— Зубы у него, как у любого нормального человека.
   — О Господи.
   — Так кто ее убил?
   — В том-то и дело, Энди, что убил ее скорее всего Барт!
   — Не может быть!
   — Он находился в Бостоне в тот вечер! Его видели в двух кварталах от дома с девушкой, похожей на убитую, перед тем, как ее убили! У него был ключ от собственной квартиры! Он улетел в Монреаль после того, как ее убили! И не прошло шести месяцев, как он пережил сильнейшее психо-сексуальное потрясение. Его жена ушла к другой женщине, как бы подчеркнув, что не видит в нем мужчину.
   — Я знаю, — кивнула Энди. — Он рассказал мне.
   — Изумительно!
   — И сказал, что ты позвонил, чтобы переложить на него всю вину. Он задал о тебе куда больше вопросов, чем ты — о нем.
   — Энди…
   — Осторожно, такси… Более того, Флетч, я могу подтвердить, что это «сильнейшее психо-сексуальное потрясение» не причинило ему ни малейшего вреда.
   — Можешь, держу пари.
   — Мы уже обсуждали этот аспект. И не надо дуться.
   — Дуться! Ты же носишь мое обручальное кольцо.
   — И что? Очень милое колечко. А кого ты трахнул на этой неделе?
   — Я? Что?
   — Не слышу ответа. Или ты изменил привычный образ жизни?
   — Где же нам поставить машину?
   — Вон там. Слева.
   — Мне нужно место для двух машин.
   Заднее стекло освещали фары автомобиля, в котором ехали детективы.
   — Так что я не буду помогать тебе искать доказательства вины Коннорса в преступлении, которое ни один из вас не совершал.
   — Какая верность! — хмыкнул Флетч.
   — Позвони еще раз Хорэну, — предложила Энди, когда они поднимались в скрипучем лифте.

Глава 31

   На шестом этаже Флетч поставил огромный чемодан на пол, чтобы достать ключи и открыть дверь.
   Но ее распахнула Сильвия.
   Женщины обнялись и затараторили по-итальянски. Флетч отметил, что Сильвия в фартуке. Ему пришлось протискиваться мимо женщин, чтобы попасть в квартиру. Сильвия и Энди продолжали щебетать, словно школьницы, встретившиеся после каникул.
   По запахам Флетч понял, что Сильвия приготовила им обед, по времени, вернее, ужин.
   Оставив чемодан в прихожей, он прошел в спальню, чтобы позвонить по телефону.
   Даже через закрытую дверь до него доносились радостные вскрики. Он набрал номер.
   — Мистер Хорэн? Это Питер Флетчер.
   — А, слушаю вас, мистер Флетчер.
   — Извините, что беспокою вас в воскресный вечер…
   — Не беда. Мне звонят отовсюду и в любое время. Вы решили предложить за Пикассо другую сумму?
   — Вы переговорили с мистером Коуни?
   — Да. Он ответил, что ваше предложение его не заинтересовало.
   — И он не хочет обдумать его?
   — Нет.
   — Он прояснил происхождение картины?
   — Нет. Я указал, что вы вправе задавать подобные вопросы. Что вам необходимо знать, откуда взялась у Коуни эта картина. Считаю, сделал все, что мог.
   — Но не продвинулись ни на шаг?
   — Он не снизошел даже до стандартных ответов. Я имею в виду ссылку на Швейцарию. Лишь отметил, что подлинность картины не может вызывать сомнений.
   — Очень даже может.
   — Разумеется, нет. Мне, к примеру, ясно, что перед нами подлинник, да и вы сами едва ли будете спорить.
   — Понятно.
   — Между прочим, мистер Флетчер, наш техасский ковбой удивил меня, буквально слово в слово повторив ваши слова.
   — О?
   — Картину «Вино, скрипка, мадемуазель» он назвал «великолепным» образчиком наследия Пикассо, добавив, что это «ключевое произведение кубизма».
   — О!
   — То есть наш ковбой с восемью детьми не дилетант в живописи.
