Людмила Ситникова. Мастер женских утех

   – Да, собственно, ничем… отдыхать.
   – Очень правильный подход, – поспешил вставить Семен Владимирович.
   Эра устремила взгляд куда-то вдаль.
   – Это вы верно говорите, ничем больше здесь заниматься нельзя. Спать, есть и гулять.
   Пока супруга рассматривала бабочку-шоколадницу, Семен Владимирович подмигнул Катке.
   – Катарина, мать твою! Ката! Ау! Ты где?
   Копейкина вскочила:
   – Это моя свекровь. Я побегу.
   – Приятно было познакомиться, – осклабился мужичок.
   – Взаимно.
   Сделав пару шагов, Катарина запоздало поинтересовалась:
   – Может, вы зайдете к нам в гости? Как-никак, теперь мы соседи, значит, должны в обязательном порядке навещать друг друга.
   – Мы не против…
   – Сема, мы вышли на прогулку, – осадила мужа Эра и, улыбнувшись Катке самой очаровательной улыбкой, пропела: – Спасибо за приглашение, дорогая, мы непременно воспользуемся им, но в другой раз.
   – Вы тоже к нам захаживайте, – не унимался Семен.
   – А как вас найти?
   – Идите по этой тропинке, уткнетесь аккурат в наш забор.
   Махнув новым знакомым рукой, Копейкина помчалась домой.
   – Симпатичная женщина, – констатировал Семен, как только Катка скрылась из виду.
   – Ты опять?
   – Я… я просто так.
   – Мы здесь не за этим! Пошли.
   – Конечно, конечно, дорогая.
   У дуба Эра Валентиновна резко обернулась.
   – Соседи… – хмыкнула она, и на ее лице зазмеилась ядовитая улыбка.

* * *

   Закончив ежедневную прогулку по лесу, супруги Фетисовы вернулись домой. Семен Владимирович достал из холодильника жареную курицу, огурец, кетчуп и устроился в кресле перед телевизором.
   С экрана широко улыбалась длинноногая блондиночка, и Семен, оценив все ее прелести, не удержавшись, прицокнул языком.
   Эра вышла в кухню. В такие моменты ей становилось невыносимо горько и одиноко. Она чувствовала себя старой и раздавленной женщиной, у которой впереди нет абсолютно никакого будущего.
   Сразу вспоминалась разница в возрасте. Эре было пятьдесят восемь, Семену в апреле исполнилось пятьдесят. И хотя внешне супруги запросто могли сойти за ровесников, Эра продолжала грызть себя изнутри.
   За двадцать лет, прожитых в браке, она научилась на многое закрывать глаза. Она научилась хитрить, лукавить и не замечать того, что могло бы хоть в малейшей степени причинить внутреннее беспокойство.
   Когда тебе тридцать восемь и ты молода, стройна и красива, молодой супруг приходится как нельзя кстати. Но с годами начинаешь понимать: женщины стареют быстрее, кожа увядает, появляются первые морщины, обвисает грудь. Несомненно, это угнетает, а некоторых доводит и до отчаяния.
   И тут дамы начинают комплексовать по поводу возраста своей второй половины. Мол, я уже расклеиваюсь, рассыпаюсь, а этот еще держится огурцом!
   Разумеется, так происходит не во всех семьях с разницей в возрасте, не все женщины столь ревностно относятся к молодости своих мужей, но Эра Валентиновна, к большому ее сожалению, не могла причислить себя к тем счастливицам, которым наплевать, как выглядят они и их половины.
   А еще Эру бесил факт многочисленных измен Семена. Он был ходок, ходок со стажем. И даже сейчас, когда лицо его потеряло былую привлекательность, появился второй подбородок, а живот, подобно рюкзаку, заметно выпирает под рубашкой, Семен Владимирович весь светится, если видит на экране симпатичную мордашку.
   Сколько же измен было с его стороны? Пять? Десять? Сто? Эра уже давным-давно сбилась со счета. Она лишь помнила, что впервые ее любимый Сема завел любовницу через год после свадьбы. Тогда Эра не обладала нынешней выдержкой, она еще не успела стать толстокожей и не научилась притворяться. В семье часто вспыхивали скандалы. Будучи от природы женщиной импульсивной, Эра била посуду, пинала ногами мебель и грозилась отправить супруга на тот свет. Вспышки гнева быстро проходили. Достаточно было Семену погладить жену по голове, сказать пару ласковых слов, и она таяла. Таяла и забывала о его очередной молоденькой пассии.
