— Через несколько часов к тебе подъедет Джон Мид, актер, и принесет бумагу, подписанную Мокси, согласно которой тебе предоставляется право ознакомится с ее финансовыми документами в конторе Стива Питермана. — Далее Флетч коротко обрисовал ситуацию: Стива Питермана убили ударом ножа в спину прямо на съемочной площадке, когда он сидел рядом с Мокси, Мокси тревожится из-за своих финансов, которыми распоряжался Питерман, опасается, что их состояние может оказаться столь плачевным, что в глазах правосудия может послужить мотивом для убийства. — Ты это сделаешь, Марти? Как ты понимаешь, речь может зайти о смертном приговоре или пожизненном заключении, — Флетч помолчал, раздумывая, все ли он сообщил Марти или что-то упустил. — И еще, дело срочное. Джон Мид согласился слетать в Нью-Йорк, чтобы передать тебе разрешение, подписанное Мокси. Он сейчас выезжает. Я предполагаю, что полицию тоже заинтересуют эти документы. Наверное, они уже обратились в суд, чтобы получить к ним доступ.
   Вновь Флетч замолчал, но на этот раз решил, что более ему добавить нечего.
   — Как ты думаешь, Марти, сколько нужно времени, чтобы понять, что Питерман использовал деньги Мокси для себя?
   — Возможно, несколько часов. А может, и пару месяцев.
   — Одного взгляда будет недостаточно?
   — Разумеется, нет.
   — Ты это сделаешь, Марти?
   — Я найду себе помощников.
   — Спасибо. Позвони, как только что-нибудь прояснится.
   Флетч продиктовал Марти телефон Голубого дома.
   Флетч вставал из-за стола в маленьком кабинете-библиотеке Голубого дома, когда зазвонил телефон.
   — Buena[17], — сказал он в трубку. — Casa Azul.[18]
   — Флетч!
   — No 'sta 'qui.[19]
   — Я знаю, что это ты. Только посмей положить трубку. Я отверну тебе голову.
   — Тед? — воскликнул Флетч. — Тед Стилл? Как хорошо, что вы нашли время позвонить домой.
   — Я хочу…
   — Я знаю. Как настоящий хозяин, вы хотите узнать, всем ли мы довольны, всего ли нам хватает… полотенец в ванной, чистых простыней на кроватях, кофе в буфете…
   — Заткнись.
   — Лопесы — изумительные люди. Они так радушно приняли нас.
   — Я хочу…
   — Держу пари, вы хотите сказать мне, что один из моих четвероногих мешков с дерьмом победил в очередном заезде.
   — Флетчер!
   — Сколько я выиграл на этот раз? Два доллара и тридцать пять центов?
   — Флетчер, я хочу, чтобы ты убрался из моего дома и убрался немедленно.
   — Тед, да вы, похоже, говорите серьезно.
   — Еще как серьезно! Чтоб через час и духа твоего не было!
   — Тед, я сделал что-то не так? Перерасходовал горячую воду? Не знал, что она тут в дефиците.
   — Что ты несешь, Флетчер? Я видел по Ти-би-эс, что ты устроил в Голубом доме. В моем доме! Фриззлевит сказал, что он слышал об этом в утреннем выпуске новостей, но я ему не поверил. Ты же говорил, что хочешь пожить несколько дней в тишине и покое.
   — Для того я и приехал сюда. Сбросить напряжение. У владельца скаковых лошадей легкой жизни не бывает.
   — Мокси Муни! О Боже!
   — Сейчас спит в вашей постели. Как там ваш «молодец»? Не зашевелился в штанах?
   — Фредерик Муни!
   — Заказывайте бронзовую табличку на входную дверь. «Муни, Фреде…»
   — Выгони их из моего дома!
   — Но почему, Тед? Их пребывание здесь наверняка увеличит стоимость дома, если вы захотите его продать. Как минимум, на двенадцать тысяч долларов.
   — Флетчер, благодаря тебе в моем доме поселились подозреваемые в убийстве.
   — А, вот вы о чем.
