— Почему? — удивился Сильвер Фоке. — Потому что я назвал его сестрицу никуда не годной шлюхой? Так ведь это всем известно!
— Не знаю. Я просто передал, что он просил, — ответил Доминик.
— Что ты мне сегодня принес? — полюбопытствовал Сильвер Фоке. Заметив, что Доминик бросил недоверчивый взгляд в сторону Бенни, он успокаивающим жестом похлопал Доминика по плечу:
— Не волнуйся, Бенни — мой старый друг. Ему можно доверять.
Доминик смерил Бенни испытующим взглядом, потом, кивнув, вышел в прихожую.
— Так что же мне делать? — свистящим шепотом спросил Бенни.
— Ты насчет чего?
— Насчет мальчишки Гануччи.
— Я ничего не слышал и ничего не знаю. Особенно о том, что касается Гануччи.
— Но я просто сказал…
— Не знаю и знать не хочу, чей он там сын! Может, у него вообще никакого сына нет? Так что ничего мне не говори, идет?
В эту минуту в комнату снова вошел Доминик, держа в руках большую сумку, которую и водрузил на длинный деревянный стол.
— Тут полным-полно всяких славных вещиц, — сказал он и расстегнул «молнию». Сильвер Фоке вытащил лупу и принялся внимательно разглядывать то, что было в сумке.
— А ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — спросил Доминик у Бенни.
— А что это? — поинтересовался тот.
— Наручные часы, — ответил Доминик, протянув их ему.
— Славные, — ответил Бенни, окинув их рассеянным взглядом.
— Интересно, чьи это фото внутри? — спросил Сильвер Фоке.
— Скорее всего, вице-президента, — предположил Доминик.
— Герберта Хамфри? Да ну? Вот уж нисколько не похож, — буркнул Сильвер Фоке.
Бенни уже собирался вернуть Доминику часы, когда вдруг, сам не зная почему, не иначе как по наитию свыше, перевернул их и взглянул на обратную сторону. Там было что-то написано. Прищурившись, он прочел:
«Льюису — С днем рождения! — Папа».
— Где ты взял эти часы?! — завопил Бенни.
Он решил навестить гувернантку Гануччи. Ему было обещано целых двадцать пять долларов в том случае, если он вернется назад с информацией, еще неизвестной Боццарису, а Нюхалка был не такой человек, чтобы упустить двадцать пять зеленых, которые так и просились к нему в руки. Миновав усаженную огромными деревьями подъездную аллею, которая вела в «Клены», он припарковался возле овальной клумбы у великолепного подъезда дома, прошел под каменным портиком особняка, восхищенно оглядел ярко начищенную медную табличку с одним-единственным словом Гануччи, потом позвонил в дверь и принялся ждать.
Нэнни распахнула дверь с такой быстротой, будто давным-давно в нетерпении маялась в прихожей, ожидая только его сигнала, чтобы выбежать на крыльцо. Но стоило ей узнать Нюхалку, как лицо ее омрачилось.
— Да? — вяло спросила она.
— Привет, Нэнни, — поздоровался Нюхалка. — Послушай, кажется, я тут раскопал кое-что относительно того тяжкого преступления, которое случилось вечером во вторник. Помнишь, ты мне рассказывала?
— Вот как? — переспросила она.
— Да. Послушай, можно мне войти? Знаешь, не хотелось бы, чтобы нас подслушали. А тут у вас везде кусты…
— Входи, входи, — кивнула она и пропустила его в дом. Было уже около двух, часы в кабинете начали бить — бонг! бонг! И тут же воцарилась тишина. Нюхалка машинально бросил взгляд на свои наручные часы.
— На три минуты опаздывают, — заметил он и проследовал вслед за Нэнни в кабинет. — Неплохо Гануччи устроился, — одобрительно кивнул он, окинув комнату взглядом. — Я знаю, что тут фигурирует кругленькая сумма — пятьдесят тысяч долларов, — начал Нюхалка, имея в виду ту самую телеграмму, которую он умудрился стянуть со стола Аззекки. Выстрел был сделан наугад, но, заметив, как лицо Нэнни вдруг покрылось смертельной бледностью, он догадался, что попал в яблочко.
Нэнни схватилась за горло.
— Да, это так, — слабым, безжизненным голосом пролепетала она.
— Немедленно и безотлагательно отправьте пятьдесят тысяч до субботы, — зловещим голосом процитировал Нюхалка текст телеграммы, гадая про себя, что за дьявольщина тут творится.
— Это и имелось в виду? Ну… я хочу сказать, в последнем письме? — спросила Нэнни.
— Точно, — кивнул Нюхалка.
Он вдруг сообразил, что сам видел только одно письмо (да и, сказать по правде, не письмо, а телеграмму). К тому же он не имел ни малейшего понятия, было ли это первое письмо, или второе, или вообще неизвестно какое по счету. Но, успев сообразить, что уже в какой-то степени завоевал доверие Нэнни, он решил продолжать в том же духе. Не исключено, вертелось в его голове, что, оставив девчонку в этом убеждении, он и выудит из нее ту информацию, в которой так отчаянно нуждался Боццарис. Да и потом во всей этой загадочной истории было что-то неотразимо волнующее.
Черт подери, с удовольствием подумал он, настоящая интрига!
— Но когда в субботу? — спохватилась Нэнни.
