ОМЕН. Последняя битва
ГОРДОН МАКГИЛ
ОМЕН. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА
"И отретъ Богъ слезу съ очей ихъ, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будетъ; ибо прежнее прошло. И сказалъ сидящий на престоле: се, творю все новое…
Се, гряду скоро: блаженъ соблюдающий слова пророчества книги сей".
Откровение Иоанна Богослова, гл. 21:4,5; гл. 22:7.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Астроном не отличался религиозностью. В свой телескоп он рассматривал именно небо, а не небеса. Когда астроном был еще юношей, он, разумеется, верил в того же Бога, что и его родители. Но, превратившись во взрослого мужчину, он оставил эти детские забавы. По мнению Джона Фавелла, все тайны Вселенной имели прямое отношение к чудесам математики и физики.
Зрелище, представшее перед ним благодаря двухсотдюймовому телескопу Фернбэнковской обсерватории в Сассексе, было достаточно захватывающим и без Высшего Существа, которое только осложнило бы дело.
В этот раз облачный покров был минимальный, поэтому Джон быстро справился с ежедневной подготовительной рутиной. И сейчас он погрузился наконец в созерцание небесного свода. Параллельно Джон проводил фотографическое сканирование, раз за разом пополняя свой каталог новыми группами данных и постепенно составляя космический атлас.
Джон потягивал кофе, исподволь наблюдая, все ли идет как надо. Обсерватория, почти все пространство которой занимал телескоп, безмолствовала. Рядом с Джоном сидел техник, его руки лежали на контрольном пульте. Ожидая распоряжений, он оглянулся на Фавелла, подобно псу, просящемуся на прогулку.
Фавелл склонился над столом и прищурился, уставившись на монитор. — Так куда мы сегодня отправляемся? — пробормотал он. — В Кассиопею, сэр, — подсказал техник.
На какую-то долю секунды сознание астронома затуманилось, что-то мелькнуло в памяти — что-то, чему Джон никак не мог найти объяснения, — и тут же исчезло. Фавелл устроился возле телескопа.
— Кассиопея, — повторил он, — подъем справа. Один час шестнадцать минут, двадцать секунд. Подберите угол на двадцать два градуса в соотношении восемь к четырем.
Фавелл удовлетворенно хмыкнул, когда телескоп выбрал нужный небесный участок. Он повторил команду, как делал это каждый раз последние пять лет, сканируя фотообъективом небо и производя свои записи. Наконец Фавелл увидел то, что ему было нужно.
— О'кей, снимок получился классный. Джон оторвался от своего стола, пересек зал и остановился, ожидая, когда снимок необходимого ему небесного участка выскользнет из бокового отверстия телескопа. Он осторожно поднял диапозитив, перенес его на освещенный стенд и, разгладив на стекле, внимательно вгляделся в снимок. Затем сощурил глаза и фыркнул:
— Странно. Мы ведь делали подобный снимок на днях, так? Техник кивнул: — В понедельник, сэр. Он достал картотеку со слайдами, выбрал нужный и протянул его Фавеллу. Тот положил второй диапозитив рядом с первым и растерянно заморгал.
— Произошло какое-то движение, — промолвил Фавелл. — Три солнца. Теперь, в свою очередь, нахмурился помощник. Щеки Фавелла порозовели от возбуждения, он взглянул на техника. — Найдите все снимки части звездного неба в хронологической перспективе. и сразу же возвращайтесь.
Некоторое время астроном следил за тем, как его помощник торопливо роется в картотеке, затем снова подошел к телескопу, посмотрел на звезды и поджал губы. «Физика с математикой — вот пожалуй, единственная определенность», — подумал он. И тем не менее каждый раз на очередном банкете или приеме обязательно находился какой-нибудь придурок, который непременно задавал ему вопросы обо всех этих идиотских штуках — о НЛО или о маленьких звездных человечках. Невежественных людей всегда волнует таинственность и разного рода чепуха, и ему иногда с трудом удавалось скрыть презрение, которое он испытывал к этому сорту людей.
Помощник дернул его за рукав и протянул целую стопку прозрачных слайдов. Фавелл, внимательно просмотрев их, повернулся к молодому человеку.
— Что скажете?
— Скажу, что все это напоминает какой-то сон, — как бы извиняясь, промямлил помощник, пожимая плечами.
— Именно так. — Фавелл жестом указал на монитор. — Каково ускорение? Молодой человек снял показания приборов. — Пара тысяч парсеков как минимум. Черт возьми, похоже, мы становимся свидетелями еще одного грандиозного взрыва.
Фавелл раздраженно покачал головой: — Это не столкновение, они просто выстраиваются в одну линию. Суньте все это в компьютер. Посмотрим, можно ли получить приблизительный график сближения.
Помощник щелкнул на мониторе нужным тумблером, и ученые стали пристально вглядываться в экран, наблюдая за проекцией полета трех звезд. Взгляд мужчин то и дело перескакивал со сближающихся точек на цифровые показатели в углу экрана.
Глядя на мельтешащие цифры, Фавелл вдруг вспомнил то, что несколько минут назад промелькнуло у него в сознании.
Кассиопея. Именно ее упоминал священник три года тому назад на международной конференции в Ницце. Итальянский священник в сутане явился на эту встречу незванным гостем и призывал всех делегатов внимательно следить, не возникнут ли в созвездии Кассиопеи три звезды, которые будут стремительно сходиться. Он умолял участников конференции постоянно наблюдать за небом и, как только они заметят что-либо подобное, тут же сообщить ему.
Теперь Фавелл ясно припомнил все детали: священник находился в неимоверном возбуждении, но вместе с тем держался с таким достоинством, что никому из участников конференции и в голову не пришло насмехаться над его искренней верой. Правда, когда он покинул зал, они позволили себе слегка почесать языки.
— Сэр! — Помощник показывал на экран. Точки сблизились, часто запульсировали и испустили множество светящихся колец. Числовой датчик замер, и цифры четко отпечатались на экране монитора.
002.26.00.24.03.82
Время и дата.
Голос священника прозвучал в мозгу Фавелла, безумные слова о рождении нового Мессии, втором пришествии Христа.
24.03.82
Это была дата рождения.
Джон Фавел инстинктивно перекрестился.
Зрелище, представшее перед ним благодаря двухсотдюймовому телескопу Фернбэнковской обсерватории в Сассексе, было достаточно захватывающим и без Высшего Существа, которое только осложнило бы дело.
