Склонив голову набок, Ник посмотрел на мачеху и снова кивнул. Его очень интересовало, почему она не может просто взять и прочесть письмо, вместо того чтобы пускаться в подобные рассуждения, но он лишь еще раз пожал плечами и сунул в рот огромный кусок яблочного пирога.
   – Я очень рада, что ты со мной согласен, Ник. Чувствую, мы отлично поладим. А теперь, поскольку мы одинаково смотрим на то, что иногда стоит махнуть рукой на щепетильность, я уверена, можно без колебаний сказать, что исчезновение твоего отца явно из раздела происшествий.
   Оторвавшись от пирога, Ник поднял одну бровь, до смешного точно подражая Ноублу.
   – Ты не согласен, что следует прочесть письмо? Ник, прищурившись, посмотрел на Джиллиан.
   – Или ты не согласен с тем, что твой папа исчез?
   Он кивнул, и Джиллиан, продолжая помахивать письмом, задумалась над ответом мальчика. Она хотела бы ему объяснить, какой неуравновешенный и нервный человек его отец, хотела бы поделиться с ним своими намерениями сломать стену, воздвигнутую Ноублом вокруг своего сердца, хотела бы объяснить, что существуют вещи, которые она, взрослый человек, видит, а он, ребенок, нет. Но Джиллиан понимала, что какие бы доводы она ни приводила за или против, она все равно прочитает письмо.
   Прошло несколько минут, и Ник, уже утоливший голод, теперь не отрываясь смотрел на Джиллиан, которая, что-то возмущенно ворча себе под нос, расхаживала взад-вперед по комнате. Он ожидал, что невзлюбит женщину, которую отец привез домой в качестве его новой матери, но Джиллиан не походила ни на кого из тех, с кем он встречался прежде, и что-то в ней сразу же пришлось мальчику по душе. Но он никак не мог понять, почему она с первой же минуты приняла его как своего сына. Несмотря на попытку отца оградить его от всего дурного, он понимал все бранные слова, которые жители деревни отпускали в его адрес. Он знал, что по какой-то причине был неполноценным и не являлся наследником, так необходимым отцу, но не хотел над этим задумываться, чтобы не тревожить болезненных воспоминаний о прежней жене отца и ужасной ночи, которой, казалось, не было конца.
   Сейчас он смотрел на Джиллиан, расхаживавшую из угла в угол и что-то тихо бормотавшую, и не был уверен, что она говорит о его отце. Он полагал, что она должна была говорить о Ноубле, но ее речь, с его точки зрения, не имела смысла. Джиллиан то говорила о несчастном, обманутом человеке, который так много страдал, что разучился любить, то грозила его оскопить, если он вздумает ее обмануть, особенно после первой брачной ночи, самой восхитительной в истории человечества. Ник не знал, что именно означает это слово, но по выражению лица Джиллиан догадался, что это вряд ли доставит отцу удовольствие. Ник с интересом наблюдал за Джиллиан, откинувшись на спинку стула. Остановившись у окна и глядя на темнеющее небо, она несколько мгновений похлопывала себя пальцем по губам. Она, видимо, боролась с какой-то мыслью, а потом дважды кивнула и повернулась к Нику:
   – Я решила спасти твоею отца.
   Ника очень удивило, что его отец нуждается в спасении. Он не мог себе представить, чтобы кто-то такой большой и сильный, как его отец, нуждался в помощи, и хмурым взглядом окинул Джиллиан. Несмотря на довольно высокий рост, она была худой и не производила впечатления сильной, и Ник усомнился, сможет ли она чем-то помочь отцу.
   – Он нуждается в помощи, Николас, и я та женщина, которая спасет его. Он слишком упрям, чтобы признаться в этом. Мы еще не слишком хорошо знаем друг друга, однако теперь он мой муж, и я обязана помогать ему и поддерживать его. Можешь не кивать головой, Ник, я просто привожу в порядок свои мысли. Ты хочешь поехать со мной?
   Размеренная, упорядоченная жизнь Ника в Нидеркоуте хотя и была приятной, но оставалась скучной и монотонной.
