– Нет.
   – Мы уверены, что было, мистер Рер.
   – Ну и что? Шел 1937 год. Какое это имеет отношение к сегодняшнему дню?
   – Именно это мы и пытаемся выяснить.
   – Возможно...
   – У нас есть кое-какие мысли, мистер Рер.
   – Меня не интересуют ваши мысли, – опять разозлился Рер и поставил чашку с кофе на стол. – Честно говоря, я предпочитаю сделать то, что вы предложили несколько минут назад. Мне надоел наш дружеский разговор. Давайте я оденусь, вы меня арестуете и доставите в участок, оформив задержание, идет? Хотелось бы послушать, на основании чего вы произведете арест.
   – На основании подозрения в совершении убийства, мистер Рер.
   – Убийства кого?
   – Джорджа Лассера.
   – Бросьте. Зачем мне убивать Джорджа Лассера?
   – Значит, вы его знали?
   – Кто сказал, что знал?
   – Мистер Рер, давайте и вправду поступим, как вы предложили. Идите одевайтесь, мы повезем вас в участок и там оформим арест. А то нам тоже немного надоела эта дружеская беседа.
   – Арест за что? – снова спросил Рер.
   – За убийство, мистер Рер. Мы вам, кажется, уже сказали.
   Несколько секунд Рер молчал.
   – Я не убивал Джорджи, – наконец произнес он.
   – А в игре в кости принимали участие?
   – Да, – кивнул Рер.
   – И Спедино тоже играл?
   – Да, тоже.
   – Тогда почему он это отрицает?
   – Потому что, узнай об этом его жена, она бы его убила.
   – Вы хотите сказать: только потому, что боится жены, он нам солгал даже при наличии подозрения в убийстве?
   – Вы когда-нибудь видели его жену? – спросил Рер.
   – Ладно, – пожал плечами Карелла. – Вернемся к Джорджу Лассеру. Вы знали его в 1939 году?
   – Да.
   – Какие у вас с ним были отношения? – спросил Карелла.
   – Просто «здравствуйте» и «до свиданья». Время от времени встречались в вестибюле. Я говорил: «Привет, Джорджи, как...»
   – Это ложь, мистер Рер, – перебил его Карелла.
   – Что?
   – Мистер Рер, в 1939 году Джордж Лассер был в состоянии оплатить учебу своего сына Тони в частной школе и лечение жены в частной психиатрической лечебнице. На жалованье управляющего он бы сделать этого не сумел, мистер Рер. У нас есть кое-какие догадки на этот счет, мистер Рер, и нам хотелось бы проверить их на вас. Только проверить, идет? А выводы мы потом сделаем сами.
   – Вы что, смеетесь? – спросил Рер.
   – Нет, я говорю совершенно серьезно, – ответил Карелла. – Нам известно, что Джордж Лассер был человеком честолюбивым и постоянно занимался поиском новых источников дохода. Нам также известно, что вы уже делали попытку шантажировать одного из клиентов вашей фирмы и что по этому поводу получили предупреждение, а также, что вы с Джорджем работали одновременно в одном и том же здании. Вы только что признались, что были с ним знакомы, поэтому мы...
   – Не больше чем сказать «здрасьте».
   – Мы считаем, что знакомство было более тесным, мистер Рер.
   – Да? С чего вы это взяли?
   – Мы полагаем, что вы подыскали еще одного клиента для шантажа и...
   – Я бы на вашем месте не бросался так легко словом «шантаж».
   – Не имеет значения, что бы вы делали на моем месте, мистер Рер. Мы считаем, что вы нашли еще одну жертву, но помнили, что, если попытаетесь что-либо предпринять, Кавано всерьез с вами разделается. То есть если вы лично предпримете такую попытку. – Карелла помолчал. – Вы начали понимать, к чему я клоню, мистер Рер?
   – Представления не имею, о чем вы говорите.
   – Он никогда не знает, о чем мы говорим, – заметил Карелла Хейзу. – Вот о чем мы говорим, мистер Рер: мы считаем, что вы нашли еще кого-то, кого можно было шантажировать, но, зная, что вам самому обращаться к нему нельзя, вы решили вместо себя подослать другого человека. Этим другим и оказался Джордж Лассер. Вот о чем мы говорим.
   – М-мм, – промычал Рер. – А вы как считаете, мистер Рер?
   – Я считаю, что это очень занимательно.
