Страница:
Моряк приблизился к ней. Видела, как он переваливался с боку на бок, словно в шторм. Прямо скажем, он был пьян в стельку, и это состояние однозначно объясняло, почему он с непокрытой головой.
– Ну вы только гляньте, – он икнул, – какая рыженькая! Иди сюда, рыжуленька!
Он потянулся к Эйлин, но та быстро и решительно отстранила его руку.
– Отвали, – сказала она. – Ты ошибся адресом!
Моряк покачал головой и захохотал во все горло.
– Ошибся адресом? – грохотал он. – Боже, так она приняла меня за обычного бандита!
Эйлин была абсолютно все равно, кем он себя считает, ей только нужно было, чтобы он не совал нос не в свое дело; ловко прошмыгнув мимо него, она зашагала дальше.
– Эй, – рявкнул он, – ты куда?
За собой она услышала торопливые шаги, потом почувствовала, как её схватили за локоть. Обернулась и вырвала руку.
– Ну ты чего? – спросил он. – Тебе моряки не нравятся?
– Что вы, все прекрасно, – ответила Эйлин, – но лучше бы вам вернуться на корабль. А теперь отстаньте! – Она даже топнула ногой.
– Слушай, а ты не хочешь со мной переспать?
Эйлин не смогла сдержать улыбки.
– Нет, – сказала она. – Премного благодарна, но нет.
– А почему это нет? – спросил он, воинственно выставив челюсть.
– Я замужем.
– Ну и что? Я тоже женат.
– Мой муж – полицейский.
– А я ложил на копов. Мне беречься надо только тех свиней из береговой охраны. Их надо бояться. Ну, так что, малышка?
– Нет, – твердо ответила Эйлин. Отвернулась и зашагала дальше, но он обогнал её и загородил дорогу.
– Можем поговорить о твоем муже и о моей старухе, что скажешь? Ха, у меня лучшая жена на свете.
– Ну, так идите к ней домой, – сказала Эйлин.
– Не могу, черт бы их всех побрал! Она в Алабаме!
– Отвали, – сказала Эйлин. – Я серьезно. Отвали, пока не нарвался на неприятности.
– Не-а, – упрямо настаивал он, – я хочу с тобой в постель.
– Господи Боже мой!
– В этом нет ничего плохого. Все нормально.
– Кроме твоей морды поганой, – не выдержала Эйлин.
– Что?!
– Ничего. – Она обернулась и взглянула через плечо, где Уиллис. Того нигде не было видно. Он явно где-то подпирал стенку, давясь от хохота. Обойдя моряка, она зашагала по улице. Моряк, догнав её, шел рядом.
– Нет ничего лучше пеших прогулок, – заявил он. – Я буду гулять с тобой, пока не сотру ноги по самую задницу, или пока ты не согласишься залечь со мной в постель. Нагуляемся до обалдения.
– Ну смотри, ты у меня дождешься, – проворчала Эйлин и начала лихорадочно размышлять, как бы набрести на кого-нибудь из береговой охраны. Черт, полицейских никогда нет там, где они нужны!
“Нашла время глазки строить!” – подумал Уиллис.
Что ей, нечем больше заняться, чем трепаться с моряками! Двинула бы этого проклятого жеребца по голове и затащила в глухой переулок! Как, черт возьми, мы выманим Клиффорда, если она будет шляться с моряком? Может, вмешаться? Или она что-то задумала? Когда имеешь дело с бабами, хуже всего то, что они не в состоянии думать по-мужски.
Лучше бы он остался дома.
Глядя на все это, он молча проклинал моряка.
Откуда свалился этот болван? Как ему теперь заполучить эту сумочку? В кои-то веки подвернулся удобный случай, в первый раз с тех пор, как началась вся эта шумиха вокруг Дженни Пейдж, и тут невесть откуда приперся этот моряк, и все летит к черту.
Может, он все же уйдет?
Может, девка даст ему по морде, и он смоется?
А может, и нет. Если она проститутка, то пойдет с ним, и тогда все.
Как это полиция позволяет всяким вшивым морячкам шататься по улицам?
Он видел, как девица крутит бедрами, и как с ней рядом идет вразвалку широким шагом моряк; проклинал полицию, проклинал моряков, а заодно проклинал и рыжеволосую красотку.
Когда они свернули за угол, он перебежал улочку и помчался проходным дьором, рассчитывая обогнать их нч пару кварталов и надеясь, что рыженькая тем временем избавится от моряка. Пальцы его просто ныли от желания схватить сумочку, все ещё болтавшуюся на её левом плече.
– С какого ты корабля? – спросила моряка Эйлин.
– С крейсера Соединенных Штатов “Хантаг”, – ответил моряк. – Что, кисонька, теперь тебе со мной интересно?
Эйлин остановилась. В упор глянула на моряка, и её зеленые глаза метали грозные молнии.
– Послушай, я работаю в полиции, понимаешь? Я сейчас на службе, и мне совсем не нравится, что ты путаешься под ногами!
– Что-что? – переспросил моряк. Собрался было дико заржать, но её ледяной голос его поразил.
– У меня в сумочке “38-спешл”, – спокойно продолжала она. – Я считаю до шести, потом его достану, выстрелю тебе в ногу, оставлю тебя валяться на тротуаре и вызову патруль береговой охраны. Считаю.
– Слушай, ты что…
– Раз…
– Что это все значит? Я только…
– Два…
– У тебя что, серьезно, пистолет…
В руке её тут же появилось оружие. Глаза у моряка полезли на лоб.
– Три…
– Да я уже…
– Четыре…
Ошеломленный моряк ещё раз взглянул на револьвер.
– Спокойной ночи, мисс! – Он развернулся на каблуках и пустился наутек. Эйлин смотрела ему вслед. Револьвер она сунула обратно в сумку, улыбнулась, свернула за угол и пошла по неосвещенной улице. Не прошла и пятнадцати шагов, как чья-то рука сдавила ей горло и втащила в переулок.
Моряк припустил с такой скоростью, что Уиллис прыснул от смеха. Форменка его так и раздувалась на ветру. Он мчался посреди улицы странным стилем: вразвалку – как моряк, спотыкаясь, как пьяница, и галопом – как трехлетка на Кентукки-дерби. Глаза вытаращены, волосы безумно растрепаны.
Заметив Уиллиса, он юзом затормозил и, переводя дух, посоветовал:
– Приятель, если увидишь вон ту рыжую девку, держись от неё подальше, честно тебе говорю.
– Что случилось? – с отеческим сочувствием спросил Уиллис, изо всех сил борясь со смехом, который так и рвался наружу.
– Что случилось? Приятель, да у неё в сумочке целый арсенал. Я лучше сматываюсь!
Кивнув Уиллису, он припустил снова. Уиллис проводил его взглядом, рассмеялся и взглянул вперед – где же Эйлин. Видимо, свернула за угол.