В этот раз облачный покров был минимальный, поэтому Джон быстро справился с ежедневной подготовительной рутиной. И сейчас он погрузился наконец в созерцание небесного свода. Параллельно Джон проводил фотографическое сканирование, раз за разом пополняя свой каталог новыми группами данных и постепенно составляя космический атлас.
Джон потягивал кофе, исподволь наблюдая, все ли идет как надо. Обсерватория, почти все пространство которой занимал телескоп, безмолствовала. Рядом с Джоном сидел техник, его руки лежали на контрольном пульте. Ожидая распоряжений, он оглянулся на Фавелла, подобно псу, просящемуся на прогулку.
Фавелл склонился над столом и прищурился, уставившись на монитор. — Так куда мы сегодня отправляемся? — пробормотал он. — В Кассиопею, сэр, — подсказал техник.
На какую-то долю секунды сознание астронома затуманилось, что-то мелькнуло в памяти — что-то, чему Джон никак не мог найти объяснения, — и тут же исчезло. Фавелл устроился возле телескопа.
— Кассиопея, — повторил он, — подъем справа. Один час шестнадцать минут, двадцать секунд. Подберите угол на двадцать два градуса в соотношении восемь к четырем.
Фавелл удовлетворенно хмыкнул, когда телескоп выбрал нужный небесный участок. Он повторил команду, как делал это каждый раз последние пять лет, сканируя фотообъективом небо и производя свои записи. Наконец Фавелл увидел то, что ему было нужно.
— О'кей, снимок получился классный. Джон оторвался от своего стола, пересек зал и остановился, ожидая, когда снимок необходимого ему небесного участка выскользнет из бокового отверстия телескопа. Он осторожно поднял диапозитив, перенес его на освещенный стенд и, разгладив на стекле, внимательно вгляделся в снимок. Затем сощурил глаза и фыркнул:
— Странно. Мы ведь делали подобный снимок на днях, так? Техник кивнул: — В понедельник, сэр. Он достал картотеку со слайдами, выбрал нужный и протянул его Фавеллу. Тот положил второй диапозитив рядом с первым и растерянно заморгал.
— Произошло какое-то движение, — промолвил Фавелл. — Три солнца. Теперь, в свою очередь, нахмурился помощник. Щеки Фавелла порозовели от возбуждения, он взглянул на техника. — Найдите все снимки части звездного неба в хронологической перспективе. и сразу же возвращайтесь.
Некоторое время астроном следил за тем, как его помощник торопливо роется в картотеке, затем снова подошел к телескопу, посмотрел на звезды и поджал губы. «Физика с математикой — вот пожалуй, единственная определенность», — подумал он. И тем не менее каждый раз на очередном банкете или приеме обязательно находился какой-нибудь придурок, который непременно задавал ему вопросы обо всех этих идиотских штуках — о НЛО или о маленьких звездных человечках. Невежественных людей всегда волнует таинственность и разного рода чепуха, и ему иногда с трудом удавалось скрыть презрение, которое он испытывал к этому сорту людей.
Помощник дернул его за рукав и протянул целую стопку прозрачных слайдов. Фавелл, внимательно просмотрев их, повернулся к молодому человеку.
— Что скажете?
— Скажу, что все это напоминает какой-то сон, — как бы извиняясь, промямлил помощник, пожимая плечами.
— Именно так. — Фавелл жестом указал на монитор. — Каково ускорение? Молодой человек снял показания приборов. — Пара тысяч парсеков как минимум. Черт возьми, похоже, мы становимся свидетелями еще одного грандиозного взрыва.
Фавелл раздраженно покачал головой: — Это не столкновение, они просто выстраиваются в одну линию. Суньте все это в компьютер. Посмотрим, можно ли получить приблизительный график сближения.
Помощник щелкнул на мониторе нужным тумблером, и ученые стали пристально вглядываться в экран, наблюдая за проекцией полета трех звезд. Взгляд мужчин то и дело перескакивал со сближающихся точек на цифровые показатели в углу экрана.
Глядя на мельтешащие цифры, Фавелл вдруг вспомнил то, что несколько минут назад промелькнуло у него в сознании.
Кассиопея. Именно ее упоминал священник три года тому назад на международной конференции в Ницце. Итальянский священник в сутане явился на эту встречу незванным гостем и призывал всех делегатов внимательно следить, не возникнут ли в созвездии Кассиопеи три звезды, которые будут стремительно сходиться. Он умолял участников конференции постоянно наблюдать за небом и, как только они заметят что-либо подобное, тут же сообщить ему.
Теперь Фавелл ясно припомнил все детали: священник находился в неимоверном возбуждении, но вместе с тем держался с таким достоинством, что никому из участников конференции и в голову не пришло насмехаться над его искренней верой. Правда, когда он покинул зал, они позволили себе слегка почесать языки.
— Сэр! — Помощник показывал на экран. Точки сблизились, часто запульсировали и испустили множество светящихся колец. Числовой датчик замер, и цифры четко отпечатались на экране монитора.
002.26.00.24.03.82
Время и дата.
Голос священника прозвучал в мозгу Фавелла, безумные слова о рождении нового Мессии, втором пришествии Христа.
24.03.82
Это была дата рождения.
Джон Фавел инстинктивно перекрестился.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Уже пару часов вгрызался массивный бур в толщу Земли на глубине десяти футов под улицами Чикаго. Каждые шесть минут туннель удлиннялся на один метр. Влажная земля, пройдя через бурильную установку, выбрасывалась позади нее на ленту конвейера.
Тщедушный человечек с трудом удерживал рукоятку бурильной установки, он молча наблюдал за струей земли, бьющей на конвейер, и время от времени окатывал из шланга вращающийся бур. Воздух в туннеле был спертый, и Джо обливался потом от духоты.
Самая мерзкая работенка на земле, во всеуслышанье объявит он своим друзьям. Но именно это занятие вызывало в нем также и гордость. Однажды, влив в себя пару кружек пива, он сравнил его с отбыванием наказания в аду.
Неожиданно бур застопорился, странно чихнул, а затем заскрежетал, упершись в какую-то плотную массу. Скрежет сменился визгом, и Джо, с головы до ног обстрелянный кирпичными и бетонными осколками, едва успел отскочить. Машина выплевывала раздробленный кирпич туннеля.
