Страница:
~~
Хотя большая часть сотрудников мэрии по субботам и воскресеньям не работала, интерес, вызванный неожиданным появлением там личного помощника главы городской администрации мистера Тида Морроу, оказался, мягко говоря, немалым. Не только девушки, но и другие клерки мужского и женского пола повскакали со своих рабочих мест и с подчеркнуто деловым видом торопливо поспешили в холл, чтобы лично убедиться в том, что тот самый помощник Деннисона, живой и невредимый, прибыл на работу. Как ни в чем не бывало... И если всего несколько дней тому назад столь значительный интерес к его особе вызвал бы у Тида, как максимум, легкую досаду и желание поскорее куда-нибудь спрятаться, но не более того, то сейчас требовалось что-то иное. Он даже с большим трудом сдерживал вполне естественное желание ускорить шаги, побежать и как можно быстрее скрыться от их совершенно нескрываемых любопытных, просто жадных взглядов.
Когда Тид поднимался по лестнице, ему встретилась крупная, весьма энергичная женщина из отдела старшего инженера. Она всегда одаряла его «ласковым» взглядом. А на этот раз, проходя мимо него, – особенно «ласковым», причем сопроводив его громким, демонстративно громким фырканьем!.. Вообще-то практически у всех муниципальных служащих, особенно в небольших провинциальных городках, сильно развито так называемое седьмое чувство: возможная катастрофа как бы окутывает потенциальную жертву некоей аурой, которую необходимо почувствовать заранее и на всякий случай осторожно отойти в сторонку, чтобы вдруг не оказаться ее вольным или невольным участником. По идее, это конечно же должно было затронуть и Пауэла Деннисона, и их общее дело. Теперь люди будут куда как менее охотно оказывать им содействие в любых делах. Даже если это является их прямой служебной обязанностью. Даже если это простые телефонистки городского коммутатора! Теперь все, абсолютно все вроде бы незаметно, но при этом весьма и весьма ощутимо станет намного труднее. Намного!
Рядовые труженики, напрямую зависящие от городского бюджета, ждали и внимательно следили, скажется ли предлагаемая командой Пауэла Деннисона реформа, и если да, то как, на их собственном бюджете, на их каждодневной работе. И вот каким-то никому не ведомым образом по городу вдруг поползла молва, что ничего из этого не выйдет, что затея эта с самого начала была пустым фарсом, что о ней лучше всего просто-напросто забыть. И те, кто в силу тех или иных причин поверили в это, перестали осторожно выжидать...
Результаты этого «нового отношения» можно было заметить, даже глядя на верную мисс Андерсон, – мелкие морщинки вокруг ее рта выглядели куда более глубокими и рельефными, треск пишущей машинки стал каким-то резким и категорическим. Особенно в конце каждой фразы, когда она ставила точку или восклицательный знак.
Впрочем, ничего нового во всем этом ни для Тида, ни для Деннисона не было. Они через все это уже не раз проходили. Например, в том самом послевоенном немецком городке, когда высшее армейское командование, казалось, вот-вот прикажет прекратить все их начинания, включая официальный прием на работу в городские органы известных всем экс-нацистов. Но ведь в конечном итоге правота Деннисона и его настойчивость все-таки взяли верх, и тогда отношение радикально, будто по мановению волшебной палочки, вдруг изменилось, даже до открытого признания властей, и все пошло как по маслу!
Когда Тид вошел в кабинет Деннисона, тот, довольно улыбнувшись, оторвался от какой-то бумаги и откинулся на спинку стула.
– О, Тид, привет, привет, рад тебя видеть, но твоя походка... Ты ходишь так, будто держишь между коленями двадцатипятицентовую монету и при этом жутко боишься ее потерять! Не поторопился ли ты с выздоровлением? Может, лучше было бы еще денек-другой подождать?
– Я торжественно распрощался с девушками, Пауэл... И не менее решительно возвращаюсь к холостяцкой жизни.
– Значит, Джейк все-таки достала тебя, так ведь? – заметил Деннисон, еще шире растянув рот в улыбке.
Тид невольно покраснел:
– В общем-то да, но уж не настолько, чтобы заставить меня немедленно убежать из вашего дома. Слушай, откуда у тебя такая, мягко говоря, упрямая дочь?
– Точно такой же была ее мать.
– Пауэл, скажи, ты ощущаешь какие-либо изменения, происходящие здесь вокруг тебя?
– Конечно же замечаю. Начиная с самого четверга, Тид. Да, похоже, кое-кто позаботился сразу же, не ожидая продолжения, пустить по городу нужный слух. Но ведь они заблуждаются, очень заблуждаются, ты же знаешь. И им еще предстоят весьма крупные разочарования, это уж точно. Не говоря уж о на редкость больших проблемах, с которыми большинству из них придется столкнуться и которые, не сомневаюсь, им будет не просто, далеко не так уж просто решить...
– И тем не менее, Пауэл, возникает законный вопрос: что еще они приготовили для нас?
– Тид, это перестанет быть важным, когда мы сами начнем выкладывать на стол козырные тузы. Кстати, я уже закончил анализ того налогового отчета. В нем более чем достаточно доказанных эпизодов, чтобы – естественно, только после того, как их опубликует наша «Таймс», что, не сомневаюсь, произойдет в самое ближайшее время, – никто не решился возражать против проведения независимой, по-настоящему независимой экспертизы всего этого чертова рэкета с налоговыми делами! И это станет началом их конца, Тид.
– Слушай, Пауэл, я сейчас собираюсь домой, но это совсем не помешает мне там поработать. Даже лежа в койке. У тебя для меня что-нибудь есть? Что-нибудь не терпящее отлагательства.
– Ты уверен, что сможешь?.. Хорошо, тогда бери вот эту папку и внимательно поработай с ней. Но не выпускай ее из рук! В ней результаты проверки купли-продажи недвижимости, карты, схемы, цены, клиенты... В общем, целый комплекс зданий на южной окраине города. Причем немалый! Кстати, похоже, именно там наш мало кем уважаемый господин Л.Л. Вейс отхватил себе в собственность здоровенный кусок земли:
– Винди? «Большой мальчик» Лонни Раваля?
– Он самый. А еще один из его «мальчиков» Джек Сэндском, зампред нашей торговой палаты, ссылаясь на авторитетное мнение члена Совета по делам образования Майкла Девлина, считает, что там идеальное место для строительства престижного колледжа, и, значит, не будет никаких проблем с получением разрешения на выпуск очередной партии облигаций. Очень дорогих и очень выгодных облигаций!