   — Об этом.
   — Это ерунда.
   — Что? Ерунда?
   — Конечно, вам следовало бы побыть с нами. Если вам хватит денег снять комнату. Тут Эдит Хоуэлл. Джон Мид. Правда, сейчас он ненадолго отъехал. Джерри Литтлфорд. Сай Коллер. Джефф Маккензи.
   — Ты превратил мой дом в отель для подозреваемых в убийстве! Скрывающихся от правосудия!
   — Тед, ну почему вы воспринимаете происходящее, как личную обиду? Должны же они где-то скрываться.
   — Только не в моем доме, черт побери. Я хочу, чтобы ты и вся эта банда знаменитостей покинули Голубой дом. В течение часа.
   — Нет.
   — Нет? Что это значит?
   — Вы упустили одну деталь, Тед.
   — Я ничего не упускаю.
   — Вы забыли, что я не просто поселился в вашем доме. Я его снял. Если б я въехал сюда, получив ваше дозволение пожить здесь день-другой, разумеется, у меня не было бы иного выхода, как уступить вашим желаниям. Но, заплатив ренту, я приобрел определенные права…
   — Ничего ты не заплатил. Чека у меня нет.
   — Нет? Очень уж нерасторопная у нас почта.
   — Сделка несовершенна. Чек я не получил. И тебе нечем доказать, что ты послал его мне.
   — Но, Тед, я же в Голубом доме. Это что-то да доказывает.
   — Это означает, что ты — мой гость. И я вышвыриваю тебя вон.
   — Разве так обращаются с гостями?
   — Я не получил денег и за корм.
   — Их привезут. Десятицентовиками и четвертаками. На грузовике.
   — Флетчер, слушай меня внимательно. Я позволил тебе пожить в Голубом доме…
   — За бешеные деньги.
   — Я вообще не хотел его сдавать. Ты не говорил, что собираешься поселить в нем скрывающихся от правосудия!
   — Откровенно говоря, таких намерений у меня не было.
   — Это мой дом. Мой. Я не хочу, чтобы его фотографии появились на первых страницах полицейских газет и скандальных журналов.
   — Кто бы мог подумать, что вы такой чувствительный.
   — Убирайся. Убирайся. И выпроводи всех этих людей. Всех. Немедленно, — в трубке раздались гудки отбоя.
   Флетч задумчиво смотрел на телефонный аппарат.
   — Величайшее достижение человеческой мысли, — пробормотал он, — создано специально для тех, кто желает оставить за собой последнее слово.
   В дверях библиотеки возникла миссис Лопес.
   — Принести вам что-нибудь, мистер Флетчер?
   — Нет, благодарю, миссис Лопес.
   — Кофе? Лимонад?
   Флетч взял со стола сценарий «Безумия летней ночи».
   — Если я захочу лимонада, я загляну на кухню.
   Миссис Лопес улыбнулась.
   — Все сейчас спят.
   — Кроме мистера Мида. Он собирается в дорогу.
   — Я тоже. Пойду за покупками. Как хорошо, когда в доме много народу. И какие люди! — миссис Лопес закатила глаза. — Этот мистер Муни! Какой мужчина! Какой джентльмен!
   — Вы слышали об убийстве?
   Миссис Лопес пожала плечами.
   — Вчера вечером убили еще одного человека. В соседнем квартале, — она махнула рукой на юго-запад. — Тоже пырнули ножом. Но гиды почему-то об этом не упоминают.
   — За что его убили?
   Вновь миссис Лопес пожала плечами.
   — Он что-то сказал. Или не сказал. Что-то сделал. Или не сделал. Что-то имел. Или не имел. Почему убивают людей?
   — А может, он был кем-то?
   — Tambien.[20] Купить что-нибудь особенное?
   — Хорошие фрукты. Рыбу. Сыр.
   — Естественно. На сколько дней делать закупки?
   — Рассчитывайте на три-четыре дня. Как минимум.

Глава 15

   Флетч читал 81-ю страницу сценария «Безумия летней ночи», когда раздался женский вопль. Он сидел во дворе Голубого дома. Услышав вопль, поднял голову, посмотрев на окна второго этажа.
