Увлечение Дольчепиано этой новой загадкой казалось мне подозрительным. Конечно, он не мог быть изобретателем этой истории. Нельзя заранее предвидеть такого случая, как приклеенные к накидке марки. Но итальянец мог воспользоваться им, как средством для возбуждения во мне новых подозрений, которые заставили меня забыть прежние, касающиеся лично его. И этот замысел удался ему на славу, так как все мои предположения спутались. Саргасс, Дольчепиано, Софи – все эти имена кружились в моей голове, не давая возможности сосредоточиться и парализовали мою волю. Мне казалось, что вокруг меня разрастался какой-то туман и всюду, куда бы я ни оглянулся, как тень, вставало подозрение. Везде подозрение! К кому бы я ни приближался, каждый становился мне подозрителен. Я чувствовал, что еще немного и я сойду на этом с ума. Единственное спасение было – раскрыть истину, но я уже не рассчитывал на свою проницательность, а просто-напросто верил в силу случая, который играет такую большую роль в жизни людей.
Возвращение Дольчепиано прервало мои грустные размышления.
– Ну что? – издали закричал я.
– Ничего! – ответил тот, садясь напротив меня. – Это почерк не Антонина Бонассу.
Я не мог удержаться от иронической улыбки.
– Я был в этом уверен, – сказал я.
– Но это еще ничего не доказывает, – добавил он. – Можно изменить почерк или попросить кого-нибудь написать.
– В особенности, когда дело идет о письме, которое никому не должно быть известно, – иронически продолжал я.
– Ну, да бросим это, – сказал Дольчепиано. – Это не столь важно и только отклоняет нас от выслеживания Саргасса.
– Очень рад, что вы наконец пришли к этому убеждению, – заметил я.
– Я могу себе позволить иногда легкое уклонение в область фантазии, – сказал он. – Я не профессионал. Это у вас на все должен быть заранее выработанный метод.
– Следовательно, вы отказываетесь утилизировать марки и разобраться, в чем тут дело?
– Для этого надо иметь в руках весь альбом мадемуазель Перанди, – усмехнулся он. – А я не хочу прибегать к воровству.
– В таком случае, вам остается одно: вернуть мне марки, которые я передам по принадлежности, – сказал я.
Дольчепиано против всех моих ожиданий согласился.
– Вот они! – сказал он, вынимая марки из портмоне. Я сосчитал их и вложил в написанное мной письмо, заклеил конверт. Сделав это, я снова обратился к Дольчепиано.
– Могу я узнать, что вы теперь намерены предпринять?
– Прежде всего, похитить вас, – ответил он, подзывая лакея и расплачиваясь с ним.
– Похитить меня? – расхохотался я. – Это еще что за выдумка?
– Не сердитесь! – спокойно произнес итальянец. – В этом нет ничего страшного. Довольствуйтесь одним объяснением: случай пожелал свести нас.
Был ли это случай? Я плохо в это верил, но счел за лучшее не возражать.
– Вы были так любезны, что посвятили меня в суть своего дела, – продолжал Дольчепиано, – и я с большим интересом сопутствовал вам во всех ваших поисках. Я сразу понял, что вы действовали по заранее выработанному методу, и поэтому преклоняюсь перед вашей опытностью. Но, если не ошибаюсь, перед вами в данное время вырисовались два пути, и вы колеблетесь, какой избрать. Положитесь лучше всего на случай, то есть на меня. Взамен этого я попрошу у вас только несколько часов слепого повиновения.
– Слепого? – повторил я без всякого восторга.
– Это необходимо. Я еще окончательно не обдумал свой план и потому не могу сообщить его вам заранее. К тому же он может показаться вам чересчур наивным, и, отстаивая его, я могу потерять слишком много времени. Положитесь на мое счастье. Удастся ли мне что-нибудь или нет, завтра я раскрою вам все.
Я на минуту задумался. Чем я рисковал? Я уже свершил с Дольчепиано столько всевозможных экскурсий, что перспектива еще одной поездки не казалась мне страшной. Был ли он правдив или нет, поехать с ним значило получить возможность так или иначе разгадать интересующую меня тайну. Того же самого жаждала и Софи, значит, так и надо поступить.
– Хорошо! – согласился я. – Похищайте меня, я готов.
– С закрытыми глазами?
– Ну нет! – пошутил я. – Должен же я, по крайней мере, видеть, куда вы меня повезете.
– Сколько угодно, только будьте послушны.
– Обещаю! – улыбнулся я.
– Браво! Вы, конечно, понимаете, что мы прежде всего разыщем Саргасса и для этой цели поедем в Сен-Пьер.
– Одобряю! – ответил я.
– В таком случае отправимся скорее в гараж, где я оставил свой автомобиль.
Дорогой я нашел почтовый ящик и незаметно опустил в него письмо. Дольчепиано, по-видимому, не обратил на это внимания.
– Помните один из наших последних разговоров? – сказал он мне. – Я вам говорил, что есть два способа осветить дело Монпарно, из которых один нам недоступен. Оказывается, я ошибался. У нас в руках оба способа, и мы применим и тот, и другой.
Глава IX
Глава X
Возвращение Дольчепиано прервало мои грустные размышления.
– Ну что? – издали закричал я.
– Ничего! – ответил тот, садясь напротив меня. – Это почерк не Антонина Бонассу.
Я не мог удержаться от иронической улыбки.
– Я был в этом уверен, – сказал я.
– Но это еще ничего не доказывает, – добавил он. – Можно изменить почерк или попросить кого-нибудь написать.
– В особенности, когда дело идет о письме, которое никому не должно быть известно, – иронически продолжал я.
– Ну, да бросим это, – сказал Дольчепиано. – Это не столь важно и только отклоняет нас от выслеживания Саргасса.
– Очень рад, что вы наконец пришли к этому убеждению, – заметил я.
– Я могу себе позволить иногда легкое уклонение в область фантазии, – сказал он. – Я не профессионал. Это у вас на все должен быть заранее выработанный метод.
– Следовательно, вы отказываетесь утилизировать марки и разобраться, в чем тут дело?
– Для этого надо иметь в руках весь альбом мадемуазель Перанди, – усмехнулся он. – А я не хочу прибегать к воровству.
– В таком случае, вам остается одно: вернуть мне марки, которые я передам по принадлежности, – сказал я.
Дольчепиано против всех моих ожиданий согласился.
