Страница:
— Ой. — Стиви обдумала это. В бакалее все покупали еду. — И мы тоже уедем, — сказала она наконец.
— Да. И мы тоже.
Тогда, значит, мистер и миссис Лукас уедут, поняла Стиви. А Душистый Горошек: что будет с Душистым Горошком? Выпустят ли его на свободу, или загонят в вольер для перевозки, или сядут на него и ускачут отсюда? Над этой загадкой стоило подумать, но девочка поняла, что чему-то приходит конец, и от этого где-то около сердца шевельнулась грусть — чувство, с которым, по соображениям Стиви, должно быть, хорошо был знаком папа.
Изрезанную канавами землю покрывали островки растрепанной полыни, над которыми высились цилиндрические башни кактусов. Примерно в двух милях за медным рудником от Кобре-роуд отделялась залитая черным гудроном дорога; она стремительно убегала на северо-запад под белую гранитную арку, на которой тусклыми медными буквами было выдавлено «ПРЕСТОН». Джесси посмотрела направо и увидела в конце черной дороги большую гасиенду, мерцавшую в поднимавшихся от земли волнах разогретого воздуха. «Вам тоже удачи», — подумала Джесси, представив себе женщину, которая, вероятно, спала в этом доме на прохладных шелковых простынях. Должно быть, у Селесты Престон только и осталось, что простыни и дом — да и то вряд ли надолго.
Они ехали по дороге, рассекавшей пустыню. Стиви, не отрываясь, глядела в окно, личико под козырьком бейсболки было задумчивым и спокойным. Джесси поерзала на сиденье, чтобы отлепить футболку. До поворота к дому Лукасов оставалось около полумили.
Стиви услышала высокое гудение и подумала, что над ухом летает москит. Она хлопнула по уху ладошкой, но гудение не исчезло, становясь громче и выше. В следующие несколько секунд ушам стало больно, словно их кололи иголкой.
Мама? — морщась, сказала девочка. — Уши болят!
По перепонкам Джесси тоже ударила острая колющая боль, но этим дело не кончилось: заныли задние коренные зубы. Она открыла рот, работая нижней челюстью, и услышала, как Стиви сказала: «Ой! Что это, мам?»
— Не знаю, ми… — мотор грузовичка неожиданно заглох. Просто заглох — без перебоев и одышки. Они катились по инерции. Джесси прибавила газа, но вчера она заполнила бак, поэтому он не мог быть пустым. Теперь барабанные перепонки действительно болели, пульсировали, отзываясь на высокую, мучительно-неприятную ноту, напоминавшую далекий вой. Стиви зажала уши руками, в глазах ярко заблестели слезы. «Что это, мам?» — снова спросила она с панической дрожью в голосе. — «Мама, что это?»
Джесси потрясла головой. Шум набирал громкость. Она повернула ключ зажигания и надавила на акселератор, но мотор так и не завелся. Она услышала треск статического электричества в волосах и мельком увидела свои наручные часы: дисплей, словно сойдя с ума, отсчитывал часы с бешеной скоростью. «Вот уж будет, что рассказать Тому», — подумала она, вздрагивая от боли в коконе пронизывающего уши звука, и потянулась взять Стиви за руку.
Девочка отдернула голову вправо, широко раскрыла глаза и пронзительно вскрикнула:
— Мама!
Она увидела, что к ним приближалось. Теперь увидела и Джесси. Сражаясь с рулем, она изо всех сил надавила на тормоз.
По воздуху неслось что-то вроде пылающего локомотива. От него отваливались горящие куски, которые, крутясь, уносились прочь. Оно промчалось над Кобре-роуд, пролетело около пятидесяти футов над пустыней и примерно ярдах в сорока перед грузовичком, Джесси сумела разглядеть раскаленные докрасна, сияющие, окруженные языками пламени цилиндрические очертания, и, когда грузовичок съехал с дороги, этот предмет пролетел мимо них с пронзительным визгом, от которого Джесси оглохла и не услышала собственного крика. Она увидела, что хвостовая часть предмета взорвалась, окутавшись желто-лиловым пламенем и разбрасывая во все стороны куски; что-то неясным пятном полетело к грузовичку, раздалось металлическое «бэм!», и пикап содрогнулся до основания.
Передняя шина лопнула. Джесси липкими от пота руками никак не могла остановить грузовичок, который все ехал и ехал по камням сквозь заросли кактусов. Звон в ушах все еще мешал слышать. Она увидела отчаянное личико Стиви в потеках слез и сказала по возможности спокойно:
— Ш-ш, все прошло. Все кончилось. Ч-ш-ш.
По краям смятого капота бил пар. Джесси посмотрела влево и увидела, как пылающий предмет пролетел над низким кряжем и скрылся из глаз. «Господи!» — потрясенно подумала она. — «Что это было?»
В следующее мгновение раздался рев, пробивший даже пелену в ушах у Джесси. Кабину пикапа заполнила крутящаяся пыль. Джесси схватила Стиви за руку, и пальцы малышки намертво вцепились в нее.
Рот и глаза Джесси были полны пыли, кепку унесло в окно. Когда снова стало можно смотреть, она увидела три серо-зеленых вертолета, которые плотным клином летели на юго-запад в тридцати или сорока футах над пустыней, преследуя пылающий объект.
Они перелетели через кряж и скрылись из глаз. Наверху, в синеве, несколько реактивных самолетов тоже держали курс на юго-запад.
Пыль улеглась. К Джесси начал возвращаться слух, Стиви всхлипывала, изо всех сил держась за руку матери.
— Уже все, — сказала Джесси и услышала собственный скрипучий голос. — Все кончилось. — Она бы и сама поплакала, но мамы так не делают. Сердито застучал, мотор, и Джесси обнаружила, что упирается взглядом в гейзер пара, поднимающийся из небольшой круглой дыры в центре капота пикапа.