— А разве ты не знаешь?
— Нет, — призналась она. — В последнем письме я вообще ничего не поняла. И Бенни тоже. Я прочитала ему записку по телефону.
— Бенни?
— Да. Бенни Нэпкинсу.
— Ах да, конечно! Так, стало быть, он тоже в курсе?
— Да. Я позвонила ему сразу же, как только обнаружила, что он исчез.
— Понятно, — с глубокомысленным видом протянул Нюхалка, понятия не имея, о чем это она.
— А где ты видел это письмо? — полюбопытствовала Нэнни.
— На письменном столе в кабинете Марио Аззекки.
— Марио… Господи, о нет! — воскликнула она, в ужасе прикрыв ладонью рот. — Так, выходит, он тоже знает?!
— Еще бы! Конечно знает! Оно и было ему адресовано, — сказал Нюхалка.
— Адресовано Марио Аззекке?! Но почему?
— А что тут странного? Предположим, Гануччи срочно понадобились пятьдесят тысяч. Что он делает? Шлет весточку своему поверенному, чтобы тот выслал ему деньги. Вот и все.
— Гануччи?
— Конечно.
— Мистер Гануччи попросил Марио Аззекку выслать ему пятьдесят тысяч долларов?!
— Да, — ответил Нюхалка и недоумевающе пожал плечами.
На лице у Нэнни было такое выражение, будто она вот-вот лишится чувств. Девушка так резко отшатнулась, что чуть было не свалила книжную полку. Когда она нашла в себе силы вновь заговорить, голос ее был больше похож на шепот умирающей.
— Так он знает, — пролепетала она, широко раскрыв глаза.
— Знает… о чем? — удивился Нюхалка.
— Обо всем, — ответила Нэнни. — Бог мой, так хозяину все известно! — Ее пальцы судорожно впились в руку Нюхалки. — Он нас убьет! Обоих убьет! И меня, и Бенни. — Она стиснула ему руку с такой силой, что Нюхалка скривился от боли. — Ты знаешь, где он сейчас? — крикнула она.
— Кто, Бенни? С Жанетт Кей, скорее всего. Он ведь живет с Жанетт Кей, разве не так?
— Да не Бенни! Мальчик!
— Но Бенни ведь… что, Бенни живет с мальчиком?!
— Да нет! Я спрашиваю тебя — ты не знаешь, кто эти похитители? — нетерпеливо оборвала она.
— Что?! — Нюхалка не верил собственным ушам.
— Похитители!
— Что? — растерянно повторил он.
Нэнни возвышалась над ним, и ему ничего не оставалось, как смотреть ей прямо в глаза.
— Нюхалка, говори прямо — ты знаешь, кто похитил сына мистера Гануччи? — спросила она.
Так вот оно что! — молнией промелькнуло у него в голове. Стало быть, вот что она имела в виду, когда говорила о каком-то тяжком преступлении! Что ж, черт возьми, так оно и есть! Ему хотелось немного подумать. Если он не ошибался, от всей этой истории явственно попахивало деньгами, причем большими деньгами. Что ему требовалось сейчас, так это время, чтобы спокойно подумать и решить, как воспользоваться тем, что ему известно.
Только вот, похоже, Нэнни меньше всего настроена была сидеть и терпеливо ждать, пока он размышляет. Пальцы ее сжимали его руку, как стальные клещи. С лихорадочно горящими глазами она встряхивала его за плечо и твердила как заведенная:
— Тебе-известно-кто-похитил-Льюиса?!
— Да, кивнул Нюхалка, а про себя подумал: «Какого черта?
Чем он рискует?»
— Это верно, только вот нам-то что теперь делать? — полюбопытствовал Аззекка.
— Позвоним Бенни Нэпкинсу и скажем, чтобы привез деньги назад.
— Правильно, — обрадованно крикнул Аззекка и без промедления ринулся к телефону. Он поспешно набрал номер Бенни, немного подождал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока наконец на другом конце не откликнулся заспанный женский голос:
— Алло?
— Алло, кто это? — спросил Аззекка.
— Жанетт Кей. Кто говорит?
— Марио Аззекка.
— Доброе утро, мистер Аззекка. Как поживаете? — проворковала Жанетт Кей.
— Чудесно. Бенни дома?
— Нет. Он ушел.
— Куда ушел?
— Понятия не имею. Наверное, я спала. Проснулась, а его нет.
— Он не в аэропорт поехал, нет?
— Н-нет, не думаю. А для чего ему ехать в аэропорт?
— Передайте ему, чтобы позвонил мне сразу же, как придет!
Слышите — сразу же! Да, и скажите, пусть ни в коем случае не .летит в Неаполь!
— А что ему делать в Неаполе? — удивилась Жанетт Кей.
— Просто передайте ему, и все, — попросил Аззекка и бросил трубку. — Его нет дома, — сообщил он Гарбугли. — Как ты думаешь: он не мог уже уехать в аэропорт?
— Это в три-то часа?! — фыркнул Гарбугли. — Ты забыл, что его самолет улетает только в десять?
— Ну, многие ведь любят приезжать в аэропорт заранее, — нерешительно протянул Аззекка. — Уверяют, что тогда не так волнуются.
— Слушай, а давай позвоним Нонаке. Пусть порыщет по городу.
— Нонаке? А почему именно ему?