– Отлично, ну просто великолепно, ничего не скажешь! – иронически ухмыльнувшись, заметил Тид. – Вейс, шестерка Раваля, выбирает место, Раваль заставляет свою другую шестерку, Девлина, официально одобрить строительство там престижного и дорогого городского колледжа и, соответственно, выпуск крупной партии ценных бумаг, затем на редкость выгодно продаст эту землю городу и без особых трудов добивается выгодного контракта для одной из своих собственных строительных компаний. После чего уже ничто не мешает ему ловко, как принято говорить, «повышать эффективность процесса», или, проще говоря, срезать углы и получать все большую и большую прибыль. И так до бесконечности... Молодец. Здорово, ну просто здорово, ничего не скажешь!
Пауэл кивнул:
– Тем самым Раваль хочет дать нам понять, что ничего не боится. Что ему ничто не грозит. Что он даже не собирается «задраивать люки» на случай возможного шторма! Может, даже смертельного шторма... Бери эту папку, Тид, и постарайся довести все, что там есть, так сказать; до ума. Чтобы потом, когда мы будем полностью готовы запустить наш праздничный фейерверк, Ричи Севард мог с чистой совестью начать публикацию целой серии своих откровений!
Тид взял папку и встал.
– Ладно, сделаю. Ну, я поехал. Спасибо, Пауэл. Спасибо за все.
Деннисон тоже поднялся, при этом несколько неуверенно помявшись.
– Наверное, мне надо сказать тебе об этом, Тид. Вчера я встречался с теми, кто дает нам деньги на праведное дело. Последние события им явно не по душе, и они, похоже, начинают даже подумывать о том, чтобы ужесточить контроль за использованием средств. На этот раз мне удалось отговорить их от поспешных мер...
– На этот раз?
– Да, на этот раз. Но... но все равно не принимай все это слишком близко к сердцу, Тид. Все обойдется, я уверен.
– Спасибо, Пауэл. Спасибо, что не скрыл. Да, кстати, наш Марк Карбой уже приступил к работе?
– Еще нет. Похороны были в четверг. Сейчас он пока еще дома, но думаю, на работу выйдет уже в понедельник.
– А знаешь, Пауэл, довольно забавно, что он принимает все это так близко к сердцу. Значит, наконец-то все-таки понял, что Фелисия совсем не была... Вот черт, даже не знаю, как бы это поточнее сказать...
~~
Свою машину Тид, как ни странно, нашел не где-нибудь, а прямо на стоянке у здания мэрии. Ключи тоже были там, но почему-то не в замке зажигания, а в пепельнице... Когда Барбара убегала от Бойда и Пилчера, она, очевидно, догадывалась, что иметь с ними дело не стоит. С такими врагами не шутят! Во всяком случае, в ее положении...
Поскольку ветерок был достаточно прохладным, Тид закрыл все окна машины и включил обогреватель.
Миссис Киддер оказалась на своем обычном рабочем месте – за столом в вестибюле. Выглядела она вроде бы заметно более притихшей, чем обычно, но всю личную почту ему отдала немедленно. Он, как всегда бывало раньше, попытался обменяться с нею обычными добрыми шуточками, но не тут-то было: Она упорно избегала любых добрых контактов с ним; более того, даже не попыталась улыбнуться.
– Миссис Киддер?
– Да, мистер Морроу? Слушаю вас...
– Скажите, вам когда-нибудь доводилось слышать или читать то, чему не стоит верить даже наполовину?
– Да, мистер Морроу, конечно же доводилось. Причем не раз.
– Ну тогда у меня невольно создается впечатление, что вы по каким-то причинам меня осуждаете. Я прав?
Она дольше обычного задержала взгляд на его лице, затем, чуть потупившись, отвела его в сторону.
– Если люди вовремя платят аренду и не мешают жить другим жильцам, то у меня не может быть никаких причин их осуждать, мистер Морроу.
Сердито пожав плечами, Тид повернулся и пошел к себе, по дороге механически просматривая почту. Ничего интересного. Счета, счета, рекламные листки... Стоп, стоп, стоп!.. В самом низу пачки что-то интересное – письмо в сером конверте с белой каймой. Он тут же вскрыл его и, не дожидаясь, прочитал письмо у дверей своей квартиры.
"Дорогой Тид!
Мне трудно выразить словами все, что хотелось бы. Особенно на бумаге. И все-таки, надеюсь, ты меня поймешь. Вообще-то это письмо – выражение моей самой искренней благодарности. Тебе! Знаешь, у меня такое ощущение, будто я долгое время противно и тяжело болела и только теперь постепенно начинаю выздоравливать. Мне всегда казалось: то, что я сама с собой сделала, – это мое, и только мое личное дело, но сейчас, перефразируя Джона Донна, я уже не считаю, что «каждая женщина – это только остров сам в себе». Ты, Тид, стал для меня тем самым шоком, который, очевидно, был мне нужен как воздух. Как самый живительный в мире воздух!
Еще раз спасибо. Как мне настоятельно советует мистер Рогаль, я уеду куда-нибудь подальше и прежде всего попробую потихоньку, шаг за шагом, прийти в себя. Стать самой собой, стать тем, кем мне и предназначено быть. Не знаю, удастся ли мне начать все сначала, но стать честной самой с собой, думаю, я смогу... По крайней мере, хотя бы в этом я уже не сомневаюсь. Передай мои самые наилучшие пожелания Альберту и его голубкам. Искренне твоя,
Барбара".
Обратного адреса, само собой разумеется, не было. Тид открыл ключом дверь своей квартиры и вошел внутрь. Сел за столик, задумчиво почесал указательным пальцем переносицу, взял с полки телефонную книгу, нашел домашний номер Армандо Рогаля, снял трубку и... положил ее обратно и отшвырнул книгу на постель. Нет, встреча с нею не поможет ни ей, ни ему! Не говоря уж о том, что заставлять других задумываться о своих собственных мотивациях, сомнениях, правоте или неправоте дело, как минимум, в высшей степени неблагодарное. И к тому же частенько опасное... Сорвав с Барбары крутую броню ее защиты, он понял, насколько уязвим стал сам. Да и к тому же вряд ли ей снова захочется видеть его. Зачем? После того как химическая реакция началась, катализатор уже не нужен. Он сделал свое дело, ну и спасибо. Прощай, друг, увы, ты нам больше не нужен. Теперь процесс пойдет сам собой... Барбара не будет драматизировать события, в чем, в чем, а в этом Тид не сомневался. Не из тех дамочек. Ей самой природой было предназначено саму себя высечь. В общем-то совершенно неизвестно за что, но высечь. Что она весьма успешно и сделала! Итак, наказание закончено, организм выжил. Изменился, несколько мутировал, но зато выжил! И никогда не вернется назад. Никогда и ни за что на свете!