– Вот они! – сказал он, вынимая марки из портмоне. Я сосчитал их и вложил в написанное мной письмо, заклеил конверт. Сделав это, я снова обратился к Дольчепиано.
– Могу я узнать, что вы теперь намерены предпринять?
– Прежде всего, похитить вас, – ответил он, подзывая лакея и расплачиваясь с ним.
– Похитить меня? – расхохотался я. – Это еще что за выдумка?
– Не сердитесь! – спокойно произнес итальянец. – В этом нет ничего страшного. Довольствуйтесь одним объяснением: случай пожелал свести нас.
Был ли это случай? Я плохо в это верил, но счел за лучшее не возражать.
– Вы были так любезны, что посвятили меня в суть своего дела, – продолжал Дольчепиано, – и я с большим интересом сопутствовал вам во всех ваших поисках. Я сразу понял, что вы действовали по заранее выработанному методу, и поэтому преклоняюсь перед вашей опытностью. Но, если не ошибаюсь, перед вами в данное время вырисовались два пути, и вы колеблетесь, какой избрать. Положитесь лучше всего на случай, то есть на меня. Взамен этого я попрошу у вас только несколько часов слепого повиновения.
– Слепого? – повторил я без всякого восторга.
– Это необходимо. Я еще окончательно не обдумал свой план и потому не могу сообщить его вам заранее. К тому же он может показаться вам чересчур наивным, и, отстаивая его, я могу потерять слишком много времени. Положитесь на мое счастье. Удастся ли мне что-нибудь или нет, завтра я раскрою вам все.
Я на минуту задумался. Чем я рисковал? Я уже свершил с Дольчепиано столько всевозможных экскурсий, что перспектива еще одной поездки не казалась мне страшной. Был ли он правдив или нет, поехать с ним значило получить возможность так или иначе разгадать интересующую меня тайну. Того же самого жаждала и Софи, значит, так и надо поступить.
– Хорошо! – согласился я. – Похищайте меня, я готов.
– С закрытыми глазами?
– Ну нет! – пошутил я. – Должен же я, по крайней мере, видеть, куда вы меня повезете.
– Сколько угодно, только будьте послушны.
– Обещаю! – улыбнулся я.
– Браво! Вы, конечно, понимаете, что мы прежде всего разыщем Саргасса и для этой цели поедем в Сен-Пьер.
– Одобряю! – ответил я.
– В таком случае отправимся скорее в гараж, где я оставил свой автомобиль.
Дорогой я нашел почтовый ящик и незаметно опустил в него письмо. Дольчепиано, по-видимому, не обратил на это внимания.
– Помните один из наших последних разговоров? – сказал он мне. – Я вам говорил, что есть два способа осветить дело Монпарно, из которых один нам недоступен. Оказывается, я ошибался. У нас в руках оба способа, и мы применим и тот, и другой.
Глава IX
Два выстрела
Утолив голод, мы выехали из Ниццы около часа дня. К моему большому удивлению, Дольчепиано пустил свою машину самым умеренным ходом. Можно было подумать, что мы просто-напросто совершаем прогулку.
– Вы не торопитесь приехать? – спросил я наконец.
– Наоборот, – ответил итальянец, – я не хочу быть в Сен-Пьере до наступления темноты.
– Почему?
– Потому что мой план требует темноты… Не забудьте, мистер Вельгон, что вы должны следовать за мной беспрекословно.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся я. – Но мне, надеюсь, не запрещается высказывать вслух свои предположения?
– Это сколько угодно! – улыбнулся Дольчепиано.
На самом деле у меня никаких предположений не было, и я сказал это только из желания придать себе некоторый вес. Тем не менее я задумался и должен сознаться, главным предметом моих размышлений была все-таки история с марками. Как я ни старался забыть о ней, я чувствовал, что она интересует меня гораздо больше Саргасса и содержимого красного чемодана. Суеверные люди называют этот род беспокойства предчувствием.
В течение всей дороги я имел достаточно времени проштудировать все свои мысли, так как Дольчепиано, как нарочно, все уменьшал и уменьшал ход автомобиля. Наконец, когда стало уже почти совсем темно, мы увидели вдали мерцающие огоньки Сен-Пьера.
Не изменяя хода автомобиля, итальянец, едва успев въехать в Сен-Пьер, начал усиленно давать гудки и, точно находя в этом особенное удовольствие, ежеминутно останавливался, вызывая шипение мотора и шум, неизбежно связанные с новым движением вперед.
Я не мог удержаться, чтобы не заметить ему, что у него странная манера стараться проскользнуть незамеченным.
– Я думал, что вы не хотите, чтобы вас кто-нибудь видел? – добавил я.
– Настолько не хочу, что прячусь, насколько это возможно, – ответил он.
Действительно, я тут только заметил, что он соскользнул со своего места и управлял автомобилем, стоя на коленях, почти сливаясь с корпусом машины, благодаря чему издали, с дороги, был виден только один мой силуэт.
Несмотря на то, что я находил этот способ защиты несколько смешным, я попробовал, ввиду внимания, которое обращал на себя автомобиль, последовать примеру моего спутника. Но он поспешно остановил меня.
– Нет, нет! Сидите на месте. Необходимо, чтобы вас видели.
Почему меня, а не его? Но я дал слово беспрекословно повиноваться.
Проезжая мимо дома Саргасса я не удержался, чтобы не бросить на него взгляд. Двери и ставни были заперты, едва пропуская маленькие полоски света. Но, когда мы уже отъехали и я снова обернулся, чтобы еще раз посмотреть в том же направлении, я увидел в дверях дома громадный силуэт смотревшего нам вслед Саргасса. Было еще не совсем темно, и он должен был узнать меня. Я заметил, как он потряс в воздухе кулаком, и скорее угадал, чем услышал посланную нам в догонку угрозу.
– Что я вам говорил! – с неудовольствием воскликнул я. – Саргасс меня увидел.
– И отлично! – ответил Дольчепиано.
– Значит, вы не хотите застать его врасплох? Зачем же мы тогда теряли столько времени?
– Мы его наверстаем! Не беспокойтесь! – спокойно ответил он.
И автомобиль, повернув назад, помчался по направлению Ла-Рошетт, не теряя из виду дома Саргасса.
За первым же поворотом Дольчепиано остановил около одного из утесов автомобиль, выключил мотор.
