Любимова Алена. Вокруг да около гламура

   – Ничего у меня теперь нету! – Я опять ощутила себя покинутой и несчастной. – Он же подло меня обманул! Я на него угрохала пять лет своей жизни. Между прочим, уже и не очень молодой.
   – Ты ради Романа чем-то пожертвовала?
   – Да вроде нет, – вынуждена была признать я.
   – Вот именно. По-моему, эти пять лет тебя все устраивало. Ты даже замуж за него не особо торопилась.
   – Не торопилась, но собиралась, когда остальное устроится, – уточнила я.
   – Так оно, в общем, и устроилось. Но именно тут ты и отказалась связать с ним жизнь. Значит, Роман для тебя – не самое главное в жизни.
   Я обиделась.
   – К тебе пришли за сочувствием, а ты мораль читаешь.
   – Вовсе нет, – улыбнулась Мила. – Просто стараюсь снять гнет с твоей души.
   – Да ты же, наоборот, не снимаешь, а взваливаешь. Мол, сама во всем виновата.
   – Опять ничего не поняла, – Мила вздохнула. – Ты ни в чем не виновата. Просто жизнь с Романом тебя устраивала только при определенных условиях.
   – Не делай из меня меркантильного монстра! Я ведь его любила.
   – Может, и правда любила, – без особой убежденности отозвалась она. – Но не настолько, чтобы уехать с ним.
   – А почему все должны быть женами декабристов? Если любишь, то обязательно в Сибирь. А если не согласна – значит, не любишь. А может, это он недостаточно меня любил, чтобы здесь всего добиться?
   – Во-первых, вероятно, тут он не мог добиться того, что ему предложили там, – ответила подруга. – А во-вторых, и это, наверное, главное, – скорее всего, ваши отношения просто себя исчерпали. Не одно, так другое привело бы к тому же результату. Просто его назначение стало для вас катализатором.
   – И он, воспользовавшись предлогом, отнял у меня все! Слушай, Милка, а как ты думаешь, он один туда уехал?
   У нее глаза вылезли на лоб:
   – Другая женщина?
   – Ну, если следовать твоей логике, и наши отношения уже изживали себя, а как говорится, со стороны виднее, то вдруг он раньше меня это почувствовал и подстраховался? Если так, я ему никогда не прощу!
   – Какая теперь-то разница, раз ты ему всего остального простить не можешь, – удивилась Мила.
   – Очень даже большая! – горячо возразила я. – Отъезд я, может, ему когда-нибудь и прощу, особенно, если у меня все наладится. А вот другую бабу... – у меня перехватило дыхание. – Да никогда!
   – Знаешь, мне кажется, Роману от твоих прощений уже ни жарко ни холодно.
   – Это мы еще поглядим! – совсем разошлась я. – Еще как жарко будет! Уж я постараюсь! – У меня вдруг возникла идея, и я заговорщицки продолжила: – Слушай, Милка, а ты не могла бы сподвигнуть своего Костю под каким-нибудь предлогом позвонить в Краснодар и выяснить, один он там или нет?
   – И не подумаю! – замахала руками Милка. – Костю моего не знаешь? Никогда не согласится. Не говоря уж о том, что в подобных деликатных делах он ведет себя как слон в посудной лавке. И вообще, что ты суетишься. Если Роман там не один, Славикова Ирка тебе первой сообщит. Она такая «добрая»... Нипочем не упустит случая позлорадствовать.
   – Именно потому я и хочу быть во всеоружии. Осведомлен – значит вооружен. А потом, если он уехал один, все станут думать, что это временно и мы еще воссоединимся, когда я свои дела доделаю. А если он с бабой отбыл, совсем другое дело. Считай, меня бросил.
   – Ну да, – покивала Мила. – Вопрос статуса.