— Ну… просто на случай, если вдруг Бенни придет в голову сумасшедшая мысль оставить себе эти деньги.
— Ну, пусть даже так. Но Нонака…
— Для такого дела лучше не найти советчика, — убежденно сказал Гарбугли.
— От одного вида Нонаки меня бросает в дрожь, — признался Аззекка.
— Звони ему, — приказал Гарбугли.
Пожав плечами, Аззекка двинулся к телефону. Он подошел к столу, открыл телефонный справочник, полистал его в поисках нужного номера и снял трубку.
— Алло! — чуть слышно прошелестел в ответ голос на другом конце провода.
— Мне нужно поговорить с Нонакой, — объяснил Аззекка.
— А его нет дома, — прошептал тот же голос.
— Где же он?
— Не знаю.
— Послушайте, вы не можете говорить немного громче? — нетерпеливо буркнул раздраженный Аззекка.
— Могу, только, слава тебе Господи, в этом пока что нет никакой нужды, — донесся чуть слышный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
— Его нет дома, — объяснил Аззекка, вешая трубку.
— Где? — спросила она.
— Вон там, — кивнул он. — Вон… те трое, видишь, внизу? Ты не знаешь этих людей?
— Я вообще никого не вижу, — удивилась она.
— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух:
— Поразительно, — благоговейно выдохнул он, — просто поразительно! Советую вам ревниво оберегать свои лавры, мистер Апдайк, ваша слава под угрозой, ибо у вас есть соперник.
В комнату заглянула Ида. Обнаружив мужа, она уперла руки в бедра и с понимающим видом склонила набок голову.
— Ну, что по этому поводу говорит Симон? Он и в самом деле китаец?
— Он ничего не говорит, — ответил Лютер. — Но лично я китайца узнаю сразу!
Глава 15
— Не знаю. Я просто передал, что он просил, — ответил Доминик.
— Что ты мне сегодня принес? — полюбопытствовал Сильвер Фоке. Заметив, что Доминик бросил недоверчивый взгляд в сторону Бенни, он успокаивающим жестом похлопал Доминика по плечу:
— Не волнуйся, Бенни — мой старый друг. Ему можно доверять.
Доминик смерил Бенни испытующим взглядом, потом, кивнув, вышел в прихожую.
— Так что же мне делать? — свистящим шепотом спросил Бенни.
— Ты насчет чего?
— Насчет мальчишки Гануччи.
— Я ничего не слышал и ничего не знаю. Особенно о том, что касается Гануччи.
— Но я просто сказал…
— Не знаю и знать не хочу, чей он там сын! Может, у него вообще никакого сына нет? Так что ничего мне не говори, идет?
В эту минуту в комнату снова вошел Доминик, держа в руках большую сумку, которую и водрузил на длинный деревянный стол.
— Тут полным-полно всяких славных вещиц, — сказал он и расстегнул «молнию». Сильвер Фоке вытащил лупу и принялся внимательно разглядывать то, что было в сумке.
— А ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — спросил Доминик у Бенни.
— А что это? — поинтересовался тот.
— Наручные часы, — ответил Доминик, протянув их ему.
— Славные, — ответил Бенни, окинув их рассеянным взглядом.
— Интересно, чьи это фото внутри? — спросил Сильвер Фоке.
— Скорее всего, вице-президента, — предположил Доминик.
— Герберта Хамфри? Да ну? Вот уж нисколько не похож, — буркнул Сильвер Фоке.
Бенни уже собирался вернуть Доминику часы, когда вдруг, сам не зная почему, не иначе как по наитию свыше, перевернул их и взглянул на обратную сторону. Там было что-то написано. Прищурившись, он прочел:
«Льюису — С днем рождения! — Папа».
— Где ты взял эти часы?! — завопил Бенни.
* * *
В то самое утро Нюхалка ехал в Ларчмонт в голубом «плимуте», позаимствованном на время у старого приятеля Артура Доппио.Он решил навестить гувернантку Гануччи. Ему было обещано целых двадцать пять долларов в том случае, если он вернется назад с информацией, еще неизвестной Боццарису, а Нюхалка был не такой человек, чтобы упустить двадцать пять зеленых, которые так и просились к нему в руки. Миновав усаженную огромными деревьями подъездную аллею, которая вела в «Клены», он припарковался возле овальной клумбы у великолепного подъезда дома, прошел под каменным портиком особняка, восхищенно оглядел ярко начищенную медную табличку с одним-единственным словом Гануччи, потом позвонил в дверь и принялся ждать.
Нэнни распахнула дверь с такой быстротой, будто давным-давно в нетерпении маялась в прихожей, ожидая только его сигнала, чтобы выбежать на крыльцо. Но стоило ей узнать Нюхалку, как лицо ее омрачилось.
— Да? — вяло спросила она.
— Привет, Нэнни, — поздоровался Нюхалка. — Послушай, кажется, я тут раскопал кое-что относительно того тяжкого преступления, которое случилось вечером во вторник. Помнишь, ты мне рассказывала?
— Вот как? — переспросила она.
— Да. Послушай, можно мне войти? Знаешь, не хотелось бы, чтобы нас подслушали. А тут у вас везде кусты…
— Входи, входи, — кивнула она и пропустила его в дом. Было уже около двух, часы в кабинете начали бить — бонг! бонг! И тут же воцарилась тишина. Нюхалка машинально бросил взгляд на свои наручные часы.