   Появление Джиллиан внесло в нее дух авантюризма, который глубоко проник в сердце мальчика. Ник хотел спросить мачеху, куда они поедут, но видение той давней мрачной ночи было слишком ярким, и он только кивнул. Джиллиан, кивнув ему в ответ, направилась к двери, бросив на ходу:
   – Я сейчас вернусь. Чтобы не дать повода для сплетен, я должна сменить одежду на мужскую. Думаю, подойдет платье слуги, он почти такой же, как я.
   Джиллиан, откинувшись на жесткие подушки наемного экипажа, поправила грубый платок, натиравший ей шею, и в грязное, засиженное мухами окно посмотрела на темневшее впереди строение. Красное кирпичное здание средних размеров было под стать опрятным старомодным особнякам по соседству и совсем не соответствовало тому типу жилища, в котором, по ее представлению, Ноубл мог селить своих наперсниц. Хмуро взглянув на скромный фасад и оглядев слегка изгибающуюся улицу, Джиллиан прикусила губу: «Господи, все не так, как я думала. Едва ли соседи стали бы терпеть рядом с собой дам сомнительного поведения. Или все они живут так роскошно?»
   – Ну что ж, нам остается только постучать, – пробормотала Джиллиан, поправив на себе жилет лакея. Она позволила Нику помочь ей выйти из кареты, расправила плечи и повернулась к кучеру: – Не уезжайте, пожалуйста, сэр, вы понадобитесь мне через несколько минут.
   Кучер кивнул, и Джиллиан, собрав остатки своей быстро улетучивающейся самонадеянности, поднялась по лестнице вместе со следовавшим за ней по пятам Ником и громко постучала молотком.
   – Возможно, они уже спят, – высказала она свое предположение Нику, подождав минуты две. Видя, как он, юная копия своего отца, приподнял одну бровь в своей обычной манере, Джиллиан с трудом сдержала улыбку и еще раз громко постучала в белую дверь, но ответом ей было только гулкое эхо. – Видимо, в доме никого нет, – глубокомысленно заметила она и, бросив быстрый взгляд на пасынка, взялась за щеколду.
   Дверь отворилась. Джиллиан и Ник заглянули в темный холл и прислушались. Кроме глухого грохота, доносившегося откуда-то сверху, не слышалось ни звука.
   – Добрый вечер! – с дрожью в голосе произнесла Джиллиан и устыдилась самой себя. «Нелепо чего-то бояться, – постаралась она успокоиться. – В конце концов, это дом моего мужа. И не важно, кого он решил в нем поселить, я имею полное право здесь находиться». Не отдавая себе отчета, она еще крепче сжала руку Ника, но, осознав, что делает, улыбнулась далеко не уверенно и шагнула через порог. – Есть здесь кто-нибудь?
   Ее голос громким эхом прокатился по маленькому коридору, тускло освещенному уличными фонарями. Справа от Джиллиан виднелась белая ведущая наверх лестница, но Джиллиан могла различить лишь несколько призрачных ступенек, терявшихся в кромешном мраке. Она постаралась унять дрожь и похолодела, когда Ник, внезапно выпустив ее руку, исчез в непроглядной тьме.
   – Ник, сейчас же вернись! Ты себе не представляешь, что… ох, спасибо тебе!
   Услышав щелчок кремня, Джиллиан с облегчением вздохнула – ее находчивый пасынок зажег свечи в шандале, стоявшем на инкрустированном столике у лестницы. Освещенный мягким светом холл уже не казался таким страшным. Ник взял другой подсвечник с зажженной тонкой свечкой и кивнул в сторону лестницы, явно вопросительно глядя на Джиллиан.
   – Полагаю, – она сделала несколько шагов по холлу, – ты хотел бы проверить, что за загадочный шум раздается откуда-то сверху?
   Кивнув, Ник протянул к ней руку, и Джиллиан, тронутая его жестом, подошла к мальчику и сжала ее.