Ругаясь на чем свет стоит, Джо заорал оператору, чтобы тот отключил бур, затем проверил, не поврежден ли механизм. Опираясь на стены туннеля, Джо глянул вниз и снова чертыхнулся: каменная стена. Джо нанимался бурить землю, а не кирпич. Если по какой-то причине происходил сбой в работе, то это означало только одно: отсрочку жалованья. Джо яростно проклинал всех этих невидимых начальников, этих безмозглых, с иголочки одетых чистюль, которые никогда толком не разбирались в своих обязанностях, в результате чего люди вроде Джо постоянно сталкивались с неприятностями.
Спустя некоторое время его окружили другие рабочие, прибежал мастер, с удивлением рассматривавший выбитые буром кирпичные обломки. Насупившись, Джо ожидал дальнейших распоряжений.
— Ничего страшного, — заверил мастер, — просто подвальная стена музея Торна.
Джо вспомнил это место. Сам музей сгорел лет пятнадцать-двадцать назад. В памяти всплыла загадочная история — таинственный пожар, случившийся невесть по какой причине. Виновного так до сих пор и не нашли.
Джо сплюнул и опять обложил всех своих боссов. Если они знали о стене, то какого черта отрядили его с буром для мягкого грунта? Джо так убедительно крыл руководство, что мастер обернулся и велел ему заткнуться.
Через несколько минут Джо остался один. Все разошлись, договорившись взорвать стену и пробиваться дальше.
…Бурильная установка чихнула и снова принялась вгрызаться в податливый грунт, только Джо держался теперь подальше от земляной струи. Он потянулся за шлангом, чтобы остудить бур. Внезапно среди грунта что-то блеснуло. Обеими руками Джо спихнул с конвейера комья, они, развалившись, упали. Джо склонился над ними и вдруг отшатнулся. Из распавшихся на кучки комьев торчали обгоревшие кости и остатки раздробленного черепа. А среди этих останков поблескивали какие-то металлические стержни.
Осторожно, почти не дыша, Джо вытянул ближайший и огрубевшими пальцами стер с него землю. Это оказался кинжал с длинным тонким лезвием и инкрустированной рукояткой.
— Необычный ножичек, — констатировал Джо, — пожалуй, старинный. — Он провел по лезвию большим пальцем и вздрогнул. Лезвие было очень острым. Джо поскреб рукоятку и в полумраке рассмотрел, что вырезана она в форме распятия.
В фигурку распятого Христа въелась земля, она покрывала тело и лицо Спасителя.
Джо огляделся. Никого. Его никто не видел. А он не промах, этот пройдоха Джо. Все как дважды два. Кинжалы плюс кости означали, что здесь произошло убийство. Кто-то закончил свои дни в огне, но если Джо сообщит об этом в полицию, то с кинжалами придется расстаться.
Он совсем позабыл о бурильной установке. Единственное чего, он сейчас хотел, это забрать кинжалы. Один, два, три…
Откинув в сторону кости, Джо счищал с лезвий и рукояток грязь. Он спрятал кинжалы под конвейерную ленту до тех пор, пока не представится возможность унести их отсюда.
Ростовщик, разглядывая кинжалы, неопределенно похмыкал. — А что если они принадлежали какой-нибудь банде? — предположил он.
Джо тыльной стороной ладони вытер лоб. — Да ладно, вы же сами видите, что они древние.
Ростовщик пожал плечами. — Наверняка совсем старинные и уж как пить дать стоят целое состояние, — настаивал Джо.
— Неужели? В конце концов Джо пришлось уступить. Из своего обширного опыта он хорошо знал, что спорить с ростовщиком значило попусту тратить время. Джо зажал кучку помятых банкнот и покинул лавку.
Он скользнул в дождь, на ходу пересчитывая деньги. Их оказалось немного, но все равно это было лучше, чем ничего. Раскапывать погребенные сокровища — до чего вдохновляющее занятие. Монетка ли случайная, иная ли драгоценность, свалившаяся в сточную трубу, — с этого ведь не взимаются налоги. Хотя за кинжалы ему, конечно, следовало выручить гораздо солидную сумму. С другой стороны, это был неожиданный презент, небесный дар.
Джо распахнул двери бара. Он был суеверен. Такие деньги хранить нельзя. Либо он их промотает на скачках, либо просто прокутит. Джо взгромоздился на стул и для начала заказал порцию шотландского виски. Затем угостил бармена и своих друзей.
Утром он чувствовал себя так погано, что, пожертвовав своим дневным заработком, счел за благо остаться дома.
Приблизительно месяц провалялись кинжалы, никем не замеченные в глубине витрины. И вот наконец один из сотрудников аукциона заметил их и купил. Два дня спустя они были выставлены на аукционе. Экспонат назывался «Семь кинжалов», все они — один к одному — красовались на бархате. Семь ликов Христа ослепительно сверкали, а лезвия были отполированы до звездного блеска. Сначала торг никак не удавалось сдвинуть с мертвой точки. Сезон заканчивался, и на аукционе присутствовали всего лишь несколько учасников, а «Семью кинжалами» заинтересовался, похоже, лишь один человек, стоявший в конце зала. Всего два раза поднималась цена на кинжалы, прежде чем он купил их.
По дороге домой он поглядывал на свою покупку, завернутую в упаковочную материю. Мысль о ней будоражила в нем любопытство. Что-то необъяснимое не давало ему покоя, но тщетно пытался он вспомнить, что и где читал про самые кинжалы несколько лет тому назад.
Добравшись домой, он прошел прямо в свой кабинет и разложил реликвии на письменном столе. Некоторое время смотрел на них, потом поднял ближайший кинжал, пробуя его на вес. Едва холодный металл коснулся ладони, мужчина вскрикнул: лезвие мгновенно рассекло кожу, выступила кровь. Он обмотал кисть носовым платком и зажал кинжал между большим и средним пальцами, так что большой палец пришелся как раз на лик Христа. Медленно приподнял кинжал над лежащим на столе блокнотом и отпустил его. Лезвие проткнуло блокнот и воткнулось в стол.
Христос на рукоятке вздрогнул. Мужчина выдернул кинжал из стола и принялся разглядывать дырку. Да, это было страшное оружие с треугольным лезвием, и любая рана, полученная от него, заживала бы очень долго. Мужчина направился к книжным полкам. Выбрав три нужных тома, вернулся к письменному столу, устроился поудобней и стал читать, поглаживая рукоятку.