   Оторвал его от чтения вопль Эдит Хоуэлл. Теперь она орала. Что-то неразборчивое.
   Флетч перешел к странице 82. Его тянуло ко сну.
   Когда он добрался до страницы 89, из-за угла появился Фредерик Муни.
   — Некто в моей постели заявляет, что она — дама, — сообщил он Флетчу.
   — Вы жалуетесь? — осведомился Флетч.
   — Я бы предпочел женщину, — признал Муни.
   — Это Эдит Хоуалд.
   — Так вот кто она такая. Я подумал, что узнал ее по какой-то знакомой сцене… Сейчас вспомню… Ну, да, «С первым ударом часов».
   — Что последовало?
   — Эдит Хоуэлл, не дама и не женщина, — Муни нетвердой походкой направился к Флетчу. — Хотя и в женском обличье.
   — Она справилась о вас, как только приехала.
   Муни осторожно опустился на стоящий в тени металлический стул.
   — Кажется, мы вместе играли в какой-то пьесе. Какой точно, не скажу. Я помню, что видел ее каждый вечер определенный период времени. Вы понимаете, это также привычно, как видеть ванну в отеле.
   — Пьеса называлась «Пора, господа, пора». Шла на Бродвее.
   — О, да, это чертов мюзикл. Как я вообще в него попал? Столько месяцев мучений… Публике, правда, он нравился. И кто мне только присоветовал участвовать в нем? Вы — поклонник театра?
   — Как и многие другие.
   — Меня всегда изумляло, сколь много знают люди о спектаклях и фильмах, в которых я играл и снимался.
   Флетч улыбнулся.
   — Вы же знаменитость, мистер Муни.
   — Я лишь выполнял порученную мне работу. Как любой актер. Если я не ошибаюсь, мистер Питеркин, вы говорили, что не имеете никакого отношения к индустрии развлечений.
   — Совершенно верно. Не имею.
   Муни попытался прочесть заглавие сценария, лежащего на коленях Флетча.
   — «Мечта летней ночи»? Почти что Шекспир.
   — «Безумие летней ночи», — поправил его Флетч. — фильм, в котором снимается Мокси.
   — О, понятно. Шекспир в современной обертке. С учетом последних открытий психоаналитиков.
   — Нет, — Флетч покачал сценарий на колене. — Вроде бы эти две летние ночи никак не связаны.[21]
   — Просто слямзили название? Интересно, никто еще не написал пьесу «Пиглет».[22], о парне, которому привидился призрак вчерашнего ужина. О, бедный ужин, я съел тебя с таким аппетитом…
   — Разве Мокси не говорила с вами о сценарии?
   — Мокси никогда не говорит со мной, — Муни икнул, прикрыв рот рукой. — Мокси более не спрашивает моего совета. Я ее отец-пьяница. И, должен признать, это справедливо. Долгие годы я был вынужден не обращать на нее ни малейшего внимания.
   — Почему?
   Муни вперился взглядом в лицо Флетча.
   — Потому что на первом месте всегда стоял талант. Многие могут поиметь женщину и зачать ребенка. Редко кому удается овладеть миром и творить для него чудеса.
   Флетч кивнул.
   — А вы не будете возражать, если я обращусь к вам за советом?
   Муни не ответил. Но взгляд его обежал землю у ног. Он не принес с собой сумку с бутылками. Но при этом все утро провел в барах Ки-Уэста, общаясь с местным населением.
   — Почему снимают плохие фильмы? — спросил Флетч.
   — Как и в любой другой сфере деятельности люди допускают ошибки. Нет. Я выразился неточно. Столь большой вероятности ошибки, как в киноиндустрии, нет нигде. Могли бы вы, мистер Питеркин, вести свое дело, принимая девять ошибочных решений из каждых десяти?
   — Как такое может быть?
   — Хороший фильм можно снять лишь соединив талантливых исполнителей с подобранным именно под них сценарием. Это сложно.
