Макдональд Росс. Коррумпированный город

   - Его застрелили на улице. Неизвестно, кто это сделал. Это было ужасно. Не уверена, что смогу говорить об этом. Даже теперь. - Ее голос смолк.
   - Вы, должно быть, очень его любили.
   - Я по нему сходила с ума, - сказала она глухо. - Он был единственным настоящим мужчиной в моей жизни. - Теперь она сидела прямо. Белые руки на подлокотниках кресла и венец волос придавали ей вид трагической королевы.
   - Не был ли он староват для вас?
   Она изучала меня какое-то время и решила, что я ни на что не намекаю.
   - Некоторые так думали, - ответила она с вызовом, - но я так не считала. У Джерри был секрет вечной молодости.
   - Но не вечной жизни. Впрочем, собственность продолжает существовать. У него осталось много имущества, не так ли?
   Я ей подбрасывал не те вопросы, и она пришла в некоторое замешательство.
   - Что вы имеете в виду? Конечно, он хорошо меня обеспечил.
   - Это прекрасно. Должно быть, это так же хорошо, как если бы он продолжал жить.
   Она собралась с новыми силами и отошла на прежнюю линию обороны.
   - Джонни, неужели вы меня ненавидите? У меня не было ни малейшего представления о том, что содержится в его завещании, до его смерти. Я знаю, что вам выпала незаслуженно горькая доля.
   - Он не умер. Его застрелили. Это ему выпала горькая доля. Есть ли у вас представление о том, кто его застрелил?
   - Откуда?! - Она скорчила рожицу, как маленькая девочка, поджав губки бутончиком. - У него, должно быть, были враги, Джонни. У него было столько разных деловых предприятий...
   - Значит, вы думаете, что это было убийство, связанное с бизнесом? Кого вы имеете в виду?
   Вопрос ее испугал. Ее белое лицо осталось неподвижным, но все тело напряглось.
   - Никого. Я мало знаю о его делах.
   - Давали ли вы объявление о награде за поимку убийцы?
   - Нет, не давала. Мне посоветовали не делать этого.
   - Кто посоветовал?
   - Не помню. Один из его друзей, по-видимому. Говорили, что полиция хотела бы получить возможность спокойно провести работу по этому делу.
   - Они действительно поработали спокойно. Это дело прикрыли так тихо, что можно подумать, будто все оглохли.
   - Думаю, полиция сделала все возможное, Джонни. Инспектор Хэнсон занимался этим делом в течение многих недель.
   - Возможно, сшивая расползающиеся швы. Герметически запечатывая его, чтобы комар носа не подточил. Где вы находились, когда застрелили Дж. Д.? Или это стало частью секретных архивов?
   Я дал ей основание по-настоящему разозлиться, но она убаюкала себя притворным волнением, которое разыгрывала для меня. Закрыв лицо руками, она сказала прерывающимся голосом:
   - Какие чудовищные инсинуации! Я была дома, помогала кухарке готовить для него обед - блюда, которых он так и не отведал.
   Ее стремление выгородить себя лживыми ответами было просто невыносимо. Я решил подключиться к ее игре, посмотреть, что из этого получится:
   - Вы отлично знаете, что я ничего такого не имел в виду. Просто дело в том, что я не смог ни до чего докопаться. И это меня убивает.
   Она опустила руки, и ее сухие глаза стали вглядываться в мое лицо.
   - Я знаю. Это сразило меня уже давно. Два года тянется эта ужасная неопределенность.
   - Какая неопределенность?
   - Относительно того, что случилось с Джерри. И того, что может случиться со мной. Видите ли, я продолжаю вести его дела.
   - Я слышал, что вы продали гостиницу.
   - Да. Вынуждена была ее уступить. - Казалось, она смутилась. - Но я все еще управляю клубом и станцией. Видите ли, мне хорошо знакома эта работа. Я работала на радио в течение многих лет. Первоначально Джерри нанял меня вести его дела в радиобизнесе.