3. КОРОЛЕВА ИНФЕРНО
4. ГОСТЬ
— Да. И мы тоже.
Тогда, значит, мистер и миссис Лукас уедут, поняла Стиви. А Душистый Горошек: что будет с Душистым Горошком? Выпустят ли его на свободу, или загонят в вольер для перевозки, или сядут на него и ускачут отсюда? Над этой загадкой стоило подумать, но девочка поняла, что чему-то приходит конец, и от этого где-то около сердца шевельнулась грусть — чувство, с которым, по соображениям Стиви, должно быть, хорошо был знаком папа.
Изрезанную канавами землю покрывали островки растрепанной полыни, над которыми высились цилиндрические башни кактусов. Примерно в двух милях за медным рудником от Кобре-роуд отделялась залитая черным гудроном дорога; она стремительно убегала на северо-запад под белую гранитную арку, на которой тусклыми медными буквами было выдавлено «ПРЕСТОН». Джесси посмотрела направо и увидела в конце черной дороги большую гасиенду, мерцавшую в поднимавшихся от земли волнах разогретого воздуха. «Вам тоже удачи», — подумала Джесси, представив себе женщину, которая, вероятно, спала в этом доме на прохладных шелковых простынях. Должно быть, у Селесты Престон только и осталось, что простыни и дом — да и то вряд ли надолго.
Они ехали по дороге, рассекавшей пустыню. Стиви, не отрываясь, глядела в окно, личико под козырьком бейсболки было задумчивым и спокойным. Джесси поерзала на сиденье, чтобы отлепить футболку. До поворота к дому Лукасов оставалось около полумили.
Стиви услышала высокое гудение и подумала, что над ухом летает москит. Она хлопнула по уху ладошкой, но гудение не исчезло, становясь громче и выше. В следующие несколько секунд ушам стало больно, словно их кололи иголкой.
Мама? — морщась, сказала девочка. — Уши болят!
По перепонкам Джесси тоже ударила острая колющая боль, но этим дело не кончилось: заныли задние коренные зубы. Она открыла рот, работая нижней челюстью, и услышала, как Стиви сказала: «Ой! Что это, мам?»
— Не знаю, ми… — мотор грузовичка неожиданно заглох. Просто заглох — без перебоев и одышки. Они катились по инерции. Джесси прибавила газа, но вчера она заполнила бак, поэтому он не мог быть пустым. Теперь барабанные перепонки действительно болели, пульсировали, отзываясь на высокую, мучительно-неприятную ноту, напоминавшую далекий вой. Стиви зажала уши руками, в глазах ярко заблестели слезы. «Что это, мам?» — снова спросила она с панической дрожью в голосе. — «Мама, что это?»
Джесси потрясла головой. Шум набирал громкость. Она повернула ключ зажигания и надавила на акселератор, но мотор так и не завелся. Она услышала треск статического электричества в волосах и мельком увидела свои наручные часы: дисплей, словно сойдя с ума, отсчитывал часы с бешеной скоростью. «Вот уж будет, что рассказать Тому», — подумала она, вздрагивая от боли в коконе пронизывающего уши звука, и потянулась взять Стиви за руку.
Девочка отдернула голову вправо, широко раскрыла глаза и пронзительно вскрикнула:
— Мама!
Она увидела, что к ним приближалось. Теперь увидела и Джесси. Сражаясь с рулем, она изо всех сил надавила на тормоз.
По воздуху неслось что-то вроде пылающего локомотива. От него отваливались горящие куски, которые, крутясь, уносились прочь. Оно промчалось над Кобре-роуд, пролетело около пятидесяти футов над пустыней и примерно ярдах в сорока перед грузовичком, Джесси сумела разглядеть раскаленные докрасна, сияющие, окруженные языками пламени цилиндрические очертания, и, когда грузовичок съехал с дороги, этот предмет пролетел мимо них с пронзительным визгом, от которого Джесси оглохла и не услышала собственного крика. Она увидела, что хвостовая часть предмета взорвалась, окутавшись желто-лиловым пламенем и разбрасывая во все стороны куски; что-то неясным пятном полетело к грузовичку, раздалось металлическое «бэм!», и пикап содрогнулся до основания.
Передняя шина лопнула. Джесси липкими от пота руками никак не могла остановить грузовичок, который все ехал и ехал по камням сквозь заросли кактусов. Звон в ушах все еще мешал слышать. Она увидела отчаянное личико Стиви в потеках слез и сказала по возможности спокойно:
— Ш-ш, все прошло. Все кончилось. Ч-ш-ш.
По краям смятого капота бил пар. Джесси посмотрела влево и увидела, как пылающий предмет пролетел над низким кряжем и скрылся из глаз. «Господи!» — потрясенно подумала она. — «Что это было?»
В следующее мгновение раздался рев, пробивший даже пелену в ушах у Джесси. Кабину пикапа заполнила крутящаяся пыль. Джесси схватила Стиви за руку, и пальцы малышки намертво вцепились в нее.
Рот и глаза Джесси были полны пыли, кепку унесло в окно. Когда снова стало можно смотреть, она увидела три серо-зеленых вертолета, которые плотным клином летели на юго-запад в тридцати или сорока футах над пустыней, преследуя пылающий объект.
Они перелетели через кряж и скрылись из глаз. Наверху, в синеве, несколько реактивных самолетов тоже держали курс на юго-запад.
Пыль улеглась. К Джесси начал возвращаться слух, Стиви всхлипывала, изо всех сил держась за руку матери.
— Уже все, — сказала Джесси и услышала собственный скрипучий голос. — Все кончилось. — Она бы и сама поплакала, но мамы так не делают. Сердито застучал, мотор, и Джесси обнаружила, что упирается взглядом в гейзер пара, поднимающийся из небольшой круглой дыры в центре капота пикапа.
