— В шапке?
— Нет. В низко надвинутом капюшоне. И в черных очках.
— Рукавицы или перчатки? — спросил Хейз.
— Перчатки. Черные.
— Вы не заметили, была какая-нибудь эмблема на рукаве или нет?
— Какая эмблема?
— Переплетенные буквы П и Р, — объяснил Хейз.
— Как у лыжных тренеров? — спросил Джейк.
— Вот именно!
— Это носят на правой руке, — с некоторой досадой сообщил Обадия. — Я же говорил, что это лицо заняло внешнее кресло! Как мы могли видеть правый рукав, хоть бы там что-то и было?
Хейзу внезапно пришла в голову нелепая мысль. Он поколебался, прежде чем задать вопрос, но в конце концов подумал: «Черт с ним, почему бы не попробовать?»
— Это лицо, — спросил он, — не было... не носило костылей?
— Чего не носило? — изумился Джейк.
— Костылей. Ноги в гипсе не заметили?
— Какого черта... ничего не понимаю, — возмутился Джейк, — у него были лыжи с палками. Костыли, гипс! Боже мой! И без того поди попробуй вскарабкаться на этот чертов подъемник. Воображаю!..
— Ладно, — отступил Хейз. — Оставим эти подробности. Сказало ли это лицо что-нибудь Хельге?
— Ни слова.
— А она ему что-нибудь сказала?
— Насколько мы могли слышать, нет. Ветер выл, как бешеный.
— Но вы расслышали, когда она сказала: «Здравствуйте».
— Точно.
— Значит, если бы она сказала что-нибудь этому лицу, вы бы это услышали?
— Точно. Ничего мы не слышали.
— Вы утверждаете, что он держал палки. Не заметили в этих палках ничего необычного?
— По-моему, палки как палки были, — пожал плечами Джейк.
— На палках были розетки?
— Не заметил. А ты, Оби?
— Да кто же это мог заметить?
— В особом случае, — не сдавался Хейз. — Будь там что-нибудь неладное, сразу бы заметили!
— Я ничего неладного не видел, — заявил Обадия. — Я только подумал, что этому приятелю должно быть очень холодно.
— Почему?
— Потому что он низко надвинул капюшон и замотал почти все лицо шарфом.
— Каким шарфом? Вы ни о чем таком еще не говорили.
— Верно! На нем был красный шарф. Закрывал нос и губы до самых очков.
— Гм-м-м, — промычал Хейз, и все трое немного помолчали.
— Это ведь вы уронили палки, когда подымались? — спросил, наконец, Джейк.
— Да.
— Я вас запомнил.
— Если помните меня, то как же не запомнили Хельгиного соседа?
— Хотите сказать, мистер, что я его должен помнить?
— Я только спрашиваю.
— Ну как увижу человека в черных брюках, черной куртке с капюшоном, в темных очках и замотанного шарфом, так, может, и узнаю. Только вот мне кажется, что вряд ли он до сих пор в таком наряде расхаживает, а?
— Полагаю, что не расхаживает, — вздохнул Хейз.
— И я так полагаю, — отозвался Джейк. — Хоть я и не фараон.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
— Нет. В низко надвинутом капюшоне. И в черных очках.
— Рукавицы или перчатки? — спросил Хейз.
— Перчатки. Черные.
— Вы не заметили, была какая-нибудь эмблема на рукаве или нет?
— Какая эмблема?
— Переплетенные буквы П и Р, — объяснил Хейз.
— Как у лыжных тренеров? — спросил Джейк.
— Вот именно!
— Это носят на правой руке, — с некоторой досадой сообщил Обадия. — Я же говорил, что это лицо заняло внешнее кресло! Как мы могли видеть правый рукав, хоть бы там что-то и было?
Хейзу внезапно пришла в голову нелепая мысль. Он поколебался, прежде чем задать вопрос, но в конце концов подумал: «Черт с ним, почему бы не попробовать?»
— Это лицо, — спросил он, — не было... не носило костылей?
— Чего не носило? — изумился Джейк.
— Костылей. Ноги в гипсе не заметили?
— Какого черта... ничего не понимаю, — возмутился Джейк, — у него были лыжи с палками. Костыли, гипс! Боже мой! И без того поди попробуй вскарабкаться на этот чертов подъемник. Воображаю!..
— Ладно, — отступил Хейз. — Оставим эти подробности. Сказало ли это лицо что-нибудь Хельге?
— Ни слова.
— А она ему что-нибудь сказала?
— Насколько мы могли слышать, нет. Ветер выл, как бешеный.
— Но вы расслышали, когда она сказала: «Здравствуйте».
— Точно.
— Значит, если бы она сказала что-нибудь этому лицу, вы бы это услышали?
— Точно. Ничего мы не слышали.
— Вы утверждаете, что он держал палки. Не заметили в этих палках ничего необычного?
— По-моему, палки как палки были, — пожал плечами Джейк.
— На палках были розетки?
— Не заметил. А ты, Оби?
— Да кто же это мог заметить?
— В особом случае, — не сдавался Хейз. — Будь там что-нибудь неладное, сразу бы заметили!
— Я ничего неладного не видел, — заявил Обадия. — Я только подумал, что этому приятелю должно быть очень холодно.
— Почему?
— Потому что он низко надвинул капюшон и замотал почти все лицо шарфом.
— Каким шарфом? Вы ни о чем таком еще не говорили.
— Верно! На нем был красный шарф. Закрывал нос и губы до самых очков.
— Гм-м-м, — промычал Хейз, и все трое немного помолчали.
— Это ведь вы уронили палки, когда подымались? — спросил, наконец, Джейк.
— Да.
— Я вас запомнил.
— Если помните меня, то как же не запомнили Хельгиного соседа?
— Хотите сказать, мистер, что я его должен помнить?
— Я только спрашиваю.
— Ну как увижу человека в черных брюках, черной куртке с капюшоном, в темных очках и замотанного шарфом, так, может, и узнаю. Только вот мне кажется, что вряд ли он до сих пор в таком наряде расхаживает, а?
— Полагаю, что не расхаживает, — вздохнул Хейз.
— И я так полагаю, — отозвался Джейк. — Хоть я и не фараон.
Глава 8
На горы спускались сумерки.
Закат разлился по небу и обагрил снега. Вьюга начала стихать, облака таяли под лучами заходящего солнца. Над горами, над долиной, над городом — везде царила невероятная тишина, тишина, которую нарушал только легкий звон автомобильных корпусов под ветром.
Хейз отыскал Бланш, устроил ее в главном здании у камина, снабдил двойным шотландским виски и полудюжиной спортивных журналов.
После этого он поднялся к себе, переоделся и засунул под брючный ремень свою верную «пушку» 38-го калибра. «Пушка» была тяжелой и давила...
Он отправился вверх по склону горы, пробиваясь через завалы снега точно под трассой канатной дороги.
Вокруг все было тихо. Подъемник не работал.