Ухмыльнувшись, он решил, что моряк оказался совсем недурным развлечением, скрасившим их бессмысленное блуждание по улицам, в глупой надежде наткнуться на грабителя, который, наверное, так никогда и не появится.
И как раз в тот момент, когда она хотела выхватить револьвер из сумочки, ремешок её соскользнул с плеча. Почувствовала, как тяжесть сумочки, означавшая для неё безопасность и спасение, исчезла. Когда же выставила ногу, готовясь бросить нападавшего через плечо, тот резко развернул её и шмякнул о стену дома.
– Я не шучу, – прошипел он угрожающе, и она поняла, что он всерьез. От удара о стену ей перехватило дыхание. На его едва освещенном лице не было очков, но цвет глаз она все равно разглядеть не могла. На голове у него была шляпа, и Эйлин кляла её в душе, потому что не видны были волосы.
И тут взлетел его кулак и угодил ей точно в левый глаз. Она слышала о красных и желтых кругах и искрах, которые сыпятся из глаз в таких случаях, но до этого момента ничего подобного не испытывала. Внезапно ослепнув, она силилась оторваться от стены, но он снова грубо ударил её спиной.
– Это только для острастки, – зашипел он. – Не вздумай кричать, когда я уйду, поняла?
– Понятно, – спокойно сказала она. – “Уиллис, где ты? – вопила она в душе. – Господи, да где же он?”
Его нужно задержать, пока не подошел Уиллис. Ну, торопись же ты, Уиллис!
– Кто вы? – спросила она.
Кулак его взлетел снова, и голова её содрогнулась от сильного удара.
– Заткнись! – угрожающе предупредил он. – Я ухожу.
Если это Клиффорд, у неё есть шанс.
Если это он, несколько секунд могут все решить, нужно заставить себя и на несколько секунд собрать все силы. Она только знала, что должна задержать этого типа, пока не подошел Уиллис.
Вот! Он уже приближается!
– Клиффорд благодарит вас, мадам, – сказал грабитель, приложил руку к груди и низко поклонился. Эйлин крепко сжала кисти рук, взмахнула над головой и изо всех сил огрела его по затылку. Неожиданный удар его ошеломил. Начал валиться вперед. Эйлин огрела его коленом под нижнюю челюсть. Широко взмахнув руками и выронив сумочку, спотыкаясь, отлетел назад, а когда опять поднял голову, Эйлин уже была наготове, держа в руке туфлю шпилькой вперед. Не ожидая новой атаки, подпрыгивая на босой ноге, она ударила его по голове.
Отскочив в сторону, тот избежал удара; потом взревел, как раненый медведь, и атаковал снизу, угодив ей точно под ложечку. Резкая, острая боль пронзила её, и тут он ударил снова и снова. Бил её зло и жестоко. Бросив туфлю, она схватила его за пиджак; одной рукой нащупала его лицо, пытаясь царапать и рвать, в отчаянной схватке самозащиты, забыв обо всех полицейских навыках и сосредоточившись только на своем женском оружии – ногтях.
Так и не достав его лица, подалась вперед, снова схватила его за пиджак, зацепившись за передний карман. Рванув рукой, почувствовала, как трещит ткань, но когда обрывок был у неё в руке, она получила ещё один сильнейший удар в подбородок. Больно ударилась о стену, но тут уже услышала топот бегущего Уиллиса.
Грабитель нагнулся за сумочкой и схватился за ремешок, как раз когда Уиллис с пистолетом в руке вбежал в переулок.
Резко выпрямившись, Клиффорд метнул сумочку. Она ударила Уиллиса по голове, тот споткнулся, и пистолет выстрелил. Потряс головою, чтобы прийти в себя, и, видя, что грабитель пустился наутек, выстрелил навскидку, потом ещё раз, но так и не попал. Клиффорд метнулся за угол, и Уиллис бросился за ним.
Грабителя нигде не было.
Уиллис вернулся к Эйлин Барк, которая лежала на земле, привалившись к стене. Поджав ноги, так что юбка задралась до пояса, она держалась за голову; на саму себя она уже похожа не была. Левый глаз начал заплывать.
Когда она подняла голову, Уиллис вздрогнул.
– Он вас ударил!
– Где вас черти носили? – простонала Эйлин Барк.
– Я шел за вами. Но понятия не имел, что что-то происходит, пока не услышал, как кто-то орет: “Заткнись”.
– Сволочь, изрядно он меня уделал, – пожаловалась Эйлин. – Как там у меня с глазом?
– Будет фонарь, – сообщил Уиллис. – Как только придете в себя, пойдем поищем где-нибудь сырого мяса. – Немного помолчал. – Это был Клиффорд?
– Разумеется, – ответила она. Встала и тут же скорчилась. – Ох, кажется, он сломал мне ребро.
– Не шутите так, – заволновался Уиллис. Теперь у Эйлин заболело под ложечкой.
– Нет, это только кажется. О-о-ох, Боже!
– Вы его хорошо рассмотрели?
– Было слишком темно. – Она подняла руку. – Но я оторвала ему карман.
– Ладно. А это что на тротуаре?
– Где?
Он нагнулся:
– Сигареты. Хорошо, может быть, на целлофане остались какие-то отпечатки.
Потом он осторожно поднял пачку и завернул её.
– Они у него были в переднем кармане, – сказала Эйлин и коснулась опухшего глаза. – Ну, пойдем, наконец, поищем сырого мяса?
– Разумеется. Но вначале кое-что еще.
– Что?
– Спички. Если в кармане были сигареты, вероятно, там были и спички.
Вынув фонарик, он включил его. Световой круг медленно задвигался по тротуару.
– Ага, вот они. – Он нагнулся и другим платком, который достал из внутреннего кармана, поднял коробок спичек.
– Послушайте, мы что, не пойдем за мясом? – спросила Эйлин.
Уиллис посмотрел на коробок.
– Может, нам и повезет.
– Что вы имеете в виду?
– Реклама на этих спичках. Они из бара здесь в городе. Называется “Три туза”. Теперь мы знаем, куда ходит Клиффорд.
Он взглянул на Эйлин, и по его лицу расплылась широкая улыбка. Она надела туфлю.
– Ну, идем, – сказал он, – займемся твоим глазом.
– Я уже начала думать, что ты о нем забыл, – отозвалась Эйлин.
Взяла его под руку, и они зашагали вверх по улице.
Глава 13
– Ну вы только гляньте, – он икнул, – какая рыженькая! Иди сюда, рыжуленька!
Он потянулся к Эйлин, но та быстро и решительно отстранила его руку.
– Отвали, – сказала она. – Ты ошибся адресом!
Моряк покачал головой и захохотал во все горло.
– Ошибся адресом? – грохотал он. – Боже, так она приняла меня за обычного бандита!