   – Мы тоже.
   – Но я сомневаюсь, что вы сумеете доказать ваши слова.
   – Вы правы. Доказать мы не можем, – согласился Карелла.
   – Так я и думал, – улыбнулся Рер.
   – А нам этого и не требуется, – тоже улыбнулся Карелла.
   – Не требуется?
   – Нет.
   – Как это?
   – Нас такие пустяки, как шантаж, не интересуют. Нас интересует убийство. И время у нас на исходе, мистер Рер. Нам очень бы хотелось отыскать человека, на которого это убийство можно было бы повесить.
   – Хотелось бы?
   – Да, очень. Почему бы нам не договориться друг с другом?
   – Каким образом?
   – Мистер Рер, мы действительно не можем доказать, что вы с Лассером еще в 1939 году вымогали у кого-то деньги. Но мы в состоянии доказать случай шантажа в 1937 году, потому что нам об этом рассказал мистер Кавано, и я не сомневаюсь, что он согласится подтвердить свои показания, если дело дойдет до суда, а также назовет фамилию вашей жертвы. Другими словами, мистер Рер, мы доберемся до вас за тот поступок, если ничего другого предъявить не сумеем.
   – М-мм, – опять промычал Рер.
   – Понятно?
   – И что же вы предлагаете?
   – Мы не считаем, что вы убили Лассера, – сказал Хейз.
   – Почему?
   – Не видим причины. Из того, что нам стало известно, вы с Лассером были друзьями. Он участвовал вместе с вами в вымогательстве, предоставил вам подвал для игры. Для чего вам его убивать?
   – М-мм, – промычал Рер.
   – Разумно, мистер Рер?
   – Я весь внимание, – отозвался Рер.
   – По-моему, он начал понимать, о чем мы говорим, – улыбнулся Карелла Хейзу.
   – Продолжайте, – предложил Рер.
   – Ладно. Итак, вы с Лассером кого-то шантажировали. Заработав на этом, по-видимому, приличную сумму, потому что Лассер мог позволить себе оплатить учебу сына и лечение жены. Вы начали действовать сообща в 1939 году... – Мы начали это дело в 1938 году, – вдруг поправил его Рер.
   – Благодарю вас, – отозвался Карелла. – А я-то думал, он и дальше будет играть в молчанку, Коттон.
   – Я тоже так думал, – усмехнулся Хейз.
   – Нам хотелось бы знать, кого вы шантажировали и на какую сумму, – сказал Хейз.
   – А какая мне с этого польза? – спросил Рер.
   – Большая, мистер Рер.
   – То есть?
   – Мы оставим вас в покое. Избавим от вполне вероятных и немалых неприятностей. Вы выйдете из этой истории чистым, и больше никаких вопросов. Нам ведь требуется кто-то, на кого можно повесить убийство Лассера, и этим человеком вполне можете оказаться вы.
   – Ладно, – согласился Рер.
   – Видишь? – обратился Карелла к Хейзу. – Он и в самом деле понимает, о чем мы говорим.
   – Жертва? – спросил Хейз.
   – Энсон Берке.
   – На чем вы его поймали?
   – Он был президентом компании, экспортирующей детали для автомашин в Южную Америку. Однажды он пришел к нам в контору и попросил подсчитать его собственный подоходный налог. Что сразу показалось мне подозрительным, ибо, при наличии у себя в фирме бухгалтеров, он обратился на сторону. Тем не менее мы взялись за это дело. Вот тут-то я и узнал про сорок тысяч.
   – Про какие сорок тысяч?
   – Вы разбираетесь в экспортном бизнесе?
   – Очень мало.
   – Большинство из экспортеров покупают товар, который собираются экспортировать, то есть действуют как посредники. И, как правило, тот, кто товар поставляет, дает экспортеру пятнадцатипроцентную скидку.
   – Понятно. И что же дальше?
   – Время от времени, если экспортер дает возможность поставщику крупно заработать, поставщик увеличивает скидку.
   – На сколько?
   – В данном случае на пять процентов. Фирма Берке зарабатывала, имея дело только с этим поставщиком, примерно от восьмисот тысяч до миллиона долларов в год. А пять процентов от восьмисот тысяч составляют сорок тысяч.
   – Опять сорок тысяч, – не понял Хейз. – Ну и что?
   – Столько он и получил. – Кто?
   – Берке.
   – От кого?
   – От поставщика из Техаса.
