— Сейчас спрошу у него.
   И он закрыл передо мной дверь, щелкнув замком. Я прождал минуты две, слушая бормотанье патрульной машины. Дверь открыл Себастьян. Внешний вид его постоянно менялся, как у боксера-профессионала, которого систематически избивают на протяжении всех пятнадцати раундов. Спутанный клок волос ясно следовало расчесать. Лицо его побледнело. В глазах застыло выражение полной безнадежности. Помощник шерифа стоял у него за спиной, словно секундант.
   — Они увозят ее, — сказал Себастьян. — Хотят посадить в тюрьму.
   — Это не тюрьма, — поправил помощник, — а дом предварительного заключения.
   Я спросил Себастьяна:
   — А под залог нельзя?
   — Можно, но у меня нет двадцати тысяч долларов.
   — Да, многовато.
   — Преднамеренное нападение — очень серьезное обвинение, — пояснил помощник. — Да еще обвинение в похищении...
   — Все равно много.
   — Судья так не считает, — пожал плечами помощник.
   Я обратился к нему:
   — Будьте так добры, оставьте нас вдвоем. Мне бы хотелось поговорить с мистером Себастьяном наедине.
   — Вы же сказали, что не адвокат. У вас нет права давать ему юридическую консультацию.
   — У вас тоже нет. Дайте нам, пожалуйста, немного поговорить. — За пределы видимости он отошел, а вот насчет пределов слышимости я поручиться не мог. Я спросил Себастьяна: — Кто ваш адвокат?
   — Я позвонил одному человеку в Ван-Нуйс. Арнольд Бэндикс. Сказал, что вечером придет.
   — Сейчас уже вечер. Что вы делали весь день?
   — Сам толком не знаю. — Себастьян оглянулся назад, словно этот день остался в доме, поджидая его там клубком неразрешимых загадок. — Были два человека от окружного прокурора. Потом мы, разумеется, долго говорили с Сэнди, пытались хоть как-то разобраться в этой страшной путанице.
   — Если будете просто сидеть и разговаривать, то вряд ли разберетесь. Вызовите адвоката сюда. И врача. Вам нужно убедить представителей закона разрешить дочери остаться дома хотя бы на эту ночь. Тогда у адвоката будет время поехать в суд и договориться там о снижении суммы залога. Можно договориться о десяти тысячах. Эту сумму вы сможете взять под заем за тысячу долларов.
   Цифра ужаснула его.
   — Как я смогу собрать тысячу долларов? Меня ведь теперь наверняка уволят.
   — Обратитесь к ростовщику. Для того они и существуют.
   — И во сколько же мне это обойдется? — спросил он несчастным голосом.
   — В сотню-другую. Но речь сейчас не о деньгах. А о том, чтобы ваша дочь не попала в тюрьму.
   Он воспринял это известие, не вникнув в него сначала, словно оно было передано ему через спутник связи: в данный момент ему предстояло решить труднейшую в жизни задачу. Взгляд его стал осмысленным, выражение безнадежности сменилось осознанием опасности ситуации. Оставалось то, что он был в состоянии сделать.
   Подойдя к телефону, он позвонил их семейному врачу — доктору Джеффри. Приезжать тот не хотел. Себастьян сказал ему, что это необходимо. Затем он позвонил адвокату и сказал ему то же самое.
   Мы прошли в гостиную в сопровождении помощника шерифа, вероятно, подозревавшего всех нас в том, что мы замышляем массовый побег. В гостиной находилась Бернис Себастьян, которая выглядела напряженной и похудевшей и была одета с особой изысканностью в черное облегчающее платье. Рядом стояла непринужденно держащаяся элегантная блондинка примерно моего возраста в голубом костюме, походящем на служебную форму.
   Она представилась как миссис Шеррид из отдела по работе с условно осужденными и досрочно освобожденными. Я сказал ей, что знаком с Джейком Белсайзом.
