Макинтош Дж.. Бессмертие для избранных

Дж. Т. Макинтош
 
Бессмертие для избранных

   Он опять находился в бегах. Сейчас в этом не было никакого преувеличения, и он с тоской предчувствовал поражение. Невозможно скрываться от общества, постоянно находясь среди людей.
   Обычно он имел преимущества. Во-первых, он пользовался наивностью полиции, которая всегда свято верила, что неизвестных ей или нераскрытых преступлений просто не существует, По той же причине полицейские неохотно заводили дела, если не были уверены, что совершенное деяние находится в их компетенции.
   Другим благоприятным для него обстоятельством являлось то, что он всегда действовал в одиночку. Но в этот раз ему не повезло.
   И теперь здесь, во Флориде, загорая на пляже, приходится делать вид, что беззаботно отдыхаешь. Он рассеянно махнул рукой девушке в серебряном купальнике, плескавшейся у берега.
   Да, если бы сейчас его не разыскивала полиция, он бы находился в полной безопасности. Но он понимал: все обернулось иначе, и полицейские будут петься за ним по пятам, и тяжелая рука закона в любой момент может лечь ему на плечо. Тогда придет конец не только его свободе, но и самой жизни.
   Прокручивая в памяти случившееся, он никак не мог понять, где он совершил ошибку, ошибку, которой можно было избежать. Конечно, не пойди он тогда в клуб «Голубая ночь», может, все сложилось бы иначе. Но шестое чувство не сработало, и он не сумел предвидеть неудачу. Наверное, нужно было дать Марите фальшивое имя. Правда, впоследствии это могло оказаться вдвойне опасным: вдруг встретятся знакомые, знающие тебя под совершенно другим именем.
   Какой-то бронзовый от загара Адонис вошел в воду прямо напротив девушки. Даже не удостоив его взглядом, она послала воздушный поцелуй кому-то на берегу. Самоуверенность Адониса сразу исчезла, и он быстро поплыл мимо.
   Мужчина с берега махнул рукой в ответ девушке. Было видно, что она влюблена в него. Мужчина размышлял о том, знает ли девушка, что он ее не любит, и будет ли ей больно это узнать.
   В нескольких шагах от него раздался характерный щелчок, который означал одно: где-то рядом заработала видеокамера. Мужчина напрягся, собираясь тут же убежать, но затем подавил в себе этот порыв. Если снимает ТТУ, то чем раскованней будешь себя вести, тем лучше. Но еще лучше, конечно, избегать разного рода съемок. На это у него выработался рефлекс такой же верный» как на появление полицейского. Разумеется, не стоит убегать при виде каждого легавого, но, с другой стороны, велик риск рано или поздно попасть в их цепкие лапы.
   Щелчок означал, что кто-то смотрит на него сквозь объектив камеры. Это может стать твоим концом или твоим началом, а может стать просто обыденным эпизодом, так как телевизионщики - народ переборчивый. В любой момент тебя могут забраковать и возобновить поиски более подходящего персонажа.
   Мимо него не спеша прошли две женщины, которые без одежды выглядели бы намного эффектнее. Тем не менее обе были в купальниках.
   - Видишь ту, в серебряном купальнике? Я хорошо знаю этих девочек такого типа, - сказала одна.
   - Что же это за тип? - поинтересовалась другая.
   - Слишком наивна, чтобы казаться естественной. Ах, эти детские голубые глазки! Бьюсь об заклад, что она успела позабыть мужчин больше, чем ты и я вместе взятые.
   Человек, лежавший на пляже, был удивлен тем, как проницательны порой бывают женщины в своих суждениях. Последняя реплика напомнила ему о Сюзан Зонненберг.
   Сюзан Зонненберг… В какой-то мере из-за нее он сейчас находился в бегах. Хотя Сюзан исчезла больше недели тому назад, именно благодаря ее беспечности он оказался в таком трудном положении. Почему она никогда не думала, прежде чем что-то предпринять?
