– То есть?
   – У меня уже есть пистолет.
   Он прошел к кассе, открыл ее и вынул из ящика «смит-и-вессон» 32-го калибра.
   – Вы должны получить разрешение на него, – заметил Паркер.
   – Уже получил. Вы не отказываете тем, кого три раза грабят за месяц.
   – На ношение или на хранение?
   – На хранение.
   – Вы умеете с ним обращаться?
   – Умею.
   – Я дам вам совет, – сказал Паркер. – Если эти гангстеры появятся, не трогайте пистолет. Стрелять мое дело, если что.
   В магазин вошла женщина. Не отвечая Паркеру, Сильвио улыбнулся ей:
   – Buon giomo, signora. [5]
   Паркер вздохнул, отодвинул портьеру и вошел в подсобку.
   ~~
   – Ну как? – спросил Уиллис медэксперта.
   – Упал или сброшен откуда-то сверху, – ответил тот. – Раскроил череп. Умер мгновенно.
   – Что-нибудь еще?
   – Господи, вам вообще повезло, что вы тут не омлет нашли.
   Он захлопнул свой саквояж, выпрямился и обратился к полицейским:
   – Я закончил. Можете с ним делать, что хотите.
   – Спасибо, Эл, – кивнул Уиллис.
   – Не за что, – пожал плечами медэксперт и ушел.
   Тело теперь лежало на спине. Дженеро посмотрел на разбитый череп и отвернулся. Держа руки в карманах фартука, подошел Деннисон, консьерж. Он взглянул на окровавленное лицо парня и кивнул:
   – Этот из 5-й "С".
   – Как его зовут?
   – Скотт.
   – Это имя или фамилия?
   – Фамилия. У меня где-то записано его имя. Я записываю имена всех жильцов. Найти?
   – Да, пожалуйста.
   – Сейчас.
   – Окно разбито там? – спросил Уиллис. – В квартире 5 "С"?
   – Да, там, – ответил Деннисон.
* * *
   На столе Артура Брауна зазвонил телефон. Он поднял трубку, зажал ее между плечом и подбородком:
   – Восемьдесят седьмой участок. Детектив Браун, – и посмотрел через затертую перекладину туда, где патрульный вел задержанного в наручниках.
   – Вы детектив? – спросил женский голос в трубке.
   – Да, мэм. Детектив Браун.
   – Я хочу заявить о пропаже человека.
   – Да, мэм, одну секунду.
   Браун выдвинул ящик стола, достал оттуда ключ от камеры для задержанных с деревянным кругляшом вместо брелка и бросил его патрульному. Тот не поймал. Задержанный засмеялся. Патрульный подобрал ключ, подвел задержанного к камере, открыл решетчатую дверь и втолкнул его вовнутрь.
   – Аккуратнее! – огрызнулся тот.
   Патрульный молча запер дверь, подошел к столу Брауна и присел на край. Сдвинув фуражку на лоб, он зажег сигарету. Браун говорил по телефону.
   – Так. Представьтесь, пожалуйста, мэм.
   – Мэри Эллингэм. Миссис Дональд Эллингам.
   – По буквам, пожалуйста.
   – Э-Л-Л...
   – Так.
   – И-Н-Г-Э-М.
   – Ваш адрес, миссис Эллингэм?
   – Северная Тринити-стрит, 742.
   – Понятно. Кто пропал, миссис Эллингэм?
   – Мой муж.
   – Это его полное имя? Дональд Эллингэм?
   – Да. Хотя нет. Дональд Э. Эллингэм. Эдвард.
   – Понял, мэм. Когда он пропал?
   – В прошлую пятницу была неделя.
   – Раньше такое случалось, миссис Эллингэм?
   – Нет, никогда.
   – Он никогда не исчезал раньше? По необъяснимой причине?
   – Никогда.
   – И вы говорите, что его нет с... секундочку... с пятницы, 9-го числа?
   – Да.
   – Он был на работе в понедельник 12-го?
   – Нет.
   – Вы звонили ему на работу?
   – Да, звонила.
   – И его там не было?
   – Его там не было всю неделю.
   – Почему вы только сегодня заявили, миссис Эллингэм?
