный зайчик навсегда выскочит из моей комнаты. — Останься…
   Вот тогда все и началось.
   Солнечный зайчик оторвался от кровати и поплыл по воздуху. Вначале я даже не понял, что такого не бывает. И лишь когда висящее в воздухе плоское пятнышко света стало раздуваться, превращаясь в пушистый оранжевый шарик, я понял — случилось чудо.
   Из оранжевого светящегося меха вытянулись четыре лапки, потом хвост и голова. Моргнули и уставились на меня зеленые кошачьи глаза. Да и вообще, зайчик этот больше всего походил на котенка. Вот только он висел в воздухе, светился и казался невесомым как пух — дунешь и улетит.
   — Привет, — мурлыкнул котенок. — Спасибо за приглашение.
   Я закрыл на секунду глаза, но когда вновь посмотрел на котенка, он никуда не исчез. Даже подлетел поближе.
   — Я в сказки не верю, — самому себе сказал я. — Я уже большой.
   — Ну, по сравнению с девочкой, которая держала Настоящее зеркало, ты довольно большой, — невозмутимо заявил котенок и опустился на одеяло. Я скосил глаза — не повалит ли дым, но все было в порядке. Животом я чувствовал тепло, но не сильное. А котенок склонил голову и добавил: — Но совсем взрослым тебя тоже не назовешь. Тебе сколько? Десять лет есть?
   — Четырнадцать будет, — как-то неожиданно успокоившись от делового вопроса, ответил я. — Ты кто?
   — Солнечный зайчик, — с любопытством осматривая себя, ответил котенок — Да, ну и внешность… Похож?
   — На кого?
   — На зайчика.
   — Скорее на котенка.
   — Немногим лучше, — грустно заявил Котенок и потянулся. А я ничего лучшего не нашел, чем повторить:
   — Ты кто?
   — Но мы же уже пришли к единому мнению! — с неожиданной обидой заявил Котенок. — Солнечный зайчик, точнее — котенок, потому что на него я похож куда больше! Что тут непонятного?
   Я даже растерялся. Ну да, маленький зеленый зверек, который ест камни, — это просто маленькая зеленая камнеежка. Знаем, слыхали. А солнечный зайчик — это солнечный котенок, потому что на зайчика он никак не похож.
   — Так что же, любой зайчик может ожить, если его позвать? — осторожно спросил я. Мне почему-то казалось, что Котенок на такой вопрос снова обидится. Но тот лишь гордо покачал головой:
   — Вот еще! Любой! Только Настоящий свет, отраженный Настоящим зеркалом, может ожить.
   — А что такое… — начал я. Но Котенок конца вопроса дожидаться не стал. Он вскочил и, прохаживаясь по одеялу, принялся объяснять:
   — Настоящий свет — это солнечный свет. Но не всякий, а только тот, когда лишь один лучик из тысячи тысяч может пробиться к земле. Он бывает на рассвете или на закате… — Котенок посмотрел в окно и брезгливо поморщился. — Ну, или в такую погоду. А Настоящее зеркало — это… — Он замолчал. Снова открыл рот и виновато потер лапкой голову. — Не знаю. Мне ведь и пяти минут еще нет, а с зеркалом я познакомился очень ненадолго. Настоящее зеркало… ну, это зеркало, которое отражает суть вещей. Они очень редко встречаются. В таком зеркале человек отражается таким, какой он на самом деле, а вещи — такими, какие они должны быть. Поэтому Настоящие зеркала часто разбивают, — неожиданно закончил Котенок. — Вот. Что знал, то рассказал.
   Он легко спрыгнул с одеяла и спланировал на пол. Подбежал к окну, задрал мордочку и грустно произнес:
   — Ну вот, солнышка уже нет. Так я и знал.