   - А как обстоит дело с игральными автоматами?
   - Я держусь в стороне от этого бизнеса. Это не женское дело. Вынуждена была нанять менеджера. Он ведет также дела клуба.
   - Полагаю, это - Керч?
   - О, вы его знаете?
   - Пока что нет.
   - Если захотите встретиться с ним, то я могу организовать. Хотя с какой стати вы захотите...
   - Меня интересует любой, кто мог что-то получить в связи со смертью Дж. Д.
   Она неуверенно посмотрела на меня.
   - Конечно, я вас не интересую... в этом смысле?
   Я открыто уставился на ее розовые губы, затем перевел взгляд на пышную грудь и тонкую талию.
   - Вы меня интересуете во всех смыслах.
   - Некоторое время я опасалась, что вы будете вести себя как пасынок. Но теперь вы говорите иначе. - Закончив фразу, она оставила губы приоткрытыми. В ее глазах промелькнула искорка торжества. Она поднялась, демонстрируя всю свою фигуру. - Давайте я вам еще налью.
   - Спасибо. Думаю, мне достаточно и одной порции.
   - Вы уже уезжаете? - спросила она, пересекая комнату.
   - У меня масса неотложных дел. Надо повидать многих людей.
   - Каких людей?
   - Может быть, вы кого-нибудь посоветуете? Вы знаете, кого я ищу.
   Она налила двойную порцию американского виски и быстро его выпила.
   - Нет, я не могу ничего посоветовать. Я в таких же потемках, как и вы. Не верите?
   - Почему я должен вам верить?
   - Но вам следует мне поверить! - Она опять пересекла комнату, возвращаясь ко мне. Руки свободно держала у бедер, что придавало ее телу сомнительное, скрытое достоинство.
   Я встал и посмотрел ей в лицо, будучи притворно спокоен, как замерзшая поверхность темного ручья. В глубине ее глаз я видел скоротечную игру меняющихся тайных настроений, но не мог догадаться об их смысле.
   - Если вы хотите увидеть Керча, - быстро проговорила она, - то я отведу вас к нему завтра.
   - Разве требуется формальное знакомство?
   - Нет, конечно нет. Но сегодня вы не успеете ничего сделать. Уже очень поздно. Вполне можете сесть и выпить еще стаканчик.
   - Может быть, вас бы больше устроило, если бы я подождал до будущего года или даже целых два года.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы, кажется, очень стараетесь отговорить меня от всяких действий. Я мог бы ожидать с вашей стороны проявления хоть небольшого интереса к тому, кто убил вашего мужа. Хотя бы из любопытства.
   - Вы не понимаете, Джонни. Вы не можете понять, как тяжело мне стало жить здесь с тех пор, как умер Джерри. Я просто не могу примириться с мыслью о том, что вы можете накликать еще больше неприятностей.
   - Он не умер. Его убили. И я не причиняю неприятностей. Просто не уклоняюсь от них.
   - Вы думаете, я не знаю, что его убили? Вы думаете, я могу когда-нибудь об этом забыть? Я знаю, что за моей спиной говорят кумушки во время игры в бридж - раздобревшие матроны, которые кичатся своей порядочностью! Они думают, что их мужья такие солидные граждане, но в большинстве - это глупцы, которые не знают, откуда к ним поступают деньги. Моего мужа убили, но я не вижу с их стороны сочувствия. Видите ли, я родилась не здесь и сама зарабатывала на жизнь до того, как вышла замуж. Поэтому я вызываю подозрения. Мне пришлось здесь нелегко. Подчас казалось, я сойду с ума оттого, что не с кем поговорить.
   - Неужели вам трудно найти собеседника?
   - Вы имеете в виду мужчин? Они кружатся вокруг меня, вынюхивают. Я могла бы отбить мужа у любой из этих матрон, если бы хоть один из них стоил того.
