- Негодяй обработал тебя что надо! - Он зашел с другой стороны и помог мне подняться на ноги. Я бы снова свалился, если бы он меня не поддержал. - Сержант, подвинь-ка это кресло сюда, - скомандовал он. - А лотом можешь уходить.
   Я опустился в кресло и привалился к столу.
   - Вчера вечером я вас предупредил, Уэзер. Я сказал, что вы нарываетесь на очень крупную неприятность.
   - Мои дела обстоят неплохо, - заметил я. - Не случилось ничего такого, что не смог бы исправить хороший зубной протезист.
   - И хороший адвокат?
   - Не говорите ерунды. Самый скверный адвокат штата смог бы опровергнуть сфабрикованное против меня обвинение. Кстати, кто в этом штате самый плохой адвокат? Я хочу поговорить с ним.
   - Вы хотите взять адвоката?
   - Может быть, он мне и не понадобится. Поймали вы Гарланда?
   - Он далеко не убежал, - ответил Хэнсон. - Потому что оказался мертв.
   - Мертв?
   - Вы задушили его, не так ли? Когда вы кого-то лишаете возможности дышать, это приводит к смерти.
   - Я не убивал его.
   - Вы были человеком, который грубо обошелся с ним, не так ли? Вы обошлись с ним чересчур грубо.
   - Я не душил его. Только вывел из игры. Я сломал ему запястья рук, чтобы он не смог меня застрелить. Вот и все.
   - Вы - жестокий человек, Уэзер. Кажется, вам нравится причинять людям боль.
   - Нравится или нет, но иногда без этого не обойтись.
   - Надо ли было так поступать и с Флорейн Уэзер? - рявкнул он.
   - Если бы вы думали, что убил ее я, вы бы не стали так со мной разговаривать.
   - Что я думаю, не имеет значения, - заметил он. - Я позволяю фактам думать за себя.
   - Факты можно подстроить. Ее убил Керч. Я видел, как он это сделал. Это же видели Гарланд и Расти Джэнки. У вас три свидетеля.
   - Один, - произнес он с кислой миной: - Вы забываете, что уже нет никакого Гарланда.
   - Что произошло с Джэнки? Полагаю, вы сбросили его на каком-нибудь подходящем углу улицы.
   - Его не оказалось в "Уайльдвуде". Может быть, вам приснился кошмар? Говорят, убийцам часто снятся кошмары.
   - Тогда отправляйтесь и найдите его. Город платит вам не за то, чтобы вы сидели тут и отпускали шуточки.
   Он поднялся и посмотрел на меня горящими зелеными глазами.
   - Не хотите ли вы поучить меня, как мне выполнять свою работу?
   - Похоже, что стоило бы. Слезайте, Хэнсон, со своего великолепного коня и становитесь самим собой. Думаю, что у вас есть все данные хорошего полицейского. Похоже, так думает и Аллистер. Не пора ли это доказать? Прошлой ночью ваш друг Керч совершил два убийства...
   - Керч мне не друг, - проворчал он. - Что вы имеете в виду - два убийства?
   - Флорейн Уэзер и Джой Солт. Может быть, три: кто-то убил Гарланда, и это сделал не я. Расти Джэнки был его сообщником в обоих убийствах. Если вы побаиваетесь задержать самого Керча, то можете доставить в участок Расти. Вы это сделаете, Хэнсон, если только коррупцией не пронизано все насквозь, включая и вас.
   - Какого черта вы даете мне указания?
   - Начиная с сегодняшнего дня я оплачиваю часть вашего жалованья. С сегодняшнего дня я владею собственностью в этом городе и плачу налоги. Это достаточно убедительно звучит для вас? Всю жизнь вы выполняли паршивые приказания. Для разнообразия выполните хоть одно приличное. Отправляйтесь и задержите Расти Джэнки.
   - Я не знаю, где он, - неуверенно произнес он.
   - Вы боитесь Керча, - съязвил я. - Идите вы к дьяволу, Хэнсон.
   Он влепил мне пощечину.
