Макдональд Джон Д.. В плену подозрений

   Я встал, принялся задумчиво расхаживать по большой комнате. Ники удалось-таки задеть меня за живое, коснуться самого больного места. И хотя первоначально вся эта история с поддержкой Грэнби была задумана как чистый блеф, и ничего более, я все больше и больше склонялся к тому, что именно такое решение и было бы самым правильным. Да, Карч, дядя Ал и сам Грэнби не очень-то высокого мнения о способностях Мотлинга, но не вызвано ли их активное неприятие его прежде всего и в основном эмоциональным, иррациональным сопротивлением переменам? Любым переменам.
   Интересно, насколько сильно четыре года абсолютного безделья притупили остроту моего суждения? Если я сам совсем недавно счел себя слишком отставшим от жизни, чтобы управлять современной компанией, то, может быть, то же самое можно сказать и о моей способности решать, кто лучше всего способен ею управлять? Ведь при Мотлинге компания приносит доходы, причем доходы вполне приличные. Чем не прекрасный и объективный показатель профессионального мастерства? Что, если я выкину его, а дела пойдут совсем не так, как ожидалось, в результате чего ни за что ни про что пострадает бог знает сколько невинных людей?
   Внезапно мне в голову пришел самый простой ответ на столь болезненную проблему. Надо принять сторону Мотлинга. Конечно, я буду выглядеть дураком, но чего же иного и ожидать от пляжного повесы? Я могу легко и вроде как безрассудно проголосовать за него, тут же уехать назад во Флориду и там, безмятежно купаясь и загорая, с нетерпением ждать приезда Ники. Моей Ники.
   Продолжая про себя размышлять, я сел в большое кресло. Она тоже подошла к креслу, присела на его подлокотник, положила мне руки на плечи.
   — Геван, дорогой мой Геван. Не стоит так печалиться. Дело совсем не в том, чтобы доставить мне удовольствие, нет, все дело только в том, чтобы принять самое мудрое решение.
   Я посмотрел ей прямо в глаза:
   — Послушай, у меня никак не выходит из головы одна мысль: почему ты не хочешь просто уйти в сторону и, ни о чем не думая, получать свои дивиденды? Зачем тебе все это?
   — Могла бы, конечно, если бы ситуация вдруг так не усложнилась. Я хочу гордиться тобой, Геван. Хочу, чтобы ты проявил силу воли и мудрость.
   — Скажи, ты, случайно, не заключила с Мотлингом какой-нибудь сделки?
   — Ну не будь таким наивным и подозрительным, Геван! Ты упрямо пытаешься найти то, чего вообще нет!
   — И тем не менее у меня есть предчувствие, очень сильное предчувствие, что мне следует проголосовать против Мотлинга.
   Ники резко вскочила с подлокотника и пристально посмотрела мне прямо в глаза:
   — Предчувствие! Очень сильное предчувствие! Боже ты мой! Ты готов принять столь важное решение только потому, что у тебя есть предчувствие? Господи, а еще говорят о женском мышлении!
   — Но я не могу игнорировать его.
   — Знаешь, мы оба продолжаем упрямиться и делать глупости. Из этого тупика, Геван, есть очень простой выход. Воздержись от голосования. Тогда, что бы ни случилось, ни у тебя, ни у меня не будет повода для каких-либо сожалений.
   Что ж, ее предложение было не лишено здравого смысла. Я вспомнил, как дядя Ал оценивал совокупную силу их голосов. Даже если я присоединю к ним мои, их все равно будет недостаточно, чтобы наверняка провалить Стэнли Мотлинга. Таким образом, воздержавшись от голосования, я не задену самолюбия Ники, да и своего тоже. Правильно, именно так и надо сделать. Я встал. Но тут наступил тот самый странный момент, когда последние остатки желания не сдаваться, некий врожденный дух противоречия заставил меня неожиданно даже для самого себя произнести:
   — Интересно, а чего мне будет стоит голосование в пользу Грэнби?
   Она остановила на мне долгий немигающий взгляд. Красивые губы сжались в узенькую щелочку.
   — Меня.
   Потрясенный ее словами, я тоже уставился на нее. Невероятно!
   — Ты это серьезно? На самом деле?