Часом позже мужчина протянул руку к телефону, набрал номер и стал ждать.
— Отца Дулана, пожалуйста, — попросил он и даже не удивился, услышав, насколько взволнованно прозвучал его голос.
Пассажиры, очутившиеся на борту «Боинга 747» рядом со священником, были поначалу несказанно рады этому соседству. Люди в ожидании полета нервничали, и когда массивный самолет, вздрогнув на взлетной полосе Нью-Йоркского аэропорта Кеннеди, поднялся над Лонг-Айлендом в чистое небо и взял курс на восток, они несколько поуспокоились, вслушиваясь в молитвы священника. Но уже через небольшой промежуток времени эти же пассажиры ощутили некоторое беспокойство. Почему священник так суетлив? Чем он так глубоко озабочен? Неужели что-то скрывает от них? Что может находиться в странном свертке у него на коленях? Он так вцепился в этот сверток, что не отложил его даже во время еды. Приземлившись в Риме, люди были счастливы, что находятся наконец в безопасности.
На контроле таможенник, извинившись, попросил священника предъявить багаж. При этом он испытал некоторое смущение от того, что вынужден оказать недоверие человеку в сутане, но другого выхода у него не было. Наркобизнес применял нынче всяческие уловки, и контрабандисты вполне могли выдавать себя за служителей церкви.
Таможенник растерянно заморгал, увидев в сумке священника кинжалы, но не успел он и рта раскрыть как тот выложил перед ним счет за купленный на чикагском аукционе экспонат.
Пропустив священника, таможенник посмотрел ему в след, размышляя, что же собирается затеять в Риме этот американский церковный служка с полудюжиной кинжалов. Неисповедимы пути господни, решил он, повернувшись к следующему пассажиру. И тут же забыл об отце Дулане.
В аэропорту священник взял напрокат машину и, несмотря на глубокую ночь, поехал на юг.
Приближаясь к нужной деревушке, он сверился с картой и взглянул на часы. Скоро рассвет. Он зевнул, потянулся и уверенно направил свой юркий «фиат» по деревенской дороге мимо спящих ферм и поселков в сторону местечка Субиако.
Было еще темно, когда отец Дулан затормозил и выключил мотор. Непривычная тишина заставила его вздрогнуть. Священник вышел из машины, осмотрелся по сторонам и взглянул на монастырь — темное, потрескавшееся сооружение, будто выросшее из вершины холма. Обшарпанная, видавшая виды крыша монастыря четко вырисовывалась на фоне ночного неба.
Пробираясь к зданию, отец Дулан внезапно осознал, насколько древним являлось это место, впервые в жизни его пронзило ощущение времени и истории. Он вдруг отчетливо и ярко представил постоянную борьбу добра со злом, веками происходившую на этой бренной земле, и почувствовал собственную убогость и незначительность.
Отец Дулан застыл в нескольких ярдах от старинной двери. Перед его мысленным взором пронеслись вереницы монахов, денно и нощно молившихся в этих древних стенах. Священника затопило ощущение непрерывности и бесконечности времени. Он вздрогнул. Никогда в жизни отец Дулан не испытывал необъяснимого страха.
Наконец священник толкнул тяжелую дверь, и она со скрипом подалась. Медленными шагами он вошел и легонько постучался во внутреннюю дверь. Она тут же распахнулась, и поначалу отец Дулан не смог ничего рассмотреть, кроме длинного темного силуэта в дверном проеме. Жестом его пригласили войти. Теперь священник заметил, что встретивший его высокий монах был черен, как гарлемская ночь, и носил козлиную бородку. Монах повернулся и пригласил отца Дулана следовать за ним в маленькую часовню.
Очутившись в часовенке, отец Дулан вцепился в рукоятки кинжалов и принялся оглядываться по сторонам. Он был один. Чернокожий монах удалился.
Почти все пространство часовенки занимал крест, и в полумраке Дулан различил крошечную молельню у противоположной стены. Преклонив колени перед крестом, он вдруг почувствовал, как в часовенку кто-то вошел. Священник обернулся и увидел плотного мужчину лет пятидесяти с широким лбом и орлиным носом.
— Отец де Карло? — прошептал Дулан. Мужчина кивнул и велел ему подняться с колен. Дулан встал, протянул священнику кинжалы. Он ожидал хоть какого-нибудь объяснения. Но в этот момент за ним вернулся чернокожий монах. Может быть, потом ему что-нибудь и объяснят, а пока он хотел только одного — спать.
Отец де Карло подождал, пока останется один, затем вытащил из свертка кинжалы и, прежде чем положить их на алтарь, пристально оглядел каждый клинок. Он склонился в молитве, благодаря Господа за возвращение кинжалов, древних кинжалов из города Мегиддо, известного в свое время под названием Армагеддон.
Священник поднялся, собрал кинжалы и, достав кожаный кошель, сложил их внутрь. Затем вернулся в молельню, распахнул двери, поцеловал кошель и положил его в центре молельни.
Молча воздал он благодарственную молитву за звездочета Джона Фавелла, сообщившего о дате рождения в Субиако, и за возвращение кинжалов — единственного оружия, способного оборвать жизнь Антихриста.
Уже дважды предпринимались попытки свести счеты с Антихристом, но каждый раз они заканчивались трагедией.
Но на этот раз неудачи быть не могло, ибо Сын уже шел к ним. А Антихрист все еще жил.
Близился час последней схватки.
Тщедушный человечек с трудом удерживал рукоятку бурильной установки, он молча наблюдал за струей земли, бьющей на конвейер, и время от времени окатывал из шланга вращающийся бур. Воздух в туннеле был спертый, и Джо обливался потом от духоты.
Самая мерзкая работенка на земле, во всеуслышанье объявит он своим друзьям. Но именно это занятие вызывало в нем также и гордость. Однажды, влив в себя пару кружек пива, он сравнил его с отбыванием наказания в аду.
Неожиданно бур застопорился, странно чихнул, а затем заскрежетал, упершись в какую-то плотную массу. Скрежет сменился визгом, и Джо, с головы до ног обстрелянный кирпичными и бетонными осколками, едва успел отскочить. Машина выплевывала раздробленный кирпич туннеля.