 
   - Прямо к парадной двери, пожалуйста, - уверенно сказала Сюзан Зонненберг, когда такси начало спускаться к «Музикосмос Билдинг».
   - Извините, леди, у меня нет лицензии на подвоз очень важных особ, - сказал таксист. - Если я приземлюсь возле входа в «Музикосмос», то вокруг зарябит от синих полицейских униформ еще до того, как вы откроете дверь.
   - Но у меня есть пропуск для очень важных лиц.
   - О'кей, дайте взглянуть.
   - Я не собираюсь еще полчаса искать его в своей сумочке. Поверьте мне на слово, пожалуйста.
   - А я не собираюсь рисковать, леди. Отсюда вам придется пройти пешком.
   - Я, естественно, не пойду пешком и не хочу даже обсуждать это. Я уже не в том возрасте, чтобы каждую минуту менять свои решения.
   Шофер улыбнулся.
   - Ну, если у вас есть пропуск, я, должно быть, знаю ваше имя. Как вас зовут, леди?
   - Я же сказала, что у меня есть пропуск, - сказала Сюзан. - С вашей стороны просто неучтиво сомневаться в моей правдивости. Вы же мне не поверите, если я скажу, что меня зовут Марта Вашингтон, не так ли?
   Шофер внезапно нахмурился, что-то соображая, затем уставился на ее руки. Сюзан сразу спрятала их за спину. Лицо шофера просияло.
   - Вы - Сюзан Зонненберг, пианистка. У меня есть пластинка, где вы играете сонату Шопена. Ну-ка, дайте вспомню - «Ре бемоль».
   - «Си бемоль минор».
   - Пусть будет по-вашему. Но должен заметить, что похоронный марш в отдельных местах вы играете очень быстро. Конечно, у вас есть пропуск. Я вас подвезу прямо к входу.
   Такси, перелетев один квартал, мягко опустилось на свободное место стоянки.
   - Это не я играла его слишком быстро, - уколола шофера Сюзан. - Скорее вы слушали его слишком медленно.
   - Но у вас бывает и по-другому, - не унимался шофер. - Ведь за несколько тактов до этого, когда вступают хроматические аккорды, вы играете нормально. А как доходит до того момента, когда нужно играть быстрее, вы продолжаете играть с прежним темпом.
   - Вам нужно послушать, как я играю менуэт в тональности соль, - зло заметила Сюзан. -Там-то я как раз иногда играю как надо.
   Шофер нажал кнопку открывания двери. Когда Сюзан открыла свою сумочку, чтобы достать деньги, шофер отрицательно качнул головой.
   - Денег не надо, мисс Зонненберг. Когда я говорил, что вы играете несколько тактов медленнее, чем надо, а несколько - чересчур быстро, то это не означало, что мне не понравилось.
   - Да, конечно, не стоит вопить от восторга, а то как бы не перехвалить, - с сарказмом сказала Сюзан и стала выбираться из такси, опираясь на свою тросточку.
   «Музикосмос Билдинг», словно памятник человеческому тщеславию, возносился высоко в небо. С помощью музыки, даже очень серьезной, сейчас можно было делать деньги. Некоторые утверждали, что перелом наступил в тот момент, когда в школах начали учить самостоятельно думать, свободно выражать свою индивидуальность, любить культуру и искусство. Другие говорили ,что в условиях полной победы закона над преступностью, не остается ничего иного, кроме как любить, читать книги, смотреть телевизор или даже слушать Бетховена и Брамса. Ну а третья группа, законченные оптимисты, утверждали, что человечество наконец повзрослело.
   Через шестьдесят лет после смерти Бородина его музыка была аранжирована. Был создан мюзикл, в котором не было ничего другого, кроме длинноногих стройных блондинок, брюнеток и шатенок, которые танцевали, имея на себе лишь призрачное бикини и украшения из фальшивых драгоценностей. А через двести лет после смерти Бородина вторая симфония в своем первозданном виде заняла первое место в хит-параде. Это, конечно, что-то значило.