   — Я этого не понимаю. Ни одна фирма, не говоря уже о целой отрасли, не может функционировать, если девяносто процентов решений будут ошибочными.
   — Разве вы не знаете, что слава и большие деньги привлекают куда больший процент некомпетентных людей, а то и просто шарлатанов.
   — Вам такие встречались?
   — На каждом шагу. Мешали мне работать, давали плохие советы, грабили меня…
   — Пожалуйста, не горячитесь. День и без того жаркий.
   Муни глубоко вдохнул через нос. Повернулся к Флетчу боком, медленно выдохнул.
   — И все-таки мне представляется, что и киноиндустрия не может существовать при столь высоком проценте ошибок.
   Муни сардонически улыбнулся.
   — Однако, может. Ответ очень прост. Случается, что талантливые исполнители, режиссер, оператор и написанный под них сценарий находят друг друга. И тогда свершается чудо искусства. Даже такие люди, как вы, откладывают свои дела и, зажав в кулаке деньги, спешат в билетную кассу. И один успех зачастую покрывает десять неудач.
   — Я вот читаю этот сценарий, — Флетч указал на лежащую на коленях рукопись. — Я не специалист. Никогда не читал киносценариев. Но этот показался мне ужасным. Характеры, что люди на вечеринке — один фасад, за которым пустота. А диалоги. В реальной жизни люди так не говорят. Я сам немного пишу, в те дни, когда бушующие ураганы не выпускают меня из дому. В сценарии полным-полно длиннот, которые просто необходимо вырезать. Зачем это делается? — во взгляде Муни читалась откровенная скука. — Сценарист затрагивает давние проблемы, но не ищет пути их разрешения. Наоборот, его цель сыграть на самых низменных чувствах, вызвать ненависть, — вновь Муни оглядел землю у ног, надеясь обнаружить сумку с бутылками. — Я, конечно, не критик. Но, думаю, что надо быть сумасшедшим, чтобы вложить хоть цент в это дерьмо.
   — Ах, Питеркин, вот вы и произнесли магическое слово: ЦЕНТ. Как и любой другой бизнес, в основе киноиндустрии лежат деньги. Много денег. Нигде более не тратится столько денег ради создания иллюзии, — Муни попытался подняться, но с первого раза ему это не удалось. — Подумайте об этом. Сосчитайте ваши иллюзии, мистер Питеркин, — Муни таки встал. — Время дневного сна уже прошло, — сообщил он баньяну, который никогда не спал днем. — А потому надо выпить, чтобы забыть о всех волнениях. Принести вам что-нибудь, Питерсон?
   Флетч огляделся.
   — Кто такой Питерсон?
   — Вы же Питерсон, кто же еще? О, извините, Питеркин. Вы — Питеркин. Вы же сами только что сказали мне об этом. Вам надо бы посмотреть мой ранний фильм «Семь флагов».
   — Я его видел.
   — Тысячи действующих лиц. И я никого не путал.

Глава 16

   Из двери черного хода появилась миссис Лопес.
   — Телефон, мистер Флетчер.
   Флетч замялся. Телефон звонил весь день. Флетч наказал Лопесам, по возможности, не подходить к нему. Он бросил сценарий на цистерну и направился к двери.
   — Извините, — во взгляде миссис Лопес читалось сочувствие. — Это полиция. Женщина настаивала, чтобы я подозвала вас к телефону. Угрожала мне.
   Из гостиной доносились голоса.
   — Все нормально.
   В коридоре он столкнулся со Стеллой Литтлфорд, идущей к двери черного хода.
   — Будьте осторожны, — прошептала она.
   — Где Фредди? — спросила Эдит Хоуэлл, едва увидев Флетча.
   — Не знаю. Где-нибудь здесь.
   — А где Джон Мид?
   — Уехал по делу. Скоро вернется. В холле Джерри Литтлфорд, в узеньких трусиках, стоял, прижавшись спиной к стене.
   — Я не знаю, — он покачал головой. — Я не знаю.