   — Не мне с вами спорить, мистер Хорэн. Предложите мистеру Коуни пятьсот двадцать пять тысяч долларов за эту картину.
   — Что ж, мистер Флетчер, это уже ближе к истине. Обязательно предложу.
   — Как вы помните, с самого начала я предупреждал вас, что мне, возможно, понадобится ваша помощь в розыске и приобретении и других картин.
   — Разумеется.
   — Не затруднит вас спросить мистера Коуни, нет ли у него еще одной интересующей меня картины.
   — То есть вам вновь нужна определенная картина?
   — Да. Картина Умберто Боччиони «Красное пространство».
   — «Красное пространство»? Вы вновь поставили меня в тупик, мистер Флетчер. От ключевой работы кубизма Пикассо вы переходите к итальянскому футуризму?
   — Я знаю.
   — Огонь и вода.
   — Вернее, вода и огонь, если сохранять вашу последовательность.
   — И вновь, как профессионал, я должен предупредить, что мне ничего не известно о существовании такой картины…
   — Конечно, конечно.
   — С чего вы взяли, что эта картина может принадлежать мистеру Коуни, мистер Флетчер?
   — Пусть это останется моей маленькой тайной.
   — То есть вы хотите, чтобы я незамедлительно спросил, есть ли у него «Красное пространство»?
   — Ну почему незамедлительно. Первым делом скажите ему, что я предлагаю более полумиллиона за Пикассо…
   — «Вино…» стоит гораздо дороже.
   — Я думаю, и этого предложения достаточно, чтобы затем поинтересоваться второй картиной. Скажите, кто-то, мол, упомянул о ее существовании, и вы хотели бы знать, где она находится.
   — Вы толкаете меня на обман?
   — Назовем это тактической уловкой, — возразил Флетч. — Мне хочется знать, что он вам скажет.
   — Сейчас около восьми часов. Разумеется, по местному времени. Я постараюсь позвонить ему сегодня.
   — И перезвоните мне утром?
   — Если застану его дома.
   — Благодарю вас. Покойной ночи.

Глава 32

   Обеденный стол сверкал хрусталем и серебром. Сильвия притушила свет.
   — Усаживайтесь, — она сняла фартук. — Я вас обслужу.
   Флетч сел во главе стола. Энди, по указанию Сильвии, справа от него. Себе Сильвия приготовила место напротив Флетча.
   Флетч наклонился к Энди.
   — У тебя нет ощущения, что тебе семь лет?
   — А что нас ожидает?
   — Суп!
   — Первое блюдо, — возвестила Сильвия, появившись из кухни. — Отличный суп.
   В плоских тарелках плавали оплывшие по краям бульонные кубики в собственном жиру, окруженные холодной водой.
   — Я так и думал, — вздохнул Флетч. — Вы же дали нам большие ложки.
   Попытка раздавить кубик кончиком ложки не удалась. По крепости он не уступал мрамору, из которого высекал свои статуи Микеланджело.
   Кубик крутился в воде, как танцор танго. Жир выбрасывал отвратительные щупальца, тянувшиеся к краям тарелки.
   — Я подумала, что никому из нас не повредит горячий обед. Вкусный и насыщающий. По рецептам американской кухни.
   — Не повредит, — эхом отозвался Флетч.
   — Тем более, что Энди здорово проголодалась. Так долго лететь над океаном.
   — Да, да.
   — Да еще эта ужасная промозглая погода.
   — Это точно.
   — И горячий суп по-американски весьма кстати.
   — Кто ж спорит, — ответил Флетч.
   — Вам не понравился мой суп? — Сильвия подошла, чтобы забрать тарелки. — Вы его не доели.
   — Он очень долго остывал.
   — Она не умеет готовить, — сообщила Энди, когда Сильвия унесла тарелки на кухню. — Это все знают.
   — Теперь это не новость и для меня.
   — А на второе рыба! — возвестила Сильвия. — Хорошая американская рыба.
   На его тарелке лежал кусок холодного консервированного тунца и четверть лимона. Флетч поневоле задумался, а кому досталась четвертая четверть.