   — Я говорила с ним сегодня днем, — сказала она. — Он очень расстроен случившимся. Винит себя за то, что не очень тщательно контролировал поведение Спэннера.
   — Да, ему есть, за что винить себя, — вставила миссис Себастьян.
   — Сейчас об этом уже поздно говорить, — сказал я им обоим и, обращаясь к миссис Шеррид, добавил: — У Белсайза есть какие-то предложения?
   — То, что я здесь, — его предложение. К сожалению, девочка отказывается говорить со мной. Я пыталась объяснить ее родителям, что, если Сэнди изъявит желание как-то помочь нам ей самой же будет намного легче.
   Заговорил Себастьян:
   — Сэнди сейчас в таком состоянии, что ее нельзя допрашивать. Приняла снотворное и спит. Сюда едет доктор Джеффри. И мой адвокат Арнольд Бэндикс.
   — Мы не можем ждать всю ночь, — сказал помощник. — У нас имеется ордер, и мы обязаны забрать ее.
   — Нет, давай лучше подождем, Том, — сказала миссис Шеррил. — Посмотрим, что скажет доктор.
   Помощник сел отдельно в углу гостиной. Воцарилась гнетущая тишина. Мы будто бы присутствовали на похоронах или бодрствовали у смертного одра. Попав в беду, Сэнди тем самым незримо присутствовала здесь, не покидая мыслей каждого из нас, как некое божество, восседающее на троне и правящее всем этим домом. Я начал было подумывать, уж не входило ли именно это в ее изначальные намерения.
   Приехал доктор Джеффри, молодой торопливый человек. Он прошел в спальню Сэнди вместе с ее матерью. Сразу же вслед за доктором приехал и адвокат. Совместными усилиями им удалось убедить помощника шерифа и миссис Шеррил отложить все до утра.
   Доктор уезжал первым: его время было наиболее дорогостоящим. Я проводил его до машины, и он весьма неохотно уделил мне две минуты.
   — Каково внутреннее состояние Сэнди?
   — Она, естественно, напугана и находится в смятении. Немного истерична и очень утомлена.
   — Можно ли мне будет допросить ее, доктор?
   — Это необходимо?
   — От этого зависит жизнь человека. Возможно, вы не знаете, что происходит...
   — Это было в вечерних газетах. Но, по-моему, там все притянуто за уши. Ну как такая девочка могла участвовать в похищении?
   — В этом нет никакого сомнения. Так можно мне поговорить с нею?
   — Пять минут, не больше. Ей необходим покой.
   — А лечение у психиатра?
   — Завтра будет видно. Подростки обладают незаурядной способностью восстанавливать силы.
   Джеффри повернулся было, чтобы сесть в свой «лендровер». Но у меня к нему было еще несколько вопросов.
   — Как давно вы являетесь ее врачом?
   — Три или четыре года, сразу после педиатра.
   — Прошлым летом ее лечил доктор по имени Конверс из Беверли-Хиллз. Вы знали об этом?
   — Нет. — Мне удалось-таки заинтересовать Джеффри. — Не слышал ни о каком докторе Конверсе. От чего он ее лечил?
   — Мне он отказался сказать. А вот вам, возможно, скажет. Это может иметь отношение к данному делу.
   — В самом деле? Я позвоню ему.
   Выйдя из дома, помощник шерифа и миссис Шеррил сели в патрульную машину и поехали вниз по склону за «лендровером» Джеффри. Стоя в дверях, Бернис Себастьян смотрела им вслед.
   — Слава богу, что на сегодня они уехали от нас. А вам спасибо, мистер Арчер, что все устроили.
   Выражение благодарности давалось ей явно с трудом. Взгляд ее был утомленным и поникшим.
   — Устроил все вам муж. Я просто дал ему совет. На подобных семейных вечерах мне доводилось бывать не раз.
   — У вас есть дети?
   — Нет. Я уже привык чувствовать себя обделенным.
   Она пропустила меня в дом, закрыла дверь и прижалась к ней спиной, словно сдерживая давление напирающей снаружи сгущающейся тьмы.