   — Я люблю тебя, Геван. Очень, очень сильно люблю. Люблю всем сердцем, душой и телом. Но даже такая любовь не стоит того, чтобы провести всю оставшуюся жизнь в аду. А я сильно подозреваю, что это и станет самым настоящим адом — жить с самодовольным, глупым человеком, который настолько упрям и предвзят, что не желает идти ни на какой, даже на самый разумный компромисс, человеком, которому тупо требуется всегда только выигрывать и выигрывать! Посмотри на меня, Геван. Посмотри хорошенько, не упуская деталей. Я знаю, чего стою, Геван. Я стою куда больше того, что готов мне предложить взамен ты. Я терпеливо ждала тебя четыре, четыре долгих года и даже почти привыкла к этому состоянию. Думаю, рано или поздно смогу привыкнуть и теперь. Если решишь, что я стою моей цены, то возвращайся и сообщи мне... до понедельника.
   Слегка прищуренные глаза Ники выглядели мрачными, но спокойными. Она повернулась и вышла из комнаты. Несколько долгих минут я задумчиво стоял в наступившей тишине. Она будто швырнула свой ультиматум мне прямо в лицо. Нет, я не могу платить такого рода цену ни за нее, ни за кого-либо другого. Наконец придя в себя от ее шокирующего требования, я вышел из дома, сел в машину, завел мотор и уехал.
   Неторопливо катясь по Ридж-роуд, я, хотя и без особого успеха, пытался сравнить ее упорную решимость победить любой ценой, во что бы то ни стало, с ее поведением четыре года тому назад, в первые несколько месяцев после нашей помолвки. Нет, тогда она казалась вполне уравновешенной девушкой, полностью лишенной этой навязчивой, почти маниакальной одержимости настоять на своем.
   Я попробовал сопоставить факты в их логической последовательности. Итак, допустим, Кену потребовалась помощь в управлении компанией. Ники порекомендовала Мотлинга, старого приятеля или, возможно, даже бывшего объекта обожания. Мотлинг явился сюда, и между ними начался пылкий роман. Каким-то образом Кен узнал об этом, но, так как слишком сильно любил Ники, побоялся пойти в открытую, потерять ее навсегда... Здесь мое чисто теоретическое построение начало безнадежно рассыпаться. Зачем же ей тогда так настойчиво добиваться, чтобы Мотлинг остался в нашей компании? Может, их связывает что-то другое, чего я не знаю? Но что может между ними быть, если она собирается уехать из Арланда и никогда больше сюда не возвращаться?
   Я неторопливо вел машину по двухполосной дороге со скоростью не более тридцати пяти миль в час — так медленно обычно ездят, когда о чем-то напряженно раздумывают. Скоро впереди показался крутой длинный спуск в долину. Внезапно сзади послышался громкий рокот другого мотора, причем совсем близко. Кто-то явно меня догонял. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я увидел нос здоровенного грузовика, готового буквально врезаться в хвост моей машины. Он уже не мог вывернуть влево и объехать меня, так же как и я, нажав на педаль газа, не успевал оторваться от него на достаточно безопасное расстояние. Время вдруг сжалось в микросекунды. Его не осталось даже на моментальное изучение ближайшего изгиба дороги. Я резко вывернул руль вправо: левые колеса моего автомобиля вздыбились вверх, повисели в воздухе, затем плюхнулись в широкую, но, к счастью, неглубокую придорожную канаву и увязли в грязи. Мотор заглох. Казалось, неминуемого сокрушительного удара грузовика в зад моей машины не последовало, он с диким ревом промчался мимо и быстро скрылся из виду.
   В неожиданно иступившей тишине я слышал только, как капли дождя, падающие с листьев соседнего дерева, мерно разбивались о крышу моего «шевроле».
   Достав слегка трясущимися руками сигарету, я закурил. Затем открыл дверцу, вылез из машины. Ноги мои были словно ватные. Этот грузовик мчался, наверное, со скоростью в восемьдесят миль, не меньше. А учитывая его размеры, он раздавил бы меня, как клопа. Похоже, водитель заснул за рулем, или в стельку пьян, или преступно небрежен... Или?
   Почему-то я вдруг вспомнил тот отвратительный момент в номере отеля, когда по моей спине поползли мурашки ничем не объяснимого ужаса. Что это, хладнокровная попытка меня убить? Неожиданно я почувствовал себя всеми брошенным и ужасно одиноким. Одним во всем мире. Скорее всего, во мне заговорило чувство инстинктивного страха перед неизвестным. Но затем, окончательно придя в себя, попытался рассуждать логически. Нет, убийца не мог настолько точно рассчитать время и место для совершения своего преступного замысла. Это невозможно. Я просто придумал никому не нужную мелодраму.