   – Знаешь, а ты настоящий смельчак! Куда смелее меня. Мне тоже хочется это узнать, но, должна признаться, мне кажется, что у меня колени из ваты. Что ж, идем, мой доблестный рыцарь, посмотрим, откуда такой страшный грохот.
   Ник наградил ее еще одной из своих скупых улыбок, и они с величайшей осторожностью поднялись по лестнице.
   – Черт… О-о-о… Проклятие!
   Пронзительный вопль явно оскорбленной кошки до смерти напугал Джиллиан, и она заплясала какой-то замысловатый танец, пытаясь не наступить на маленького черного зверька, обвившегося вокруг ее лодыжки, а Ник, схватив ее за лацканы куртки, потащил в сторону от лестницы.
   – Прости, киска, я не заметила твоего хвоста. – Джиллиан старалась отцепить кошачьи когти от своей лодыжки. – Но должна сказать, что лестничная площадка не самое подходящее для него место.
   Злобно взглянув на Джиллиан и высокомерно задрав свой пострадавший хвост, кот прошествовал вниз по лестнице, громко выражая свое мнение о людях, которые не смотрят, куда ступают. Ник и Джиллиан с улыбкой переглянулись, но возобновившийся с новой силой грохот мгновенно погасил их улыбки. Несколько секунд Джиллиан прислушивалась: это не болтавшаяся ставня хлопала на ветру, как надеялась Джиллиан, шум наверху явно производило какое-то живое существо.
   – Это на третьем этаже, я уверена, – твердо сказала она и пошла вверх по лестнице. – Возможно, это еще одна кошка, которую заперли в кладовке, – с надеждой предположила Джиллиан, пытаясь успокоить натянутые нервы. По Нику было видно, что он ей не поверил, да, честно говоря, она и сама себе не верила. – Держись за мной, Ник.
   Они оба всматривались в темный коридор. Шум определенно исходил из комнаты справа, которая была, по всей вероятности, спальней. Нервно похлопав по карману своей куртки, Джиллиан спрятала Ника у себя за спиной и, затаив дыхание, двинулась по коридору.
   – Если возникнет что-либо непредвиденное, ты найдешь кучера и скажешь, чтобы он вызвал полицию, – прошептала она, повернув голову.
   Коротко кивнув, Ник указал на запертую дверь, перед которой они остановились. Грохот стал громче и явно исходил из этой комнаты. Во рту у Джиллиан пересохло, но, протянув руку, она взялась за дверную ручку, гадая, что бы могло издавать такое громыхание? Труп, висящий на стропилах и ударяющийся о стену? Огромный, спущенный с цепи зверь, который мечется по комнате и набрасывается на все, что попадается ему на глаза? Изуродованное и искалеченное существо, слишком страшное, чтобы выпускать его из комнаты, которое вынуждено таскать безногое тело по своей камере на скрюченных, уродливых руках? Едва не теряя сознания при мысли о том, какой ужас ожидает их внутри, Джиллиан снова похлопала себя по карману, бросила быстрый взгляд на Ника, стоявшего в нескольких шагах позади нее, и, подняв повыше свечу, распахнула дверь.
   – О Господи! – вскрикнула Джиллиан при виде открывшегося ей жуткого зрелища.
   Картина была ужасна и отвратительна, и у Джиллиан по коже поползли мурашки, самые настоящие и наипротивнейшие! Ее муж, абсолютно голый, лежал распростертый на постели, прикованный к ножкам кровати, а выражение его лица, вне всякого сомнения, говорило о том, что Ноубл готов убить первого же, кто к нему приблизится.
   – Ноубл! Ради Бога, что ты здесь делаешь? Что за странную игру ты затеял? Тетя говорила мне, что некоторые люди находят удовольствие в таких извращенных развлечениях, но я не думала, что они привлекают и тебя.
   С мальчишеским удивлением Ник заглянул с порога в комнату, а Джиллиан молча поблагодарила небеса, что во рту у ее мужа был кляп, потому что одного взгляда, который Ноубл бросил на нее, было достаточно, чтобы ее лицо помертвело.
   Бочком приближаясь к кровати, она старалась избегать ледяного, полного гнева взгляда мужа.