   – За что?
   – Он указал их как за посредничество, но на самом деле это были дополнительные пять процентов, про которые я вам объяснил.
   – Не понимаю, – признался Карелла. – Где он их указал?
   – В сведениях, которые представил мне для исчисления подоходного налога.
   – Он сообщил о сорока тысячах долларов как о полученных за посредничество от поставщика из Техаса, так?
   – Совершенно верно. Он получал от своей компании тридцать тысяч жалованья. А эти сорок тысяч получил сверх того.
   – Ну и что?
   – По крайней мере, у него хватило ума не обращаться к своим собственным бухгалтерам.
   – Что значит «хватило ума»?
   – Эти сорок тысяч получил лично он. Компании они не достались. Но не указать их в декларации для подоходного налога он побоялся, предпочитая обобрать держателей акций, нежели ссориться с Дядюшкой Сэмом. Поэтому и не обратился к своим бухгалтерам.
   – И что дальше? – спросил Карелла.
   – Я сразу понял, что ухвачу за хвост золотую рыбку, если только мне удастся до нее добраться. Но как? Стоит мне пискнуть, и он пойдет к Кавано, который позвонит в Филадельфию своим бывшим дружкам, друзьям детства, теперь уже выросшим и ставшим бандитами, и мне придется ловить рыбку, уже лежа на дне реки. Тут-то я и вспомнил про Лассера. Я знал, что он мелкий жулик, потому что не раз видел, как он тащит из подвала латунную и медную арматуру, которую продает потом сборщикам утиля. Офис Берке находился на другом конце города. Знать Лассера он не мог.
   – И как же вы все это проделали?
   – Я встретился с Лассером и объяснил ему, что мне от него нужно. Затем позвонил Берке и сказал, что намерен в течение недели заняться его подоходным налогом, а потому мне требуются все его финансовые документы, в том числе вычеты из жалованья и премия в сорок тысяч, полученная им за посредничество. Он обещал привезти их на следующий день. Во второй половине дня я поехал поработать у него в кабинете и, когда уходил, посоветовал ему оставить все документы на работе, а не брать с собой, потому что завтра приеду закончить. Он запер их в верхнем ящике письменного стола.
   – И что же дальше?
   – В ту же ночь мы с Лассером забрались к нему в офис. Нам нужны были только документы, но, чтобы выглядело это как настоящее ограбление, мы прихватили золотые карандаш и ручку, кое-какие деньги, пишущую машинку и прочее барахло, которое там валялось. Берке обнаружил кражу на следующее утро. Через две недели Лассер явился к нему.
   – И что же он ему сказал?
   – Признался, что ограбил его офис, а когда Берке собрался вызвать полицию, показал ему список доходов, добавив, что прихватил его из ящика случайно среди прочих вещей, поскольку, мол, не шибко разбирается в экспортном бизнесе, но что, заметив имя Энсона Берке и поняв, что речь идет о подоходном налоге с сумм, среди которых упомянуты полученные им лично, а не заработанные фирмой сорок тысяч долларов, сообразил, что выглядят они подозрительно. Берке послал Лассера к черту, еще раз пообещав обязательно позвонить в полицию, на что Лассер извинился, сказал, что, может, он и вправду ошибся, что все, наверное, чисто и ясно и что в таком случае, надеется он, Берке не будет возражать, если Лассер пошлет этот документ совету директоров его компании. Тут Берке и понял, что пахнет жареным. Да так, что обжигает нос.
   – Поэтому он заплатил Лассеру столько, сколько тот запросил.
   – Да.
   – Сколько же?
   – Берке утаил от компании сорок тысяч долларов. Мы с Лассером рассудили, что он, наверное, будет поступать таким образом и дальше, пока мы будем держать язык за зубами.
   – И поэтому?
   – Лассер попросил у него половину этой суммы.
   – А иначе?
   – А иначе он пойдет прямо в совет директоров.
   – И Берке заплатил?
   – Да.
   – И вы с Лассером поделили эти двадцать тысяч поровну?
   – Совершенно верно. По десять тысяч каждому.
   – И продолжали получать каждый год. Что оказалось немалой суммой, – вздохнул Карелла. – Поэтому вполне возможно, что Берке это надоело, он пошел в подвал на Пятую Южную и убил Лассера, пытаясь освободиться от...
   – Нет, – возразил Рер. – Почему нет?
   – Золотые яйца перестали поступать в 1945 году.