   – Я хотела дать ему шанс самому вернуться. Я все время отодвигала срок, вы понимаете? Сначала я думала позвонить вам через несколько дней, потом получилась неделя, потом я дала ему еще день, суббота прошла, и... вот я решила к вам обратиться.
   – Ваш муж пьет, миссис Эллингэм?
   – Нет, То есть, он, конечно, может выпить, но не злоупотребляет. Он не алкоголик, если вы это имеете в виду.
   – Замечали ли вы у него интерес... э-э... к другим женщинам?
   – Нет.
   – Я хочу сказать, миссис Эллингэм...
   – Да, я понимаю. Я не думаю, что он ушел к другой женщине, нет.
   – У вас есть какие-то предположения, миссис Эллингэм?
   – Как бы он не попал под машину.
   – Вы справлялись в больницах?
   – Да. Его нигде нет.
   – Но вы все равно боитесь, что он попал в аварию?
   – Может, он лежит где-нибудь мертвый, – в трубке послышались всхлипывания.
   Браун молчал. Он посмотрел на патрульного.
   – Миссис Эллингэм?
   – Да.
   – Я постараюсь подъехать к вам сегодня попозже. Мне нужна будет информация для службы розыска пропавших. Вы будете дома?
   – Да.
   – Мне сначала позвонить?
   – Нет, я весь день буду у себя.
   – Отлично. Тогда до встречи. Если что-нибудь узнаете...
   – Да, я позвоню вам.
   – До свидания, миссис Эллингэм. – Браун повесил трубку.
   – У нее муж пропал, – объяснил он патрульному.
   – Вышел за батоном год назад, как водится? – покачал головой тот.
   – У-гу. Больше не появлялся.
   Браун махнул головой в сторону камеры для задержанных:
   – Кто этот подарочек?
   – Взял с поличным на взломе на углу Пятой и Фридландер. На пожарной лестнице на 4-м этаже. Выломал окно и как раз забирался.
   – Инструменты при нем?
   – У-гу. Там, на скамейке.
   – Давай-ка их сюда.
   Патрульный вышел в коридор. Браун приблизился к камере. Задержанный смотрел на него.
   – Как тебя зовут? – спросил детектив.
   – А тебя?
   – Детектив Артур Браун.
   – Очень приятно, – поклонился задержанный.
   – Мне тоже, – холодно произнес Браун, – ну, так как тебя зовут?
   – Фредерик Спаэт.
   Патрульный принес кожаную черную сумку. Содержимое не вызывало сомнений – ручная дрель и к ней сверла разных размеров, фомка, полный набор отмычек, несколько пробойников и заготовок ключей, пара кусачек, ножовка, пара матерчатых коричневых перчаток, раскладывающийся на три части ломик.
   Браун оглядел инструменты и ничего не сказал.
   – Я плотник, – пустился в объяснения Спаэт.
   Браун повернулся к патрульному.
   – Кто-нибудь был в квартире, Симмз?
   – Никого.
   – Спаэт, – обратился к домушнику Браун, – Мы обвиняем тебя в краже со взломом третьей степени, – то есть в уголовном преступлении. А также мы обвиняем тебя в хранении воровских инструментов, то есть в юридически наказуемом проступке класса "А". Уведи его, Симмз.
   – Я требую адвоката, – заявил Спаэт.
   – Он будет тебе назначен, – бесстрастно ответил Браун.
   – Я требую его сейчас, до ареста.
   Поскольку полицейские, как и правонарушители, путаются в процессуальном кодексе, Артур Браун мог бы ступить на дорожку, проторенную его коллегой Клингом, который накануне ночью объяснял задержанному его права. Но Браун сказал:
   – Зачем, Спаэт? Тебя взяли на незаконном вторжении в жилище. Никто не задает тебе никаких вопросов, взяли тебя с поличным. Ты имеешь право на три телефонных звонка после ареста – твоему адвокату, твоей матери, твоему поручителю, лучшему другу, кому угодно, хоть дьяволу. Уведи его, Симмз.
   Патрульный отпер камеру и вытолкал Спаэта дубинкой.
   – Это незаконно! – заорал тот.
   – Так же, как взлом и кража, – парировал детектив.