Гора была безлюдной и будто уснувшей...
Подъем оказался нелегким.
Снег под канатной дорогой никто не утаптывал, и Хейз карабкался с трудом, попадая на непроходимые снежные осыпи, выписывая зигзаги, повторяя трассу подъемника, и все же иногда ему приходилось выбираться из глубокого снега на плотно укатанную машинами дорогу справа. Сумерки сгущались. Он понимал, что скоро стемнеет полностью, поэтому захватил с собой фонарик из машины. Только теперь он подумал о том, что именно собирается там искать. Почти не оставалось сомнений в том, что все следы убийцы уже засыпала метель. Он снова обругал Теодора Вэйта и его инвалидную команду. Послал бы он сюда кого-нибудь сразу же, как только обнаружили мертвую девушку, тогда еще была бы надежда найти какие-нибудь следы.
Хейз продолжал подниматься. После целого дня на лыжах он чувствовал себя физически и духовно истощенным, мускулы отказывались шевелиться, глаза воспалились. Когда горы погрузились во мрак, он нажал кнопку фонарика. И тут же провалился в снег по пояс. Потерял равновесие, упал, поднялся снова. Снег почти перестал, но ветер после захода солнца поднялся опять — злой, пронизывающий ветер, свистящий, между деревьями по бокам канатной дороги, сдувающий облака с неба. Возник тонкий лунный серп и кое-где звезды. Облака проносились между ними, как беззвучные отряды конницы, и откуда-то с гор доносился пронзительный вой ветра, протяжный свист, проникающий до мозга костей.
Хейз снова упал.
Сыпучий снег забрался за воротник куртки, холодные струйки поползли по спине. Он попытался вытряхнуть снег, потом поднялся и упрямо пошел дальше. Обувь его не подходила для таких экспедиций, она закрывала ноги только по щиколотки и не могла уберечь их от снега. Как-то вдруг он осознал, что ноги совсем окоченели. Он стал жалеть, что так безрассудно взялся за это дело.
Он уже прошел, наверное, треть длины подъемника. Гора, притихнув, тонула в полном мраке, слышался только первобытный свист ветра. Карманный фонарик бросал маленький круг света на снег впереди.
Подъем становился все круче.
Хейз остервенело карабкался вверх. Внезапно свет фонаря коснулся чего-то, блеснувшего на миг, но Хейз продолжал идти. Потом он остановился. Обернулся и посветил назад. Того, что блеснуло, уже не было. Выругавшись, Хейз медленно описал лучом фонаря широкий круг. Что-то снова блеснуло...
Розетку почти засыпало снегом. Только ребро металлического кольца отражало свет фонаря. Должно быть, раньше ее завалило совсем, но сильный ветер сдул верхний слой снега. Хейз торопливо потянулся за розеткой, словно боясь, что она исчезнет. Даже не выпрямившись, он принялся рассматривать находку, присвечивая фонариком, и вдруг ему на спину прыгнул человек.
Нападение произошло неожиданно и быстро. Хейз не слышал ничего, кроме ветра. Его так увлекла находка, он так сосредоточенно изучал розетку, наверняка упавшую с палки-оружия, что когда ощутил внезапную тяжесть на спине, то не сразу понял, что на него напали. Он только удивился и вообразил было, что на него упал снег с ветвей какого-нибудь дерева.
Хейз мгновенно перевернулся. Он вцепился в розетку левой рукой, намереваясь ни за что не отпускать ее. Правой он сжимал карманный фонарик и тут же замахнулся, пытаясь ударить им незнакомца по голове, но угодил по предплечью. Что-то твердое ткнуло Хейза в плечо. Гаечный ключ?.. Ломик?.. Стало ясно, что напавший вооружен, положение становилось серьезным. Хейз отшвырнул фонарь и сунул руку за ремень...
Месяц появился из-за облаков. Насевшая на Хейза фигура оказалась одетой в черную куртку с низко натянутым капюшоном. Красный шарф закрывал нос, губы и подбородок. Неизвестный держал ломик в правой руке и замахнулся им над головой Хейза как раз в тот момент, когда появилась луна. Пальцы Хейза стиснули рукоятку пистолета. Ломик опустился.
Он опустился уже во мраке, ударил Хейза по щеке, разорвав кожу, отскочил вниз и задел плечо. Хейз яростно выругался, до нелепости неловко вытащил свой пистолет, взвел курок и снова ощутил сильный удар неизвестного — ломик едва не разбил кость запястья. Пальцы Хейза невольно разжались. Пистолет упал в снег. Взревев от боли, Хейз попытался пнуть незнакомца ногой, но тот мгновенно отпрянул, вскочил на ноги и встал в стойку, готовый к последней схватке. Месяц появился снова. Мягкий серебряный свет снова проявил силуэт незнакомца, голову в черном капюшоне, лицо, замаскированное шарфом.
Ломик снова взвился над его головой.
Хейз попытался пнуть его в живот.
Это не остановило атаку. Как раз, когда ломик опустился, нога Хейза угодила в бедро неизвестного, и тот потерял равновесие, так что удар его потерял силу. Хейз нанес удар кулаком, противник вскрикнул и выронил свое оружие в снег. Незнакомец боролся молча и отчаянно. Хейза испугало его остервенение и животная сила. Они катались по снегу. Хейз рванул капюшон, пытаясь сдернуть его с головы, убедился, что тесемки прочно завязаны, и предпринял попытку с шарфом. Шарф начал разматываться. Неизвестный наклонился, подхватил ломик, но почувствовав, что шарф сползает, отпрянул назад, боясь открыть лицо, и, получив резкий удар в пах, согнулся пополам. Удар в челюсть свалил его с ног. Он вскочил, торопливо прикрыл лицо шарфом и пустился бежать, увязая в глубоком снегу. Хейз кинулся следом, почти настиг его, но потерял равновесие и упал. Незнакомец бежал к лесу. Покуда Хейз поднялся на ноги, его противник уже исчез между деревьями. Хейз бросился за ним. Под деревьями было совсем темно. Там мир выглядел черным и безмолвным.
Очень скоро Хейз заколебался. Он ничего не видел и ничего не слышал. Казалось, ломик вот-вот опять ударит из темноты.
Вместо этого раздался чей-то голос:
— Ни с места!
Неожиданность поразила, но он машинально отреагировал: развернулся на голос и нанес по его источнику сильный удар. Почувствовав, что попал, кто-то выругался во мраке, а потом изумленный, потрясенный Хейз услышал пистолетный выстрел. Он грохнул в горном воздухе, эхом отдался в лесу. Хейз широко открыл глаза. Пистолет? Но ведь у нападавшего был только ломик. Почему же он не...
— Второй разнесет тебе голову, — сообщил голос.
Хейз вгляделся в темноту. Он уже не мог разобрать, откуда слышен голос. Не знал, куда броситься, а тот держал пистолет...
— Ну что, хватит? — спросил неизвестный.
