МакБейн Эд. Озорство

   — Вы хорошо себя чувствуете, сэр?
   Старик кивнул головой.
   — Да, да, сэр, — ответил он.

Глава 11

   На этот раз они допустили ошибку.
   Спороли все метки с его белья, пижамы, халата, комнатных тапочек, закутали в одеяло, украденное, по-видимому, в приюте на Храмовой улице. Но вот одну метку не смогли удалить — татуировку на бицепсе левой руки:
 

 
   Хейз просмотрел свой телефонный справочник, нашел номер полицейского отдела Центра учета демобилизованных служащих ВМФ США. На другом конце провода трубку подняла женщина. Старшина первой статьи Элен Диббс. Хейз представился ей, рассказал о своем деле и спросил, через сколько времени она сможет дать ответ.
   — И это все, что вы о нем знаете? — поинтересовалась она.
   — Все.
   — Труднее ничего не могли придумать? Только название корабля и под ним женское имя.
   — И война в придачу. Учтите это. На ваших компьютерах есть сведения о второй мировой войне?
   — Разумеется, есть. Но мне нужно время, чтобы откопать их.
   — Просмотрите сведения о корабле «Хэнсон» за 1941 — 1945-й годы. Была ли у кого-нибудь из команды близкая родственница по имени Мэг.
   — Обязательно сделаю.
   — Это вас не затруднит? Нет?
   — Нет.
   — Когда вы сможете дать мне ответ?
   — Когда соберу все данные, — сказала Диббс и положила трубку на рычаг.
   Она позвонила через два часа.
   — Есть информация, — обрадовала она сыщика. — «Хэнсон» был радарным сторожевым кораблем, назван так в честь Роберта Мюррея Хэнсона, моряка, геройски погибшего в Тихом океане. Был укомплектован личным составом в мае 1945-го. Это значительно облегчило мою работу, мне не пришлось поднимать все документы вплоть до Перл-Харбора.
   Но все равно надо было порядком потрудиться. Корабль вышел в Тихий океан с тремястами пятьюдесятью матросами и двадцатью офицерами на борту. А что касается Мэг...
   Хейз затаил дыхание.
   — К моему счастью, не было ни одной Мэри. Только пятеро упомянули Маргарет и Марджори в качестве своих близких родственниц... Один из них погиб во время корейской войны на минном тральщике в...
   — Не думаю, чтобы Мэг было уменьшительным именем от Марджори, — заметил Хейз.
   — Тогда остаются трое. Возьмите карандаш.
   Старшина-артиллерист первого класса Анджело Перетти указал в качестве своей близкой родственницы мать Маргарет. В момент его демобилизации она жила в Бостоне, штат Массачусетс.
   Лейтенант по имени Огден Пирс указал в качестве своей близкой родственницы жену Маргарет. Он жил с ней в Балтиморе, штат Мэриленд.
   Матрос первой статьи, работавший на радиолокаторе, Рубин Шэнкс указал в качестве своей близкой родственницы жену Маргарет. После демобилизации они жили в Питтсбурге, штат Пенсильвания.
   Никто из них не жил в этом городе.
   Но Мейер и Хейз все равно просмотрели телефонные справочники всех пяти административных округов города, а потом перешли к телефонным справочникам окрестностей. Тех двоих стариков, которых вышвырнули раньше, привезли туда, где их нашли, на машине. В Спокойном Месте жил некий Виктор Перетти, но он не знал никакого Анджело Перетти.
   В Айсоле обнаружился Роберт Пирс, но Огден Пирс не был его родственником.
   Шэнкса, Рубина Шэнкса, они нашли в телефонном справочнике округа Элсинор. Он жил на улице Мерриветер-Лейн.
   Когда сыщики набрали номер, им ответила женщина, назвавшаяся Маргарет Шэнкс.
   — Что он там еще натворил? — поинтересовалась она.
   Они сказали, что хотели бы поговорить с ней. Не пригласит ли она их к себе.
   Она пригласила.
   И в этот самый момент дежурный, сидевший на первом этаже, получил очередное письмо от Глухого:
   Дорогой Стив!
   Сожги это.
   С приветом
   Сэнсон
   "Ритм достиг безумной частоты, и с вершины башни, сложенной из камня, Анкара видел все увеличивающуюся толпу.
   Он знал, что страх скоро перейдет в ярость, что сев пройдет хорошо и урожай будет обильным. Он слушал ритмичный топот ног, голоса, вопившие весело и яростно. Он улыбнулся четырем лунам и дал знак начинать посадку растений."