   – Что вы хотите сказать?
   – С 1945 года мы денег не получали, – ответил Рер.
   – Берке перестал платить в 1945 году, так?
   – Совершенно верно, – улыбнулся Рер.
   – Но он все равно мог считать себя обиженным даже за то, что ему пришлось выплатить, и решил отомстить.
   – Ха-ха, – торжествующе-злобно хохотнул Рер.
   – Почему нет? – спросил Карелла.
   – Энсон Берке не мог убить Лассера.
   – Почему?
   – Я только что вам сказал. Он перестал платить в 1945 году.
   – Ну и что?
   – По той причине, что в 1945 году у него случился инфаркт, и он умер.
   – Что? – спросил Карелла.
   – Да, – радостно подтвердил Рер. – Так что зря вы, ребята, старались. Футбольный матч не состоялся.
   Январь – плохой месяц для игры в футбол.
   Зигмунда Рера они не арестовали, потому что сомневались, заинтересуются ли им законники, а главное, честно говоря, чересчур много с ним было волынки. И жертва Рера, и его партнер – оба ушли в мир иной, первая попытка вымогательства могла быть подтверждена только показаниями Кавано, которые в суде могут быть приняты за показания с чужих слов, поскольку тот, кого Рер собирался обобрать в 1937 году, их не подтвердил. Возможность отыскать предполагаемую жертву и получить ее согласие на изобличение самого себя ради изобличения Рера была весьма сомнительной – во всяком случае, все это казалось ерундой по сравнению с тем, что убийца двух человек все еще разгуливает на свободе.
   Январь – плохой месяц для игры в футбол, вот и все.
   Когда они вернулись обратно в следственный отдел, у перегородки из реек их встретил детектив Мейер.
   – Где вы, ребята, гуляли? – спросил он.
   – А что? – заинтересовался Карелла.
   – Несколько минут назад нам звонил патрульный Мерфи.
   – Ну и что?
   – Подсобный рабочий пытался убить управляющего домом.
   – Где?
   – Пятая Южная, 4113, – ответил Мейер. – Цветного рабочего зовут Сэм Уитсон.

Глава 10

   Когда Карелла с Хейзом приехали, на ногах у Сэма Уитсона сидели два патрульных, еще два прижимали к полу его огромные раскинутые в стороны руки, а один полицейский восседал у него на груди. Когда детективы приблизились к тому месту в подвале, где он был распят, огромный негр вдруг, сделав неимоверное усилие, вскинулся так, что полицейский, восседавший у него на груди, взлетел в воздух, а затем, ухватившись за борта его куртки, тяжело плюхнулся обратно.
   – Сукин сын, – пробормотал Уитсон, и тогда еще один полицейский, который стоял и наблюдал, как другие борются со своим пленником, вдруг размахнулся и ударил Уитсона дубинкой по правой ноге. В углу подвала сидел Джон Айверсон, управляющий домом 4113 на Пятой Южной, соседним с тем, где работал покойный Джордж Лассер, и из раны на голове у него сочилась кровь. Дома эти были рядом и примыкали друг к другу, как две половинки одного эмбриона. Подвал у Айверсона был точно такой же, как и подвал у Лассера, отличаясь только содержимым. Поддерживая руками разбитую голову, он сидел на пустом ящике из-под молочных бутылок, а полицейские продолжали бороться с Уитсоном, который время от времени делал попытку освободиться. Тот же патрульный, что не участвовал в борьбе, по-прежнему наносил Уитсону удары дубинкой, пока один из патрульных не заорал:
   – Ради бога, Чарли, перестань! Как только ты ударяешь его дубинкой, он подкидывает нас всех в воздух.
   – Я стараюсь его успокоить, – отозвался Чарли и снова ударил Уитсона по подошве башмака.
   – Хватит, – распорядился Карелла, подойдя к тому месту, где вокруг лежавшего на полу негра роились полицейские. – Дайте ему встать.
   – Он очень опасен, сэр, – заметил один из патрульных.
   – Дайте ему встать, – повторил Карелла.
   – Как угодно, сэр, – отозвался тот же из патрульных, и все они одновременно, словно по сигналу, спрыгнули с Уитсона и попятились назад, как только Уитсон, стиснув кулаки и пылая взглядом, вскочил на ноги.
   – Все в порядке, Сэм, – попытался успокоить его Карелла.