Эйлин была абсолютно все равно, кем он себя считает, ей только нужно было, чтобы он не совал нос не в свое дело; ловко прошмыгнув мимо него, она зашагала дальше.
– Эй, – рявкнул он, – ты куда?
За собой она услышала торопливые шаги, потом почувствовала, как её схватили за локоть. Обернулась и вырвала руку.
– Ну ты чего? – спросил он. – Тебе моряки не нравятся?
– Что вы, все прекрасно, – ответила Эйлин, – но лучше бы вам вернуться на корабль. А теперь отстаньте! – Она даже топнула ногой.
– Слушай, а ты не хочешь со мной переспать?
Эйлин не смогла сдержать улыбки.
– Нет, – сказала она. – Премного благодарна, но нет.
– А почему это нет? – спросил он, воинственно выставив челюсть.
– Я замужем.
– Ну и что? Я тоже женат.
– Мой муж – полицейский.
– А я ложил на копов. Мне беречься надо только тех свиней из береговой охраны. Их надо бояться. Ну, так что, малышка?
– Нет, – твердо ответила Эйлин. Отвернулась и зашагала дальше, но он обогнал её и загородил дорогу.
– Можем поговорить о твоем муже и о моей старухе, что скажешь? Ха, у меня лучшая жена на свете.
– Ну, так идите к ней домой, – сказала Эйлин.
– Не могу, черт бы их всех побрал! Она в Алабаме!
– Отвали, – сказала Эйлин. – Я серьезно. Отвали, пока не нарвался на неприятности.
– Не-а, – упрямо настаивал он, – я хочу с тобой в постель.
– Господи Боже мой!
– В этом нет ничего плохого. Все нормально.
– Кроме твоей морды поганой, – не выдержала Эйлин.
– Что?!
– Ничего. – Она обернулась и взглянула через плечо, где Уиллис. Того нигде не было видно. Он явно где-то подпирал стенку, давясь от хохота. Обойдя моряка, она зашагала по улице. Моряк, догнав её, шел рядом.
– Нет ничего лучше пеших прогулок, – заявил он. – Я буду гулять с тобой, пока не сотру ноги по самую задницу, или пока ты не согласишься залечь со мной в постель. Нагуляемся до обалдения.
– Ну смотри, ты у меня дождешься, – проворчала Эйлин и начала лихорадочно размышлять, как бы набрести на кого-нибудь из береговой охраны. Черт, полицейских никогда нет там, где они нужны!
“Нашла время глазки строить!” – подумал Уиллис.
Что ей, нечем больше заняться, чем трепаться с моряками! Двинула бы этого проклятого жеребца по голове и затащила в глухой переулок! Как, черт возьми, мы выманим Клиффорда, если она будет шляться с моряком? Может, вмешаться? Или она что-то задумала? Когда имеешь дело с бабами, хуже всего то, что они не в состоянии думать по-мужски.
Лучше бы он остался дома.
Глядя на все это, он молча проклинал моряка.
Откуда свалился этот болван? Как ему теперь заполучить эту сумочку? В кои-то веки подвернулся удобный случай, в первый раз с тех пор, как началась вся эта шумиха вокруг Дженни Пейдж, и тут невесть откуда приперся этот моряк, и все летит к черту.
Может, он все же уйдет?
Может, девка даст ему по морде, и он смоется?
А может, и нет. Если она проститутка, то пойдет с ним, и тогда все.
Как это полиция позволяет всяким вшивым морячкам шататься по улицам?
Он видел, как девица крутит бедрами, и как с ней рядом идет вразвалку широким шагом моряк; проклинал полицию, проклинал моряков, а заодно проклинал и рыжеволосую красотку.
Когда они свернули за угол, он перебежал улочку и помчался проходным дьором, рассчитывая обогнать их нч пару кварталов и надеясь, что рыженькая тем временем избавится от моряка. Пальцы его просто ныли от желания схватить сумочку, все ещё болтавшуюся на её левом плече.
– С какого ты корабля? – спросила моряка Эйлин.
– С крейсера Соединенных Штатов “Хантаг”, – ответил моряк. – Что, кисонька, теперь тебе со мной интересно?
Эйлин остановилась. В упор глянула на моряка, и её зеленые глаза метали грозные молнии.
– Послушай, я работаю в полиции, понимаешь? Я сейчас на службе, и мне совсем не нравится, что ты путаешься под ногами!
– Что-что? – переспросил моряк. Собрался было дико заржать, но её ледяной голос его поразил.
– У меня в сумочке “38-спешл”, – спокойно продолжала она. – Я считаю до шести, потом его достану, выстрелю тебе в ногу, оставлю тебя валяться на тротуаре и вызову патруль береговой охраны. Считаю.
– Слушай, ты что…
– Раз…
– Что это все значит? Я только…
– Два…
– У тебя что, серьезно, пистолет…
В руке её тут же появилось оружие. Глаза у моряка полезли на лоб.
– Три…
– Да я уже…
– Четыре…
Ошеломленный моряк ещё раз взглянул на револьвер.
– Спокойной ночи, мисс! – Он развернулся на каблуках и пустился наутек. Эйлин смотрела ему вслед. Револьвер она сунула обратно в сумку, улыбнулась, свернула за угол и пошла по неосвещенной улице. Не прошла и пятнадцати шагов, как чья-то рука сдавила ей горло и втащила в переулок.
Моряк припустил с такой скоростью, что Уиллис прыснул от смеха. Форменка его так и раздувалась на ветру. Он мчался посреди улицы странным стилем: вразвалку – как моряк, спотыкаясь, как пьяница, и галопом – как трехлетка на Кентукки-дерби. Глаза вытаращены, волосы безумно растрепаны.
Заметив Уиллиса, он юзом затормозил и, переводя дух, посоветовал:
– Приятель, если увидишь вон ту рыжую девку, держись от неё подальше, честно тебе говорю.
– Что случилось? – с отеческим сочувствием спросил Уиллис, изо всех сил борясь со смехом, который так и рвался наружу.
– Что случилось? Приятель, да у неё в сумочке целый арсенал. Я лучше сматываюсь!
Кивнув Уиллису, он припустил снова. Уиллис проводил его взглядом, рассмеялся и взглянул вперед – где же Эйлин. Видимо, свернула за угол.
Ухмыльнувшись, он решил, что моряк оказался совсем недурным развлечением, скрасившим их бессмысленное блуждание по улицам, в глупой надежде наткнуться на грабителя, который, наверное, так никогда и не появится.
И как раз в тот момент, когда она хотела выхватить револьвер из сумочки, ремешок её соскользнул с плеча. Почувствовала, как тяжесть сумочки, означавшая для неё безопасность и спасение, исчезла. Когда же выставила ногу, готовясь бросить нападавшего через плечо, тот резко развернул её и шмякнул о стену дома.