   – Вопрос потери лица, – уточнила я. – Мало мне счетов, которые он выставил, так еще обманутой и брошенной оказаться. Одно дело, если я знаю об этом, и совсем другое, если мне подобную новость в виде сюрприза преподнесут. Согласись, совершенно разное удовольствие. Милка, – проканючила я. – Ну уговори, пожалуйста, как-нибудь Костю. Один-единственный раз прошу. Сама ведь понимаешь, как важно.
   – Нет, Костя исключается, – категоричнее прежнего повторила она.
   – Тогда сама позвони. Ты ведь у меня единственный близкий человек. Больше некого попросить.
   – И как ты себе представляешь? Я позвоню, и что ему скажу?
   – Придумай какую-нибудь историю. Мол, знаешь, что он уже в Краснодаре, а тебе позарез оттуда что-то надо. А обратиться больше не к кому.
   – И что мне до такого зареза может понадобиться в Краснодаре? – растерялась Милка. – Я теперь вся только в кулинарных рецептах! Мозги скоро от них отсохнут! – с досадой добавила она.
   – Вот и придумали. Чего далеко ходить? Тебе срочно нужен краснодарский кулинарный рецепт. Милка, это ведь замечательно! – все сильней вдохновлялась я. – Роман в кулинарии полный профан. То есть, если у него там баба, немедленно переадресует вопрос ей, и мы установим факт ее существования.
   – А если она москвичка и краснодарских рецептов не знает? – засомневалась Мила.
   – Плевать, он так и эдак у нее спросит, – я уже была уверена. – Пусть она даже не сможет ничего путного ответить: нам же с тобой на самом деле не рецепт нужен.
   Мила покачала головой:
   – Юлька, так прямолинейно нельзя. Он ведь мигом просечет, в чем дело. И ему станет ясно, что ты его выслеживаешь. Тебе этого хочется? Я бы на твоем месте не унижалась.
   Я с досадой пробормотала:
   – Выходит, как ни крути, все плохо.
   – Может, тебе просто на него плюнуть и забыть, – вдруг сказала Мила. – Переведи свою энергию из разрушительного русла в созидательное. Найди кого-нибудь другого.
   – Я тебя не узнаю. – Ее слова и впрямь ошеломили меня. – И это говоришь ты, которая всегда выступала за постоянство в отношениях, а меня упрекала за ветреность.
   – Разбитую чашку не склеишь, – ничуть не смутилась она. – А она у вас разбилась. И в тебе сейчас говорит не любовь, а уязвленное самолюбие. Если бы ты Романа хотела вернуть. Но ведь нет. Ты хочешь вернуть свой «статус».
   Милка, моя тихая, деликатная домашняя подруга бросила мне правду-матку в лицо. Но я стерпела: как ни горько это признать, она была права. Меня ведь и вправду подкосил не сам уход Романа, а то, что теперь придется заново выстраивать свою жизнь.
   В прихожей хлопнула дверь. Послышались возбужденные детские голоса и отчаянный возглас бабушки:
   – Осторожно! С ног меня собьете!
   Милино лицо просветлело:
   – Ребята из школы пришли. Сейчас их кормить буду.
   Намек поняла: мое время кончилось. Больше нам сегодня по душам не поговорить. Не успела я об этом подумать, десятилетняя Даша и двенадцатилетний Дима влетели в кухню.
   – Ура! У нас тетя Юля! – проорал Дима, скидывая на пол мокрый ранец.
   – А мы под дождь попали! – радостно подхватила Даша.
   – Бабушка второй зонтик забыла, и теперь у меня голова вся мокрая, – наябедничал Дима.
   Насчет головы он сильно поскромничал. Дима был мокрым с головы до ног, и с него капало на пол. Даша, наоборот, каким-то чудом умудрилась остаться совершенно сухой.
   Мила охнула и тут же отправила сына в ванную принимать теплый душ. У меня защемило сердце. Может, я действительно дура? Поехала бы с Романом в Краснодар, засела бы там дома, научилась бы у Милы варить вкусные борщи и печь пироги. Нарожала бы таких же замечательных детей и была бы счастлива. Вон как Милка вся светится...