   Оранжевая шерстка Котенка светилась мягким теплым огнем. Нельзя сказать чтоб очень уж ослепительным, но почему-то в этом свете все было видно удивительно отчетливо. Под батареей я увидел закатившуюся туда невесть когда монетку, а на паласе ярко высветилось пятно от пролитого давным-давно чая. И в этот миг я наконец понял, что все это происходит по-настоящему. Я лежу в постели и разговариваю с Солнечным котенком, появившимся из Настоящего света и Настоящего зеркала.
   — Так ты волшебный? — тихо, словно стесняясь самого себя, спросил я. И Котенок эту интонацию почувствовал:
   — "Я большой, в сказки не верю", — передразнил он. — Да! Волшебный. Если хочешь, я, конечно, наплету чего-нибудь про фотоны и магнитные поля. Только учти, я в них не верю.
   Меня его насмешка немного задела.
   — А что ты умеешь? — спросил я. — Мяукать умеешь?
   — Может, еще и мышей ловить? — Котенок аж подпрыгнул от возмущения и снова повис в воздухе. — Умею! Мяу! Похоже?
   — Не очень, — признался я. — Но ты же волшебный, ты должен делать чудеса.
   — Я сам по себе чудо, — сказал Котенок и демонстративно отвернулся.
   Откинув одеяло, я опустил ноги на пол. Мне захотелось погладить Котенка, а может, даже извиниться перед ним, чтобы он не обиделся вконец и не убежал. Но тут я неожиданно закашлялся, и очень сильно.
   — Болеешь? — не поворачиваясь, спросил Котенок.
   — Угу.
   — Ложись.
   Котенок подлетел ко мне и вдруг оказался прямо у меня на шее, я даже испугался от неожиданности.
   — Ложись, кому сказано, — строго повторил Котенок. — И не бойся, не укушу, простуженных мальчишек я не ем.
   Каким образом он на мне держался, не знаю. Когти, если они у него были, Котенок не выпускал. Может, просто парил в воздухе прямо передо мной? Я послушно лег, и он сразу же устроился у меня на шее, положив голову мне на подбородок.
   — Это зачем? — тихонько, чтобы Котенок не свалился, спросил я.
   — Лечить тебя буду. Тепло?
   — Да.
   — Тогда лежи смирно. Станет жарко — скажешь.
   Но жарко мне не было, только тепло. Я так и сказал. А Котенок полежал минуту, потом спрыгнул на пол и заявил:
   — Ну вот и все.
   — Хочешь сказать, я поправился?
   Он кивнул. Выглядел кивающий котенок очень забавно, но светящаяся как огонь шерстка заставляла относиться к нему серьезно.
   — Но я ничего не чувствую! Только горло не першит…
   — А что ты должен чувствовать? — вдруг завелся Котенок. — Ты же был только простужен! Здоровый парень, раскашлялся чуть-чуть — и сразу в постель!
   Я хотел ответить, что в постель меня уложила мама, но передумал. В конце концов, мама давно ушла на работу… Интересно, а как она отнесется к говорящему и светящемуся котенку? Не испугается?
   — А что ты еще умеешь? — спросил я.
   — Не знаю, — признался он. — Я еще маленький.
   — А потом вырастешь?
   — Вряд ли, — сразу поскучнел Котенок. — Настоящий свет — штука редкая, а мне, чтобы вырасти, нужен именно он. О! Знаешь, что я умею? Находить всякие потерянные вещи вроде пуговиц и монеток! Во мне же Настоящий свет, от него ничто не спрячется!
   — Здорово, — не очень уверенно сказал я. И не удержался, протянул руку к Котенку и погладил. Он оказался не слишком горячим, чуть теплее самого обычного котенка. Когда-то у меня был кот, но потом мама заставила его отдать. У нее вдруг появилась аллергия на кошек.
   Котенок сделал вид, что даже не заметил моего прикосновения. Но, кажется, это ему понравилось.
   — Еще я умею… — начал Котенок, — умею… Умею находить двери.
   Я засмеялся. Мне стало так весело — то ли от хвастливого, но самокритичного волшебного Котенка, то ли от того, что горло больше не болело.