   - Идите вы к дьяволу, Хэнсон! - повторил я. - Избейте меня и бросьте в камеру. Вы - прогнивший, трусливый взяточник. Я найму лучшего адвоката и встрою все пороки этого города. Попросите кого-нибудь увести меня, ради Христа. Я не переношу вашего вида, Хэнсон.
   Он затрясся, как старая гончая после длительной погони. Но не ударил меня.
   - Почему бы вам, Хэнсон, не добавить мне тумаков? Для вас это не опасно. Я в наручниках. А Расти Джэнки может в вас выстрелить и напугать до смерти.
   - Заткни свою пасть, - огрызнулся он. - Я отправляюсь за ним.
   Хэнсон направился к двери деревянной походкой, упрямо сжав губы.
   - Раз уж вы занялись этим, то скажу, что есть еще один свидетель преступления Керча. Знаете ли вы профессора Саламандера? Вы сумеете с ним справиться, инспектор. Он - маленький и старый.
   Хэнсон резко повернулся.
   - Я сказал, заткни свою пасть! Если ты не заткнешься, я сам заткну ее навсегда!
   Он опять резко повернулся и вышел. В комнату снова вошел сержант, снял с меня наручники и повел вниз, в камеру. Я не сожалел, когда железная дверь с лязгом захлопнулась за мной. К цементной стене камеры был прикреплен на петлях деревянный топчан, а в большем я и не нуждался. Я растянулся на нем, пристроил голову так, чтобы поменьше болела, и заснул.
   Минутой позже - потом я узнал, что прошло больше часа, - меня разбудила чья-то рука, трясшая за плечо.
   - Что случилось? - спросил я. - Они атакуют? - Затем я вспомнил, что нахожусь не во Франции и не в Германии, хотя и спал на досках; все мое тело одеревенело и ломило.
   - Проснитесь, господин Уэзер, - говорил полицейский. - Вас хочет видеть господин Сэнфорд.
   - Скажите ему, пусть проваливает.
   - Послушайте, будьте человеком, господин Уэзер. Вы знаете, что не стоит так говорить о господине Сэнфорде. Он хочет увидеть вас и ждет наверху.
   Я медленно сел, держа голову с такой же осторожностью, как если бы речь шла о взрывном устройстве большой силы. Мои губы нарывали и вздулись, один из разбитых зубов отчаянно ныл.
   - Он и сам может спуститься сюда.
   - Послушайте, господин Уэзер. Вы же не будете разговаривать с ним здесь, внизу.
   Алонсо Сэнфорд ожидал в комнате, где Моффэтт допрашивал меня.
   - А вот и он, господин Сэнфорд, - сказал стражник с наигранным энтузиазмом. Он вышел и закрыл за собой дверь.
   - Очень мило с вашей стороны так скоро ответить на мой визит, - саркастически заметил я. - Пожалуйста, не сочтите меня негостеприимным, если не предложу вам рюмочку.
   - Милостивый Боже, Джон, что они с тобой сделали! Твой рот...
   - Да, теперь я немного шепелявлю, правда? Но все еще могу издавать звуки.
   - Кто допустил такую жестокость?
   - Я бы сказал, вы - в такой же степени, как и другие. Человек, который отходил меня бронзовым кастетом, не в счет. На днях я сам займусь им. Так, как он этого заслуживает.
   - У тебя, верно, истерика, Джон. Утверждать, что я имею какое-то отношение...
   - Может быть, я немножко истеричен. Истерика отнюдь не плохая вещь. Она позволяет видеть вещи более четко, различать только черное и белое. Вы поддерживаете в этом городе систему, при которой такое может случиться с любым. С любым, кроме вас самого и ваших друзей, точнее говоря. Существует только два вида полицейских систем, Сэнфорд, если посмотреть на это истерически. Одна система, которая стоит на страже закона и при которой все равны перед законом. И другая, которая служит частным интересам. Ваше представление о полезных полицейских силах относится ко второй категории - такой полиции, которая лояльна к вашим друзьям и сурово карает ваших врагов, полиции штрейкбрехеров и громил, швейцарских гвардейцев для элиты.