* * *
   Женщина из квартиры напротив 5-й "С" оказалась выше и Уиллиса, и Дженеро, что было, впрочем, неудивительно. Уиллис слыл самым маленьким в отделе и только на долю дюйма превосходил минимальный для полицейского норматив – пять футов восемь дюймов. Похожий на балетного танцора, с карими глазами и каштановыми волосами, он стоял рядом с возвышающимся над ним Дженеро, имевшим целых пять футов девять дюймов. Хол Уиллис знал, что мал ростом. Ричард Дженеро считал себя очень высоким. От отца он унаследовал чудесную черную кучерявую шевелюру, мощный неаполитанский нос, чувственный рот и душевные карие глаза, а от матери – высокую миланскую фигуру, которой обладали все его двоюродные братья и дядьки, кроме дяди Доминика, всего пять футов шести дюймов роста. Но дама, открывшая им дверь квартиры 5 "В", оказалась необычайно крупной. Уиллис и Дженеро одновременно задрали головы, а потом переглянулись в изумлении. На женщине была розовая комбинация и больше ничего. Босая, большегрудая, рыжеволосая, зеленоглазая, она уперла руки в обтянутые нейлоном бока:
   – Ну?
   – Полиция. – Уиллис показал ей жетон.
   Дама тщательно исследовала его и повторила:
   – Ну?
   – Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – проговорил Дженеро.
   – О чем?
   – О молодом человеке из квартиры напротив, Льюисе Скотте.
   – А что с ним?
   – Вы его знаете?
   – Слегка.
   – Только слегка? – удивился Дженеро. – Вы живете прямо напротив него.
   – Ну и что? Это же город.
   – Даже так...
   – Мне сорок шесть лет. А мальчику сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? Почему вы решили, что я его должна знать близко?
   – Да, мэм, но...
   – Так вот, я знаю его слегка. Что с ним?
   – Вы видели его этой ночью? – спросил Уиллис.
   – Нет, а что? Что-нибудь случилось?
   – Вы ничего необычного не слышали в его квартире ночью?
   – Что значит – необычного?
   – Звон стекла.
   – Меня не было ночью дома. Я уходила в гости к коллеге.
   – В котором часу?
   – В восемь.
   – А когда вернулись?
   – Я не возвращалась. Ночевала там.
   – У коллеги?
   – Да.
   – Как ее зовут?
   – Его зовут Моррис Штраус.
   – О, – только и смог сказать Дженеро. Он смущенно взглянул на Уиллиса.
   – Когда вы вернулись домой, мэм? – спросил тот.
   – Около пяти утра. Моррис работает на молокозаводе, он очень рано встает. Мы вместе позавтракали, и я пошла домой. А что? Что случилось? Лью что-нибудь натворил?
   – Вы вообще видели его вчера?
   – Да, когда шла в магазин. Он как раз входил в дом.
   – В котором это было часу, можете припомнить?
   – Около половины пятого. Я шла за кофе. У меня кончился кофе. Я в день чашек шестьсот выпиваю. Так вот, я шла за кофе в гастроном и встретила его.
   – Он был один?
   – Нет.
   – Кто был с ним?
   – Кто-то из его друзей.
   – Парень или девушка?
   – Парень.
   – Вы его знаете?
   – Я не общаюсь с подростками.
   – Ну, может быть, вы его где-нибудь видели?
   – Нет.
   – Какого он возраста? – спросил Уиллис.
   – Наверное, ровесник Лью. Восемнадцать-девятнадцать, не знаю. Высокий.
   – Вы можете его описать?
   – Длинные светлые волосы, висячие усы. На нем была дикая куртка.
   – Что значит дикая?
   – Ну, как шкура животного мехом внутрь, эта, как она там называется, овчина, что ли. Овчина?
   – Продолжайте.
   – Гладкая сторона шкуры была снаружи, а мех внутри. Белый мех, А на спине нарисовано большое оранжевое солнце.
   – Что еще?
   – А этого мало?
   – Может быть, и хватит, – согласился Уиллис. – Спасибо большое, мэм.
   – Не за что, – ответила та. – Хотите кофе? У меня на плите.