   — Дверь я и сам могу найти! А если бы у меня волосы светились, так и в темноте бы находил.
   — Глупый, — снисходительно глянул Котенок. — Я и вовсе не про обычные двери. Я умею находить Потаенные двери.
   В тот миг я конечно же не понял, о каких дверях идет речь. Но почувствовал легкую дрожь, словно по комнате пробежала волна холодного воздуха.
   — Что это — Потаенные двери? — почему-то шепотом спросил я. И Котенок, тоже очень тихо, ответил:
   — Потаенные двери ведут из мира в мир. Обычно люди их не видят, хотя иногда сами же и строят.
   Из мира в мир? Ничего себе…
   — А где они? — еще тише спросил я.
   — Да где угодно, — храбро заявил Котенок. — У тебя в комнате тоже наверняка есть. Сейчас поглядим.
   И он побежал вдоль стены.
   Когда Котенок приблизился к ней, произошла удивительная вещь. Вначале я увидел три слоя обоев вдруг сквозь друга. И если второй слой я помнил — мы клеили эти обои, когда переехали из старой квартиры, то третий явно остался от прежних хозяев. Под ними еще были газеты, даже названий которых я не знал. Дальше — кирпич.
   А Котенок бежал вдоль стены, и я увидел под кирпичами некрашеную деревянную дверь!
   — Стой! — крикнул я, но Котенок не остановился. Лишь фыркнул и пробормотал:
   — Вот еще, за такой дверью ничего веселого быть не может…
   Следующую дверь Котенок нашел в углу. Она была металлическая, серая, с маленьким штурвальчиком вместо ручки, как на сейфах. Здесь Котенок на секунду замер, потом хмуро предположил:
   — Там, наверное, всякие фотоны-протоны и магнитные поля… Поищем еще.
   — Поищем, — согласился я. Мной овладел азарт. Я шел следом за Солнечным котенком, и ноги обдавало его теплом. Здорово! Особенно когда ты босиком и тебе совсем не хочется, только поправившись, сразу же снова заболеть.
   — Во! — радостно пискнул Котенок. — Шик, правда?
   Дверь действительно была красивая. Из черного дерева, с резными узорами, огромной бронзовой ручкой, немного выпирающей из обоев. Удивительно, чего только не увидишь в Настоящем свете!
   — Заглянем? — предложил Котенок.
   Вот сейчас я удивился по-настоящему.
   — А можно?
   — Разумеется. То, что ты видишь в Настоящем свете, всегда открыто для тебя.
   Я с сомнением пожал плечами. Посмотрел на себя — трусы, майка и больше ничего. Даже тапочки не надел. А если за дверью — какой-нибудь дворец, где начинается бал? Буду потом оправдываться: "Ну вы нашли место чаи распивать!"
   — Знаешь, я оденусь, — нерешительно сказал я. И Котенок мою нерешительность заметил.
   — Глупый! — закричал он. — Думаешь, легко высвечивать Потаенные двери? Я же маленький! У меня сил надолго не хватит!
   И я не удержался. Да и кто на моем месте стал бы спорить?
   — Как открыть?
   — Посмотри на ручку, — прошептал Котенок. Похоже, ему и вправду было трудно. — Посмотри так, чтобы увидеть ее четко-четко. А потом берись и открывай.
   Я всмотрелся в ручку. Вначале она была чуть туманной, словно под матовым стеклом. А потом я увидел ее очень ясно. Бронза была шершавая, грубая, лишь по краям гладкая, будто отполированная множеством касаний. Неужели когда-то эту дверь открывали? Я протянул руку и почувствовал холод металла.
   — Быстрее, — жалобно произнес Котенок. И я потянул дверь на себя.
   Она была тяжелая, очень тяжелая. Словно петли закаменели от времени или не хотели пробуждаться от долгого сна. Но я тянул, и дверь медленно пошла на меня. Сквозь кирпич, и старые газеты, и три слоя обоев. Но я уже ничему не удивлялся.