3. КОРОЛЕВА ИНФЕРНО
— Елки-палки, ну и гвалт! — громко объявила седая женщина в спальной маске из розового шелка, садясь в кровати под балдахином. Ей казалось, что весь дом дрожит от шума, и она сердито стянула маску, обнаружив глаза цвета арктического льда. — Таня! Мигель! — крикнула она хриплым от неумеренного курения голосом. — Идите сюда!
Она потянулась к болтавшемуся рядом с кроватью шнуру и начала дергать. В глубине загородного дома Престона, требуя внимания слуг, залился звонок.
Однако страшный рев уже оборвался. Звучал он всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы перепугать ее и прогнать сон. Она откинула простыни, вылезла из постели и широким шагом прошла к балконным дверям — точь-в-точь ходячий смерч. Когда она настежь распахнула их, жара буквально высосала воздух из легких. Женщина вышла на балкон и, рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, сощурилась в сторону Кобре-роуд. Несмотря на свои пятьдесят три года, она даже без очков видела достаточно хорошо, чтобы разглядеть, что пролетело в опасной близости от ее дома: на юго-запад, поднимая под собой пыльную бурю, мчались три вертолета. Еще через несколько секунд они исчезли за этой пылью, оставив Селесту Престон в таком бешенстве, что она была готова плеваться гвоздями.
К дверям балкона подошла Таня — приземистая, с круглым, как луна, лицом. Она собралась с силами, готовясь выдержать бешеную атаку.
— Си, сеньора Престон?
— Ты где была? Я думала, нас бомбят! Что, черт возьми, происходит?
— Не знаю, сеньора. Я думаю…
— Ай, ладно, принеси-ка мне выпить! — фыркнула хозяйка. — У меня нервы ни к черту!
Таня ретировалась в глубины дома за первой на сегодня рюмкой спиртного для хозяйки. Селеста стояла на высоком балконе с мозаичным полом из красной глиняной мексиканской плитки, вцепившись в узорчатые кованые перила. Со своей выгодной позиции она видела конюшни, кораль и манеж — разумеется, бесполезные, поскольку все лошади ушли с аукциона. Кольцо покрытой гудроном подъездной аллеи охватывало большую клумбу с тем, что некогда было пионами и маргаритками, теперь выгоревшими до коричневого цвета, поскольку система опрыскивания вышла из строя. Лимонно-желтый халат прилипал к спине; пот и жара еще сильнее разожгли ярость Селесты. Она вернулась в относительную прохладу спальни, сняла трубку розового телефона и, тыча в него наманикюренным пальцем, набрала номер.
— Контора шерифа, — врастяжку ответил чей-то голос. Мальчишеский голос. — Говорит полицейский Чэффин…
— Дайте Вэнса, — перебила она.
— Э-э… Сейчас шериф Вэнс на патрулировании. Это…
— Селеста Престон. Я желаю знать, кто летает на вертолета над моей собственностью в… — она нашла глазами часы на белом прикроватном столике, — в семь двенадцать утра! Эти сволочи мне чуть крышу не снесли!
— На вертолетах?
— Прочисти уши, мальчик! Тебе говорят! Три вертолета! Пролети они чуть ближе, они мне все простыни скинули бы, черт дери! Что творится?
— Э-э… не знаю, миссис Престон. — Помощник несколько оживился, и Селеста представила себе, как он сидит за рабочим столом, весь внимание. — Если хотите, я свяжусь с шерифом Вэнсом по рации.
— Хочу. Скажите ему, чтобы живо приехал сюда. — Она повесила трубку прежде, чем молодой человек успел ответить. Вошла Таня и подала женщине на одном из последних серебряных подносов «кровавую Мэри». Селеста взяла коктейль, размешала жгучие перчинки стебельком сельдерея и в два глотка выпила коктейль почти до дна. Сегодня Таня добавила больше «табаско», чем обычно, но Селеста даже не поморщилась.
— С кем мне сегодня надо чесать язык? — Она провела заиндевелым краем стакана по высокому, прорезанному морщинами лбу.
— Ни с кем. В расписании чисто.
— Слава тебе, Господи! Что, шайка проклятых кровососов дает мне передышку, а?
— Встреча с мистером Вейцем и мистером О'Коннором у вас назначена на утро понедельника, — напомнила Таня.
— То в понедельник. К тому времени я, может, умру. — Она допила то, что оставалось в стакане, и поставила стакан обратно на поднос так, что тот звякнул. Ей пришло в голову, что можно бы вернуться в постель, но она уже слишком завелась. Последние полгода одна головная боль сменяла другую, не говоря уж о вреде, нанесенном душе. Иногда Селесте казалось, что она — боксерская груша Господа. Она знала, что много раз в жизни поступала низко и нечестно, но расплата за грехи оказалась весьма своеобразной.
— Что-нибудь еще? — спросила Таня. Темные глаза смотрели неотрывно и бесстрастно.
— Нет, все. — Но не успела Таня дойти до массивной полированной двери красного дерева, как Селеста передумала. — Погоди. Сейчас.
— Да, сеньора?
— Только что… я не хотела на тебя наехать. Просто… знаешь, такие времена.
— Я понимаю, сеньора.
— Хорошо. Послушай, как вам с Мигелем захочется отпереть бар для себя, валяйте. — Она пожала плечами. — Какой смысл спиртному пропадать зря.
— Я запомню, миссис Престон.
Селеста знала, что это не так. Ни Таня, ни ее муж не пили. Впрочем, все равно: у кого-то в этом доме должна оставаться ясная голова хотя бы для того, чтобы не подпускать стервятников в человеческом образе. Глаза Селесты встретились с Таниными.
— А знаешь, тридцать четыре года ты зовешь меня или «миссис Престон», или «сеньора». Тебе ни разу не хотелось назвать меня «Селеста»?
Таня замялась. Покачала головой.