   Ноубл в бессильной ярости ударился головой о спинку кровати.
   Джиллиан быстро осмотрела его тело в поисках следов насилия. Но ничего не обнаружила, за исключением…
   – Боже милостивый! Ноубл, тебя… тебя сломали! Что случилось? О, негодяи! Как им удалось сотворить с тобой такое? О, бедняжка, как ты, должно быть, страдаешь!
   Она протянула руку, чтобы коснуться той части мужского тела, которая вяло лежала на его бедре, и приласкать любимый покалеченный орган, но лихорадочные метания Ноубла по постели остановили ее. Джиллиан решила, что он, очевидно, смущен и не хочет, чтобы в минуту испытаний она утешала его в присутствии сына, смотревшего на него ясным, умным взглядом. Проглотив слезы, Джиллиан ободряюще кивнула мужу и занялась осмотром кандалов на его лодыжках. Боже праведный, Ноубл явно был взбешен, да и его поза была не слишком удобной, но это лишь еще больше подчеркивало его мужественность. «Не дай Бог, чтобы эти мерзавцы сломали самую привлекательную часть его тела». Джиллиан позволила себе несколько мгновений погоревать над этой бедой и перевела восхищенный взгляд на мускулистые бедра и ноги мужа, но еще один приглушенный стон призвал се заняться кандалами.
   – Они заперты на ключ, – доложила она после осмотра, взглянув на мужа. Честно говоря, она и не представляла, что у ее повелителя такая широкая грудь, хотя, возможно, она казалась шире из-за растянутых в стороны рук. Сосредоточенно прищурившись, Джиллиан окинула взглядом торс мужа и представила себе, как он будет выглядеть, если руки будут прижаты к бокам. «Нет, никакого оптического обмана нет, у него и в самом деле такая широкая грудь», – пришла она к выводу и заинтересовалась, во сколько ладоней можно оценить ее ширину. Джиллиан уже протянула было руку, собираясь удовлетворить свое любопытство, но ее рука замерла в воздухе, когда снова раздались стон и стук – выпучив глаза, Ноубл дважды ударился головой о спинку кровати. – О, у тебя во рту кляп. Почему же ты не сказал, что хочешь в первую очередь освободиться от него? Давай, подними голову, я дотянусь до затылка…
   Возясь с неподдающимися завязками, Джиллиан была вынуждена на несколько мгновений прильнуть к крепкой груди мужа, прежде чем ей удалось развязать туго затянутый узел и вытащить изо рта Ноубла мерзкую тряпку. Последовавший поток богохульств подтвердил ее первоначальную догадку: граф Уэссекс был в ярости. Бросая время от времени беспокойные взгляды на Ника, смотревшего на отца с безмятежным выражением, которое ни на секунду ее не обмануло, Джиллиан в конце концов прервала то, что, по-видимому, было потоком проклятий, которые Ноубл уготовил палачам, пытавшим его.
   – Мой дорогой, думаю, твой план насчет «железной девы» и селитры замечателен, но сначала я должна освободить тебя из этого плена.
   Через несколько минут, когда Ноубл смог отвлечься от дальнейших планов мщения, он охрипшим голосом ответил на последнее замечание Джиллиан:
   – Ключ на туалетном столике, я смотрю на него весь этот проклятый вечер.
   Ник направился за ключом, а Джиллиан, присев на кровать рядом с прикованным мужем, отрешенно положила руку на его голую грудь: муж был теплым, даже горячим на ощупь.
   – Ноубл, кто устроил весь этот ужас?
   – Не знаю, – Черный Граф закрыл глаза, – хотя кое-кого подозреваю.
   – Не знаешь, кто раздел тебя донага и приковал к кровати в доме твоей любовницы?
   – Нет. Когда я вошел в дом, меня ударили по голове. – Ноубл тихо застонал, когда рука Джиллиан сострадательно и нежно погладила его по груди. Вернее, мрачно усмехнулся Ноубл, это должно было быть состраданием. Но, к сожалению, присутствие жены оказало на него совершенно иное действие, которое могло стать абсолютно очевидным, продолжи Джиллиан успокаивать его. «Присутствие жены?» – вдруг осознал Ноубл.