Затем он обернулся ко мне.
– Avanti! signor! – весело произнес он, хлопая меня по плечу.
– К вашим услугам, – ответил я.
Итальянец сбросил с себя длинное автомобильное пальто, вынул из заднего ящика автомобиля мешок, в котором, как мне показалось, были разные инструменты, веревку, лопату и кирку и взвалил все это себе на плечи.
«Все необходимое для рудокопа, – подумал я. – Ага, молодчику приглянулась моя идея поискать местонахождение товара. Но для чего веревка? Или для кого?»
Мы пошли вперед, стараясь держаться ближе к утесам. Вокруг нас царила тьма, как вдруг, вырвавшись из-за туч, выплыла яркая полная луна, озарившая всю долину, деревья, дома, каждый камень сверкающим фосфорическим светом.
К счастью, около утесов лежали темные тени деревьев, что дало нам возможность продолжать наш путь незамеченными. Но это было недолго. Нам пришлось остановиться. Мы приближались к дому Саргасса, и нам приходилось вступать в самую яркую полосу света.
– Что за проклятая луна! – проворчал итальянец, злобно глядя на небо.
Но он сейчас же успокоился. Одновременно с появлением луны поднялся ветер и на небе тесной громадой двигались тучи, то и дело закрывая луну и погружая во мрак всю долину.
Надо было воспользоваться этими минутами и успеть пройти опасные места, прежде чем луна опять осветит все пространство. Мы так и поступили и после нескольких подобных переходов очутились в тени группы деревьев, расположенных в нескольких шагах от дома Саргасса.
Тут мы были в безопасности и, кроме того, могли наблюдать за всем, что происходило в доме Саргасса, выходившего к нам передним фасадом.
– Теперь отдохнем! – сказал Дольчепиано, опуская на землю мешок с инструментами и ложась около него сам.
Я последовал его примеру.
Выплывшая луна осветила весь фасад дома.
– Не двигайтесь, – прошептал итальянец. – Если вас клонит ко сну, воспользуйтесь этим, так как теперь самая подходящая минута. Нам предстоит бессонная ночь. Когда понадобится, я вас разбужу.
– Благодарю вас! – также тихо ответил я. – Я не имею никакого желания упустить из виду что бы то ни было из этой картины. Судя по мелодраматическому началу, вы должны были придумать что-нибудь чрезвычайно любопытное. – Я нарочно говорил с иронией, стараясь заглушить ею недовольство, то и дело вырывавшееся у меня наружу при виде самонадеянных манер Дольчепиано. Чего он ждал? Что мы сторожили? Если действительно наша цель состояла в том, чтобы захватить одного из соучастников убийства господина Монпарно, я играл довольно жалкую роль, подчиняясь какому-то незнакомцу, третирующему меня самым бесцеремонным образом. В его глазах я был Падди Вельгон, и настоящий владелец этого имени едва ли остался бы доволен, узнав, как я роняю его престиж. Поэтому я от всей души желал, чтобы подозрения мои оправдались и вся эта история оказалась одной комедией. Будучи предубежденным, я не дам себя провести, и какую блестящую победу одержу я тогда над посрамленным соперником.
Но мое радужное настроение продолжалось недолго. Предсказания Дольчепиано начинали сбываться. Дверь дома осторожно отворилась, и Саргасс, предусмотрительно оглядевшись вокруг, вышел из дома. Он тоже, видимо, старался держаться в тени деревьев, но мы все-таки, благодаря удачно занятому месту, могли следить за каждым его движением. Я заметил, что он держал под блузой какой-то предмет, но что именно, различить было невозможно.
Он стал пробираться вдоль стены дома, исчез в тени сарая, снова появился, лежа на животе, на насыпи около сарая и стал спускать вниз за ограду какой-то длинный предмет, завернутый в его блузу. Сделав это, он, в свою очередь, спустился на дорогу, повернул за угол сарая и исчез из наших глаз. Напрасно мы напрягали зрение, тучи закрыли луну, и вокруг нас царила непроницаемая тьма.
– Теперь в дом! – прошептал мне на ухо Дольчепиано.
Он взял в руки мешок и, пригнувшись к земле, направился к дому. Я последовал за ним. Подойдя к обеим постройкам, мы осторожно обошли их вокруг, чтобы удостовериться, что Саргасс нигде не спрятался. Спокойствие, с каким мой спутник производил этот осмотр, указывало на то, что он знал, где находился в данный момент бывший извозчик, и был уверен в его отсутствии, но желал только проверить правильность своих сведений.
Закончив нашу рекогносцировку, мы остановились около одной из стен дома. Дольчепиано усадил меня рядом с собой на большой камень.
– Теперь побеседуем, мой милый Падди, – прошептал он мне на ухо. – Я хочу дать вам одно поручение, как человеку, которому я вполне доверяю.
– Я буду очень польщен, – ответил я с едкой иронией, – в особенности, если вы соблаговолите объяснить мне, в чем именно заключается дело и к какой цели приведет нас исполнение этого поручения.
– Вы забыли наши условия, – возразил Дольчепиано.
– Сегодня – ни слова. Завтра – все, что вам угодно.
– Завтра! Что такое завтра? – взволновался я. – Может быть, это завтра никогда не придет.
– Терпение – первая добродетель сыщика, – ответил итальянец.
– А прозорливость – вторая! – отпарировал я.
– За чем же дело стало? – спокойно произнес он. – Догадывайтесь, если можете. Но только, ради всего святого, не заставляйте меня терять времени даром. Хотите вы мне помочь: да, или нет?
– Я обещал и сдержу слово! – с достоинством произнес я.
– Отлично. В таком случае снимите с себя прежде всего эту накидку, она слишком бросается в глаза. Так… Теперь снимайте куртку и жилет. Какая у вас рубашка? Серая фланелевая и довольно темная? Ничего, сойдет!.. Посмотрим дальше! Это уже хуже! Зеленый цвет слишком заметен. Надо что-нибудь темно-серое, это самое удобное…
Подтяжки тоже никуда не годятся. По одним этим черным полосам нас заметят за сто шагов.
По мере того, как он говорил, я снимал одну вещь за другой и оказался наконец в указанном выше костюме.
– Благодарю вас за драгоценные указания, – недовольно ответил я. – Если бы вы заранее предупредили меня, какую роль вы мне отводите, я постарался бы одеться так, чтобы избежать вашей критики.