   Чтобы окончательно успокоиться и прийти в себя, я не торопясь обошел вокруг машины. Никаких внешних повреждений не обнаружил, но с колесами или рамой вполне могли оказаться серьезные проблемы — удар при съезде в канаву был совсем нешуточный. Так что же получается? Никакого транспорта на Ридж-роуд не было, кроме меня и огромного серого грузовика, непонятно почему мчащегося на огромной скорости, причем на крутом склоне. Вот и все, что мне известно. Я успел бросить на него лишь мимолетный взгляд в зеркало заднего вида. Да, не густо. Маловато для сообщения о произошедшем инциденте дорожной полиции.
   Почувствовав себя намного лучше, я щелчком отбросил почти догоревший окурок, сел за руль, включил мотор и попробовал враскачку вывести машину из ямы. Мне удалось отвоевать не больше метра, и тут задние колеса увязли еще глубже, чем раньше. К счастью, буквально минут через десять рядом остановился небольшой грузовичок, принадлежавший торговцу фермерским оборудованием.
   Я торопливо рассказал ему, что случилось, услышав в ответ проклятия в адрес местных шоферов вообще и скоростных грузовиков в частности. Затем он достал из кузова буксирную цепь, прикрепил ее к моей машине и вытащил ее на дорогу с первой же попытки. Я попытался было заплатить ему, но он сердито отказался, забросил цепь в свой грузовичок и тут же уехал.
   Я старался вести машину как можно медленнее и осторожнее. Передние колеса вроде бы не вибрировали, но мне-то было прекрасно известно, что это совсем ничего не значит. Слава богу, до прокатного агентства я добрался без приключений. Объяснив им, что произошло, и вытерев тряпкой ботинки, я отправился в небольшой бар напротив пообедать, пока они осматривали машину. Когда я вернулся, мне сказали, что сильно повреждены шарниры и патрубки коробки передач, а также серьезно нарушен развал передних колес, но у них уже готов для меня новый седан, мне остается только подписать бланк договора, и можно снова отправляться в путь.
   Все эти события совершенно выбили меня из колеи. Чувствуя себя полностью опустошенным, я припарковался на городской стоянке и забрел в ближайший кинотеатр. Там я тупо сидел в полутьме где-то около часа. Слышал раскаты грома на улице, смотрел на экран, но ничего на нем не видел. Перед глазами неотрывно стояли Ники, дядя Ал и Кен, вяло идущий после пьяного забвения по ночной тропинке к кому-то, кто терпеливо поджидал его у самого входа. А что, если посмотреть на все это под совершенно другим углом, как бы со стороны?
   Итак, сегодня снова пятница. Ровно неделю назад мой брат был жив и не ведал, что это будет последний день его жизни, что ему осталось совсем немного вдохов и выдохов, что его измученное сердце совсем скоро перестанет биться. Навеки. С точки зрения сержанта Португала, это была нелепая, случайная смерть, совершенно бессмысленная, как при всех актах варварского насилия. А вот мне почему-то кажется, что она стала результатом хорошо продуманного плана. Слишком много из того, что мне удалось узнать, включая сегодняшний случай со мной, указывало на это. Значит, если найти движущий мотив, то тогда может стать понятным и необычно упорное сопротивление Ники в деле с Мотлингом.
   Мне все сильнее и сильнее начинало казаться, что в последний день своей жизни Кен сделал какой-то шаг, который и заставил кого-то выпустить ему точно в затылок пулю 38-го калибра.
   Устав от тупого сидения и мучительных размышлений, я встал и вышел из кинотеатра в сплошную пелену дождя, звонко шлепавшего по темному асфальту арландских улиц. Надо вернуть время назад. Надо стать Кеном в ту прошлую пятницу и постараться сделать то, что тогда сделал он, побывать там, где в тот роковой день был он, попробовать почувствовать все то, что чувствовал он. И начинать надо, скорее всего, с завода, откуда мой уже отмеченный смертной меткой брат Кен начал свой трагический путь к последней встрече у самого въезда в его собственный дом.