– Я не шучу, – прошипел он угрожающе, и она поняла, что он всерьез. От удара о стену ей перехватило дыхание. На его едва освещенном лице не было очков, но цвет глаз она все равно разглядеть не могла. На голове у него была шляпа, и Эйлин кляла её в душе, потому что не видны были волосы.
И тут взлетел его кулак и угодил ей точно в левый глаз. Она слышала о красных и желтых кругах и искрах, которые сыпятся из глаз в таких случаях, но до этого момента ничего подобного не испытывала. Внезапно ослепнув, она силилась оторваться от стены, но он снова грубо ударил её спиной.
– Это только для острастки, – зашипел он. – Не вздумай кричать, когда я уйду, поняла?
– Понятно, – спокойно сказала она. – “Уиллис, где ты? – вопила она в душе. – Господи, да где же он?”
Его нужно задержать, пока не подошел Уиллис. Ну, торопись же ты, Уиллис!
– Кто вы? – спросила она.
Кулак его взлетел снова, и голова её содрогнулась от сильного удара.
– Заткнись! – угрожающе предупредил он. – Я ухожу.
Если это Клиффорд, у неё есть шанс.
Если это он, несколько секунд могут все решить, нужно заставить себя и на несколько секунд собрать все силы. Она только знала, что должна задержать этого типа, пока не подошел Уиллис.
Вот! Он уже приближается!
– Клиффорд благодарит вас, мадам, – сказал грабитель, приложил руку к груди и низко поклонился. Эйлин крепко сжала кисти рук, взмахнула над головой и изо всех сил огрела его по затылку. Неожиданный удар его ошеломил. Начал валиться вперед. Эйлин огрела его коленом под нижнюю челюсть. Широко взмахнув руками и выронив сумочку, спотыкаясь, отлетел назад, а когда опять поднял голову, Эйлин уже была наготове, держа в руке туфлю шпилькой вперед. Не ожидая новой атаки, подпрыгивая на босой ноге, она ударила его по голове.
Отскочив в сторону, тот избежал удара; потом взревел, как раненый медведь, и атаковал снизу, угодив ей точно под ложечку. Резкая, острая боль пронзила её, и тут он ударил снова и снова. Бил её зло и жестоко. Бросив туфлю, она схватила его за пиджак; одной рукой нащупала его лицо, пытаясь царапать и рвать, в отчаянной схватке самозащиты, забыв обо всех полицейских навыках и сосредоточившись только на своем женском оружии – ногтях.
Так и не достав его лица, подалась вперед, снова схватила его за пиджак, зацепившись за передний карман. Рванув рукой, почувствовала, как трещит ткань, но когда обрывок был у неё в руке, она получила ещё один сильнейший удар в подбородок. Больно ударилась о стену, но тут уже услышала топот бегущего Уиллиса.
Грабитель нагнулся за сумочкой и схватился за ремешок, как раз когда Уиллис с пистолетом в руке вбежал в переулок.
Резко выпрямившись, Клиффорд метнул сумочку. Она ударила Уиллиса по голове, тот споткнулся, и пистолет выстрелил. Потряс головою, чтобы прийти в себя, и, видя, что грабитель пустился наутек, выстрелил навскидку, потом ещё раз, но так и не попал. Клиффорд метнулся за угол, и Уиллис бросился за ним.
Грабителя нигде не было.
Уиллис вернулся к Эйлин Барк, которая лежала на земле, привалившись к стене. Поджав ноги, так что юбка задралась до пояса, она держалась за голову; на саму себя она уже похожа не была. Левый глаз начал заплывать.
Когда она подняла голову, Уиллис вздрогнул.
– Он вас ударил!
– Где вас черти носили? – простонала Эйлин Барк.
– Я шел за вами. Но понятия не имел, что что-то происходит, пока не услышал, как кто-то орет: “Заткнись”.
– Сволочь, изрядно он меня уделал, – пожаловалась Эйлин. – Как там у меня с глазом?
– Будет фонарь, – сообщил Уиллис. – Как только придете в себя, пойдем поищем где-нибудь сырого мяса. – Немного помолчал. – Это был Клиффорд?
– Разумеется, – ответила она. Встала и тут же скорчилась. – Ох, кажется, он сломал мне ребро.
– Не шутите так, – заволновался Уиллис. Теперь у Эйлин заболело под ложечкой.
– Нет, это только кажется. О-о-ох, Боже!
– Вы его хорошо рассмотрели?
– Было слишком темно. – Она подняла руку. – Но я оторвала ему карман.
– Ладно. А это что на тротуаре?
– Где?
Он нагнулся:
– Сигареты. Хорошо, может быть, на целлофане остались какие-то отпечатки.
Потом он осторожно поднял пачку и завернул её.
– Они у него были в переднем кармане, – сказала Эйлин и коснулась опухшего глаза. – Ну, пойдем, наконец, поищем сырого мяса?
– Разумеется. Но вначале кое-что еще.
– Что?
– Спички. Если в кармане были сигареты, вероятно, там были и спички.
Вынув фонарик, он включил его. Световой круг медленно задвигался по тротуару.
– Ага, вот они. – Он нагнулся и другим платком, который достал из внутреннего кармана, поднял коробок спичек.
– Послушайте, мы что, не пойдем за мясом? – спросила Эйлин.
Уиллис посмотрел на коробок.
– Может, нам и повезет.
– Что вы имеете в виду?
– Реклама на этих спичках. Они из бара здесь в городе. Называется “Три туза”. Теперь мы знаем, куда ходит Клиффорд.
Он взглянул на Эйлин, и по его лицу расплылась широкая улыбка. Она надела туфлю.
– Ну, идем, – сказал он, – займемся твоим глазом.
– Я уже начала думать, что ты о нем забыл, – отозвалась Эйлин.
Взяла его под руку, и они зашагали вверх по улице.
Глава 13
Как только в четверг вечером Клинг улучил минутку, он тут же позвонил Клер Таунсенд.
Возможность эта возникла во время обеда. Заказав себе сэндвич и чашку кофе, он отыскал в телефонной книге имя Ральфа Таунсенда, живущего в Риверхеде, на Петерсон-авеню, 728. Войдя в будку, набрал номер. Когда телефон безрезультатно прозвонил двенадцать раз, повесил трубку.
В тот день на обходе у Клинга было много работы. Одна женщина, когда муж назвал её “милашка”, бросилась на него с бритвой и заделала ему на роже рану величиной с банан. Клинг её арестовал. Но к моменту его появления бритва исчезла – как исчезают все орудия насилия – в ближайшей канаве.
Только он снова вышел на улицу, как банда подростков напала на парня, возвращавшегося из школы. Тот совершил непростительную ошибку, отпустив какую-то шуточку в адрес девицы, входившей в банду, горящую теперь жаждой реванша. Клинг появился как раз в тот момент, когда хулиганы пытались втоптать юношу в тротуар. Одного из них схватил за воротник и сказал, что лица всех, избивавших парня, он запомнил, и если с парнем что-то случится после его ухода, знает где их искать. Хулиган понимающе кивнул и убежал следом за всеми. Парень, на которого напали, отделался всего несколькими ссадинами на голове. Такие драки были здесь обычным явлением.