   — О да. Рыба. Я ее узнал. Как хорошо, что вы убрали голову, Сильвия. Терпеть не могу рыбной головы на тарелке. Разве ты не рада, что она убрала голову, Энди?
   — Я рада, что она сама вскрыла банку.
   — И правильно, — кивнул Флетч. — Странно, но еще никто не додумался включить в столовый набор консервный нож. Мне представляется, на этом можно заработать немало денег.
   На своем конце стола Сильвия сияла, как медный таз.
   — Да, вкусно, — Флетч пожевал рыбы.
   — Семейный обед, — прокомментировала Сильвия.
   — Именно так.
   — Мы все вместе, как одна семья.
   — Как одна семья. Точно подмечено.
   — Если бы только Менти был с нами.
   — Вот уж кто знал, как оценить вкус рыбы.
   — Бедный Менти.
   — И ломтик лимона очень кстати, — похвалил Сильвию Флетч. — Вы сами его резали?
   — Они нашли его тело, — вставила Энди.
   — Где? — спросил Флетч.
   — Что? — переспросила Сильвия.
   — На пустыре. Неподалеку от Турина. Позвонили из полиции. Перед самым моим отъездом.
   — Они нашли Менти? — Сильвия сразу ей не поверила. — Правда?
   — Извините, — Энди поникла головой. — Мне не следовало говорить об этом за столом.
   — Ты не испортила нам аппетита, — успокоил ее Флетч.
   Сильвия заголосила по-итальянски, в какой-то момент даже перекрестилась вилкой, затем выстрелила в Энди залпом длинных вопросов, на которые та отвечала односложно. Когда же вопросы стали короче, Сильвия перешла на французский — язык логики. Ответы Энди, учившейся в Швейцарии, на французском стали еще короче.
   Бормоча что-то по-португальски, Сильвия унесла тарелки из-под рыбы на кухню.
   — Теперь моя очередь задавать вопросы, — подал голос Флетч.
   — Из полиции позвонили, когда я уже уезжала. Они нашли тело в неглубокой могиле, вырытой на пустыре у самого Турина.
   — Они уверены, что это твой отец?
   — Его возраст, его рост, его вес. Они уверены. Смерть наступила примерно три недели назад.
   — Понятно.
   Сильвия вошла с тарелками для салата. На них зеленели горки консервированного горошка.
   — О, горох, — хмыкнул Флетч.
   — Салат! — поправила его Сильвия. — Хороший американский салат.
   К гороху она добавила соли. С избытком.
   — Мне представляется, что одна из вас, а может, вы обе должны вылететь в Италию, чтобы получить останки.
   — Останки? — встрепенулась Сильвия. — Какие останки?
   Энди заговорила по-итальянски.
   — Об этом не говорят за обеденным столом, — быстро оборвала ее Сильвия.
   — И я того же мнения, — поддержал ее Флетч.
   — Анджела, почему ты не осталась в Италии, чтобы получить останки отца? — величественно вопросила Сильвия.
   — Они потребовались полиции.
   — Зачем полиции потребовались останки Менти?
   — Они должны кое-что проверить.
   — Что можно проверять на теле Менти?
   — Они должны исследовать его зубы.
   — Причем здесь зубы Менти? Он мертв! Какой смысл их исследовать?
   — Это один из способов опознания трупа, Сильвия, — пояснил Флетч. — Тело пролежало в земле три недели.
   — О. Если у тела окажутся зубы Менти, они скажут, что это — Менти?
   — Совершенно верно.
   — Ха! — Сильвия взмахнула вилкой. — У Менти не было зубов!
   — Что?
   — Менти носил вставные челюсти! У него не осталось ни одного собственного зуба, ни вверху, ни внизу.
   — Это точно, — подтвердила Энди. — Как я могла об этом забыть.
   — Они могут опознать труп и по вставным челюстям, — нашелся Флетч.
   — Откуда вы все это знаете? — Сильвия пристально посмотрела на него.