Глава 13

   В здании управления «Дин продактс» светились практически все окна. Вежливо попросив меня расписаться в журнале регистрации, сидящая за столом миловидная девчушка выдала мне требуемый пропуск. На фоне монотонного шуршания непрекращающегося дождя доносившиеся сюда из производственных цехов звуки напоминали мощное, одновременное биение нескольких сотен механических сердец.
   Перри подняла на меня искренне удивленный взгляд, когда я, само собой разумеется постучав, вошел в ее офис.
   — О, это вы! Видели Альму?
   Неожиданный и на редкость категорический ультиматум Ники и произошедший со мной на дороге инцидент заставили меня напрочь забыть об Альме Брейди. Она просто вылетела у меня из головы. Какое-то время, очевидно вспоминая, я тупо смотрел на Перри, затем, придя в себя, ответил:
   — Вчера она не ночевала дома. Забежала буквально на несколько минут где-то около трех ночи, а затем, очевидно, снова куда-то ушла.
   — Вы думаете, она... она могла быть с полковником Долсоном, Геван?
   — Вряд ли, особенно учитывая ее отношение к нему. Во всяком случае, не вчера, да еще так поздно ночью.
   Я подошел поближе к ее столу, и мы оба понизили голос. На ее письменном столе стояла смутно знакомая мне маленькая статуэточка, и я, не задумываясь, почти машинально взял ее в руку. Господи ты боже мой, да ведь это та самая ярко раскрашенная глиняная фигурка бьющего по мячу игрока в гольф, которую мне когда-то, давным-давно, вручили в арландском гольф-клубе в качестве утешительного приза. Когда я, как мне казалось, навсегда уезжал во Флориду, она стояла на моем столе, и я, собирая мои пожитки, выбросил ее в мусорную корзину вместе со всем остальным ненужным хламом, потому что в тот день мне почему-то было совсем не до комических фигурок. Тем более напоминавших об очередной неудаче. Поставив статуэтку на место, я в упор посмотрел на Перри. И увидел, что она покраснела.
   — Мне он всегда очень нравился. Конечно, по-своему. И я решила спасти ему жизнь. Вы тогда отбили ему нос, бросив в корзину. Я нашла его и приклеила. Он стал для меня чем-то вроде талисмана.
   — А вот лично мне он ничего хорошего так и не принес.
   Однако Перри, как ни странно, предпочла снова вернуться к проблеме Долсона — Брейди.
   — Знаете, с одной стороны, конечно, ей было совсем ни к чему возвращаться к полковнику Долсону, мистер Дин, но с другой — материалы могли пропасть потому, что Альма проговорилась ему, что сказала об этом нам. Хотя потом она вполне могла пожалеть об этом.
   — После того как ты уехала на такси, Перри, я отправился в «Коппер лаундж» и совершенно случайно наткнулся там на Долсона. Неожиданно у меня возникло желание попытаться спровоцировать его на какое-нибудь действие. Мои слова о том, что я собираюсь поддержать Грэнби, похоже, до смерти его испугали. Наверное, потому, что, если во главе всего станет Уолтер, он очень скоро начнет проверять все счета Долсона гораздо более внимательно, чем раньше, и тогда... Может, именно поэтому он поспешил изъять эти досье из своего кабинета... или заставил сделать это кого-нибудь другого. Если так, значит, я действовал слишком поспешно, мне следовало бы чуть подождать.
   Джоан протянула руку и переставила статуэтку туда, где ее не могла случайно сбить каретка печатной машинки.
   — Перри, в каком кабинете работал Кен?
   — Как только здесь появился мистер Мотлинг, он сразу же отдал ваш кабинет ему, а сам перебрался в офис, где раньше был мистер Мирриан.
   — Да, знаю. А теперь туда кого-нибудь уже поселили?
   — Нет. Насколько мне известно, пока еще нет. Думаю, вообще с прошлой пятницы туда никто не заходил. Там ведь вряд ли можно найти что-нибудь интересное. Или важное для работы.
   Я заметил у нее под глазами слабую тень синевы.
   — Ты выглядишь очень усталой, Перри. Чем ты занималась после того, как мы расстались? Позднее свидание?