   - Почему бы вам отсюда не уехать, если здесь не нравится. Есть и другие города. Откуда вы приехали?
   Она ответила не сразу. Подошла к бару и налила себе еще одну порцию виски. Выпив его, произнесла:
   - Здесь мне надо руководить делами. Я взяла на себя эту задачу.
   - Вы довольно быстро отделались от гостиницы.
   - Я же сказала, что была вынуждена это сделать. Во всяком случае, это вас не касается.
   - На что пошли деньги?
   Разгоряченная алкоголем, она отрезала:
   - Я не обязана перед вами отчитываться.
   - Насколько понимаю, я - следующий по очередности на наследование имущества Дж. Д.
   - До тех пор, пока жива, я вправе свободно им распоряжаться.
   Я встал и подошел к ней.
   - Теперь обстановка мне ясна. Почему вы уверены, что проживете долго?
   Мои слова могли быть восприняты как прямая угроза, учитывая мою надвигающуюся на нее широкоплечую фигуру. Лицо ее исказилось от страха. Она отпрянула в угол между баром и стеной, следя за мной с улыбкой василиска. Дыхание со свистом вырывалось из ее ноздрей.
   - Не подходите ко мне! - прошипела она.
   Я облокотился о стойку бара и улыбнулся как можно приветливее.
   - Вас легко испугать, правда? Внутри у вас накопилось много страха, но он рождается не в вас. Пока вы используете меня в качестве громоотвода. Я спрашиваю себя: откуда исходит весь этот страх?
   Ее лицо дергалось в попытке скрыть проявившиеся чувства.
   - Пошел вон! - снова прошипела она. - Я больше не потерплю твоей грубости.
   - Я сам от нее не в восторге, но что поделаешь? И все же, может быть, вы скажете мне, чего боитесь?
   - Вы пришли сюда, чтобы мучить меня, да? - произнесла она низким монотонным голосом. - Решили, что можете расколоть меня. Вы ненавидите меня, потому что ваш отец оставил деньги мне, и думаете, что они должны принадлежать вам. Проваливайте отсюда, вы, великовозрастный нахал!
   Я был довольно молод и принял это оскорбление близко к сердцу. Но перед уходом бросил ей кое-что, над чем она могла бы поразмыслить, лежа в постели:
   - Вам нужен хороший психиатр. Я слышал, что именно такой есть в тюрьме штата.

Глава 5

   Потускневшая вывеска на магазине подержанных вещей Кауфмана гласила: "Мы все покупаем, продаем и меняем". Содержимое витрины подтверждало это. Там были пальто, фотоаппараты, военные медали, старый воротник из лисицы, который выглядел, как будто сам себя вконец изгрыз, седло с Запада, охотничье ружье, пара индейских дубинок, ржавые наручники, часы в форме колокольчика с заводом на тридцать дней, полное собрание романов Уэверли, клетка для птиц, ржавая металлическая сетка... Самым странным предметом в витрине был литографированный портрет Фридриха Энгельса, взирающего холодным взглядом на хаотические символы цивилизации, которую он критиковал.
   Света в магазине не было, только тонкая освещенная полоска виднелась под дверью со двора. Я постучал. Задняя дверь отворилась, и в квадрате света появилась объемистая тень, которая двигалась не совсем как человек. Кто-то включил освещение в магазине и захромал ко мне, преодолевая кучу ржавых плит, детских колясок, чьи пользователи давно уже закончили среднюю школу, засиженные мухами тарелки и потрепанную мебель - ошметки распавшихся домов и то, что бросили люди, улучшавшие свои жилищные условия, покупая вещи в рассрочку.
   Это был грузный старик, который выкидывал от бедра одну несгибающуюся ногу и как бы перекатывался, когда шел. Он расплющил нос о стекло парадной двери, напряженно вглядываясь в меня. Потом закричал через дверь:
   - Что вам надо? У меня закрыто.
   В ответ я прокричал:
   - Вы - тот самый человек, который пишет письма в газеты?