— На три минуты опаздывают, — заметил он и проследовал вслед за Нэнни в кабинет. — Неплохо Гануччи устроился, — одобрительно кивнул он, окинув комнату взглядом. — Я знаю, что тут фигурирует кругленькая сумма — пятьдесят тысяч долларов, — начал Нюхалка, имея в виду ту самую телеграмму, которую он умудрился стянуть со стола Аззекки. Выстрел был сделан наугад, но, заметив, как лицо Нэнни вдруг покрылось смертельной бледностью, он догадался, что попал в яблочко.
Нэнни схватилась за горло.
— Да, это так, — слабым, безжизненным голосом пролепетала она.
— Немедленно и безотлагательно отправьте пятьдесят тысяч до субботы, — зловещим голосом процитировал Нюхалка текст телеграммы, гадая про себя, что за дьявольщина тут творится.
— Это и имелось в виду? Ну… я хочу сказать, в последнем письме? — спросила Нэнни.
— Точно, — кивнул Нюхалка.
Он вдруг сообразил, что сам видел только одно письмо (да и, сказать по правде, не письмо, а телеграмму). К тому же он не имел ни малейшего понятия, было ли это первое письмо, или второе, или вообще неизвестно какое по счету. Но, успев сообразить, что уже в какой-то степени завоевал доверие Нэнни, он решил продолжать в том же духе. Не исключено, вертелось в его голове, что, оставив девчонку в этом убеждении, он и выудит из нее ту информацию, в которой так отчаянно нуждался Боццарис. Да и потом во всей этой загадочной истории было что-то неотразимо волнующее.
Черт подери, с удовольствием подумал он, настоящая интрига!
— Но когда в субботу? — спохватилась Нэнни.
— А разве ты не знаешь?
— Нет, — призналась она. — В последнем письме я вообще ничего не поняла. И Бенни тоже. Я прочитала ему записку по телефону.
— Бенни?
— Да. Бенни Нэпкинсу.
— Ах да, конечно! Так, стало быть, он тоже в курсе?
— Да. Я позвонила ему сразу же, как только обнаружила, что он исчез.
— Понятно, — с глубокомысленным видом протянул Нюхалка, понятия не имея, о чем это она.
— А где ты видел это письмо? — полюбопытствовала Нэнни.
— На письменном столе в кабинете Марио Аззекки.
— Марио… Господи, о нет! — воскликнула она, в ужасе прикрыв ладонью рот. — Так, выходит, он тоже знает?!
— Еще бы! Конечно знает! Оно и было ему адресовано, — сказал Нюхалка.
— Адресовано Марио Аззекке?! Но почему?
— А что тут странного? Предположим, Гануччи срочно понадобились пятьдесят тысяч. Что он делает? Шлет весточку своему поверенному, чтобы тот выслал ему деньги. Вот и все.
— Гануччи?
— Конечно.
— Мистер Гануччи попросил Марио Аззекку выслать ему пятьдесят тысяч долларов?!
— Да, — ответил Нюхалка и недоумевающе пожал плечами.
На лице у Нэнни было такое выражение, будто она вот-вот лишится чувств. Девушка так резко отшатнулась, что чуть было не свалила книжную полку. Когда она нашла в себе силы вновь заговорить, голос ее был больше похож на шепот умирающей.
— Так он знает, — пролепетала она, широко раскрыв глаза.
— Знает… о чем? — удивился Нюхалка.
— Обо всем, — ответила Нэнни. — Бог мой, так хозяину все известно! — Ее пальцы судорожно впились в руку Нюхалки. — Он нас убьет! Обоих убьет! И меня, и Бенни. — Она стиснула ему руку с такой силой, что Нюхалка скривился от боли. — Ты знаешь, где он сейчас? — крикнула она.
— Кто, Бенни? С Жанетт Кей, скорее всего. Он ведь живет с Жанетт Кей, разве не так?
— Да не Бенни! Мальчик!
— Но Бенни ведь… что, Бенни живет с мальчиком?!
— Да нет! Я спрашиваю тебя — ты не знаешь, кто эти похитители? — нетерпеливо оборвала она.
— Что?! — Нюхалка не верил собственным ушам.
— Похитители!
— Что? — растерянно повторил он.
Нэнни возвышалась над ним, и ему ничего не оставалось, как смотреть ей прямо в глаза.
— Нюхалка, говори прямо — ты знаешь, кто похитил сына мистера Гануччи? — спросила она.
Так вот оно что! — молнией промелькнуло у него в голове. Стало быть, вот что она имела в виду, когда говорила о каком-то тяжком преступлении! Что ж, черт возьми, так оно и есть! Ему хотелось немного подумать. Если он не ошибался, от всей этой истории явственно попахивало деньгами, причем большими деньгами. Что ему требовалось сейчас, так это время, чтобы спокойно подумать и решить, как воспользоваться тем, что ему известно.
Только вот, похоже, Нэнни меньше всего настроена была сидеть и терпеливо ждать, пока он размышляет. Пальцы ее сжимали его руку, как стальные клещи. С лихорадочно горящими глазами она встряхивала его за плечо и твердила как заведенная:
— Тебе-известно-кто-похитил-Льюиса?!
— Да, кивнул Нюхалка, а про себя подумал: «Какого черта?
