МакБейн Эд. Будни

   – Давайте поговорим, а что вам нужно?
   – Где вы были между одиннадцатью двадцатью и двенадцатью этой ночью?
   – Здесь.
   – Можете доказать?
   – Конечно. Я вернулся сюда около одиннадцати и больше не выходил. Спросите Сэнфорда внизу... Нет, его еще не было. Он в полночь заступает.
   – Кого еще мы можем спросить, Меймз?
   – Слушайте, вы не втравите меня в неприятности?
   – Если вы уже не вляпались.
   – Я здесь с телкой. Ей уже больше восемнадцати, не волнуйтесь. Но она... она на игле. Она не торгует, ничего такого. Но если вы захотите, можете, конечно, наделать шума... Вы народ такой.
   – Где она?
   – В сортире.
   – Позовите.
   – Слушайте, я вас прошу. Не трогайте девчонку. Она хочет бросить колоться, правда. Я стараюсь ей помочь.
   – Как?
   – Не давая ей времени для этого, – сказал Меймз и подмигнул.
   – Зовите.
   – Би, иди сюда! – крикнул Меймз.
   После минутного замешательства открылась дверь в ванную. Девушка оказалась высокой брюнеткой, одетой в короткий махровый халат. Она робко проскользнула в комнату, как будто ожидая в любой момент удара в лицо. Широко открытые карие глаза выжидающе осматривали присутствующих. Она уже сталкивалась с полицией, знала, чем грозит обвинение в наркобизнесе. По-видимому, через дверь ванной был слышен весь разговор, и сейчас девушка ожидала решения своей участи, готовясь к худшему.
   – Как вас зовут, мисс? – спросил Карелла.
   – Беатрис Норден.
   – В котором часу вы пришли сюда, Беатрис?
   – Около одиннадцати.
   – Этот человек был с вами?
   – Да.
   – Он выходил куда-нибудь?
   – Нет.
   – Вы уверены?
   – Абсолютно. Он снял меня около девяти...
   – Где вы живете, Беатрис?
   – Видите ли, дело в том, что, – замялась девушка, – ...меня выгнали из комнаты.
   – Тогда где он вас нашел?
   – Дома у моей знакомой. Можете спросить ее, она была дома, когда он пришел. Ее зовут Розали Дьюз. Тимми снял меня около девяти, мы пошли поужинать в «Чинк», а к одиннадцати были здесь.
   – Надеюсь, вы говорите правду, мисс Норден? – спросил Карелла.
   – Клянусь Богом, мы всю ночь были здесь, – воскликнула Беатрис.
   – Ладно, Меймз. Нам нужен образец вашей руки.
   – Моей чего?
   – Образец почерка.
   – Зачем?
   – Мы собираем автографы, – ухмыльнулся Карелла.
   – Знаешь, они меня достали, – повернулся Меймз к девушке. – Прямо цирк среди ночи.
   Карелла дал ему ручку и лист, вырванный из блокнота.
   – Напишите вот это. Первую часть печатным шрифтом.
   – Что еще за печатный шрифт?
   – Печатными буквами, он хотел сказать, – пояснил Хейз.
   – Так пусть так и говорит.
   – Где ваша одежа, мисс? – продиктовал Карелла.
   – А что? – вскинулась Беатрис. – Вы понимаете, я ведь спала, когда вы пришли...
   – Я хочу, чтобы он это написал, – успокоил ее Карелла.
   – О-о!
   – Где ваша одежа, мисс? – повторил Меймз и печатными буквами написал это на листке. – Что еще?
   – Теперь напишите от руки следующие слова: «Ангел Мести».
   – Что вы мне шьете, черт возьми?
   – Напишите, пожалуйста.
   Меймз перечитал написанное и подал листок Карелле. Тот с Хейзом сравнил его с запиской, полученной Мерси Хауэлл.
   Где ваша одежа, мисс?
   Ангел Мести
   Где ваша одежа, мисс?
   Ангел Мести
   – Ну? – спросил Меймз.
   – Вы чисты, – ответил Хейз.
   – А что, я был грязный? – поинтересовался Меймз.