   Через открытую входную дверь Флетч мог лицезреть, что зевак на противоположной стороне улицы заметно прибавилось.
   По лестнице спускался Фредерик Муни. С бутылкой в руке.
   — Фредди! — воскликнула за спиной Флетча Эдит Хоуэлл. — Ну наконец-то!
   Добравшись до нижней ступени, Фредди попытался остановить на ней взгляд.
   — Налей мне что-нибудь, дорогой. Я умираю от жажды, — она подхватила Муни под руку и увлекла в гостиную. — Я не откажусь от джина с тоником. Бутылки я тебе покажу. Извини, что я так грубо встретила тебя, когда ты ворвался в мою спальню, но, Фредди, прошло столько лет с той поры, как ты позволял себе подобные шалости…
   Когда они проходили мимо Джерри Литтлфорда, тот повторил: «Я не знаю».
   — Мадам! — прогудел голос Муни. — Я не ворвался. Я вошел.
   Мокси кружила по биллиардной.
   — Флетч! Я должна выбраться из этого дома!
   — Нельзя.
   — Я его не переношу.
   — Тебя окружит толпа. Это опасно.
   — Я должна выбраться из этого дома! — повторила она, чеканя каждое слово.
   Флетч прошел в кабинет и взял трубку.
   — Слушаю.
   — Ирвин Флетчер?
   Флетч вздохнул.
   — Он самый.
   — Одну минуту.
   До него донесся бас Сая Коллера. Он что-то говорил о Гольфстриме.
   — Мистер Флетчер, — твердый, решительный голос.
   — Да.
   — Это Начман, начальник бюро детективов. Как вы поживаете?
   — Все в полном порядке. Благодарю. А вы?
   — Отлично. Напряженная работа бодрит, знаете ли. Или у вас другое мнение?
   — Рад слышать, что труд вам в радость.
   — А вы?
   — И я тоже.
   — Моя напряженная работа привела к выводам, которые вам не понравятся.
   — Не может быть.
   — Почему прошлой ночью вы увезли мисс Муни на край земли?
   — Мы уехали не так уж и далеко.
   — Вы в таком месте, откуда можно без труда покинуть страну.
   — И вы это заметили?
   — Не нахальничайте, Ирвин.
   — Вам нет нужды звать меня Ирвином.
   — Вам не нравится?
   — Нет.
   — Хорошо, пусть будет по-вашему. Так вот, если вы и мисс Муни вздумаете покинуть пределы штата Флорида, а тем паче, Соединенных Штатов…
   — У нас и мыслей таких нет.
   — Вы узнаете, какие возможности у начальника бюро детективов маленького городка. Вы укрылись в Ки-Уэст и увезли с собой едва ли не всех подозреваемых в убийстве. Мне это создает определенные неудобства, но я отношусь к вашим действиям с пониманием, учитывая, с кем мы имеем дело.
   — Разумное заключение.
   — Более того, мне представляется, что вы приняли верное решение.
   — Правда?
   — Да. Возможно. Я чувствую, что вы поступили правильно. А теперь, если вас это не затруднит, скажите мне, кто приехал с вами в… как его называют… Голубой дом?
   — Мокси.
   — Вы знаете, что Голубой дом — резиденция корейского президента?[23]
   — Фредерик Муни.
   — Я бы с радостью посмотрела на нее.
   — Джерри Литтлфорд. Его жена, Стелла. Сай Коллер. Эдит Хоуэлл. Австралийский режиссер, Джеффри Маккензи.
   — Джон Мид?
   — Его сейчас нет. Но он подъедет к вечеру.
   — Полагаю, он понравился вам в «Летней реке»?
   — Не видел этого фильма.
   — Кто-нибудь еще?
   — Я.
   — Уж вас-то я не забуду.
   — Раз уж вы рассуждаете столь логично, чиф[24], не могли бы вы ответить на некоторые вопросы?
   — Если сумею. Ответы я услышу в выпуске новостей «Глоубел кейбл ньюс»?
   — Нет, если вы этого не хотите.
   — В вашей верности вы руководствуетесь шкалой приоритетов, Флетчер?