Чем он рискует?»
«Телеграмма— Шесть слов, — восхищенно присвистнул Гарбугли. — Шедевр, мать его!
Вестерн Юнион
АЗЗГАР (Аззекка & Гарбугли)
(145 Вест 45 стр.) НИ
Забудьте пятидесяти тысячах возвращаюсь домой
Гануччи».
— Это верно, только вот нам-то что теперь делать? — полюбопытствовал Аззекка.
— Позвоним Бенни Нэпкинсу и скажем, чтобы привез деньги назад.
— Правильно, — обрадованно крикнул Аззекка и без промедления ринулся к телефону. Он поспешно набрал номер Бенни, немного подождал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока наконец на другом конце не откликнулся заспанный женский голос:
— Алло?
— Алло, кто это? — спросил Аззекка.
— Жанетт Кей. Кто говорит?
— Марио Аззекка.
— Доброе утро, мистер Аззекка. Как поживаете? — проворковала Жанетт Кей.
— Чудесно. Бенни дома?
— Нет. Он ушел.
— Куда ушел?
— Понятия не имею. Наверное, я спала. Проснулась, а его нет.
— Он не в аэропорт поехал, нет?
— Н-нет, не думаю. А для чего ему ехать в аэропорт?
— Передайте ему, чтобы позвонил мне сразу же, как придет!
Слышите — сразу же! Да, и скажите, пусть ни в коем случае не .летит в Неаполь!
— А что ему делать в Неаполе? — удивилась Жанетт Кей.
— Просто передайте ему, и все, — попросил Аззекка и бросил трубку. — Его нет дома, — сообщил он Гарбугли. — Как ты думаешь: он не мог уже уехать в аэропорт?
— Это в три-то часа?! — фыркнул Гарбугли. — Ты забыл, что его самолет улетает только в десять?
— Ну, многие ведь любят приезжать в аэропорт заранее, — нерешительно протянул Аззекка. — Уверяют, что тогда не так волнуются.
— Слушай, а давай позвоним Нонаке. Пусть порыщет по городу.
— Нонаке? А почему именно ему?
— Ну… просто на случай, если вдруг Бенни придет в голову сумасшедшая мысль оставить себе эти деньги.
— Ну, пусть даже так. Но Нонака…
— Для такого дела лучше не найти советчика, — убежденно сказал Гарбугли.
— От одного вида Нонаки меня бросает в дрожь, — признался Аззекка.
— Звони ему, — приказал Гарбугли.
Пожав плечами, Аззекка двинулся к телефону. Он подошел к столу, открыл телефонный справочник, полистал его в поисках нужного номера и снял трубку.
— Алло! — чуть слышно прошелестел в ответ голос на другом конце провода.
— Мне нужно поговорить с Нонакой, — объяснил Аззекка.
— А его нет дома, — прошептал тот же голос.
— Где же он?
— Не знаю.
— Послушайте, вы не можете говорить немного громче? — нетерпеливо буркнул раздраженный Аззекка.
— Могу, только, слава тебе Господи, в этом пока что нет никакой нужды, — донесся чуть слышный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
— Его нет дома, — объяснил Аззекка, вешая трубку.
* * *
— Кто это? — спросил свою жену Лютер Паттерсон. Стоя у окна в большой спальне, он разглядывал что-то во дворе. Услышав голос мужа, Ида подошла и тоже бросила взгляд вниз. До земли оставалось еще десять этажей.— Где? — спросила она.
— Вон там, — кивнул он. — Вон… те трое, видишь, внизу? Ты не знаешь этих людей?
— Я вообще никого не вижу, — удивилась она.
— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух:
— «Его стиль по сути своей является китайским, компилируя лакированные экраны парадоксов поверх пагоды гипербол — пусть порой это сооружение и выглядит чересчур схематично, но яркий талант, живость и мастерское исполнение делают его неотразимым».Лютер восхищенно покачал головой.
— Поразительно, — благоговейно выдохнул он, — просто поразительно! Советую вам ревниво оберегать свои лавры, мистер Апдайк, ваша слава под угрозой, ибо у вас есть соперник.
В комнату заглянула Ида. Обнаружив мужа, она уперла руки в бедра и с понимающим видом склонила набок голову.
— Ну, что по этому поводу говорит Симон? Он и в самом деле китаец?
— Он ничего не говорит, — ответил Лютер. — Но лично я китайца узнаю сразу!
Глава 15
НОНАКА
Тамаичи Нонака был японцем.
Стоя на заднем дворе между Бенни Нэпкинсом и Домиником по прозвищу Гуру, он украдкой поглядывал вверх, туда, на ярко освещенные солнцем окна последнего этажа.
— Трудно сказать, — задумчиво протянул Доминик. — Прошлой ночью я побывал поочередно в нескольких квартирах.
— Нас интересует только одна — та самая, где ты прихватил вот эти часы, — сказал Бенни.
— Да, да, конечно, я понимаю. Но ведь не так-то легко отличить одно окно от другого, да еще на таком расстоянии, верно?
То есть я хотел сказать, отсюда все окна выглядят одинаковыми.
Влезаешь в них, вылезаешь наружу, и все дела! По мне, так они все похожи одно на другое.