Внезапно темноту пронзил яркий луч света. Хейз заморгал, попытался закрыть лицо руками.
— Ладно-ладно, — сказал незнакомец, — никогда не знаешь, на чем поскользнешься, а? Протяни руки.
— Что?
— Руки свои чертовы протяни!
Хейз неуверенно протянул руки. Ни один человек на свете не был так поражен, как он, когда почувствовал, что на его запястьях защелкнулись наручники.
Закат разлился по небу и обагрил снега. Вьюга начала стихать, облака таяли под лучами заходящего солнца. Над горами, над долиной, над городом — везде царила невероятная тишина, тишина, которую нарушал только легкий звон автомобильных корпусов под ветром.
Хейз отыскал Бланш, устроил ее в главном здании у камина, снабдил двойным шотландским виски и полудюжиной спортивных журналов.
После этого он поднялся к себе, переоделся и засунул под брючный ремень свою верную «пушку» 38-го калибра. «Пушка» была тяжелой и давила...
Он отправился вверх по склону горы, пробиваясь через завалы снега точно под трассой канатной дороги.
Вокруг все было тихо. Подъемник не работал.
Гора была безлюдной и будто уснувшей...
Подъем оказался нелегким.
Снег под канатной дорогой никто не утаптывал, и Хейз карабкался с трудом, попадая на непроходимые снежные осыпи, выписывая зигзаги, повторяя трассу подъемника, и все же иногда ему приходилось выбираться из глубокого снега на плотно укатанную машинами дорогу справа. Сумерки сгущались. Он понимал, что скоро стемнеет полностью, поэтому захватил с собой фонарик из машины. Только теперь он подумал о том, что именно собирается там искать. Почти не оставалось сомнений в том, что все следы убийцы уже засыпала метель. Он снова обругал Теодора Вэйта и его инвалидную команду. Послал бы он сюда кого-нибудь сразу же, как только обнаружили мертвую девушку, тогда еще была бы надежда найти какие-нибудь следы.
Хейз продолжал подниматься. После целого дня на лыжах он чувствовал себя физически и духовно истощенным, мускулы отказывались шевелиться, глаза воспалились. Когда горы погрузились во мрак, он нажал кнопку фонарика. И тут же провалился в снег по пояс. Потерял равновесие, упал, поднялся снова. Снег почти перестал, но ветер после захода солнца поднялся опять — злой, пронизывающий ветер, свистящий, между деревьями по бокам канатной дороги, сдувающий облака с неба. Возник тонкий лунный серп и кое-где звезды. Облака проносились между ними, как беззвучные отряды конницы, и откуда-то с гор доносился пронзительный вой ветра, протяжный свист, проникающий до мозга костей.
Хейз снова упал.
Сыпучий снег забрался за воротник куртки, холодные струйки поползли по спине. Он попытался вытряхнуть снег, потом поднялся и упрямо пошел дальше. Обувь его не подходила для таких экспедиций, она закрывала ноги только по щиколотки и не могла уберечь их от снега. Как-то вдруг он осознал, что ноги совсем окоченели. Он стал жалеть, что так безрассудно взялся за это дело.
Он уже прошел, наверное, треть длины подъемника. Гора, притихнув, тонула в полном мраке, слышался только первобытный свист ветра. Карманный фонарик бросал маленький круг света на снег впереди.
Подъем становился все круче.
Хейз остервенело карабкался вверх. Внезапно свет фонаря коснулся чего-то, блеснувшего на миг, но Хейз продолжал идти. Потом он остановился. Обернулся и посветил назад. Того, что блеснуло, уже не было. Выругавшись, Хейз медленно описал лучом фонаря широкий круг. Что-то снова блеснуло...
Розетку почти засыпало снегом. Только ребро металлического кольца отражало свет фонаря. Должно быть, раньше ее завалило совсем, но сильный ветер сдул верхний слой снега. Хейз торопливо потянулся за розеткой, словно боясь, что она исчезнет. Даже не выпрямившись, он принялся рассматривать находку, присвечивая фонариком, и вдруг ему на спину прыгнул человек.
Нападение произошло неожиданно и быстро. Хейз не слышал ничего, кроме ветра. Его так увлекла находка, он так сосредоточенно изучал розетку, наверняка упавшую с палки-оружия, что когда ощутил внезапную тяжесть на спине, то не сразу понял, что на него напали. Он только удивился и вообразил было, что на него упал снег с ветвей какого-нибудь дерева.
Хейз мгновенно перевернулся. Он вцепился в розетку левой рукой, намереваясь ни за что не отпускать ее. Правой он сжимал карманный фонарик и тут же замахнулся, пытаясь ударить им незнакомца по голове, но угодил по предплечью. Что-то твердое ткнуло Хейза в плечо. Гаечный ключ?.. Ломик?.. Стало ясно, что напавший вооружен, положение становилось серьезным. Хейз отшвырнул фонарь и сунул руку за ремень...
Месяц появился из-за облаков. Насевшая на Хейза фигура оказалась одетой в черную куртку с низко натянутым капюшоном. Красный шарф закрывал нос, губы и подбородок. Неизвестный держал ломик в правой руке и замахнулся им над головой Хейза как раз в тот момент, когда появилась луна. Пальцы Хейза стиснули рукоятку пистолета. Ломик опустился.
Он опустился уже во мраке, ударил Хейза по щеке, разорвав кожу, отскочил вниз и задел плечо. Хейз яростно выругался, до нелепости неловко вытащил свой пистолет, взвел курок и снова ощутил сильный удар неизвестного — ломик едва не разбил кость запястья. Пальцы Хейза невольно разжались. Пистолет упал в снег. Взревев от боли, Хейз попытался пнуть незнакомца ногой, но тот мгновенно отпрянул, вскочил на ноги и встал в стойку, готовый к последней схватке. Месяц появился снова. Мягкий серебряный свет снова проявил силуэт незнакомца, голову в черном капюшоне, лицо, замаскированное шарфом.
Ломик снова взвился над его головой.
Хейз попытался пнуть его в живот.
Это не остановило атаку. Как раз, когда ломик опустился, нога Хейза угодила в бедро неизвестного, и тот потерял равновесие, так что удар его потерял силу. Хейз нанес удар кулаком, противник вскрикнул и выронил свое оружие в снег. Незнакомец боролся молча и отчаянно. Хейза испугало его остервенение и животная сила. Они катались по снегу. Хейз рванул капюшон, пытаясь сдернуть его с головы, убедился, что тесемки прочно завязаны, и предпринял попытку с шарфом. Шарф начал разматываться. Неизвестный наклонился, подхватил ломик, но почувствовав, что шарф сползает, отпрянул назад, боясь открыть лицо, и, получив резкий удар в пах, согнулся пополам. Удар в челюсть свалил его с ног. Он вскочил, торопливо прикрыл лицо шарфом и пустился бежать, увязая в глубоком снегу. Хейз кинулся следом, почти настиг его, но потерял равновесие и упал. Незнакомец бежал к лесу. Покуда Хейз поднялся на ноги, его противник уже исчез между деревьями. Хейз бросился за ним. Под деревьями было совсем темно. Там мир выглядел черным и безмолвным.