Сидя за столиком, он продолжал раздумывать о превратностях изменчивой судьбы, когда вдруг услышал скрип открываемой двери, ощутил спиной дуновение прохладного ветерка...
Мгновенно, даже не вставая со стула, повернувшись, Тид увидел в проеме двери... Марка Карбоя! Без шляпы, с красными, дикими, идиотски выпученными глазами, руки глубоко в карманах дорогого черного пальто, сделанного по заказу, без прорезей. На рекламных проспектах он всегда выглядел сильным, абсолютно уверенным в себе бюргером. С солидным животиком, олицетворяющим надежность, стабильность и вечность хозяина жизни, «человека с улицы со стальными глазами», но в реальности, особенно сейчас, когда все вдруг стало явным и очевидным, его лицо стало чем-то совершенно иным – старый, по-своему изможденный человечек с улицы, которого вдруг охватили некие старческие недуги, которые почему-то не желают отпускать. Ну и кто ж ему вот так возьмет и позволит? Да никто! И он это прекрасно понимает.
– Марк... господин мэр... Рад вас видеть... проходите, проходите, мистер Карбой, – пробормотал Тид, вообще-то еще не совсем понимая, что, собственно, происходит.
– Вставай, вставай, мистер Морроу, время пришло! – почему-то загадочно, совсем как в дешевом детективе, прошептал Карбой.
Тид, пожав плечами, медленно встал. Пистолет в правой руке Карбоя казался неимоверно большим. Просто огромным. Самым гигантским пистолетом, которые Тиду когда-либо доводилось видеть. Даже во время войны! А его покачивающееся туда-сюда дуло было просто чудовищным. Обрекающим его на вечное небытие!
– Чего тебе... извините, что вы хотите?
– Убить тебя, только и всего, гаденыш, – процедил Карбой. – А что еще с тобой делать? Большего ты просто не заслуживаешь.
На его лбу выступили крупные капли пота. Он медленно, с явным трудом вынул из кармана левую руку, взвел курок пистолета. Хорошо смазанный цилиндр щелкнул характерным звуком, более чем прекрасно знакомым любому, кто родился в Америке.
– За что? За что, черт вас всех побери? – воскликнул Тид, понимая, что его голос звучит неискренне, смешно и... как-то совсем по-детски.
Дуло медленно поднялось и уставилось в самый центр его груди. «Да, похоже, дело худо, – с отчаянием подумал Тид. – Теперь остается надеяться только на случай. На счастливый случай. На таком-то расстоянии пуля из этого пистолета вышибет не только мои мозги, но и все остальное, это уж точно!»
Карбой облизнул заметно пересохшие губы, а Тид физически услышал громкие звуки своего отчаянно стучащего сердца.
Секунда прошла. Как ему показалось, ведущая из вечности в никуда...
– Ну давай же, давай, чего, черт тебя побери, ты ждешь?! Делай, раз уж решил! Стреляй! Стреляй!
Но колени Карбоя вдруг мелко затряслись, потом дрожь пошла выше, добралась до самого тела, которое вдруг обмякло, совсем как у человека, полностью потерявшего волю к жизни: серый цвет лица, мелко клацающие зубы, тусклый взгляд, синие губы...
Тид, равнодушно махнув рукой, вернулся к столу, сел, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. Потом еще один, и еще...
Карбой вошел в комнату, сел на постель. Пистолет положил рядом с собой на подушку. Они внимательно посмотрели друг на друга, и Тиду показалось, что между ними образовалось некое внутреннее понимание, нечто вроде духовного товарищества двоих людей, которые наконец-то поняли друг друга, которым не надо тратить много лишних слов на никому не нужные объяснения, которые только что избежали страшной катастрофы.
– Да, это было близко, – выдохнув, сказал Тид. – По-настоящему совсем рядом. Слава тебе господи, все обошлось без крови.
– А знаешь, Тид, я был уверен, что смогу это сделать. Почему-то даже не сомневался.
– Может, для начала хотите чего-нибудь выпить?
– Да, пожалуй.
Тид на все еще не совсем твердых ногах подчеркнуто неторопливо прошел на кухню, достал из холодильника ледяные кубики, бросил их в первые попавшиеся бокалы, обильно полил их виски, добавил туда воды, попробовал и отнес оба бокала в гостиную. Когда Карбой делал первый глоток, его зубы так громко звякали о край бокала, что Тид невольно поморщился. Он взял с подушки пистолет, вынул обойму, увидел, что она действительно полностью заряжена, снова засунул ее на место, поставил пистолет на предохранитель, молча протянул его Карбою. Тот схватил ею и, с благодарным взглядом кивнув, тут же сунул в карман брюк.
– Ненавижу оружие... Вообще-то всегда ненавидел.
– А откуда у вас это чудо?
– От отца. Осталось еще со времен Силвер-Сити. С тех далеких восьмидесятых... Я, Тид, как сам понимаешь, в этом деле совсем не специалист, но полагаю, это кольт 48-го калибра. Даже взять его в руки уже проблема...
– Да, в этом, боюсь, вы совсем не один. А в чем, собственно, гениальная идея? Зачем все это?
– Затем, что ты убил мою жену, Тид. Вот зачем... Месть, самая обычная месть... Зачем ты это сделал, Тид? Зачем?
– Затем, что я этого не делал. Сосредоточьтесь, пожалуйста. И, ради бога, постарайтесь понять: я ее не убивал! Ну с чего бы и зачем?!
Карбой посмотрел на него с каким-то новым интересом:
– Да, вообще-то я знаю об этом.
– Знаете?.. А можно чуть помедленнее, господин мэр? Чтобы я тоже успел кое-что понять.
– Понять что? То, что мне самому не совсем ясно? Поверь я в то, что убил ее ты, не было бы никаких проблем убить тебя? Просто отомстил за смерть жены, только и всего. И никому бы даже в голову не пришло задавать вопросы. Тем более глупые. Тем более, что мертвые не могут на них ответить.
– Вообще-то это сильно попахивает чистейшей метафизикой, вам не кажется, господин мэр?
– Нет, не кажется. Другой вариант, Морроу, на мой взгляд, куда хуже. Если ее убил не ты, значит, это было сделано по приказу тех, кто меня создал. Это ужасно как факт, но еще ужаснее этот факт осознавать. Тебя постепенно, шаг за шагом, лишают достоинства, чести, самой обычной человеческой смелости и самоуважения, а в довершение всего убивают твою собственную жену только потому, что у нее-то все эти качества остались, только потому, что их у нее отнять почему-то оказалось невозможным! Ну и что теперь им делать?
– Именно об этом вы и думали пять минут назад, когда собирались размазать мои мозги по стене?