— Не раз, сеньора.
Селеста засмеялась; это был искренний смех женщины, которая хлебнула нелегкой жизни, когда-то гордилась грязью, остававшейся у нее под ногтями после родео, и знала, что победа и проигрыш — две стороны одной медали.
— Ну и фрукт же ты, Таня! Я знаю, что ты всегда любила меня не больше, чем пердеж пьяницы, ну да ничего. — Улыбка Селесты растаяла. — Мне по душе, что вы остаетесь здесь в эти последние месяцы. Вы не обязаны.
— Мистер Престон всегда очень хорошо к нам относился. Мы хотели вернуть долг.
— Вы его вернули. — Миссис Престон прищурилась. — Скажи-ка мне одну вещь, только не ври: первая миссис Престон управилась бы с этой говенной заварухой лучше?
Лицо второй женщины не выражало никаких чувств.
— Нет, — сказала она наконец. — Первая миссис Престон была красивой, изящной женщиной… но вашей смелости у нее не было.
Селеста хмыкнула.
— Да, зато с головой все было в порядке. Потому-то сорок лет назад она и удрала из этой чертовой дыры, задрав хвост!
Таня резко свернула на знакомую почву.
— Что-нибудь еще, сеньора?
— Не-а. Но очень скоро я ожидаю шерифа, так что прислушивайтесь.
Таня, держась очень прямо и чопорно, покинула комнату и простучала каблуками по дубовому полу длинного коридора.
Селеста слушала, понимая, как пусто и гулко в доме без мебели. Конечно, кое-что еще осталось — например, кровать, туалетный столик и обеденный стол внизу — но немного. Она перешла через комнату, достала из филигранной серебряной коробочки тонкую черную сигару. Хрустальная французская зажигалка уже отправилась с аукциона, поэтому Селеста прикурила от спички из коробка с рекламой клуба «Колючая проволока» с шоссе N 67. Потом вернулась на балкон, выдохнула едкий дым и подняла лицо к безжалостному солнцу.
Она подумала: «Опять будет пекло». Но ей случалось переживать и худшее. И еще придется. Неразбериха с юристами, администрацией штата Техас и налоговой инспекцией рассеется, как облако под сильным ветром, а потом она заживет по-своему.
— По-своему, — сказала она вслух, и морщины вокруг рта стали резче. Селеста задумалась, как далеко ушла от деревянной лачуги в Гэлвистоне. Теперь она стояла на балконе тридцатишестикомнатной гасиенды в испанском стиле, на ста акрах земли — пусть даже в доме не осталось мебели, а угодья были каменистой пустыней. В гараже стоял желтый, как канарейка, кадиллак — последняя из шести машин. На стенах дома, там, где раньше висели полотна Миро, Рокуэлла и Дали, зияли пустоты — картины ушли с аукциона одними из первых, вместе со старинной французской мебелью и коллекцией Уинта, насчитывавшей почти тысячу чучел гремучих змей.
Банковский счет Селесты был заморожен крепче, чем шарики эскимо, но над проблемой трудился целый полк далласских юристов, и она знала, что теперь в любой день ей позвонят из конторы с семеркой фамилий и скажут «Миссис Престон? Хорошие новости, золотко! Мы отследили недостающие фонды, и Налоговое управление согласилось взять налоги задним числом, посредством ежемесячных выплат. Конец неприятностям! Да, мэм, старый Уинт все ж таки позаботился о вас!»
Насколько Селеста знала, старый Уинт был таким скользким, что куда там совиному дерьму. Он выплясывал вокруг правительственных уложений о вкладах и сводов законов о налогах, вокруг корпоративных законов и президентов банков, как техасский смерч, а на второй день декабря старика отправил на тот свет удар, и расплачиваться с бандой осталась Селеста.
Она посмотрела на восток, в сторону рудника и Инферно. Шестьдесят с лишним лет назад на юг из Одессы, разыскивая в степи золото, явился Уинтер Тедфорд Престон с мулом по кличке Инферно. Золото от него ускользнуло, но он отыскал малиновую гору, про которую мексиканские индейцы рассказали, что она сделана из священной целебной пыли. У Уинта была сноровка к металлургии, хотя его официальное образование закончилось седьмым классом, и его нос учуял, что пахнет не священной пылью, а богатой медью рудой. Рудник Уинта начался с одной-единственной дощатой хижины, пятидесяти мексиканцев и индейцев, пары фургонов и уймы лопат. В первый же день раскопок вырыли дюжину скелетов, и тогда-то Уинт понял, что мексиканцы больше ста лет хоронили в горе своих мертвецов.
Потом в один прекрасный день мексиканец с кайлом вскрыл сверкающую жилу первоклассной руды в сто футов шириной. Она стала первой из многих. У дверей Уинта застучали новые техасские компании, которые тянули через штат телефонные кабели, линии электропередач и водопровод. А сразу за рудной горой выросли несколько палаток, потом — деревянные и глинобитные дома, следом — каменные строения, церкви и школы. Проселочные дороги засыпали гравием, потом замостили. Селеста вспомнила, что Уинт говорил: однажды ты оглянешься и на месте бурьяна увидишь город. Городской люд, главным образом, рудничные рабочие, избрали Престона мэром; Уинт под влиянием текилы окрестил город Инферно и поклялся поставить в его центре памятник своему верному старому мулу.
