Как только Бернардо вступил в должность, сговорился со своими коллегами и условился о дальнейшем с мессером Ринальдо, он вызвал Козимо, который, хотя многие друзья отговаривали его, явился по вызову, ибо более полагался на свою невиновность, чем на милосердие Синьории. Во дворце Козимо тотчас же был арестован.472 Мессер Ринальдо со множеством вооруженных людей вышел из своего дома и в сопровождении почти всех своих сторонников явился на площадь, куда Синьория призвала весь народ. Тотчас же для некоторых изменений в структуре государственных учреждений была образована балия в составе двухсот человек, которая, как только это стало возможным, и занялась вопросом о реформе, а также о судьбе Козимо. Многие требовали его изгнания, многие - его смерти, остальные же молчали - либо из сострадания к нему, либо из страха перед другими, так что из-за этих разногласий нельзя было принять никакого решения.
   XXIX
   В башне дворца есть помещение размером во всю ее ширину, называемое "гостиничка".473 Там и содержался Козимо, стеречь же его поручили Федериго Малавольти. Оттуда Козимо мог слышать и все, что говорилось в собрании, и бряцанье оружия на площади, и звон колокола. по которому собиралась на заседание балия. Он стал уже опасаться за свою жизнь, но более всего боялся он, как бы личные враги не умертвили его незаконным образом. Поэтому он все время воздерживался от пищи и за четыре дня съел только немного хлеба. Заметив это, Федериго сказал ему: "Козимо, ты боишься отравления и из-за этого моришь себя голодом, мне же оказываешь весьма мало чести, если полагаешь, что я способен приложить руку к такому гнусному делу. Не думаю, чтобы тебе надо было опасаться за свою жизнь, имея столько друзей и во дворце, и за его стенами. Но даже если бы тебе и грозила смерть, можешь быть уверен, что не моими услугами, а каким-либо иным способом воспользуются, чтобы отнять у тебя жизнь. Никогда я не замараю рук своих чьей-либо кровью, особенно твоей, ибо от тебя никогда я не видел ничего худого. Успокойся же, принимай обычную пищу и живи для друзей своих и для отечества. А чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений, я буду разделять вместе с тобой всю еду, которую тебе будут приносить". Слова эти вернули Козимо мужество, со слезами на глазах он обнял и поцеловал Федериго, горячо благодаря его за сострадание и доброту и обещая воздать ему за них, если судьба когда-нибудь предоставит такую возможность.
   Итак, Козимо несколько успокоился, и пока граждане продолжали обсуждать его дальнейшую судьбу, Федериго, чтобы развлечь его, привел разделить с ним ужин некого Фарганаччо, приятеля гонфалоньера, человека веселого и забавного. Козимо, отлично знавший его, решил использовать в своих целях этого человека, и когда ужин подходил к концу, сделал Федериго знак удалиться. Тот прекрасно понял, в чем дело, и под предлогом, что намеревается принести еще какое-то угощение, оставил их вдвоем. Козимо, дружественно поговорив некоторое время по своему обыкнввению с Фарганаччо, дал ему письменную доверенность на получение у казначея Санта Мария Нуова тысячи ста дукатов: из них сто Фарганаччо должен был взять себе, а тысячу передать гонфалоньеру с просьбой от Козимо прийти к нему под каким-нибудь благовидным предлогом. Фарганаччо взялся за это поручение, деньги были переданы Бернардо, который смягчился, и Козимо, вопреки мессеру Ринальдо, требовавшему его смерти, был только изгнан в Падую. То же самое выпало на долю Аверардо и многих других из дома Медичи, а также Пуччо и Джованни Пуччи. А чтобы держать в страхе всех недовольных изгнанием Козимо, правами балии наделены были комиссия Восьми по охране государства и капитан народа.