Потом Клинг разогнал игроков в кости в одном из подъездов, выслушал бесконечную жалобу хозяина магазина, который утверждал, что восемнадцатилетний парень стянул у него рулон синей чесучи, предупредил хозяина одного из баров, что заберет у него лицензию, если ещё раз увидит, как по его бару шляются проститутки, по соседству выпил кофе с знакомым полицейским, потом вернулся в участок и переоделся в штатское.
Едва выйдя на улицу, тут же позвонил Клер. На четвертом звонке она сняла трубку.
– Кто это? – сердито спросила она. – Черт, но вы меня вытащили из-под душа. С меня так и льет.
– Простите, – ответил Клинг.
– Это вы, Клинг? – узнала она по голосу.
– Да.
– Я хотела вам позвонить, но не знала куда. Я кое-что вспомнила, может быть, это вам поможет.
– О чем?
– В тот вечер, когда я шла с Дженни на станцию, она мне кое-что сказала.
– Что?
– Упомянула, что ей предстоит добираться полчаса. Это что-нибудь значит?
– Возможно. Спасибо. – Он промолчал. – Я подумал…
– Да?..
– Насчет… насчет ужина… Я думал, может быть…
– Послушайте, Клинг, – перебила она его, – я надеюсь, вы не намереваетесь пригласить меня на ужин?
– Нет, я правда хочу, – настаивал он.
– Я самая заурядная женщина на свете, серьезно. Вы умрете от скуки.
– Можно попробовать.
– Не портите себе жизнь. Лучше на те деньги, которые хотите потратить на меня, купите маме подарок.
– Я купил его на прошлой неделе.
– Купите ещё один.
– Кроме того, я и сам бы хотел немного кутнуть.
Клер рассмеялась.
– Ну, видите, теперь это звучит чуть привлекательнее.
– Серьезно, Клер…
– Серьезно, Клинг, лучше не надо. Я скучная, нудная, со мной вы не получите никакого удовольствия.
– Я уже сейчас его испытываю.
– Это все только слова.
– Слушайте, а вы не страдаете комплексом неполноценности или чем-то подобным?
– Нет, доктор, комплексом неполноценности я не страдаю, – ответила она, – я просто неполноценная и есть.
Клинг засмеялся, она спросила:
– Что, вспомнили этот анекдот?
– Нет, не вспомнил, но все равно здорово. Так как насчет совместного ужина?
– Для чего?
– Вы мне нравитесь.
– В этом городе миллион других девушек.
– И даже намного больше.
– Клинг…
– Берт.
– Берт, к сожалению, со мной у вас ничего не выйдет.
– Я ещё не сказал, чего я хочу.
– Что бы вы ни хотели, на меня не рассчитывайте.
– Клер, давайте рискнем. Разрешите мне пригласить вас на ужин, пусть даже это будет самый неудачный вечер в моей жизни. Мне приходилось рисковать и большим. На войне я время от времени рисковал и жизнью.
– Вы воевали? – спросила она.
– Да.
В голосе её вдруг проснулся интерес.
– В Корее?
– Да.
В трубке все стихло.
– Клер?
– Да, я слушаю.
– Что случилось?
– Ничего.
– Опустите, пожалуйста, ещё пять центов за следующие три минуты, – произнес автомат.
– А, ч-черт, минутку, – он полез в карман и бросил монетку в щель. – Клер?
– Вот, вы уже тратите на меня деньги, – отозвалась она.
– Ничего, денег хватит. Так как мы договоримся? Я заеду за вами вечером где-нибудь в половине седьмого?
– Нет, сегодня вечером это исключено.
– А завтра?
– Завтра у меня допоздна занятия. Часов до семи.
– Так я подожду перед колледжем.
– Но у меня не будет времени переодеться.
– Пойдете со мной в том, что будет на вас.
– Обычно я хожу на занятия в туфлях на низком каблуке и в старом растянутом свитере.
– Изумительно, – восхищенно сказал он.
– Хотя, впрочем, думаю, я могла бы надеть платье и туфли на каблуках. Наших оборванцев в колледже это бы шокировало. Но могло бы и послужить примером.
– Значит, в семь?
– Договорились, – ответила она.
– Тогда до свидания.
– До свидания.
– До сви… – улыбаясь, он повесил трубку. Опомнился, уже выходя из кабины. Полез в карман и обнаружил, что мелочи больше нет. Пришлось зайти в кондитерскую лавочку, хозяин которой был занят продажей малиновых леденцов по два цента штука. Пока раздобыл мелочь, прошло минут пять. Торопливо набрал номер. – Алло?
– Клер, это снова я.
– Знаете, вы меня опять вытащили из-под душа.
– Господи, мне ужасно жаль, что вы не сказали, у какого колледжа мы встретимся.
– Ох! – Клер умолкла. – Точно, не сказала. Возле женского университета. Знаете, где это?
– Да.
– Отлично. Приходите в Ридли Холл. Там найдете редакцию нашего факультетского журнала. Он называется “Ридлевский вестник”. Там я переодеваюсь. И берегитесь всех этих дерзких женщин.
– Я буду там минута в минуту.
– А я воспользуюсь своей женской привилегией и опоздаю на десять минут.
– Я подожду.
– Ладно. Но теперь вы меня извините, на ковре подо мной уже целая лужа.
– Простите, тогда уж лучше идите мыться.
– Вы так это сказали, словно думаете, что я грязная.
– Если хотите поговорить, я в вашем распоряжении на всю ночь.
– Лучше уж я домоюсь. До свидания, мучение.
– До свидания, Клер.
– Вы упрямы и сознаете это, правда?
Клинг сглотнул.
– Упрямый? Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Ах! – вздохнула Клер. – До свидания, – и повесила трубку.
Добрых три минуты он стоял в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло забарабанила упитанная дама и заорала:
– Молодой человек, это телефонная будка, а не гостиница!
Клинг распахнул двери.
– Очень жаль, – сказал он, – а я только что заказал у портье ужин в номер.
Женщина заморгала, лицо её вытянулось от удивления, а потом она ввалилась в будку и демонстративно хлопнула дверью.
В тот вечер в десятом часу Клинг вышел из подъезда на Петерсон-авеню. Немного постоял на перроне, глядя на огни большого города, которые весело мерцали в свежем осеннем воздухе. В том году осень не хотела уходить. Не хотела уступить место зиме. Упрямо (“Упрямый? Что вы имеете в виду?” – мелькнуло у него в голове, и он снова улыбнулся) держалась, вспоминая о лете, и люди тоже заразились у неё этой жаждой жизни, это было видно по выражению лиц тех, кто шел по улицам.