   — Полиция пообещала отдать нам закрытый гроб после того, как закончится опознание, — продолжила Энди. — Мы сможем похоронить его. Когда, не имеет значения. Официально мы его уже похоронили.
   — Это ужасно, — вздохнула Сильвия. — Бедный Менти.
   Что-то заскворчало на кухне, предупреждая, что на салате из гороха ужин не закончится.
   — Ты успела переговорить с адвокатами? — спросил Флетч Энди.
   — Да. Я позвонила мистеру Роселли. Он сказал, что это хорошая новость.
   — Что твой отец убит?
   — Мы знали, что он убит. В этом нас заверила полиция.
   — Извини.
   — Он сказал, что сможет огласить завещание после того, как получит из полиции соответствующий документ.
   — Какой еще документ? — взорвалась Сильвия. У нас их уже целая куча!
   — Они должны провести опознание и подтвердить, что это труп Менти, Сильвия, — резонно заметил Флетч. — Нельзя оглашать завещание, не убедившись, что его автор умер.
   — Как бы не так! — Сильвия вновь взмахнула вилкой. — Им просто понадобились зубы Менти! Поэтому мы получим закрытый гроб. Зубов там не будет! Они будут во рту какого-нибудь полицейского инспектора в Турине.
   — Сильвия, на кухне что-то горит, — Флетч перевел разговор в другую плоскость.
   — О-о-о, — она выскочила из-за стола и метнулась к двери.
   — Знаешь, я очень устал, — признался Флетч, когда они остались вдвоем.
   — Именно поэтому мы так хорошо обедаем.
   — Мне следовало самому позаботиться о еде.
   — Да. Следовало.
   — Я даже подумать не мог, что Сильвия решится на такой подвиг.
   — Я тоже.
   Они получили по подгоревшей сосиске, разрезанной пополам и политой кетчупом.
   — О, мой Бог, — вырвалось у Флетча.
   — Что такое? — Сильвия вновь уселась за стол. Отличная американская еда. Хот дог[16]. С кетчупом!
   — Перестань, Сильвия! — не выдержала Энди.
   — Мы живем в Америке и должны привыкать к американской еде. Я здесь уже неделю. Так?
   — Так, — кивнул Флетч.
   — Мерзавец Роселли сказал, что написано в завещании Менти о моих картинах?
   — Каких картинах? — спросил Флетч. — Никаких картин нет.
   — Картины есть, — Сильвия так далеко наклонилась вперед, что едва не окунула одну грудь в кетчуп. — Мои картины, которые вы ищете. Если вы их не ищете, то что вы тут делаете? Если вы их не ищете, зачем прилетела сюда Анджела? А? Отвечайте мне, мистер Флетч.
   — Кажется, мы собрались здесь, чтобы пообедать, — уклонился Флетч от прямого ответа.
   — Роселли ничего не говорил о завещании, Сильвия.
   — А я влюбился в Дженнифер Флинн, — возвестил Флетч.
   К обгорелой сосиске он не притронулся. Как и к кетчупу.
   Энди посмотрела на него, занеся нож и вилку над сосиской.
   — Я думаю, вам обеим следует вернуться в Рим.
   — Нет! — воскликнула Сильвия. — Я остаюсь здесь. Там, где мои картины.
   Глядя на Сильвию, Флетч подсчитал, сколько часов ему удалось поспать после прибытия в Америку. Затем подсчитал, сколько часов он бодрствовал.
   — Сильвия, картины в Техасе.
   — В Техасе?
   — В конце недели я и Энди летим в Даллас.
   — Хорошо! Я тоже лечу.
   — Хорошо! Мы все летим. Как одна семья.
   Энди бросила на него испепеляющий взгляд.
   — Мне представляется, ты никогда не пробовала техасской томатной приправы, — улыбнулся ей Флетч.
   — Томатная приправа, — отозвалась Сильвия. — Вы хотите томатной приправы?
   Флетч положил чистую салфетку рядом с тарелкой. Сосиска так и осталась нетронутой.
   — К сожалению, я не могу остаться и помочь вам помыть посуду. Я иду спать.