   После того как принято было это решение, 3 октября 1433 года Козимо предстал перед членами Синьории, которые сообщили ему приговор об изгнании и предложили добровольно подчиниться этому постановлению, если он не хочет, чтобы в отношении его лично и его имущества приняли более жесткие меры. Козимо выслушал приговор с безмятежным видом и только заявил, что охотно отправится в любое место, какое назначит Синьория, но, поскольку ему дарована жизнь, он просит, чтобы ее также и защитили, ибо ему хорошо известно, что на площади собралось немало людей, желающих его смерти. В заключение он добавил, что где бы ему не пришлось находиться, он сам и все его имущество находятся в полном распоряжении государства, народа флорентийского и Синьории. Гонфалоньер успокоил его на этот счет и задержал во дворце до наступления ночи, после чего привел его к себе в дом, угостил ужином, а затем под сильной вооруженной охраной отправил к границе республики. Всюду по пути Козимо встречали с великим почетом, а венецианцы открыто посетили его, притом не как изгнанника, а как важного государственного деятеля.
   XXX
   Когда Флоренция лишилась такого великого гражданина, так пламенно всеми любимого, все оказались в растерянности, причем страхом охвачены были в равной мере и победители, и побежденные. Мессер Ринальдо, предвидя уже свое печальное будущее и решив до конца выполнить свой долг и перед самим собою, и перед своей партией, собрал у себя многих дружественных ему граждан и сказал им следующее: он ясно видит, что они сами навлекли на себя грядущую гибель, поддавшись на мольбы, слезы и деньги своих врагов и, не уразумев, что им самим вскоре придется умолять и плакать, но тщетно - их слушать не станут, слезы их не вызовут жалости, деньги же, ими полученные, им придется вернуть полностью, да еще заплатить ростовщические проценты пытками, казнями и ссылками. Лучше им всем было терпеть и молчать, чем оставить Козимо в живых, а его сторонников в стенах Флоренции, ибо больших людей либо совсем не надо трогать, либо уж по-настоящему кончать с ними. В настоящий момент единственное, что, по его мнению, можно сделать, это вооружиться и быть начеку в городе, чтобы, когда враги опомнятся - а это произойдет весьма скоро - их можно было изгнать силой оружия, раз уж не оказалось возможности сделать это силою закона. Но единственное спасительное средство - то, о котором он уже неоднократно говорил: перетянуть на свою сторону грандов, вернув им все права на занятие любых почетнейших должностей, и усилиться благодаря союзу с ними, как враги усилились, опираясь на народные низы. Таким образом их партия станет куда энергичнее - в нее вольется новая жизнь, новая доблесть, новое мужество, и она обретет новых многочисленных сторонников. Если же не прибегнуть к этому последнему и по-настоящему действенному средству, он лично просто не видит, как можно будет спасти государство среди стольких врагов, и уже предчувствует и их личную гибель и крушение республики.
   На эту речь Марьотто Бандовинетти, один из присутствующих, решительно возразил, указав на высокомерие грандов и вообще невыносимый их характер и добавив, что нет нужды наверняка идти к ним в рабство, чтобы избежать сомнительной опасности со стороны народных низов. Тогда мессер Ринальдо, видя, что советы его отвергнуты, принялся горько жаловаться на судьбу свою и своей партии, но при том все происходящее приписывал скорее воле божьей, чем невежеству и слепоте человеческой. Между тем, пока длилось это состояние нерешительности и бездействия, перехвачено было письмо мессера Аньоло Аччаюоли к Козимо, в котором Аньоло сообщал Козимо о том, как к нему относятся в городе, и побуждал его вызвать интригами какую-нибудь войну против Флоренции и вступить в дружеские отношения с Нери ди Джино, уверяя, что город, нуждаясь в средствах, не найдет никого, кто бы мог снабдить его деньгами, и сограждане неминуемо вспомнят о щедрости Козимо и пожелают вернуть его из изгнания. Если же Нери отойдет от мессера Ринальдо, его партия настолько ослабеет, что не в состоянии будет защищаться. Перехват этого письма должностными лицами привел к тому, что мессера Аньоло задержали, допросили под пыткой и отправили в изгнание.474 Однако пример этот не поколебал всеобщего умонастроения в пользу Козимо.