   Ронни Сэнфорд сидел за стойкой администратора внизу и был все так же погружен в учебник. Когда полицейские вышли из лифта, он поднялся, поправил очки на носу и поинтересовался:
   – Нашли что-нибудь?
   – Похоже, что нет, – Карелла выглядел раздосадованным, – нам понадобится регистрационный журнал до утра.
   – Э-э...
   – Дай ему расписку, Коттон, – бросил Карелла. Было поздно, и ему не хотелось вступать в пререкания в занюханном холле отеля. Хейз быстро написал через копирку расписку, подписался на обоих экземплярах и отдал один Сэнфорду.
   – Как насчет порванной обложки? – запоздало спросил Хейз.
   – Да, – подтвердил Карелла. – На кожаном переплете журнала была небольшая царапина. Он провел по ней пальцем и сказал Хейзу:
   – Лучше отметь в расписке, Коттон.
   Хейз взял назад расписку и на обоих экземплярах дописал:
   «Небольшое повреждение обложки».
   – Распишитесь, мистер Сэнфорд, – попросил он. – Вот здесь, пожалуйста.
   – Зачем? – спросил тот.
   – Чтобы подтвердить, что мы получили журнал в таком виде.
   – Да, конечно, – буркнул Сэнфорд.
   Он взял шариковую ручку из прибора.
   – Что мне нужно написать?
   – Ваше имя, должность и все.
   – Мою должность?
   – Дежурный администратор, отель «Эддисон».
   – Ах, да! – Сэнфорд расписался на обоих листках. – Так пойдет?
   Полицейские посмотрели на подпись и переглянулись.
   – Вы любите девочек? – вдруг спросил Карелла.
   – Что?
   – Девочек, – повторил Хейз.
   – Конечно, конечно. Я люблю девочек.
   – Одетых или голых?
   – Что?
   – В одежде или без?
   – Я... я не понимаю, сэр.
   – Где вы были сегодня ночью между одиннадцатью двадцатью и полуночью? – спросил Хейз.
   – Соб-бир-рался на р-работу, – промямлил Сэнфорд.
   – Вы уверены, что не были в проходе у театра на Одиннадцатой улице? Убивая девушку по имени Мерси Хауэлл?
   – Что? Нет... нет, конечно... конечно, нет... Я... я... был дома, собирался... на... на...
   Сэнфорд глубоко вздохнул и решил оскорбиться:
   – Слушайте, что вы себе позволяете? Объяснитесь немедленно!
   – Все вот здесь, – сказал Карелла и повернул одну из расписок так, чтобы Сэнфорд мог прочитать подпись:
   Рональд Сэнфорд
   Дежурный администратор «Эддисон».
   – Одевайтесь, – приказал Хейз, – читальный зал закрывается.

* * *

   В двадцать пять минут шестого Адель Горман вошла в комнату с чаем для Мейера. Он стоял, нагнувшись, у кондиционера, встроенного в стену слева от портьеры. Услышав ее шаги, детектив оглянулся через плечо и выпрямился.
   – Я не знала, как вы любите, поэтому все принесла сюда, – объяснила она.
   – Спасибо, – отозвался тот, – немного молока и сахара.
   – Вы обмерили комнату? – спросила Адель и поставила поднос на столик у дивана.
   – Да, я, наверное, уже все осмотрел.
   Мейер опустил ложку сахара в чай, добавил каплю молока, помешал и поднес чашку к губам.
   – Горячий, – покачал он головой.
   Адель Горман молча за ним наблюдала. Детектив прихлебывал чай. Замысловатые часы тихо тикали над камином.
   – У вас всегда так темно в этой комнате? – поинтересовался Мейер.
   – Вы знаете, мой муж не видит, так что свет не очень и нужен.
   – М-м-м. Но ваш отец ведь здесь читает, не так ли?
   – Простите, вы о чем?
   – Тот вечер, когда вы вернулись из гостей. Он сидел вон в том кресле у торшера. Читал. Помните?
   – О, да, да. Конечно.
   – Тускловатый свет для чтения.
   – Да, наверное.