Ругаясь на чем свет стоит, Джо заорал оператору, чтобы тот отключил бур, затем проверил, не поврежден ли механизм. Опираясь на стены туннеля, Джо глянул вниз и снова чертыхнулся: каменная стена. Джо нанимался бурить землю, а не кирпич. Если по какой-то причине происходил сбой в работе, то это означало только одно: отсрочку жалованья. Джо яростно проклинал всех этих невидимых начальников, этих безмозглых, с иголочки одетых чистюль, которые никогда толком не разбирались в своих обязанностях, в результате чего люди вроде Джо постоянно сталкивались с неприятностями.
Спустя некоторое время его окружили другие рабочие, прибежал мастер, с удивлением рассматривавший выбитые буром кирпичные обломки. Насупившись, Джо ожидал дальнейших распоряжений.
— Ничего страшного, — заверил мастер, — просто подвальная стена музея Торна.
Джо вспомнил это место. Сам музей сгорел лет пятнадцать-двадцать назад. В памяти всплыла загадочная история — таинственный пожар, случившийся невесть по какой причине. Виновного так до сих пор и не нашли.
Джо сплюнул и опять обложил всех своих боссов. Если они знали о стене, то какого черта отрядили его с буром для мягкого грунта? Джо так убедительно крыл руководство, что мастер обернулся и велел ему заткнуться.
Через несколько минут Джо остался один. Все разошлись, договорившись взорвать стену и пробиваться дальше.
…Бурильная установка чихнула и снова принялась вгрызаться в податливый грунт, только Джо держался теперь подальше от земляной струи. Он потянулся за шлангом, чтобы остудить бур. Внезапно среди грунта что-то блеснуло. Обеими руками Джо спихнул с конвейера комья, они, развалившись, упали. Джо склонился над ними и вдруг отшатнулся. Из распавшихся на кучки комьев торчали обгоревшие кости и остатки раздробленного черепа. А среди этих останков поблескивали какие-то металлические стержни.
Осторожно, почти не дыша, Джо вытянул ближайший и огрубевшими пальцами стер с него землю. Это оказался кинжал с длинным тонким лезвием и инкрустированной рукояткой.
— Необычный ножичек, — констатировал Джо, — пожалуй, старинный. — Он провел по лезвию большим пальцем и вздрогнул. Лезвие было очень острым. Джо поскреб рукоятку и в полумраке рассмотрел, что вырезана она в форме распятия.
В фигурку распятого Христа въелась земля, она покрывала тело и лицо Спасителя.
Джо огляделся. Никого. Его никто не видел. А он не промах, этот пройдоха Джо. Все как дважды два. Кинжалы плюс кости означали, что здесь произошло убийство. Кто-то закончил свои дни в огне, но если Джо сообщит об этом в полицию, то с кинжалами придется расстаться.
Он совсем позабыл о бурильной установке. Единственное чего, он сейчас хотел, это забрать кинжалы. Один, два, три…
Откинув в сторону кости, Джо счищал с лезвий и рукояток грязь. Он спрятал кинжалы под конвейерную ленту до тех пор, пока не представится возможность унести их отсюда.
Ростовщик, разглядывая кинжалы, неопределенно похмыкал. — А что если они принадлежали какой-нибудь банде? — предположил он.
Джо тыльной стороной ладони вытер лоб. — Да ладно, вы же сами видите, что они древние.
Ростовщик пожал плечами. — Наверняка совсем старинные и уж как пить дать стоят целое состояние, — настаивал Джо.
— Неужели? В конце концов Джо пришлось уступить. Из своего обширного опыта он хорошо знал, что спорить с ростовщиком значило попусту тратить время. Джо зажал кучку помятых банкнот и покинул лавку.
Он скользнул в дождь, на ходу пересчитывая деньги. Их оказалось немного, но все равно это было лучше, чем ничего. Раскапывать погребенные сокровища — до чего вдохновляющее занятие. Монетка ли случайная, иная ли драгоценность, свалившаяся в сточную трубу, — с этого ведь не взимаются налоги. Хотя за кинжалы ему, конечно, следовало выручить гораздо солидную сумму. С другой стороны, это был неожиданный презент, небесный дар.
Джо распахнул двери бара. Он был суеверен. Такие деньги хранить нельзя. Либо он их промотает на скачках, либо просто прокутит. Джо взгромоздился на стул и для начала заказал порцию шотландского виски. Затем угостил бармена и своих друзей.
Утром он чувствовал себя так погано, что, пожертвовав своим дневным заработком, счел за благо остаться дома.
Приблизительно месяц провалялись кинжалы, никем не замеченные в глубине витрины. И вот наконец один из сотрудников аукциона заметил их и купил. Два дня спустя они были выставлены на аукционе. Экспонат назывался «Семь кинжалов», все они — один к одному — красовались на бархате. Семь ликов Христа ослепительно сверкали, а лезвия были отполированы до звездного блеска. Сначала торг никак не удавалось сдвинуть с мертвой точки. Сезон заканчивался, и на аукционе присутствовали всего лишь несколько учасников, а «Семью кинжалами» заинтересовался, похоже, лишь один человек, стоявший в конце зала. Всего два раза поднималась цена на кинжалы, прежде чем он купил их.
По дороге домой он поглядывал на свою покупку, завернутую в упаковочную материю. Мысль о ней будоражила в нем любопытство. Что-то необъяснимое не давало ему покоя, но тщетно пытался он вспомнить, что и где читал про самые кинжалы несколько лет тому назад.
Добравшись домой, он прошел прямо в свой кабинет и разложил реликвии на письменном столе. Некоторое время смотрел на них, потом поднял ближайший кинжал, пробуя его на вес. Едва холодный металл коснулся ладони, мужчина вскрикнул: лезвие мгновенно рассекло кожу, выступила кровь. Он обмотал кисть носовым платком и зажал кинжал между большим и средним пальцами, так что большой палец пришелся как раз на лик Христа. Медленно приподнял кинжал над лежащим на столе блокнотом и отпустил его. Лезвие проткнуло блокнот и воткнулось в стол.
Христос на рукоятке вздрогнул. Мужчина выдернул кинжал из стола и принялся разглядывать дырку. Да, это было страшное оружие с треугольным лезвием, и любая рана, полученная от него, заживала бы очень долго. Мужчина направился к книжным полкам. Выбрав три нужных тома, вернулся к письменному столу, устроился поудобней и стал читать, поглаживая рукоятку.
Часом позже мужчина протянул руку к телефону, набрал номер и стал ждать.