– Надо всегда принимать во внимание местность, на которой приходится действовать, – произнес он нравоучительным тоном. – Выбор костюма одна из главных забот сыщика. Однако довольно болтать. Будьте добры, возьмите эту палку. – Он протянул мне большую жердь, поднятую им около сарая, и когда я взял ее в руки, привязал к ней поперек, наподобие креста, более короткую палку. Затем, порывшись в мешке, вынул кусок темной материи, задрапировал ею обе палки и на конец одной из них надел старую фетровую шляпу.
– Отлично! – сказал он, отходя на несколько шагов и издали смотря на сооруженное им чучело. – Теперь идите сюда.
Он привел меня к углу дома, откуда было видно все пространство, начиная от владений Саргасса вплоть до первых деревенских построек.
– Видите эту небольшую ограду, идущую вдоль кладбища? – спросил он.
– Конечно, – ответил я.
– Вы пойдете вдоль нее… Слушайте хорошенько, что я вам скажу, это очень важно… Вы пойдете вдоль ограды, согнувшись таким образом, чтобы вас с той стороны не было видно, понимаете? совсем не было видно.
– Понимаю.
– Важно, чтобы вы исполнили мои слова точка в точку. Не доходя шагов десяти до поворота на кладбище, вы остановитесь и осторожно, не подымая головы, посмотрите за ограду, она разваливается и вы легко найдете щель, в которую и заглянете.
– И что я там увижу? – спросил я.
– Не знаю. Вернее всего, ничего. В таком случае вы поднимите это чучело над оградой и держите его в таком положении до тех пор, пока все будет благополучно. Это будет для меня знак, что никто не приближается.
– Хорошо! – согласился я. – Я, кажется, начинаю понимать. А вы где будете в это время?
– Я? – улыбнулся Дольчепиано. – Я останусь здесь. У меня тут есть небольшое дело.
– Я догадываюсь какое, – сказал я. – Одним словом, я должен служить вам сигнальщиком и вся моя миссия сводится к тому, чтобы предупредить вас о возвращении Саргасса.
– Допустим, что так, – согласился итальянец.
– Желаю успеха! – насмешливо произнес я. – Если вы найдете то, что ищете, я буду готов изобразить из себя вьючное животное, чтобы доставить его в Пюже.
– Не говорите зря! – в том же тоне ответил Дольчепиано. – Желаю и вам успеха. И помните, если что случится, спасайтесь сами, не беспокойтесь обо мне.
– Хорошо. Там будет видно!
И я пошел по тропинке, смеясь про себя над наивностью итальянца.
Так вот каков был его план. И для такого ничтожного дела понадобилось столько предосторожности и таинственности?
Пусть себе копает землю хоть до утра, все равно ничего не найдет. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы сразу понять, что никакого товара спрятано тут быть не может. Напрасно я считал Дольчепиано сильнее меня, просто-напросто он очень самонадеян и во что бы то ни стало хочет посадить меня в лужу.
– Или он думает, что ночью видно лучше, чем днем? – усмехнулся я.
Между тем я добрался до указанного им места и из желания поднять его потом на смех еще больше в точности исполнил его забавные наставления. Заглянув в одну из щелей ограды, я убедился, что на кладбище никого не было, и, следуя данным мне автомобилистом предписаниям, поднял кверху задрапированную материей и украшенную шляпой жердь.
В ту же минуту яркий свет прорезал окружавшую меня тьму, раздался звук выстрела, и чучело, точно срезанное ножом, упало прямо на меня.
Едва придя в себя от изумления, я заглянул в щель. Какая-то высокая фигура, с ружьем в руках, двигалась как раз на меня.
Не теряя присутствия духа, я опустил руку в карман, ища револьвер.
Он остался в куртке!
Делать было нечего. Оставалось одно: бежать. Неминуемая опасность придала мне крылья, и я бросился бежать со всех ног, защищенный оградой от взоров своего преследователя. Тот между тем перелез через ограду и нашел сраженное его пулей чучело. Ему все стало ясно. Он выпрямился, заметил меня и пустился вслед за мной, угрожающе размахивая ружьем.
Я добежал до того места, где оставил итальянца и свою одежду. И Дольчепиано, и мое платье исчезли.
Из груди моей вырвался крик отчаяния и ярости. Человек с ружьем должен был догнать меня с минуты на минуту, а я был безоружен.
– Дольчепиано! – закричал я не своим голосом. – Дольчепиано! Помогите!
Мне показалось, что я услышал чей-то смех, но откуда он донесся, я не мог разобрать. Меня вдруг охватила ужасная мысль. Я понял все. Дольчепиано заманил меня в ловушку и, слишком осторожный для того, чтобы выполнить эту задачу лично, предоставил разделаться со мной Саргассу. К сожалению, я понял это слишком поздно. Тем не менее я решил защищаться. В двух шагах от меня была гора, и если мне удастся взбежать наверх, я спасен – любой из утесов послужит мне убежищем.
Собравшись с силами, я бросился бежать по тропинке, причудливо извивавшейся между камнями. Но не успел я пробежать и двадцати метров, как до меня снова донесся топот ног и шум скатывавшихся камней. Саргасс гнался за мной, задыхаясь, осыпая меня проклятиями, и его голос, как раскаты грома, нарушал мирную тишину ночи.
Я не чувствовал под собой ног, дыхание мое становилось порывистым, сердце готово было разорваться; я с минуты на минуту ждал, что меня уложит на месте пуля. Но Саргасс, видимо, боялся промахнуться и ждал более удобного случая.
Он продолжал гнаться за мной, и я с ужасом задавал себе вопрос: кто из нас первый выбьется из сил: я или он? Силы мои начали ослабевать, я уже два раза чуть не упал. К счастью, расстояние между нами не уменьшалось и впереди себя я уже видел темные силуэты утесов, где я мог спрятаться. К ним вела небольшая тропинка. Я напряг последние силы и взбежал наверх.
Я был спасен!
Вдруг крик ужаса вырвался у меня из груди. Я стоял на верхушке горы, налево и направо зияли пропасти, прямо передо мной, покрытая зеленью и ползучими растениями, возвышалась отвесная скала. Вернуться назад? Спуститься вниз? Но Саргасс был уже в нескольких метрах от меня и навел на меня ружье.