   – Я подумал, что что-то не в порядке с лампочками.
   – В самом деле?
   – М-м-м. Я тут осмотрел торшер, там три стоваттовых лампочки, все работают. Они должны давать гораздо больше света.
   – Знаете, я не очень разбираюсь в...
   – Если только к торшеру не подключен реостат.
   – Простите, я не понимаю, что такое реостат?
   – Переменное сопротивление. Можно уменьшить яркость, можно увеличить. Я подумал, что, может быть, к торшеру подключен реостат, но нигде в комнате не нашел регулятора. – Мейер помолчал. – Вы нигде его не находили в доме?
   – Нет, не видела, – Адель выглядела растерянной.
   – Тогда лампочки, наверное, бракованные, – произнес Мейер и улыбнулся. – Кондиционер тоже, я думаю, поломан.
   – Нет, он работает.
   – Я только что осмотрел его. Все тумблеры включены, но он не работает. Позор, конечно, такая хорошая вещь. Шестнадцать тысяч тепловых единиц. Для этой комнаты это очень много. Мы с женой снимаем квартиру в старом доме на улице Конкорд, с большой спальней, и нам хватает полутысячника. Позор, что такая хорошая вещь не работает.
   – Извините, детектив Мейер, я не хочу показаться грубой, но уже поздно...
   – Конечно, если только выключатель тоже где-нибудь не спрятан, – продолжал Мейер. – Где-нибудь в другой комнате включаешь тумблер, и – пожалуйста!
   Он снова помолчал.
   – Есть где-нибудь такой тумблер, миссис Горман?
   – Понятия не имею.
   – Я сейчас. Допью чай и пойду, – успокоил ее Мейер. Он поднял чашку, отпил глоток и добавил, глядя на Адель:
   – Но я вернусь.
   – Вряд ли это будет необходимо, – возразила Адель.
   – Так ведь украшения украдены.
   – Привидения...
   – Бросьте, миссис Горман.
   В комнате стало тихо.
   – Где динамики, миссис Горман? В бутафорских балках вон там, наверху? Они пустотелые, я проверял.
   – Вам сейчас лучше уйти, – медленно произнесла Адель.
   – Обязательно.
   Мейер поставил чашку на стол, вздохнул и поднялся на ноги.
   – Я вас провожу, – предложила Адель.
   Они вышли наружу. Ночь была тихой. Морось прекратилась, тонкий снежок покрывал траву, скатываясь дальше вниз, к реке. Когда они медленно двигались к автомобилю, гравий поскрипывал у них под ногами.
   – Мой муж ослеп четыре года назад, – заговорила Адель. – Он был химиком, на комбинате произошел взрыв, он мог погибнуть, но только ослеп.
   Она мгновение помолчала, потом повторила:
   – Только ослеп.
   В этих двух словах послышалась такая надрывная безысходность, что Мейеру захотелось обнять ее за плечи, как собственную дочь, сказать ей, что все будет хорошо утром, ночь уже на исходе, вот-вот займется утро. Он облокотился на крыло машины, Адель стояла рядом и смотрела на гравий под ногами, не поднимая на полицейского глаз. Они стояли в ночи, как шпионы, обменивающиеся информацией, хотя были обычными людьми. Судьба связала их вместе с целью такой же призрачной, как и привидения, обитавшие в доме.
   – Он получает пенсию по инвалидности от компании, – продолжала Адель. – Они правда были очень добры к нам. И, конечно, я работаю. Преподаю. В школе и в детском саду, детектив Мейер. Я люблю детей, – женщина помолчала, все так же не поднимая на полицейского глаз. – Но... иногда очень трудно. Мой отец, он...
   Мейер ждал. Он вдруг захотел, чтобы все это кончилось, но продолжал терпеливо ждать. Было слышно, как Адель коротко вздохнула, будто решившись продолжать рассказ, каким бы болезненным ни было откровение, готовая отдаться на милость ночи, пока не пробилось утреннее солнце.
   – Мой отец ушел в отставку пятнадцать лет назад, – она глубоко вздохнула. – Он играет, детектив Мейер. На скачках. Он проигрывает очень большие суммы.