   – Кто сказал? – потребовал Уитсон. – Я убью этого сукиного сына.
   – Никого ты не убьешь, Сэм. Сядь и остынь. Я хочу знать, что здесь произошло.
   – Не мешайте мне, – сказал Уитсон. – Это вас не касается.
   – Сэм, я офицер полиции, – заметил Карелла.
   – Я знаю, кто вы, – отозвался Уитсон.
   – Мне позвонили и сказали, что ты хотел убить управляющего. Это правда?
   – Через несколько минут вам позвонят еще раз, – прорычал Уитсон. – И вы услышите, что я убил управляющего.
   Карелла не сумел сдержать хохота. Хохот поразил Уитсона, который на секунду опять сжал кулаки и смотрел на Кареллу недоуменным взглядом.
   – Ничего смешного нет, – сказал Уитсон.
   – Я знаю, Сэм, – согласился Карелла. – Давай-ка лучше присядем и поговорим.
   – Он полез на меня с топором, – сказал Уитсон, указывая на Айверсона.
   Впервые с тех пор, как они вошли в подвал, Карелла и Хейз взглянули на Айверсона не как на подвергшуюся нападению жертву. Если Уитсон был рослым, то и Айверсон был ничуть не меньше. Если Уитсон был способен устроить погром, то и Айверсон ему ничем не уступал. Он сидел на ящике из-под молока, из раны на голове у него сочилась кровь, но от него по-прежнему исходило ощущение мощи и силы, как исходит запах от вышедшего из джунглей зверя. Когда Уитсон указал на него, он поднял глаза, и детективы вдруг почувствовали, как он весь начеку, как полон нервной энергии, которую излучал в той же степени, что и ощущение силы, и поэтому приблизились к нему с опаской, какой никогда бы не испытывали возле раненого человека.
   – О чем он говорит, Айверсон? – спросил Карелла.
   – Он ненормальный, – отозвался Айверсон.
   – Он только что сказал, что вы напали на него с топором.
   – Он ненормальный.
   – А что это? – спросил Хейз и, наклонившись, поднял с пола топор, который лежал на бетонном полу футах в десяти от того места, где сидел Айверсон. – По-моему, это топор, а, Айверсон?
   – Топор, – согласился Айверсон. – Я держу его здесь в подвале и пользуюсь им, чтобы колоть дрова.
   – А почему он валяется на полу?
   – Наверно, я его там бросил, – отозвался Айверсон.
   – Врет, – сказал Уитсон. – Когда он замахнулся на меня топором, я его ударил, и он уронил топор. Вот почему топор и лежит на полу.
   – А чем вы его ударили?
   – Я схватил кочергу и его ударил.
   – Из-за чего?
   – Я же только что вам сказал. Он полез на меня с топором.
   – Почему?
   – Потому, что он подонок, – сказал Уитсон. – Вот почему. Айверсон встал и сделал шаг в сторону Уитсона.
   – Сесть! – крикнул Карелла, метнувшись между ними. – Что он хочет этим сказать, Айверсон?
   – Не знаю, что он хочет сказать. Он ведь ненормальный.
   – Предложил мне двадцать пять центов, – возмущался Уитсон. – Я сказал ему, что он может делать со своими двадцатью пятью центами. Двадцать пять центов!
   – О чем ты говоришь, Уитсон? – спросил Хейз и вдруг сообразил, что до сих пор держит в руках топор. Он прислонил его к бункеру с углем, как раз в ту минуту, когда Уитсон снова повернулся к Айверсону.
   – Подожди, черт побери! – заорал Хейз, и Уитсон остановился как вкопанный. – О каких двадцати пяти центах ты говоришь?
   – Он предложил мне двадцать пять центов за то, чтобы я колол дрова. Я сказал ему, пусть он засунет...
   – Давайте разберемся, – предложил Карелла. – Вы хотели, чтобы он колол дрова для вас, так, что ли, Айверсон? Айверсон молча кивнул.
   – И предложили ему двадцать пять центов?
   – Двадцать пять в час, – ответил Айверсон. – Столько, сколько я платил ему и прежде.
   – Да, поэтому я и перестал работать на тебя, дешевка. Поэтому я и начал работать на мистера Лассера.
   – Но ты раньше работал на мистера Айверсона, правильно? – спросил Хейз.
   – В прошлом году я работал здесь. Но он платил мне всего двадцать пять центов в час, а мистер Лассер предложил пятьдесят, поэтому я и перешел к нему. Я не дурак.