   Семен Владимирович считал себя мастером в улаживании бытовых конфликтов. Он на полном серьезе полагал, что его природное обаяние и красноречие могут успокоить кого угодно. Но Сема и не подозревал, что Эра лишь делала вид, имитировала спокойствие, тогда как на самом деле в ее памяти жили все его похождения налево. Фетисова фиксировала любой взгляд в сторону, любое телодвижение супруга. Фиксировала – и молчала.
   Например, как сегодня. Она видела, какими глазами Семен уставился на смазливое личико ведущей, видела, как он перестал жевать курицу, но решила промолчать.
   Эра Валентиновна резко встала из-за стола и выбежала на улицу.
   Ей необходимо было пройтись, совершить прогулку в гордом одиночестве – без Семена.
   Шествуя по бугристой дороге, она внимательно всматривалась в строения соседей.
   В ветхом бревенчатом домике жил пенсионер Карп Андреевич. Или, как они все его называли, дядя Карп.
   Старику было восемьдесят лет, но, несмотря на почтенный возраст, дядя Карп чувствовал себя вдвое моложе. Коренастый старичок с сильными мускулистыми руками, морщинистым лицом и белесыми волосами проживал в этих местах дольше всех. Если дед не врал, то через два года будет ровно семьдесят лет с тех пор, как Карп Андреевич поселился в избушке.
   В ста метрах от дома Карпа располагалось жилище Светланы Скорняковой. Ее двухэтажная постройка из бруса была посвежее строения деда, но все равно нуждалась в капитальном ремонте. Не мешало бы перекрыть крышу, поднять фундамент и проделать ряд косметических процедур, чтобы дом вновь приобрел более-менее презентабельный вид. Но Скорнякова была абсолютно равнодушна к столь земным проблемам, как ремонт дома. Она жила исключительно книгами. Разменяв седьмой десяток, Светлана Олеговна забросила хозяйство, переключившись на чтение русской класики. Где, как не в произведениях Пушкина, можно сполна насладиться всей гаммой человеческих чувств? Реальная жизнь довольно-таки жестока, а в его прозе, стихах и поэмах она черпала море энергии и сил, которые необходимы человеку для дальнейшего существования.
   Теперь стоит упомянуть три малогабаритных коттеджа, в одном из которых обосновалась семья Фетисовых.
   В начале девяностых Эра с Семеном проживали в городе. Они и не помышляли когда-либо поселиться за его пределами. Во-первых, на покупку дачи не было денег, во-вторых, эти самые дачи никто им не предлагал.
   В течение девяностых годов бывшая когда-то большой деревенька практически вымерла. Из коренных ее жителей остались лишь двое – Карп Андреевич и Светлана Олеговна.
   Почерневшие домишки соседей снесли, а рядом было задумано выстроить коттеджи.
   Строительство началось споро, но, как часто у нас случается, так же быстро сошло на нет. Неизвестно, по каким причинам стройку прекратили, только факт остается фактом. Дальше трех коттеджей дело не пошло. Их выставили на продажу по заниженным ценам.
   Первый приобрели Фетисовы. Продав квартиру, они стали обладателями загородного жилища и подержанной машины.
   Владельцами второго коттеджа стали молодые супруги, которые проживали в этой местности до девяносто седьмого года. Затем дом был продан ими некоему Павлу Орлову – молодому предприимчивому мужчине, чей род деятельности до сих пор оставался для Эры Валентиновны загадкой.
   В третьем доме поселился генерал в отставке. Но уже три года тому назад девяностолетний старик перебрался в город к старшему сыну, а коттедж генерала на летние месяцы сдавался всем желающим.
   В этот раз насладиться тишиной приехала двадцатисемилетняя Лена Астафьева. Женщина каждый день брала мольберт и уходила подальше от людских глаз, дабы запечатлеть девственно-чистую природу на холсте.
   К слову сказать, у каждого жителя имелось личное транспортное средство. Леночка приехала сюда на старенькой иномарке, у Павла был новенький джип, дядя Карп ездил в город на дышащем на ладан «Запорожце», а Светлана Олеговна отправлялась за покупками на «Оке».