   — Спать? — на лице Сильвии отразилась обида. Вы не хотите десерт?
   — Только не говорите, что вы приготовили. Пусть он мне приснится.
   Флетч прошел в одну из комнат для гостей, закрыл дверь, разделся и залез под простыню.
   Перемежаемое возгласами щебетание на итальянском, французском, португальском и английском, доносящееся сквозь толстые стены, убаюкало Флетча, и он погрузился в голодный сон.

Глава 33

   — Привет, крошка, — Флетч откатился к стене.
   Энди улеглась рядом. В окна струился яркий свет.
   Белая простыня подчеркивала загар ее руки, плеча, шеи.
   Ладонь правой руки Флетча легла на грудь Энди, соскользнула вниз, к ногам.
   — Как хорошо, что ты снова рядом, — пробормотал Флетч.
   Должно быть, она прошла через ванную, общую для двух комнат для гостей.
   Его язык коснулся губ Энди. Рука привлекла ее ближе.
   — Где ты был прошлой ночью? — спросила Энди.
   — Когда?
   — В два часа. В три. В постели тебя не было.
   — Я пошел прогуляться. После сытного обеда.
   В действительности между двумя и тремя часами утра он менял местами номерные знаки автофургона и «форда».
   — После того сытного обеда, — Энди захихикала.
   — В Канья ты спала в моей постели? — спросил Флетч.
   — Конечно. В нашей постели.
   — Я голоден.
   Энди вопросительно посмотрела на него.
   — Это же твоя квартира.
   — Да.
   — Тогда почему Сильвия в спальне, а мы с тобой — в комнате для гостей?
   — Я не знаю.
   — Чего ты не знаешь?
   — Могу только привести латиноамериканское выражение: «Я проиграл битву на улице».
   — Тут произошла революция?
   — Считай, что да. Причем в мое отсутствие.
   — Как это?
   — Пару ночей я провел вне дома.
   — И где же ты был?
   — Работал.
   — Работал?
   — В газете. Мой давний друг по «Чикаго пост» теперь перебрался в Бостон. У него не хватало людей, и он попросил меня помочь. Горел Чарльзтаун.
   — И ты согласился?
   — Почему нет?
   — Разве ты не мог отказаться?
   — Мог, но не захотел. Душой я по-прежнему журналист. Кроме того, Джек разрешил мне ознакомиться с картотекой. Я просмотрел все материалы по Хорэну.
   — Джек?
   — Джек Сандерс.
   — Я сомневаюсь, что Чарльзтаун горел две ночи.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — На вторую ночь твой приятель мог справиться с нехваткой персонала и без тебя.
   — К чему ты клонишь?
   — Ты сказал, что отсутствовал две ночи.
   — Неужели?
   — Где ты провел другую ночь?
   — Какую другую?
   — Тебя не было только одну ночь?
   — А…
   — Если тебя не было только одну ночь, как Сильвии удалось оккупировать спальню?
   — Гм…
   — Как она вообще попала туда?
   — Кто? Сильвия?
   — Ты спал с Сильвией?
   — Кто? Я?
   — Вот видишь, Флетч.
   — Видишь что?
   — И не нужно на меня дуться.
   — Я на тебя дуюсь?
   — Из-за Барта.
   — О да, Барт-Потрошитель.
   — Он нуждался в помощи, Флетч.
   — Держу пари.
   — Ты знаешь, почему его покинула жена?
   — До меня доходили кое-какие слухи.
   — Да еще девушка, которую он хотел взять в Канья наотрез отказалась ехать.
   — Знаю. Я нашел ее тело. Ей следовало согласиться.
   — Барт никого не убивал.
   — Энди, Рут Фрайер убил один из трех человек. Я знаю наверняка, что не убивал ее, а в списке из двух оставшихся кандидатов Барт занимает первую строчку.
   — Расскажи мне о Сильвии.
   — Какой Сильвии?
   — Я тебя слушаю.
   — Энди, ты, похоже, сильно заблуждаешься.