   - Тот самый. Вы читали эти письма?
   - Разрешите войти. Я хочу с вами поговорить.
   Он снял с ремня кольцо с ключами, открыл замок и раскрыл дверь.
   - Итак, о чем вы хотите поговорить со мной? Об идеях?
   Широкая, мягкая и простая улыбка, похожая на улыбку на каменном лице Будды, расплылась по его лицу, и глаза превратились в щелки. Выкинув свою несгибающуюся ногу, он отступил назад, пропуская меня.
   - Как Энгельс оказался у вас в витрине? - спросил я.
   - Вам знакомо его лицо? Почти никто не знает его в этом забытом Богом захолустье. Люди меня спрашивают: кто это, не мой ли отец? Поэтому я рассказываю им, кто такой Энгельс. Я рассказываю им, за что он выступал. Просвещаю их, хотя им это и невдомек. - Он тяжело вздохнул. - Эксплуатируемые массы.
   - Сюда, верно, заходит немало представителей эксплуатируемых масс. Вы выбрали хорошее место, чтобы проповедовать свое учение.
   - Проходите в заднее помещение. - Не прикоснувшись ко мне, его рука описала круг, как при объятии. - Я люблю поговорить с человеком, понимающим толк в идеях.
   По узкому проходу он проводил меня в заднюю часть магазина. Мы миновали крохотный офис с высоким бухгалтерским столом и оказались на жилой половине. Комната, в которой он предложил мне сесть, представляла собой сочетание гостиной и кухни. Там стоял сосновый стол, несколько старых кожаных кресел и крашеных деревянных стульев, книжный шкаф в углу, газовая плитка на полке возле раковины. Над книжным шкафом висел любительский набросок Карла Маркса, сделанный карандашом.
   - Почему вы не выставите Маркса в витрине?
   - Тогда не так много людей будут спрашивать меня, кто это, потому что они его знают. Я потеряю возможность учить их.
   - Вы уже давно живете в этом городе, не так ли, господин Кауфман?
   - Почти всю свою жизнь. Я пробыл на этом месте последние тридцать пять лет.
   - Вы кое-что можете рассказать мне о муниципальном правительстве. Кому принадлежит настоящая власть в этом городе?
   - Вы - репортер? Или пишете книгу?
   - Я собираю материал.
   Он не стал уточнять, какой материал я собираю, улыбнулся еще более ласково и сказал:
   - Вы хотите услышать то, что об этом пишут в газетах для эксплуатируемых масс? Или то, что представляется мне? Иной раз я думаю, особенно с тех пор, как они вышвырнули профсоюзных лидеров с химических фабрик, что я - единственный человек в городе, который не совсем ослеп.
   - Излагайте по-своему.
   Он откинулся в широком кресле и скрестил свою здоровую ногу с несгибающейся.
   - Согласно уставу города, городские законы принимаются городским советом, состоящим из двенадцати членов, которые избираются ежегодно населением, голосующим на своих участках. Мэр, который ежегодно избирается всеми гражданами вне зависимости от местожительства, является главой исполнительной городской власти и обеспечивает осуществление городских законов, которые принимаются советом.
   - Кто командует полицией?
   - Полицейское управление, членом которого является и мэр в силу занимаемой должности. Остальные три члена назначаются на перекрывающие друг друга трехлетние сроки городским советом. Все это соответствует положениям устава.
   - А кто настоящий хозяин в городе?