* * *

   — Все ясно, — произнес Браун. — Он замышляет какую-то гадость и совершит ее на концерте рок-музыки.
   — Так почему же тогда он предлагает нам сжечь свое послание? — недоумевал Карелла.
   — Не потому ли, что собирается устроить там пожар?
   — А вы заметили, на этот раз нет никакого постскриптума? Никаких сообщений о последующих посланиях.
   — Значит, это последнее письмо.
   — Значит, пакость он спланировал на завтра.
   — Завтра же состоится концерт.
   — Где реклама? — спросил Карелла.
   Он снова осмотрел рекламу.
   — Коровье Пастбище, — напомнил Браун.
   — Начнется завтра в час дня.
   — Закончится в воскресенье в полночь.
   — Что еще назначено на завтра? — спросил Карелла.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Как ты думаешь, есть в его сообщениях хоть крупица правды?
   — Возможно, и нет. Но как бы то ни было, мы должны проверить, какую систему безопасности разработали устроители на время концерта.
   — Фирма «Виндоуз Энтертэйнмент», — подсказал Карелла и придвинул к нему телефонный справочник.

* * *

   Маргарет Шэнкс носила очки, точно такие же, как у одного английского телевизионщика. Бог знает, как его звать. В общем, он ведет какую-то скучнейшую передачу. Эти очки приковывают к себе внимание, видишь только очки и ничего больше. Миниатюрная седовласая старушка в огромных очках предложила сыщикам кофе. Время приближалось к полудню, в окна маленькой гостиной отлично спланированного домика лился солнечный свет. Сыщики отказались от кофе и показали старушке сделанную «поляроидом» фотографию мужчины. Того самого, которого рано утром нашли на площадке для игр невдалеке от Речной Гавани.
   — Это ваш муж? — спросил Хейз.
   — Да. Где он сейчас?
   — Сейчас, мэм, он находится в Айсоле, в Морхаузской общей больнице.
   — Несчастный случай?
   — Нет, мэм, — успокоил ее Мейер. — Сегодня рано утром кто-то оставил его в парке на площадке для игр. Там его нашли полицейские и сразу же отвезли в больницу.
   — С ним все в порядке?
   — Да, мэм. Он чувствует себя прекрасно.
   — Я так беспокоюсь о нем, — проговорила старуха, и полицейские увидели, как опустились ее глаза за стеклами диковинных очков.
   — Да, мэм, — сказал Мейер. — Мэм, знаете ли вы, как он мог оказаться на площадке для игр?
   — Понятия не имею. На прошлой неделе он поехал в город и там забыл...
   — В центр города хотите вы сказать?
   — Нет, здесь. В Фокс-Хилле.
   — И что же с ним случилось?
   — Он забыл, где припарковал свою машину. По ошибке сел в чужую, и ее прикатили вместе с ним на станцию обслуживания... произошла ужасная путаница. К нам приходили полицейские, я кое-как все уладила. Слава богу, никто не обвинил нас в преступлении. Но хозяин машины сказал, что Рубин что-то там сломал. Врет он, и теперь от него покоя нет.
   Ужас какой-то. Я больше не разрешаю Рубину садиться за руль. Так что откуда мне знать, как он очутился в городе.
   — Когда это произошло? — спросил Хейз. — Когда он сел в чужую машину?
   — Ровно неделю назад.
   — Это значит...
   — Двадцать седьмого марта, — подсказал Мейер, взглянув на календарь, вклеенный в его записную книжку. — В прошлую пятницу.
   — И вы говорите, что с тех пор он не садился за руль? — уточнил Хейз.
   — Я спрятала ключи.
   — Видите ли, — продолжал Мейер, — он был одет в халат и пижаму. Так что он не мог приехать туда поездом.
   Правда? В таком одеянии.
   — Понятия не имею, как он там очутился, — повторила Маргарет.
   — Когда вы видели его в последний раз?
   — спросил Хейз.
   — Прошлой ночью, — смутившись, ответила Маргарет.
   — Она смутилась и выдала себя. Сыщики инстинктивно все поняли. Старуха это сделала или не старуха, но им все стало ясно — Прошлой ночью? Когда именно? — допытывался Мейер.
   — Когда... он готовился ложиться спать.