   — Нет. Просто... просто не могла уснуть. Слишком много нестыковок, совершенно нелогичных, внешне никак не связанных друг с другом фактов. Будто над нами неотвратимо висит что-то очень большое и важное, но мы не знаем что. Если узнаем или хотя бы догадаемся, что это такое, то тогда поймем и все остальное. Может, когда вы сходите в эту загадочную контору «Акме», то...
   — Я был там сегодня утром. Никого. Просто дыра, подставной почтовый адрес, не более того. Перри, о моем присутствии на заводе, и в особенности в твоем офисе, уже наверняка ходят слухи. Тебя могут проверить. Позвони мне и скажи, кто мной интересовался. Я буду ждать в кабинете моего брата.
   — Да, сэр, — ответила она, и я не без удивления для себя отметил, что снова начинаю отдавать ей приказы. Похоже, ее это даже забавляло.
   Я добрался до кабинета, где работал Кен, не встретив по дороге ни одного знакомого лица. Дверь была закрыта на ключ. Я ее отпер, вошел, закрыл за собой. Типичная, как и все остальные, приемная без окон, где располагалась секретарша. На письменном столе толстый слой пыли — куда больше, чем могло бы скопиться за неделю, что наглядно подчеркивало ту реальную роль, которую мой брат играл или, точнее, не играл в делах компании. Оглядев все вокруг и печально покачав головой, я открыл его личный кабинет. Так: относительно небольшой, с серой, невыразительной деревянной облицовкой стен, стальным письменным столом тоже серого цвета. Собственно, вся комната была такой же бесцветно-серой, как мрачный беспросветный осенний дождь...
   Я уселся в кресло Кена, устроился поудобнее, немного посидел, нажал кнопку стоящей на столе лампы дневного света. Трубка сначала нервно замигала, затем засветилась ровным белым светом, который сразу же высветил фотографию Ники. В красивой рамке.
   Торопиться мне было особенно некуда, поэтому я долго неподвижно сидел в кресле, пытаясь поставить себя на место Кена, представить, о чем же он тогда думал, что именно собирался сделать... Может, просто тупо сидел, с нетерпением ожидая конца рабочего дня, когда можно будет уйти отсюда, направиться к Хильди и виски с содовой, чтобы поскорее забыться? Но чтобы понять причину его тревоги, мне не хватало конкретных зацепок, поэтому я, не теряя времени, начал внимательно просматривать содержимое его письменного стола.
   В самом верхнем ящике лежали карандаши, скрепки и блокноты. В остальных также различные мелочи, никак, даже малейшим намеком не отражавшие личности некогда сидевшего за этим столом человека, — сигары, несколько совсем старых номеров технических журналов и «Бизнес уик», пачка каталогов конкурентов с вписанными в них карандашом прайс-листами. Кен никогда не стремился быть руководителем, никогда не хотел быть лидером. Для этого у него не хватало ни силы воли, ни поступательного порыва. Но как исполнитель он был мне крайне полезен. С удовольствием позволял мне принимать все решения, а когда я просил его что-нибудь сделать, то выполнял это тщательно, досконально и хорошо. Работал он всегда медленно, методично и лучше всего, когда на него никто не давил, когда над ним не висели сроки.
   Да, я оставил брата одного барахтаться в кипучем водовороте стремительно развивающегося бизнеса, в глубине души прекрасно зная, что по своей природе он не менеджер, тем более высшего уровня, а скорее просто хороший служащий. От ответственности ему всегда становилось не по себе.
   Его календарь деловых встреч со встроенными в середине часами стоял на правом углу стола. Внимательно его осмотрев, я тут же отметил, что абсолютно все страницы до последнего понедельника были вырваны, а последняя — девственно чиста. Интересно, почему на самом верху оказался понедельник, а не предыдущая суббота? Ведь суббота была рабочим днем. Ну допустим, «пятницу» он вполне мог вырвать, уходя с работы, но с какой, скажите, стати вырывать листок субботы? Какие для этого могли быть веские причины? Деловые люди так никогда не делают. Сам знаю. Проверив оставшиеся чистые страницы, я обратил внимание, что в календаре также имелись и листки на «воскресенье». Значит, кем-то были вырваны не один, а целых два листка!
   Тщательный просмотр бумаги на свет ничего не дал — листок «понедельник» был абсолютно чист. Никаких следов предыдущих записей. Повторный осмотр карандашей в ящике стола тоже ничем не помог. У всех у них были очень мягкие графитовые стержни.