Один из них, один среди них – это тип по имени Клиффорд. Где-то среди людей, которые спешат и улыбаются, движется ненормальный тип. Где-то среди тысячи зрителей в кинотеатрах может быть убийца, глядящий на экран.
Где-то на скамеечке, среди шепчущих и целующихся влюбленных может поджидать он наедине со своими грязными мыслями. Где-то среди открытых улыбающихся лиц, среди взлетающих при разговорах в холодный воздух струек пара расхаживает он со сжатыми зубами.
Клиффорд.
Сколько Клиффордов в таком огромном городе?
Сколько Клиффордов в телефонной книге? Скольких Клиффордов нет в телефонной книге?
Перетасуйте колоду карт-Клиффордов, раздайте их и вытяните одного, любого Клиффорда.
Но время для мыслей о Клиффордах было неподходящее.
Это было время для прогулок на природе, где свежий воздух вам щиплет лицо, где под ногами шуршат сухие листья, и деревья наряжены в ослепительные цвета. Это было время трубок из можжевелового корня, время твидовых пиджаков и наливных румяных яблок. Было время для мыслей о вкусном ужине, хороших книгах, теплом одеяле и плотно закрытых окнах, хранящих от зимней стужи.
Время было не для Клиффорда, не для убийств…
Но убийство произошло, а в уголовной полиции работали парни с холодными взглядами, которым никогда не было по семнадцать.
Но Клингу семнадцать когда-то было.
Он направился к кассе, где меняли мелочь. Человек в зарешеченном окошке разглядывал какой-то комикс. Клинг заметил, что это был один из самых дурацких образчиков в своем роде, который лежал в каждом ларьке и в котором речь шла о вдове, страдавшей неизлечимым склерозом.
Кассир поднял глаза.
– Добрый вечер, – поздоровался Клинг.
Кассир подозрительно уставился на него.
– Добрый вечер.
– Можно вас кое о чем спросить?
– Смотря о чем, – ответил кассир.
– Ну…
– Если вы собираетесь меня грабить, молодой человек, так забудьте об этом, – посоветовал кассир. – Овчинка выделки не стоит, и потом полицейские в нашем городе знают свое дело, так что далеко вам не уйти.
– Спасибо за совет, но грабить вас я не собираюсь.
– Чудненько. Меня зовут Рут. Сэм Рут. Приятели именуют это место “будкой Рута”. Чем могу служить?
– Ночью вы работаете?
– Иногда. А что?
– Я хотел бы разыскать одну девушку, которая обычно садилась в поезд на этой станции.
– Тут в поезда садится уйма молоденьких девчат.
– Эта девушка обычно приходила между десятью и половиной одиннадцатого. Вы когда работаете?
– Когда я работаю в вечернюю смену, прихожу в четыре и ухожу в полночь.
– Значит, около десяти вы здесь.
– Мне так тоже кажется.
– Она блондинка, – продолжал Клинг. – Очень красивая блондинка.
– Вон там внизу в пекарне работает одна блондинка-вдова. Та приходит сюда каждый вечер в восемь.
– Эта девушка совсем юная, ей семнадцать.
– Семнадцать, говорите?
– Да.
– Не припоминаю, – сказал Рут.
– Подумайте еще!
– О чем? Я её не помню.
– Она очень красива. Если вы её видели, то забыть не могли. Прекрасная фигура, большие голубые глаза, ну просто нет слов!
Рут прищурился.
– Эге, – сказал он.
– Что?
– Припоминаю. Хороша штучка. Да, уже припоминаю.
– Когда она приходила?
– Обычно в десять двадцать пять. Точно, я уже вспомнил. Всегда проходила на платформу к центру. Обычно я наблюдал за ней. Чертовски хороша. И ей только семнадцать, говорите? Выглядит она намного старше.
– Только семнадцать. А вы уверены, что говорите о той самой девушке?
– Послушайте, откуда мне знать? Эта блондинка приходила обычно в десять двадцать пять. Раз попросила меня разменять ей десятку, вот я её и запомнил. Нам нельзя менять деньги крупнее, чем два доллара, хотя большинство таких не носит. Говорят, они приносят несчастье. Предрассудки – большое зло, – покачал головой Рут.
– И вы ей разменяли? – спросил Клинг.
– Из своих. Потому я её и помню. Она мне так мило улыбалась. Эта девушка умела улыбаться. Да, точно, это была она. Обычно уезжала в центр поездом в десять тридцать.
Рут достал часы. Покачал головой и засунул их назад.
– Да, она ездила поездом в десять тридцать.
– Всегда?
– Всегда, когда я её видел, она садилась в один и тот же поезд. С тех пор, как я разменял ей десятку, она мне всегда улыбалась. Да, было на что посмотреть, это точно. Таких буферов я в жизни не видел.
Клинг оглянулся, стенные часы показывали 10.06.
– Если я сяду в поезд в десять тридцать, – спросил он, – где я окажусь после получаса езды?
– Откуда я знаю? – удивился Рут и задумался. – Но я могу вам подсказать, как это выяснить.
– Да?
– Езжайте сами, – сказал Рут.
– Спасибо.
– Не за что. Рад был помочь, – ответил кассир и снова погрузился в комикс.
Поезд тащился через центр города, со скрежетом тормозя на знакомых станциях. Клинг разглядывал пейзажи, мелькавшие за окном вагона. Город был большим и грязным, но если вы в нем родились и выросли, он стал частью вашего существа, как печень или органы пищеварения. Он разглядывал город и одновременно следил за стрелками часов. Поезд ринулся в туннель и проник в утробу мегаполиса. Клинг сидел и ждал. Пассажиры выходили и входили. Клинг не спускал глаз со стрелок.
В одиннадцать ноль два поезд остановился на подземной станции. Предыдущая остановка была в десять пятьдесят восемь. Как бы там ни было, в расчет приходилось принимать обе станции. Он вышел из поезда и поднялся наверх, очутившись в центре Айолы.
Дома вздымались к небу, пронзая ночь пестрыми пятнами красного, оранжевого, зеленого и желтого света. На углу был магазин мужской одежды, пекарня, стоянка такси, магазин женского платья, на противоположной стороне улицы – автобусная остановка, подъезд кинотеатра, кондитерская, китайский ресторан и бар. Все эти заведения и вывески были как близнецы схожи с такими же, рассыпанными по всему городу.
Возможность эта возникла во время обеда. Заказав себе сэндвич и чашку кофе, он отыскал в телефонной книге имя Ральфа Таунсенда, живущего в Риверхеде, на Петерсон-авеню, 728. Войдя в будку, набрал номер. Когда телефон безрезультатно прозвонил двенадцать раз, повесил трубку.
В тот день на обходе у Клинга было много работы. Одна женщина, когда муж назвал её “милашка”, бросилась на него с бритвой и заделала ему на роже рану величиной с банан. Клинг её арестовал. Но к моменту его появления бритва исчезла – как исчезают все орудия насилия – в ближайшей канаве.