   – Какого черта ты здесь делаешь? – рявкнул он, спутав мысли, Джиллиан. Она вскочила, легонько дернув за мягкие завитки волос у него на груди, и Ноубл снова застонал, на сей раз от нестерпимой боли. – Тебе положено быть в Нидеркоуте! Я не помню, чтобы разрешил тебе уехать оттуда!
   Взглянув на туалетный столик, Джиллиан увидела, что Ник, с ключом в руке, вопросительно приподнял бровь, и отрицательно качнула головой.
   – Я не знала, что арестована и должна сидеть взаперти, пока ты не соизволишь меня выпустить.
   – Ты не арестована, черт побери, но я вправе ожидать, что, если я отдаю распоряжение, оно должно выполняться неукоснительно. – Ноубл перевел дыхание. «Господи, она так хороша даже в этой поношенной лакейской одежде!» – признался он себе, и горячая волна, обжегшая его щеки, мгновенно превратилась в холод, словно его окатили ледяной водой. Но, по его мнению, маскироваться Джиллиан было совершенно бессмысленно. Длинные завитки рыжих волос выбивались из-под вязаной шапочки, и ни один человек, имеющий глаза, не мог не заметить округлые женские формы под обтягивающими бриджами и черным жилетом.
   – Понятно, – сухо ответила она на его заявление, встала и подошла к спинке кровати. – Я не поняла, что это был приказ, милорд.
   – Да, приказ. И ты должна была его выполнять. Джиллиан промолчала, но по ее лицу Ноубл понял, что его замечание пришлось ей не совсем по вкусу. Очевидно, следует научить ее строить собственную жизнь так, чтобы не попадать каждый раз впросак. Но сейчас было неподходящее время для начала обучения.
   – Отсутствие порядка означает хаос, дорогая жена, а хаос в жизни недопустим. Он отбирает у нас время и силы, которые можно потратить на полезные дела, доставляет лишние хлопоты и волнения, тогда как нужно жить в мире и спокойствии. Ты согласна со мной?
   Пораженная выспренностью его речи, Джиллиан с широко раскрытыми глазами и дрожащими губами слушала мужа. Не произнеся ни слова, она отрывисто кивнула в ответ и, сложив на груди руки, прислонилась к выступу стены соблазнительным стройным бедром.
   – Я изо всех сил стараюсь навести порядок в том хаосе, который, похоже, царит вокруг тебя, – кашлянув, продолжал Ноубл, – но один Бог знает, чего мне это стоит. – «Неужели прошедшей ночью ее ноги были такими же длинными? – мелькнула у него мысль, и он на мгновение представил, как ее ноги обвивались вокруг его бедер, но велел себе не думать о ее ногах в присутствии сына. – Я не буду думать, какими длинными и стройными они были, как пересыхало у меня во рту, когда их шелковая кожа скользила по моим ногам… О Господи, еще минута, и я опозорюсь перед сыном». Постаравшись вызвать перед своим мысленным взором сцены войн, эпидемий и страданий, Ноубл насупился и вернулся к начатому разговору. – Чтобы у тебя была спокойная и счастливая жизнь, о которой, я знаю, ты мечтаешь, – продолжал он, неестественно напрягшись, – ты должна беспрекословно следовать моим правилам. Благодаря мне ты научишься управлять своей жизнью и больше не будешь попадать в различные неприятные ситуации, в которых постоянно оказываешься с тех пор, как я с тобой познакомился. Ты несобранна, жена моя, но надежда на исправление еще не потеряна.
   Ник подошел и стал рядом с Джиллиан, а она обняла его рукой за плечи. От этого движения ее куртка поднялась еще выше, и оказалось, что панталоны совсем не скрывают се обворожительных форм. «На самом деле, – подумал Ноубл с растущим чувством паники, – они делают ее бедра еще привлекательнее». Даже присутствие сына, прильнувшего к Джиллиан, не могло прогнать воспоминаний о том, какой теплой была эта попка, интимно прижавшаяся к нему, когда он проснулся утром, о том, как он разбудил свою молодую жену поцелуем и последующими страстными объятиями, воспоминания о которых заставляли ее улыбаться весь день. Две пары глаз внезапно вернули графа к действительности, и он понял, что, голый и прикованный к кровати, он читает нотацию жене.