   — Они позволят ей оставаться дома?
   — Это зависит от ряда обстоятельств. У вас в семье не все гладко, и источником этого является не только Сэнди. Испорчены отношения между нею и вами.
   — В основном, она сердится на Кита.
   — В таком случае задеты отношения между вами троими. Каким-то образом их нужно налаживать.
   — Кто это сказал?
   — Вам это скажут в отделе по работе с условно осужденными, если Сэнди повезет и они рискнут поставить ее на учет. Что она имеет против отца?
   — Не знаю. — Но она опустила веки и потупила взгляд.
   — Я не верю вам, миссис Себастьян. Вы так и не хотите показать мне дневник Сэнди?
   — Я уничтожила его, как уже сказала вам сегодня... вчера утром. — Она закрыла глаза и прикрыла их своей точеной узкой ладонью. Сейчас она попала в неловкое положение и была раздосадована этим.
   — Скажите, что в нем было написано такое, что заставило вас уничтожить его?
   — Не могу. Не хочу. Не хочу мириться с этим унижением.
   Она попыталась, не открывая глаз, убежать прочь. Я подошел к двери, и она натолкнулась на меня. Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, и я всем телом ощутил ее стройную упругую фигуру. Откуда-то снизу к сердцу мне подступила горячая волна и, затопив его, ударила в голову.
   Внезапно, словно по обоюдному согласию, мы отступили друг от друга. Но отношения между нами теперь несколько изменились, причем именно из-за этой только что возникшей, но не реализованной возможности.
   — Извините, — проговорила она, не пояснив, за что извиняется.
   — Это я виноват. Мы не кончили. — Нереализованная возможность придавала моим словам двусмысленный оттенок.
   — Разве?
   — То, что произойдет с Сэнди, зависит прежде всего от того, что произойдет со Стивеном Хэккетом. Если нам удастся вернуть его живым... — здесь я намеренно сделал паузу, чтобы Бернис сама закончила мысленно это предложение. — Возможно, Сэнди скажет мне что-то. Врач разрешил задать ей несколько вопросов.
   — О чем?
   — Вчера ночью она сказала, что Дэви Спэннер ищет место, где он когда-то жил. Надеюсь, что она поможет уточнить, где оно находится.
   — И это все?
   — Пока все.
   — Хорошо. Можете поговорить.
   Мы прошли мимо открытой двери в гостиную, где Себастьян и адвокат обсуждали сумму залога. Дверь в комнату Сэнди была заперта. Миссис Себастьян повернула ключ и мягко открыла дверь.
   — Сэнди, ты еще не спишь?
   — А ты как думала?
   — Так отвечать невежливо, — ее мать произнесла это странным тоном, словно говорила с обладающим огромной властью идиотом. — Мистер Арчер хочет поговорить с тобой. Ты ведь помнишь мистера Арчера?
   — Ну как же я могу его забыть?
   — Сэнди, прошу тебя, будь сама собой.
   — А я теперь такая вот. Хочешь, тащи сюда легавых.
   Было очевидно, что грубость девушки напускная и вызвана чувством собственной вины, страха и отвращения к самой себе, а также нескрываемым презрением к матери. Однако пока, по крайней мере на данный момент, эта игра в грубиянку стала ее натурой. Я все-таки продолжал надеяться, что мне удастся достучаться до прежней девочки, той, что коллекционировала вымпелы университетов Новой Англии и игрушечных животных.
   Она сидела в кровати, прижав одного из них — плюшевого коричневого спаниеля, со свисающими ушами и языком из красного фетра. Сэнди раскраснелась, лицо у нее было заплаканное, я присел у кровати на корточки, так, чтобы наши глаза оказались примерно на одном уровне.
   — Привет, Сэнди.
   — Привет. Меня собираются упечь в тюрьму. — Она произнесла это деревянным голосом, как нечто уже решенное и само собой разумеющееся. — Можете радоваться.
   — Почему ты так говоришь?