Не соображая, что я делаю, я судорожно ухватился руками за выступ скалы и, прилагая неимоверные усилия, умудрился подняться почти вертикально на несколько футов. Над моей головой свешивалось несколько ползучих растений, я ухватился за них и так и остался висеть в воздухе. С трудом обернувшись назад, я увидел Саргасса, остановившегося на середине тропинки, спокойно наводящего на меня ружье. Меня охватила лихорадочная дрожь; я инстинктивно закрыл глаза и открыл их только после того, как услышал звук выстрела.
На меня посыпался целый дождь камней, и я почувствовал как поддерживавшие меня растения начали сдавать. Я в последний раз бросил взгляд вниз, мысленно измеряя высоту моего падения, и увидел, как какая-то темная тень, внезапно отделившись от скалы, бросилась на Саргасса и вместе с ним рухнула на землю.
В ту же минуту растения, за которые я держался, с корнем оторвались от скалы, и я упал на землю в нескольких шагах от боровшихся противников.
В глазах у меня потемнело, и я лишился сознания.
– Вы не торопитесь приехать? – спросил я наконец.
– Наоборот, – ответил итальянец, – я не хочу быть в Сен-Пьере до наступления темноты.
– Почему?
– Потому что мой план требует темноты… Не забудьте, мистер Вельгон, что вы должны следовать за мной беспрекословно.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся я. – Но мне, надеюсь, не запрещается высказывать вслух свои предположения?
– Это сколько угодно! – улыбнулся Дольчепиано.
На самом деле у меня никаких предположений не было, и я сказал это только из желания придать себе некоторый вес. Тем не менее я задумался и должен сознаться, главным предметом моих размышлений была все-таки история с марками. Как я ни старался забыть о ней, я чувствовал, что она интересует меня гораздо больше Саргасса и содержимого красного чемодана. Суеверные люди называют этот род беспокойства предчувствием.
В течение всей дороги я имел достаточно времени проштудировать все свои мысли, так как Дольчепиано, как нарочно, все уменьшал и уменьшал ход автомобиля. Наконец, когда стало уже почти совсем темно, мы увидели вдали мерцающие огоньки Сен-Пьера.
Не изменяя хода автомобиля, итальянец, едва успев въехать в Сен-Пьер, начал усиленно давать гудки и, точно находя в этом особенное удовольствие, ежеминутно останавливался, вызывая шипение мотора и шум, неизбежно связанные с новым движением вперед.
Я не мог удержаться, чтобы не заметить ему, что у него странная манера стараться проскользнуть незамеченным.
– Я думал, что вы не хотите, чтобы вас кто-нибудь видел? – добавил я.
– Настолько не хочу, что прячусь, насколько это возможно, – ответил он.
Действительно, я тут только заметил, что он соскользнул со своего места и управлял автомобилем, стоя на коленях, почти сливаясь с корпусом машины, благодаря чему издали, с дороги, был виден только один мой силуэт.
Несмотря на то, что я находил этот способ защиты несколько смешным, я попробовал, ввиду внимания, которое обращал на себя автомобиль, последовать примеру моего спутника. Но он поспешно остановил меня.
– Нет, нет! Сидите на месте. Необходимо, чтобы вас видели.
Почему меня, а не его? Но я дал слово беспрекословно повиноваться.
Проезжая мимо дома Саргасса я не удержался, чтобы не бросить на него взгляд. Двери и ставни были заперты, едва пропуская маленькие полоски света. Но, когда мы уже отъехали и я снова обернулся, чтобы еще раз посмотреть в том же направлении, я увидел в дверях дома громадный силуэт смотревшего нам вслед Саргасса. Было еще не совсем темно, и он должен был узнать меня. Я заметил, как он потряс в воздухе кулаком, и скорее угадал, чем услышал посланную нам в догонку угрозу.
– Что я вам говорил! – с неудовольствием воскликнул я. – Саргасс меня увидел.
– И отлично! – ответил Дольчепиано.
– Значит, вы не хотите застать его врасплох? Зачем же мы тогда теряли столько времени?
– Мы его наверстаем! Не беспокойтесь! – спокойно ответил он.
И автомобиль, повернув назад, помчался по направлению Ла-Рошетт, не теряя из виду дома Саргасса.
За первым же поворотом Дольчепиано остановил около одного из утесов автомобиль, выключил мотор.
Затем он обернулся ко мне.
– Avanti! signor! – весело произнес он, хлопая меня по плечу.
– К вашим услугам, – ответил я.
Итальянец сбросил с себя длинное автомобильное пальто, вынул из заднего ящика автомобиля мешок, в котором, как мне показалось, были разные инструменты, веревку, лопату и кирку и взвалил все это себе на плечи.
«Все необходимое для рудокопа, – подумал я. – Ага, молодчику приглянулась моя идея поискать местонахождение товара. Но для чего веревка? Или для кого?»
Мы пошли вперед, стараясь держаться ближе к утесам. Вокруг нас царила тьма, как вдруг, вырвавшись из-за туч, выплыла яркая полная луна, озарившая всю долину, деревья, дома, каждый камень сверкающим фосфорическим светом.
К счастью, около утесов лежали темные тени деревьев, что дало нам возможность продолжать наш путь незамеченными. Но это было недолго. Нам пришлось остановиться. Мы приближались к дому Саргасса, и нам приходилось вступать в самую яркую полосу света.
– Что за проклятая луна! – проворчал итальянец, злобно глядя на небо.
Но он сейчас же успокоился. Одновременно с появлением луны поднялся ветер и на небе тесной громадой двигались тучи, то и дело закрывая луну и погружая во мрак всю долину.
Надо было воспользоваться этими минутами и успеть пройти опасные места, прежде чем луна опять осветит все пространство. Мы так и поступили и после нескольких подобных переходов очутились в тени группы деревьев, расположенных в нескольких шагах от дома Саргасса.
Тут мы были в безопасности и, кроме того, могли наблюдать за всем, что происходило в доме Саргасса, выходившего к нам передним фасадом.
– Теперь отдохнем! – сказал Дольчепиано, опуская на землю мешок с инструментами и ложась около него сам.
Я последовал его примеру.
Выплывшая луна осветила весь фасад дома.
– Не двигайтесь, – прошептал итальянец. – Если вас клонит ко сну, воспользуйтесь этим, так как теперь самая подходящая минута. Нам предстоит бессонная ночь. Когда понадобится, я вас разбужу.