   – Ключ, Джиллиан!
   – Мне хотелось бы кое о чем тебя спросить, если позволишь, Ноубл. – Джиллиан взяла ключ у пасынка.
   – Освободи меня, и я с удовольствием отвечу на все твои вопросы.
   Кивнув, Джиллиан подошла к его ногам, но вместо того, чтобы разомкнуть кандалы, медленно провела рукой по его стопе.
   – По-видимому, ты ознакомил меня с твоей концепцией порядка. – Она в недоумении наморщила лоб. – Мне кажется, я не совсем поняла ее. Когда ты говорил о хаосе, ты имел в виду те маленькие неожиданности, которые делают жизнь интересной, верно?
   Джиллиан провела рукой от его лодыжки до кончиков пальцев, но Ноубл не был уверен, осознает ли она вообще, что касается его тела. Тысяча нервов, о существовании которых он даже не догадывался, пробуждалась к жизни и пульсироват ла под колдовскими пальцами Джиллиан. Снова опустив голову, он застонал и услышал, как его жена вздохнула.
   – Ноубл… – Она неожиданно сжала его ступню. – Эта твоя штука… которую сломали… Она шевелится!
   Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не встретиться взглядом с сыном и произнести тихим и спокойным, хотя и немного искаженным голосом:
   – Джиллиан, да сними же с меня эти проклятые кандалы.
   – Но… Ты уверен, что все в порядке? Твоя… принадлежность… то распухает, то опадает. И не говори мне, что это нормально!
   Граф крепко зажмурился, у него не было сил объяснять ей все особенности мужской анатомии, во всяком случае, сейчас, когда в голове у него стучало, руки болели, а ноги жгло огнем.
   – Ключ, Джиллиан!
   Она бросила последний осторожный взгляд на нижнюю часть его туловища, будто не была бы удивлена, если бы увидела, что та часть его тела поднялась и пустилась в пляс.
   – Я пытаюсь понять тебя, Ноубл, правда, пытаюсь. Если бы ты просто объяснил мне, что ты называешь хаосом…
   – Ты освободишь меня, если я отвечу? – Он поднял голову и бросил на нее страдальческий взгляд.
   – Разумеется, дорогой. – Она посмотрела на него большими невинными глазами.
   – Тогда выслушай меня. Именно те маленькие неожиданности, как ты ошибочно их именуешь, делают твою жизнь лихорадочной и сумбурной. Ни одна из моих знакомых леди не стала бы выпрыгивать из экипажа, чтобы позаботиться о маленькой уличной оборванке.
   – Но…
   – И я не знаю никого, кто, будучи приглашенным на бал, устроил бы пожар в доме.
   – То было всего лишь случайное…
   – Ты напугала лошадей и покалечила моего кучера.
   – Одна из них хромала! Я просто пыталась тебе показать, что у нее в подкове, должно быть, застрял камень.
   – А день нашей помолвки? – Ноубл саркастически хмыкнул.
   – Это была еще одна случайность. – Джиллиан надулась.
   – Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал. Если бы ты владела собой и должным образом дала мне знать о своем желании, я был бы счастлив его исполнить. Твое несчастье в том, Джиллиан, что ты не винишь себя во всех подобных нелепых случаях и не делаешь из них никаких выводов.
   – Ноубл!
   – Веди ты себя спокойно и рассудительно, то была бы вознаграждена, дорогая жена, безмятежной и спокойной ЖИЗНЬЮ.
   – Ноубл…
   – Ты еще молода, хотя уже и не девочка, поэтому я не придаю особого значения твоему упрямству и расхлябанности. Ты просто заблуждаешься, и в этом, конечно, виновато твое воспитание. Я с удовольствием научу тебя радостям упорядоченной, размеренной жизни.