   — Отнюдь. Ты еще не проиграл ни одной «битвы на улице».
   — Потому что знаком только с одной Сильвией.
   — Что случилось?
   — Меня изнасиловали.
   — Как мило.
   — Да, недурственно.
   — Я тебе не верю.
   — Можешь поверить. Ты, наверное, догадываешься, что картины нужны ей не меньше, чем тебе.
   — Она их не получит, не так ли?
   — Я знаю, что она может предложить. Теперь твоя очередь делать ставку.
   — Ты знаешь, что я могу предложить.
   — Ты более костлявая.
   — Тебе это нравится. Костлявость.
   — Я это говорил?
   — Раз или два.
   — А если я врал?
   — Это известно только Богу.
   — Для двух друзей, которые не виделись целую неделю, мы слишком долго говорим.
   — Я не привыкла заключать сделки в постели.
   — О, тогда просто пожалей меня.
   — С чего тебя жалеть?
   — Меня изнасиловали. Мне нужно вернуть сексуальную уверенность.
   — Она уже вернулась к тебе. Я это чувствую.
   — Видишь, как благотворно действует на меня твое присутствие?

Глава 34

   Флетч доканчивал вторую порцию яичницы с ветчиной, когда зазвонил телефон. Встав из-за стола, Флетч направился в кабинет.
   Шел одиннадцатый час, и Сильвия уже отправилась по своим делам. Как полагал Флетч, она обходила местные галереи со списком картин ди Грасси в руке, надеясь напасть на какую-либо из них.
   В безоблачном холодном октябрьском небе сияло солнце.
   За завтраком Флетч и Энди решили погулять по старым улочкам. Энди пообещала познакомить его с американской историей.
   Звонил Хорэн.
   — Мистер Флетчер, я смог дозвониться до мистера Коуни вчера вечером, но вам перезванивать не стал, потому что было очень поздно.
   — И правильно сделали. Я лег спать довольно-таки рано.
   — Собственно, у меня не было особого повода беспокоить вас.
   — О?
   — Он сказал, что его не заинтересовало и ваше новое предложение. Он полагает, вы и близко не подошли к той черте, за которой начинаются переговоры.
   — Вы напомнили ему о восьми детях, которых надо кормить?
   — Он считает, что эта картина Пикассо стоит как минимум миллион долларов.
   — У него очень прожорливые дети. Я-то думал, что в Техасе мясо дешевле.
   — Я не знаю, продолжите ли вы переговоры, но, полагаю, вам нужно время, чтобы подумать.
   — А как по-вашему? Продолжать переговоры?
   — Думаю, что да. Во всяком случае, стоит сделать еще одно предложение. Я, конечно, не представляю себе, сколько вы готовы выложить за одну картину.
   — Вы сделаете это предложение от себя, если я откажусь?
   — Мистер Флетчер, кажется, я допустил ошибку… Приношу извинения… Не следовало мне говорить вам, что я, возможно, захочу приобрести эту картину, если вы ее не возьмете. Я — ваш брокер, и покупатель ни в коем случае не должен ощущать, что брокер готов перебить его цену ради собственной выгоды.
   — У меня возникали подобные мысли.
   — Будем считать, что вы неправильно истолковали мои слова. Я имел в виду следующее. Если ваши переговоры закончатся безрезультатно, какое-то время спустя, не завтра, разумеется, а по прошествии нескольких месяцев, а то и полугода, я могу вновь обратиться к мистеру Коуни с предложением продать картину, от себя или от лица другого клиента.
   — Понятно.
   — И пока ваши переговоры с мистером Коуни продолжаются, будьте уверены — ни я, ни любой другой из моих клиентов не являются вашими конкурентами. И я приложу все силы, чтобы ваши переговоры завершились успешно.
   — Так что вы мне посоветуете?
   — Мне кажется, вам стоит подумать. Спешить нет нужды. После того, как вы взвесите, сколько денег вы можете выложить за одну картину, я назову мистеру Коуни новую цифру, если, разумеется, получу на то ваше указание.