– В каком-то смысле да... К сожалению, вся проблема в том, что я не могу убить, Тид. Не умею и не могу! Даже ради сохранения собственного достоинства.
– Она для вас так много значила?
Карбой коротко хихикнул.
– Кто, Фелис? Нет, нет, тут дело совсем в другом. Просто ей нравилось, очень нравилось быть первой леди города, и делиться этим она, поверь мне, ни с кем не собиралась. Никогда и ни за что на свете! Ну а я... я... я был всего лишь чем-то вроде сутенера. Звучит, конечно, на редкость противно, но факт есть факт, тут уж ничего не поделаешь. Она занималась нашим, так сказать, публичным обликом, ну а я всем остальным. Доходы делили пополам. Им это нравилось. Больше чем нравилось. Потому что через нее на меня легко было влиять. И заставлять делать все, абсолютно все, что им надо. Хотя и к обоюдной выгоде. Я, признаюсь, с удовольствием прикрывал эту сволочь Лонни Раваля и его шайку эффектной словесной трескотней и обещаниями, на которую легко поддавались люди, а он обеспечивал нас удобствами и хорошими деньгами. Очень хорошими деньгами. Кто же откажется?
– Ну, если так оно и есть, то с чего бы вам принимать все это так близко к сердцу, Марк?
– Ас того, что в каком-то смысле я-то ее и убил, Тид. Звучит довольно глупо, конечно. Просто Фелис почему-то решила, что в надвигающейся «битве титанов» победит ваш Пауэл Деннисон, вот и поставила на него. Значит, и на тебя тоже. Хотела выгодно обменять мою безопасность на некую информацию, крайне нужную Деннисону для победы. Но я боялся, Тид. Я очень боялся. Мы отчаянно спорили до самого утра того понедельника. И Фелис выиграла. Поэтому я тут же сообщил Равалю, что именно она собиралась вам передать. Тогда мне казалось, это может ее остановить. Потому что Деннисон отнюдь не из тех, кого можно так легко купить. Кто способен пойти на сделку такого рода. Но он остановил ее, тоже поняв все это, остановил в самом прямом физическом смысле слова... Лонни Раваль! Частично поэтому у меня в голове застряла назойливая мысль: если я сумею убедить себя в том, что убил ее именно ты, мистер Тид Морроу, то тогда у меня будут все основания считать себя ни в чем не виновным.
Тид резко наклонился вперед:
– Что это за информация, Марк? Что она хотела мне сказать?! Не скрывайте! Сейчас в этом уже нет никакого смысла. Всем будет только хуже!..
Карбой медленно, очень медленно, почти печально покачал головой:
– Нет, Тид, не скажу. Ибо, может быть, это осталось моим единственным оружием, которым, с твоего, так сказать, разрешения, я распоряжусь по своему собственному усмотрению.
– Хорошо, хорошо, но тогда скажите мне хотя бы: информация точная? Достаточно достоверная? Она может серьезно навредить Равалю? Или все это просто так, туфта...
Майк Карбой медленно поднялся:
– Навредить? Навредить нашему мистеру Равалю? Вряд ли, мистер Морроу, вряд ли... А вот убить его на все сто процентов – это уж точно. В этом можете даже не сомневаться.
У самой двери он обернулся. И глаза у него были затуманены чуть ли не сплошной полосой.
– Знаешь, в последнее время я много думал, где, где именно меня свернули с правильного пути. Где?.. Странно: человек редко помнит, когда он сделал тот самый выбор, который определил всю его дальнейшую жизнь. Раз и навсегда. Поскольку назад пути уже не может быть. И не будет! Я очень много об этом думал, поверь, Тид.
– Марк, вы же не хуже меня знаете, что моралисты, как правило, обожают разглагольствовать о том, что вообще хорошо и вообще плохо. Как у нас, помню, любил говорить наш армейский старшина: «Значит, так, копаем отсюда и до обеда».
– Наверное, он был умным, может, даже очень умным старшиной, Тид, но в данном случае все гораздо сложнее... Человек вступает в мир публичной политики и первым делом клянется сам себе, что будет творить добро, и только добро! Будет честным и справедливым, будет верой и правдой служить согражданам... Совсем как тот, кто хочет построить прочный дом для себя и своих близких, но... Но чтобы построить более прочную крышу, ему надо заказать более дешевые окна, чтобы сделать более основательный камин, придется сэкономить на фундаменте. Дом теперь его совсем не удовлетворяет, однако он сам себя убеждает, причем, как правило, весьма успешно, что без этих «экономии» дома просто не будет! Вообще не будет! Ни хорошего, ни плохого...
Но когда ты влезаешь в публичную политику, то каждый вроде бы маленький компромисс затаскивает тебя в еще больший «маленький» компромисс, ну и так далее, и тому подобное. Старая как мир история, Тид. Ничего нового, но жить с этим трудно, очень трудно, поверь. У тебя круглые сутки перед глазами Уравнение, которому, кажется, нет никакого правильного решения. Два плюс два – это сколько? Четыре? Пять? Три? Или сколько? А сколько вам надо? Затем в твоей жизни вдруг появляется некий добрый человек, который говорит тебе: «Если ты сначала сложишь все доброе, а потом вычтешь из него все злое, то в результате выиграешь и ты, и все остальные». Казалось бы, просто как правда, нет? Ну а что, если это и есть правда? Но ведь... иллюзия на то и есть иллюзия. Ты старательно складываешь, складываешь, а потом вдруг видишь – результат-то совсем отрицательный! И самое страшное, что ты никогда не знаешь, где именно и когда именно все это началось! И где именно и как именно все можно было бы повернуть. – Тяжело вздохнув, он поднял на Тида глаза, которые стали почти совсем такими же, как на ретушированных предвыборных плакатах. – Тид, обычно я думаю медленно, иногда даже слишком медленно, но тупым меня вряд ли можно назвать... Равно как и сволочью!
– Лично я так не думаю, Марк. Ни того ни другого, – неожиданно мягко проговорил Тид.
– Наверное, все-таки настала пора перекинуть вес с одной стороны весов на другую. Да, рано или поздно это должно было произойти, Тид, – махнув рукой, произнес Карбой. – Рано или поздно. – И вышел...
Тид Морроу долго смотрел, как огромный черный «бьюик» городского мэра величаво выкатывается со двора его кондоминиума. На его заднем сиденье сгорбился городской глава мистер Марк Карбой и тупо, ничего не видя, смотрел куда-то вперед...