Очень скоро Хейз заколебался. Он ничего не видел и ничего не слышал. Казалось, ломик вот-вот опять ударит из темноты.
Вместо этого раздался чей-то голос:
— Ни с места!
Неожиданность поразила, но он машинально отреагировал: развернулся на голос и нанес по его источнику сильный удар. Почувствовав, что попал, кто-то выругался во мраке, а потом изумленный, потрясенный Хейз услышал пистолетный выстрел. Он грохнул в горном воздухе, эхом отдался в лесу. Хейз широко открыл глаза. Пистолет? Но ведь у нападавшего был только ломик. Почему же он не...
— Второй разнесет тебе голову, — сообщил голос.
Хейз вгляделся в темноту. Он уже не мог разобрать, откуда слышен голос. Не знал, куда броситься, а тот держал пистолет...
— Ну что, хватит? — спросил неизвестный.
Внезапно темноту пронзил яркий луч света. Хейз заморгал, попытался закрыть лицо руками.
— Ладно-ладно, — сказал незнакомец, — никогда не знаешь, на чем поскользнешься, а? Протяни руки.
— Что?
— Руки свои чертовы протяни!
Хейз неуверенно протянул руки. Ни один человек на свете не был так поражен, как он, когда почувствовал, что на его запястьях защелкнулись наручники.
Глава 9
Контора Теодора Вэйта, шерифа городка Роусон, помещалась на главной улице по соседству с итальянским ресторанчиком, чья неоновая реклама обещала спагетти. Снегопад прекратился, машины успели очистить дорогу, насыпав снеговые валы по обе стороны улицы, так что вход в контору скрывал высокий белый бруствер.
Сам шериф восседал за огромным письменным столом — настоящей крепостью, заваленной объявлениями о розыске, листовками Федерального бюро расследований, копиями полицейских докладов, парой наручников, картонной коробкой с кофе, полудюжиной карандашных огрызков и фотографией в рамке — жена Вэйта и его трое детей. Теодор Вэйт пребывал в не особенно дружелюбном настроении. Он сидел у своего стола-крепости мрачный и разъяренный. Коттон Хейз все еще в наручниках, стоял перед столом. Помощник шерифа, нацепивший Хейзу «браслеты», тот самый Фред, который вытащил палку из груди Хельги Нильсон, стоял рядом такой же разъяренный, как и шериф, да еще с синяком под левым глазом.
— Вы знаете, что я могу вас арестовать? — яростно говорил Вэйт. — Вы ударили одного из моих помощников!
— Это его надо арестовать, — так же яростно отозвался Хейз. — Если бы он не вмешался, я бы схватил убийцу!
— В самом деле?
— Да!
— У вас нет права шататься по этой проклятой горе, — бросил Вэйт. — Что вы там делали?
— Искал.
— Что?
— То, что нашел! Вот этот вам отдал розетку. Ясно, что это важная вещь, раз ее искал убийца. Он дрался за нее не на шутку. Взгляните на мою щеку!
— М-да, весьма сожалею, — произнес Вэйт холодно.
— На этой розетке могут обнаружиться отпечатки пальцев, — настаивал Хейз.
— Сомневаюсь. Отпечатков нет ни на палке, ни на кресле. Мы говорили с обоими техниками, они сказали, что сосед Хельги был в рукавицах. Сомневаюсь, чтобы на этой розетке вообще нашлись какие-нибудь отпечатки.
— Ну... — Хейз пожал плечами.
— Значит, — начал Вэйт, — вы себе вообразили, что мы не так работаем, как вам по вкусу, а-а-а? И стало быть, решили немножко нам, деревенщине, помочь? А-а-а?
— Я думал, что действительно могу вам помочь...
— Тогда надо было прийти ко мне, — сказал Вэйт, — и спросить, можно ли помочь. А так вы нам только все дело испортили.
— Не понимаю.
— Я послал в горы шесть человек, — сообщил Вэйт, — караулить убийцу девушки, который может явиться исправлять ошибки. Вот эта розетка — одна из его ошибок. И что же, нашел ее убийца? Нет! Ее нашел наш услужливый детектив. Прекрасный из вас помощник, мистер, нечего сказать! После всего этого тарарама в горах этот чертов убийца месяц туда нос не сунет!
— Я его почти схватил, — оправдывался Хейз. — Я шел по его следу, когда ваш помощник помешал мне!
— Чушь! Это вы ему помешали! Нет, все-таки я должен вас арестовать. Имею «фактор, препятствующий ходу расследования». Но вы, разумеется, все это знаете наизусть, раз вы городской детектив, а-а-а?
— Сожалею, если я...
— А мы, понятно, просто куча неотесанной деревенщины, которая ни черта не смыслит в полицейской работе! Да мы и понятия не имеем, как надо произвести аутопсию той девушки, а-а-а? И как сделать анализ крови, той, что осталась на кресле? И криминалистической лаборатории нигде ближе Айсолы нет?
— Ваши методы расследования... — начал было Хейз.
— Вас не касаются, черт побери! — закончил Вэйт. — Может быть, нам нравится делать ошибки, Хейз! Но уж вы-то, городские полицейские, никогда не ошибаетесь! И поэтому в ваших краях никаких преступлений не бывает!
— Дело в том, — заговорил Хейз, — что вы неправильно обходитесь с уликами. Поручиться готов, что...
— Так или иначе, оказалось, что не имеет значения, стерли с палки отпечатки или нет. И я должен был доставить своих людей на гору, потому и решил воспользоваться подъемником. Ужасная неразбериха была там сегодня, мистер. Но уж в больших городах-то никогда неразберихи не бывает, а-а-а? — Вэйт свирепо посмотрел на Хейза. — Сними с него наручники, Фред.
Фред очень удивился, но снял.
— Он меня стукнул прямо в глаз! — возмущенно заявил он Вэйту.
— Но другой глаз у тебя остался, — хладнокровно ответил Фреду шериф. — Идите спать, Хейз. Хватит с вас на эту ночь.
— Что написано в протоколе вскрытия? — спросил Хейз.
Вэйт бросил на него убийственный взгляд.
— Опять нос суете?
— Я все еще готов помочь, да.
— А может, нам ваша помощь без надобности!
— Она может оказаться полезной. Здесь никто не знает...
— Опять! Чертова столичная заносчивость...
— Я хотел сказать, — заговорил Хейз, пытаясь перекрыть Вэйта, — никто в этом районе не знает, что я полицейский. Это может оказаться полезным.
Вэйт помолчал.
— Может быть, — произнес он наконец.
— Могу я узнать, что написано в протоколе вскрытия?