   – Поэтому он и украл драгоценности?
   – Вы поняли? – просто сказала Адель и подняла на него глаза. – Конечно, вы поняли, это так очевидно. Эти фокусы, этот спектакль не может никого обмануть. Разве что... слепого. – Она вытерла ладонью щеку. Может быть, холодный ветер выбил у нее слезу.
   – Я... мне правда не жалко драгоценностей, которые оставила мне мать. В конце концов, он сам ей их купил, так что это что-то вроде возвращения ссуды. Меня, правда это не трогает. Я бы... я бы сама отдала драгоценности, если бы он попросил, но он горд. Он так горд! Гордец, укравший у меня драгоценности и сваливающий вину на привидения. А муж в своем темном мире прислушивается к звукам, которые отец смонтировал на пленке, и представляет себе вещи, в которые до конца поверить не может. Это он попросил меня обратиться в полицию. Ральф хотел, чтобы кто-нибудь посторонний помог ему избавиться от ощущения, что из шляпы слепого нищего воруют копейки. Поэтому я и пришла к вам, детектив Мейер. Чтобы вы пришли к нам ночью, попались бы на эту удочку, как и я попалась сначала, и сказали бы моему мужу: «Да, мистер Горман, в вашем доме есть привидения».
   Женщина вдруг оперлась на руку полицейского. Слезы струились по ее лицу, она прерывисто дышала.
   – Потому что, видите ли, детектив Мейер, у нас в доме действительно есть призраки, настоящие призраки. Призрак гордеца, бывшего когда-то прекрасным судьей и адвокатом, а сейчас игрока и вора; и призрак человека, когда-то зрячего, а сейчас спотыкающегося на ходу и падающего... в тьму.
   На реке прогудел буксир. Адель Горман замолчала. Мейер открыл дверцу машины и сел за руль.
   – Я позвоню завтра вашему мужу, – бросил он резко, – скажу ему, что я убежден, что в доме происходит что-то сверхъестественное.
   – Вы вернетесь, детектив Мейер?
   – Нет, я не вернусь, миссис Горман.

* * *

   Обитатели дежурки подводили итоги ночи. Их рабочий день начался в 7.45 утра и официально заканчивался в 5.45 утра сегодня, но все были еще здесь, потому что оставались незаданные вопросы и ненапечатанные отчеты. Только доделав все дела, они смогут уйти домой. Сменяющие их полицейские были заняты подготовкой к наступающему рабочему дню. В шесть часов утра дежурка напоминала растревоженный улей, в это время здесь встречались две смены сразу.
   В следственной комнате Карелла и Хейз допрашивали Рональда Сэнфорда в присутствии помощника районного прокурора. Он прибыл сюда для получения признания миссис Мартин, но оказалось, что ему пришлось выслушивать еще одно дело. Он же хотел только поскорее попасть домой и лечь спать. Сэнфорд был страшно потрясен, что полицейские заметили совпадение почерка в «Дежурный администратор» и «Ангел Мести», Он был уверен, что поступил очень умно, исказив слово «одежда», надеялся, что полиция, даже если и заинтересуется этим письмом, то решит, что его писал какой-то малограмотный, но только не студент, изучавший бухгалтерское дело. Сэнфорд не мог объяснить, почему он убил Мерси Хауэлл. Он путался и мямлил, неся что-то о моральном климате Америки, о людях, выставлявших себя публике на обозрение, о том, что они не должны совращать других, заражать своей испорченностью, вмешиваться в жизнь тех, кто пытается найти свое место в мире, трудится, выбиваясь из сил... Днем учится на бухгалтера, а ночью работает в отеле...