   Толкнув хлипкую калитку, Эра подошла к почерневшему крылечку.
   На веранде Светланы уже восседал довольный Карп Андреевич.
   – О!.. Вот и Эрочка пожаловала, ты вовремя. Светка сегодня на пирожки с капустой расщедрилась.
   Светлана Олеговна погрозила деду пальцем:
   – Целый месяц меня мучил! Все мозги прокомпостировал. Можно подумать, не мог купить пирогов в городе.
   – Э-э, Светка, какая ты непонятливая. В городе что? Тьфу, а не пироги. А домашняя сдоба – самая вкусная. К тому же кому, как не мне, знать, какая из тебя кухарка.
   Зардевшись, Светлана посмотрела на Эру:
   – Слышала? Вот так он мне льстил тридцать дней. Сегодня не выдержала. Сжалилась.
   – Эрка, ты не стой, в ногах правды нет. Садись, будем чаевничать. Семен придет?
   – Семен занят, – прохрипела Фетисова.
   Не успела Светлана поставить на стол чашку, как Эра Валентиновна выпалила:
   – В особняке гости!
   Дед вытянул губы трубочкой, Светлана напряглась.
   Видя их реакцию, Эра злорадно усмехнулась.

* * *

   Поужинав бананом, Леопольдина схватила кожуру и запустила ее Катке в лицо.
   Розалия зашлась в хохоте:
   – Класс! Леопольдина, ты супер. Ката, не корчи рожи, мартышка резвится.
   – Я иду к себе. – Катарина встала из-за стола.
   Продолжая смеяться, свекровь хотела отвесить очередную шутку, как вдруг…
   Проглотив второй банан, Леопольдина продолжила резвиться. Новая шкурка встретилась с намакияженным личиком Розалии.
   Присутствующих в столовой оглушил трехэтажный мат. Вовремя сориентировавшись, Леопольдина выскочила в холл.
   – Гадина! Ну, редкостная гадина!
   – Успокойтесь, мартышка просто резвится.
   Пообещав показать обезьяне, где раки зимуют, свекровь отправила в рот шоколадную конфету.
   А Катка, решив понежиться в пенистой ванне, вооружилась книгой. Чтение настолько ее затянуло, что, дойдя до семнадцатой главы, Копейкина почувствовала озноб. Встав под теплые струи душа, она поежилась.
   В полночь в ее спальню несмело постучалась Наталья.
   – Кат, ты не спишь?
   – Сначала осилю книгу. А сама почему колобродишь?
   Натка переминалась с ноги на ногу.
   – Кат, тут такое дело… Ты только не прими меня за сумасшедшую.
   – Говори.
   – Понимаешь… я сейчас выглянула в окно, и мне показалось… ну, в общем… я видела человека на улице.
   Копейкина отбросила книгу.
   – Где именно?
   – Под окнами столовой.
   – Наташ, может, померещилось?
   – Вот и Розалия о том же толкует, но я-то его видела. Хотя, – Натка запнулась, – слушай, а здесь есть дикие звери?
   – Н-не знаю.
   – Возможно, это был волк или…
   – Натка!
   – А что такого? Мы же практически в лесу, думаешь, здесь, кроме зайцев и белок, не водится более крупного зверья?
   Катарина встала. Выключив свет, она подошла к окну. Взгляд ее уперся в беспросветную тьму. От сердца сразу отлегло. У Натальи слишком бурная фантазия.
   – Интересно, как ты умудрилась что-то разглядеть, когда на улице сплошная чернота?
   – От окон столовой кто-то отбежал. Я клянусь! – Натусик едва не разревелась.
   – Ну-ну, только не включай фонтаны. Даже если это и зверь, он не сможет проникнуть в дом. Ты видела входную дверь? Да ее танком не вышибешь!
   Всхлипнув, Натка прогудела:
   – Страшно!
   – Спи с включенным светом.
   – И зачем мы сюда приехали? Комнаты – как актовые залы, лежишь на кровати и не знаешь, кто стоит в другом конце. Хочу домой!
   – Не будь ребенком.
   Натка имела отвратительную привычку: она, как никто, была способна раздуть из мухи слона.