   - Ты несправедлив ко мне, Джон, - сказал старый человек, - но я не считаю тебя своим врагом.
   - Это не потому, что я просто человек, не так ли? А потому, что я владелец собственности. Вы пришли сюда сегодня утром, чтобы поговорить об имуществе. А имущество надо собирать вместе. Единственная причина, которая заставила вас увидеть мое разбитое лицо, заключается в том, что за вашим желанием скрывается интерес к наследству.
   - Поверь мне, Джон, я сочувствую тебе. С тобой обошлись очень жестоко, и, совершенно естественно, ты расстроен. И все же я не могу понять, почему ты относишь меня к своим врагам. Я пришел сюда, чтобы помочь тебе. Ты знаешь, что мы с твоим отцом были близкими друзьями.
   - Вы, несомненно, находили его полезным для себя, как, возможно, пытаетесь использовать и меня?
   - Он был мне ближе, чем кто-либо другой. - В его словах звучала старческая сентиментальность.
   - Он был вашим политическим помощником, не так ли? Он сколотил политическую машину, с помощью которой вы держали в узде рабочих химических фабрик и косвенно контролировали муниципальное правительство. Меня не волнует, кто тут несет личную ответственность. Хотя я виню в этом вас обоих... Меня тревожит тот факт, что вы двое навязали этому городу механизм коррупции. Беда в том, что коррупция не бывает мелкой. Она как раковая опухоль. Появится в политическом организме и тут же распространяется повсюду. Можно считать аксиомой, что власть, отобранная у народа, неизменно ведет к появлению и росту коррупции.
   - Ты еще не знаешь жизни, не видел того, что пришлось повидать мне, - устало произнес Сэнфорд. - Ты рисуешь упрощенную картину, ужасно однобокую. Я признаю, что оказывал политическое влияние в этом городе и в этом штате, и неустанно трудился, чтобы сохранить это влияние. Но мною двигали более чистые побуждения, чем, как я думаю, тебе представляется. Мое предприятие небольшое, и было нелегко помешать могущественным конкурентам поглотить его. Всю жизнь я положил, чтобы остаться на плаву, просто чтобы мои фабрики продолжали работать. Фабрики Сэнфорда составляют экономическую основу этого города и всего этого района. Если бы они закрылись, а этого не случится, пока я жив, этот город превратился бы в призрак. Заводы уже сегодня не работали бы, если бы я не наращивал целенаправленно последние пятьдесят лет свое политическое влияние. Конечно, я говорю не только о муниципальной политике. Но если бы я утратил политический контроль над городом, то я ничего не значил бы в законодательном органе штата и мое влияние в Вашингтоне было бы ничтожным.
   - Вы не смогли бы удержаться на плаву, как вы выражаетесь, то есть жить комфортабельно и даже роскошно, - если бы вернули политическую власть народу.
   - Если бы мне пришлось платить зарплату в соответствии с требованиями профсоюзов, если бы городское правительство вышло из-под контроля и повысило сборы и налоги, то я не смог бы выжить.
   - Не вытекает ли отсюда, что вы представляете собой анахронизм? Вы стараетесь удержаться на вершине кучи старья, насильно сохраняя условия, который создали пятьдесят лет назад.
   - Я делал то, что должен был делать, - рассудительно заявил он. - Мои руки чисты.
   - Рисуемая вами картина еще проще, чем моя, господин Сэнфорд. Вы оставались на вершине кучи и считали, что все идет великолепно, потому что вы находитесь наверху. Между тем куча сгнила под вами. Мне пришлось побывать в некоторых прогнивших городах, но нигде я не видел города, прогнившего до такой степени, как ваш.
   - Первородный грех, Джон. Нельзя изменить природу человека. Личной жизнью я пытался преподнести пример благопристойности.
   - Не втягивайте меня в богословие и не унижайтесь до оправданий. Вы фактически сотрудничаете с мафией. Вы держитесь на сутенерах, ворах, вымогателях и бандитах.