   — Вы же хотели этого, не так что ли?
   Стоящая в дверях мать сказала:
   — Ты не должна говорить так с мистером Арчером.
   — Иди отсюда, — ответила Сэнди. — У меня от тебя голова болит.
   — Это у меня она болит.
   — У меня тоже сейчас заболит, — сказал я. — Пожалуйста, дайте мне поговорить с Сэнди наедине.
   Миссис Себастьян вышла. Девушка спросила:
   — Ну, и о чем же мы будем говорить?
   — Ты могла бы мне помочь, да и себе тоже. Для всех было бы намного лучше, если бы нашли Дэви прежде, чем он убьет мистера Хэккета. Имеешь ты хоть малейшее представление о том, где они могут находиться?
   — Нет.
   — Ты сказала вчера ночью, точнее — уже сегодня утром, что Дэви искал какое-то место, где он раньше жил. Ты знаешь, где оно находится, Сэнди?
   — Откуда мне знать? Он и сам-то не знает.
   — Дэви что-нибудь вспоминал о нем?
   — Оно где-то в горах, к северу от Санта-Терезы. Что-то вроде ранчо, где он жил до того, как его сдали в приют.
   — Он описывал это место?
   — Да, но с его слов мне оно показалось не ахти. Дом давным-давно сгорел. А то, что от него еще осталось, кто-то покрыл крышей.
   — Дом сгорел?
   — Так он мне сказал.
   Я встал. Девушка отпрянула, вцепившись в плюшевого пса, словно он был ее единственным другом и хранителем.
   — Почему он хотел вернуться туда, Сэнди?
   — Не знаю. Он жил там когда-то с отцом. И с матерью. По-моему, он считал то место раем на земле.
   — Его матерью была Лорел Смит?
   — По-моему, да. Она говорила, что она его мать. Но она бросила его еще маленьким. — Сэнди с шумом, прерывисто вздохнула. — Я сказала, что ему повезло, что с ним так случилось.
   — Что ты имеешь против своих родителей, Сэнди?
   — Не будем о них.
   — Почему ты помогла Дэви в этом? Ведь ты же совсем не такая девочка.
   — Вы меня не знаете. Я плохая, дальше некуда.
   Напускная грубость, о которой она на время забыла, опять взяла верх. Разумеется, это было больше, чем просто игра. Ее сознание находилось в плену, балансируя между светом и тьмой, перевертываясь, словно монетка, которую она сама же подбросила вверх.
   Уже за дверью, в коридоре, где меня ждала Бернис Себастьян, я вспомнил, что в комнате Сэнди чего-то недоставало. Фотография Хэйди Генслер в серебряной рамке исчезла.

Глава 19

   С разрешения Бернис Себастьян я закрылся в кабинете и стал дозваниваться в Сан-Франциско, в пансионат Альберту Блевинсу. Сначала трубку долго не брали, потом стали отвечать разные голоса: «Альберт сейчас спустится. Альберта нет у себя, но его ищут. Альберт, вероятно, куда-то ушел, и неизвестно, когда вернется. Видимо, ушел смотреть уличное представление на Маркет-стрит».
   Я попросил передать Альберту, чтобы он позвонил мне в Лос-Анджелес на автомат, записывающий все звонки, но сильно сомневался, что он сделает это сегодня вечером.
   В моем распоряжении имелся еще один возможный источник информации. Я достал бумаги, полученные мною от Альберта Блевинса, и разложил их на письменном столе Себастьяна. Я еще раз прочел письмо, которое теща Альберта, Элма Р.Краг, отправила ему в 1948 году из своего дома в Санта-Монике по Уэст Капо-стрит, 209.
   «...Джаспер и Лорел с ребенком поживут пока у нас, — писала миссис Краг, — а потом Джаспер хочет заняться фермерством».
   Я поискал фамилию Краг в телефонном справочнике и позвонил в справочную — бесполезно. Письмо было написано почти двадцать лет назад. Миссис Краг сейчас очень стара или уже умерла.