Глава 10
Хотя большая часть сотрудников мэрии по субботам и воскресеньям не работала, интерес, вызванный неожиданным появлением там личного помощника главы городской администрации мистера Тида Морроу, оказался, мягко говоря, немалым. Не только девушки, но и другие клерки мужского и женского пола повскакали со своих рабочих мест и с подчеркнуто деловым видом торопливо поспешили в холл, чтобы лично убедиться в том, что тот самый помощник Деннисона, живой и невредимый, прибыл на работу. Как ни в чем не бывало... И если всего несколько дней тому назад столь значительный интерес к его особе вызвал бы у Тида, как максимум, легкую досаду и желание поскорее куда-нибудь спрятаться, но не более того, то сейчас требовалось что-то иное. Он даже с большим трудом сдерживал вполне естественное желание ускорить шаги, побежать и как можно быстрее скрыться от их совершенно нескрываемых любопытных, просто жадных взглядов.
Когда Тид поднимался по лестнице, ему встретилась крупная, весьма энергичная женщина из отдела старшего инженера. Она всегда одаряла его «ласковым» взглядом. А на этот раз, проходя мимо него, – особенно «ласковым», причем сопроводив его громким, демонстративно громким фырканьем!.. Вообще-то практически у всех муниципальных служащих, особенно в небольших провинциальных городках, сильно развито так называемое седьмое чувство: возможная катастрофа как бы окутывает потенциальную жертву некоей аурой, которую необходимо почувствовать заранее и на всякий случай осторожно отойти в сторонку, чтобы вдруг не оказаться ее вольным или невольным участником. По идее, это конечно же должно было затронуть и Пауэла Деннисона, и их общее дело. Теперь люди будут куда как менее охотно оказывать им содействие в любых делах. Даже если это является их прямой служебной обязанностью. Даже если это простые телефонистки городского коммутатора! Теперь все, абсолютно все вроде бы незаметно, но при этом весьма и весьма ощутимо станет намного труднее. Намного!
Рядовые труженики, напрямую зависящие от городского бюджета, ждали и внимательно следили, скажется ли предлагаемая командой Пауэла Деннисона реформа, и если да, то как, на их собственном бюджете, на их каждодневной работе. И вот каким-то никому не ведомым образом по городу вдруг поползла молва, что ничего из этого не выйдет, что затея эта с самого начала была пустым фарсом, что о ней лучше всего просто-напросто забыть. И те, кто в силу тех или иных причин поверили в это, перестали осторожно выжидать...
Результаты этого «нового отношения» можно было заметить, даже глядя на верную мисс Андерсон, – мелкие морщинки вокруг ее рта выглядели куда более глубокими и рельефными, треск пишущей машинки стал каким-то резким и категорическим. Особенно в конце каждой фразы, когда она ставила точку или восклицательный знак.
Впрочем, ничего нового во всем этом ни для Тида, ни для Деннисона не было. Они через все это уже не раз проходили. Например, в том самом послевоенном немецком городке, когда высшее армейское командование, казалось, вот-вот прикажет прекратить все их начинания, включая официальный прием на работу в городские органы известных всем экс-нацистов. Но ведь в конечном итоге правота Деннисона и его настойчивость все-таки взяли верх, и тогда отношение радикально, будто по мановению волшебной палочки, вдруг изменилось, даже до открытого признания властей, и все пошло как по маслу!
Когда Тид вошел в кабинет Деннисона, тот, довольно улыбнувшись, оторвался от какой-то бумаги и откинулся на спинку стула.
– О, Тид, привет, привет, рад тебя видеть, но твоя походка... Ты ходишь так, будто держишь между коленями двадцатипятицентовую монету и при этом жутко боишься ее потерять! Не поторопился ли ты с выздоровлением? Может, лучше было бы еще денек-другой подождать?
– Я торжественно распрощался с девушками, Пауэл... И не менее решительно возвращаюсь к холостяцкой жизни.
– Значит, Джейк все-таки достала тебя, так ведь? – заметил Деннисон, еще шире растянув рот в улыбке.
Тид невольно покраснел:
– В общем-то да, но уж не настолько, чтобы заставить меня немедленно убежать из вашего дома. Слушай, откуда у тебя такая, мягко говоря, упрямая дочь?
– Точно такой же была ее мать.
– Пауэл, скажи, ты ощущаешь какие-либо изменения, происходящие здесь вокруг тебя?
– Конечно же замечаю. Начиная с самого четверга, Тид. Да, похоже, кое-кто позаботился сразу же, не ожидая продолжения, пустить по городу нужный слух. Но ведь они заблуждаются, очень заблуждаются, ты же знаешь. И им еще предстоят весьма крупные разочарования, это уж точно. Не говоря уж о на редкость больших проблемах, с которыми большинству из них придется столкнуться и которые, не сомневаюсь, им будет не просто, далеко не так уж просто решить...
– И тем не менее, Пауэл, возникает законный вопрос: что еще они приготовили для нас?
– Тид, это перестанет быть важным, когда мы сами начнем выкладывать на стол козырные тузы. Кстати, я уже закончил анализ того налогового отчета. В нем более чем достаточно доказанных эпизодов, чтобы – естественно, только после того, как их опубликует наша «Таймс», что, не сомневаюсь, произойдет в самое ближайшее время, – никто не решился возражать против проведения независимой, по-настоящему независимой экспертизы всего этого чертова рэкета с налоговыми делами! И это станет началом их конца, Тид.
– Слушай, Пауэл, я сейчас собираюсь домой, но это совсем не помешает мне там поработать. Даже лежа в койке. У тебя для меня что-нибудь есть? Что-нибудь не терпящее отлагательства.
– Ты уверен, что сможешь?.. Хорошо, тогда бери вот эту папку и внимательно поработай с ней. Но не выпускай ее из рук! В ней результаты проверки купли-продажи недвижимости, карты, схемы, цены, клиенты... В общем, целый комплекс зданий на южной окраине города. Причем немалый! Кстати, похоже, именно там наш мало кем уважаемый господин Л.Л. Вейс отхватил себе в собственность здоровенный кусок земли:
– Винди? «Большой мальчик» Лонни Раваля?
– Он самый. А еще один из его «мальчиков» Джек Сэндском, зампред нашей торговой палаты, ссылаясь на авторитетное мнение члена Совета по делам образования Майкла Девлина, считает, что там идеальное место для строительства престижного колледжа, и, значит, не будет никаких проблем с получением разрешения на выпуск очередной партии облигаций. Очень дорогих и очень выгодных облигаций!