Вэйт снова помолчал. Потом кивнул. Вынул из ящика стола лист бумаги и стал читать. «Смерть наступила в результате удара в сердце, повреждения предсердия и легочной артерии».
— Отсюда и столько крови, Хейз. Когда повреждены сердечные камеры, так много крови обычно не бывает. Эксперт считает, что от одной потери крови девушка могла в две-три минуты умереть.
— Еще что?
— Сломала ногу, когда падала с кресла. Спиральный перелом. Потом еще судебный врач нашел под ногтями следы человеческой кожи. Кажется, она поцарапала того, кто ее ударил.
— И что за кожа?
— Ничего особенного. Убийца — светлокожий взрослый мужчина.
— Это все?
— Это все. Позже можем использовать эту кожу для сравнительных тестов... если найдем, кого тестировать. Кроме того, нашли на ее пальцах и ногтях следы крови — чужой крови.
— Откуда вы это знаете?
— Кровь на кресле, то есть кровь девушки, была группы АБ. На ее руках нашли кровь нулевой группы, надо полагать, кровь убийцы.
— Значит, она исцарапала его до крови?
— Она содрала с него целый клок кожи, Хейз.
— С лица?
— Откуда я знаю, черт возьми!
— Я думал, может быть...
— На клочке кожи не написано, с лица она или с задницы! Она могла царапать, где ей вздумается, устава на это нет.
— Еще что-нибудь?
— В снегу под канатной дорогой нашли кровавый след. Кровь девушки. Много крови. След начался за четыре минуты до верха. Если она действительно умерла Sa две-три минуты, а убийца спрыгнул с кресла сразу, как только ударил, то...
— ...она была еще жива, когда он прыгал.
— Именно так.
— Нашли какие-нибудь следы на снегу?
— Никаких. Все завалило. Не знаем даже, на лыжах он соскочил или без лыж. Должно быть, он отличный лыжник, раз решился на такое.
— Ну, так или иначе, а на нем должны быть царапины. Вот что надо искать.
— И как, сегодня начнете искать или уж потерпите до завтра? — осведомился Вэйт.
Сам шериф восседал за огромным письменным столом — настоящей крепостью, заваленной объявлениями о розыске, листовками Федерального бюро расследований, копиями полицейских докладов, парой наручников, картонной коробкой с кофе, полудюжиной карандашных огрызков и фотографией в рамке — жена Вэйта и его трое детей. Теодор Вэйт пребывал в не особенно дружелюбном настроении. Он сидел у своего стола-крепости мрачный и разъяренный. Коттон Хейз все еще в наручниках, стоял перед столом. Помощник шерифа, нацепивший Хейзу «браслеты», тот самый Фред, который вытащил палку из груди Хельги Нильсон, стоял рядом такой же разъяренный, как и шериф, да еще с синяком под левым глазом.
— Вы знаете, что я могу вас арестовать? — яростно говорил Вэйт. — Вы ударили одного из моих помощников!
— Это его надо арестовать, — так же яростно отозвался Хейз. — Если бы он не вмешался, я бы схватил убийцу!
— В самом деле?
— Да!
— У вас нет права шататься по этой проклятой горе, — бросил Вэйт. — Что вы там делали?
— Искал.
— Что?
— То, что нашел! Вот этот вам отдал розетку. Ясно, что это важная вещь, раз ее искал убийца. Он дрался за нее не на шутку. Взгляните на мою щеку!
— М-да, весьма сожалею, — произнес Вэйт холодно.
— На этой розетке могут обнаружиться отпечатки пальцев, — настаивал Хейз.
— Сомневаюсь. Отпечатков нет ни на палке, ни на кресле. Мы говорили с обоими техниками, они сказали, что сосед Хельги был в рукавицах. Сомневаюсь, чтобы на этой розетке вообще нашлись какие-нибудь отпечатки.
— Ну... — Хейз пожал плечами.
— Значит, — начал Вэйт, — вы себе вообразили, что мы не так работаем, как вам по вкусу, а-а-а? И стало быть, решили немножко нам, деревенщине, помочь? А-а-а?
— Я думал, что действительно могу вам помочь...
— Тогда надо было прийти ко мне, — сказал Вэйт, — и спросить, можно ли помочь. А так вы нам только все дело испортили.
— Не понимаю.
— Я послал в горы шесть человек, — сообщил Вэйт, — караулить убийцу девушки, который может явиться исправлять ошибки. Вот эта розетка — одна из его ошибок. И что же, нашел ее убийца? Нет! Ее нашел наш услужливый детектив. Прекрасный из вас помощник, мистер, нечего сказать! После всего этого тарарама в горах этот чертов убийца месяц туда нос не сунет!
— Я его почти схватил, — оправдывался Хейз. — Я шел по его следу, когда ваш помощник помешал мне!
— Чушь! Это вы ему помешали! Нет, все-таки я должен вас арестовать. Имею «фактор, препятствующий ходу расследования». Но вы, разумеется, все это знаете наизусть, раз вы городской детектив, а-а-а?
— Сожалею, если я...
— А мы, понятно, просто куча неотесанной деревенщины, которая ни черта не смыслит в полицейской работе! Да мы и понятия не имеем, как надо произвести аутопсию той девушки, а-а-а? И как сделать анализ крови, той, что осталась на кресле? И криминалистической лаборатории нигде ближе Айсолы нет?
— Ваши методы расследования... — начал было Хейз.
— Вас не касаются, черт побери! — закончил Вэйт. — Может быть, нам нравится делать ошибки, Хейз! Но уж вы-то, городские полицейские, никогда не ошибаетесь! И поэтому в ваших краях никаких преступлений не бывает!
— Дело в том, — заговорил Хейз, — что вы неправильно обходитесь с уликами. Поручиться готов, что...
— Так или иначе, оказалось, что не имеет значения, стерли с палки отпечатки или нет. И я должен был доставить своих людей на гору, потому и решил воспользоваться подъемником. Ужасная неразбериха была там сегодня, мистер. Но уж в больших городах-то никогда неразберихи не бывает, а-а-а? — Вэйт свирепо посмотрел на Хейза. — Сними с него наручники, Фред.
Фред очень удивился, но снял.
— Он меня стукнул прямо в глаз! — возмущенно заявил он Вэйту.
— Но другой глаз у тебя остался, — хладнокровно ответил Фреду шериф. — Идите спать, Хейз. Хватит с вас на эту ночь.
— Что написано в протоколе вскрытия? — спросил Хейз.
Вэйт бросил на него убийственный взгляд.
— Опять нос суете?
— Я все еще готов помочь, да.
— А может, нам ваша помощь без надобности!
— Она может оказаться полезной. Здесь никто не знает...
— Опять! Чертова столичная заносчивость...
— Я хотел сказать, — заговорил Хейз, пытаясь перекрыть Вэйта, — никто в этом районе не знает, что я полицейский. Это может оказаться полезным.
Вэйт помолчал.
— Может быть, — произнес он наконец.
— Могу я узнать, что написано в протоколе вскрытия?