   Изгнание Козимо продолжалось уже почти целый год, и вот в конце августа 1434 года избран был гонфалоньером на ближайшие два месяца и вступил в должность Никколо ди Кокко, и вместе с ним в Синьорию попали еще восемь членов - все это были сторонники Козимо, что весьма напугало мессера Ринальдо и всю его партию. Поскольку до вступления в должность члены новой Синьории еще в течение трех дней остаются на положении простых граждан, мессер Ринальдо снова собрал главарей своей партии, указал им на весьма близкую и неминуемую гибель и на единственное средство спасения - взяться за оружие и добиться, чтобы тогдашний гонфалоньер Донато Веллути созвал народное собрание, образовал балию, отстранил избранную только что Синьорию и назначил новую, подходящую для государства, чтобы прежние списки кандидатов были изъяты из сумки и сожжены и составлены новые, на людей верных. Одни из собравшихся нашли это предложение правильным и единственно возможным, другие считали выход, предложенный мессером Ринальдо, слишком насильственным и могущим навлечь на них всеобщее осуждение. Особенно возражал против него мессер Палла Строцци, человек мирный, полный кротости и доброжелательства, более способный к занятиям словесностью, чем к руководству партией или сопротивлению в общественных распрях. Он сказал, что хотя меры дерзновенные и хитро задуманные поначалу представляются весьма действенными, осуществление их оказывается не столь легким, а исход зачастую пагубным, что, по его мнению, опасность новых внешних столкновений, связанная с наличием на наших границах с Романьей вооруженных сил герцога, заставит Синьорию уделять ей больше внимания, чем внутренним раздорам, что если заметно будет намерение изменить политику, а это всегда видно заранее, то еще хватит времени взяться за оружие и осуществить все необходимое для общественного спасения. Кроме того, тогда это будет сделано по острой необходимости и потому вызовет меньше потрясения в народе и навлечет на них не столь сильные упреки. Под конец решено было допустить новых членов Синьории вступить в должность, но бдительно следить за ними, и если обнаружатся попытки содеять что-либо направленное против их партии, все тотчас же соберутся с оружием в руках на площади Сант-Апполинаре, недалеко от Дворца синьории, откуда уже легко будет двинуться туда, куда потребуется.
   XXXI
   Приняв это решение, они разошлись, и новая Синьория мирно пришла к власти. Новый гонфалоньер то ли для того, чтобы заставить себя уважать, то ли чтобы нагнать страху на тех, кто попытался бы оказать ему сопротивление, приговорил к тюремному заключению своего предшественника Донато Веллути, обвинив его в растрате общественных средств. Затем он осторожно затронул со своими коллегами вопрос о возвращении Козимо и, найдя их вполне к этому склонными, заговорил и с теми, кого считал главарями партии Медичи. Ободренный их советами, он вызвал для допроса, как подозрительных, вождей противной партии - мессера Ринальдо, Ридольфо Перуцци и Никколо Барбадоро. Получив вызов в суд, мессер Ринальдо рассудил, что медлить больше нельзя: он вышел из своего дома с целой толпой вооруженных сторонников и вскоре к нему присоединились Ридольфо Перуцци и Никколо Барбадоро. В этой вооруженной толпе было немало других граждан, а также множество наемных солдат, которые находились во Флоренции, но уже не получали жалованья, и все они, как было условлено, собрались на площади Сант-Апполинаре. Мессер Палла Строцци не вышел из своего дома, хотя и собрал у себя тоже немало людей, так же поступил и мессер Джованни Гвиччардини. Мессер Ринальдо послал тогда поторопить их с упреками по поводу их медлительности. Мессер Джованни ответил, что он и без того достаточно решительно действует против враждебной партии, оставаясь дома и препятствуя своему брату Пьеро выступить на помощь правительству. К мессеру Палла посылали столько раз, что он явился на площадь Сант Апполинаре верхом, но в сопровождении всего двух пеших и невооруженных спутников. Мессер Ринальдо поспешил ему навстречу и принялся резко укорять его за отсутствие рвения, заявляя, что такое нежелание присоединиться к сотоварищам происходит либо от отсутствия доверия к ним, либо от недостатка мужества. Он сказал также, что заслужить упрек в том или в другом равно не подобает человеку, желающему сохранить ту добрую славу, которой вообще пользовался мессер Палла, и что он напрасно воображает, будто враги, одержав победу, пощадят его жизнь или не отправят в изгнание за то, что он не помог своей партии. Что же касается лично его, Ринальдо, то в случае даже рокового исхода он будет счастлив, что в предвидении опасности давал правильный совет, а когда она пришла, решился прибегнуть к силе. Он же, Строцци, и все, последовавшие его примеру, вдвойне раскаются при мысли о том, что они трижды предали отечество: первый раз, когда спасли жизнь Козимо, второй, когда отвергли советы его, Ринальдо, и в третий, когда не выступили с оружием. На слова эти мессер Палла не ответил ничего, что было бы расслышано присутствующими: он только пробормотал что-то, повернул коня и возвратился домой.