   – Это верно, Айверсон?
   – Здесь у него было больше работы, – ответил Айверсон. – Я платил ему меньше, но работал он дольше.
   – Пока мистер Лассер не переманил к себе твоих жильцов, – добавил Уитсон.
   – О чем ты говоришь? – спросил Хейз.
   – Все жильцы этого дома начали ходить за дровами к мистеру Лассеру.
   Теперь они во все глаза смотрели на Айверсона: огромный, с неуклюже болтающимися руками, он стоял, кусая губы, и настороженно оглядывался по сторонам, как животное, попавшее в беду.
   – Это правда, мистер Айверсон? – спросил Карелла.
   Айверсон ничего не ответил.
   – Мистер Айверсон, я хочу знать, правда ли это? – повторил Карелла.
   – Да, правда, – отозвался Айверсон.
   – Что все ваши жильцы стали ходить за дровами к мистеру Лассеру?
   – Да, да, – согласился Айверсон. – Но это не значит...
   И умолк. В подвале наступила тишина.
   – Что это не значит, мистер Айверсон?
   – Ничего.
   – Вы хотели что-то сказать, мистер Айверсон?
   – Я сказал все, что хотел сказать.
   – Ваши жильцы стали ходить к мистеру Лассеру, верно?
   – Да, сказал я вам! Что вам от меня нужно? У меня из головы идет кровь, он ударил меня по голове, а вы донимаете меня вопросами.
   – И как вы на это реагировали? – спросил Карелла.
   – На что?
   – На то, что жильцы перестали к вам обращаться?
   – Я... Послушайте, я... Я не имею к этому никакого отношения.
   – К чему?
   – Я злился, да, но...
   И снова Айверсон умолк. Он смотрел на Кареллу и Хейза, которые, в свою очередь, не сводили с него спокойного и серьезного взгляда. И вдруг по какой-то причине, возможно, потому, что почувствовал, что не в силах больше объясняться, а может, ощутил, что попал в западню, которая захлопнулась за ним, но вдруг выражение лица его изменилось: решение было принято, сомневаться не приходилось – он нагнулся и, не говоря ни слова, схватил топор, который Хейз оставил прислоненным к стенке бункера. Он схватил его легко, без малейшего усилия и так быстро, что у Кареллы едва хватило времени увернуться, когда Айверсон, как битой, взмахнул топором, нацелившись Карелле в голову.
   – Ложись! – скомандовал Хейз, и не успел Карелла очутиться на полу, тут же перекатываясь на левый бок, чтобы вытащить из кобуры на поясе револьвер, как прогремели один за другим выстрелы Хейза. Он услышал, как кто-то застонал от боли, и увидел, что Айверсон стоит над ним – огромное пятно крови расползалось по его голубому комбинезону – с занесенным над головой топором – вероятно, именно так он занес топор в ту пятницу днем, когда лезвие его вонзилось в череп Джорджа Лассера. Карелла понял, что времени вытащить револьвер у него нет, как нет и возможности отползти или отвести удар, – топор занесен и в следующую секунду опустится.
   И тогда прыгнул Уитсон. Его огромное и мощное тело взлетело в воздух, пересекло, казалось, весь подвал и врезалось в не менее рослого Айверсона. Тот пошатнулся, оперся о стенку топки, и топор, со звоном ударившись в чугунную дверцу, с грохотом упал на бетонный пол. Айверсон, оттолкнувшись от топки, потянулся было за топором, но Уитсон, оттянув сжатую в кулак правую руку, вдруг с поразительной силой выкинул ее вперед, голова Айверсона с хрустом дернулась назад, словно от перелома позвоночника, и он упал на пол.
   – Полный порядок? – спросил Хейз.
   – Да, – ответил Карелла. – А ты, Сэм?
   – Нормально, – отозвался Уитсон.
   – Он совершил убийство из-за торговли дровами, – удивленно произнес Хейз. – Из-за грошовой торговли дровами.
   Я сделал это из-за торговли дровами, признался Айверсон.
   Я сделал это, потому что он украл у меня моих клиентов. Идея торговли дровами принадлежала мне. До того как я стал управляющим, камины в квартирах дома 4113 не работали, их заложили кирпичом и заштукатурили. Я привел их в порядок, они обогревали квартиры. Я первым придумал привозить дрова из загорода.