Вэйт снова помолчал. Потом кивнул. Вынул из ящика стола лист бумаги и стал читать. «Смерть наступила в результате удара в сердце, повреждения предсердия и легочной артерии».
— Отсюда и столько крови, Хейз. Когда повреждены сердечные камеры, так много крови обычно не бывает. Эксперт считает, что от одной потери крови девушка могла в две-три минуты умереть.
— Еще что?
— Сломала ногу, когда падала с кресла. Спиральный перелом. Потом еще судебный врач нашел под ногтями следы человеческой кожи. Кажется, она поцарапала того, кто ее ударил.
— И что за кожа?
— Ничего особенного. Убийца — светлокожий взрослый мужчина.
— Это все?
— Это все. Позже можем использовать эту кожу для сравнительных тестов... если найдем, кого тестировать. Кроме того, нашли на ее пальцах и ногтях следы крови — чужой крови.
— Откуда вы это знаете?
— Кровь на кресле, то есть кровь девушки, была группы АБ. На ее руках нашли кровь нулевой группы, надо полагать, кровь убийцы.
— Значит, она исцарапала его до крови?
— Она содрала с него целый клок кожи, Хейз.
— С лица?
— Откуда я знаю, черт возьми!
— Я думал, может быть...
— На клочке кожи не написано, с лица она или с задницы! Она могла царапать, где ей вздумается, устава на это нет.
— Еще что-нибудь?
— В снегу под канатной дорогой нашли кровавый след. Кровь девушки. Много крови. След начался за четыре минуты до верха. Если она действительно умерла Sa две-три минуты, а убийца спрыгнул с кресла сразу, как только ударил, то...
— ...она была еще жива, когда он прыгал.
— Именно так.
— Нашли какие-нибудь следы на снегу?
— Никаких. Все завалило. Не знаем даже, на лыжах он соскочил или без лыж. Должно быть, он отличный лыжник, раз решился на такое.
— Ну, так или иначе, а на нем должны быть царапины. Вот что надо искать.
— И как, сегодня начнете искать или уж потерпите до завтра? — осведомился Вэйт.
Глава 10
Бланш Колби ждала его в комнате.
Она расположилась на кровати, опершись на подушку, одетая в бесформенную ночную рубашку из фланели — от горла до щиколоток. В руке Бланш держала яблоко и сердито его кусала, когда Хейз вошел в комнату, а потом уткнулась глазами в книгу.
— Добрый вечер, — сказал Хейз.
Она не ответила, даже не подняла головы. Продолжала уничтожать яблоко, продолжала притворяться, что читает.
— Хорошая книга?
— Прекрасная.
— Ты меня ждала?
— Чтоб ты лопнул!
— Прости. Я...
— Не извиняйся. Без тебя я вволю развлекалась.
— Меня арестовали, понимаешь?
— Что-что?
— Арестовали. Схватили. Задержали. Посадили. Замели...
— Первое слово я поняла. Кто тебя арестовал?
— Полиция, — Хейз пожал плечами.
— Так тебе и надо! — Она отложила книгу. — Ты ведь мне сказал, что сегодня в горах убили какую-то девушку. И после этого исчез, бросил меня, чтобы убийца...
— Я ведь сказал тебе, куда иду. Сказал, что...
— Сказал, что вернешься через час!
— Да, но я же не знал, что меня арестуют!
— Что с твоей щекой?
— Меня ударили ломиком.
— Странные манеры у здешней полиции. Впрочем, так тебе и надо.
— Ты не поцелуешь мою рану? — спросил Хейз.
— Можешь поцеловать мою...
— С удовольствием!
— Я сидела у этого чертова камина до одиннадцати часов. Потом поднялась сюда и... кстати, который час?
— За полночь.
Бланш многозначительно кивнула.
— Можешь мне поверить, я бы сию минуту собрала вещи и отправилась восвояси, если бы только дороги были открыты.
— Да, но они закрыты.
— Закрыты, черт бы их побрал!
— Ты не рада, что я вернулся?
— Какая разница? Я только начала засыпать.
— Я вижу.
— В своей комнате.
— Ночная рубашка у тебя очень красивая. Моя бабушка носила точно такую же.
— Я так и думала, что тебе понравится, — произнесла Бланш ядовито, — специально ради тебя надела.
— Я всегда любил гладить фланель, — заявил Хейз.
— Убери лапы! — она увернулась, скрестила руки на груди и уселась посреди кровати, упершись взглядом в противоположную стену. Хейз, глядя на Бланш, снял пуловер и начал расстегивать рубашку.
— Если ты собрался раздеваться, — заговорила Бланш ровным голосом, — ты можешь сразу идти в...
— Ч-ш-ш! — вдруг зашипел Хейз. Руки его замерли у пуговицы. Потом он наклонил голову и стал прислушиваться. Бланш озадаченно смотрела на него.
— Что?..
— Ч-ш-ш! — повторил он, продолжая слушать. В комнате наступила тишина. В тишине проступил какой-то звук.
— Слышишь? — спросил он.
— Что?
— Слушай.
И они прислушались. Звук долетал слабо и отдаленно, но вполне ясно.
— То же гудение, которое я слышал ночью. Вернее, жужжание. Я сейчас вернусь.
— Куда ты?
— Вниз. В мастерскую, — ответил он и быстро вышел из комнаты. Когда он подходил к лестнице, в противоположном конце коридора открылась дверь. Вышла девушка с завитыми волосами, в теплом пеньюаре поверх пижамы. Она несла вафельное полотенце и зубную щетку. Улыбнулась Хейзу, проходя мимо. Спускаясь по лестнице, он услышал, как за девушкой закрылась дверь ванной комнаты.
В мастерской горели лампы. Жужжание, идущее откуда-то изнутри, растекалось в тихом ночном воздухе, внезапно прекращалось, снова возникало. Хейз тихо подошел по снегу, остановился у самого входа в мастерскую. Прижался ухом к деревянной двери и вслушался, но, кроме жужжащего гудения, не услышал ничего. Хотел было выбить замок, но передумал и тихо постучал.
— Да? — отозвался голос изнутри.
— Будьте добры, откройте, — попросил Хейз.
Он подождал. Послышался тяжелый топот лыжных ботинок, приближающийся к двери. Звякнул засов. В щели показалось загорелое лицо. Хейз узнал его сразу — это был Хельмут Курц, лыжный тренер, который помог ему накануне вечером, человек, которого он видел днем в горах как раз перед тем, как подняться по канатной дороге.
— Ox, здравствуйте! — сказал Хейз.
— Да... Что вы хотите? — спросил Курц.
Хейз был сама непосредственность.
— Я войду, не возражаете?
— Сожалею, но в мастерскую входить не положено. Она закрыта.
— Да, но вы внутри, не так ли?
— Я лыжный тренер, — заявил Курц. — Нам разрешено.
— Я только что видел свет, — продолжал Хейз, — а мне очень нужно с кем-нибудь поговорить.