   - Городом командует Алонсо Сэнфорд. Но нельзя сказать, что он фактически управляет им. В течение многих лет он поддерживал деловой союз с человеком, которого звали Дж. Д. Уэзер. Уэзер вырвал концессию на использование игральных автоматов в нашем районе и в течение нескольких лет превратился в городского босса старого образца. Он не скупился и наложил руку на совет и на полицию. В то же время не забывал и о рядовых горожанах: инсценировал политические представления, помогал бедным людям выбраться из затруднений, старался обеспечить их медицинским обслуживанием, когда они не могли платить по счетам, помогал семьям попасть в списки на получение пособий, принимал участие в кампаниях, которые проводили поляки, сербы, итальянцы и другие меньшинства. Получалось так, что его знал весь город, и он нравился большинству людей. Они знали, что могут рассчитывать на Дж. Д. Уэзера в случае затруднительного положения, и голосовали так, как он хотел. Сам он никогда не занимал никаких должностей, но за последние пятнадцать лет ни один мэр и ни один член совета не мог быть избран без благословения Дж. Д.
   - Какова же во всем этом роль Алонсо Сэнфорда?
   - Она заключается хотя бы в том, что человек вроде Уэзера не смог бы безнаказанно коррумпировать городское правительство без его помощи. Так называемые лучшие люди изгнали бы его из города. Сэнфорд обеспечил первоклассную протекцию.
   - Я не понимаю, что от этой сделки получил Сэнфорд?
   - Все, что хотел, - сказал старик. - Людей в учреждениях, которые не станут облагать слишком большими налогами его недвижимость, полицию, которая позаботится о том, чтобы на его заводах не активничали профсоюзы. Используя Дж. Д. Уэзера, Сэнфорд сам оставался в стороне и мог выдавать себя за важного старожила. До тех пор пока его это не касалось, грызуны могли свободно пастись в городе.
   Мне было больно слушать, когда о моем отце говорили такие вещи. Я никогда не расставался с его образом, возникшим у меня в детстве: передовой гражданин, честный бизнесмен, прямолинейный человек, всеобщий друг.
   - Дж. Д. Уэзер действительно был таким скверным человеком?
   - Он был плох для города. Не думаю, что он сам когда-либо брал взятки, но создавал для других возможность это делать. Когда появляется коррупция, то она распространяется вплоть до полицейского на участке, берущего процент с каждой проститутки или выгораживающего мелкого вора. В личном плане Дж. Д. Уэзер был неплохой человек. Он сделал много хорошего для отдельных людей - в этом одна из причин его влияния в городе. В то же время он вмешивался в демократические процессы и коррумпировал этот город вдоль и поперек. Загребал по тысяче в неделю на своих игровых автоматах. Легко быть щедрым, заключая выгодные сделки.
   - Вам он не очень-то нравился?
   - Почему этот город отстал на двадцать лет? - фыркнул старик. - Мужчины и женщины работают на химических заводах за пятнадцать - двадцать долларов в неделю. Они пытаются что-то предпринять в свою защиту, а полицейские волокут их лидеров на окраину, избивают там и выставляют из города. Игральные автоматы, бильярдные, дома терпимости - вместо детских площадок и коммунальных жилых зданий, которые могли бы предотвратить рост молодежной преступности. Самые скверные трущобы в стране, а Алонсо Сэнфорд дерет с них высокую ренту. Почему сохраняется такое положение? Потому что они сговорились его сохранять. Я думал, дела начнут меняться, когда год назад пришел Аллистер...
   - Уже два года, как Дж. Д. Уэзер умер. Как сейчас обстоят дела в городе?
   - Все еще звучит та же мелодия, молодой человек. Именно этого я не могу понять. При Аллистере...
   - Он теперь мэр, не так ли?
   - Он уже почти два года мэр. Проводил свою предвыборную кампанию под лозунгами реформ. Пообещал очистить город. Он был молодым адвокатом в ведомстве прокурора и выступал как борец с коррупцией. Я думал, что он не обманывает. Так же думали многие. Он получил поддержку честных представителей среднего класса и рабочих, у которых было некоторое представление о своем благе. После убийства Дж. Д. Уэзера он в буквальном смысле покорил город. Ему были известны факты коррупции в муниципалитете, и он не встретил сопротивления. Все это было во время предвыборной кампании. Но когда он занял пост, все осталось как прежде. В прошлом году он добивался переизбрания и значительно поубавил свою прыть. Он больше не оперировал фактами, а разглагольствовал с высокопарными обобщениями. Но прошел с огромным преимуществом, потому что у него не было серьезного соперника.