   – Леопольдина по коридорам носится как обалделая, какой здесь сон! Кат, а может, я у тебя лягу, а? Места хватит.
   – Натка, не глупи. Спустись вниз, попей водички, и баиньки.
   – Пошли вместе.
   – Куда?
   – Вниз.
   – Зачем?
   – Одна боюсь.
   Закатив глаза, Копейкина поплелась в коридор. Это все Розалия виновата. Она приучает Натку смотреть по ночам фильмы ужасов. Сколько раз в родном коттедже Катарина вскакивала ночью от криков перепуганной до смерти Наташки. То ей привиделся эльф, то она утверждала, что по кровати прыгали маленькие человечки, а однажды вообще заявила, что в шкафу сидит привидение.
   В кухне, утолив жажду, Наташка прислушалась.
   – Ты что-нибудь слышишь?
   – Нет, – огрызнулась Копейкина. – И тебе не советую, пей и пошли. – Этот детский сад начал ее раздражать.
   – Кат, прислушайся, по-моему, кто-то стучит!
   – Это сердце у тебя стучит. Трусиха.
   В холле Катарина резко остановилась. Где-то совсем рядом послышался стук.
   Задрожав, Наталья прильнула к Копейкиной и, еле шевеля побелевшими губами, прошептала:
   – Теперь убедилась, что это не мои страхи? Мы в доме не одни!
   Как же Катарине хотелось перевести стрелки на животных: мол, это они, проказники, бродят по темному дому, поднимая шум, но…
   Парамаунт с Лизкой сладко посапывали на ее кровати, Арчибальд дремал в спальне свекрови, а неугомонная Леопольдина стоит в метре от трясущейся Натальи, с интересом наблюдая за всем происходящим.
   Стук повторился, и, как показалось Копейкиной, она услышала тонкий детский смех за входной дверью.
   – Ой! Катуш, кто там?
   – Тихо.
   На цыпочках Катарина подошла к двери.
   – Не вздумай открывать! – пропищала Натка.
   Приложив палец к губам, Ката прислушалась. Вроде бы все тихо.
   – На крыльце никого нет.
   – Тогда почему ты крадешься?
   – На всякий пожарный.
   – На какой пожарный? – Наталья взяла на руки заинтригованную Леопольдину. – Сегодня она будет спать со мной.
   – Ради бога.
   Осторожно ступая по мраморному полу, они подошли к лестнице.
   – Все в порядке, все в полном порядке, – твердила Катарина.
   – Ага, ага, в полнейшем, – успокаивала себя Натка.
   – Вашу мать! Какого черта опять шастаете? – прогремело с площадки второго этажа.
   Если вас когда-нибудь пугали сумасшедшие, то вы отлично поймете состояние Катки с Натальей, когда внезапно раздались вопли свекрови.
   Завизжав, женщины присели на корточки и обхватили головы руками. Низкий голос Розалии заставил сжаться их желудки в маленькие комочки.
   – Что с вами? Вы спятили?
   Очень часто после сильного страха на человека нападает сонливость. Она буквально валит с ног.
   На ватных ногах Катарина прошмыгнула мимо свекрови и направилась к себе.
   – Наталья, объясни, что вы делали в холле, почему крались?
   – Вы нас чуть до инфаркта не довели.
   – Отвечай на вопрос!
   – На крыльце кто-то был!
   – Опять твои шизофренические штучки? Предупреждаю последний раз: еще одно слово о твоих видениях, и ты отправишься на лечение в психушку.
   – Но…
   – Дуй к себе!
   Минуту спустя коридор опустел. Копейкина заснула мгновенно, Розалия отбыла в царство Морфея сравнительно быстро, а Натка продолжала ворочаться в кровати, прислушиваясь к малейшему шороху.
   Но дом Иннокентия был большим, просто огромным, посему Наталья не могла слышать, как неизвестный, стоя на крыльце, коснулся дверной ручки.

* * *

   Утром в спальню ворвалась Розалия. Стащив с невестки одеяло, свекровь затараторила:
   – Просыпайся! Наташка была права, ночью к нам наведывались гости.
   Не в силах расстаться с опьяняющей сонливостью, Катарина зевнула.
   – Какие гости?
   – Вставай, говорю! Быстро-быстро, надевай тапки.