Только он снова вышел на улицу, как банда подростков напала на парня, возвращавшегося из школы. Тот совершил непростительную ошибку, отпустив какую-то шуточку в адрес девицы, входившей в банду, горящую теперь жаждой реванша. Клинг появился как раз в тот момент, когда хулиганы пытались втоптать юношу в тротуар. Одного из них схватил за воротник и сказал, что лица всех, избивавших парня, он запомнил, и если с парнем что-то случится после его ухода, знает где их искать. Хулиган понимающе кивнул и убежал следом за всеми. Парень, на которого напали, отделался всего несколькими ссадинами на голове. Такие драки были здесь обычным явлением.
Потом Клинг разогнал игроков в кости в одном из подъездов, выслушал бесконечную жалобу хозяина магазина, который утверждал, что восемнадцатилетний парень стянул у него рулон синей чесучи, предупредил хозяина одного из баров, что заберет у него лицензию, если ещё раз увидит, как по его бару шляются проститутки, по соседству выпил кофе с знакомым полицейским, потом вернулся в участок и переоделся в штатское.
Едва выйдя на улицу, тут же позвонил Клер. На четвертом звонке она сняла трубку.
– Кто это? – сердито спросила она. – Черт, но вы меня вытащили из-под душа. С меня так и льет.
– Простите, – ответил Клинг.
– Это вы, Клинг? – узнала она по голосу.
– Да.
– Я хотела вам позвонить, но не знала куда. Я кое-что вспомнила, может быть, это вам поможет.
– О чем?
– В тот вечер, когда я шла с Дженни на станцию, она мне кое-что сказала.
– Что?
– Упомянула, что ей предстоит добираться полчаса. Это что-нибудь значит?
– Возможно. Спасибо. – Он промолчал. – Я подумал…
– Да?..
– Насчет… насчет ужина… Я думал, может быть…
– Послушайте, Клинг, – перебила она его, – я надеюсь, вы не намереваетесь пригласить меня на ужин?
– Нет, я правда хочу, – настаивал он.
– Я самая заурядная женщина на свете, серьезно. Вы умрете от скуки.
– Можно попробовать.
– Не портите себе жизнь. Лучше на те деньги, которые хотите потратить на меня, купите маме подарок.
– Я купил его на прошлой неделе.
– Купите ещё один.
– Кроме того, я и сам бы хотел немного кутнуть.
Клер рассмеялась.
– Ну, видите, теперь это звучит чуть привлекательнее.
– Серьезно, Клер…
– Серьезно, Клинг, лучше не надо. Я скучная, нудная, со мной вы не получите никакого удовольствия.
– Я уже сейчас его испытываю.
– Это все только слова.
– Слушайте, а вы не страдаете комплексом неполноценности или чем-то подобным?
– Нет, доктор, комплексом неполноценности я не страдаю, – ответила она, – я просто неполноценная и есть.
Клинг засмеялся, она спросила:
– Что, вспомнили этот анекдот?
– Нет, не вспомнил, но все равно здорово. Так как насчет совместного ужина?
– Для чего?
– Вы мне нравитесь.
– В этом городе миллион других девушек.
– И даже намного больше.
– Клинг…
– Берт.
– Берт, к сожалению, со мной у вас ничего не выйдет.
– Я ещё не сказал, чего я хочу.
– Что бы вы ни хотели, на меня не рассчитывайте.
– Клер, давайте рискнем. Разрешите мне пригласить вас на ужин, пусть даже это будет самый неудачный вечер в моей жизни. Мне приходилось рисковать и большим. На войне я время от времени рисковал и жизнью.
– Вы воевали? – спросила она.
– Да.
В голосе её вдруг проснулся интерес.
– В Корее?
– Да.
В трубке все стихло.
– Клер?
– Да, я слушаю.
– Что случилось?
– Ничего.
– Опустите, пожалуйста, ещё пять центов за следующие три минуты, – произнес автомат.
– А, ч-черт, минутку, – он полез в карман и бросил монетку в щель. – Клер?
– Вот, вы уже тратите на меня деньги, – отозвалась она.
– Ничего, денег хватит. Так как мы договоримся? Я заеду за вами вечером где-нибудь в половине седьмого?
– Нет, сегодня вечером это исключено.
– А завтра?
– Завтра у меня допоздна занятия. Часов до семи.
– Так я подожду перед колледжем.
– Но у меня не будет времени переодеться.
– Пойдете со мной в том, что будет на вас.
– Обычно я хожу на занятия в туфлях на низком каблуке и в старом растянутом свитере.
– Изумительно, – восхищенно сказал он.
– Хотя, впрочем, думаю, я могла бы надеть платье и туфли на каблуках. Наших оборванцев в колледже это бы шокировало. Но могло бы и послужить примером.
– Значит, в семь?
– Договорились, – ответила она.
– Тогда до свидания.
– До свидания.
– До сви… – улыбаясь, он повесил трубку. Опомнился, уже выходя из кабины. Полез в карман и обнаружил, что мелочи больше нет. Пришлось зайти в кондитерскую лавочку, хозяин которой был занят продажей малиновых леденцов по два цента штука. Пока раздобыл мелочь, прошло минут пять. Торопливо набрал номер. – Алло?
– Клер, это снова я.
– Знаете, вы меня опять вытащили из-под душа.
– Господи, мне ужасно жаль, что вы не сказали, у какого колледжа мы встретимся.
– Ох! – Клер умолкла. – Точно, не сказала. Возле женского университета. Знаете, где это?
– Да.
– Отлично. Приходите в Ридли Холл. Там найдете редакцию нашего факультетского журнала. Он называется “Ридлевский вестник”. Там я переодеваюсь. И берегитесь всех этих дерзких женщин.
– Я буду там минута в минуту.
– А я воспользуюсь своей женской привилегией и опоздаю на десять минут.
– Я подожду.
– Ладно. Но теперь вы меня извините, на ковре подо мной уже целая лужа.
– Простите, тогда уж лучше идите мыться.
– Вы так это сказали, словно думаете, что я грязная.
– Если хотите поговорить, я в вашем распоряжении на всю ночь.
– Лучше уж я домоюсь. До свидания, мучение.
– До свидания, Клер.
– Вы упрямы и сознаете это, правда?
Клинг сглотнул.
– Упрямый? Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Ах! – вздохнула Клер. – До свидания, – и повесила трубку.
Добрых три минуты он стоял в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло забарабанила упитанная дама и заорала:
– Молодой человек, это телефонная будка, а не гостиница!
Клинг распахнул двери.
– Очень жаль, – сказал он, – а я только что заказал у портье ужин в номер.
Женщина заморгала, лицо её вытянулось от удивления, а потом она ввалилась в будку и демонстративно хлопнула дверью.