Но, хотя порывов было множество, Инферно так и не перерос город одного мула. Здесь было слишком жарко и пыльно, слишком далеко до больших городов, и, стоило выйти из строя водопроводу, горожане в мгновение ока начинали умирать от жажды. Но народ все приезжал, «Ледяной дом» подключился к водопроводу и замораживал воду в ледяные глыбы, воскресным утром звонили церковные колокола, хозяева лавчонок делали деньги, телефонная компания тянула линию и обучала операторов, а шаткий деревянный мост, соединявший берега Змеиной реки, заменили бетонным. Забили первые гвозди в доски Окраины. Уолта Трэвиса выбрали шерифом и через два месяца застрелили на улице, которую потом назвали в его честь. Преемник Трэвиса держался на своей должности, пока его не отлупили так, что он оказался в двух шагах от райских врат, и очнулся уже в поезде, державшем курс к северной границе. Постепенно, год за годом, Инферно пускал корни. Но так же постепенно «Горнодобывающая компания Престона» жевала красную гору, где спали умершие сотни лет назад индейцы.
Селеста-стрит раньше называлась Перл-стрит, по имени первой жены Уинта. В промежутке между женитьбами она была известна, как Безымянная. Такова была сила влияния Уинта Престона.
Селеста в последний раз затянулась сигарой, смяла ее о перила и выкинула. «Да, доброе было времечко, а?» — тихо сказала она. Но с тех самых пор, как Селеста встретила Уинта (она тогда пела ковбойские песенки в маленькой гэлвистонской закусочной), они цапались, как кошка с собакой. Селесту это трогало мало — она могла переорать бетономешалку и руганью загнать Сатану в церковь. Правда заключалась в том, что несмотря на баб Уинта, пьянство и игру, несмотря на то, что он почти тридцать лет держал ее в неведении относительно своих дел, она много лет была влюблена в мужа. А когда меньше трех лет назад машины заскребли по дну и отчаянные взрывы не вскрыли ни единой новой жилы, Уинт Престон увидел, как его мечта умирает. Сейчас Селеста понимала, что Уинт спятил: он начал снимать деньги со счетов, распродавать акции и облигации, собирая наличные с неистовством маньяка. Но куда он дел почти восемь миллионов долларов, осталось тайной. Может быть, открыл новые счета на вымышленные фамилии; может быть, уложил всю наличность в жестяные коробки и зарыл в пустыне. В любом случае заработок всей жизни исчез, и, когда налоговое управление набросилось на вдову, требуя выплаты задним числом огромных штрафов и налогов, платить оказалось нечем.
Теперь этой передрягой занимались юристы. Селеста отлично знала, что она сама — только сторож, en route обратно к кабачку в Гэлвистоне.
Она увидела, что сине-серая патрульная машина шерифа свернула с Кобре-роуд и медленно едет по гудрону. Селеста обеими руками сжала перила и ждала: несгибаемая стодесятифунтовая фигура на фоне трехсоттонного пустого дома. Она стояла, не шелохнувшись. Машина проехала по кругу подъездной аллеи и остановилась.
Открылась дверца, и медленно, чтобы не потеть, появился человек, весивший в два с лишним раза больше Селесты. И бледно-голубая рубашка на спине, и кожаная ленточка внутри светлой ковбойской шляпы пропитались потом. Живот вываливался из джинсов. Шериф был в портупее и коротких сапогах из кожи ящерицы.
— Вы, черт вас возьми, не спешили! — едко выкрикнула Селеста. — Если бы дом горел, я бы сейчас стояла на пепелище!
Шериф Эд Вэнс остановился, посмотрел наверх и обнаружил стоящую на балконе Селесту. Он был в темных очках с зеркальными стеклами — точно как его любимец, оторва из фильма «Люк Невозмутимый». В выпирающем животе урчал вчерашний ужин, энчиладас с разогретыми бобами. Он натянуто улыбнулся, показав зубы.
— Кабы дом горел, — проговорил он врастяжку сладким, как горячая патока голосом, — надеюсь, у вас хватило бы здравого смысла позвонить пожарным, мисс Престон.
Она ничего не сказала, неподвижно глядя сквозь него.
— Чэффин мне перезвонил, — продолжил шериф. — Сказал, вас обжужжали вертолеты. — Он старательно изобразил, что исследует безоблачное небо. — Тут нигде ни единого.
— Их было три. Летали над моей собственностью; я такого шума в жизни не слыхала. Я хочу знать, откуда они явились и что происходит.
Шериф пожал толстыми плечами.
— По мне, так вроде везде тишь да гладь. Все нынче тихо-мирно. — Усмешка шерифа стала шире и теперь больше походила на гримасу. — По крайней мере, было до сих пор.
— Они улетели вон туда. — Селеста показала на юго-запад.
— Ну, ладно, может, если я потороплюсь, так подрежу им нос. Вы этого от меня ждете, мисс Престон?
— Я жду, что вы будете отрабатывать свой хлеб, шериф Вэнс! — холодно ответила она. — А значит, полностью контролировать то, что творится в округе! Я заявляю, что три вертолета чуть не вышибли меня из кровати, и хочу знать, чьи они! Так вам понятнее?
— Чуток. — Гримаса намертво прилипла к квадратному, щекастому лицу шерифа с двойным подбородком. — Само собой, теперь-то они уж в Мехико.
— Да плевать, хоть в Тимбукту! Эти штуки, будь они прокляты, могли вломиться ко мне в дом! — Упрямство и тупость Вэнса привели Селесту в ярость. Будь ее воля, Вэнса никогда бы не переизбрали шерифом, но он долгие годы заискивал перед Уинтом и легко одержал победу над кандидатом-мексиканцем. Однако Селеста видела его насквозь и знала, что за веревочки дергает Мэк Кейд, а еще понимала (нравилось ей это или нет), что теперь Мэк Кейд стал правящей силой в Инферно.
— Лучше успокойтесь. Примите таблетку от нервов. Моя бывшая жена всегда так делала, когда…
— Видела вас? — перебила Селеста.
Он зычно, но невесело расхохотался.
— Нечего злиться, мисс Престон. Не к лицу такой леди, как вы. — «Показала свою натуру, стерва?» — подумал он и поторопил: — Так что вы говорите? Хотите подать заявление о нарушении тишины неизвестными на трех вертолетах, пункт приписки или происхождение неизвестны, место назначения неизвестно?