   - Пока, Джон. Уж не думаешь ли ты, что я буду продолжать слушать эту несусветную чушь?
   Ему пришлось обойти меня, направляясь к двери. Я загородил ему путь.
   - Одну минутку. Разрешите сказать вам, что произошло в городе за последние два года.
   Он остановился, холодно глядя на меня. Я продолжал:
   - Вы с моим отцом создали механизм контроля над городом. Одним концом оси стало ваше богатство и общественное положение, другим - незаконные доходы от игровых автоматов моего отца и его влияние на рядовых людей. Два года назад моего отца застрелили, и вы полагали, что ось слегка накренится. Но этого не произошло. Потому что состояние оси важнее жизни человека, или правосудия, или любой иной вещи. Вы взяли другого партнера, чтобы поддерживать другой конец оси, потому что вы постарели, устали и не собирались пачкать свои собственные руки. Новый партнер - именно тот человек, который грубой силой прокладывал себе путь, вытесняя отца, и который убил его...
   - Это неправда! - выпалил он. - Это еще одно дикое обвинение.
   - Я намерен доказать это. Я уже собрал некоторые факты о вашем партнере Керче. Все его влияние основано на шантаже. Несомненно, вы знаете, что он шантажировал Флорейн Уэзер? Что деньги, которые вы уплатили за дом Уэзера, пошли ему в карман?
   - Ничего подобного я не знал. Не знаю этого и теперь.
   - Доказательство находится в сейфе в клубе "Катей". Роджер Керч женился в тридцать первом году на женщине, называвшей себя Флорейн Уэйлс. По-видимому, они так и не развелись. Флорейн Уэзер была двоемужницей, и Керч получил контроль над ее имуществом, потому что знал об этом. А вы знали?
   - Конечно нет!
   - Учитывая весь ваш жизненный опыт, не было ли это наивно с вашей стороны? Или ситуация слишком вас устраивала, чтобы проводить тщательное расследование? Выгодно было и то, чтобы Керч обуздал для вас Аллистера, а через него и всех мелких людишек в городе, которые уважают Аллистера и голосуют за него. Задумывались ли вы над тем, почему Аллистер выполняет указания Керча и тем самым ваши указания?
   - Аллистер никогда не подчинялся Керчу. Эти два человека чрезвычайно враждебны друг другу.
   - Может быть, и так, но это не имеет значения. Аллистер никогда не предпринимал никаких шагов против Керча, и я скажу вам почему. Ваш партнер шантажировал мэра города, чтобы держать его в узде.
   Старик тяжело опустился на стул. В его лице не было ни удивления, ни смущения, но в глазах стояла усталость.
   - Оставим на время в стороне достоверность твоих обвинений - для меня они звучат полной неожиданностью, но, несомненно, у тебя есть какие-то основания их выдвигать, - я возражаю против того, что ты называешь необходимыми деловыми сделками. С самого начала я питал отвращение к этому человеку.
   - Вы терпели и использовали его. Ваша терпимость к человеку воспринимается в этом городе как знак одобрения. Такой человек становится неприкосновенным.
   - Если то, что ты говоришь о нем, правда, считай, что мое терпение кончилось.
   - Я еще не все вам рассказал. Прошлой ночью он убил Флорейн Уэзер.
   - Есть у тебя какие-нибудь доказательства?
   - Более чем достаточно.
   Небрежно и сухо он заметил:
   - Между прочим, ты не уточнил, что у Керча имеется на Фримэна Аллистера, как ты выразился. Конечно, у нашего достойного мэра-реформатора нет какого-то преступного секрета?
   - Это останется в секрете, - сказал я. - Это исключительно дело Аллистера и Керча.
   Он махнул рукой с напускным легкомыслием.
   - Как хочешь, Джон. У тебя, кажется, настоящий талант обнаруживать скелеты в невызывающих подозрений шкафах? Я всегда рассматривал Аллистера как олицетворение политической добродетели.
   Дверь позади меня открылась, и в комнату вошел Аллистер.
   - Слышу, кто-то склоняет мое имя? - произнес он с натянутой веселостью. - Доброе утро, господин Сэнфорд.