— Гм...
— А что вы, кстати, здесь делаете? — небрежно спросил Хейз, небрежно нажал на дверь плечом, небрежно миновал Курца, а потом, жмурясь от света голой лампы над верстаком в другом конце помещения, попытался обнаружить источник наполнявшего мастерскую жужжания.
— Вы, в сущности, не имеете права, — начал неуверенно Курц, но Хейз уже оказался посреди комнаты, направляясь к другому освещенному месту, где над столом висела лампа под зеленым абажуром. Жужжание слышалось тут сильнее — жужжание старой машины, жужжание...
Тут он его увидел. К краю стола было прикреплено точило. Колесо продолжало вертеться. Хейз посмотрел на него, кивнул сам себе, а потом нажал на кнопку, чтобы остановить, и с улыбкой обернулся к Курцу:
— Точите что-нибудь?
— Да, эти коньки, — он показал на лежащую рядом пару коньков для фигурного катания.
— Это что, ваши? — осведомился Хейз.
Курц усмехнулся.
— Нет. Они ведь женские.
— Чьи?
— Гм, думаю, что вас это не касается. А вы как думаете? — учтиво поинтересовался Курц.
— Думаю, что касается, — спокойно ответил Хейз, продолжая улыбаться. — Вы и прошлой ночью здесь что-нибудь точили, мистер Курц?
— Извините, не понял.
— Я спросил, не вы ли...
— Нет, не я. — Курц подошел к верстаку и холодно взглянул ни Хейза: — Кто вы такой?
— Меня зовут Коттон Хейз.
— Очень приятно. Мистер Хейз, прошу прощения за то, что я вынужден проявить резкость, но вы в самом деле не имеете права...
— Да, я знаю. Сюда имеют право входить только лыжные тренеры, не так ли, мистер Курц?
— После закрытия мастерской — да. Иногда мы приходим для мелкого ремонта лыж или...
— Или для того, чтобы что-нибудь наточить, а, мистер Курц?
— Да. Коньки, например.
— Да, — повторил Хейз, — коньки. Но ведь вас здесь не было прошлой ночью, верно, мистер Курц?
— Да, не было.
— А то, понимаете, я слышал что-то вроде визга пилы или, точнее, напильника, а потом загудело и это точило. Так вы уверены, что не были здесь и ничего не оттачивали? Коньки, например? Или, — Хейз скрестил руки на груди, — палку?
— Палку? Зачем... — Курц вдруг замолчал. Потом взглянул на Хейза. — Кто вы? — спросил он. — Полицейский?
— Почему? Вы не любите полицейских?
— Я не имею никакого отношения к смерти Хельги, — поспешил заявить Курц.
— Никто не говорил, что вы имеете какое-то отношение.
— Но вы это подразумевали.
— Я ничего не подразумевал.
— Вы спросили, не оттачивал ли я палку прошлой ночью. Из этого я сделал вывод...
— Но палку вы не оттачивали?
— Нет! — отрезал Курц.
— Тогда что вы здесь делали прошлой ночью?
— Ничего. Прошлой ночью я не заходил в мастерскую.
— Нет, вы были здесь, мистер Курц. Я встретил вас у двери, помните? Вы еще очень торопились, спускаясь по лестнице. Разве забыли?
— Это было раньше...
— Раньше чего? Я не называл вам время, мистер Курц. Я спросил, приходили ли вы в мастерскую ночью, не уточняя, в котором часу.
— Я не приходил в мастерскую! Ни в котором часу!
— Но вы только что сказали: «Это было раньше». Раньше чего, мистер Курц?
Курц помолчал минуту. Потом ответил:
— Раньше... Раньше того, другого, который тут был.
— Вы здесь кого-то видели?
— Я... видел здесь свет.
— Когда? В котором часу?
— Не помню. После того, как я с вами встретился, я зашел в бар... выпил кое-чего, а потом вышел прогуляться. Вот тогда и увидел свет.
— Где ваша комната, мистер Курц?
— В главном здании.
— Вы видели Хельгу прошлой ночью?
— Нет.
— Ни разу?
— Нет.
— Тогда что вы делали наверху?
— Зашел взять коньки Мэри. Вот эти. — Он кивнул на коньки для фигурного катания.
— Кто это Мэри?
— Мэри Файрс.
— Молоденькая девушка с темными волосами?
— Вы ее знаете?
— По-моему, я только что видел ее в коридоре, — сказал Хейз. — Значит, вы зашли взять коньки, потом отправились выпить, а после — прогуляться. В котором часу это было?
Она расположилась на кровати, опершись на подушку, одетая в бесформенную ночную рубашку из фланели — от горла до щиколоток. В руке Бланш держала яблоко и сердито его кусала, когда Хейз вошел в комнату, а потом уткнулась глазами в книгу.
— Добрый вечер, — сказал Хейз.
Она не ответила, даже не подняла головы. Продолжала уничтожать яблоко, продолжала притворяться, что читает.
— Хорошая книга?
— Прекрасная.
— Ты меня ждала?
— Чтоб ты лопнул!
— Прости. Я...
— Не извиняйся. Без тебя я вволю развлекалась.
— Меня арестовали, понимаешь?
— Что-что?
— Арестовали. Схватили. Задержали. Посадили. Замели...
— Первое слово я поняла. Кто тебя арестовал?
— Полиция, — Хейз пожал плечами.
— Так тебе и надо! — Она отложила книгу. — Ты ведь мне сказал, что сегодня в горах убили какую-то девушку. И после этого исчез, бросил меня, чтобы убийца...
— Я ведь сказал тебе, куда иду. Сказал, что...
— Сказал, что вернешься через час!
— Да, но я же не знал, что меня арестуют!
— Что с твоей щекой?
— Меня ударили ломиком.
— Странные манеры у здешней полиции. Впрочем, так тебе и надо.
— Ты не поцелуешь мою рану? — спросил Хейз.
— Можешь поцеловать мою...
— С удовольствием!
— Я сидела у этого чертова камина до одиннадцати часов. Потом поднялась сюда и... кстати, который час?
— За полночь.
Бланш многозначительно кивнула.
— Можешь мне поверить, я бы сию минуту собрала вещи и отправилась восвояси, если бы только дороги были открыты.
— Да, но они закрыты.
— Закрыты, черт бы их побрал!
— Ты не рада, что я вернулся?
— Какая разница? Я только начала засыпать.
— Я вижу.
— В своей комнате.
— Ночная рубашка у тебя очень красивая. Моя бабушка носила точно такую же.
— Я так и думала, что тебе понравится, — произнесла Бланш ядовито, — специально ради тебя надела.
— Я всегда любил гладить фланель, — заявил Хейз.
— Убери лапы! — она увернулась, скрестила руки на груди и уселась посреди кровати, упершись взглядом в противоположную стену. Хейз, глядя на Бланш, снял пуловер и начал расстегивать рубашку.