— Совершенно верно. Что, для вас это слишком трудно?
Вэнс хмыкнул. Он не мог дождаться, когда эту бабу выкинут отсюда пинком под зад; тогда он возьмется откапывать коробки с деньгами, которые спрятал старый Уинт.
— Думаю, справлюсь.
— Надеюсь. Вам за то и платят.
«Ишь, барыня, — подумал он, — чеки мне выписываешь не ты, это уж точно!»
— Мисс Престон, — спокойно сказал он, словно говорил с недоразвитым ребенком, — лучше идите-ка с этого пекла в дом. Неужто охота, чтоб мозги сварились! Да и нам ни к чему, чтобы вас хватил удар, правда? — Он одарил ее своей лучшей, самой невинной улыбкой.
— Делайте, что сказано! — фыркнула она, а потом повернулась к перилам спиной и демонстративно вернулась в дом.
— Есть, мэм! — Вэнс издевательски отдал честь и опять сел за руль; его влажная рубашка немедленно присосалась к сиденью. Он завел мотор и поехал от гасиенды обратно на Кобре-роуд. Костяшки лежащих на руле крупных волосатых рук побелели. Он повернул налево, к Инферно, и, набирая скорость, проорал в открытое окно:
— Нашла дурака, чтоб тебя!
Она потянулась к болтавшемуся рядом с кроватью шнуру и начала дергать. В глубине загородного дома Престона, требуя внимания слуг, залился звонок.
Однако страшный рев уже оборвался. Звучал он всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы перепугать ее и прогнать сон. Она откинула простыни, вылезла из постели и широким шагом прошла к балконным дверям — точь-в-точь ходячий смерч. Когда она настежь распахнула их, жара буквально высосала воздух из легких. Женщина вышла на балкон и, рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, сощурилась в сторону Кобре-роуд. Несмотря на свои пятьдесят три года, она даже без очков видела достаточно хорошо, чтобы разглядеть, что пролетело в опасной близости от ее дома: на юго-запад, поднимая под собой пыльную бурю, мчались три вертолета. Еще через несколько секунд они исчезли за этой пылью, оставив Селесту Престон в таком бешенстве, что она была готова плеваться гвоздями.
К дверям балкона подошла Таня — приземистая, с круглым, как луна, лицом. Она собралась с силами, готовясь выдержать бешеную атаку.
— Си, сеньора Престон?
— Ты где была? Я думала, нас бомбят! Что, черт возьми, происходит?
— Не знаю, сеньора. Я думаю…
— Ай, ладно, принеси-ка мне выпить! — фыркнула хозяйка. — У меня нервы ни к черту!
Таня ретировалась в глубины дома за первой на сегодня рюмкой спиртного для хозяйки. Селеста стояла на высоком балконе с мозаичным полом из красной глиняной мексиканской плитки, вцепившись в узорчатые кованые перила. Со своей выгодной позиции она видела конюшни, кораль и манеж — разумеется, бесполезные, поскольку все лошади ушли с аукциона. Кольцо покрытой гудроном подъездной аллеи охватывало большую клумбу с тем, что некогда было пионами и маргаритками, теперь выгоревшими до коричневого цвета, поскольку система опрыскивания вышла из строя. Лимонно-желтый халат прилипал к спине; пот и жара еще сильнее разожгли ярость Селесты. Она вернулась в относительную прохладу спальни, сняла трубку розового телефона и, тыча в него наманикюренным пальцем, набрала номер.
— Контора шерифа, — врастяжку ответил чей-то голос. Мальчишеский голос. — Говорит полицейский Чэффин…
— Дайте Вэнса, — перебила она.
— Э-э… Сейчас шериф Вэнс на патрулировании. Это…
— Селеста Престон. Я желаю знать, кто летает на вертолета над моей собственностью в… — она нашла глазами часы на белом прикроватном столике, — в семь двенадцать утра! Эти сволочи мне чуть крышу не снесли!
— На вертолетах?
— Прочисти уши, мальчик! Тебе говорят! Три вертолета! Пролети они чуть ближе, они мне все простыни скинули бы, черт дери! Что творится?
— Э-э… не знаю, миссис Престон. — Помощник несколько оживился, и Селеста представила себе, как он сидит за рабочим столом, весь внимание. — Если хотите, я свяжусь с шерифом Вэнсом по рации.
— Хочу. Скажите ему, чтобы живо приехал сюда. — Она повесила трубку прежде, чем молодой человек успел ответить. Вошла Таня и подала женщине на одном из последних серебряных подносов «кровавую Мэри». Селеста взяла коктейль, размешала жгучие перчинки стебельком сельдерея и в два глотка выпила коктейль почти до дна. Сегодня Таня добавила больше «табаско», чем обычно, но Селеста даже не поморщилась.
— С кем мне сегодня надо чесать язык? — Она провела заиндевелым краем стакана по высокому, прорезанному морщинами лбу.
— Ни с кем. В расписании чисто.
— Слава тебе, Господи! Что, шайка проклятых кровососов дает мне передышку, а?
— Встреча с мистером Вейцем и мистером О'Коннором у вас назначена на утро понедельника, — напомнила Таня.
— То в понедельник. К тому времени я, может, умру. — Она допила то, что оставалось в стакане, и поставила стакан обратно на поднос так, что тот звякнул. Ей пришло в голову, что можно бы вернуться в постель, но она уже слишком завелась. Последние полгода одна головная боль сменяла другую, не говоря уж о вреде, нанесенном душе. Иногда Селесте казалось, что она — боксерская груша Господа. Она знала, что много раз в жизни поступала низко и нечестно, но расплата за грехи оказалась весьма своеобразной.
— Что-нибудь еще? — спросила Таня. Темные глаза смотрели неотрывно и бесстрастно.