   Когда Сюзан вошла в вестибюль, старик Бенни отдал ей честь. Никто не знал, сколько ему лет, но выглядел старик гораздо старше Сюзан.
   - Все готово, вас ждут в седьмой студии, - сказал Бенни, кивая при этом головой. Он подал ей руку, чтобы она могла на нее опереться. Сюзан благодарно улыбнулась старику.
   Восемь месяцев назад она неудачно поскользнулась, и, хотя кость ноги быстро срослась, Сюзан все еще чувствовала себя гораздо хуже, чем раньше. Довольно странно, что наука, достигнув больших высот в борьбе с различными болезнями, так и осталась бессильна против хромоты. Хромым стало жить ещё труднее. В XIX веке, если ты была немолода и богата, но упаси Бог, хромала - ты могла в любой момент нанять слуг, которые бы тебе во всем помогали, а при необходимости-даже носили на руках. Но сейчас в Соединенных Штатах не осталось ни одного личного слуги, и ты вынуждена много ходить пешком, так как существует проблема стоянки автомобиля, подниматься по лестницам, по ступенькам такси, автобуса и эскалатора. В XIX веке женщина в преклонном возрасте вряд ли могла так страдать.
   Сюзан любила этого неуклюжего, но вежливого старика, готового прийти ей на помощь в любой момент. Но в этот день помощь Бенни требовалась последний раз, поэтому она внезапно остановилась. Впрочем, она и раньше никогда не проходила мимо старика, не сказав ему пару добрых слов.
   - Бенни, - сказала она, - я ведь пожилая женщина и к тому же старая дева. Почему ты всегда так хорошо ко мне относился?
   Вопрос ошарашил Бенни. На его простом открытом лице отразились смущение и непонимание. Ему казалось, что от него чего-то хотят, но он был не в силах угадать, что именно.
   - Не волнуйся, - нежно сказала Сюзан, что совсем было на нее не похоже, - я просто хотела сказать, что очень ценю твою доброту.
   - Доброту? - в вопросе Бенни прозвучало неподдельное удивление.
   - Ну да. Ты же всегда ловишь для меня такси и заставляешь шофера подлетать прямо к двери. Ты же снял для меня комнату, когда я стала себя плохо чувствовать. Ты ведь отпилил кусочек моей палки, когда я сказала, что она слишком длинна. Ты ведь приносил мне бутерброды, когда репетиции затягивались допоздна. Ты…
   - Но ведь это моя работа, мисс, - искренне не понимал Бенни. - Я же администратор, я обязан заботиться обо всём. Большую часть дня я просто слоняюсь без работы. Поэтому я…
   - Поэтому ты помогаешь всем, кто нуждается в твоей помощи. Я это знаю. Многие годы я тоже считала это твоей обязанностью и как-то не обращала на тебя внимания, но только сегодня я наконец поняла, как много ты сделал для меня.
   Она сомневалась, говорить ли ему то, что она намеревалась сказать. Это, наверное, все равно, что поведать голодному о том, как ты только что плотно отобедала, а вечером собираешься на банкет. Но ведь невозможно было просто так пройти мимо. Старый, заикающийся, глуповатый и неуклюжий Бенни нравился Сюзан.
   - Сегодня я здесь последний раз, Бенни, - тихо сказала она. В голосе Сюзан отсутствовал обычный для ее речи сарказм. - Сегодня у меня последняя запись, а потом меня ждет операция. Мне предстоит заново родиться.
   В глазах старика вспыхнул огонек, который несколько насторожил ее. Бенни только вымолвил:
   - Да, мисс Зонненберг.
   - Когда-то я тебя очень обидела, предложив чаевые. Я не собираюсь снова повторять ошибку. Я знаю, ты делаешь все абсолютно бескорыстно. Но знаешь ли ты, что такое гонорар?
   - Г-г-онорар?
   - Иногда, когда кто-нибудь Делает что-то сверх того, что он обязан делать по службе, ему хотят каким-то образом выразить свою признательность. И это вовсе не чаевые. Любой человек может получить гонорар.
   - А как он выглядит? - все еще сомневаясь, спросил Бенни.