   - Здравствуйте, Фримэн, - ответил тот неизменившимся голосом. - Вы знакомы с Джоном Уэзером, не так ли?
   - Да, конечно. - Он повернулся ко мне, и его голубые глаза расширились. - Святые небеса, что случилось с вашим лицом?
   - Стукнулся о дверь.
   - К счастью, - мягко заметил Сэнфорд, - неприятности Джона подходят к концу. Джон, у меня пока что не было возможности сообщить тебе, поскольку мы ввязались в эту непродуктивную дискуссию, о том, что я разговаривал с нашим следователем по особо тяжким преступлениям, и он установил: Флорейн Уэзер была уже несколько часов мертва к тому моменту, когда тебя увидели возле ее трупа. Была, кажется, также попытка дать медицинскую оценку ран, из-за кровотечения которых наступила смерть. Я представил эти факты судье Саймону, и он выразил готовность выпустить тебя на поруки под залог в десять тысяч долларов. Я взял на себя смелость внести залог, не посоветовавшись с тобой.
   - Спасибо. - Я бы улыбнулся, если бы мне позволил рот. - Но я останусь здесь до тех пор, пока не смогу выйти отсюда, не внося залога.
   - Не делай глупостей, - резко сказал он. - Это всего лишь временный долг. У тебя достаточно средств, чтобы его вернуть.
   - Я приму это одолжение, если вы дадите себе ясный отчет в том, что я собираюсь остаться в этом городе и бороться против вас.
   - Я отдаю себе в этом очень ясный отчет. - Он горько усмехнулся, с трудом поднялся со стула и пересек комнату. Перед тем как выйти из нее, он повернул свою убеленную голову на тощей птичьей шее и продолжительно посмотрел на меня. - Однако предупреждаю тебя, что владение имуществом при так называемой демократии влечет за собой гораздо большую ответственность, чем ты можешь себе представить.
   - Еще бы, - заметил я. - Некоторые из нас много думали и обсуждали эти вещи, когда находились в армии. Порядочность человека связана также и с ответственностью. Мне не нравится подтекст вашего выражения "так называемая деократия". - Закрывшаяся дверь поставила точку в конце этой фразы, но у меня было такое ощущение, что я мог бы продолжить спор с Алонсо Сэнфордом до самой его смерти.
   Аллистер, пока мы разговаривали, подошел к окну и поднял занавеску. Он проявлял нетерпение и смотрел на закопченную стену из белых кирпичей.
   - Хэнсон сказал мне о Гарланде, - сказал я ему, когда он повернулся.
   - В смысле, что он умер?
   - Да, он подумал, что это я убил его. Если Гарланд умер от раскроенного черепа, тогда это моя вина. Или заслуга. Но Хэнсон сказал, что его задушили.
   - А вы его не душили? - Что-то странное мелькнуло в его затуманенных голубых глазах. Может быть, это означало, что Аллистер мне не верит.
   - Я бы мог его удавить, но не сделал этого. Просто обезвредил его самым быстрым из известных мне способов. Я не убивал людей, если не считать времени, когда носил военную форму. Но тогда это было нормально и допустимо.
   - Должно быть, это сделал Керч, - медленно произнес Аллистер. - Понятно, что ему надо было уничтожить опасных свидетелей.
   - Он снова ездил в "Уайльдвуд"?
   - Должно быть, съездил. Расти Джэнки оказался в его номере в "Паласе". Этот старый шарлатан, доктор Саламандер, работал там над ним, когда Хэнсон задержал его.
   - Значит, это сделал Хэнсон?
   - Да, он привезет сюда Расти и Саламандера для допроса.
   - Но вы ведь тоже кое-чем рискуете, не так ли?
   Он по диагонали пересек комнату дергающейся, припадающей походкой и занял неустойчивую позицию возле стены.
   - Что вы хотите этим сказать? - спросил он. - Дело ведет Хэнсон.
   - Но вы его поддерживаете, так?