   – Нет, спасибо. Нам надо еще на квартиру взглянуть, – объяснил ей Дженеро. – Все равно, спасибо. Вы нам очень помогли.
   Женщина улыбнулась так неожиданно и так ослепительно, что своей улыбкой почти сбила с ног Дженеро.
   – Пожалуйста, – произнесла она нежно и мягко прикрыла дверь.
   Дженеро поднял брови, силясь точно вспомнить свои слова и тон. Он еще не набил руку на допросах, и любая тонкость могла оказаться полезной.
   – Что я сказал? – спросил он Уиллиса.
   – Я не помню.
   – Ну вспомни, что я сказал? Чего она так разулыбалась и подобрела вдруг?
   – Наверное, ты ей предложил переспать, – засмеялся Уиллис.
   – Нет, – серьезно ответил Дженеро, – нет, точно не предлагал.
* * *
   Универсальным ключом, взятым у консьержа, Уиллис открыл дверь и вошел в квартиру 5 "С". Дженеро продолжал размышлять о тонкостях допроса.
   Во двор выходили два окна. Нижний переплет левого был почти полностью выбит. Только кое-где из рамы торчали острые осколки. С улицы струился солнечный свет, в котором безмятежно плавали пылинки. Обставлена квартира была скудно. У одной стены на полу валялся матрас, у другой стоял книжный шкаф, рядом с ним стереопроигрыватель и стопка долгоиграющих дисков, в кухонной нише – откидной столик и два стула. Здесь было еще одно окно, выходившее на пожарную лестницу. Черный дорожный баул с медными заклепками стоял в центре комнаты. Он, по-видимому, служил кофейным столиком. Вдоль стены у книжного шкафа по полу разбросаны яркие диванные подушки. Стены украшены двумя черно-белыми антивоенными плакатами. Занавесей на окнах не было. Над плитой в кухонной нише висели полки, на которых стояли только две пачки крупы и сахарница. В холодильнике полицейские обнаружили бутылку молока и три упаковки йогурта. В овощном контейнере Уиллис нашел пластиковый пакет с чем-то, похожим на марихуану. Он показал его Дженеро.
   – Травка? – спросил тот.
   Уиллис пожал плечами, открыл пакет и понюхал буро-зеленые растертые листья.
   – Может быть.
   Из бумажника он вынул ярлычок для вещественных доказательств, заполнил его и привязал к пакету.
   Детективы методично обыскали квартиру. На бауле стояли три кофейные чашки, из каждой пахло вином. На кромке одной из них был виден след красной губной помады. Они открыли баул и обнаружили туристические брюки, фланелевые рубашки, белье, несколько свитеров, губную гармошку, армейское одеяло и маленький металлический ящичек. Ящичек был незаперт, в нем оказалось три доллара наличными и запаянный в пластиковую обертку ученический билет старшеклассника. В мусорной корзине на кухне Уиллис и Дженеро нашли две пустые винные бутылки. Под раковиной валялась пустая мышеловка. В ванной на закрытом крышкой унитазе лежали брюки из грубой ткани с черным брючным ремнем, оранжевая рубашка с отрезанными по локоть рукавами, пара белых трикотажных носков, пара легких туфель и женская черная шелковая блузка. На блузке сохранился ярлык.
* * *
   В двадцать минут восьмого двое вошли в бакалейную лавку. На лицах карнавальные маски, хотя до Дня всех святых оставалось две недели. Оба держали наготове пистолеты, оба были одеты в черные плащи и черные брюки. С фамильярностью завсегдатаев они быстро прошли к прилавку. На одном была маска волка, на другом Белоснежки. Маски полностью закрывали лица.
   Когда грабители вошли в магазин, Сильвио стоял к ним спиной. Он услышал звон колокольчиков над дверью и быстро обернулся, но они были уже у прилавка. Сильвио успел крикнуть только одно слово: «Ancora!»[6], одновременно нажимая блокирующую кнопку кассового аппарата и пытаясь дотянуться до ящика с пистолетом. Человек в маске Белоснежки первым понял, что Сильвио сейчас схватит оружие. Ни слова не говоря партнеру, он выстрелил с очень близкого расстояния прямо в лицо итальянцу. Пуля, можно сказать, снесла голову Сильвио и швырнула тело на полки. Консервные банки посыпались на пол. Резко распахнулась портьера, закрывающая вход в подсобку, и оттуда показался Паркер с «Полис Спешиал» 38-го калибра в руке. Человек в маске волка вынимал из кассы пачку купюр.