   Нас обдало прохладным ветром. Тихо шумели деревья. И еще было темно. Хорошо хоть, что никакого дворца там не оказалось.
   — Ночь, — разочарованно сказал Котенок. — Даже звезд не видно, а жаль. Звездный свет — всегда Настоящий.
   Но через мгновение он воспрял духом.
   — Ничего. Ночью мой Настоящий свет всегда может пригодиться.
   И он храбро перепрыгнул через мою ногу — за дверь.
   — Осторожно! — крикнул я.
   Светящееся пятнышко мелькало уже в метрах десяти.
   — Ерунда! Что может случиться с Солнечным котенком? Даже ночью? Пойдем, здесь трава!
   Я переступил порог. И почувствовал под ногами теплую траву. Здесь-то точно не осень. Лето или весна…
   — Котенок! — позвал я и пошел в темноту. Не грохнуться бы… — Котенок!
   Светящееся пятнышко метнулось ко мне.
   — Дверь! Глупый мальчишка!
   Я обернулся и увидел, как медленно закрывается в темноте светлый проем. Бросился назад, но руки уткнулись в камень. Я едва не рассадил лоб о скалу.
   Сразу стало страшно.
   — Самый глупый в мире мальчишка, — прыгал под ногами Котенок, — что ты наделал?! Дверь закрылась!
   — Вижу, что закрылась! — заорал я. — Так высвети ее! Откроем!
   Котенок ответил не сразу.
   — Я попробую…
   Он подошел к камню вплотную, и я увидел, как сквозь серую тень проступают очертания двери из черного дерева. Еще я понял, что скала, в которой замурована дверь, огромна. Это даже не просто скала, а часть горы. Но вот дверь, как я на нее ни смотрел, не становилась четкой. И пальцы натыкались только на камень, а не на бронзовую ручку.
   — Не получается, — виновато сказал я.
   — Сам понял, — тихо ответил Котенок. — Сквозь камень трудно видеть Потаенные двери. Это тебе не старые газеты. Разве что другую поискать… Три двери должны вести из мира в мир, это закон.
   — Так ты не можешь? — с подступающим ужасом спросил я. Искать теперь повсюду другие двери на Землю было глупо.
   Котенок молчал.
   — Говори! — завопил я. — Чего молчишь?
   — Не могу, — прошептал Котенок едва слышно. — Я маленький, я же предупреждал. И сил очень много потратил, когда открывал дверь в первый раз.
   — Эх ты, Солнечный котенок, — едва сдерживая слезы, сказал я и сел на траву у подножия скалы. В ногу больно впился острой камень, но я не обратил на это никакого внимания. Дверь в камне стала едва различима. — Может, камень обколоть?
   — Не знаю, поможет ли это, — печально сказал Котенок и прижался к моей ноге. Вся злость сразу куда-то улетучилась. — Ты тоже виноват, глупый мальчишка. Надо было следить за дверью.
   — Предупредил бы… И что ты меня все время зовешь глупым мальчишкой?
   — если ты уверен, то буду звать умным, — продолжал задираться Котенок.
   — У меня имя есть!
   — Ты же не представился.
   Минуту мы молчали, потом Котенок тихо спросил:
   — А как тебя зовут?
   — Данька.
   — Бывают имена и похуже, — философски заметил Котенок. — Ладно, не паникуй. Надо дождаться рассвета. Мне бы чуть-чуть Настоящего света — и я смогу высветить эту Потаенную дверь.
   — Правда?
   — без всякого сомнения, — поклялся Котенок. — Ты небось тоже на голодный желудок марафон не осилишь?
   — Да я и так не осилю, — признался я. — А откуда ты знаешь про марафон?
   — Прежде чем Настоящий свет отразился от Настоящего зеркала, я много чего успел увидеть.
   — А что то за зеркало? Откуда взялось?