   — И одевал пижаму? — поинтересовался Хейз.
   — Да.
   — В котором часу это было?
   — Около десяти.
   — Говорите, он готовился ложиться спать.
   — Да.
   — Что же он при этом делал?
   Перекрестный допрос. Они это проделывали тысячи раз прежде, и впереди у них тысячи таких вот перекрестных допросов. Сыщики были в своей стихии. Им нужно было докопаться, что же все-таки произошло.
   — Я помогала ему купаться и... и чистить зубы. Он не может делать это сам... теперь.
   — А неделю назад мог? Когда ездил на машине в город.
   — Если бы я увидела, как он садится в машину, я не позволила бы ему это сделать. Понимаете? Он... с него нельзя спускать глаз ни днем ни ночью. Да разве за ним уследишь?
   — А в прошлую ночь вы за ним следили? — спросил Хейз.
   — Да, я старалась...
   — И несмотря на это он прошлой ночью ушел из дома неизвестно куда. Верно?
   — Я... я думаю, что он так и сделал. Если он сейчас в городе, значит, я думаю... я думаю... он как-то вышел... вышел из дома.
   — А не отвезли ли вы его сами на машине в город, а? — поинтересовался Мейер.
   — Нет.
   — И вы уверены в этом? Да?
   — Разумеется.
   — В котором часу вы легли спать?
   — Приблизительно в половине одиннадцатого.
   — Ваш муж в это время уже был в постели?
   — Да.
   — Вы спите в одной комнате?
   — Нет. Он храпит.
   — У кого-нибудь есть ключи от вашего дома?
   — Нет.
   — Когда вы обнаружили, что он исчез?
   — Что?
   — Мэм, когда вы обнаружили, что он исчез? Мы вам позвонили сегодня утром в начале одиннадцатого, и вы спросили, что он на этот раз натворил. Знали ли вы, до того, как мы позвонили, что он исчез?
   — Да... знала.
   — Когда вы обнаружили его исчезновение, мэм?
   — Сегодня утром, когда проснулась.
   — В котором часу?
   — Около семи.
   — Как вы обнаружили, что он исчез?
   — Его не оказалось в постели.
   — И что же вы после этого сделали?
   — Я...
   Ее глаза, глядевшие из-за стекол смешных очков, затуманились слезами.
   — Так что же вы после этого сделали, мэм?
   — Ничего, — ответила старуха.
   — Не позвонили в полицию и не заявили, что он исчез?
   — Я не желаю иметь никаких дел с полицией.
   — Так, значит, вы не позвонили в полицию?
   — Нет.
   — Вы не нашли своего мужа в постели, и в доме его не было, а вы не...
   — Вы не знаете, какой жизнью я жила, — проговорила старуха.
   Сыщики не проронили ни слова.
   — Вы не понимаете, что это такое — день и ночь жить в одном доме с призраком. Он разговаривал со мной, но не осознавал, что говорил. Он был и его не было. На прошлой неделе, когда вышел этот казус с машиной, он по крайней мере помнил мое имя. Теперь же он даже его забыл. Изо дня в день его память становилась все хуже и хуже. На прошлой неделе он был в состоянии водить машину, а теперь он не может даже завязать шнурки своих башмаков! Он сдает день ото дня. Мне кажется, его мозг постепенно разрушается. Не знаю, я просто ничего не знаю. Я должна была водить его в ванную, купать, вытирать полотенцем. Понимаете вы, что это такое? Нет, я не позвонила в полицию. Не захотела звонить. Не хотела, чтобы его искали! Зачем вы его нашли? Почему не хотите оставить меня в покое? Будьте вы прокляты!
   — Мэм...
   — Оставьте меня в покое, — говорила старуха. — Оставьте меня в покое, пожалуйста.
   — Мэм, — спросил ее Мейер, — знаете ли вы, как ваш муж оказался в городе?
   Она смутилась, не зная, что ответить.
   Снова увлажнились ее глаза, глядевшие из-за стекол безобразных очков. Она смотрела отсутствующим взором куда-то вдаль, мимо сыщиков, и, возможно, видела молодого матроса, вытатуировавшего на руке имя своей любимой женушки, имя, которое он теперь не мог вспомнить. А может быть, она думала, как разрушает людей старость.
   — Да, — наконец произнесла старуха. — Я знаю, как он оказался в городе.