   Выяснить это я мог только одним способом. Пожелав Себастьянам спокойной ночи, я опять поехал по направлению к Санта-Монике. Движение на скоростном шоссе было по-прежнему интенсивным, но ехать было все же посвободнее. Поток ярко горящих фар стекал по Сепульведе искрящимися переливами.
   Как ни странно, настроение у меня было отменное. Если миссис Краг жива и в состоянии сказать мне, где расположено это ранчо, то я закончу свое дело к утру. Я даже позволил краешку своего сознания поразвлечься мыслями о том, как я распоряжусь целой сотней тысяч долларов.
   Черт возьми, ведь я мог даже поставить крест на своем ремесле, хотя этот вариант вряд ли пришелся бы мне по вкусу. Говоря откровенно, жизнь моя и смысл-то имела только ради таких вот ночей, когда я мчался по распластавшемуся на огромной территории гигантскому городу, отыскивая в нем тончайшие нити, связывающие разрозненные клеточки-судьбы двух-трех человек среди миллионов остальных его обитателей. У меня вдруг возникло безумное желание или, скорее, фантазия дожить до того дня, начиная с которого этот город навсегда станет идеально функционирующим живым организмом, конечно, при условии, что предварительно я сумею отладить все невидимые нейронные связи между населяющими его жителями. Как искусно созданная по частям невеста Франкенштейна.
   Свернув с Сепульведы у Уилшира, я поехал по Сан-Висекте в сторону Уэст Капо-стрит. Здание под номером 209 оказалось трехэтажным жилым домом. Свежеоштукатуренный фасад заслоняли пересаженные пальмы, подсвеченные зеленоватым светом прожекторов.
   Управляющего домом, пожилого человека в одной рубашке без пиджака, с книгой в руках, заложенной пальцем, я нашел в квартире номер один. Я назвал ему свое имя, а он мне — свое: Ральф Кадди.
   Говорил он с южным акцентом, скорее всего — техасским. Над камином висели скрещенные пистолеты, а на стенах — несколько нравоучительных высказываний.
   — Здесь когда-то жила некая миссис Краг? — спросил я.
   — Верно.
   — Вы знаете, где она живет теперь?
   — В пансионате.
   — В каком пансионате?
   — Для выздоравливающих. Несколько лет назад она сломала бедро.
   — Это очень плохо. Мне бы хотелось поговорить с ней.
   — О чем?
   — По семейным делам.
   — У миссис Краг нет больше семьи. — И он добавил, застенчиво улыбнувшись: — Если не считать меня.
   — У нее зять в Сан-Франциско. И правнук по имени Дэви, бог его знает где. Она говорила когда-нибудь о принадлежавшем ей ранчо в округе Санта-Тереза?
   — Об этом ранчо я слышал.
   — Вы можете сказать мне, как его найти?
   — Ни разу не был там. Оно пошло в уплату за налоги несколько лет назад.
   — Вы родственник миссис Краг?
   — Не совсем. Я был тесно связан с их семьей. Да и сейчас связан.
   — Вы можете дать мне адрес ее пансионата?
   — В принципе да. А по какому поводу вы хотите ее видеть?
   — Сегодня я встретил ее зятя, Альберта Блевинса.
   Кадди испытующе посмотрел на меня.
   — Он первый муж Этты?
   — Верно.
   — Ну, и при чем тут ранчо?
   — Альберт говорил о нем. Он жил там когда-то.
   — Понятно.
   Ральф Кадди положил раскрытую книгу обложкой вверх — она называлась «Роль службы охраны в жизни предприятия» — и подошел к письменному столу в противоположном углу комнаты. Вернувшись, он протянул мне листок бумаги с аккуратно написанным адресом пансионата для выздоравливающих в Оквуде.