— Постарайся все-таки вспомнить, — с нажимом сказал Бенни. — Где-то внутри этого проклятого дома прячут сына Гануччи. Если нам удастся вычислить, где он, а потом освободить мальчишку, мы станем героями. А если нет…
— Послушайте, но меня-то это каким боком касается? — возмутился Доминик. — Мне до этого какое дело? У меня свой бизнес, в конце концов! Я никого не трогаю, в чужие дела не лезу, занимаюсь собственным делом, и нате вам, пожалуйста! Теперь оказываюсь замешанным в дело о похищении ребенка!
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— Ты оказался замешанным, потому что в этом замешан я, — уточнил Бенни.
— Да? Вот уж никогда бы не подумал, — сказал Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— А кроме того, Гануччи снесет нам головы, если проведает, что мы знали дом, где прячут его сына, и прошляпили это дело только потому, что не удосужились выяснить нужную квартиру.
— Может, это было на восьмом этаже, — предположил Доминик, пожав плечами.
— «Может быть» — недостаточно, — изрек Бенни. — Так на восьмом этаже или нет? Вот будет потеха, если мы взломаем дверь квартиры и обнаружим внутри приятную даму, у которой к тому же муж — полицейский. Здорово, верно? Животики надорвешь!
— Эй, послушайте! — вдруг оживился Доминик. — А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!
— Он ее как-нибудь называл?
— Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…
— Ина? — спросил Бенни.
— Нет.
— Илка? — предположил Нонака.
— Нет.
— Ингрид?
— Нет.
— Ирма?
— Нет.
— Изабелл?
— Нет.
— Инесс?
— Нет, нет.
— Исидора?
— Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», — пропыхтел Бенни. — А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?
— Может быть.
— То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Доминик. — Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.
— Сколько сейчас времени? — спросил Бенни.
— Только что было три.
— М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, — вздохнул Бенни.
— А куда торопиться? — невозмутимо спросил Доминик.
— То есть как это — «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?
— Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, — покачал головой Доминик.
— Я бы решился, — решив поддержать разговор, вмешался Нонака.
Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? — ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей — ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.
По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его — с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» — и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав — нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.
Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.
Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел — у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! — подумал Нонака. — Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»
Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар — весьма экзотическая личность! — улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.
— Что ты задумал, Бенни? — полюбопытствовал Доминик.
— Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.
— Я бы с радостью промочил горло, — облизнулся Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.
Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета — иначе вряд ли бы решился на такое. Как бы там ни было, войдя в квартиру, он обнаружил Артура, который с увлечением учил скворца новому слову.
— А почему ты хочешь, чтобы он выучил именно его? — удивился Нюхалка.
— Просто я считаю, что это хорошее слово и птичке нужно его знать, — твердо ответил Артур.
— А вот я его вообще никогда не слышал.
— Это я в словаре отыскал, — похвастался Артур.
— Никогда не слышал.
— Скажи, а ты сам-то когда-нибудь слышал о вермуте с черносмородиновым бальзамом? — спросил Артур.
— Никогда, — честно ответил Нюхалка. — Хотя я знаю многое.
— Это такой напиток. Вкусный, наверное. Знаешь, прошлой ночью Фредди Коррьер был с одной девчонкой, так вот она не желала пить ничего, кроме этого самого вермута с черносмородиновым бальзамом. Сказала, что вкуснее этого ничего не знает, представляешь? А Фредди потом рассказывал…
— Прости, не хотел тебя перебивать, — не вытерпел Нюхалка, — но времени в обрез. Как ты смотришь на то, чтобы немного подзаработать? К тому же делать почти ничего не придется.
— А что все-таки от меня потребуется? — полюбопытствовал Артур.
— Я же уже сказал — практически ничего. Неплохо звучит, верно?
— Звучит вроде и в самом деле заманчиво, — задумчиво произнес Артур.
— Все, что от тебя требуется, это сказать, что именно ты похитил мальчишку Гануччи.
— Да ты спятил! — возмутился Артур. — Знаешь, Нюхалка, я всегда любил тебя, как родного брата, но сейчас скажу тебе честно — ты рехнулся, раз предлагаешь мне такое! Выкини это из головы, понял? Лучше послушай, что прошлой ночью вытворяли Фредди и та девчонка. Так вот, он подцепил ее в баре и…
— Что я хочу, — снова перебил его Нюхалка, — так это немедленно отправиться к Нэнни и сказать, что ты и есть тот самый парень, который…
— А кто такая Нэнни?
— Гувернантка сына Гануччи.
— Ах да, вспомнил — та самая, что он выписал из Лондона!
Она англичанка, верно?
— Да.
— Так что ты говорил насчет нее?
— Мы скажем ей, что ты и есть тот самый псих, который похитил мальчишку Гануччи…
— Я не хочу…
— …и что ты готов вернуть его домой в ту же минуту, как она выплатит тебе деньги. Ну как, звучит неплохо, верно?
— Ужасно! Нет, ты окончательно спятил! Если хочешь знать, я ни за какие деньги не согласился бы даже пальцем дотронуться до сыночка Гануччи! Слушай, Нюхалка, ты мне нравишься, но сейчас у тебя явно что-то не в порядке с головой, раз ты предлагаешь мне такое!
— Если боишься, можешь надеть маску, — великодушно предложил Нюхалка.
— Нет у меня никакой маски, — мрачно буркнул окончательно выведенный из себя Артур.
— Тогда натяни на голову черный чулок, лучше всего нейлоновый, — посоветовал Нюхалка.