   Розалия была на взводе: нижняя губа дрожала, а самое главное – свекровь предстала пред очами Копейкиной без макияжа! Это было вдвойне удивительно. Значит, в доме действительно произошло нечто экстраординарное. Розалия Станиславовна относилась к той категории вечно молодящихся дамочек, которые в случае пожара не покинут помещение, пока не накрасят глаза и не облачатся в вечернее платье.
   Взглянув на встревоженную свекровь, Копейкина проснулась окончательно.
   Наталья стояла на крыльце в пижаме. Не переставая качать головой, она, словно загипнотизированный удавом кролик, пялилась на белую стену особняка. Увидев Катку, Натали очнулась:
   – Я тебя предупреждала, а ты не верила. Полюбуйся!
   Катарина подошла к Натке, повернулась и… Холодок пробежал по ее телу.
   Красной краской на стене было выведено: «Убирайтесь вон!»
   – Что это?!
   – Ты меня спрашиваешь? Я вышла на улицу, хотела пройтись босиком по росе… – Наталья опустила голову. – Я всегда об этом мечтала.
   Розалия выругалась.
   – Идиотка! В коттедже она по росе не бегала, а здесь ей вдруг приспичило. Ближе к сути, кретинка!
   – Открыла дверь, поздоровалась с солнышком, с голубым небом, сосенками…
   – Не выводи меня, гадина!
   – Потом увидела надпись и… крысу!
   – Крысу?
   Катарина проследила за взглядом Натальи и взвизгнула. Возле перил лежала дохлая крыса. Да не простая крыса, а крыса-мутант. Таких огромных грызунов Копейкиной еще видеть не доводилось.
   – Узнаю, чьи это шуточки, в порошок сотру, – бушевала свекровь, – заставлю сожрать крысу и языком стереть надпись!
   Катка забежала в гостиную.
   Кому? Кому в голову могла прийти идея столь коварной шутки?! И тут же внутренний голос вопросил: «Шутки ли? За подобные шутки в зубах бывают промежутки!»
   Да и какой нормальный человек ради забавы проберется ночью на чужую территорию и примется изрисовывать стены? Нет, здесь дело нечисто.
   Наспех переодевшись, Копейкина направилась по тропинке в сторону поляны. Проникнуть на участок Красницкого могли только через ту калитку. Она не закрывается, а значит…
   Взгляд ее наткнулся на окурок. Ката нагнулась. А вот и улика! Вчера окурка не было, она это точно помнит – тропинка была чистой, без признаков какого-либо мусора.
   Пришлось возвращаться домой и взять из шкафчика в кухне маленький полиэтиленовый пакет. Не зря Копейкина любила детективы – она, как никто, знала, как нужно поступать при обнаружении следов пребывания поблизости злоумышленника.
   Аккуратно, с помощью прутика, она поместила окурок в пакет и спрятала его в карман.
   Зачем все это ей понадобилось – вопрос сложный. Просто интуиция не переставая твердила – возьми, положи, сохрани!
   Опасения ее оправдались. Калитка была открыта настежь. Теперь Катарина испугалась по-настоящему.
   Как поступить в сложившейся ситуации? Позвонить в милицию или постараться забыть неприятный инцидент? Ни тот, ни другой вариант не подходили. В милицию звонить глупо, они все равно ничего не сделают. Сошлются на местного балагура-юмориста, решившего после изрядной порции спиртного поиграть на нервишках новоявленных соседей.
   Соседи… Что Катка о них знает? Ничего. Вот с этого и надо начать свое маленькое расследование. Познакомиться, поговорить, а там, глядишь, шутник и сам сознается в учиненном злодеянии.
   Немного успокоившись, Копейкина вернулась в особняк. Леопольдина отчаянно просилась на улицу.
   – Э, нет, подруга, сначала наденем тебе ошейник и поводок.
   Мартышка начала капризничать.
   – Или будешь сидеть дома!
   Пока Наталья стирала со стены надпись, а Розалия металась по гостиной, обдумывая все более изощренные способы мести ночному пакостнику, Копейкина спрятала в кабинете пакет с окурком. Пусть лежит до лучших времен, может, улика еще пригодится.