   - Как это можно объяснить? Сэнфорд вроде бы должен был ему противодействовать.
   - Думаю, что Джефферсон был прав, - мрачно заметил старик, - власть развращает. Зачем Сэнфорду и реакционным силам противиться человеку, если они могут его приручить и использовать? Я не знаю ничего определенного, но подозреваю, что Сэнфорд готовит его на место Дж. Д. Уэзера. Я знаю только одно. Почти за два года в кресле мэра Аллистер не пошевелил и пальцем. Он распространяется о зле в городе, но никогда конкретно не указывает на его проявления. Свое время он тратит на создание политической машины. Полагаю, что власть испортила его. Может быть, его загипнотизировали деньги Сэнфорда. Не знаю. Во всяком случае, это пример трудностей при проведении реформ конституционным путем. Сам я выступаю против эволюционных методов.
   - Я и не ожидал, что вы их поддерживаете. - Я посмотрел на портрет Маркса на стене. - Но любые другие методы опасны, не правда ли? Вы можете потерять остатки свободы, пытаясь обрести большую свободу.
   - Какая у них свобода?! - воскликнул он. - Свобода быть рабами на фабриках, голосовать и думать так, как им подсказывают радио, газеты и политические боссы, свобода дурманить мозги в тавернах и кинотеатрах; свобода быть эксплуатируемыми и всего лишенными?! Пусть они поднимаются и воюют за свои права!
   - Я задавался вопросом: не мог ли кто-то застрелить Дж. Д. Уэзера по политическим соображениям?
   - Вы - полицейский! - Негодующе старик согнулся и прохрипел: - Думал, что знаю всех подлых полицейских в этом городе, но вы - мерзкий полицейский, которого я не знаю. - Его массивное лицо сохраняло спокойствие, но он напряженно задышал носом.
   - Вас не обвиняли в его убийстве?
   - Я уже давно обо всем рассказал, - прорычал он. - Грязный полицейский приходит ко мне, разыгрывая из себя человека, интересующегося идеями! Можете убираться отсюда!
   Я остался сидеть на своем стуле.
   - То, что я узнало здешних полицейских, не дает мне оснований относиться к ним лучше, чем относитесь вы. Я пришел к вам, чтобы получить информацию.
   - Тогда кто вы? - Он сердито заворочался, и кольцо с ключами, висевшее на ремне, звякнуло.
   - Меня зовут Джон Уэзер. Мы говорили о моем отце.
   Он переместил свое тяжелое тело в кресле, его наивные старые глаза моргнули.
   - Почему вы мне об этом не сказали? Я бы так не говорил с сыном о его отце.
   - Думаю, что я недостаточно хорошо знал своего отца. Мне было всего двенадцать лет, когда я видел его в последний раз. И даже тогда большую часть времени я проводил не дома, а в школе. Но мне нужны были сведения, и я собрал их. Мне нужна еще кое-какая информация. Револьвер, из которого его застрелили, был взят из этого магазина.
   Впервые тень осторожной неискренности появилась в его глазах.
   - Этот револьвер украли в моем магазине. Он лежал в витрине, кто-то его оттуда стащил.
   - Вы говорите как настоящий боец, Кауфман. Распространяетесь о том, чтобы очистить город. Но когда у вас появляется шанс поймать убийцу, идете на попятную. Не думал, что такой человек, как вы, может так сильно струхнуть.
   - Струхнул, тоже мне! - взорвался он. - Я просто не собираюсь помогать Хэнсону, этому казаку-разбойнику! Однажды он бросил меня в каталажку за то, что я выступал на собрании. Он выгнал из города некоторых моих лучших друзей.
   - До сегодняшнего дня мы не встречались. Теперь вы можете мне все рассказать.
   - Зачем вы приехали в город?