   – Стоять! – крикнул Паркер. Человек в маске Белоснежки выстрелил снова. Его пуля попала Паркеру в правое плечо. Тот согнулся и нажал на спуск в тот момент, когда человек у кассы открыл пальбу, целясь полицейскому в живот, но попадая в ноги. Паркер схватился за портьеру и со стоном упал.
   Двое в карнавальных масках выскочили из магазина и убежали в солнечное воскресное утро.
* * *
   В 87-м участке числилось 186 патрульных, и в таблице их рабочего расписания мог бы разобраться разве что профессор арабской литературы. Шестеро патрульных работали с 8.00 до 16.00 с понедельника по пятницу, двое из них служили капитану в качестве канцелярской рабочей силы, двое дежурили на автостраде и оставшиеся двое были ответственными за связь с общественностью и посыльными.
   Остальные 180 патрульных разделены на двадцать групп по девять человек в каждой. Их график работы выглядел так:
   Из всего этого следовало, что патрульные работали по пять смен в сорокачасовой неделе, потом были свободны в течение 56 часов, если они не были в смене, дежурившей с полуночи до утра, – в этом случае они работали только четыре смены и были свободны восемьдесят часов. Если только, конечно, пятое ночное дежурство не выпадало на пятницу или субботу. Тогда... впрочем, кажется, и так все ясно?
   Если следовать правилам, патрульные должны сменяться с постов только после окончания рабочего времени и только после того, как сменяющая их группа пройдет перекличку. Но большинство полицейских стекались к зданию участка за несколько минут до официального окончания рабочего дня. Через секунду после того, как новая смена скатывалась по ступенькам участка, старая смена устремлялась в раздевалку, чтобы переодеться в гражданское. Ежедневно в пересменку здание участка было запружено полицейскими. Воскресное утро не являлось исключением. По воскресеньям участок гудел еще больше, потому что по субботам выползали, как тараканы, воры и в день отдыха обнаруживались результаты их деятельности.
   В это воскресенье хаоса в участке было еще больше, чем обычно, – был ранен полицейский. Ничто так не могло наэлектризовать Управление полиции, как известие о том, что один из его сотрудников получил пулю. Лейтенант Питер Бернс, командовавший шестнадцатью детективами 87-го отдела, счел нужным отозвать из отпуска трех сотрудников, руководствуясь, вероятно, тем, что один раненый полицейский стоит трех ходячих. Не до конца удовлетворенный, он решил еще позвонить Стиву Карелле домой в Риверхед.
   Сидя за столом в угловой комнате наверху, Бернс видел патрульных, которые парами спускались по ступенькам участка и уходили, огибая столбы с фонарями. Фонари же сияли так, словно внутри них было солнце. Лейтенант думал о том, что Карелла только сменился с ночного дежурства и вряд ли обрадуется звонку своего начальника. Но он все-таки набрал номер и терпеливо слушал длинные гудки в трубке. Наконец, Карелла ответил. Бернс спросил:
   – Стив, ты спишь?
   – Нет, только надел пижаму.
   – Прости, что беспокою тебя.
   – Ничего-ничего. Что стряслось, Пит?
   – Паркера подстрелили в бакалейной лавке на Эйнсли.
   – Да ты что?
   – Да.
   – О, Господи! – пробормотал Карелла.
   – Два налетчика убили владельца, ранили Паркера в плечо и в ногу. Он сейчас в больнице Буэновиста. В тяжелом состоянии.
   – О, Господи!
   – Я уже позвонил Ди Маэо, Ливайну и Мериуезеру. Они в отпуске, Стив, но мне пришлось их отозвать. Я не люблю, когда в наших стреляют.
   – Я тоже.
   – Я подумал, что надо бы тебе сказать.
   – Да, хорошо, что позвонил, Пит.
   Трубка замолчала.
   – Пит?
   – Да, Стив?