   На душе остался неприятный осадок. Катка стала бояться наступления сумерек. Ведь именно с покровом ночи наши страхи усиливаются во сто крат. Именно ночью человек чувствует себя более беззащитным и уязвимым…

ГЛАВА 4

   Семен Владимирович зашел в предбанник в прекрасном расположении духа. Пожалуй, Фетисов был одним из немногих, кто любил посидеть в баньке не на сон грядущий, а днем. Когда, распаренный, с раскрасневшейся кожей, он выходил на улицу, мир казался ему прекрасным и бездонным.
   За кружечкой холодного пивка Семен любил помечтать о жизни или пофилософствовать о вечном. Эра Валентиновна страсть супруга не разделяла. Ее вполне устраивала обычная ванна, а баня, по мнению Фетисовой, это вообще пережиток прошлого.
   Скинув одежду, Семен прошмыгнул в парную.
   Жар мгновенно охватил все тело. Поры расширились, на коже выступили капельки пота.
   Расположившись на скамейке, Семен выплеснул на раскаленные камни ушат воды и блаженно вздохнул. Как же хорошо в собственной баньке! Но было бы совсем прекрасно, если бы ему составила компанию та блондиночка из ток-шоу. Красива, чертовка, – все при ней: рост, фигура, грудь. Не то что вечно недовольная супруга.
   Семен закрыл глаза. Сердце его учащенно забилось, в висках закололо.
   Сказывается возраст. Он уже далеко не юнец и просиживать в бане часами, как это случалось в былые дни, не может. Минут через пять Фетисов вышел в предбанник отдышаться.
   Перед глазами его запрыгали серые точки. Он присел на топчанчик. Жутко хотелось пить.
   Придя в себя, Семен Владимирович вернулся в парилку.
   Очередной ушат воды окатил камни. Раздалось шипение.
   Фетисов взял березовый веник. Отхлестав себя по ногам и животу, мужчина ощутил гул и шум в ушах. Это был знак – необходимо снова выбежать в предбанник.
   Дернув ручку, Семен вздрогнул. Дверь была заперта.
   – Черт! Что за шутки?!
   Он забарабанил в дверь. Тщетно.
   Обливаясь потом, Фетисов заорал:
   – Эра! Эра!..
   Тишина.
   В сердце что-то кольнуло, руки ослабли.
   Облившись водой, Семен Владимирович сел на пол. Тело его обмякло, все вокруг поплыло. Термометр показывал плюс сто двадцать градусов.
   Невыносимый жар проникал в каждую пору, в каждую клеточку. Постепенно сознание стало покидать Фетисова.
   Он лежал на полу, прерывисто дышал и надеялся на чудо.
   Чуда не последовало. Зрение пропало. Секундой позже у Семена пропал и слух. А еще через несколько минут сердце Семена Владимировича остановилось – наступила смерть.

* * *

   Третья ночь в особняке Иннокентия Эдуардовича выдалась спокойной. По крайней мере, Катка, вопреки собственным ожиданиям, не тряслась от страха и не слышала посторонних шумов и стуков.
   Утром, вскочив с кровати, Копейкина первым делом выбежала на крыльцо. Слава богу, новой надписи на стене не оказалось. Уже хорошо. Значит, все не настолько запущенно, как представлялось вчера.
   Стоя на крыльце, Катарина потянулась, улыбнулась самой себе и… замерла.
   По тропинке шла высокая девушка, неся в руках мольберт.
   Улыбка сползла с лица Копейкиной, как с белых яблонь дым. Нахмурив брови, Катарина крикнула:
   – Эй, вы кто? И как сюда попали?
   Приблизившись, незнакомка быстро затараторила:
   – Вы только не пугайтесь, я сейчас все объясню. Меня зовут Лена, я снимаю здесь неподалеку коттедж.
   – Как вам удалось проникнуть на нашу территорию?
   – Так я через заднюю калитку прошла.
   Катарина спустилась со ступенек.
   Переминаясь с ноги на ногу, Лена виновато смотрела на мольберт.
   – Извините, – пробормотала она, – я, наверное, не вовремя?
   – Нет, стойте!
   Копейкина внимательно вгляделась в приятные черты лица Елены. Высокие скулы, пухлые губки, бездонные карие глаза и копна иссиня-черных волос, спадающих на тоненькие плечики, заставили Катку вспомнить о правилах хорошего тона.
   – Прошу, проходите в гостиную.