* * *

   Нечистая четверка собралась в машине, которую Глухой взял напрокат сегодня утром. Рядом с ним на переднем сиденье за рулем была Глория. За время, истекшее с прошлого воскресенья, она поправилась на семь килограммов. На задних сиденьях расположились Картер и Флорри. Машина стояла на Серебрянорудной Дороге, напротив Речного шоссе и здания Департамента санитарии, высившегося на самом берегу реки.
   — Сжигание назначено на завтра в час дня, — сказал Глухой. — Проникнем в здание в половине первого, отключим сигнализацию, чтобы обезопасить себя от полиции. Покинуть здание мы должны будем не позднее двадцати минут второго. И поедем в сторону центра города.
   — Где мы сделаем пересадку? — спросила Глория.
   — В самом конце бульвара, в паре километров от здания по течению реки. Там есть маленькая гавань и стоянка автотранспорта.
   — Завтра мы поедем на этой же машине? — спросил Картер.
   — Нет. Я взял напрокат еще четыре машины.
   — Думаете, что это гарантирует нашу безопасность?
   — Разумеется. Вот почему я...
   — На случай, если кто-нибудь увидит нас сегодня и запомнит. Я так думаю, — талдычил Картер.
   — Да, я тоже так думаю, — поддержал его Глухой.
   — Если мы поедем на четырех машинах, они обалдеют, гоняясь за нами, — не унимался Картер.
   — Когда мы получим то, что нам причитается за работу? — спросил Флорри.
   По разумению Глухого, он не имел пока права задавать этот вопрос, потому что на его счету была только конструкция, которую он сам окрестил «маленький черный ящик». За него он уже получил от Глухого десять тысяч долларов.
   Аванс под обещанные сто тысяч. Глория коротко постриглась и поправилась на семь килограммов — вот и все, что она сделала до настоящего момента. И получила уже за это десять тысяч долларов. За такую же сумму Картер купил униформы, в которых они пойдут на дело, выкрал пропуска и наметил мусоровоз, который он угонит завтра утром.
   Итак, Глухой выплатил своим сообщникам тридцать тысяч долларов авансом в счет трехсот тысяч, остаток же они получат завтра за свое участие в деле. А пока «черный ящик» не был подключен к установленной в парке аппаратуре, мусоровоза у них не было и Глория выглядела слишком женственно, несмотря на набранный вес и короткую стрижку.
   — Вы все получите остаток своего вознаграждения, как только мы, целые и невредимые, переедем через мост и доберемся до мотеля, — пообещал Глухой. — А потом разбежимся в разные стороны.
   Только Глория останется со мной, подумал он. С ней он намеревался отметить успешное завершение дела. Расплатится со всеми, отошьет Флорри и Картера, а потом предложит Глории распить с ним бутылку шампанского в номере мотеля. Покутят и займутся любовью.
   Однако он никак не мог привыкнуть к ее новому облику, Волосы у нее теперь были короче, чем у него, почти совсем сняты на висках и затылке, только лоб украшал чубчик белокурых волос. Вчера вечером, после примерки спецодежды мусорщиков, из кафе принесли пиццу, и они все весело поужинали за кухонным столом. Глория повесила форменную куртку на спинку своего стула и сидела в мешковатых Зеленых брюках и плотно облегавшей ее тело майке. Вдруг она почувствовала на себе пристальный взгляд Глухого и отвернулась. Он не понял тогда, была ли она смущена его бесцеремонностью или же просто не хотела потерять работу.
   Лишний вес изменил ее фигуру, она заметно располнела.
   — Вы уже сняли номер? — спросил Картер.
   — Да, — Ответил Глухой.
   — А то мы можем приехать туда, а там для нас не найдется места, — снова принялся ныть Картер.
   — Номер уже снят, — повторил Глухой.
   — Эти мотели за мостом, — продолжал твердить свое Картер, — настоящие дома свиданий. Мужики приезжают туда после полудня со своими девками. Мы пригоним фургон, полный добычи, а остановиться нам будет негде.
   Глухой пристально посмотрел на него.
   — Но вы сказали, что уже сняли там номер, — пожал плечами зануда.