   Тон Фрэнка Пасквэйла, допрашиваемого в канцелярии О'Брайеном и Клингом, не был таким истеричным, но, тем не менее, исповедь Фрэнка сильно напоминала бормотание Сэнфорда. У них с Дэнни Райдером появилась мысль, что ниггеры в Америке слишком обнаглели, проталкиваются туда, где им не место, отнимают работу у честных, трудолюбивых людей, которые и хотят-то только, чтобы их оставили в покое. Какое право имеют эти обезьяны наступать на пятки другим? Так и решено было бросить бомбу в церковь, чтобы показать черномазым, кто хозяин в Америке. Он не казался очень обеспокоенным тем, что его товарищ лежит мертвый, как камень, на столе в морге, что их маленькая экспедиция на Калвер-авеню стоила трем людям жизни и искалечила полдюжины других. Единственное, что его интересовало, будет ли его фотография в газетах.
   За своим столом Мейер Мейер начал печатать отчет о гормановских привидениях, но потом решил послать его к черту. Если лейтенант спросит его, где он был полночи, он скажет, что шлялся по улицам и искал приключений. Бог свидетель, их вокруг предостаточно. Мейер вынул бланки отчета с вложенными между ними листами копирки из старой машинки и заметил, что по комнате нервно вышагивает детектив Хол Уиллис, ожидая, пока освободится стол.
   – О'кей, Хол, – Мейер встал из-за стола. – Я уже сваливаю.
   – Einalmente! ^[3] – воскликнул Уиллис, не бывший, впрочем, итальянцем.
   Зазвонил телефон.
   ~~
   Уже встало солнце, когда полицейские вышли из здания, миновали зеленые круглые фонари с надписью «87» и спустились по низким плоским ступенькам на тротуар.
   Парк через улицу блестел красками раннего осеннего утра. Небо над ним было чистым и голубым. Занимался прекрасный день. Детективы направились к ресторанчику в соседнем квартале, Мейер и О'Брайен впереди остальных, Карелла, Хейз и Клинг позади. Они выглядели измотанными, усталость была видна в глазах, в складках у рта и в походке. Они вяло разговаривали, большей частью о работе, выдыхая перистые белые облачка в холодный утренний воздух.
   В ресторане полицейские сбросили плащи и заказали горячий кофе, датский сыр и оладьи по-английски. Мейер пожаловался, что, наверное, заболевает. Карелла ответил что-то о лекарстве от кашля, которое его жена давала одному из детей. О'Брайен, жуя оладью, взглянул через зал и увидел молодую девушку в одной из кабинок. Она была в голубых джинсах и яркой мексиканской накидке. Девушка беседовала с парнем в военно-морском бушлате.
   – По-моему, я кого-то вижу, – сказал О'Брайен и вышел из кабинки, покинув Клинга и Хейза, обсуждавших новую идиотскую инструкцию о порядке преследования и задержания.
   Девушка подняла глаза на подошедшего полицейского.
   – Мисс Блэйр? – обратился он. – Пенелопа Блэйр?
   – Да, – ответила девушка. – А вы кто?
   – Детектив О'Брайен. Восемьдесят седьмой участок. Ваша мать была у меня ночью. Пенни. Она просила передать вам, что...
   – Вали, мусор, – бросила она. – Иди, хулиганов лови.
   О'Брайен помолчал мгновение. Потом кивнул, повернулся и пошел к своему столику.
   – Что? – спросил Клинг.
   – Невозможно всех победить, – покачал головой О'Брайен.

2
Дневное дежурство

   Парню, лежавшему голым на бетоне внутреннего двора многоквартирного дома, на вид было лет восемнадцать. Довольно длинные волосы и молодая бородка. Волосы и борода черные, тело очень белое, а кровь, сочившаяся из-под него на бетонное покрытие, ярко-красная.
   Его без двух минут шесть обнаружил консьерж, вышедший во двор, чтобы выбросить мусор. Парень лежал лицом вниз в луже собственной крови, и консьерж не мог его опознать. Он был потрясен, конечно. Не каждый день натыкаешься на голых мертвых парней во дворе. Но, несмотря на шок и на солидный возраст – под восемьдесят, – ему хватило расторопности сразу же позвонить в полицию. Далеко не каждый житель города смог бы действовать так разумно и быстро.