   — Да не знаю я… Оно очень старое, его взяла маленькая девочка и стала пускать зайчики… Фу, слово-то какое глупое! Зайчики!.. А девочка и не подозревает, какая удивительная вещь у них в доме хранится.
   Я сидел рядом с Солнечным котенком и думал. О том, что во многих домах могут пылиться Настоящие зеркала, способные сотворить чудо. А мы проходим мимо, не догадываемся подставить их под утренний свет…
   — Котенок, а как узнать, Настоящее зеркало или нет?
   — Просто посмотреть в него. И захотеть увидеть себя таким, какой ты есть. Но люди боятся таких зеркал, предпочитают видеть свое отражение, а не суть. А некоторые уже и не умеют видеть, они способны только смотреть.
   — И в чем тут разница — видеть или смотреть?
   — Глупый, глупый Данька, — печально сказал Котенок. — Ты действительно еще маленький…
   Я обиделся и не стал переспрашивать. А Котенок повозился у моих ног, потом виновато спросил:
   — Не холодно?
   — нет.
   — Ты не обижайся, если я буду обзываться. На самом-то деле я во всем виноват. Расхвастался…
   — Да ладно. Дождемся рассвета и вернемся домой. Жаль только, ничего не увидели.
   — А что тут видеть, — сонно отозвался Котенок. — Маленькая долина между скалами. Сто метров на двести, не больше… Ручеек, пара деревьев и несколько валунов.
   — Откуда ты знаешь?
   — Вижу.
   — Так ведь темно!
   — Во мне Настоящий свет, — зевнув, напомнил Котенок. — Данька, давай спать…
   — Я не хочу.
   — Тогда помолчи, а я посплю…
   Вам когда-нибудь доводилось сидеть в полной темноте, держа на коленях спящего котенка? Да, именно в темноте, потому что когда Солнечный котенок уснул, шерстка его стала светиться не ярче неоновой лампочки в детском ночнике. Что бы вы в такой ситуации сделали?
   Точно. Вот и я тоже уснул.



2. Мы ждем рассвета


   Проснулся я от озноба. Котенок спал, и от него шло ровное тепло, но хватало его только на живот и немного на ноги. А по плечам разгуливал прохладный ветерок.
   Я поежился, и котенок сразу поднял мордочку, засветившись в полную силу:
   — Замерз, да?
   — Спрашиваешь. — У меня зуб на зуб не попадал, да и есть хотелось ужасно. — Вот простыну опять…
   — Вылечу, — без особого энтузиазма пообещал Котенок. — Ладно, уже немного осталось. Это перед рассветом всегда становится темно и холодно.
   — Значит, вот-вот рассветет. — Я осторожно опустил Котенка на землю и попрыгал, чтобы согреться. Помогло это плохо.
   — Может, мы мало спали? — предположил я, снова усаживаясь на траву.
   — Семь с половиной часов, куда уж больше, — сказал Котенок. — Знаешь, какое чувство времени у Солнечных котят?!
   У меня вдруг возникло жуткое подозрение. Но я не спешил его высказать, а вместо этого спросил:
   — Ты до рассвета точно дверь не откроешь?
   — Никак.
   — А если… ну, в общем… вдруг здесь очень большая ночь?
   — Какая?
   — Несколько месяцев, как на полюсе!
   Котенок помолчал, потом прошелся по траве взад-вперед и грустно сказал:
   — Я надеялся, что ты об этом не подумаешь.
   Обхватив руками плечи, я смотрел на сконфуженного Котенка. Потом спросил:
   — Так что же, мы среди этих гор и останемся? Здесь же и есть-то нечего!
   — Мне тоже, — огрызнулся Котенок. — Зато вода есть, можешь попить.
   — Меня дома уже ищут, — вдруг сообразил я. — Не знают что и подумать — исчез из постели, даже тапочки не надел!