   — Что вы выяснили после просмотра пленок?
   — Ничего.
   — Ничего?
   — Абсолютно ничего. Мы просматривали их всю ночь. Снова и снова. Абсолютно ничего.
   — Но это же невозможно.
   — Толку от камер — ноль. Все равно, что его убили в глухом проулке. К нам едут эксперты по просмотру фильмов. Вы знали о существовании таких экспертов? Я нет.
   — Есть, возможно, даже эксперты по отбору этих экспертов.
   — Тут я с вами согласна.
   — А не смогут ли вам помочь Сай Коллер и Джефф Маккензи? Уж они-то умеют оценивать фильмы.
   — Прекрасная мысль. Пригласить двух главных подозреваемых в качестве экспертов. Между прочим, Питерман уволил Маккензи.
   — А Коллер?
   — Три года тому назад Сай Коллер и Стив Питерман подрались в одном из лос-анджелесских ресторанов. Коллер выволок Питермана на тротуар и придушил бы, если бы не подоспела полиция. Питерман, однако, не стал подавать в суд.
   — Питермана любили все. В этом сомнений нет. Из-за чего они сцепились?
   — Говорят, из-за женщины.
   — Кстати, Коллер говорит, что Питерман и Бакли знакомы. И в их отношениях чувствовалась напряженность.
   — Неудивительно. Бакли терял деньги на каком-то проекте, в который втянул его Питерман.
   — Много денег?
   — Откуда мне знать, что означает для этих людей понятие «много денег»? Я живу в маленьком бунгало в шести милях от побережья.
   — Ладно, продолжим. Сегодня утром Коллер сказал, что съемочная площадка могла быть обустроена специальным образом. Дабы в нужный момент брошенный нож угодил в определенную точку. Вы понимаете, что я имею в виду?
   — Мы уже думали об этом.
   — Собственно, это обычный сценический прием. Сцена сама создает иллюзию. У техники широкие возможности.
   — Мы прорабатываем эту версию.
   — То обстоятельство, что на пленке ничего не выявилось, подтверждает его гипотезу, не так ли? Тот, кто манипулировал со съемочной площадкой, знал, где расположены камеры.
   — Это хорошая гипотеза.
   — И Коллер полагает, что сделать это мог только один человек — режиссер. То есть сам Дэн Бакли.
   — Вы ничего не заметили?
   — В каком смысле?
   — Коллеру, похоже, очень хочется, чтобы подозрение пало на Дэна Бакли.
   — Наверное, это так. Но, может, он прав.
   — Вчера вечером и сегодня утром мы осмотрели каждый сантиметр съемочной площадки.
   — Перестаньте, чиф. Что знает полицейский о съемочных площадках. Вы же понимаете, что даже восьмилетний фокусник может задурить голову обычному человеку.
   — Поэтому мы вызвали из Нью-Йорка трех дизайнеров.
   — Эксперты.
   — Много экспертов. Это расследование поставит полицию на грань финансового краха. Да и междугородные звонки в Ки-Уэст заметно увеличивают расходную часть бюджета.
   — Значит, к вам приезжают эксперты по просмотру фильмов и эксперты по съемочным площадкам.
   — Да.
   — И это означает…
   — Это означает, что в нашем округе увеличится налог на собственность. Потому что у нас погостила группа богатых киношников, одного из которых убили.
   — Если вы затребуете еще и театральных экспертов, придется делать вывод, что убийство совершено знатоком театра.
   — Очень хорошо, Флетч. В этом случае, вы наверняка окажетесь ни при чем, поскольку никоим боком не связаны с театром.
   В холле Голубого дома поднялся крик.
   — Я не убивал Питермана. Вы бы могли прямо спросить об этом.
   — Экспертов нам хватит с лихвой, мистер Флетчер. И я, конечно, выслушаю их мнение. Но продолжу поиск простого решения.
   — Какого же?
   — Если б я знала. Кто-то всадил нож в спину Стива Питермана. Согласна, произошло это при крайне необычных обстоятельствах. Но при этом удар ножа — далеко не редкость.