   — Да.
   — Будем надеяться, что его никто не займет.
   — Ради Бога, пойдите позвоните по телефону своей матушке, — раздраженно посоветовала ему Глория. — Спросите у нее, будет ли у каждого из нас завтра своя машина, сняли ли для нас номер в мотеле, можно ли вам высморкаться или сесть на горшок. Ну, идите же, ради Христа!
   — Во всем должен быть порядок, — торжественно заявил Картер. — Когда я служил в театре, то даже если я исполнял какую-нибудь роль много дней подряд и, конечно, знал ее наизусть, все равно каждый вечер перед выходом на сцену режиссер проверял, не забыл ли я свои реплики. За всю свою актерскую карьеру я ни разу не провалился.
   — И очень хорошо, что не провалились, — сказала Глория, нетерпеливо барабаня пальцами по рулевому колесу.
   — Что-то я вас никогда не видел на сцене, — произнес Флорри.
   — Вы действуете мне на нервы, — взорвалась Глория. — Мы собрались, чтобы все обсудить и отрепетировать, а не говорить друг другу глупости, которые совершенно не относятся к делу.
   — Она права, — поддержал Глорию Глухой. — Начнем репетицию.
   Глория кивнула головой и завела автомобиль.
   В региональном управлении фирмы «Сав-Мор» сыщики связались с вице-президентом, назвавшимся Артуром Прессоном.
   Вчера днем он пообещал им проверить кодовые номера, стоявшие на ценнике сразу же после названия фирмы, и немедленно сообщить им результат. Позвонил он в участок только в два часа дня, почти через сутки после того, как сыщики обратились к нему с настоятельной просьбой. Управляющие фирм не имеют ни малейшего понятия о расследовании дел об убийствах.
   Трубку поднял Клинг.
   — Я звоню вам по поводу ценника, — сказал Прессой.
   Весьма неотчетливо.
   — Да, сэр, — откликнулся Клинг.
   — Понимаете, фирма «Сав-Мор» имеет четыреста тридцать магазинов по всей стране...
   — Да, сэр.
   — ...мы торгуем в них только хозяйственными товарами.
   Чтобы нас не путали, скажем, с супермаркетами, которые имеют цветовые коды для замороженных продуктов, молочных продуктов, мяса и так далее...
   — Да, сэр.
   — ...мы разработали код для наших ценников. Так что наши компьютеры могут сразу же определить, в каком штате, в каком городе этого штата и в каком магазине города был куплен товар. Например, номер тридцать семь означает... мы имеем магазины во всех пятидесяти штатах. Понимаете...
   — Понимаю.
   — Номером тридцать семь закодирован штат Джорджия.
   — Да, сэр.
   — А следующей за ним цифрой четыре закодирован город Атланта. Цифрой пять закодирован Мейкон, цифрой шесть — Генсвиль.
   — Понимаю.
   — Далее... в Атланте у нас девять магазинов. Так что последней цифрой закодирован один из этих магазинов. Закодированные ценники высылаются в соответствующие магазины. В разных местностях разные цены. Они устанавливаются национальным управлением фирмы. Она находится в Далласе.
   — Да, сэр.
   — Вы сообщили мне по телефону кодовый номер 19-06-07.
   — Точно, — подтвердил Клинг.
   — Цифрой девятнадцать закодирован наш штат, цифрами ноль-шесть — наш город. Здесь у нас двадцать магазинов. Магазин, закодированный цифрами ноль-семь, находится в Айсоле, на углу улиц Речной и Болотной... вы знаете Блошиный Шотландский район? В центре?
   — Знаю.
   — Так вот, это тот самый магазин, — сказал Прессон.
   Далековато от того места на Олбермарльской Дороге, где жил с женой Питер Уилкинс. На самой окраине.
   — Спасибо, сэр, — поблагодарил Клинг. — Извините, что отняли у вас время.
   — De nada^[22], — ответил Прессой, с затаенной злобой, как почувствовал Клинг, и отключился.
   Паркер сидел за своим столом, читал утреннюю газету и ковырял в зубах. Он выслушал новейшую информацию Клинга, выбросил зубочистку в стоявшую под столом металлическую корзину для бумаг, свернул газету, положил ее в верхний ящик стола, поднялся, с шумом выдохнул воздух и сказал:
   — Пошли.