– Благодарю вас! – также тихо ответил я. – Я не имею никакого желания упустить из виду что бы то ни было из этой картины. Судя по мелодраматическому началу, вы должны были придумать что-нибудь чрезвычайно любопытное. – Я нарочно говорил с иронией, стараясь заглушить ею недовольство, то и дело вырывавшееся у меня наружу при виде самонадеянных манер Дольчепиано. Чего он ждал? Что мы сторожили? Если действительно наша цель состояла в том, чтобы захватить одного из соучастников убийства господина Монпарно, я играл довольно жалкую роль, подчиняясь какому-то незнакомцу, третирующему меня самым бесцеремонным образом. В его глазах я был Падди Вельгон, и настоящий владелец этого имени едва ли остался бы доволен, узнав, как я роняю его престиж. Поэтому я от всей души желал, чтобы подозрения мои оправдались и вся эта история оказалась одной комедией. Будучи предубежденным, я не дам себя провести, и какую блестящую победу одержу я тогда над посрамленным соперником.
Но мое радужное настроение продолжалось недолго. Предсказания Дольчепиано начинали сбываться. Дверь дома осторожно отворилась, и Саргасс, предусмотрительно оглядевшись вокруг, вышел из дома. Он тоже, видимо, старался держаться в тени деревьев, но мы все-таки, благодаря удачно занятому месту, могли следить за каждым его движением. Я заметил, что он держал под блузой какой-то предмет, но что именно, различить было невозможно.
Он стал пробираться вдоль стены дома, исчез в тени сарая, снова появился, лежа на животе, на насыпи около сарая и стал спускать вниз за ограду какой-то длинный предмет, завернутый в его блузу. Сделав это, он, в свою очередь, спустился на дорогу, повернул за угол сарая и исчез из наших глаз. Напрасно мы напрягали зрение, тучи закрыли луну, и вокруг нас царила непроницаемая тьма.
– Теперь в дом! – прошептал мне на ухо Дольчепиано.
Он взял в руки мешок и, пригнувшись к земле, направился к дому. Я последовал за ним. Подойдя к обеим постройкам, мы осторожно обошли их вокруг, чтобы удостовериться, что Саргасс нигде не спрятался. Спокойствие, с каким мой спутник производил этот осмотр, указывало на то, что он знал, где находился в данный момент бывший извозчик, и был уверен в его отсутствии, но желал только проверить правильность своих сведений.
Закончив нашу рекогносцировку, мы остановились около одной из стен дома. Дольчепиано усадил меня рядом с собой на большой камень.
– Теперь побеседуем, мой милый Падди, – прошептал он мне на ухо. – Я хочу дать вам одно поручение, как человеку, которому я вполне доверяю.
– Я буду очень польщен, – ответил я с едкой иронией, – в особенности, если вы соблаговолите объяснить мне, в чем именно заключается дело и к какой цели приведет нас исполнение этого поручения.
– Вы забыли наши условия, – возразил Дольчепиано.
– Сегодня – ни слова. Завтра – все, что вам угодно.
– Завтра! Что такое завтра? – взволновался я. – Может быть, это завтра никогда не придет.
– Терпение – первая добродетель сыщика, – ответил итальянец.
– А прозорливость – вторая! – отпарировал я.
– За чем же дело стало? – спокойно произнес он. – Догадывайтесь, если можете. Но только, ради всего святого, не заставляйте меня терять времени даром. Хотите вы мне помочь: да, или нет?
– Я обещал и сдержу слово! – с достоинством произнес я.
– Отлично. В таком случае снимите с себя прежде всего эту накидку, она слишком бросается в глаза. Так… Теперь снимайте куртку и жилет. Какая у вас рубашка? Серая фланелевая и довольно темная? Ничего, сойдет!.. Посмотрим дальше! Это уже хуже! Зеленый цвет слишком заметен. Надо что-нибудь темно-серое, это самое удобное…
Подтяжки тоже никуда не годятся. По одним этим черным полосам нас заметят за сто шагов.
По мере того, как он говорил, я снимал одну вещь за другой и оказался наконец в указанном выше костюме.
– Благодарю вас за драгоценные указания, – недовольно ответил я. – Если бы вы заранее предупредили меня, какую роль вы мне отводите, я постарался бы одеться так, чтобы избежать вашей критики.
– Надо всегда принимать во внимание местность, на которой приходится действовать, – произнес он нравоучительным тоном. – Выбор костюма одна из главных забот сыщика. Однако довольно болтать. Будьте добры, возьмите эту палку. – Он протянул мне большую жердь, поднятую им около сарая, и когда я взял ее в руки, привязал к ней поперек, наподобие креста, более короткую палку. Затем, порывшись в мешке, вынул кусок темной материи, задрапировал ею обе палки и на конец одной из них надел старую фетровую шляпу.
– Отлично! – сказал он, отходя на несколько шагов и издали смотря на сооруженное им чучело. – Теперь идите сюда.
Он привел меня к углу дома, откуда было видно все пространство, начиная от владений Саргасса вплоть до первых деревенских построек.
– Видите эту небольшую ограду, идущую вдоль кладбища? – спросил он.
– Конечно, – ответил я.
– Вы пойдете вдоль нее… Слушайте хорошенько, что я вам скажу, это очень важно… Вы пойдете вдоль ограды, согнувшись таким образом, чтобы вас с той стороны не было видно, понимаете? совсем не было видно.
– Понимаю.
– Важно, чтобы вы исполнили мои слова точка в точку. Не доходя шагов десяти до поворота на кладбище, вы остановитесь и осторожно, не подымая головы, посмотрите за ограду, она разваливается и вы легко найдете щель, в которую и заглянете.
– И что я там увижу? – спросил я.
– Не знаю. Вернее всего, ничего. В таком случае вы поднимите это чучело над оградой и держите его в таком положении до тех пор, пока все будет благополучно. Это будет для меня знак, что никто не приближается.
– Хорошо! – согласился я. – Я, кажется, начинаю понимать. А вы где будете в это время?
– Я? – улыбнулся Дольчепиано. – Я останусь здесь. У меня тут есть небольшое дело.
– Я догадываюсь какое, – сказал я. – Одним словом, я должен служить вам сигнальщиком и вся моя миссия сводится к тому, чтобы предупредить вас о возвращении Саргасса.
– Допустим, что так, – согласился итальянец.