   - Я не могу действовать открыто. - Он двинулся боком вдоль стены, как будто комната стесняла его, как будто любая из четырех стен грозила его свободе. - У меня есть для этого свои причины.
   - Сегодня утром я вскрыл сейф Керча.
   Он взглянул на меня такими испуганными глазами, будто я командовал взводом и готов был отдать приказ о расстреле.
   - Да?
   - Несомненно, вы считаете, что Керч может разрушить вашу политическую карьеру. Я в этом сомневаюсь. Если вы будете действовать быстро, смело и обвините его в убийстве, то он вам ничего не сможет сделать. Ваша связь с госпожой Сонтаг - это семечки по сравнению с тем, что мы имеем на Керча. Но вы должны набраться мужества и действовать немедленно, иначе он перехватит инициативу.
   В его глазах отразились страх и смятение, как будто он подозревал меня в злой подковырке.
   - Что вы обнаружили в сейфе Керча?
   - Ваши письма к госпоже Сонтаг. Думаю, с вашей стороны было бы глупо позволить ему запугать вас ими. Если у вас хватит мужества не стыдиться своих неблагоразумных поступков, то вы можете дать ему открытый бой и победить.
   - Вы не понимаете этого города. Я лишусь поддержки той группы населения, на которую рассчитываю.
   - Ну ладно. - Я сел и стал смотреть в окно. Грязная кирпичная стена, которая загораживала перспективу, выглядела так же тупо и упрямо, как человеческое лицо. - Я до чертиков устал вести душеспасительные разговоры. За последние два года я провел слишком много таких бесед и теперь чувствую желание заклеить себе рот и замолчать навеки.
   - Не знаю, что мне делать, - произнес он жалким тоном.
   Я поднялся и выдал ему сполна:
   - Если у вас осталась хоть капля мужества, вы можете сделать из Керча посмешище. У вас есть пистолет?
   - Да. Хэнсон вручил мне пистолет, перед тем как отправиться в гостиницу.
   - Тогда отправляйтесь в клуб "Катей" и доставьте сюда Керча.
   - Я не стрелок.
   - Он тоже не стрелок.
   - Но как быть с моими письмами в его сейфе? Они не у вас, не так ли?
   - Нет, не у меня. Видимо, они все еще там. Но думаю, что я могу припомнить комбинацию цифр.
   - Правда?
   - Дайте мне ручку и конверт.
   Он подал мне письменные принадлежности, и я присел у стола. Моя голова почти ни на что не годилась, но она все еще была сильна на цифры. Одну за другой я вытянул цифры из своей ослабленной памяти и расположил их в правильном порядке.
   - Конверт лежит во втором ящичке в верхнем правом углу, - сказал я. - На букву "А". У Керча все систематизировано.
   Он с волнением поблагодарил меня, когда я вручил ему листок с цифрами комбинации. Затем он устремился к двери с нервной поспешностью, с какой в тире с грохотом бежит перед стрелком облупленная железная фигурка кабана.

Глава 20

   Сержант открыл дверь и вошел в комнату, пятясь задом.
   - Давай его сюда, Алекс, - сказал он. - Инспектор Хэнсон хочет видеть его.
   Он очень удивился, когда обернулся и увидел меня.
   - Вы можете идти, господин Уэзер. Я провожу вас в приемную, там оформят ваше освобождение из-под стражи.
   - Я слишком ослаб, не могу сдвинуться с места.
   - Подожди минутку, Алекс! - крикнул в коридор сержант. Он опять повернулся и посмотрел на меня, пытаясь снискать мое расположение, но это ему не удалось. - Вам нельзя здесь сидеть, господин Уэзер. Господин Сэнфорд внес за вас залог, разве вы не знаете?
   - Мне нравится здесь. Тут очень интересно.
   Неясное беспокойство отразилось на его лице.
   - Я не хотел вас бить, господин Уэзер, вы же знаете. Я изо всех сил старался удержать Моффэтта от побоев. Вы ничего не расскажете инспектору Хэнсону?