* * *

   Речная улица начинается от берега реки. Самый старый район города, район узких улочек и домов с островерхими крышами, построенными в те времена, когда здесь всем заправляли голландцы. На протяжении нескольких кварталов она идет параллельно улице Гоудкуп, на которой здания судов перемежаются с общественными зданиями. Это территория Китайгородского полицейского участка. Потом в самом сердце района, изобилующем ресторанами, картинными галереями, лавками, книжными магазинами, аптеками, магазинами, где торгуют изделиями из сандалового дерева, драгоценностями, дорогой мебелью, изделиями из кожи, осветительными приборами, лосьонами и шампунями из трав, игральными картами, чаем, художественными и декоративными репродукциями, разнообразными изделиями ручной работы (от деревянных свистулек до резных обнаженных фигур), она пересекается с Болотной улицей. В мансардах домов, теснящихся на узких улочках, обитают артисты, художники и фотографы. Они оккупировали всю территорию до Блошиного Шотландского района, названного так потому, что первая открывшаяся здесь галерея находилась на Блошиной улице, упирающейся в Шотландский Луговой Парк.
   Директор магазина хозяйственных товаров фирмы «Сав-Мор», расположенного на углу улиц Речной и Болотной, осмотрел жестянку с краской, которую дал ему Клинг, перевернул ее, взглянул на приклеенный к донышку ценник и сказал:
   — Из нашего магазина. Все правильно, — и после небольшой паузы спросил:
   — Чем могу служить?
   — Мы нашли двадцать две банки с красками в шкафу одного покойника, — начал с самой сути Паркер. — Каких хотите цветов, по одной банке каждого цвета. Можете ли вы по ценнику определить, когда была сделана покупка?
   — Нет, это невозможно.
   — А нельзя ли установить дату по контрольным чекам? — поинтересовался Клинг. — Мистер Прессой говорил, что вся информация у вас хранится в компьютерах. Вы...
   — Да, это так. Мистер... как его фамилия?
   — Прессой. Из регионального управления. Могут ли ваши компьютеры выдать информацию о продаже двадцати двух банок?..
   — Мне кажется, вы подозреваете кого-то из работников магазина, — проговорил директор. — Когда был куплен товар?
   — После двадцать четвертого числа прошлого месяца, — сказал Паркер. — Это день, когда было совершено убийство.
   Он теперь рассуждал так же, как Клинг. Если Дебра убила мужа, то краски она купила уже после того, как благополучно убрала его со своей дороги.
   — Так смогут ваши компьютеры помочь нам? — допытывался Клинг.
   — Посмотрим, — ответил директор. — Редко кто покупает сразу двадцать две банки красок для краскопульта.
   В самом деле, редкая покупка.
   Оказалось, что двадцать пятого марта, в тот самый день, когда Питер Уилкинс был найден мертвым на улице Харлоу, но за день до того, как Паркер и Клинг обнаружили бесхозный склад жестянок в квартире Уилкинсов, кто-то действительно купил двадцать две банки с красками по 2 доллара 49 центов за банку. Всего на сумму 54 доллара 78 центов, включая налог.
   Девушка, работавшая за кассовым аппаратом номер шесть, отлично помнила тот день.
   — Шел дождь, — вспоминала она. — Он лил весь день, как из ведра. Это случилось между двенадцатью и часом. Как раз время обеденного перерыва. А в обеденный перерыв у нас всегда идет оживленная торговля. Он накупил полную тележку...
   — Он? — переспросил Паркер. — Так, значит, это была не женщина?
   — Никогда не видела женщину с усами, — фыркнула кассирша.