— Отца Дулана, пожалуйста, — попросил он и даже не удивился, услышав, насколько взволнованно прозвучал его голос.
Пассажиры, очутившиеся на борту «Боинга 747» рядом со священником, были поначалу несказанно рады этому соседству. Люди в ожидании полета нервничали, и когда массивный самолет, вздрогнув на взлетной полосе Нью-Йоркского аэропорта Кеннеди, поднялся над Лонг-Айлендом в чистое небо и взял курс на восток, они несколько поуспокоились, вслушиваясь в молитвы священника. Но уже через небольшой промежуток времени эти же пассажиры ощутили некоторое беспокойство. Почему священник так суетлив? Чем он так глубоко озабочен? Неужели что-то скрывает от них? Что может находиться в странном свертке у него на коленях? Он так вцепился в этот сверток, что не отложил его даже во время еды. Приземлившись в Риме, люди были счастливы, что находятся наконец в безопасности.
На контроле таможенник, извинившись, попросил священника предъявить багаж. При этом он испытал некоторое смущение от того, что вынужден оказать недоверие человеку в сутане, но другого выхода у него не было. Наркобизнес применял нынче всяческие уловки, и контрабандисты вполне могли выдавать себя за служителей церкви.
Таможенник растерянно заморгал, увидев в сумке священника кинжалы, но не успел он и рта раскрыть как тот выложил перед ним счет за купленный на чикагском аукционе экспонат.
Пропустив священника, таможенник посмотрел ему в след, размышляя, что же собирается затеять в Риме этот американский церковный служка с полудюжиной кинжалов. Неисповедимы пути господни, решил он, повернувшись к следующему пассажиру. И тут же забыл об отце Дулане.
В аэропорту священник взял напрокат машину и, несмотря на глубокую ночь, поехал на юг.
Приближаясь к нужной деревушке, он сверился с картой и взглянул на часы. Скоро рассвет. Он зевнул, потянулся и уверенно направил свой юркий «фиат» по деревенской дороге мимо спящих ферм и поселков в сторону местечка Субиако.
Было еще темно, когда отец Дулан затормозил и выключил мотор. Непривычная тишина заставила его вздрогнуть. Священник вышел из машины, осмотрелся по сторонам и взглянул на монастырь — темное, потрескавшееся сооружение, будто выросшее из вершины холма. Обшарпанная, видавшая виды крыша монастыря четко вырисовывалась на фоне ночного неба.
Пробираясь к зданию, отец Дулан внезапно осознал, насколько древним являлось это место, впервые в жизни его пронзило ощущение времени и истории. Он вдруг отчетливо и ярко представил постоянную борьбу добра со злом, веками происходившую на этой бренной земле, и почувствовал собственную убогость и незначительность.
Отец Дулан застыл в нескольких ярдах от старинной двери. Перед его мысленным взором пронеслись вереницы монахов, денно и нощно молившихся в этих древних стенах. Священника затопило ощущение непрерывности и бесконечности времени. Он вздрогнул. Никогда в жизни отец Дулан не испытывал необъяснимого страха.
Наконец священник толкнул тяжелую дверь, и она со скрипом подалась. Медленными шагами он вошел и легонько постучался во внутреннюю дверь. Она тут же распахнулась, и поначалу отец Дулан не смог ничего рассмотреть, кроме длинного темного силуэта в дверном проеме. Жестом его пригласили войти. Теперь священник заметил, что встретивший его высокий монах был черен, как гарлемская ночь, и носил козлиную бородку. Монах повернулся и пригласил отца Дулана следовать за ним в маленькую часовню.
Очутившись в часовенке, отец Дулан вцепился в рукоятки кинжалов и принялся оглядываться по сторонам. Он был один. Чернокожий монах удалился.
Почти все пространство часовенки занимал крест, и в полумраке Дулан различил крошечную молельню у противоположной стены. Преклонив колени перед крестом, он вдруг почувствовал, как в часовенку кто-то вошел. Священник обернулся и увидел плотного мужчину лет пятидесяти с широким лбом и орлиным носом.
— Отец де Карло? — прошептал Дулан. Мужчина кивнул и велел ему подняться с колен. Дулан встал, протянул священнику кинжалы. Он ожидал хоть какого-нибудь объяснения. Но в этот момент за ним вернулся чернокожий монах. Может быть, потом ему что-нибудь и объяснят, а пока он хотел только одного — спать.
Отец де Карло подождал, пока останется один, затем вытащил из свертка кинжалы и, прежде чем положить их на алтарь, пристально оглядел каждый клинок. Он склонился в молитве, благодаря Господа за возвращение кинжалов, древних кинжалов из города Мегиддо, известного в свое время под названием Армагеддон.
Священник поднялся, собрал кинжалы и, достав кожаный кошель, сложил их внутрь. Затем вернулся в молельню, распахнул двери, поцеловал кошель и положил его в центре молельни.
Молча воздал он благодарственную молитву за звездочета Джона Фавелла, сообщившего о дате рождения в Субиако, и за возвращение кинжалов — единственного оружия, способного оборвать жизнь Антихриста.
Уже дважды предпринимались попытки свести счеты с Антихристом, но каждый раз они заканчивались трагедией.
Но на этот раз неудачи быть не могло, ибо Сын уже шел к ним. А Антихрист все еще жил.
Близился час последней схватки.
Глава вторая
Высоко над улицами Чикаго, в маленькой комнатке, где на одной из стен висел экран, а занавески на окнах были чуть приподняты, в полумраке расположились несколько молодых людей. Один мужчина курил, Другой то и дело, хватаясь за спинки кресел, расхаживал по комнате. Третий грыз ногти. Громко и как-то бестолково они переговаривались друг с другом и постоянно хихикали. Переполнявшее их возбуждение ощущалось почти физически.
Дверь открылась и луч света из коридора ворвался в комнату.
На пороге стоял Дэмьен Торн — председатель совета директоров. Стройный брюнет шести футов роста. Недавно в одном из влиятельных журналов Дэмьен был представлен как завидый жених, входящий в тройку наиболее изысканных и могущественных холостяков Западного мира. Не достигнув тридцати трех лет, он являлся основным держателем акций «Торн Корпорейшн» и, конечно же, одним из богатейших людей на Земле.
В сопровождении своего помощника Дэмьен Торн проследовал в комнату. — Господа! — обратился он к присутствующим. — Дэмьен! — хором подхватили те, пока Торн лавировал между ними к своему месту.