   — Давай немного подождем, — предложил Котенок. И мы ждали — молча, потому что говорить нам не хотелось, лишь Котенок со своим чувством времени объявлял каждые прошедшие пятнадцать минут. Когда он со вздохом сказал «час», я взорвался:
   — И где же рассвет?
   — Нет пока, — признался Котенок. — И я его не чувствую. Солнышко еще где-то далеко. Подождем немно…
   — Хватит, — оборвал я. — Надо что-то делать.
   — Есть один вариант, — со вздохом произнес незадачливый волшебник. — Я же умею летать. Сейчас взлечу и буду лететь, пока не наткнусь на рассвет или закат.
   Прозвучало это так, словно рассвет и закат были толстыми каменными стенами. Я невольно улыбнулся.
   — А дальше?
   — Когда подкреплюсь, вернусь к тебе. У Солнечных котят отличное чувство направления, я тебя обязательно найду. Откроем дверь — и готово.
   — Так что же ты раньше этого не предложил? — возмутился я.
   — Понимаешь, я ведь уже не солнечный лучик, — признался Котенок. — Я буду лететь очень быстро, но может понадобиться несколько дней.
   Вот тут мне стало страшно по-настоящему.
   — Ты представляешь, что говоришь? — прошептал я. — Что со мной потом дома сделают?
   — Другого выхода нет. Ждать — или лететь.
   Я отвел взгляд от Котенка. И вдруг понял, почему возмутился этим предложением. Мне страшно.
   Я, наверное, стал бояться темноты. А без Солнечного котенка темнота станет полной. И… что, если он не прилетит?
   — Давай, — выдавил я. — Лети. Только быстро, а то передумаю.
   Он понял.
   — Анька, не вешай нос. Я буду лететь очень быстро. Если захочешь пить — ручеек прямо перед тобой, метрах в тридцати. Жди.
   И прежде чем я успел сказать, что передумал, что не смогу ждать его в одиночестве и мраке, Солнечный котенок подпрыгнул и взвился в воздух. Оранжевый комочек света стремительно поднялся, превращаясь в крошечную точку на черном небе. И полетел прочь. Действительно очень быстро: я потерял его из виду за несколько секунд. Только хватит ли ему сил все время мчаться с такой скоростью?
   Минут десять я ревел, уткнувшись в густую, мягкую траву. Как ни странно, это меня капельку согрело. Поднявшись, я пошел на поиски ручейка, о котором говорил котенок.
   Странное это дело — бродить во тьме. Теряется и расстояние и время. Лишь камни, изредка попадавшиеся под ноги, доказывали, что я не топчусь на месте.
   Руки я держал перед собой, боясь, что в любой момент оступлюсь, но вскоре услышал журчание воды, а еще через мгновение трава под ногами сменилась влажным песком.
   Нагнувшись, я жадно пил холодную чистую воду. Потом, отойдя на несколько шагов — так, чтобы слышать ручеек, — лег навзничь в траву, высокую, сомкнувшуюся надо мной.
   Делать было совершенно нечего. Раньше я и не подозревал, как выматывает полное безделье. Я лежал, слушая плеск воды и гул ветра где-то далеко-далеко вверху. Лежал, наверное, очень долго. А потом снова заснул.
   Разбудили меня шаги. Я открыл было рот, чтобы окликнуть вернувшегося Котенка, но вовремя сообразил, что эти шаги другие: тяжелые, человеческие.
   Сразу вернулся страх.
   Шаги приближались сразу с двух сторон. В нескольких метрах от меня идущие встретились. И я услышал тягучий голос:
   — Там нет никого.
   — Там нет никого тоже.
   Я понимал говорящих, хотя мне почему-то казалось, что они говорят на чужом языке. И от этих медленных, тяжелых голосов меня пробила дрожь. Я замер, боясь шевельнуться.
   — Здесь никого. Но дозорный видел свет.
   — Дозорный видел Настоящий свет.
   — Это невозможно.
   — Но дозорный видел.
   — Здесь нет света. Здесь нет никого.