   А вдруг не была бы? Все-таки я не Милка. Озверела бы от постоянного сидения дома, детей, хозяйства, устраивала бы для разминки по вечерам истерики Роману. А кому еще? С кем мне там, кроме него, общаться? Никого ведь не знаю. Местное дамское общество меня наверняка бы не приняло: во-первых, чужая, а во-вторых, москвичка. А Милка осталась бы далеко. Нет, правильно, что не поехала. Хотя, конечно, ужасно хочется и дом свой иметь, и деток. Я вдруг словно наяву почувствовала на руках тяжесть пухлого розового младенца! Дима и Даша такими были. Особой пухлостью отличалась Даша, щеки из-за спины виднелись. И куда все подевалось? Теперь она типичный цыпленок-подросток. Одни худые длинные ноги. Хотя для девочки это хорошо. Ох, ну почему же у меня ничего не складывается?
   Тогда я еще не знала, что несколько дней спустя меня ожидал второй удар. Все выходило точно по поговорке: беда не приходит одна. Мы как раз сдали очередной номер, где у меня шло большое интервью с одним очень модным отечественным писателем – автором исторических детективов. Мне стоило огромных трудов встретиться с ним. Последние полгода он категорически отказывался от общения с прессой, хотя раньше делал это по три раза на дню. Не говоря уж о том, что я точно знала: пару лет назад он за публикации о себе даже приплачивал. Впрочем, обет молчания, как мне объяснили, был тоже рекламным ходом. Но мне повезло. Приближался момент выхода на экраны фильма по роману этого автора, и он посчитал, что обет молчания пора нарушить. И, главное, я получила «право первой ночи», вернее, слова. Он был бы не он, если бы не выжал максимум возможного из интереса нашего журнала. Нет чтобы устроиться со мной где-нибудь на диванчике и по-быстрому ответить на вопросы. Но разве у гениев бывает свободное время! Возможность для общения со мной у него нашлась только во время двухдневного путешествия в Венецию. Причем журналу пришлось оплатить дорогу туда и обратно (правда, не только для него, но и для меня!) и проживание в пятизвездочном отеле (корифей отечественного исторического детектива страдал хронической бессонницей и в путешествиях мог заснуть на пару часов только в по-настоящему комфортабельных номерах). Зато мы связались с фотографом из итальянской версии «Мисс Шик», и он дополнил мой текст замечательным фоторепортажем о нас в Венеции. Мы с классиком на площади Святого Марка, и на наших плечах сидят голуби. (Еле уговорила этого зануду – писателя, конечно, а не фотографа: ко всем прочим прелестям у него оказалась еще и аллергия на птиц. Но чего не сделаешь ради популярности!) Мы в гондоле (классик, стремясь наиболее выгодным образом попасть в кадр, едва не спихнул меня в воду). Мы в магазине масок (там обошлось без происшествий). Он впал в полный восторг и приобрел чуть ли не десять штук – для подарков. Мне, впрочем, не подарил, а я за свои кровные покупать не решилась, сэкономила на более насущное. В общем, интервью стало «Мисс Шик» в копеечку. Зато первое после молчания, и все меня поздравляли. Я чувствовала: должность зам. главного у меня в кармане!
   Как бы не так. Раскатала губы! Рабочая лошадка вечно останется рабочей лошадкой, сладких пряников на всех не хватает. Через два дня после успешной сдачи номера меня срочно вызвали к нашей главной. Я удивилась: у меня был нерабочий день; по телефону мне толком ничего не объяснили... Но надо так надо. Я поехала.
   Когда я пришла, все уже сидели в кабинете Анастасии.
   – Что случилось-то? – подсев к столу, шепотом осведомилась я у ближайшей соседки.
   – Кажется, представляют нового зама, – тоже шепотом отозвалась она.