   - Я ничего не имею против вас, если не считать вашей работы, особенностей характера и компании, с которой вы водитесь. Я не буду капать на вас. Но посоветую какое-то время сторониться темных переулков. А своему приятелю, Моффэтту, скажите, чтобы он не показывался и на улицах.
   - Понятно, конечно, господин Уэзер. Не думаете ли вы, что ваше лицо нуждается в неотложной медицинской помощи? Пойдемте со мной, я помогу вам уладить это.
   - Я остаюсь здесь. Вы можете вернуть мне ремень и галстук. И кошелек со всеми деньгами, которые там были.
   - Хорошо, господин Уэзер. Но инспектор не желает, чтобы вы тут оставались во время допроса арестованного. - Он вышел тяжелой походкой.
   Минутой позже в комнату вошел Хэнсон. Полицейский в форме сопровождал Расти Джэнки, который был в наручниках. Джэнки выглядел прибитым и больным, как и я сам. Его лицо было покрыто ссадинами, голова свесилась на грудь. Нетронутые части лица были бледны и безжизненны. Даже когда он взглянул из-под своих покрасневших бровей и увидел меня, в его маленьких глазах не промелькнуло и намека на то, что он меня узнал.
   Хэнсон сурово посмотрел на меня открытым взглядом, как бы говоря: "Вот видишь?" Вид у него был властный.
   - Инспектор, вы не возражаете, если я поприсутствую? Если Джэнки начнет плести околесицу, то я сумею кое-что распутать.
   - Да, вы можете остаться, Уэзер, - решительно произнес он. - Посади его под лампу, Алекс, и опусти занавеску. Я просил Рурка не опускать занавеску в коридоре.
   Алекс подтолкнул Джэнки к табуретке и сам сел за стол, положив перед собой блокнот и карандаш. В ярком свете фонаря был отчетливо виден каждый красный волосок на подбородке Джэнки.
   - Если вы думаете, что вам удастся что-нибудь вытянуть из меня, - сказал он, - то вы олухи. Я требую адвоката. И хочу переговорить с господином Керчем.
   - Вы получите адвоката, - отрезал Хэнсон. - И вы увидите господина Керча. Я помещу вас в соседние камеры.
   Джэнки негромко и невесело хихикнул.
   - Очень вы громкие слова говорите, полицейский. Как бы не заговорить по-другому.
   - А мне, Джэнки, наплевать, что ты говоришь. Когда твой хозяин зарезал госпожу Уэзер? До или после того, как он убил Солта?
   Лицо Джэнки выразило глупое удивление. Возможно, он не знал, что Флорейн мертва. Но скорее, он просто не ожидал, что ему так быстро зададут такие конкретные вопросы.
   - Я ничего об этом не знаю. Меня кто-то стукнул сзади по голове, и я потерял сознание. Ничего и никого не видел.
   - Вы держали Солта за руки, когда Керч его избивая, - напомнил я ему. - Я вас видел.
   Хэнсон повернулся в мою сторону:
   - Если я захочу, чтобы вы что-то сказали, то попрошу об этом.
   Это поощрило Джэнки.
   - Он грязный лжец! - завопил Расти. - Он сам убил Солта и закопал его.
   - Откуда вы это могли узнать? - заметил Хэнсон. - Вы ведь потеряли сознание.
   - Мне кто-то сказал об этом. Господин Керч.
   - Керч находился там, когда убивали Солта?
   - Нет, его там не было. Никого там не было, кроме вот этого парня. Он это сделал. - Расти хотел поднять руку, чтобы показать на меня, но ему помешали наручники.
   - Откуда же вы знаете, что это сделал он?
   - Я же сказал, что господин Керч сообщил мне это.
   - Но его ведь там не было.
   - Не было. Но Солт был его другом, и он слышал об этом.
   - Я скажу вам, какими они были близкими друзьями, - сурово сказал Хэнсон. - Солта убили железной кочергой для камина. На этой кочерге обнаружены его волосы и кровь, а также отпечатки пальцев Керча.
   - Вы берете меня на пушку, полицейский. - Джэнки натянуто усмехнулся. - Нет у вас отпечатков пальцев Керча.