   – Нет, нет, – запротестовала Астафьева, – это лишнее. Если вы не возражаете, я бы хотела остаться на улице.
   – В смысле?
   – Понимаете, я художница. Приехала в ваши края на лето в надежде запечатлеть всю эту красоту. Места у вас потрясающие, так и хочется постоянно стоять у мольберта с кистью в руках. Такие виды кругом – только успевай переносить на бумагу или на холст! А ваш особняк… Я здесь уже третью неделю и почти каждый день прохожу мимо той калитки, а зайти к хозяевам не решалась. Особняк царский, настоящее творение архитектуры. Он так и просится, чтобы его нарисовали. Не возражаете, если в течение дня он будет мне позировать? – Леночка смутилась, и ее щечки залил румянец.
   – О чем речь, я только «за». Только у меня одно условие.
   – Какое? – Астафьева напряглась.
   – Не пугайся. Во-первых, прежде чем ты начнешь работать, мы должны познакомиться. Я – Катарина. А во-вторых, за кисть ты возьмешься лишь после чашечки горячего чая. Идет?
   Лена словно вся заискрилась.
   – Такие условия мне нравятся!
   Оставив мольберт на улице, Елена прошествовала за Каткой. Ступив в холл, Астафьева быстро заморгала:
   – Ничего себе! Катарина, у вас чудесный дом! Он, наверное, стоит целое состояние. Ну и размеры… ну и шик…
   – Лена, а что ты можешь рассказать о своих соседях по коттеджам? – спросила Катка четверть часа спустя.
   Астафьева откусила кусочек вафли.
   – Да практически ничего. Я знаю их не настолько хорошо, чтобы располагать конкретной информацией. Я ведь из города приехала специально, чтобы хоть какое-то время побыть подальше от людей. Знаете, постоянное общение надоедает, оно давит на мозги. Конечно, люди разные, и некоторым, напротив, необходимо внимание и общение, но я к этой категории не отношусь. Тишина и одиночество – вот где рождается истина. Мои соседи, супруги Фетисовы, вроде бы вполне милые люди. Три дня тому назад я просила Семена Владимировича посмотреть мою машину. Он с радостью согласился. Оказалось, мне необходимо поменять карбюратор. В машинах Фетисов разбирается, как настоящий профи. Наговорил мне столько всего… мама дорогая! Я и половины из его слов не поняла: купить то, заменить се. Я в этом деле – полнейшая идиотка. – Лена погрустнела. – Жалко его, жизнерадостный был человек.
   Катарина подалась вперед:
   – Что значит – был?
   – Ой, вы же не знаете! Семен Владимирович умер.
   – Как умер?! От чего?
   – Эра Валентиновна сказала: у мужа случился сердечный приступ в бане.
   Копейкиной сделалось неуютно.
   – Приезжала «Скорая», милиция… – Астафьева выдержала короткую паузу. – Между нами говоря, поведение Эры Валентиновны меня здорово удивило. Конечно, у нее просто мог быть шок от всего случившегося, но… Понимаете, Катарина, по-моему, Эра совсем не опечалена безвременной кончиной мужа.
   – На основании чего именно ты сделала такие выводы?
   Лена понизила голос до шепота:
   – Когда вчера вечером тело Семена Владимировича увезли в морг и Эра осталась одна, я решила составить ей компанию. Ну, нехорошо, когда человек, потерявший близкого, находится наедине со своими мыслями. Еще, чего доброго, в порыве отчаяния совершит необдуманный поступок. Короче, подхожу я к коттеджу и слышу музыку. Сначала подумала – показалось, а потом увидела вальсирующую по комнате Эру Валентиновну!
   – Помутнение рассудка?
   Астафьева замотала головой.
   – Ничего подобного! Стоило мне позвонить, как Эра выключила телевизор и предстала на пороге с разрисованным лицом. Создалось впечатление, что она собралась на тусовку: яркий макияж, прическа, вечернее платье. Поблагодарив меня за сочувствие, Эра поспешила закрыть дверь, сказав, что свое горе хочет переживать в гордом одиночестве. Через десять минут я вновь услышала музыку. А сегодня, идя к вам, я столкнулась с Эрой на поляне. Она сидела на пне с таким довольным видом, словно ей сообщили, что она выиграла миллион долларов.
   – На каком пне она сидела? Здесь, у дуба?