— Вы все знаете Харвея Дина. Дин кивнул в знак приветствия — каждому в отдельности. Худощавый, щегольски одетый сорокалетний мужчина, он будто испускал особую энергию. Взгляд Дина то и дело перебегал с одного человека на другого. Каждый считал своим долгом улыбнуться Дину, ибо Харвей Дин являлся своего рода сторожевым псом председателя. Кто-то из директоров пошутил однажды, что Дин для Дэмьена все равно что Борман для Гитлера.
Торн и Харвей уселись и подождали, пока остальные займут свои места. Дэмьен легонько хлопнул в ладоши, и свет погас. Люди начали щуриться, осваиваясь в темноте.
Дэмьену Торну, рожденному самкой шакала, не нужно было привыкать к мраку.
Спустя мгновение засветился экран. Вот на нем сверкнула молния, освещая пустынный пейзаж. Присутствующие внимательно вслушивались в голос диктора, доносящийся с экрана: «Пятьдесят тысяч лет тому назад человечество столкнулось с ужасной угрозой собственной гибели…»
Дэмьен почесал за ухом.
«Опустошение вызванное природой. Ледниковый период. Он длился пять тысяч лет. За это время четыре пятых поверхности планеты превратились в необитаемые земли. Ледник подмял под себя всех, кроме наиболее приспособленных живых существ».
На экране появилась пещера с примитивными рисунками.
«Одним из этих выживших существ был человек, — продолжал диктор, — посреди ледяной пустыни зарождалась новая эра и новая надежда. Словно Феникс, человек восстал из страшной мерзлоты и холода и устремился к своей мечте».
Теперь по экрану пробежали кадры, запечатлевшие уничтоженную засухой плантацию.
«С тех пор человечество пережило множество катастроф, но ни одна из них не была безнадежней той, что угрожает ему ныне. Экологический кризис последних десятилетий коснулся всех уголков земного шара. Он принес человечеству инфляцию, голод и хаос».
Дэмьен облизнул нижнюю губу. Мужчина, сидящий сзади, подмигнул своему соседу и толкнул его локтем.
«Некоторые считают это Великим Отступлением, — сообщал далее диктор, — другие называют Армагеддоном — последней битвой согласно предсказаниям древних пророков. Но вот в этом пессимистическом хоре раздается один голос, выражающий надежду на будущее. Это голос Торна…»
Когда по экрану поползло изображение здания «Торн Корпорейшн», все присутствующие поудобней устроились в своих креслах. Это был сверкающий небоскреб, взмывший в ночное небо.Огромные светящиеся буквы сливались в единую гигантскую литеру.
«Там, где свирепствуют голод или болезни, „Торн Корпорейшн“ первой появляется на месте несчастья…»
На экране мириадами лампочек вспыхнула карта мира, каждый огонек указывал, что и на эту точку распространяется влияние «Торн Корпорейшн».
«…ведя беспощадную войну с нуждой, снабжая своими ресурсами, технологиями и проектами, которые не только помогают облегчить страдания, но и закладывают основу для будущего всеобщего процветания».
Наступила короткая пауза, потом снова зазвучал голос другого диктора.
«Торн» — это обнадеживающий луч света в деле строительства завтрашнего рая".
Рекламный ролик закончился.
Присутствующие затаили дыхание, боясь пошевелиться и тем самым выдать свое волнение.
— Ну и как? — наконец поинтересовался один из зрителей.
— Все абсолютно ясно, как дважды два, — негромко произнес Дэмьен. Все за исключением Дина, рассмеялись. Дэмьен встал и окинул взглядом присутствующих. — Думаю, что телезрители вряд ли обратят внимание на эту ханжескую белиберду.
Это заявление повисло в воздухе, а служащие заерзали на своих местах. — Я же говорил, что мне необходимо действие, а не слова. Я хочу видеть как работает Торн, а не слышать об этом.
Головы присутствующих поникли, сидящие избегали встречи со взглядом Дэмьена.
Тысячи голодающих детей, требующих сою компании «Торн Корпорейшн». Целый штат медиков компании за работой. Строительный размах Корпорации. Технические сооружения.
Дэмьен помедлил и обратился к человеку, прервавшему молчание после просмотра рекламы.
— Вместо этого вы добрую половину ролика тратите на низкосортные рассказы о ледниковом периоде.
Колкий упрек задел служащего, он слегка поежился в своем пятисотдолларовом костюме. «Уйма времени, — рассуждал он про себя, — целая куча денег, творческие усилия — и все ради чего? Чтобы в один прекрасный момент почувствовать рыбой на крючке?»
Дэмьен повернулся к своему помощнику: — А не отснято ли что-нибудь об оказании помощи во время австралийской засухи?
Дин утвердительно кивнул и добавил: — Но там нет ничего особенного, почти все было показано по телевидению.
Дэмьен снова обратился к человеку, снявшему рекламный ролик: — Хорошо, мы что-нибудь найдем для вас. А пока продолжайте работу над старым роликом. Этот мне не нужен… — Он жестом указал на потухший экран.
— Этот вообще не выйдет.
С этими словами Дэмьен прошел между служащими, Дин следовал за ним. — До свидания, мистер Торн, — попрощались собравшиеся, но ответа не последовало.
Дэмьен устремился в свой кабинет. — Ну и что мы имеем на сегодняшний день? — спросил он Дина, когда тот нагнал его.
— Ботсвана — на следующей неделе, затем Асуанская плотина — в конце месяца.
Дин задумался. Ботсвана являлась проблемой. Но команда, внедрившаяся в эту страну, уже предсказывала, что переворот может произойти ближайшие три-четыре дня. Начнется неразбериха. Надо будет прокормить тысячи беженцев. Что же касается Асуанской плотины, то приготовления по проведению этой операции еще продолжались, однако имелись все шансы успех. Ведь у них работали лучшие взрывники. Да и Поль Бухер — президент Корпорации — сам занимался этим проектом. А у Бухера редко случались сбои. — Сможем ли мы вовремя доставить в Ботсвану фильм?
Дверь открылась и луч света из коридора ворвался в комнату.
На пороге стоял Дэмьен Торн — председатель совета директоров. Стройный брюнет шести футов роста. Недавно в одном из влиятельных журналов Дэмьен был представлен как завидый жених, входящий в тройку наиболее изысканных и могущественных холостяков Западного мира. Не достигнув тридцати трех лет, он являлся основным держателем акций «Торн Корпорейшн» и, конечно же, одним из богатейших людей на Земле.