   – Ноубл!
   – Что? – Он был недоволен, что его прервали, и удивился, как она может не понимать, что он пытается превратить ее жизнь во что-то стоящее.
   – Смею заметить, что это не я со сломанной… мужской принадлежностью лежу голой на кровати любовницы, не я прикована к ней.
   – Ничего не сломано, – прорычал он, глядя на жену, и она, ответив ему полным недоверия взглядом, внимательно посмотрела на предмет обсуждения. Ноубл ощутил жар ее взгляда, словно она прикоснулась к его телу.
   – О, смотри, эта штука снова распухает. Я схожу за холодной водой. Компресс – это как раз то, что тебе сейчас необходимо.
   Джиллиан направилась к двери, но возмущенный окрик заставил ее вернуться. Пока она отпирала замки кандалов, Ноубл старался убедить ее, что у него нет никаких повреждений, и, выразительно указав взглядом на сына, пообещал все объяснить в более подходящее время. Через пять минут Ноубл растирал онемевшие запястья, а Ник и Джиллиан обследовали высокий гардероб: он оказался пустым, как и ящики комода. Через десять минут Ноубл, голый, с подсвечником в руке, метался взад-вперед по длинному темному коридору, отдавая распоряжения и ругаясь, пока Джиллиан и Ник бегали из комнаты в комнату в поисках одежды. Через четверть часа ошеломленный кучер кэба наблюдал невиданную картину: из дома появились разъяренный видный мужчина, закутанный в простыню, женщина в мужской одежде и темноволосый мальчуган, едва сдерживавшийся, чтобы не засмеяться.
   – Эй! Домой! Быстро! – приказал задрапированный в простыню мужчина не терпящим возражений тоном.
   Кучер хотел было выразить восхищение необычным нарядом, состоявшим из простыни, завязанной узлом на левом плече мужчины, подобно римской тоге, но повелительный взгляд серых глаз тут же отбил у него охоту к разговору. По резкой, суровой складке у рта мужчины и мускулам, подрагивавшим на открытой части широкой груди, заранее можно было предположить, что джентльмен не расположен ни к каким, даже безобидным дружеским шуткам.
   – Чертовски странный фрукт, – пробурчал себе под нос кучер, щелкнув кнутом лошадь, и карета покатилась в теплую ночь.
   По дороге к своему городскому дому Ноубл продолжал тихо отпускать крепкие выражения. Каждый толчок экипажа доставлял ему нестерпимую головную боль. Ноублу казалось, что кто-то сидящий у него на плечах пользуется его головой вместо наковальни. Сейчас ему хотелось только одного: лечь и положить голову на колени Джиллиан, чтобы ее длинные прохладные пальцы облегчили ему боль. «И как я дошел до такого? – вяло подумал он, глядя из-под полуопущенных век на жену. – Я не просто ищу у нее утешения, а нуждаюсь в нем». Граф должен был честно признаться в том, что его влечение к жене выходит за рамки простой физиологической потребности. Ноубл чувствовал к себе отвращение. Он никогда не искал у женщин ничего, кроме плотских утех. Разве Элизабет не научила его, что позволять что-то большее означало причинять себе глубокую, проникающую до мозга костей боль? Бог свидетель, ее уроков вполне хватило бы, чтобы отвратить мужчину от всего женского рода. «Женщинам нельзя доверять, какими бы скромными они ни казались, какими бы невинными, наивными и чистыми они ни выглядели, даже переодевшись в одежду слуги. Нет, я, возможно, достаточно слаб и могу тайно томиться по тому, что мне не положено, но я не позволю этой слабости управлять моей жизнью», – твердо сказал себе Ноубл. Упорядоченная и размеренная жизнь вполне его устраивала, он давным-давно привык обуздывать свои потребности, не искать сочувствия и гнал от себя желание ласки и любви. Ноубл решил, что не позволит этим непрошеным эмоциям вновь возродиться в нем, независимо от того, что он находил свою жену весьма соблазнительной. – Болит голова, Ноубл?