   Хороший сюрприз! Со мной никто еще об этом не говорил. Но вообще-то странно. Человека не представляют коллективу до того как подпишут с ним контракт. Неужели взяли кого-то другого? Не может быть. Наша главная мне прямо намекала, что я – единственный реальный претендент. И что же случилось?
   Я попыталась поймать взгляд Анастасии, однако ее глазаупорноизбегалимоих. Уменя кошки заскреблись на душе. Главная не только отказывалась встречаться со мной взглядом, но еще и сильно нервничала. У нее была такая привычка – на нервной почве крутить широкий золотой браслет. Талисман, который она всегда носила.
   Дверь кабинета распахнулась. В нее впорхнула молоденькая девчушка. Что еще за сопливка? Я пригляделась. Девчушка с ног до головы была одета из магазина «Подиум». Недешевая сопливка, прикинула я.
   У двери она не задержалась, а уверенным шагом прошествовала к Анастасии и, пожав ей руку, уселась рядом. У Анастасии при этом был такой вид, будто к нам пожаловал сам президент.
   Я ошиблась лишь слегка. Сопливка оказалась дочкой совладельца нашего холдинга и одновременно новым заместителем Анастасии. Плакало мое теплое местечко. Оно оказалось гораздо нужнее девчонке, которая в этом году только оканчивала институт! Мой возмущенный разум кипел. Зачем, ну зачем ей это место, к которому я шла десять лет и за которое столько страдала и боролась? Мне оно нужно для жизни, а у нее-то и так все есть. Почему она должна была перейти мне дорогу? Она тут поиграет, поразвлекается, а я буду за нее работать! Ей зарплата пойдет на булавки, а я по-прежнему останусь без квартиры! Но ведь дочурка кончила институт, надо же ее куда-то пристроить! Ах, вечный Грибоедов: ну, как не порадеть родному человечку. Разумеется, дочке такого папы не пристало хотя бы поначалу поработать простым редактором или корреспондентом. Удивительно, как это юное дарование в желтых туфельках от «Jimmy Choo» вообще сразу главной не сделали! Поскромничал папа, ах, поскромничал! Ну, ничего. Полгодика помучается девочка в заместителях, диплом защитит, опыта наберется и, если войдет во вкус, Анастасии придется уйти.
   Меня охватило такое злорадство, будто ее уже уволили. Хотя если это произойдет, веселья тоже будет мало. Работать с дочкой-то придется мне! А выпускать модный журнал – не в бирюльки играть. Только со стороны кажется простым делом: налепил красивых картинок и разбавил их глупым текстом. Как бы не так! Кстати, и картинки красивые даются нелегко, и даже самый глупый текст требует работы, чтобы стать привлекательным. Совсем глупый читать не станут. Не будут читать – журнал потеряет тиражи и рейтинг. И тогда у нас начнутся проблемы, вплоть до закрытия. Анастасия – профессионал. «Мисс Шик» начинала с нуля, а до этого еще в двух журналах успешно поработала. А эта, новая-то – вообще ничего не знает! Ни дня в своей жизни еще не работала. Ну почему такая несправедливость? Ей все, а мне, со всеми моими способностями, опытом, знаниями – большой шиш! Ведь могут еще и уволить! С Анастасией мы сразу сработались, она ко мне хорошо относится, знает, что на меня положиться можно. Но долго ли она теперь продержится? И останется ли ее слово решающим? Мало ли какие идеи у этой сопливки бродят? И подружки у нее наверняка есть, которых она для компании захочет сюда притащить...
   Настроение у меня упало – ниже некуда. Черт меня дернул отказаться ехать с Романом! Сидела бы уже в Краснодаре в новой квартире и плевать бы мне было на эту сопливку! И ведь осталась-то, ожидая нового назначения. Только ради него. Всем пожертвовала, а что получила? Плевок в морду – в лучших наших традициях. И поделом! В другой раз нечего губы раскатывать.
   На другой день Анастасия зазвала меня к себе.