   Пансионат занимал большое здание, выстроенное примерно в двадцатых годах в калифорнийско-мексиканском стиле. Располагался он на обнесенном высокой стеной земельном участке в Санта-Монике. Надо всей подъездной дорожкой образовывали пышный свод итальянские пинии. На освещенной стоянке стояло с десяток легковых машин, а из главного здания доносились звуки музыки. Вполне можно было представить себе, что время повернуло свой ход вспять, и в доме идет вечеринка.
   Иллюзия эта начала исчезать уже в огромной приемной. Повсюду группками по двое, по трое сидели старики, беседуя между собой и поддерживая течение жизни. При виде их у меня возникла аналогия с беженцами, которым дали приют в поместье какого-то знатного барона.
   Очень современно выглядящая сестра в белом нейлоновом халате провела меня по коридору в комнату миссис Краг. Это оказалась просторная, хорошо обставленная комната — одновременно и гостиная, и спальня. Старая седовласая дама в шерстяном платье сидела в кресле-коляске, ноги ее были укрыты пушистым пледом. Она смотрела развлекательную программу по телевизору. Руки ее с подагрическими утолщениями в суставах держали раскрытую Библию.
   Сестра приглушила звук.
   — К вам джентльмен, миссис Краг.
   Та вопросительно подняла на меня свои проницательные глаза, увеличенные сильными линзами очков.
   — Кто вы?
   — Мое имя Лью Арчер. Вы помните Альберта Блевинса, который был женат на вашей дочери Этте?
   — Ну, разумеется, я помню его. С памятью у меня все в порядке, спасибо. И что там с Альбертом Блевинсом?
   — Сегодня я беседовал с ним в Сан-Франциско.
   — В самом деле? Лет двадцать не получала от него вестей. Я приглашала его к нам, когда у Джаспера родился сын, но он так и не ответил.
   Она помолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг наклонилась ко мне, переносясь из прошлого в настоящее.
   — Ну, да ладно, а как он сейчас? Все тот же прежний Альберт?
   — Вероятно. Я не знал его, когда он был моложе.
   — И не много потеряли. — Она улыбнулась. — Муж всегда говорил мне, что Альберт родился слишком поздно. Ему бы быть пастухом-погонщиком в старые добрые времена. Альберт всегда держался особняком.
   — И сейчас тоже. Живет в пансионате у себя в комнате совершенно один.
   — Ничего удивительного. Ему вообще не следовало ни на ком жениться, не говоря уж об Этте. Поначалу я винила Альберта за тот скандал между ними, когда он швырнул в нее лампой и поджег дом. Но когда я увидела, что моя дочь стала вытворять потом... Это Альберт прислал вас сюда ко мне?
   — Не совсем. В ходе нашей беседы он упомянул ранчо, которое вы ему то ли подарили, то ли разрешили пользоваться.
   Она резко кивнула:
   — Это было в 1927 году, когда Альберт женился на Этте. Сказать вам по правде, самой мне это ранчо до смерти надоело. Я ведь горожанка и была дипломированной учительницей. Двадцать лет возни с курами — этого мне было предостаточно. Я заставила Крага переехать сюда. Он получил хорошую работу место сторожа-охранника, на которой и оставался до самой пенсии. А ранчо перешло к Альберту и Этте. Они прожили года два и разошлись. Это ранчо приносило одни несчастья. Альберт рассказывал вам?
   — О чем?
   — О том, что происходило на этом ранчо? Нет, — она покачала головой, — Альберт и не мог рассказывать, потому что не знает. По крайней мере, всего. Сначала он спалил дом, и Этта сбежала от него. Оставила его с маленьким Джаспером. Когда это случилось, мы с мужем взяли Джаспера и воспитали его, что было нелегко, скажу я вам. Трудный был ребенок.
   Потом, когда Джаспер встал на ноги и женился на Лорел Дадни, он вбил себе в голову, что ему нужно вернуться на это ранчо. Но работать на нем он и не думал, понимаете? Считал, что жить там можно недорого, ничего не делать и рисовать себе красивые пейзажики. Ему-то, конечно, жизнь там обходилась недорого, потому что мы с мужем присылали им деньги, после того как он истратил все, что было у Лорел. — Руки с проступающими венами сжали поручни кресла-коляски. — И знаете, как этот наш испорченный внучек отблагодарил нас?