В тот вечер в десятом часу Клинг вышел из подъезда на Петерсон-авеню. Немного постоял на перроне, глядя на огни большого города, которые весело мерцали в свежем осеннем воздухе. В том году осень не хотела уходить. Не хотела уступить место зиме. Упрямо (“Упрямый? Что вы имеете в виду?” – мелькнуло у него в голове, и он снова улыбнулся) держалась, вспоминая о лете, и люди тоже заразились у неё этой жаждой жизни, это было видно по выражению лиц тех, кто шел по улицам.
Один из них, один среди них – это тип по имени Клиффорд. Где-то среди людей, которые спешат и улыбаются, движется ненормальный тип. Где-то среди тысячи зрителей в кинотеатрах может быть убийца, глядящий на экран.
Где-то на скамеечке, среди шепчущих и целующихся влюбленных может поджидать он наедине со своими грязными мыслями. Где-то среди открытых улыбающихся лиц, среди взлетающих при разговорах в холодный воздух струек пара расхаживает он со сжатыми зубами.
Клиффорд.
Сколько Клиффордов в таком огромном городе?
Сколько Клиффордов в телефонной книге? Скольких Клиффордов нет в телефонной книге?
Перетасуйте колоду карт-Клиффордов, раздайте их и вытяните одного, любого Клиффорда.
Но время для мыслей о Клиффордах было неподходящее.
Это было время для прогулок на природе, где свежий воздух вам щиплет лицо, где под ногами шуршат сухие листья, и деревья наряжены в ослепительные цвета. Это было время трубок из можжевелового корня, время твидовых пиджаков и наливных румяных яблок. Было время для мыслей о вкусном ужине, хороших книгах, теплом одеяле и плотно закрытых окнах, хранящих от зимней стужи.
Время было не для Клиффорда, не для убийств…
Но убийство произошло, а в уголовной полиции работали парни с холодными взглядами, которым никогда не было по семнадцать.
Но Клингу семнадцать когда-то было.
Он направился к кассе, где меняли мелочь. Человек в зарешеченном окошке разглядывал какой-то комикс. Клинг заметил, что это был один из самых дурацких образчиков в своем роде, который лежал в каждом ларьке и в котором речь шла о вдове, страдавшей неизлечимым склерозом.
Кассир поднял глаза.
– Добрый вечер, – поздоровался Клинг.
Кассир подозрительно уставился на него.
– Добрый вечер.
– Можно вас кое о чем спросить?
– Смотря о чем, – ответил кассир.
– Ну…
– Если вы собираетесь меня грабить, молодой человек, так забудьте об этом, – посоветовал кассир. – Овчинка выделки не стоит, и потом полицейские в нашем городе знают свое дело, так что далеко вам не уйти.
– Спасибо за совет, но грабить вас я не собираюсь.
– Чудненько. Меня зовут Рут. Сэм Рут. Приятели именуют это место “будкой Рута”. Чем могу служить?
– Ночью вы работаете?
– Иногда. А что?
– Я хотел бы разыскать одну девушку, которая обычно садилась в поезд на этой станции.
– Тут в поезда садится уйма молоденьких девчат.
– Эта девушка обычно приходила между десятью и половиной одиннадцатого. Вы когда работаете?
– Когда я работаю в вечернюю смену, прихожу в четыре и ухожу в полночь.
– Значит, около десяти вы здесь.
– Мне так тоже кажется.
– Она блондинка, – продолжал Клинг. – Очень красивая блондинка.
– Вон там внизу в пекарне работает одна блондинка-вдова. Та приходит сюда каждый вечер в восемь.
– Эта девушка совсем юная, ей семнадцать.
– Семнадцать, говорите?
– Да.
– Не припоминаю, – сказал Рут.
– Подумайте еще!
– О чем? Я её не помню.
– Она очень красива. Если вы её видели, то забыть не могли. Прекрасная фигура, большие голубые глаза, ну просто нет слов!
Рут прищурился.
– Эге, – сказал он.
– Что?
– Припоминаю. Хороша штучка. Да, уже припоминаю.
– Когда она приходила?
– Обычно в десять двадцать пять. Точно, я уже вспомнил. Всегда проходила на платформу к центру. Обычно я наблюдал за ней. Чертовски хороша. И ей только семнадцать, говорите? Выглядит она намного старше.
– Только семнадцать. А вы уверены, что говорите о той самой девушке?
– Послушайте, откуда мне знать? Эта блондинка приходила обычно в десять двадцать пять. Раз попросила меня разменять ей десятку, вот я её и запомнил. Нам нельзя менять деньги крупнее, чем два доллара, хотя большинство таких не носит. Говорят, они приносят несчастье. Предрассудки – большое зло, – покачал головой Рут.
– И вы ей разменяли? – спросил Клинг.
– Из своих. Потому я её и помню. Она мне так мило улыбалась. Эта девушка умела улыбаться. Да, точно, это была она. Обычно уезжала в центр поездом в десять тридцать.
Рут достал часы. Покачал головой и засунул их назад.
– Да, она ездила поездом в десять тридцать.
– Всегда?
– Всегда, когда я её видел, она садилась в один и тот же поезд. С тех пор, как я разменял ей десятку, она мне всегда улыбалась. Да, было на что посмотреть, это точно. Таких буферов я в жизни не видел.
Клинг оглянулся, стенные часы показывали 10.06.
– Если я сяду в поезд в десять тридцать, – спросил он, – где я окажусь после получаса езды?
– Откуда я знаю? – удивился Рут и задумался. – Но я могу вам подсказать, как это выяснить.
– Да?
– Езжайте сами, – сказал Рут.
– Спасибо.
– Не за что. Рад был помочь, – ответил кассир и снова погрузился в комикс.
Поезд тащился через центр города, со скрежетом тормозя на знакомых станциях. Клинг разглядывал пейзажи, мелькавшие за окном вагона. Город был большим и грязным, но если вы в нем родились и выросли, он стал частью вашего существа, как печень или органы пищеварения. Он разглядывал город и одновременно следил за стрелками часов. Поезд ринулся в туннель и проник в утробу мегаполиса. Клинг сидел и ждал. Пассажиры выходили и входили. Клинг не спускал глаз со стрелок.
В одиннадцать ноль два поезд остановился на подземной станции. Предыдущая остановка была в десять пятьдесят восемь. Как бы там ни было, в расчет приходилось принимать обе станции. Он вышел из поезда и поднялся наверх, очутившись в центре Айолы.
Дома вздымались к небу, пронзая ночь пестрыми пятнами красного, оранжевого, зеленого и желтого света. На углу был магазин мужской одежды, пекарня, стоянка такси, магазин женского платья, на противоположной стороне улицы – автобусная остановка, подъезд кинотеатра, кондитерская, китайский ресторан и бар. Все эти заведения и вывески были как близнецы схожи с такими же, рассыпанными по всему городу.