   – Извини, Юлька, ради Бога, – она по-прежнему прятала от меня глаза. – Я честно старалась тебя на это место посадить. С тобой мне работать гораздо удобнее, как за каменной стеной себя чувствовала бы. Но что я могла поделать? Меня саму перед фактом поставили. Добро бы просто девку со стороны навязали. Костьми бы тогда легла, но тебя отстояла. Но тут ведь дочка... – Она развела руками. – Впору самой заявление подавать. Как теперь работать? Юленька, хоть ты меня поддержи! Придется нам с тобой на двоих раскидать обязанности зам. главного. С ребенка-то какой спрос?
   Я хмыкнула:
   – Ребенок вполне, между прочим, половозрелый. И зарплату наверняка ей недетскую положили.
   – Я контракта не видела, мне не показывали, – призналась Анастасия.
   Тут я обалдела.
   – Да ты что?
   – Все мимо меня, – скорбно проговорила она.
   – Может, она больше тебя будет получать? – я вполне допускала такую возможность.
   – Черт ее знает, – Анастасия нервно передернула плечами. – Но журнал-то должен выходить, кому-то его делать надо. А я подозреваю, Виктория здесь и появляться-то не будет. У нее защита диплома и госэкзамены на носу.
   – Да она только в тусовках небось и смыслит, – в сердцах бросила я. – Ни одного макета в жизни не видела.
   – Все могла предположить, но такой подлянки никак не ожидала.
   Я сочувственно кивнула. Меня, конечно, обошли, но я пока хотя бы осталась при своих, а вот Анастасию, считай, унизили. Еще вчера была здесь полной хозяйкой, а теперь вынуждена заискивать перед девчонкой. И попробуй не попляши. Папа тут же заменит, никакой рост тиражей не спасет. Потому как родная кровь ближе к сердцу, да и без журнала нашего папа проживет, это мы без него загнемся.
   Но зря мы с Анастасией надеялись, что сопливка не станет слишком часто у нас появляться. Это, как мы вскоре поняли, было бы наилучшим для нас выходом. Девица, увы, оказалась активная, и намерения у нее оказались серьезные. Не знаю уж, когда она сдавала экзамены и писала диплом, но она поселилась в своем новом кабинете, и некоторое время спустя в воздухе запахло порохом.

Глава IV

   Она вызвала меня к себе в кабинет. Я скрипнула зубами и пошла. А куда денешься? Больше всего мне хотелось написать заявление об уходе и, небрежно бросив его сопливке на стол, гордо удалиться. Ух, с каким бы удовольствием я бы это проделала! Но, увы. Я не могла себе такого позволить. Ну почему я не уехала в Краснодар? Была бы сейчас свободна и независима. Ладно, снявши голову, по волосам не плачут, и я с омерзением, но с гордо расправленными плечами шагнула в ее в кабинет.
   Вика стояла возле огромного окна, подоконник которого был девственно пуст. Раньше, при бывшей замше, на подоконнике, можно сказать, цвел зимний сад. Разные фиалки и прочие фикусы и суккуленты. Бывшая замша их обожала и культивировала. Я вообще-то к зелени равнодушна, однако оголившийся подоконник и прочие поверхности в кабинете потрясли меня до глубины души. Раньше тут было уютно, а теперь сделалось пусто и холодно.
   Виктория на сей раз была одета очень скромно. Простая белая майка и прямые темно-синие джинсы. Демократичность одеяния на поверку оказалась еще та. Майка при ближайшем рассмотрении – из чистого шелка и, уверена, на этикетке внутри красовалось громкое имя, прибавляющее к цене как минимум два-три нолика, джинсы тоже не на рынке купленные, и даже не в сетевом магазине. А уж про обувь вообще молчу. Но если не приглядываться – милая скромная старшеклассница или, в лучшем случае, первокурсница.