   - Я приехал сюда в поисках работы, и оказалось, здесь есть работа как раз для меня: найти убийцу моего отца.
   - На это у меня нет ответа, молодой человек. Если вы думаете, что это сделал я, то ошибаетесь. Я добиваюсь лишь уничтожения системы.
   - Вы помогаете сохранить все в неизменном виде, поступая так.
   - Поймите, если я вам все расскажу, то пойду на риск, Если вы отсюда помчитесь в полицию со своей историей, то у них появится материал на меня, а они пытаются пришить мне что-нибудь. У меня в голове слишком много идей. А если вы потом зайдете еще кое к кому, то мне недолго оставаться в живых.
   - Может быть, вы и так долго не проживете. Ведь вам уже семьдесят, не правда ли?
   - Семьдесят пять, - улыбнулся он. - Я достаточно стар, чтобы рискнуть.
   - А мне двадцать два - достаточно, чтобы поднять бучу. Вы можете помочь мне устроить большую бучу.
   - Джой Солт почти одного с вами возраста. Бывало, он проводил много времени в магазине до того, как внучка ушла от меня.
   - Джой Солт?
   - Он попал в исправительную колонию за воровство в магазинах, когда был еще подростком. Впрочем, я никогда не думал, что он обворует меня. Он вел себя нормально, и я думал, что Карла выйдет за него замуж.
   - Если револьвер украл этот Джой Солт, то почему вы не сообщили об этом в полицию?
   - Я уже назвал одну причину. Не доверяю полиции и не люблю ее. Но есть и другая причина. Джой мог получить большой срок за воровство. Может быть, за соучастие в убийстве.
   - Или за само убийство.
   - Может быть, и так. Но я-то знаю, что он не убивал.
   - Похоже, вы уверены в этом. Почему?
   - Он сказал мне об этом сам. Я спросил его.
   - И вы поверили тому, что он сказал?
   - Он не умеет врать, - сказал старик. - Если бы он солгал, я бы сразу заметил. Джой утащил револьвер и продал его. Он отказался сказать мне, где продал. Что я мог поделать? - Он развел пухлыми руками.
   - Итак, вы мешали расследованию убийства, потому что мелкий воришка хотел жениться на вашей внучке?
   - Вы чересчур упрощаете дело, - устало произнес он, сохраняя терпение. - Я пытался оградить его от последствий его же поступка. Последствия оказались бы более серьезными, чем он того заслуживал. Во всяком случае, так я тогда думал. Как бы там ни было, но он на Карле не женился. Позже выяснилось, что он просто хотел овладеть ею и стать ее сутенером. Может быть, он и сейчас тянет с нее деньги. Я слышал, что последние несколько месяцев она подвизается в клубе.
   - Мне не нравится сама фамилия Солт.
   - Джой является продуктом среды, - мрачно вымолвил старик. - Его отец был мелким букмекером на скачках, мать рано бросила его, он вырос среди шаек в трущобах юго-западной части города. Его сестра - преуспевающая проститутка. Понятно, что ему хочется стать сутенером. Парень он смазливый - для такой работы внешность как раз подходящая.
   - Где можно найти этого красавца?
   - Раньше он жил вместе с сестрой, ее зовут Франческа Сонтаг, в доме Харви, на Сэндхусте, в трех кварталах к югу от улицы Мэйн.
   Я поднялся и сказал:
   - Со мной вы не рискуете. Думаю, некоторые ваши идеи - никчемные, но вы первый честный человек, с которым мне пришлось здесь переговорить сегодня. Я вас не подведу.
   Он протянул руку и прикоснулся ко мне.
   - Подождите, пока доживете до семидесяти пяти лет, и тогда скажете, что думаете о моих идеях. И будьте осторожны с Джоем. Он носит при себе нож.
   - У меня такое чувство, что я доживу до семидесяти пяти лет, - сказал я перед тем, как дверь захлопнулась.

Глава 6