   Хол Уиллис прибыл к месту происшествия в семь пятнадцать. Его сопровождал Ричард Дженеро, новичок в отделе. Детективом 3-й степени от стал совсем недавно, а до этого был патрульным. Форбс и Фелпс, следователи из отдела убийств, находились уже там. Уиллис был убежден, что любые два следователя из отдела убийств ничем не отличаются от любых других двух следователей из того же отдела. Он, к примеру, никогда не видел Форбса и Фелпса в одном месте с Моноганом и Монро. Разве это не неопровержимое доказательство того, что это одни и те же люди? Более того, Уиллис подозревал, что все следователи в отделе убийств регулярно обмениваются одеждой и что Форбс и Фелпс могут в любой день оказаться в костюмах и плащах, принадлежащих Моногану и Монро.
   – Доброе утро, – сказал Уиллис.
   – Доброе-доброе, – отозвался Фелпс.
   Форбс что-то хмыкнул.
   – Чудненько началось воскресенье, т-твою мать! – угрюмо буркнул Фелпс.
   – Быстро вы прискакали, мужики, – добродушно улыбнулся Дженеро.
   Форбс уставился на него:
   – Ты кто такой?
   – Дик Дженеро.
   – Никогда не слышал, – бросил Форбс.
   – Я о вас тоже, – парировал Дженеро и, ожидая поддержки, глянул на Уиллиса.
   – Кто убитый? – сухо спросил тот. – Кто-нибудь выяснял?
   – А ты на нем паспорт поищи, – посоветовал Фелпс и хрипло закудахтал.
   – Может, он его в жопе носит, – добавил Форбс и присоединился к гогочущему товарищу.
   – Кто обнаружил тело? – спросил Уиллис.
   – Консьерж этого дома.
   – Сходи за ним, Дик.
   – Сейчас, – Дженеро исчез в подъезде.
   – Ненавижу такое начало дня, – продолжал брюзжать Фелпс.
   – Мрачно, – кивнул Форбс.
   – Я только чашку кофе выпил с утра, а тут это. Бр-р, – передернул плечами Фелпс.
   – Гадость, – поддержал его Форбс.
   – Хоть бы срам чем-нибудь прикрыл, когда прыгал с крыши, – покачал головой Фелпс.
   – Откуда ты знаешь, что он прыгнул с крыши? – спросил Уиллис.
   – Я не знаю, так, просто говорю.
   – А ты что, думаешь, он гулял по двору голым? – язвительно поинтересовался Форбс.
   – Я не знаю, – Уиллис пожал плечами.
   – А по-моему, это прыгун, – Фелпс посмотрел на стену дома. – Вроде окно разбито.
   – Где?
   – На пятом этаже, вон там. Вроде разбито.
   – Похоже, – обронил Форбс.
   – Хол, вот консьерж, – Дженеро представил старика. – Зовут Деннисон, работает здесь почти тридцать лет.
   – Здравствуйте, мистер Деннисон. Я детектив Уиллис.
   Деннисон молча кивнул.
   – Мне сказали, что вы нашли тело.
   – Нашел.
   – Когда это было?
   – Прямо перед тем, как я позвонил в полицию.
   – В котором это было часу?
   – Начало седьмого, наверное.
   – Вы его знаете?
   – Лица не видно, – пожал плечами Деннисон.
   – Когда приедет медэксперт, мы перевернем его для вас, – пообещал Дженеро.
   – Обойдусь без одолжений, – хмуро буркнул Деннисон.

* * *

   В отличие от патрульных, детективы сами составляют для себя график, утверждаемый начальником центральной следственной службы. В результате по прихоти сотрудников отдела смены постоянно меняются. Три месяца назад, руководствуясь сомнительным положением, что ночное дежурство более хлопотно, чем дневное, детективы 87-го участка разбили свои рабочие часы на две смены. Первая начиналась в шесть утра и заканчивалась в восемь вечера. Потом начиналась вторая и продолжалась до шести утра следующего дня. Дневное дежурство длилось четырнадцать часов, ночное только десять. Но днем работало больше людей, и это несколько уравнивало нагрузку. Детективов не очень беспокоило то, что некоторые из них проводили часть времени в суде или на спецзаданиях. Они считали такой график вполне справедливым. Пока, во всяком случае. Через месяц-другой они проведут собрание в следственной комнате и решат попробовать что-нибудь новенькое. Изменения воспринимались как передышка, если их, конечно, утверждал шеф.