— И нейлоновых чулок тоже нет!
— Знаю, где можно раздобыть один, — обрадовался Нюхалка. — У Придурка полный шкаф этих самых чулок! И как раз нейлоновых!
— Вот тогда его и попроси!
— Не-е, — с досадой протянул Нюхалка, — слишком уж он тупой! А для такого тонкого дела нужен кто-то с мозгами.
— Я, что ли? — с подозрением в голосе переспросил Артур.
— Верно, — обрадовался Нюхалка.
— А сколько мы получим?
— Пятьдесят тысяч.
— Ух ты! — присвистнул Артур. — Какая прорва деньжищ!
— Точно, — подтвердил Нюхалка. — Стоит только руку протянуть, и они наши! Только надо где-то раздобыть нейлоновый чулок. Будешь разговаривать с Нэнни с чулком на голове. Скажешь ей, чтобы отдала тебе деньги, и пообещаешь немедленно вернуть мальчишку.
— Интересно, как я это сделаю? — полюбопытствовал Артур.
— Что именно?
— Да вот… приведу мальчишку назад. Кстати, а где он на самом-то деле?
— Понятия не имею.
— Тогда как же я его верну? — искренне удивился Артур.
— Ну, нас с тобой это не касается. Это уж пускай у Нэнни голова болит.
— Да нет, уж извини, приятель, но, боюсь, стоит Гануччи пронюхать, что именно я выманил у Нэнни пятьдесят кусков за его сопляка, как голова заболит у меня! Шутишь, что ли?!
Пятьдесят косых!
— Да откуда ему узнать?! Никто об этом не узнает, уверяю тебя! А потом, разве ты забыл, что у тебя на голове будет черный нейлоновый чулок?
Стоя на заднем дворе между Бенни Нэпкинсом и Домиником по прозвищу Гуру, он украдкой поглядывал вверх, туда, на ярко освещенные солнцем окна последнего этажа.
— Трудно сказать, — задумчиво протянул Доминик. — Прошлой ночью я побывал поочередно в нескольких квартирах.
— Нас интересует только одна — та самая, где ты прихватил вот эти часы, — сказал Бенни.
— Да, да, конечно, я понимаю. Но ведь не так-то легко отличить одно окно от другого, да еще на таком расстоянии, верно?
То есть я хотел сказать, отсюда все окна выглядят одинаковыми.
Влезаешь в них, вылезаешь наружу, и все дела! По мне, так они все похожи одно на другое.
— Постарайся все-таки вспомнить, — с нажимом сказал Бенни. — Где-то внутри этого проклятого дома прячут сына Гануччи. Если нам удастся вычислить, где он, а потом освободить мальчишку, мы станем героями. А если нет…
— Послушайте, но меня-то это каким боком касается? — возмутился Доминик. — Мне до этого какое дело? У меня свой бизнес, в конце концов! Я никого не трогаю, в чужие дела не лезу, занимаюсь собственным делом, и нате вам, пожалуйста! Теперь оказываюсь замешанным в дело о похищении ребенка!
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— Ты оказался замешанным, потому что в этом замешан я, — уточнил Бенни.
— Да? Вот уж никогда бы не подумал, — сказал Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— А кроме того, Гануччи снесет нам головы, если проведает, что мы знали дом, где прячут его сына, и прошляпили это дело только потому, что не удосужились выяснить нужную квартиру.
— Может, это было на восьмом этаже, — предположил Доминик, пожав плечами.
— «Может быть» — недостаточно, — изрек Бенни. — Так на восьмом этаже или нет? Вот будет потеха, если мы взломаем дверь квартиры и обнаружим внутри приятную даму, у которой к тому же муж — полицейский. Здорово, верно? Животики надорвешь!
— Эй, послушайте! — вдруг оживился Доминик. — А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!
— Он ее как-нибудь называл?
— Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…
— Ина? — спросил Бенни.
— Нет.
— Илка? — предположил Нонака.
— Нет.
— Ингрид?
— Нет.
— Ирма?
— Нет.
— Изабелл?
— Нет.
— Инесс?
— Нет, нет.
— Исидора?
— Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», — пропыхтел Бенни. — А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?
— Может быть.
— То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Доминик. — Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.
— Сколько сейчас времени? — спросил Бенни.
— Только что было три.
— М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, — вздохнул Бенни.
— А куда торопиться? — невозмутимо спросил Доминик.
— То есть как это — «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?
— Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, — покачал головой Доминик.
— Я бы решился, — решив поддержать разговор, вмешался Нонака.
Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? — ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей — ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.
По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его — с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» — и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав — нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.
Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.
Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел — у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! — подумал Нонака. — Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»
Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар — весьма экзотическая личность! — улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.
— Что ты задумал, Бенни? — полюбопытствовал Доминик.
— Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.
— Я бы с радостью промочил горло, — облизнулся Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
* * *
Вылетев из Неаполя в 2.4.0 по местному времени, самолет, на борту которого был Кармине Гануччи, приземлился в лондонском аэропорту Хитроу в 5.05 вечера. Покинув его, мистер Гануччи проследовал к другому самолету, который должен был взлететь в 6.15 по местному времени. Из-за быстрой смены часовых поясов и выкрутасов солнца, которое то вставало, то садилось, он совсем запутался во времени. Поэтому, когда Гануччи мирно похрапывал в самолете, уже несколько часов летевшем над Атлантикой, Нюхалка только-только вернулся в город. И действительно, как было не запутаться? Самолет, в котором летел Гануччи, должен был приземлиться в аэропорту Кеннеди в 9.05 вечера — ровно через шесть часов после того, как Нюхалка, припарковав одолженную у Артура Доппио машину на Второй авеню, неторопливо прошествовал вверх по улице до того дома, где в компании двух кошек и говорящего скворца обитал сам Артур.Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.
Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета — иначе вряд ли бы решился на такое. Как бы там ни было, войдя в квартиру, он обнаружил Артура, который с увлечением учил скворца новому слову.
— А почему ты хочешь, чтобы он выучил именно его? — удивился Нюхалка.
— Просто я считаю, что это хорошее слово и птичке нужно его знать, — твердо ответил Артур.
— А вот я его вообще никогда не слышал.
— Это я в словаре отыскал, — похвастался Артур.
— Никогда не слышал.
— Скажи, а ты сам-то когда-нибудь слышал о вермуте с черносмородиновым бальзамом? — спросил Артур.
— Никогда, — честно ответил Нюхалка. — Хотя я знаю многое.
— Это такой напиток. Вкусный, наверное. Знаешь, прошлой ночью Фредди Коррьер был с одной девчонкой, так вот она не желала пить ничего, кроме этого самого вермута с черносмородиновым бальзамом. Сказала, что вкуснее этого ничего не знает, представляешь? А Фредди потом рассказывал…
— Прости, не хотел тебя перебивать, — не вытерпел Нюхалка, — но времени в обрез. Как ты смотришь на то, чтобы немного подзаработать? К тому же делать почти ничего не придется.
— А что все-таки от меня потребуется? — полюбопытствовал Артур.
— Я же уже сказал — практически ничего. Неплохо звучит, верно?
— Звучит вроде и в самом деле заманчиво, — задумчиво произнес Артур.
— Все, что от тебя требуется, это сказать, что именно ты похитил мальчишку Гануччи.
— Да ты спятил! — возмутился Артур. — Знаешь, Нюхалка, я всегда любил тебя, как родного брата, но сейчас скажу тебе честно — ты рехнулся, раз предлагаешь мне такое! Выкини это из головы, понял? Лучше послушай, что прошлой ночью вытворяли Фредди и та девчонка. Так вот, он подцепил ее в баре и…
— Что я хочу, — снова перебил его Нюхалка, — так это немедленно отправиться к Нэнни и сказать, что ты и есть тот самый парень, который…
— А кто такая Нэнни?
— Гувернантка сына Гануччи.
— Ах да, вспомнил — та самая, что он выписал из Лондона!
Она англичанка, верно?
— Да.
— Так что ты говорил насчет нее?
— Мы скажем ей, что ты и есть тот самый псих, который похитил мальчишку Гануччи…
— Я не хочу…
— …и что ты готов вернуть его домой в ту же минуту, как она выплатит тебе деньги. Ну как, звучит неплохо, верно?
— Ужасно! Нет, ты окончательно спятил! Если хочешь знать, я ни за какие деньги не согласился бы даже пальцем дотронуться до сыночка Гануччи! Слушай, Нюхалка, ты мне нравишься, но сейчас у тебя явно что-то не в порядке с головой, раз ты предлагаешь мне такое!
— Если боишься, можешь надеть маску, — великодушно предложил Нюхалка.
— Нет у меня никакой маски, — мрачно буркнул окончательно выведенный из себя Артур.
— Тогда натяни на голову черный чулок, лучше всего нейлоновый, — посоветовал Нюхалка.
— И нейлоновых чулок тоже нет!
— Знаю, где можно раздобыть один, — обрадовался Нюхалка. — У Придурка полный шкаф этих самых чулок! И как раз нейлоновых!
— Вот тогда его и попроси!
— Не-е, — с досадой протянул Нюхалка, — слишком уж он тупой! А для такого тонкого дела нужен кто-то с мозгами.
— Я, что ли? — с подозрением в голосе переспросил Артур.
— Верно, — обрадовался Нюхалка.
— А сколько мы получим?
— Пятьдесят тысяч.
— Ух ты! — присвистнул Артур. — Какая прорва деньжищ!
— Точно, — подтвердил Нюхалка. — Стоит только руку протянуть, и они наши! Только надо где-то раздобыть нейлоновый чулок. Будешь разговаривать с Нэнни с чулком на голове. Скажешь ей, чтобы отдала тебе деньги, и пообещаешь немедленно вернуть мальчишку.
— Интересно, как я это сделаю? — полюбопытствовал Артур.
— Что именно?
— Да вот… приведу мальчишку назад. Кстати, а где он на самом-то деле?
— Понятия не имею.
— Тогда как же я его верну? — искренне удивился Артур.
— Ну, нас с тобой это не касается. Это уж пускай у Нэнни голова болит.
— Да нет, уж извини, приятель, но, боюсь, стоит Гануччи пронюхать, что именно я выманил у Нэнни пятьдесят кусков за его сопляка, как голова заболит у меня! Шутишь, что ли?!
Пятьдесят косых!
— Да откуда ему узнать?! Никто об этом не узнает, уверяю тебя! А потом, разве ты забыл, что у тебя на голове будет черный нейлоновый чулок?