   Узнав, что мессер Ринальдо и его партия взялись за оружие, Синьория увидела, что на защиту ее никто не выступает, и велела запереть дворец, где, не слыша ни от кого доброго совета, пребывала в полной нерешительности.
   Однако то обстоятельство, что мессер Ринальдо задержался на площади, ожидая подмоги, которая так и не подошла, отняло у него победу и дало Синьории возможность укрепиться, а множеству граждан прийти ей на помощь, и, кроме того, члены Синьории имели теперь время подумать о мерах, которые заставили бы выступивших сложить оружие. И вот кое-кто из них, наименее подозрительные для мессера Ринальдо,475 отправились к нему и заявили, что Синьория понятия не имела о причинах этого выступления, что у нее и в мыслях не было покуситься на него лично и что если речь о Козимо вообще заходила, то вопрос о его возвращении даже не поднимался. Если же их опасения связаны с этим, то пусть они явятся во дворец - их хорошо примут, и все их пожелания будут благожелательно рассмотрены. Речи эти не поколебали мессера Ринальдо, он ответил, что безопасность его и других будет обеспечена лишь в том случае, если члены данной Синьории вернутся к частной жизни, а в управлении государством произойдет переустройство для общего блага.
   Однако, когда нет единого руководства, а мнения руководящих расходятся, редко бывает возможным полезное решение. Ридольфо Перуцци поколебали речи посланцев Синьории, и он ответил, что добивался лишь одного - чтобы не возвращали Козимо - и если Синьория с этим согласна, ему такой победы достаточно и он не желает кровопролития ради победы более полной, а потому готов повиноваться Синьории. Вместе со своими людьми он вошел во дворец, где их встретили с большой радостью. Проволочка мессера Ринальдо на Сант Апполинаре, недостаток мужества у мессера Паллы и уход Ридольфо вырвали из рук мессера Ринальдо успех, граждане, следовавшие за ним, утрачивали пыл, и к этому добавилось еще вмешательство папы.
   XXXII
   Папа Евгений,476 изгнанный из Рима народом, находился тогда во Флоренции. Услышав о возникших беспорядках и считая своим долгом содействовать умиротворению, он поручил патриарху, мессеру Джованни Вителлески,477 закадычному другу мессера Ринальдо, отправиться к нему и пригласить его к папе, ибо папа уверен, что Синьория к нему прислушается и он сможет силой своей власти и доверия, которым он пользуется, добиться для мессера Ринальдо и его партии полной безопасности и удовлетворения без кровопролития и ущерба для граждан. Уступив настояниям друга, Ринальдо со всеми своими вооруженными сторонниками отправился в Санта Мария Новелла, где проживал папа. Евгений заявил ему, что Синьория в знак полного своего доверия к папе поручила ему уладить все это дело, каковое и решится к полному удовлетворению мессера Ринальдо, как только он сложит оружие. Мессер Ринальдо, видя холодность мессера Палла, легкомыслие Ридольфо Перуцци, подумал, что иного выхода нет, и бросился в объятия папы, надеясь все же, что уважение к главе церкви избавит его от всякой опасности. Тогда папа велел объявить Никколо Барбадоро и другим, ожидавшим во дворе, чтобы они возвратились по домам и разоружились, а мессер Ринальдо останется у него для ведения переговоров с Синьорией.
   XXXIII
   Синьория, видя, что враг обезоружен, начала при посредничестве папы вести переговоры, но в то же время тайно послала в горы в окрестностях Пистойи за своей пехотой, которую вместе с другими вооруженными отрядами ночью ввела во Флоренцию. После этого, заняв войсками все укрепленные места, она собрала народное собрание и учредила новую балию, а та, едва собравшись, постановила вернуть Козимо и всех изгнанных вместе с ним. Из враждебной партии она приговорила к изгнанию мессера Ринальдо Альбицци, Ридольфо Перуцци, Никколо Барбадоро, мессера Паллу Строцци и еще стольких других граждан, что мало было городов в Италии, где не обосновались бы флорентийские изгнанники, да и за ее пределами многие города полны были флорентийцев. Так что из-за этих решений Флоренция лишилась не только множества достойных граждан, но и части своих богатств и ремесленных предприятий.