   Ясно было одно: действовать надо было, исходя из предположения, что если одна догадка окажется нелогической, неверной, то неверной и бессмысленной станет и вся цепь возможных умозаключений. Хорошо, ну допустим, Кендал сделал некую запись в календаре о встрече с кем-то в пятницу или субботу, но кто-то другой по тем или иным соображениям очень не хотел, чтобы она состоялась. Тогда уничтожение этих инкриминирующих или, по меньшей мере, наводящих на след листков календаря могло иметь самое непосредственное отношение к его смерти, которая, в свою очередь, безусловно имела прямую причинно-следственную связь с указанной выше гипотетической встречей.
   И хотя явная шаткость такого рода предположений могла быть весьма опасной, она тем не менее позволяла, пусть даже крайне условно, идти дальше, делать следующий шаг. Раз Джо Гарленд и Хильди так уверенно обрисовали мне портрет человека, столкнувшегося с колоссальной внутренней проблемой, то не следовало ли в таком случае считать пропавшую запись в календаре прямым указанием на то, что мой брат наконец-то принял окончательное решение? А если он его принял, то разве можно позволить ему жить дальше?
   Эта запутанная и почти неразрешимая проблема включала в себя некие грани, тесно связанные с Ники.
   Дядя Ал почувствовал что-то необычное, даже странное в ее мотивах.
   У меня появилось точно такое же смутное ощущение.
   Ники знала, почему жизнь Кена стала просто невыносимой.
   Она становится невыносимой, когда внутреннее разногласие с самим собой переходит все допустимые границы. Какого рода разногласие? Между любовью к Ники и... чем? Честью, порядочностью, достоинством, самоуважением? Или чем-нибудь еще? А может, кем-то?
   Ники ворвалась в наши жизни из проливного декабрьского дождя и при неярком, греющем душу свете свечей на столе того бара наглядно продемонстрировала мне свой в высшей степени соблазнительный ротик и манящий блеск ярко-голубых глаз. Ники Уэбб из Кливленда. Негодующая, но при этом сама, похоже, несколько удивленная своим негодованием, своей решимостью остановить меня под проливным дождем только для того, чтобы высказать это негодование! И я надавил на Хильдермана, буквально заставив его взять ее на работу, хотя в то время мы сокращали штат...
   Да, она неожиданно появилась и полностью изменила наши жизни... вернее, изменила только мою, а жизнь моего брата Кена просто уничтожила. Я попытался вспомнить, что она рассказывала мне о себе, о своем прошлом во время нескольких месяцев нашей помолвки. Затем чисто рефлекторно протянул руку к трубке телефона и тут же резко отдернул ее назад — ничего не подозревающая девушка на коммутаторе просто упадет в обморок, увидев на панели мигающий огонек сигнальной лампочки, а затем услышав в трубке мой очень похожий на Кена голос, просящий соединить его с Хильдерманом. Лучше пойти к нему в офис.
   Хильдерман был где-то в цехах. На месте его секретарши сидела новенькая молоденькая девушка с мощными бедрами и на редкость самоуверенными манерами. Что, впрочем, типично для новеньких и молоденьких. Представившись, я попросил ее принести мне досье на мисс Н. Уэбб, которую приняли к нам на работу четыре с половиной года тому назад и которая буквально через несколько месяцев уволилась.
   — Оно должно быть в хранилище.
   — Совершенно верно.
   — Простите, но без разрешения мистера Хильдермана я никому не могу выдавать никаких документов. Не говоря уж о том, что их можно выдавать только тем работникам, которые имеют специальный допуск. В случае...
   Нет уж, хватит с меня! Надо же! Маленькие люди всегда и при любой возможности любят подчеркнуть свою якобы значительность и даже власть. К тому же, как, впрочем, я и предполагал, мое имя ей ровным счетом ничего не говорило и она, судя по всему, ничего обо мне не знала. И тем не менее поставить «маленького человечка» на место, думаю, никогда не помешает. Тем более, что меня все это начало уже раздражать.
   — Послушайте, юная леди, может быть, вы не знаете, но я — Геван Дин, и, если у меня ровно через две минуты, повторяю, ровно через две минуты в руках не будет этого досье, мистеру Хильдерману придется, не откладывая, произвести кое-какие изменения в своем персонале. Начиная прямо с сегодняшнего дня.