   – Ну что, ты хочешь, чтобы я тоже приехал?
   – Ты ведь с ночного дежурства, Стив.
   Трубка снова замолчала.
   – Ладно... Что мне нужно делать, Пит?
   – Смотри, как ты себя чувствуешь, – отвечал Бернс, – а то поспи, отдохни, может, потом подойдешь сюда? У меня есть для тебя дело. Смотри сам, Стив.
   – А который сейчас час? – спросил Карелла.
   Бернс взглянул на часы на стене.
   – Начало десятого. Отдохни, о'кей?
   – Да, о'кей, – вздохнул Карелла.
   – Я перезвоню тебе. – Бернс повесил трубку. Он встал из-за стола, сунул большие пальцы рук за ремень и подошел к окну, выходящему в парк. Волосы лейтенанта начали седеть, а голубые глаза казались суровыми. Бернс молча смотрел на залитую солнцем листву через дорогу. Лицо его было бесстрастным. Затем он резко повернулся, подошел к застекленной двери своего кабинета, распахнул ее и прошел в дежурку.
   У стола перед детективом Карлом Капеком сидел морской капрал. Над левым глазом моряка вспухала огромная, размером с бейсбольный мяч, шишка. Форма моряка была измята и испачкана, и выглядел он крайне смущенным. Он держал руки на коленях как школьник. Моряк очень тихо говорил, почти шептал что-то Капеку. Лейтенант прошел мимо них к Брауну, говорившему по телефону за своим столом.
   – Ладно, я скажу ему, – Браун положил трубку.
   – Это о Паркере? – спросил Бернс.
   – Нет, это Дельгадо с Южной Шестой. Там одного избили до полусмерти по дороге в церковь. Четверо неизвестных. Дельгадо сейчас этим занимается.
   – Хорошо. Из больницы звонили о Паркере?
   – Нет еще.
   – Кто там в камере внизу?
   – Взломщик. Симмз взял на углу Пятой и Фридландер.
   – Давай-ка и ты, Арти, подключайся к бакалейной лавке.
   – Капек здесь один останется.
   – Я сюда пришлю кого-нибудь. Сейчас должны подойти люди.
   – Тогда о'кей.
   – Я хочу всех бросить на это дело, Арти. Я не люблю, когда стреляют в моих сотрудников.
   Браун кивнул, выдвинул ящик стола и взял оттуда «Детектив Спешиал» 38-го калибра в кобуре. Пристегнув кобуру, он пошел в раздевалку за плащом и шляпой. По дороге остановился у стола Калека.
   – Если что, буду в бакалейном магазине. – О'кей, – отозвался Капек и снова повернулся к моряку.
   – Я так все-таки и не понял, как вас избили, – сказал он ему. – Давайте-ка еще раз.
   Моряк еще больше засмущался. Он был невысок и строен. Рядом с Капеком, который сидел напротив него в рубашке с отпущенным галстуком и расстегнутым воротником, он казался карликом. Светлые волосы детектива спадали на лоб. Из наплечной кобуры выглядывала ореховая рукоять револьвера.
   – Ну, знаете... на меня напали, и все, – проговорил моряк.
   – Как?
   – Я шел, а на меня напали.
   – Где это было, капрал Майлз?
   – На Стеме.
   – В котором часу?
   – Около трех ночи.
   – Что вы делали?
   – Просто шел.
   – Шли куда-то?
   – Я только вышел из бара. Я выпивал в баре на Семнадцатой улице.
   – Что-нибудь произошло в баре?
   – Что произошло?
   – Драка, ссора?
   – Нет-нет, это приличный бар.
   – Значит, вы ушли оттуда около трех ночи и принялись ходить по Стему?
   – Так.
   – Куда вы шли?
   – Так просто, шел и шел. Собирался вернуться на корабль. Я с линкора, что в Военной гавани. Он там в сухом доке.
   – У-гу, – кивнул Капек. – Значит, вы шли, а на вас напал человек?
   – М-м-м.
   – Один человек?
   – Да, один.
   – Чем он вас ударил?
   – Не знаю.
   – Вы пришли в себя не так давно, верно?
   – Да, сволочи украли бумажник и часы.
   Капек несколько секунд помолчал.