   Правда, приветливая, но холодная улыбка, которой она меня встретила, вполне соответствовала занимаемой должности. И где только, паразитка, успела научиться! Даже трогательный конский хвостик, в который она забрала свои белокурые волосы, не смягчал впечатления. Для меня была обозначена четкая дистанция. Это меня, с одной стороны, обозлило, а с другой – даже вселило некоторое уважение. Я в ее возрасте наверняка бы так не смогла.
   – Садитесь, Юля, – указала она на стул и, усевшись напротив, добавила: – Может, вы предпочитаете, чтобы я вас называла по имени-отчеству?
   – Совершенно излишне, – я в свою очередь проявила демократизм. – У нас тут это не принято.
   – И замечательно, – тряхнула она хвостом. – Мне тоже так удобнее.
   После такой краткой интродукции Вика перешла к делу:
   – Знаете, я для ознакомления просмотрела все подшивки нашего журнала за последние три года.
   «Лучше бы диплом свой писала», – подумала я, внимая ей с каменной физиономией.
   – И знаете, что настораживает? Наш журнал ориентирован, как следует уже из его названия «Мисс Шик», в основном на молодежную аудиторию. То есть это девушки, правда, уже не тинэйджеры, и молодые незамужние женщины. Грубо говоря, аудитория от восемнадцати, а по нынешним временам, даже от шестнадцати и до тридцати, с натяжкой – до тридцати пяти лет.
   Хм, я уже в этот диапазон прохожу с натяжкой... Никак она мне решила намекнуть, что мой возраст уже на грани и скоро я перестану соответствовать настроениям читательской аудитории?
   Вика тем временем продолжала:
   – Затем я тщательно просмотрела все материалы, опубликованные по вашему разделу – культуры и искусства. Села с калькулятором и подсчитала. Смотрите, что у меня получилось. Средний возраст героев ваших материалов – пятьдесят пять лет. И это притом, что я не учла карикатуриста Бориса Ефимова, которому вообще сто три года. Согласна, случай действительно уникальный, но это не то, к чему всем нам надо стремиться. Юля, средний возраст пятьдесят пять лет вас не настораживает?
   Она, не мигая, уставилась на меня. Я пожала плечами:
   – А почему он, собственно, должен меня настораживать?
   – Потому что мы обращаемся к молодым людям, а вы, в основном, им рассказываете о пожилых. Думаете, им это интересно? Где молодые лица? Где современники?
   Я, с трудом сдерживаясь, процедила:
   – Милая Вика, я им рассказываю о культуре и искусстве. И о людях в этих областях. А известными в восемнадцать лет, как правило, не становятся. Потому что создать что-нибудь стоящее можно лишь после того, как накопишь жизненный опыт. Вот почему, как это ни прискорбно, наши творцы, в основном, люди зрелые, пожилые, а порой даже старые. У нас даже в поп-культуре совсем молодых – раз-два и обчелся. И Джульетт у нас играют тоже достаточно зрелые актрисы, которых предполагаемая аудитория нашего журнала, между прочим, с удовольствием ходит смотреть, да еще в очереди за билетами стоит.
   Мне казалось, что я высказала все это с убийственной иронией, однако на Вику мой монолог не произвел ровно никакого впечатления, и она спокойно и деловито откликнулась:
   – Да, в чем-то вы, наверное, правы, но, тем не менее, я остаюсь при своей точке зрения. У вас крайне примитивный и упрощенный подход к решению поставленной перед вами задачи. Хватаете то, что лежит на поверхности.
   Пепел ненаписанного заявления об уходе застучал в мое сердце!
   – Мне кажется, мы должны все-таки больше ориентироваться на нашу целевую аудиторию, – продолжала плевать мне в душу сопливка. – Ну, посмотрите. Большинство людей, о которых вы писали, бесспорно, люди известные. Но они и без вас известны. О многих можно узнать из энциклопедического словаря. И в Интернете на них по тысяче ссылок. Зачем же повторять в тысячу первый раз? Ну я понимаю еще, юбилей или премию какую-нибудь дали, и то это не всегда повод. Потому что для нашей аудитории эти личности – уже прошлое. Его просто не надо забывать. Но давайте смотреть в настоящее и в будущее. Именно оно в первую очередь волнует нашу аудиторию. Ищите интересных людей, открывайте новые имена! По-моему, это главное!