   — Могу я чем-нибудь помочь?
   — Да. Я бы хотела, чтобы в следующий раз вы позвонили мне.
   Крики в холле усилились.
   — Позвонить — не обещаю, но трубку возьму обязательно.
   — Приятно было пообщаться с вами. Возможно, я сумею выбраться к вам.
   — Почему бы и нет? Остальные-то уже в сборе.
 
 
   — Я тебя убью!
   Через биллиардную Флетч поспешил в холл.
   Сай Коллер стоял на лестнице, глядя вниз.
   На Джерри Литтлфорда, от которого его отделяло лишь несколько ступенек. Джерри был голый. В правой руке он держал кухонный нож для разделки мяса.
   Мышцы его гибкого тела вибрировали от напряжения. Член стоял колом. Кожа блестела от пота. Он напоминал изготовившуюся к прыжку пантеру.
   Флетч поневоле залюбовался им.
   Коллер поднялся еще на одну ступеньку.
   — Что вы со мной делаете? — вкрадчиво спросил Джерри.
   — Джерри, ты слишком много работал. Тебе надо отдохнуть.
   Сверху, облокотившись на ограждающий площадку второго этажа парапет, за ними наблюдал Джефф Маккензи. У Флетча сложилось впечатление, что у него не глаза, а объективы работающей кинокамеры, снимающей очередной эпизод.
   На полу у лестницы лежали красные трусики Джерри.
   — Нет, нет, — помотал головой Литтлфорд. — Дело не в этом. Я знаю, что не в этом. Я — черный. Вы все считаете меня черным.
   Коллер нервно рассмеялся.
   — Джерри, но ты действительно негр.
   Вооруженная ножом рука метнулась к белым, толстым ногам Коллера. Тот отпрыгнул на следующую ступеньку. Его лицо тоже блестело от пота.
   Миссис Лопес стояла в дверях столовой.
   — Он взял мой нож, — пожаловалась она Флетчу.
   — Скажи, Сай. Скажи. Назови меня «боем».[25]
   — Я никогда не называл тебя «боем». И не собираюсь называть.
   Новый выпад Джерри, шаг назад Коллера.
   — Ты меня оскорбляешь.
   — Я — двадцатисемилетний профессиональный актер! — прокричал Джерри.
   — И хороший актер, — подчеркнул Коллер.
   — Я — мужчина!
   — Джерри, да кто с этим спорит. Если бы ты опустил нож. Отдай его Флетчеру…
   — Джерри, — вмешался Флетч, — сегодня негоже угрожать кому-либо ножом. Возникают некоторые ассоциации. Вы понимаете, что я имею в виду?
   Джерри круто повернулся к нему.
   — Не зови меня «боем».
   — Да кто зовет вас «боем»?
   — Это мой самый лучший нож, — отметила миссис Лопес.
   Сай Коллер рассмеялся.
   — Ну, хватит, Джерри. Естественно, никто не будет предлагать тебе роль Робин Гуда из Шервудского леса.
   — Меня всегда бьют.
   — Только в кино, Джерри, — напомнил ему Коллер. — Ты высоко оплачиваемый профессиональный актер. Дома ты ездишь на «порше». И никто тебя не бьет.
   — Черт побери!
   На этот раз Коллер едва успел увернуться от ножа. Флетч услышал шаги Мокси по коридору второго этажа. Она появилась на площадке. В белых шортах и теннисных туфлях, синей спортивной рубашке. С красным платком на голове. В больших солнцезащитных очках. С неестественно яркой помадой на губах.
   — Джерри, я больше не могу прыгать по ступенькам, — вырвалось у Коллера.
   — О, Господи, — и Мокси двинулась вниз.
   — Будь осторожна, — крикнул Флетч.
   Мокси миновала Коллера и приблизилась к Джерри. Нож она словно не замечала. Обхватила пальцами стоящий пенис Джерри и потрясла его, словно руку при рукопожатии.
   — Тебе надо думать совсем о другом, «бой».[26]