– Желаю успеха! – насмешливо произнес я. – Если вы найдете то, что ищете, я буду готов изобразить из себя вьючное животное, чтобы доставить его в Пюже.
– Не говорите зря! – в том же тоне ответил Дольчепиано. – Желаю и вам успеха. И помните, если что случится, спасайтесь сами, не беспокойтесь обо мне.
– Хорошо. Там будет видно!
И я пошел по тропинке, смеясь про себя над наивностью итальянца.
Так вот каков был его план. И для такого ничтожного дела понадобилось столько предосторожности и таинственности?
Пусть себе копает землю хоть до утра, все равно ничего не найдет. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы сразу понять, что никакого товара спрятано тут быть не может. Напрасно я считал Дольчепиано сильнее меня, просто-напросто он очень самонадеян и во что бы то ни стало хочет посадить меня в лужу.
– Или он думает, что ночью видно лучше, чем днем? – усмехнулся я.
Между тем я добрался до указанного им места и из желания поднять его потом на смех еще больше в точности исполнил его забавные наставления. Заглянув в одну из щелей ограды, я убедился, что на кладбище никого не было, и, следуя данным мне автомобилистом предписаниям, поднял кверху задрапированную материей и украшенную шляпой жердь.
В ту же минуту яркий свет прорезал окружавшую меня тьму, раздался звук выстрела, и чучело, точно срезанное ножом, упало прямо на меня.
Едва придя в себя от изумления, я заглянул в щель. Какая-то высокая фигура, с ружьем в руках, двигалась как раз на меня.
Не теряя присутствия духа, я опустил руку в карман, ища револьвер.
Он остался в куртке!
Делать было нечего. Оставалось одно: бежать. Неминуемая опасность придала мне крылья, и я бросился бежать со всех ног, защищенный оградой от взоров своего преследователя. Тот между тем перелез через ограду и нашел сраженное его пулей чучело. Ему все стало ясно. Он выпрямился, заметил меня и пустился вслед за мной, угрожающе размахивая ружьем.
Я добежал до того места, где оставил итальянца и свою одежду. И Дольчепиано, и мое платье исчезли.
Из груди моей вырвался крик отчаяния и ярости. Человек с ружьем должен был догнать меня с минуты на минуту, а я был безоружен.
– Дольчепиано! – закричал я не своим голосом. – Дольчепиано! Помогите!
Мне показалось, что я услышал чей-то смех, но откуда он донесся, я не мог разобрать. Меня вдруг охватила ужасная мысль. Я понял все. Дольчепиано заманил меня в ловушку и, слишком осторожный для того, чтобы выполнить эту задачу лично, предоставил разделаться со мной Саргассу. К сожалению, я понял это слишком поздно. Тем не менее я решил защищаться. В двух шагах от меня была гора, и если мне удастся взбежать наверх, я спасен – любой из утесов послужит мне убежищем.
Собравшись с силами, я бросился бежать по тропинке, причудливо извивавшейся между камнями. Но не успел я пробежать и двадцати метров, как до меня снова донесся топот ног и шум скатывавшихся камней. Саргасс гнался за мной, задыхаясь, осыпая меня проклятиями, и его голос, как раскаты грома, нарушал мирную тишину ночи.
Я не чувствовал под собой ног, дыхание мое становилось порывистым, сердце готово было разорваться; я с минуты на минуту ждал, что меня уложит на месте пуля. Но Саргасс, видимо, боялся промахнуться и ждал более удобного случая.
Он продолжал гнаться за мной, и я с ужасом задавал себе вопрос: кто из нас первый выбьется из сил: я или он? Силы мои начали ослабевать, я уже два раза чуть не упал. К счастью, расстояние между нами не уменьшалось и впереди себя я уже видел темные силуэты утесов, где я мог спрятаться. К ним вела небольшая тропинка. Я напряг последние силы и взбежал наверх.
Я был спасен!
Вдруг крик ужаса вырвался у меня из груди. Я стоял на верхушке горы, налево и направо зияли пропасти, прямо передо мной, покрытая зеленью и ползучими растениями, возвышалась отвесная скала. Вернуться назад? Спуститься вниз? Но Саргасс был уже в нескольких метрах от меня и навел на меня ружье.
Не соображая, что я делаю, я судорожно ухватился руками за выступ скалы и, прилагая неимоверные усилия, умудрился подняться почти вертикально на несколько футов. Над моей головой свешивалось несколько ползучих растений, я ухватился за них и так и остался висеть в воздухе. С трудом обернувшись назад, я увидел Саргасса, остановившегося на середине тропинки, спокойно наводящего на меня ружье. Меня охватила лихорадочная дрожь; я инстинктивно закрыл глаза и открыл их только после того, как услышал звук выстрела.
На меня посыпался целый дождь камней, и я почувствовал как поддерживавшие меня растения начали сдавать. Я в последний раз бросил взгляд вниз, мысленно измеряя высоту моего падения, и увидел, как какая-то темная тень, внезапно отделившись от скалы, бросилась на Саргасса и вместе с ним рухнула на землю.
В ту же минуту растения, за которые я держался, с корнем оторвались от скалы, и я упал на землю в нескольких шагах от боровшихся противников.
В глазах у меня потемнело, и я лишился сознания.
Глава X
Изумительное происшествие
Когда я снова открыл глаза, я не мог сразу сообразить, где я нахожусь и что со мной произошло. Тело мое ныло, и я ощущал довольно сильную боль в голове и в кисти левой руки, как только попробовал сделать ею движение.
Я изумленно окинул взглядом вокруг. Было совсем светло, яркие солнечные лучи освещали нависшие надо мной скалы; я лежал в ущелье, голова моя покоилась на мягкой, как подушка, охапке травы, и, дотронувшись до лба, я с удивлением почувствовал, что он перевязан. Это сразу напомнило мне мое падение и всю предшествующую ему сцену. Я быстро вскочил на ноги и сейчас же снова опустился на колени. Оба эти движения убедили меня в том, что, несмотря на испытываемую мною боль, я остался цел и невредим.