   Она замолчала.
   – И где же я вам нарою столько новых имен?
   – Это ваша проблема и ваша работа. – Меня опять удостоили вежливой холодной улыбки, смысл которой прочитывался без труда: хочешь соглашайся, не хочешь – убирайся. – Ищите, смотрите, читайте.
   – Что читать? – развела я руками. – Молодых мало публикуют. Издатели тоже гоняются за именами, потому что они приносят гарантированную прибыль. А большинству новых имен – за сорок или уж точно за тридцать.
   – А Монеткина? – возразила Вика с таким видом, будто речь шла, по меньшей мере, о новом Шекспире. – Ее роман «Отдайся!» опубликован уже в двадцати странах. Вы о нем написали?
   – О ней другие писали в таком количестве, что открытия никак не получилось бы, – отбила я выпад. – Да и интервью с ней сопряжено с большими трудностями. Живет она не в Москве, а в Екатеринбурге...
   – Ну, знаете, из-за исторического детективщика мы вас отправляли в Венецию. Это гораздо дороже, чем в Екатеринбург съездить.
   – Этим детективщиком половина нашей «целевой» аудитории зачитывается! – отрезала я. – А Монеткина в свои двадцать лет выдала одну книжку на автобиографическом материале – и умолкла. Все. Больше писать не о чем. Да и содержание ее книги далеко не гламурное. Ау нас, позволю себе напомнить, в названии есть слово «Шик». Она что, вам так нравится?
   – Совсем не нравится, – призналась она. – Но это не имеет никакого значения. Ее читает наша аудитория. Потому что это модно. И «Шик» в нашем названии – не столько гламур, сколько мода.
   – Так, – выдохнула я. – Значит, в следующий номер ставим интервью с Монеткиной?
   – Примитивно мыслите, – поморщилась Вика. – Оглядитесь по сторонам. Вокруг полно молодых – музыкантов, художников, артистов, наконец, кино вовсю развивается. Угадайте среди них будущего гения! Хоть попытайтесь! Приятно ведь оказаться первой.
   Я вышла от нее вся взмыленная. Мне давно уже не устраивали подобной головомойки! И, главное, кто? Девица, которая здесь и десяти дней еще не работает. Господи, ну и влипла! Она ведь теперь с меня не слезет. Свежие молодые лица ей подавай! А если их нет? Рожу я их, что ли. Нет, надо, надо было ехать в Краснодар. И – рожать!
   Зализывать раны я отправилась к Анастасии.
   – Ну бред! Представляешь, Настя, какой бред! – отхлебнув кофе из чашечки, начала я. – Она решила делать журнал всерьез. По-моему, искренне верит тому, что в нем написано. Ты когда-нибудь такое видела? Во наивность!
   – Когда у папы столько денег, можно побыть и наивной, – философски заметила Анастасия.
   – Наивная-то наивная, а отчитывала меня тоном и выражениями задубевшей на руководящей работе шестидесятилетней карги! Откуда она этого набралась?
   – Наверное, тоже от папеньки, – горестно усмехнулась Анастасия. – Со мной она точно так же разговаривает.
   – Значит, не столь уж наивная, – сделала вывод я. – Ощущает кирпичики долларов за спиной.
   – А ты сомневалась?
   – Я бы на ее месте хоть на первых парах вела бы себя поделикатнее.
   – Тебе это не грозит. У тебя уже никогда не будет такого папы. И у меня, впрочем, тоже.
   – Ну, теоретически, если не папу, то «папика» с деньгами мы с тобой еще можем отхватить.
   Настя критически оглядела меня.
   – Знаешь, боюсь, момент упустили. Папикам свежачок подавай. А мы с тобой уже в некотором роде секонд-хэнд.