   – Я понял так, что он был один.
   – Правильно, один.
   – Вы сказали «сволочи».
   – А?
   – Во множественном числе.
   – А?
   – Сколько их было на самом деле, капрал?
   – Тот, кто меня ударил, был один.
   – Бросьте вы – ударил, не ударил. Сколько их было всего?
   – Ну... двое.
   – Так. Теперь давайте выясним. Напали на вас двое мужчин, а...
   – Э-э, нет. Не совсем.
   – Слушайте, капрал, – рассердился Калек. – Вы хотите мне все рассказать или вы хотите все забыть? Знаете, мы сейчас очень заняты, у меня на такие допросы нет времени. Либо вы все рассказываете и помогаете нам, либо – до встречи, приятно было познакомиться. Счастливо добраться на корабль!
   Майлз помолчал несколько мгновений, затем глубоко вздохнул и, решившись, продолжал:
   – Ну, влез я в хреновину.
   – Почему? Что случилось?
   – Там в баре была девушка...
   – Я уже понял, – кивнул Капек. – Продолжайте.
   – В красном платье. Она весь вечер крутила задом у меня под носом. Ну, я с ней заговорил. Она, вроде, не возражала, то есть, я хочу сказать... она ни на что не намекала. Я всего-то за весь вечер пару коктейлей ей купил.
   – Так, продолжайте.
   – Почти в три она говорит мне, что устала и хочет домой, потом идет к двери, мигает мне и так головой подзывает. Вот так, такое небольшое движение головой, понимаете? Чтобы я шел за ней. Я расплатился и пошел на улицу, она там стояла на углу. Увидела меня и пошла. Оглянулась и снова так мне головкой – пошли, мол. А сама каблучками – цок-цок. А потом свернула за угол. Я пошел за ней, а там стоит мужик и р-раз мне в рожу. А потом... я очнулся с этой фигней над глазом, без денег и без часов. С-сучка!
   – Она черная или белая?
   – Черная.
   – А мужчина?
   – Белый.
   – Вы сможете ее узнать, если увидите?
   – Во век не забуду.
   – А мужчину?
   – Я его почти не видел. Он мне двинул, как только я вышел из-за угла. У меня искры из глаз посыпались. Когда я рубанулся, они, наверное, перетащили меня. Я ведь упал на тротуар, а очнулся в этом холле.
   Майлз замолчал и уставился на руки.
   – Что-то еще, капрал?
   – Тут еще... такое дело. Эта падла меня лягнула. Когда я упал на тротуар, она меня лягнула своей сучьей туфелькой. Я от этого рубанулся, а не от мужика. От этой остроносой туфельки.
   Капрал Майлз жалобно поднял глаза на Калека:
   – Зачем она это сделала? Я же совсем ее не трогал. Совсем не трогал.
* * *
   Появилась и умчалась «скорая помощь», увозя человека, избитого на пороге собственного дома. В десять утра крыльцо все еще было залито кровью. Детектив 3-й степени Александре Дельгадо беседовал на ступеньках с женой и дочерьми пострадавшего. Темноволосая женщина – миссис Хуэрта – вытирала носовым платком распухшие от слез карие глаза. Ее две дочери, празднично одетые по случаю церковного дня в одинаковые зеленые шерстяные пальто, черные лаковые туфельки и белые гольфы, были очень похожи на мать. Но в их широко распахнутых глазах виднелись любопытство, страх, непонимание, только не слезы. Толпа любопытных проталкивалась к крыльцу. Усталый патрульный безуспешно пытался ее разогнать.
   – Расскажите подробно, как все произошло, миссис Хуэрта, начал Дельгадо.
   Он, как и допрашиваемая им женщина, был пуэрториканцем. И так же, как и она, вырос в гетто. Не в этом именно, но в таком же, в предместьях Калмз-Пойнт-Бридж (говорят, что если вы видели хотя бы одни трущобы, значит, вы видели их все). Он мог бы говорить с ней на родном испанском, но на службе предпочитал пользоваться только английским. Миссис Хуэрта, стараясь вынести поменьше сора из избы, отвечать решила тоже на английском, который был понятен далеко не всем любопытствующим соседям.