Ни от Саргасса, ни от нападавшего на него неизвестного не осталось никакого следа. Впрочем, высоко стоявшее на небе солнце указывало на то, что между моментом моего падения и моим пробуждение протекло довольно много времени. Вероятно, мой обморок мало-помалу перешел в сон, что было вполне естественным после перенесенных мной волнений и утомления. Но кто же меня, однако, поднял и перенес сюда? Что произошло после того, как я лишился чувств? У меня запечатлелась в памяти фигура Саргасса, отбивавшегося от нападавшего на него незнакомца. Очевидно, он был побежден, так как иначе он не оставил бы меня в живых. Но что с ним сталось? И почему победивший его незнакомец, кто бы он ни был, оставил меня здесь совершенно одного. Тем не менее он все-таки позаботился обо мне. Повязка на голове, подложенная трава, выбор места, где я лежал, защищенный от ветра, все это указывало на то, что он не оставил меня без внимания, и в то же время не давало ни малейшей возможности предполагать, кто был этот таинственный спаситель и куда он скрылся.
Может быть, впрочем, он был где-нибудь здесь, в нескольких шагах отсюда и еще вернется ко мне.
Я выкарабкался из своего убежища и очутился, к своему большому удивлению, на проезжей дороге. На некотором расстоянии от меня живописно раскинулись небольшие пестрые домики, вдали сверкала на солнце река, с перекинутым через нее мостом, тут же, около, чернели рельсы железной дороги. Я невольно протер себе глаза. Что это сон? Обман зрения? Нет, я не ошибся! Это было действительно Пюже-Тенье. Я, точно в сказке, каким-то невероятным чудом, перенесся из Сен-Пьера сюда, перелетев, неизвестно каким образом, расстояние в несколько километров.
Между тем я отлично помнил, что, спасаясь от преследования Саргасса, я бежал совсем в другую сторону и успел сделать не более двухсот метров от дома бывшего извозчика.
Оставалось одно предположение: Дольчепиано! Только он и мог совершить подобное чудо. Неужели же это он спас меня из когтей Саргасса? Но если он разыграл роль спасителя, зачем же было оставлять меня здесь, а не довезти на том же автомобиле до гостиницы?
Кроме того, зачем же он тогда сам толкнул меня в западню? Наконец, что означало это исчезновение с моими вещами и револьвером? Я терялся в догадках. Ни одно из моих предположений не выдерживало критики.
Тем не менее я все-таки пришел к убеждению, что Дольчепиано был тут ни при чем. Но тогда как же объяснить поведение неизвестного? Оно было еще более непонятно и полно противоречий. Новое открытие заставило меня еще больше призадуматься. Я был прикрыт во время сна старым дорожным плащом, происхождение которого было мне совершенно неизвестно. Вероятно, опасаясь, чтобы я не простудился, находясь, благодаря Дольчепиано, в более чем легком костюме, мой спаситель взял этот плащ у того же Саргасса и прикрыл меня им. Сбросив его с себя, я сразу почувствовал холод в ногах и увидел, что на мне не было гетр. Шляпа также исчезла. Как объяснить этот грабеж?
Я изумленно окинул взглядом вокруг. Было совсем светло, яркие солнечные лучи освещали нависшие надо мной скалы; я лежал в ущелье, голова моя покоилась на мягкой, как подушка, охапке травы, и, дотронувшись до лба, я с удивлением почувствовал, что он перевязан. Это сразу напомнило мне мое падение и всю предшествующую ему сцену. Я быстро вскочил на ноги и сейчас же снова опустился на колени. Оба эти движения убедили меня в том, что, несмотря на испытываемую мною боль, я остался цел и невредим.
Ни от Саргасса, ни от нападавшего на него неизвестного не осталось никакого следа. Впрочем, высоко стоявшее на небе солнце указывало на то, что между моментом моего падения и моим пробуждение протекло довольно много времени. Вероятно, мой обморок мало-помалу перешел в сон, что было вполне естественным после перенесенных мной волнений и утомления. Но кто же меня, однако, поднял и перенес сюда? Что произошло после того, как я лишился чувств? У меня запечатлелась в памяти фигура Саргасса, отбивавшегося от нападавшего на него незнакомца. Очевидно, он был побежден, так как иначе он не оставил бы меня в живых. Но что с ним сталось? И почему победивший его незнакомец, кто бы он ни был, оставил меня здесь совершенно одного. Тем не менее он все-таки позаботился обо мне. Повязка на голове, подложенная трава, выбор места, где я лежал, защищенный от ветра, все это указывало на то, что он не оставил меня без внимания, и в то же время не давало ни малейшей возможности предполагать, кто был этот таинственный спаситель и куда он скрылся.
Может быть, впрочем, он был где-нибудь здесь, в нескольких шагах отсюда и еще вернется ко мне.
Я выкарабкался из своего убежища и очутился, к своему большому удивлению, на проезжей дороге. На некотором расстоянии от меня живописно раскинулись небольшие пестрые домики, вдали сверкала на солнце река, с перекинутым через нее мостом, тут же, около, чернели рельсы железной дороги. Я невольно протер себе глаза. Что это сон? Обман зрения? Нет, я не ошибся! Это было действительно Пюже-Тенье. Я, точно в сказке, каким-то невероятным чудом, перенесся из Сен-Пьера сюда, перелетев, неизвестно каким образом, расстояние в несколько километров.
Между тем я отлично помнил, что, спасаясь от преследования Саргасса, я бежал совсем в другую сторону и успел сделать не более двухсот метров от дома бывшего извозчика.
Оставалось одно предположение: Дольчепиано! Только он и мог совершить подобное чудо. Неужели же это он спас меня из когтей Саргасса? Но если он разыграл роль спасителя, зачем же было оставлять меня здесь, а не довезти на том же автомобиле до гостиницы?
Кроме того, зачем же он тогда сам толкнул меня в западню? Наконец, что означало это исчезновение с моими вещами и револьвером? Я терялся в догадках. Ни одно из моих предположений не выдерживало критики.
Тем не менее я все-таки пришел к убеждению, что Дольчепиано был тут ни при чем. Но тогда как же объяснить поведение неизвестного? Оно было еще более непонятно и полно противоречий. Новое открытие заставило меня еще больше призадуматься. Я был прикрыт во время сна старым дорожным плащом, происхождение которого было мне совершенно неизвестно. Вероятно, опасаясь, чтобы я не простудился, находясь, благодаря Дольчепиано, в более чем легком костюме, мой спаситель взял этот плащ у того же Саргасса и прикрыл меня им. Сбросив его с себя, я сразу почувствовал холод в ногах и увидел, что на мне не было гетр. Шляпа также исчезла. Как объяснить этот грабеж?