* * *

   В начале третьего этого же дня в букмекерской конторе толпилось много мужчин и женщин. Все они ждали начала четвертого заезда на Акведукском треке. Мейер и Хейз пришли сюда потому, что Маргарет Шэнкс описала им одного человека, поразительно похожего на надзирателя из приюта на Храмовой улице, который расхваливал лошадь по кличке Горящие Штаны в ту ночь, когда там был Хейз. По ее словам, человека этого звали Билл Гамильтон. Но вот появится ли он сегодня днем в букмекерской конторе на углу улиц Роллине и Пятой Южной, было неизвестно. Сыщики связались по телефону с Лафтоном, заведующим приютом, и тот сообщил, что Гамильтон сегодня выходной, и дал его домашний адрес. Дома Гамильтона не оказалось, и сыщики поджидали теперь его в букмекерском притоне, «по-настоящему элегантном», как выразился при Хейзе надзиратель. Они быстро освоились в толпе белых, негров и латиноамериканцов, которые даже снисходительным полицейским показались потрепанными.
   В каждом углу зала, на стене, выходившей на улицу, висел телевизор. На телеэкранах сейчас прогнозировались результаты четвертого заезда, который должен был начаться в половине третьего. Шансы фаворита, лошади 6F, оценивались семь к двум, а шансы малоизвестной лошади 2В — тридцать к одному. На боковых стенах, в рамках под стеклами, были вывешены расписания скачек. Там же были плакаты с правилами ставок в пяти простых случаях для начинающих игроков. На других плакатах указывались коды шестнадцати или семнадцати треков: АКВ — Акведук, БЕЛ — Бельмонт, CAP — Саратога, ЛАВ — Лавр и так далее. И еще были плакаты с кодами различных вариантов ставок: П — победитель, М — место, 3 — заезд, ПМ — комбинация победитель — место и так далее.
   На одной из стен висел телефон-автомат. Приклеенное над ним к стене маленькое зеленое объявление спрашивало игроков: У ВАС ЕСТЬ ПРОБЛЕМЫ ВЫБОРА?, и далее сообщалось, что такие проблемы можно решить, набрав номер 800. Но мало кто из собравшихся здесь четырех десятков мужчин и двух женщин обращал внимание на это объявление. Они кружили по залу, смотрели на постоянно меняющуюся информацию на двух телеэкранах, шумно спорили на английском и испанском языках, на каких лошадей следует ставить. На задней стене зала размещались окошки. Всего их было семь, и над ними висели таблички «Выдача выигрышей/Прием ставок». Рукописное объявление запрещало устное заключение пари.