   — Тот, кто светил, улетел.
   — Или ушел по скалам. Здесь низкие скалы.
   — Нас обвинят в медлительности.
   — Это плохо. Надо сказать, что здесь был Крылатый, убежавший вчера.
   — Нас спросят, где его сердце.
   — Мы скажем, что он защищался. Мы скажем, что залили долину Черным огнем.
   — Это расточительно. Это плохо.
   — Но это лучше медлительности.
   — Да. У тебя есть Черный огонь?
   — В башне.
   — У меня нет Черного огня. Мы полетим в твою башню, возьмем огонь и сожжем долину.
   — Так хорошо. Летим.
   И я увидел, как во мраке разворачивается ТЬМА. Черные полотнища тьмы, чернее темноты, непрогляднее мрака. Две пары огромных крыльев. В лицо ударил ветер, наполненный едким нечеловеческим запахом, и ТЬМА взвилась в небо.
   Несколько минут я лежал, убеждая себя, что мне приснился кошмар. Но едкий запах еще держался в воздухе, а на том месте, где стояли говорившие, я нащупал выдранную вместе с дерном траву.
   Ждать возвращения тех, то при ходьбе вырывал с корнем траву, мне совершенно не хотелось. Еще больше не хотелось дожидаться Черного огня, чем бы он ни был.
   Я встал, чувствуя, как мир сжимается вокруг, превращаясь в клетку из темноты и страха. Ах, котенок, котенок, неужели ты не догадывался куда могут привести Потаенные двери?
   — Я не боюсь, — громко сказал я. Темнота не ответила. — Я уже большой. Я уйду по скалам, здесь низкие скалы.
   Темнота молчала.
   Вытянув руки, я побрел вдоль ручья, и тьма шла вместе со мной. Уткнувшись в скалу, я понял, что вода стекает по ней. Почти бесшумно — значит скала не было отвесной. Это хорошо. Шестое чувство подсказывало мне, что нужно подниматься вдоль воды, чтобы ее тихий шелест заглушал мои движения.
   Пошарив по камню, я нашел жалкий уступ, встал на него. Потом на следующий. Зацепился за какой-то кустарник, хорошо еще, что не колючий, и продвинулся на следующий метр. Не так уж и трудно, тем более что высота не чувствовалась.
   — Я не сорвусь, — прошептал я неизвестно кому. — Слышите? Не сорвусь. Так не бывает — попасть в волшебный мир и сорваться со скалы…
   Камень под моей ногой дрогнул. Я затаил дыхание, и дальше пришлось подниматься молча. Минут через десять, коснувшись ладонью губ, я почувствовал вкус крови. Пальцы стерлись о камень. Наверняка то же случилось и с ногами, но проверять я не стал. Висеть на скале, как таракан на стенке, было невозможно, и я продолжил подъем.
   Минут через пять, когда я понял, что устал до предела и вот-вот сорвусь, я выбрался на небольшой уступ. Тесно прижался к скале, сел, свесив ноги во тьму. Интересно, высоко ли? Метров пять, десять? Явно мало для того, чтобы спрятаться от непонятного оружия летающих тварей.
   Сняв бесполезную майку, я по очереди обматывал руки и ноги, выжидая несколько минут, чтобы остановить кровь. Подъем разгорячил меня, холод больше не чувствовался. Оставив рваную и перепачканную майку на уступе, я продолжил первое в своей жизни восхождение. Журчание воды по левую руку было моим проводником. Один раз я даже попал на мокрый участок скалы, где брызги падали мне на голову. Пришлось медленно и осторожно сдвигаться вправо, чувствуя, как предательски скользок стал камень. Иногда я отдыхал, если попадались надежные площадки, потом вновь начинал подниматься. И тьма ползла за мной, скрывая высоту и растворяя в себе время. Быть может, я карабкался полчаса, может, несколько часов, не знаю. Единственное, что я знал точно, — никогда еще я так не уставал.