   Папа, видя, какие жестокие бедствия обрушились на тех, кто сложил оружие лишь по его просьбе, выразил крайнее свое неудовольствие, горько жаловался в беседе с мессером Ринальдо на оскорбление, нанесенное ему теми, кто нарушил данное ему слово, и призвал его к терпению и к надежде на переменчивость фортуны. Мессер Ринальдо ответил так: "Недостаток доверия ко мне со стороны тех, кому следовало мне верить, и мое чрезмерное доверие к силе вашего слова погубили меня и мою партию. Но больше всех я должен обвинять самого себя за то, что подумал, будто вы, изгнанный из своего отечества, можете удержать меня в моем. Я достаточно испытал, что такое игра судьбы, и, так как никогда не доверял счастью, могу не так уж глубоко страдать от недоли. Я знаю, что когда судьбе будет угодно, она еще может мне улыбнуться, но даже если этого никогда не случится, я всегда буду считать не столь уж большим преимуществом жить в государстве, где законы не так сильны, как люди, ибо желанна лишь такая родина, где можно безопасно пользоваться своим имуществом и обществом друзей, а не такая, где ты в любой миг можешь лишиться своего достояния и где друзья твои из страха за свое благополучие предают тебя, когда ты в них больше всего нуждаешься. Людям мудрым и достойным всегда легче слышать о бедствиях отечества, чем видеть их собственными глазами, и больше чести быть изгнанным за благородный мятеж, чем оставаться гражданином в узах неволи". От папы он ушел полный гнева и к месту изгнания478 отправился, проклиная в сердце своем собственные свои решения и нерешительность друзей. Что касается Козимо, то, узнав о постановлении, возвращавшем его на родину, он поспешил во Флоренцию.479 И редко бывает, чтобы гражданина, вступающего в город с триумфом после победы, встречало в отечестве такое стечение народа и такое проявление любви, с какими приняли возвращение этого изгнанника. И каждый по собственному своему побуждению громко приветствовал его как благодетеля народа и отца отечества.
   ПРИМЕЧАНИЯ
   1 Речь идет о 1520 г., когда Климент VII еще был кардиналом Джулио Медичи; был избран папой 19 ноября 1523 г., его правление длилось до 25 сентября 1534 г.
   2 Лоренцо Медичи (1449 - 1492 гг.), правивший Флоренцией с 1469 г., был прозван при жизни Великолепным (Magnifico); письма к нему нередко начинались с обращения "Великолепный"; он был одним из наиболее видных политиков и дипломатов Италии и Европы, держал пышный двор, был покровителем художников и поэтов, сам был выдающимся итальянским поэтом.
   3 У Макьявелли "понтифик" (первосвященник) - один из титулов римского папы, - происходит от древнеримских понтификов (pontifices), жрецов; точнее титул римского папы - верховный понтифик (pontifex maximus). Отсюда правление папы носит наименование понтификата.
   4 Речь идет о доме Медичи. Климент VII был вторым папой из правившего Флоренцией (с 1532 г. герцогством, а с 1569 г. великим герцогством Тосканским) рода Медичи. Первым папой из этого рода был Джованни Медичи, принявший имя Льва X; его понтификат длился с 1513 по 1521 г.
   5 Джульано Медичи (1453 - 1478).
   6 В 1525 г. Макьявелли преподнес Клименту VII первые восемь частей своей "Истории Флоренции", получив за это субсидию в 100 дукатов.
   7 Мессер (messere) - господин, почетное звание знатных граждан Флоренции, а также судей, в отличие от которых нотарии именовались сер (ser).