— Нет, все. — Но не успела Таня дойти до массивной полированной двери красного дерева, как Селеста передумала. — Погоди. Сейчас.
— Да, сеньора?
— Только что… я не хотела на тебя наехать. Просто… знаешь, такие времена.
— Я понимаю, сеньора.
— Хорошо. Послушай, как вам с Мигелем захочется отпереть бар для себя, валяйте. — Она пожала плечами. — Какой смысл спиртному пропадать зря.
— Я запомню, миссис Престон.
Селеста знала, что это не так. Ни Таня, ни ее муж не пили. Впрочем, все равно: у кого-то в этом доме должна оставаться ясная голова хотя бы для того, чтобы не подпускать стервятников в человеческом образе. Глаза Селесты встретились с Таниными.
— А знаешь, тридцать четыре года ты зовешь меня или «миссис Престон», или «сеньора». Тебе ни разу не хотелось назвать меня «Селеста»?
Таня замялась. Покачала головой.
— Не раз, сеньора.
Селеста засмеялась; это был искренний смех женщины, которая хлебнула нелегкой жизни, когда-то гордилась грязью, остававшейся у нее под ногтями после родео, и знала, что победа и проигрыш — две стороны одной медали.
— Ну и фрукт же ты, Таня! Я знаю, что ты всегда любила меня не больше, чем пердеж пьяницы, ну да ничего. — Улыбка Селесты растаяла. — Мне по душе, что вы остаетесь здесь в эти последние месяцы. Вы не обязаны.
— Мистер Престон всегда очень хорошо к нам относился. Мы хотели вернуть долг.
— Вы его вернули. — Миссис Престон прищурилась. — Скажи-ка мне одну вещь, только не ври: первая миссис Престон управилась бы с этой говенной заварухой лучше?
Лицо второй женщины не выражало никаких чувств.
— Нет, — сказала она наконец. — Первая миссис Престон была красивой, изящной женщиной… но вашей смелости у нее не было.
Селеста хмыкнула.
— Да, зато с головой все было в порядке. Потому-то сорок лет назад она и удрала из этой чертовой дыры, задрав хвост!
Таня резко свернула на знакомую почву.
— Что-нибудь еще, сеньора?
— Не-а. Но очень скоро я ожидаю шерифа, так что прислушивайтесь.
Таня, держась очень прямо и чопорно, покинула комнату и простучала каблуками по дубовому полу длинного коридора.
Селеста слушала, понимая, как пусто и гулко в доме без мебели. Конечно, кое-что еще осталось — например, кровать, туалетный столик и обеденный стол внизу — но немного. Она перешла через комнату, достала из филигранной серебряной коробочки тонкую черную сигару. Хрустальная французская зажигалка уже отправилась с аукциона, поэтому Селеста прикурила от спички из коробка с рекламой клуба «Колючая проволока» с шоссе N 67. Потом вернулась на балкон, выдохнула едкий дым и подняла лицо к безжалостному солнцу.
Она подумала: «Опять будет пекло». Но ей случалось переживать и худшее. И еще придется. Неразбериха с юристами, администрацией штата Техас и налоговой инспекцией рассеется, как облако под сильным ветром, а потом она заживет по-своему.
— По-своему, — сказала она вслух, и морщины вокруг рта стали резче. Селеста задумалась, как далеко ушла от деревянной лачуги в Гэлвистоне. Теперь она стояла на балконе тридцатишестикомнатной гасиенды в испанском стиле, на ста акрах земли — пусть даже в доме не осталось мебели, а угодья были каменистой пустыней. В гараже стоял желтый, как канарейка, кадиллак — последняя из шести машин. На стенах дома, там, где раньше висели полотна Миро, Рокуэлла и Дали, зияли пустоты — картины ушли с аукциона одними из первых, вместе со старинной французской мебелью и коллекцией Уинта, насчитывавшей почти тысячу чучел гремучих змей.
Банковский счет Селесты был заморожен крепче, чем шарики эскимо, но над проблемой трудился целый полк далласских юристов, и она знала, что теперь в любой день ей позвонят из конторы с семеркой фамилий и скажут «Миссис Престон? Хорошие новости, золотко! Мы отследили недостающие фонды, и Налоговое управление согласилось взять налоги задним числом, посредством ежемесячных выплат. Конец неприятностям! Да, мэм, старый Уинт все ж таки позаботился о вас!»
Насколько Селеста знала, старый Уинт был таким скользким, что куда там совиному дерьму. Он выплясывал вокруг правительственных уложений о вкладах и сводов законов о налогах, вокруг корпоративных законов и президентов банков, как техасский смерч, а на второй день декабря старика отправил на тот свет удар, и расплачиваться с бандой осталась Селеста.
Она посмотрела на восток, в сторону рудника и Инферно. Шестьдесят с лишним лет назад на юг из Одессы, разыскивая в степи золото, явился Уинтер Тедфорд Престон с мулом по кличке Инферно. Золото от него ускользнуло, но он отыскал малиновую гору, про которую мексиканские индейцы рассказали, что она сделана из священной целебной пыли. У Уинта была сноровка к металлургии, хотя его официальное образование закончилось седьмым классом, и его нос учуял, что пахнет не священной пылью, а богатой медью рудой. Рудник Уинта начался с одной-единственной дощатой хижины, пятидесяти мексиканцев и индейцев, пары фургонов и уймы лопат. В первый же день раскопок вырыли дюжину скелетов, и тогда-то Уинт понял, что мексиканцы больше ста лет хоронили в горе своих мертвецов.