– Отлично, ну просто великолепно, ничего не скажешь! – иронически ухмыльнувшись, заметил Тид. – Вейс, шестерка Раваля, выбирает место, Раваль заставляет свою другую шестерку, Девлина, официально одобрить строительство там престижного и дорогого городского колледжа и, соответственно, выпуск крупной партии ценных бумаг, затем на редкость выгодно продаст эту землю городу и без особых трудов добивается выгодного контракта для одной из своих собственных строительных компаний. После чего уже ничто не мешает ему ловко, как принято говорить, «повышать эффективность процесса», или, проще говоря, срезать углы и получать все большую и большую прибыль. И так до бесконечности... Молодец. Здорово, ну просто здорово, ничего не скажешь!
Пауэл кивнул:
– Тем самым Раваль хочет дать нам понять, что ничего не боится. Что ему ничто не грозит. Что он даже не собирается «задраивать люки» на случай возможного шторма! Может, даже смертельного шторма... Бери эту папку, Тид, и постарайся довести все, что там есть, так сказать; до ума. Чтобы потом, когда мы будем полностью готовы запустить наш праздничный фейерверк, Ричи Севард мог с чистой совестью начать публикацию целой серии своих откровений!
Тид взял папку и встал.
– Ладно, сделаю. Ну, я поехал. Спасибо, Пауэл. Спасибо за все.
Деннисон тоже поднялся, при этом несколько неуверенно помявшись.
– Наверное, мне надо сказать тебе об этом, Тид. Вчера я встречался с теми, кто дает нам деньги на праведное дело. Последние события им явно не по душе, и они, похоже, начинают даже подумывать о том, чтобы ужесточить контроль за использованием средств. На этот раз мне удалось отговорить их от поспешных мер...
– На этот раз?
– Да, на этот раз. Но... но все равно не принимай все это слишком близко к сердцу, Тид. Все обойдется, я уверен.
– Спасибо, Пауэл. Спасибо, что не скрыл. Да, кстати, наш Марк Карбой уже приступил к работе?
– Еще нет. Похороны были в четверг. Сейчас он пока еще дома, но думаю, на работу выйдет уже в понедельник.
– А знаешь, Пауэл, довольно забавно, что он принимает все это так близко к сердцу. Значит, наконец-то все-таки понял, что Фелисия совсем не была... Вот черт, даже не знаю, как бы это поточнее сказать...
~~
Свою машину Тид, как ни странно, нашел не где-нибудь, а прямо на стоянке у здания мэрии. Ключи тоже были там, но почему-то не в замке зажигания, а в пепельнице... Когда Барбара убегала от Бойда и Пилчера, она, очевидно, догадывалась, что иметь с ними дело не стоит. С такими врагами не шутят! Во всяком случае, в ее положении...
Поскольку ветерок был достаточно прохладным, Тид закрыл все окна машины и включил обогреватель.
Миссис Киддер оказалась на своем обычном рабочем месте – за столом в вестибюле. Выглядела она вроде бы заметно более притихшей, чем обычно, но всю личную почту ему отдала немедленно. Он, как всегда бывало раньше, попытался обменяться с нею обычными добрыми шуточками, но не тут-то было: Она упорно избегала любых добрых контактов с ним; более того, даже не попыталась улыбнуться.
– Миссис Киддер?
– Да, мистер Морроу? Слушаю вас...
– Скажите, вам когда-нибудь доводилось слышать или читать то, чему не стоит верить даже наполовину?
– Да, мистер Морроу, конечно же доводилось. Причем не раз.
– Ну тогда у меня невольно создается впечатление, что вы по каким-то причинам меня осуждаете. Я прав?
Она дольше обычного задержала взгляд на его лице, затем, чуть потупившись, отвела его в сторону.
– Если люди вовремя платят аренду и не мешают жить другим жильцам, то у меня не может быть никаких причин их осуждать, мистер Морроу.
Сердито пожав плечами, Тид повернулся и пошел к себе, по дороге механически просматривая почту. Ничего интересного. Счета, счета, рекламные листки... Стоп, стоп, стоп!.. В самом низу пачки что-то интересное – письмо в сером конверте с белой каймой. Он тут же вскрыл его и, не дожидаясь, прочитал письмо у дверей своей квартиры.
"Дорогой Тид!
Мне трудно выразить словами все, что хотелось бы. Особенно на бумаге. И все-таки, надеюсь, ты меня поймешь. Вообще-то это письмо – выражение моей самой искренней благодарности. Тебе! Знаешь, у меня такое ощущение, будто я долгое время противно и тяжело болела и только теперь постепенно начинаю выздоравливать. Мне всегда казалось: то, что я сама с собой сделала, – это мое, и только мое личное дело, но сейчас, перефразируя Джона Донна, я уже не считаю, что «каждая женщина – это только остров сам в себе». Ты, Тид, стал для меня тем самым шоком, который, очевидно, был мне нужен как воздух. Как самый живительный в мире воздух!
Еще раз спасибо. Как мне настоятельно советует мистер Рогаль, я уеду куда-нибудь подальше и прежде всего попробую потихоньку, шаг за шагом, прийти в себя. Стать самой собой, стать тем, кем мне и предназначено быть. Не знаю, удастся ли мне начать все сначала, но стать честной самой с собой, думаю, я смогу... По крайней мере, хотя бы в этом я уже не сомневаюсь. Передай мои самые наилучшие пожелания Альберту и его голубкам. Искренне твоя,
Барбара".
Обратного адреса, само собой разумеется, не было. Тид открыл ключом дверь своей квартиры и вошел внутрь. Сел за столик, задумчиво почесал указательным пальцем переносицу, взял с полки телефонную книгу, нашел домашний номер Армандо Рогаля, снял трубку и... положил ее обратно и отшвырнул книгу на постель. Нет, встреча с нею не поможет ни ей, ни ему! Не говоря уж о том, что заставлять других задумываться о своих собственных мотивациях, сомнениях, правоте или неправоте дело, как минимум, в высшей степени неблагодарное. И к тому же частенько опасное... Сорвав с Барбары крутую броню ее защиты, он понял, насколько уязвим стал сам. Да и к тому же вряд ли ей снова захочется видеть его. Зачем? После того как химическая реакция началась, катализатор уже не нужен. Он сделал свое дело, ну и спасибо. Прощай, друг, увы, ты нам больше не нужен. Теперь процесс пойдет сам собой... Барбара не будет драматизировать события, в чем, в чем, а в этом Тид не сомневался. Не из тех дамочек. Ей самой природой было предназначено саму себя высечь. В общем-то совершенно неизвестно за что, но высечь. Что она весьма успешно и сделала! Итак, наказание закончено, организм выжил. Изменился, несколько мутировал, но зато выжил! И никогда не вернется назад. Никогда и ни за что на свете!
Сидя за столиком, он продолжал раздумывать о превратностях изменчивой судьбы, когда вдруг услышал скрип открываемой двери, ощутил спиной дуновение прохладного ветерка...