   - Я могу дать тебе только деньги. Но ты можешь на них купить себе все, что захочешь, и эта покупка будет тебе напоминать обо мне. Спасибо тебе за все, милый Бенни. До свидания.
   И она вошла в седьмую студию, оставив Бенни с тремя мятыми банкнотами в руке. Он с неприязнью разгладил их. «Сверхслужебная» доброта Бенни была оценена в 250 долларов.
   Оказалось, что к приходу Сюзан в седьмой студии не успели как следует подготовиться. Дирижер Коллини, итальянец, не закончил запись оркестровой партитуры. Вообще, любая запись - это сплошная нервотрепка. Что-нибудь постоянно не устраивает звукорежиссера. И хотя многие старомодные дирижеры и исполнители до сих пор предпочитали на записи идти методом проб и ошибок, был разработан способ, при котором предварительно создавалась звуковая матрица, оркестровая партитура идеального качества. Если механически соединить все матрицы, то таким образом еще не создать настоящей музыки. Музыка получится неживой, безликой.
   Когда создана механическая матрица, начинается запись оркестра. Затем происходит сопоставление оркестрового исполнения и матрицы. Анализирующая машина не обращает никакого внимания на тонкости индивидуального исполнения, но обязательно отметит фактические ошибки, например, если вместо ми трубы начинают играть ми бемоль, вторые скрипки заглушают первые или деревянные духовые инструменты вдруг вступают не вовремя. В таких случаях звукоинженеры, дирижер и солисты переигрывают заново эти места, звукорежиссер объясняет, что не в порядке и что необходимо доработать. Разумеется, таким образом не создавалась выдающаяся музыка, но записывалось все очень быстро и исключительно качественно.
   Коллини не успел дописать оркестровую матрицу, так что Сюзан пришлось ждать в комнате отдыха, пока он закончит работу. К ее огорчению к ней присоединился мистер Вейгенд.
   - Итак, сегодня последняя запись Сюзан Зонненберг в этом сезоне, - сентиментально вздохнул Вейгенд
   - Когда вы так говорите, мистер Вейгенд, с вами трудно не согласиться, - заметила Сюзан.
   Мистер Вейгенд был маленьким суетливым человеком, который соглашался со всем, что ему говорили. Он работал одним из директоров «Музикосмоса» и, если говорить о его вкусах, ему нравилось все, что было модно и все, чем восторгались другие.
   - Моцарт. Соль мажор, сочинение 453, - пропел Вейгенд. - Жаль, конечно, вам было бы лучше записать какое-то крупное торжественное произведение, например, «Император» Бетховена. Правда, у нас уже есть ваша запись Бетховена, сделанная четырнадцать лет назад.
   - Вам виднее…
   - Вы немного огорчены? Да, после операции вы, скорее всего, уже не будете пианисткой. А может, и вообще забудете музыку, да и вас, возможно, забудут, - посочувствовал Вейгенд.
   Сюзан очень захотелось прогнать этого зануду.
   - Но, с другой стороны, я, по крайней мере, не буду спать одна в кровати.
   - Да, через несколько лет. Если точнее, то через четыре года, - согласился дотошный Вейгенд.
   К неудовольствию Сюзан разговор затягивался. Она была честна с собой и поэтому, поразмыслив, признала, что единственной причиной, из-за которой она не любила Вейгенда, было обычное отвращение музыканта-практика к музыканту-теоретику. А если принять во внимание то обстоятельство, что Сюзан всегда знала наперед что ей скажет Вейгенд, неприязнь только усиливалась.
   - Я сыграла в музыке все, о чем только может мечтать настоящий музыкант. Мне не хочется переигрывать все заново.
   - Неужели? - деланно грустным тоном спросил Вейгенд.
   - Может, в этот раз я окажусь трубачом в джазе или певицей блюзов.
   Вейгенд вздохнул.
   - Это будет несправедливо. Вы великая пианистка, мисс Зонненберг.