   Джордж украл у меня этот бизнес.
   Сначала он начал привозить огромные чурбаки из той местности, где жил со своей сумасшедшей женой. Затем он увел у меня подручного, пообещав ему за колку дров пятьдесят центов в час. Конечно, тот был рад, а кто бы не обрадовался?! Я не возражал, когда он продавал дрова своим жильцам, в своем доме пусть делает, что хочет. Но он начал продавать и моим жильцам, а вот это мне уже не понравилось.
   Когда я спустился к нему в подвал в первых числах января, я не собирался его убивать, я только хотел его предупредить. Он сидел там, пересчитывая деньги и пряча их в банку из-под кофе, потом сделал записи в своей черной книжечке и тоже положил ее в банку. Когда я сказал ему, чтобы он оставил моих жильцов в покое, он начал смеяться. Поэтому я пошел в кладовую и вернулся в подвал уже с топором. Увидев топор, он опять принялся смеяться, и тогда я его ударил. Он подошел ко мне, схватился за меня, но я продолжал наносить ему удары, пока, наконец, не попал по горлу. Я знал, что этот удар смертельный, но продолжал бить, а когда он упал, я раскроил ему череп и оставил в черепе топор.
   Я забрал из банки все деньги, их оказалось семь долларов пятьдесят центов, они по праву принадлежали мне. Я забрал и черную книжечку, потому что половина жильцов, указанных в ней, тоже принадлежали мне...
   Чтобы не оставлять отпечатков пальцев, я стер пыль с полки и протер банку. Затем наполнил банку всякой дребеденью из других банок, чтобы никто не подумал, что он хранил в ней деньги.
   Полицейского убил тоже я.
   Я пошел в подвал найти свою пуговицу. Джордж оторвал одну из пуговиц с моего комбинезона, когда цеплялся за меня, и я понял, что, если кто-нибудь найдет пуговицу, меня ждет беда. Поэтому я старался ее отыскать, и в тот день, когда я ее нашел, там появился этот полицейский. Он увидел пуговицу, поэтому мне и пришлось его убить. Вот и все. А сегодня я убил бы и подручного, не окажись он сильнее меня.
   До Джорджа я никогда никого не убивал.
   Ему не следовало отнимать у меня моих покупателей.
* * *
   В тот вечер по дороге домой Стив Карелла зашел в книжный магазин, где торговали остатками нераспроданных книг. Было уже около семи, и в магазине готовились к закрытию, но он нашел Акулу Спедино за кассой. Тот неотрывно следил за несколькими еще не ушедшими из магазина покупателями.
   – Ого! – сказал Спедино. – Опять беда.
   – Никакой беды, – отозвался Карелла.
   – Тогда что привело сюда представителей закона? – спросил Спедино.
   – Три вещи.
   – Например?
   – Во-первых, мы нашли убийцу. Можешь больше не беспокоиться.
   – А я и не беспокоился, – огрызнулся Спедино. – Не знаю, что думали вы, но я-то знал, что этого не делал.
   – Во-вторых, больше играть в кости на нашем участке мы не позволим.
   – Кто играл в кости? Я не видел игры в кости с...
   – Хватит врать, Спедино. Мы знаем, что ты играл. Говорю тебе, никаких игр, иначе я пойду прямо к твоей жене. – Ладно, ладно, – закивал головой Спедино. – О господи!
   – И в-третьих, мне хотелось бы купить словарь рифм.
   – Что?
   – Словарь рифм, – повторил Карелла.
   – Для чего?
   – Я обещал кое-кому отыскать рифму.
   – Ладно, – согласился Спедино и опять закрутил головой. – О господи!
   Карелла вышел из лавки со словарем под мышкой. На город вдруг надвинулась ночь, и на улице стало темно и холодно. Он подошел туда, где запарковал машину, и, вдохнув в себя студеный воздух, открыл дверцу и сел за руль.
   С минуту он сидел неподвижно и, словно отгородившись от пустых январских улиц, от мерцающих неоновых огней, от темного, изрезанного крышами домов неба, глядел сквозь лобовое стекло на город. На мгновение... Всего лишь на мгновенье город завладел им, и он сидел потрясенный и думал о бедном несчастном управляющем в старом доме, который убил другого человека из-за нескольких долларов в неделю.
   Ему стало холодно. Ссутулившись, он включил зажигание, затем обогреватель и не спеша влился в поток машин.