   8 Леонардо Бруни Аретино (1369 - 1444) (из Ареццо - отсюда Аретино) итальянский гуманист и историк. С 1427 г. канцлер Флорентийской республики. Написал "Историю Флоренции" в 1439 г. и "Записки о событиях своего времени" в 1440, охватывающие период с 1378 по 1440 г. Знаменитый итальянский писатель-памфлетист Пьетро Аретино жил позже - с 1492 по 1556 г.
   9 Поджо Браччолини (1380 - 1459), итальянский гуманист. С 1453 по 1458 г. был канцлером Флорентийской республики. Автор политических и философских трактатов("О несчастии государей" и др.).
   10 Нобили, или гранды, - феодальные, дворянские семьи.
   11 Плебс, т. е. городские низы, - наемные рабочие, ученики цеховых мастеров, слуги.
   12 Пополаны (от popolo - народ) - горожане, ремесленники и купцы.
   13 Немецкие феодалы во главе с императором Фридрихом I Барбароссой вели войну за покорение итальянских земель с 1155 по 1176 г. Война закончилась победой итальянских городов, как и борьба против Фридриха II, также пытавшегося покорить итальянские города и потерпевшего поражение в 1237 г.
   14 Гибеллины - политическое течение сторонников империи в итальянских городах. Эту партию возглавлял император. Их противники - гвельфы, номинальной главой которых являлся папа. Гибеллины получили свое название от Вайблинген (название родового замка Гогенштауфенов, ставших императорами); гвельфы - от герцогского рода Вельфов, противников Гогенштауфенов. Здесь речь идет о поражении в 1266 г. армии гибеллинов у Беневенте, в результате чего в 1267 г. приверженцы этой партии были изгнаны из Флоренции.
   15 Битва при Кампальдино 11 июня 1289 г. принесла победу гвельфской Флоренции и поражение гибеллинской армии города Ареццо.
   16 С 1423 по 1428 г.
   17 Флорин - золотая монета с изображением флорентийской лилии на одной стороне и Иоанна Крестителя - на другой; ее начали чеканить во Флоренции в 1252 г. Во флорине было около 5 г золота (24 карата). Лира была расчетной единицей (одна лира делилась на 20 сольдов, сольд - на 12 динаров). Курс флорина менялся. Он колебался от одной до двух лир. Богатая пополанская семья могла жить в XIV в. на 100 - 150 флоринов в год, наемный рабочий получал 5 - 8 сольдов в день или (с учетом выплаты ему неполноценной медной монетой только за 230 рабочих дней в году) - около 40 флоринов. Дукат венецианская золотая монета.
   18 С 1430 по 1438 г.
   19 Герцог Афинский Готье де Бриенн был изгнан из Флоренции после кратковременного правления в 1343 г.; война Флоренции с папой началась в 1375 г.
   20 Аларих был провозглашен королем вестготов в 401г., вторгся в Италию в 402 г., взял Аквилею, осадил Милан, но был разбит Стилихоном, после смерти которого в 408 г. вторично вторгся в Италию и в 410 г. захватил Рим. Затем направился на юг Италии, где и умер под Козенцей.
   21 Атаульф во главе вестготов в 412 г. двинулся из Италии в Галлию, а затем в Испанию.
   22 Бетика - от латинского названия реки Гвадалквивир (Baetis), после освоения ее вандалами - Вандалузия (современная Андалузия).
   23 После сражения на Каталаунских полях в 451 г. гунны направились в Италию в 452 г. Всего в течение трех месяцев они разрушили Аквилею, частично Альтино, Конкордию, Падую, заняли Брешу, Бергамо, Верону, Виченцу. Аттила дошел до р. Тичино, лишь взяв направление на Рим. Умер он в Паннонии в 453 г.
   24 Вандалы захватили Рим в 455 г.; безжалостный грабеж и разрушения в столице империи породили термин "вандализм".
   25 Одоакр жил в Италии и ранее служил в императорской палатинской гвардии, затем в 476 г. он отправил в ссылку в Неаполь последнего римского императора Ромула Августула (так называемое падение Римской империи), провозгласил себя королем и был в Италии до 493 г. наместником императора.
   26 Теодорих правил с 493 по 526 г. Власть остготов над Италией длилась до 555 г.
   27 Квинт Аврелий Симмах, историк, автор "Римской истории". Аниций Боэций, римский философ и математик, автор трактата "Об утешении философией".