   - У меня есть наклонности к естественным наукам. Может, на этот раз я стану физиком или врачом…
   - Ученым! - в ужасе вскричал Вейгенд.
   - О, все будет нормально, - оживилась Сюзан. - Исходя из моего умственного рейтинга, я не стану Очень уж хорошим ученым. Вас это хоть немного успокаивает?
   Вейгенд потерял дар речи. Раньше Сюзан только мечтала об этом. Сейчас же она наслаждалась наступившей тишиной. Ей вдруг пришла мысль использовать Вейгенда.
   - Мистер Вейгенд, - спросила она, - вы знаете старика Бенни?
   - Администратора? Конечно!
   - Тогда, может быть, сделаете мне одно одолжение? Обследуйте его, пожалуйста. Мне бы хотелось, чтобы Бенни прошел через Возрождение.
   - Через что?!
   - Через Возрождение, - с трудом выговорила Сюзан. Идея казалась слишком фантастичной. Разрешение на
   операцию Возрождения было прерогативой Совета Десяти. По шкале ЦДО (ценность для общества) на такую операцию могла рассчитывать только десятая часть населения.
   Десять процентов - это не такое уж малое количество людей, Сюзан, конечно, находилась в их числе. Все ее знакомые и друзья входили в заветные десять процентов. Любой инженер, управляющий, художник, писатель, музыкант, конструктор, врач и даже медсестра, добившись большого успеха в своем деле, с большой долей гарантии могли рассчитывать на Возрождение.
   Да, все знакомые Сюзан имели счастливый билет, все, кроме Бенни. Конечно, Сюзан не могла объяснить Вейгенду, почему она проявляет такую заботу об администраторе. Интуиция подсказывала ей, что Бенни способен на большее, ей это открылось с первого взгляда. Она прекрасно понимала, что ее отношение к Возрождению Бенни субъективно - просто он ей нравился. Он ведь может умереть в любой момент, хотя для своего преклонного возраста выглядит достаточно сильным и здоровым. Да, он хороший человек, этот Бенни, и естественно, что Сюзан захотела предложить ему Возрождение.
   Но все же, кроме этих причин, Сюзан находила еще что-то. В шкалу ЦДО входили интеллект, различные навыки и умения. Но среди многих достоинств выделялся и уровень сострадания к чужой беде. Значит, у несчастного Бенни есть гораздо больше шансов на Возрождение, чем, скажем, у человека, отрывающего мухам крылья, при равенстве всех других показателей. У Бенни будет очень высокий рейтинг по уровню сочувствия другим.
   - Тест на музыкальные способности?
   - Да, это подойдет, - сказала Сюзан.
   Проверка музыкальных способностей вообще-то преследовала совершенно другие цели, но в нее входило краткое исследование интеллектуальных способностей и еще более поверхностное тестирование характера человека. Если у Бенни обнаружится какой-нибудь талант или способности, высокий интеллект или потенциальные возможности развития личности, исследование покажет это, а дальше можно будет направить его данные на получение рейтинга по шкале ЦДО.
   - Я постараюсь сделать все, о чем вы просите, мисс Зонненберг, - пообещал Вейгенд - Вы думаете, Бенни обладает какими-то способностями?
   Сюзан не ответила на этот вопрос.
   - Значит, вы выполните мою просьбу?
   - Конечно.
   Один из звукоинженеров постучал в дверь и, зайдя в комнату, сказал:
   - Все готово, мисс Зонненберг.
   Это была необычная запись. Всем было известно, что как только она закончится, Сюзан прямиком направится в
   Институт Возрождения. Эта операция не была равносильна смерти, скорее наоборот, и только женщины и близкие родственники зачем-то оплакивали своих родных, отправляющихся за новой молодостью. Очень многие мечтали попасть в Институт, но было в Возрождении что-то пугающее, неподвластное человеческому разуму.
   Великая пианистка Сюзан Зонненберг умрет в тот момент, когда ее руки, сыграв последние аккорды, оторвутся от клавишей рояля. Она никогда не узнает, кем была когда-то, если, конечно, психологи не разрешат. Это должно делаться при условии, что память не нанесет ее сознанию никакой травмы, и психологи, как правило, никогда не давали такого разрешения.