Мгновенно, даже не вставая со стула, повернувшись, Тид увидел в проеме двери... Марка Карбоя! Без шляпы, с красными, дикими, идиотски выпученными глазами, руки глубоко в карманах дорогого черного пальто, сделанного по заказу, без прорезей. На рекламных проспектах он всегда выглядел сильным, абсолютно уверенным в себе бюргером. С солидным животиком, олицетворяющим надежность, стабильность и вечность хозяина жизни, «человека с улицы со стальными глазами», но в реальности, особенно сейчас, когда все вдруг стало явным и очевидным, его лицо стало чем-то совершенно иным – старый, по-своему изможденный человечек с улицы, которого вдруг охватили некие старческие недуги, которые почему-то не желают отпускать. Ну и кто ж ему вот так возьмет и позволит? Да никто! И он это прекрасно понимает.
– Марк... господин мэр... Рад вас видеть... проходите, проходите, мистер Карбой, – пробормотал Тид, вообще-то еще не совсем понимая, что, собственно, происходит.
– Вставай, вставай, мистер Морроу, время пришло! – почему-то загадочно, совсем как в дешевом детективе, прошептал Карбой.
Тид, пожав плечами, медленно встал. Пистолет в правой руке Карбоя казался неимоверно большим. Просто огромным. Самым гигантским пистолетом, которые Тиду когда-либо доводилось видеть. Даже во время войны! А его покачивающееся туда-сюда дуло было просто чудовищным. Обрекающим его на вечное небытие!
– Чего тебе... извините, что вы хотите?
– Убить тебя, только и всего, гаденыш, – процедил Карбой. – А что еще с тобой делать? Большего ты просто не заслуживаешь.
На его лбу выступили крупные капли пота. Он медленно, с явным трудом вынул из кармана левую руку, взвел курок пистолета. Хорошо смазанный цилиндр щелкнул характерным звуком, более чем прекрасно знакомым любому, кто родился в Америке.
– За что? За что, черт вас всех побери? – воскликнул Тид, понимая, что его голос звучит неискренне, смешно и... как-то совсем по-детски.
Дуло медленно поднялось и уставилось в самый центр его груди. «Да, похоже, дело худо, – с отчаянием подумал Тид. – Теперь остается надеяться только на случай. На счастливый случай. На таком-то расстоянии пуля из этого пистолета вышибет не только мои мозги, но и все остальное, это уж точно!»
Карбой облизнул заметно пересохшие губы, а Тид физически услышал громкие звуки своего отчаянно стучащего сердца.
Секунда прошла. Как ему показалось, ведущая из вечности в никуда...
– Ну давай же, давай, чего, черт тебя побери, ты ждешь?! Делай, раз уж решил! Стреляй! Стреляй!
Но колени Карбоя вдруг мелко затряслись, потом дрожь пошла выше, добралась до самого тела, которое вдруг обмякло, совсем как у человека, полностью потерявшего волю к жизни: серый цвет лица, мелко клацающие зубы, тусклый взгляд, синие губы...
Тид, равнодушно махнув рукой, вернулся к столу, сел, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. Потом еще один, и еще...
Карбой вошел в комнату, сел на постель. Пистолет положил рядом с собой на подушку. Они внимательно посмотрели друг на друга, и Тиду показалось, что между ними образовалось некое внутреннее понимание, нечто вроде духовного товарищества двоих людей, которые наконец-то поняли друг друга, которым не надо тратить много лишних слов на никому не нужные объяснения, которые только что избежали страшной катастрофы.
– Да, это было близко, – выдохнув, сказал Тид. – По-настоящему совсем рядом. Слава тебе господи, все обошлось без крови.
– А знаешь, Тид, я был уверен, что смогу это сделать. Почему-то даже не сомневался.
– Может, для начала хотите чего-нибудь выпить?
– Да, пожалуй.
Тид на все еще не совсем твердых ногах подчеркнуто неторопливо прошел на кухню, достал из холодильника ледяные кубики, бросил их в первые попавшиеся бокалы, обильно полил их виски, добавил туда воды, попробовал и отнес оба бокала в гостиную. Когда Карбой делал первый глоток, его зубы так громко звякали о край бокала, что Тид невольно поморщился. Он взял с подушки пистолет, вынул обойму, увидел, что она действительно полностью заряжена, снова засунул ее на место, поставил пистолет на предохранитель, молча протянул его Карбою. Тот схватил ею и, с благодарным взглядом кивнув, тут же сунул в карман брюк.
– Ненавижу оружие... Вообще-то всегда ненавидел.
– А откуда у вас это чудо?
– От отца. Осталось еще со времен Силвер-Сити. С тех далеких восьмидесятых... Я, Тид, как сам понимаешь, в этом деле совсем не специалист, но полагаю, это кольт 48-го калибра. Даже взять его в руки уже проблема...
– Да, в этом, боюсь, вы совсем не один. А в чем, собственно, гениальная идея? Зачем все это?
– Затем, что ты убил мою жену, Тид. Вот зачем... Месть, самая обычная месть... Зачем ты это сделал, Тид? Зачем?
– Затем, что я этого не делал. Сосредоточьтесь, пожалуйста. И, ради бога, постарайтесь понять: я ее не убивал! Ну с чего бы и зачем?!
Карбой посмотрел на него с каким-то новым интересом:
– Да, вообще-то я знаю об этом.
– Знаете?.. А можно чуть помедленнее, господин мэр? Чтобы я тоже успел кое-что понять.
– Понять что? То, что мне самому не совсем ясно? Поверь я в то, что убил ее ты, не было бы никаких проблем убить тебя? Просто отомстил за смерть жены, только и всего. И никому бы даже в голову не пришло задавать вопросы. Тем более глупые. Тем более, что мертвые не могут на них ответить.
– Вообще-то это сильно попахивает чистейшей метафизикой, вам не кажется, господин мэр?
– Нет, не кажется. Другой вариант, Морроу, на мой взгляд, куда хуже. Если ее убил не ты, значит, это было сделано по приказу тех, кто меня создал. Это ужасно как факт, но еще ужаснее этот факт осознавать. Тебя постепенно, шаг за шагом, лишают достоинства, чести, самой обычной человеческой смелости и самоуважения, а в довершение всего убивают твою собственную жену только потому, что у нее-то все эти качества остались, только потому, что их у нее отнять почему-то оказалось невозможным! Ну и что теперь им делать?
– Именно об этом вы и думали пять минут назад, когда собирались размазать мои мозги по стене?
– В каком-то смысле да... К сожалению, вся проблема в том, что я не могу убить, Тид. Не умею и не могу! Даже ради сохранения собственного достоинства.