   — Альберт мне не рассказывал.
   — Джаспер бросил Лорел с маленьким сыном и был таков. С тех пор ни от одного из них я не получила ни весточки. Джаспер, точь-в-точь, как его мать, — я говорю это, несмотря на то, что она мне дочь, — свинья неблагодарная.
   Я не стал сообщать Элме Краг ни о смерти Джаспера, ни о смерти Лорел. Глаза старой женщины что-то уж чересчур разгорелись. Она и без того знала слишком много. Она сжала губы, и на лице ее застыло горькое выражение, словно она предвидела свою собственную неминуемую смерть.
   Помолчав немного, она спросила:
   — Вы ведь приехали сюда не за тем, чтобы мои жалобы выслушивать. Так для чего же вы здесь?
   — Хочу увидеть это ранчо.
   — Зачем? Земля там истощена. Она и всегда-то была не лучше, чем полупустыня. Мы разводили там не столько скотину, сколько канюков[10]. А после того как Джаспер и Лорел исчезли неизвестно куда, мы отдали ее в уплату за налоги.
   — Я думаю, что сейчас там может находиться ваш правнук Дэви.
   — В самом деле? Вы знаете Дэвида?
   — Встречался с ним.
   Она быстро прикинула:
   — Сейчас он должен быть молодым человеком.
   — Да, он очень молод. Дэви девятнадцать лет.
   — И чем же он занимается? — спросила она с надеждой и интересом в голосе, в котором, однако, не слышалось особого желания знать ответ.
   — Да ничем особенно.
   — Наверное, весь в отца. У Джаспера всегда были большие мечты, но он палец о палец не ударил, чтобы воплотить их в жизнь. — Развернув одно колесо кресла-коляски, она повернулась ко мне лицом. — Раз вы знаете, где находится Дэвид, то, может быть, знаете, и где Джаспер?
   — Нет. И где Дэвид, тоже не знаю. Я надеялся, вы скажете мне, как отыскать это ранчо.
   — Скажу, конечно, если его еще ветром не разметало. Родео-сити знаете?
   — Бывал там.
   — Поезжайте в центр города, то есть к отелю «Родео», а как раз напротив будет управление шерифа. Свернете направо, проедете мимо площадок с трибунами, где проводятся состязания по родео, выедете из города и миль двадцать проедете в сторону от океана, к небольшому селению Сентервил. Я там когда-то преподавала в школе. От Сентервила проедете на север еще двенадцать миль по окружной дороге. Найти ее нелегко, особенно когда стемнеет. Хотите отправиться туда сегодня ночью?
   Я ответил утвердительно.
   — Тогда лучше спросите дорогу в Сентервиле. Там любой знает, где ранчо Крага. — Она помолчала. — Как странно, что несколько поколений нашей семьи стремятся жить в том месте. Оно приносит несчастье, и вся семья наша несчастная.
   Я не пытался оспаривать этого. То немногое, что я знал об этой семье — одинокая жизнь и старость Альберта Блевинса, ужасные судьбы Джаспера и Лорел, разделенные пятнадцатью годами, стремление Дэви совершить насилие, — все это только подтверждало слова миссис Краг.
   Она сидела, прижав к груди сухие кулачки, словно ощущая происходящую в себе трудную работу памяти. Она покачала седой головой.
   — Я подумала, что если вы увидите Дэвида, то могли бы сказать ему, где находится его прабабка. Но не знаю. У меня есть решительно все. За пребывание здесь я плачу шестьсот долларов в месяц. Скажите ему обо мне, только если он сам спросит. Не хочу, чтобы Джаспер опять сел мне на шею. Или Лорел. Она была славной девушкой, но тоже оказалась неблагодарной. Я взяла ее к себе в дом и сделала для нее все, что могла, а она повернулась ко мне спиной.