   Звукорежиссер был очень внимателен, тщательно и точно записывал музыку, понимая, что дублей больше не будет, по крайней мере, в партии, исполняемой Сюзан. Все приготовились к длительной и трудной работе, но к удивлению музыкантов все как-то сразу сложилось в одно целое, и им осталось переписать заново лишь очень короткие эпизоды.
   Как только Сюзан удостоверилась, что ее солирующая партия записана, она встала из-за рояля и, пройдя через комнату отдыха, вышла к лифту. Она настолько спокойно и привычно это проделала, что Коллини, Вейгенд и другие музыканты подумали, что она идет в ванную комнату. Спустившись вниз, Сюзан вышла из здания, стараясь не встречаться со знакомыми, даже не попрощавшись с Бенни. Ее утомляли долгие проводы.
   Шофер непринужденно сказал ей по пути в Институт:
   - Конечно, вы - пианистка. Наверное, лучше везти вас помедленнее, с максимальной осторожностью. Не хочется, чтобы вы попали в катастрофу по пути в Институт Возрождения.
   - Вы правы, - согласилась с ним Сюзан.
   - Наверное, я сам пойду туда лет через, шестьдесят. Как вы считаете, есть ли шансы на Возрождение у шофера такси?
   - Вам лучше смотреть вперед и быть внимательным. Нам обоим не стоит терять свои шансы на бессмертие, не так ли?
   По дороге ничего не случилось. Как только такси приземлилось на широком квадратном дворе Института Возрождения, Сюзан удовлетворенно вздохнула, подумав, что в следующий раз, когда ей придется идти пешком, она уже сможет бегать, а не хромать с палкой в руках.
 
   Вейгенд снял трубку.
   - Да, это Вейгенд из «Музикосмоса». Институт Возрождения? Да, конечно… Бенджамин Райс?
   Это имя ему ничего не говорило, хотя, очевидно, он работал в «Музикосмосе».
   - Мы обычно опрашиваем людей, которые являлись друзьями наших пациентов, - у звонившего был тихий, спокойный голос. - Информация пациентов о себе зачастую бывает слишком субъективной. Мисс Зонненберг сказала, что этот Бенджамин Райс из «Музикосмоса» может нам помочь.
   - Дайте подумать… Понимаете, прошло три дня с тех пор, как она отправилась на операцию. Как у нее дела?
   Незнакомец удивился.
   - Все идет по плану. Обычная операция. Никаких осложнений. Да, так что Бенджамин Райс?..
   - Минутку. А-а, это, наверное, старик Бенни. Я наведу справки и пошлю за Райсом, как только выясним, кто он и где работает. О'кей?
   - Благодарю вас, мистер Вейгенд.
   Вейгенд тут же позвонил директору по кадрам:
   - Кто такой Бенджамин Райс?
   Через несколько минут последовал ответ:
   - Это один из администраторов, мистер Вейгенд. Вам нужно его личное дело?
   - Нет, спасибо.
   Найдя в справочнике интересующий его офис, Вейгенд набрал номер.
   - Бенни? Говорит Вейгенд. Только что звонили из Института Возрождения. Мисс Зонненберг упомянула там твое имя. Кажется, они хотят задать тебе несколько вопросов. Не волнуйся, все в порядке. Обычное дело. Можешь ли ты направиться туда прямо сейчас? И, Бенни…
   Он вдруг осекся, вспомнив свое обещание провести тестирование Бенни, и почувствовал себя виноватым. Ну, бывает, запамятовал в суете дел.
   - Ну, ладно, это пока все, - Вейгенд повесил трубку.
   Надо позвонить Уолтеру Дженингсу из исследовательского бюро и попросить его послать за Бенни, как только будет можно. И чтобы не забыть, он нашел в записной книжке домашний телефон Дженингса и снял трубку.