– Она для вас так много значила?
Карбой коротко хихикнул.
– Кто, Фелис? Нет, нет, тут дело совсем в другом. Просто ей нравилось, очень нравилось быть первой леди города, и делиться этим она, поверь мне, ни с кем не собиралась. Никогда и ни за что на свете! Ну а я... я... я был всего лишь чем-то вроде сутенера. Звучит, конечно, на редкость противно, но факт есть факт, тут уж ничего не поделаешь. Она занималась нашим, так сказать, публичным обликом, ну а я всем остальным. Доходы делили пополам. Им это нравилось. Больше чем нравилось. Потому что через нее на меня легко было влиять. И заставлять делать все, абсолютно все, что им надо. Хотя и к обоюдной выгоде. Я, признаюсь, с удовольствием прикрывал эту сволочь Лонни Раваля и его шайку эффектной словесной трескотней и обещаниями, на которую легко поддавались люди, а он обеспечивал нас удобствами и хорошими деньгами. Очень хорошими деньгами. Кто же откажется?
– Ну, если так оно и есть, то с чего бы вам принимать все это так близко к сердцу, Марк?
– Ас того, что в каком-то смысле я-то ее и убил, Тид. Звучит довольно глупо, конечно. Просто Фелис почему-то решила, что в надвигающейся «битве титанов» победит ваш Пауэл Деннисон, вот и поставила на него. Значит, и на тебя тоже. Хотела выгодно обменять мою безопасность на некую информацию, крайне нужную Деннисону для победы. Но я боялся, Тид. Я очень боялся. Мы отчаянно спорили до самого утра того понедельника. И Фелис выиграла. Поэтому я тут же сообщил Равалю, что именно она собиралась вам передать. Тогда мне казалось, это может ее остановить. Потому что Деннисон отнюдь не из тех, кого можно так легко купить. Кто способен пойти на сделку такого рода. Но он остановил ее, тоже поняв все это, остановил в самом прямом физическом смысле слова... Лонни Раваль! Частично поэтому у меня в голове застряла назойливая мысль: если я сумею убедить себя в том, что убил ее именно ты, мистер Тид Морроу, то тогда у меня будут все основания считать себя ни в чем не виновным.
Тид резко наклонился вперед:
– Что это за информация, Марк? Что она хотела мне сказать?! Не скрывайте! Сейчас в этом уже нет никакого смысла. Всем будет только хуже!..
Карбой медленно, очень медленно, почти печально покачал головой:
– Нет, Тид, не скажу. Ибо, может быть, это осталось моим единственным оружием, которым, с твоего, так сказать, разрешения, я распоряжусь по своему собственному усмотрению.
– Хорошо, хорошо, но тогда скажите мне хотя бы: информация точная? Достаточно достоверная? Она может серьезно навредить Равалю? Или все это просто так, туфта...
Майк Карбой медленно поднялся:
– Навредить? Навредить нашему мистеру Равалю? Вряд ли, мистер Морроу, вряд ли... А вот убить его на все сто процентов – это уж точно. В этом можете даже не сомневаться.
У самой двери он обернулся. И глаза у него были затуманены чуть ли не сплошной полосой.
– Знаешь, в последнее время я много думал, где, где именно меня свернули с правильного пути. Где?.. Странно: человек редко помнит, когда он сделал тот самый выбор, который определил всю его дальнейшую жизнь. Раз и навсегда. Поскольку назад пути уже не может быть. И не будет! Я очень много об этом думал, поверь, Тид.
– Марк, вы же не хуже меня знаете, что моралисты, как правило, обожают разглагольствовать о том, что вообще хорошо и вообще плохо. Как у нас, помню, любил говорить наш армейский старшина: «Значит, так, копаем отсюда и до обеда».
– Наверное, он был умным, может, даже очень умным старшиной, Тид, но в данном случае все гораздо сложнее... Человек вступает в мир публичной политики и первым делом клянется сам себе, что будет творить добро, и только добро! Будет честным и справедливым, будет верой и правдой служить согражданам... Совсем как тот, кто хочет построить прочный дом для себя и своих близких, но... Но чтобы построить более прочную крышу, ему надо заказать более дешевые окна, чтобы сделать более основательный камин, придется сэкономить на фундаменте. Дом теперь его совсем не удовлетворяет, однако он сам себя убеждает, причем, как правило, весьма успешно, что без этих «экономии» дома просто не будет! Вообще не будет! Ни хорошего, ни плохого...
Но когда ты влезаешь в публичную политику, то каждый вроде бы маленький компромисс затаскивает тебя в еще больший «маленький» компромисс, ну и так далее, и тому подобное. Старая как мир история, Тид. Ничего нового, но жить с этим трудно, очень трудно, поверь. У тебя круглые сутки перед глазами Уравнение, которому, кажется, нет никакого правильного решения. Два плюс два – это сколько? Четыре? Пять? Три? Или сколько? А сколько вам надо? Затем в твоей жизни вдруг появляется некий добрый человек, который говорит тебе: «Если ты сначала сложишь все доброе, а потом вычтешь из него все злое, то в результате выиграешь и ты, и все остальные». Казалось бы, просто как правда, нет? Ну а что, если это и есть правда? Но ведь... иллюзия на то и есть иллюзия. Ты старательно складываешь, складываешь, а потом вдруг видишь – результат-то совсем отрицательный! И самое страшное, что ты никогда не знаешь, где именно и когда именно все это началось! И где именно и как именно все можно было бы повернуть. – Тяжело вздохнув, он поднял на Тида глаза, которые стали почти совсем такими же, как на ретушированных предвыборных плакатах. – Тид, обычно я думаю медленно, иногда даже слишком медленно, но тупым меня вряд ли можно назвать... Равно как и сволочью!
– Лично я так не думаю, Марк. Ни того ни другого, – неожиданно мягко проговорил Тид.
– Наверное, все-таки настала пора перекинуть вес с одной стороны весов на другую. Да, рано или поздно это должно было произойти, Тид, – махнув рукой, произнес Карбой. – Рано или поздно. – И вышел...
Тид Морроу долго смотрел, как огромный черный «бьюик» городского мэра величаво выкатывается со двора его кондоминиума. На его заднем сиденье сгорбился городской глава мистер Марк Карбой и тупо, ничего не видя, смотрел куда-то вперед...
Глава 10
Как только машина мэра скрылась из вида, Тид прежде всего позвонил Пауэлу Деннисону, но, поскольку тот уже куда-то уехал по весьма срочным делам, набрал номер городского управления полиции. Капитана Лейтона на месте тоже не оказалось, но зато Тиду довольно любезно сообщили номер его домашнего телефона.