   — И сколько?
   — Вы о новой цифре? Полагаю, восемьсот тысяч долларов.
   — Я это обдумаю.
   — Конечно, мистер Флетчер. Звоните мне в любое время.
   — Как насчет другой картины?
   — Какой картины?
   — Боччиони. «Красное пространство».
   — О. Тут мы промахнулись.
   — Правда?
   — Мистер Коуни слыхом не слыхивал об Умберто Боччиони.
   — Удивительно.
   — Вероятно, вы получили ложную информацию.
   — В это трудно поверить.
   — В нашем деле случается и не такое, мистер Флетчер. Тот, кто сказал вам, что картина Боччиони у мистера Коуни, ошибся. Позвоните мне, как только примете решение насчет Пикассо.
   — Обязательно.
   Энди убирала со стола грязные тарелки.
   — Это Хорэн, — пояснил Флетч. — Наш человек в Техасе никогда не слышал об Умберто Боччиони.

Глава 35

   Надеясь, что детективов в штатском не удивит его решение воспользоваться не «фордом», а такси, Флетч поехал на Крэйджи Лейн.
   Здание полицейского управления, сложенное из серого камня, возвышалось у самой Бостонской гавани. Внутри стены, как того требовала инструкция, покрывала зеленая краска, деревянный пол чуть пружинил под ногами.
   Дежурный полицейский указал ему на лестницу с деревянными перилами. На втором этаже, в нише, Гроувер пил чай. Он и провел Флетча в кабинет Флинна.
   Флинн сидел за старым деревянным столом, а за его спиной через три сводчатых, почти как в кафедральном соборе, окна открывался вид на гавань. Несколько стульев с деревянными спинками, да длинный стол для совещаний у дальней стены дополняли обстановку.
   — Вас не затруднит принести мистеру Флетчеру чашечку чая, Гроувер? — Флинн поднялся, чтобы пожать руку Флетчу. — Присаживайтесь, мистер Флетчер. Чувствуйте себя как дома.
   Гроувер поставил на край стола две чайные чашки и вышел за третьей.
   — За чаем лучше беседуется, — улыбнулся Флинн.
   Флетч пододвинул один из стульев и сел так, чтобы свет из окон не бил в глаза.
   — У вас тут уютно.
   — Я знаю, — добродушная улыбка все еще играла на губах Флинна. — Я заглянул к вам в выходной, в субботу, вы заглянули ко мне в выходной, в воскресенье. Как говорится, в свободное от работы время. Я узнал, что вы не только репортер и убийца, но и любитель подглядывать в чужие окна. Неужели этим и ограничится наш улов?
   Гроувер поставил перед Флетчем чашку чая, не спросив, хочет ли тот сахара или молока, взял свою чашку и сел за длинный стол.
   — Вы хотите, чтобы я записывал ваш разговор, инспектор?
   — Пожалуй, что да. Я думаю, мистеру Флетчеру есть что сказать, и пусть его слова останутся на бумаге.
   — Как продвигается другое расследование? Я имею в виду убийство члена Городского совета.
   — Медленно, — признал Флинн. — И отнимает ужасно много времени.
   — Теперь относительно Рут Фрайер…
   — Вернее, убийства Рут Фрайер.
   — Да. Я хочу, чтобы вы вычеркнули меня из списка подозреваемых.
   — Вам нужно слетать в Техас.
   — Возможно.
   — Мы вычеркнем вас из списка, как только найдем на ваше место более подходящего кандидата.
   — Как я понимаю, в последние дни и в этом расследовании вы не достигли особого прогресса.
   — Как вам это нравится, Гроувер? Наш кандидат в обвиняемые теряет терпение. А поначалу он так надеялся на компетентность полиции Бостона.
   Склонившись над столом, Гроувер что-то писал в блокноте.
   — Я, конечно, не забываю, что у вас есть и другие дела.
   — Одно или два. Не более того.
   — А политики и пресса давят на вас, требуя поскорее найти убийцу члена Городского совета.
   — Сами видите, мне есть чем оправдаться.