В сопровождении своего помощника Дэмьен Торн проследовал в комнату. — Господа! — обратился он к присутствующим. — Дэмьен! — хором подхватили те, пока Торн лавировал между ними к своему месту.
— Вы все знаете Харвея Дина. Дин кивнул в знак приветствия — каждому в отдельности. Худощавый, щегольски одетый сорокалетний мужчина, он будто испускал особую энергию. Взгляд Дина то и дело перебегал с одного человека на другого. Каждый считал своим долгом улыбнуться Дину, ибо Харвей Дин являлся своего рода сторожевым псом председателя. Кто-то из директоров пошутил однажды, что Дин для Дэмьена все равно что Борман для Гитлера.
Торн и Харвей уселись и подождали, пока остальные займут свои места. Дэмьен легонько хлопнул в ладоши, и свет погас. Люди начали щуриться, осваиваясь в темноте.
Дэмьену Торну, рожденному самкой шакала, не нужно было привыкать к мраку.
Спустя мгновение засветился экран. Вот на нем сверкнула молния, освещая пустынный пейзаж. Присутствующие внимательно вслушивались в голос диктора, доносящийся с экрана: «Пятьдесят тысяч лет тому назад человечество столкнулось с ужасной угрозой собственной гибели…»
Дэмьен почесал за ухом.
«Опустошение вызванное природой. Ледниковый период. Он длился пять тысяч лет. За это время четыре пятых поверхности планеты превратились в необитаемые земли. Ледник подмял под себя всех, кроме наиболее приспособленных живых существ».
На экране появилась пещера с примитивными рисунками.
«Одним из этих выживших существ был человек, — продолжал диктор, — посреди ледяной пустыни зарождалась новая эра и новая надежда. Словно Феникс, человек восстал из страшной мерзлоты и холода и устремился к своей мечте».
Теперь по экрану пробежали кадры, запечатлевшие уничтоженную засухой плантацию.
«С тех пор человечество пережило множество катастроф, но ни одна из них не была безнадежней той, что угрожает ему ныне. Экологический кризис последних десятилетий коснулся всех уголков земного шара. Он принес человечеству инфляцию, голод и хаос».
Дэмьен облизнул нижнюю губу. Мужчина, сидящий сзади, подмигнул своему соседу и толкнул его локтем.
«Некоторые считают это Великим Отступлением, — сообщал далее диктор, — другие называют Армагеддоном — последней битвой согласно предсказаниям древних пророков. Но вот в этом пессимистическом хоре раздается один голос, выражающий надежду на будущее. Это голос Торна…»
Когда по экрану поползло изображение здания «Торн Корпорейшн», все присутствующие поудобней устроились в своих креслах. Это был сверкающий небоскреб, взмывший в ночное небо.Огромные светящиеся буквы сливались в единую гигантскую литеру.
«Там, где свирепствуют голод или болезни, „Торн Корпорейшн“ первой появляется на месте несчастья…»
На экране мириадами лампочек вспыхнула карта мира, каждый огонек указывал, что и на эту точку распространяется влияние «Торн Корпорейшн».
«…ведя беспощадную войну с нуждой, снабжая своими ресурсами, технологиями и проектами, которые не только помогают облегчить страдания, но и закладывают основу для будущего всеобщего процветания».
Наступила короткая пауза, потом снова зазвучал голос другого диктора.
«Торн» — это обнадеживающий луч света в деле строительства завтрашнего рая".
Рекламный ролик закончился.
Присутствующие затаили дыхание, боясь пошевелиться и тем самым выдать свое волнение.
— Ну и как? — наконец поинтересовался один из зрителей.
— Все абсолютно ясно, как дважды два, — негромко произнес Дэмьен. Все за исключением Дина, рассмеялись. Дэмьен встал и окинул взглядом присутствующих. — Думаю, что телезрители вряд ли обратят внимание на эту ханжескую белиберду.
Это заявление повисло в воздухе, а служащие заерзали на своих местах. — Я же говорил, что мне необходимо действие, а не слова. Я хочу видеть как работает Торн, а не слышать об этом.
Головы присутствующих поникли, сидящие избегали встречи со взглядом Дэмьена.
Тысячи голодающих детей, требующих сою компании «Торн Корпорейшн». Целый штат медиков компании за работой. Строительный размах Корпорации. Технические сооружения.
Дэмьен помедлил и обратился к человеку, прервавшему молчание после просмотра рекламы.
— Вместо этого вы добрую половину ролика тратите на низкосортные рассказы о ледниковом периоде.
Колкий упрек задел служащего, он слегка поежился в своем пятисотдолларовом костюме. «Уйма времени, — рассуждал он про себя, — целая куча денег, творческие усилия — и все ради чего? Чтобы в один прекрасный момент почувствовать рыбой на крючке?»
Дэмьен повернулся к своему помощнику: — А не отснято ли что-нибудь об оказании помощи во время австралийской засухи?
Дин утвердительно кивнул и добавил: — Но там нет ничего особенного, почти все было показано по телевидению.
Дэмьен снова обратился к человеку, снявшему рекламный ролик: — Хорошо, мы что-нибудь найдем для вас. А пока продолжайте работу над старым роликом. Этот мне не нужен… — Он жестом указал на потухший экран.
— Этот вообще не выйдет.
С этими словами Дэмьен прошел между служащими, Дин следовал за ним. — До свидания, мистер Торн, — попрощались собравшиеся, но ответа не последовало.
Дэмьен устремился в свой кабинет. — Ну и что мы имеем на сегодняшний день? — спросил он Дина, когда тот нагнал его.
— Ботсвана — на следующей неделе, затем Асуанская плотина — в конце месяца.
Дин задумался. Ботсвана являлась проблемой. Но команда, внедрившаяся в эту страну, уже предсказывала, что переворот может произойти ближайшие три-четыре дня. Начнется неразбериха. Надо будет прокормить тысячи беженцев. Что же касается Асуанской плотины, то приготовления по проведению этой операции еще продолжались, однако имелись все шансы успех. Ведь у них работали лучшие взрывники. Да и Поль Бухер — президент Корпорации — сам занимался этим проектом. А у Бухера редко случались сбои. — Сможем ли мы вовремя доставить в Ботсвану фильм?