— Если ты собрался раздеваться, — заговорила Бланш ровным голосом, — ты можешь сразу идти в...
— Ч-ш-ш! — вдруг зашипел Хейз. Руки его замерли у пуговицы. Потом он наклонил голову и стал прислушиваться. Бланш озадаченно смотрела на него.
— Что?..
— Ч-ш-ш! — повторил он, продолжая слушать. В комнате наступила тишина. В тишине проступил какой-то звук.
— Слышишь? — спросил он.
— Что?
— Слушай.
И они прислушались. Звук долетал слабо и отдаленно, но вполне ясно.
— То же гудение, которое я слышал ночью. Вернее, жужжание. Я сейчас вернусь.
— Куда ты?
— Вниз. В мастерскую, — ответил он и быстро вышел из комнаты. Когда он подходил к лестнице, в противоположном конце коридора открылась дверь. Вышла девушка с завитыми волосами, в теплом пеньюаре поверх пижамы. Она несла вафельное полотенце и зубную щетку. Улыбнулась Хейзу, проходя мимо. Спускаясь по лестнице, он услышал, как за девушкой закрылась дверь ванной комнаты.
В мастерской горели лампы. Жужжание, идущее откуда-то изнутри, растекалось в тихом ночном воздухе, внезапно прекращалось, снова возникало. Хейз тихо подошел по снегу, остановился у самого входа в мастерскую. Прижался ухом к деревянной двери и вслушался, но, кроме жужжащего гудения, не услышал ничего. Хотел было выбить замок, но передумал и тихо постучал.
— Да? — отозвался голос изнутри.
— Будьте добры, откройте, — попросил Хейз.
Он подождал. Послышался тяжелый топот лыжных ботинок, приближающийся к двери. Звякнул засов. В щели показалось загорелое лицо. Хейз узнал его сразу — это был Хельмут Курц, лыжный тренер, который помог ему накануне вечером, человек, которого он видел днем в горах как раз перед тем, как подняться по канатной дороге.
— Ox, здравствуйте! — сказал Хейз.
— Да... Что вы хотите? — спросил Курц.
Хейз был сама непосредственность.
— Я войду, не возражаете?
— Сожалею, но в мастерскую входить не положено. Она закрыта.
— Да, но вы внутри, не так ли?
— Я лыжный тренер, — заявил Курц. — Нам разрешено.
— Я только что видел свет, — продолжал Хейз, — а мне очень нужно с кем-нибудь поговорить.
— Гм...
— А что вы, кстати, здесь делаете? — небрежно спросил Хейз, небрежно нажал на дверь плечом, небрежно миновал Курца, а потом, жмурясь от света голой лампы над верстаком в другом конце помещения, попытался обнаружить источник наполнявшего мастерскую жужжания.
— Вы, в сущности, не имеете права, — начал неуверенно Курц, но Хейз уже оказался посреди комнаты, направляясь к другому освещенному месту, где над столом висела лампа под зеленым абажуром. Жужжание слышалось тут сильнее — жужжание старой машины, жужжание...
Тут он его увидел. К краю стола было прикреплено точило. Колесо продолжало вертеться. Хейз посмотрел на него, кивнул сам себе, а потом нажал на кнопку, чтобы остановить, и с улыбкой обернулся к Курцу:
— Точите что-нибудь?
— Да, эти коньки, — он показал на лежащую рядом пару коньков для фигурного катания.
— Это что, ваши? — осведомился Хейз.
Курц усмехнулся.
— Нет. Они ведь женские.
— Чьи?
— Гм, думаю, что вас это не касается. А вы как думаете? — учтиво поинтересовался Курц.
— Думаю, что касается, — спокойно ответил Хейз, продолжая улыбаться. — Вы и прошлой ночью здесь что-нибудь точили, мистер Курц?
— Извините, не понял.
— Я спросил, не вы ли...
— Нет, не я. — Курц подошел к верстаку и холодно взглянул ни Хейза: — Кто вы такой?
— Меня зовут Коттон Хейз.
— Очень приятно. Мистер Хейз, прошу прощения за то, что я вынужден проявить резкость, но вы в самом деле не имеете права...
— Да, я знаю. Сюда имеют право входить только лыжные тренеры, не так ли, мистер Курц?
— После закрытия мастерской — да. Иногда мы приходим для мелкого ремонта лыж или...
— Или для того, чтобы что-нибудь наточить, а, мистер Курц?
— Да. Коньки, например.
— Да, — повторил Хейз, — коньки. Но ведь вас здесь не было прошлой ночью, верно, мистер Курц?
— Да, не было.
— А то, понимаете, я слышал что-то вроде визга пилы или, точнее, напильника, а потом загудело и это точило. Так вы уверены, что не были здесь и ничего не оттачивали? Коньки, например? Или, — Хейз скрестил руки на груди, — палку?
— Палку? Зачем... — Курц вдруг замолчал. Потом взглянул на Хейза. — Кто вы? — спросил он. — Полицейский?
— Почему? Вы не любите полицейских?
— Я не имею никакого отношения к смерти Хельги, — поспешил заявить Курц.
— Никто не говорил, что вы имеете какое-то отношение.
— Но вы это подразумевали.
— Я ничего не подразумевал.
— Вы спросили, не оттачивал ли я палку прошлой ночью. Из этого я сделал вывод...
— Но палку вы не оттачивали?
— Нет! — отрезал Курц.
— Тогда что вы здесь делали прошлой ночью?
— Ничего. Прошлой ночью я не заходил в мастерскую.
— Нет, вы были здесь, мистер Курц. Я встретил вас у двери, помните? Вы еще очень торопились, спускаясь по лестнице. Разве забыли?
— Это было раньше...
— Раньше чего? Я не называл вам время, мистер Курц. Я спросил, приходили ли вы в мастерскую ночью, не уточняя, в котором часу.
— Я не приходил в мастерскую! Ни в котором часу!
— Но вы только что сказали: «Это было раньше». Раньше чего, мистер Курц?
Курц помолчал минуту. Потом ответил:
— Раньше... Раньше того, другого, который тут был.
— Вы здесь кого-то видели?
— Я... видел здесь свет.
— Когда? В котором часу?
— Не помню. После того, как я с вами встретился, я зашел в бар... выпил кое-чего, а потом вышел прогуляться. Вот тогда и увидел свет.
— Где ваша комната, мистер Курц?
— В главном здании.
— Вы видели Хельгу прошлой ночью?
— Нет.
— Ни разу?
— Нет.
— Тогда что вы делали наверху?
— Зашел взять коньки Мэри. Вот эти. — Он кивнул на коньки для фигурного катания.
— Кто это Мэри?
— Мэри Файрс.
— Молоденькая девушка с темными волосами?
— Вы ее знаете?
— По-моему, я только что видел ее в коридоре, — сказал Хейз. — Значит, вы зашли взять коньки, потом отправились выпить, а после — прогуляться. В котором часу это было?