   Бенни снял пальто с вешалки и начал медленно одеваться, думая над разговором с Вейгендом. При упоминании Института Возрождения в голову лезли неприятные мысли. Ехать не хотелось, но отказываться было поздно. Он оставил на столе записку, что ушел по делам и вышел из кабинета.
   Бенни Райсу перевалило за сто, но ему редко давали столько. Когда он шел пешком в Институт Возрождения, ему даже в голову не пришло взять такси или сесть в автобус, хотя расстояние составляло более двух миль, и Институт или «Музикосмос» наверняка оплатили бы ему дорогу. По мере того как он шел, фигура его выпрямлялась. Когда он прошел около мили, глаза его заблестели, грудь выдалась вперед ему уже нельзя было дать больше пятидесяти. При средней продолжительности жизни в более, чем сто лет, Бенни можно было назвать молодым человеком.
   Бенни был в прекрасной физической форме. В «Музикосмосе», где все знали, сколько в действительности ему лет, он, как бы отдавая дань своему возрасту, привык ходить слегка сгорбившись и медленно переставляя ноги, хотя мог бы обойтись и без демонстрации старческих недугов.
   Со стороны Институт Возрождения выглядел как холодное белое гладкое здание, без каких-либо характерных деталей. Но внутри все было иначе. По мебели и обстановке он больше напоминал роскошный отель, чем больницу. В вестибюле Института Бенни встретил молодой клерк.
   - Бенджамин Райс? Вас ждет доктор Мартин. Он сейчас в саду. Сэмми вас проводит.
   Сэмми оказался рыжеволосым молодым человеком. По дороге он не проронил ни звука. И хотя у Сэмн» было вполне дружелюбное и открытое лицо, что-то насторожило Раиса.
   - Что происходит, сынок? - спросил он Сэмми по дороге в сад, который располагался с тыльной стороны института. - Ты что, проглотил язык?
   Сэмми посмотрел на Райса, в его взгляде было столько ума и озорства, что Бенни напрягся, ожидая какой-нибудь шутки, но у Сэмми только и вырвалось: «Да, да».
   До Бенни наконец дошло, кто такой Сэмми, и он выругал себя за собственную тупость. Конечно, Сэмми был одним из заново родившихся. Он абсолютно все понимал, потому что наследовал весь свой разум, но еще не научился заново говорить.
   Клерк в вестибюле был, наверное, тоже заново родившимся. Естественно, если в Институте наблюдают за пациентами в течение четырех лет, то лучше параллельно давать им возможность работать.
   Доктору Мартину было не более двадцати, но вряд ли он был пациентом Института. Для того, чтобы пациенты скорее могли повзрослеть и восстановить основной объем знаний, необходимых современному человеку, нужно держать их вместе до тех пор, пока этот процесс не завершится и они не войдут в реальную жизнь, где им придется жить среди других людей. Мартин не мог быть Возрожденным, так как ни одному молодому заново родившемуся доктору не разрешили бы работать в Институте. У него просто не хватило бы элементарных знаний и опыта. Да он и не пополнил бы свою память новой информацией, работая в замкнутом пространстве Института. Это было похоже на нахождение в чреве матери.
   Улыбнувшись, доктор посмотрел на Бенни.
   - Бенджамин Райс?
   - Все называют меня Бенни.
   - О'кей. Сэмми, ты можешь возвращаться на свое место.
   Они стояли на большой лужайке перед ровными рядами деревянных шезлонгов, в которых сидели люди. И хоть поблизости не было ни медсестер, ни врачей, кроме, разумеется, доктора Мартина, лужайка все равно напоминала место для отдыха больных в санатории. Бенни заметил, что возраст сидевших в шезлонгах людей, очевидно, не превышал четырнадцати лет. Все они были погружены в глубокий спокойный сон. На всех сидевших мальчиках и девочках были белые свободные комбинезоны. Все выглядело, по меньшей мере, странно, так как комбинезоны были скроены без малейших намеков на красоту. Ни один подросток в возрасте четырнадцати лет не наденет подобную вещь на себя, будь у него хоть малейший выбор.