   Существует, однако, множество способов обойти любой график. Стоит только постараться. Уход с работы на пятнадцать минут раньше времени считался неписаным законом. А чтобы не приходить в 5.45 в участок, можно было напроситься на дежурство в бакалейной лавке, открывавшейся в шесть тридцать. Детектив Эндрю Паркер подыскал себе в это ясное октябрьское утро именно такую лавку. Тот факт, что за последний месяц она трижды подвергалась ограблению, был чистой случайностью. Важно, что кто-то из полицейских должен был теперь вести там наблюдение, и счастливым образом этим полицейским оказался именно Эндрю Паркер. Первым делом, чтобы снискать расположение хозяина, он стащил с витрины яблоко. Владелец, Сильвио Коррадини, зоркий, как орел, несмотря на свои семьдесят два года, тут же заметил кражу. Он уже собрался было выскочить на улицу, чтобы покарать грабителей, но тот направился прямо в магазин, грызя на ходу яблоко Тут Сильвио догадался, что это не кто иной, как полицейский.
   – Доброе утро, – приветливо поздоровался Паркер.
   – Доброе утро, – отозвался Сильвио, – яблоко сочное?
   – Да, очень, – Паркер дружелюбно улыбнулся, – большое спасибо. Я детектив Паркер, – представился он. – Назначен вас охранять.
   – Что стряслось с другим детективом?
   – Ди Маэо? Он в отпуске.
   – В октябре?
   – Мы не можем все уйти летом, – Паркер снова улыбнулся.
   Это был крупный мужчина, одетый в мятые плисовые брюки и запятнанную коричневую штормовку. Он сегодня побрился перед завтраком, но все равно выглядел небритым. Паркер яростно впился в яблоко, капелька сока упала на подбородок. Наблюдая за ним, Сильвио думал, что он похож на нанятого мафией убийцу.
   – Lei e italiano? – решил проверить он.
   – Что?
   – Вы итальянец?
   – Нет, а вы? – с улыбкой поинтересовался Паркер.
   – Да, – Сильвио расправил плечи, – я итальянец.
   – Так, так, – покивал головой полицейский, – вы всегда работаете по воскресеньям?
   – Что?
   – Я спрашиваю...
   – Я открываюсь только до двенадцати, – Сильвио дернул плечом. – Ко мне заходят люди по дороге из церкви.
   – Это противоречит закону штата, вы знаете это?
   – Первый раз слышу.
   – Слышали или не слышали, но это нарушение закона.
   Паркер строго посмотрел на Сильвио.
   – Ладно, потом к этому вернемся. А пока расскажите мне об этих налетах, о'кей?
   Коррадини заколебался. Он знал, что «...потом к этому вернемся...» влетит ему в копеечку, и уже начал жалеть, что обратился в полицию. Итальянец вздохнул и произнес:
   – Их было три за последний месяц.
   – Один грабитель или несколько?
   – Их двое. Они были в... Come si dice? Maschere.^[4]
   – В масках?
   – Si, в масках.
   – Одни и те же маски каждый раз?
   – Нет. Сначала были чулки, потом черные маски, потом носовые платки.
   Паркер продолжал грызть яблоко.
   – Они вооружены?
   – Если бы не были, я бы поотрывал им бошки и выбросил на дорогу.
   – Легкое оружие?
   – Что?
   – Пистолеты?
   – Да, да. Пистолеты.
   – У обоих?
   – У обоих.
   – В котором часу они обычно приходят?
   – Каждый раз по-разному. Первый раз рано утром, когда я только открылся. Потом вечером, где-то в шесть, в половине седьмого. Последний раз в обед, в магазине никого не было.
   – Они брали что-нибудь, кроме денег?
   – Только деньги.
   – Так, – Паркер поиграл мускулами, – может, они еще придут, кто знает? Я пооколачиваюсь здесь, если не возражаете. У вас есть подсобка?
   – За портьерой, – показал Сильвио. – Но если они снова придут, я их встречу.