Потом в один прекрасный день мексиканец с кайлом вскрыл сверкающую жилу первоклассной руды в сто футов шириной. Она стала первой из многих. У дверей Уинта застучали новые техасские компании, которые тянули через штат телефонные кабели, линии электропередач и водопровод. А сразу за рудной горой выросли несколько палаток, потом — деревянные и глинобитные дома, следом — каменные строения, церкви и школы. Проселочные дороги засыпали гравием, потом замостили. Селеста вспомнила, что Уинт говорил: однажды ты оглянешься и на месте бурьяна увидишь город. Городской люд, главным образом, рудничные рабочие, избрали Престона мэром; Уинт под влиянием текилы окрестил город Инферно и поклялся поставить в его центре памятник своему верному старому мулу.
Но, хотя порывов было множество, Инферно так и не перерос город одного мула. Здесь было слишком жарко и пыльно, слишком далеко до больших городов, и, стоило выйти из строя водопроводу, горожане в мгновение ока начинали умирать от жажды. Но народ все приезжал, «Ледяной дом» подключился к водопроводу и замораживал воду в ледяные глыбы, воскресным утром звонили церковные колокола, хозяева лавчонок делали деньги, телефонная компания тянула линию и обучала операторов, а шаткий деревянный мост, соединявший берега Змеиной реки, заменили бетонным. Забили первые гвозди в доски Окраины. Уолта Трэвиса выбрали шерифом и через два месяца застрелили на улице, которую потом назвали в его честь. Преемник Трэвиса держался на своей должности, пока его не отлупили так, что он оказался в двух шагах от райских врат, и очнулся уже в поезде, державшем курс к северной границе. Постепенно, год за годом, Инферно пускал корни. Но так же постепенно «Горнодобывающая компания Престона» жевала красную гору, где спали умершие сотни лет назад индейцы.
Селеста-стрит раньше называлась Перл-стрит, по имени первой жены Уинта. В промежутке между женитьбами она была известна, как Безымянная. Такова была сила влияния Уинта Престона.
Селеста в последний раз затянулась сигарой, смяла ее о перила и выкинула. «Да, доброе было времечко, а?» — тихо сказала она. Но с тех самых пор, как Селеста встретила Уинта (она тогда пела ковбойские песенки в маленькой гэлвистонской закусочной), они цапались, как кошка с собакой. Селесту это трогало мало — она могла переорать бетономешалку и руганью загнать Сатану в церковь. Правда заключалась в том, что несмотря на баб Уинта, пьянство и игру, несмотря на то, что он почти тридцать лет держал ее в неведении относительно своих дел, она много лет была влюблена в мужа. А когда меньше трех лет назад машины заскребли по дну и отчаянные взрывы не вскрыли ни единой новой жилы, Уинт Престон увидел, как его мечта умирает. Сейчас Селеста понимала, что Уинт спятил: он начал снимать деньги со счетов, распродавать акции и облигации, собирая наличные с неистовством маньяка. Но куда он дел почти восемь миллионов долларов, осталось тайной. Может быть, открыл новые счета на вымышленные фамилии; может быть, уложил всю наличность в жестяные коробки и зарыл в пустыне. В любом случае заработок всей жизни исчез, и, когда налоговое управление набросилось на вдову, требуя выплаты задним числом огромных штрафов и налогов, платить оказалось нечем.
Теперь этой передрягой занимались юристы. Селеста отлично знала, что она сама — только сторож, en route обратно к кабачку в Гэлвистоне.
Она увидела, что сине-серая патрульная машина шерифа свернула с Кобре-роуд и медленно едет по гудрону. Селеста обеими руками сжала перила и ждала: несгибаемая стодесятифунтовая фигура на фоне трехсоттонного пустого дома. Она стояла, не шелохнувшись. Машина проехала по кругу подъездной аллеи и остановилась.
Открылась дверца, и медленно, чтобы не потеть, появился человек, весивший в два с лишним раза больше Селесты. И бледно-голубая рубашка на спине, и кожаная ленточка внутри светлой ковбойской шляпы пропитались потом. Живот вываливался из джинсов. Шериф был в портупее и коротких сапогах из кожи ящерицы.
— Вы, черт вас возьми, не спешили! — едко выкрикнула Селеста. — Если бы дом горел, я бы сейчас стояла на пепелище!
Шериф Эд Вэнс остановился, посмотрел наверх и обнаружил стоящую на балконе Селесту. Он был в темных очках с зеркальными стеклами — точно как его любимец, оторва из фильма «Люк Невозмутимый». В выпирающем животе урчал вчерашний ужин, энчиладас с разогретыми бобами. Он натянуто улыбнулся, показав зубы.
— Кабы дом горел, — проговорил он врастяжку сладким, как горячая патока голосом, — надеюсь, у вас хватило бы здравого смысла позвонить пожарным, мисс Престон.
Она ничего не сказала, неподвижно глядя сквозь него.
— Чэффин мне перезвонил, — продолжил шериф. — Сказал, вас обжужжали вертолеты. — Он старательно изобразил, что исследует безоблачное небо. — Тут нигде ни единого.
— Их было три. Летали над моей собственностью; я такого шума в жизни не слыхала. Я хочу знать, откуда они явились и что происходит.
Шериф пожал толстыми плечами.
— По мне, так вроде везде тишь да гладь. Все нынче тихо-мирно. — Усмешка шерифа стала шире и теперь больше походила на гримасу. — По крайней мере, было до сих пор.
— Они улетели вон туда. — Селеста показала на юго-запад.
— Ну, ладно, может, если я потороплюсь, так подрежу им нос. Вы этого от меня ждете, мисс Престон?
— Я жду, что вы будете отрабатывать свой хлеб, шериф Вэнс! — холодно ответила она. — А значит, полностью контролировать то, что творится в округе! Я заявляю, что три вертолета чуть не вышибли меня из кровати, и хочу знать, чьи они! Так вам понятнее?
— Чуток. — Гримаса намертво прилипла к квадратному, щекастому лицу шерифа с двойным подбородком. — Само собой, теперь-то они уж в Мехико.
— Да плевать, хоть в Тимбукту! Эти штуки, будь они прокляты, могли вломиться ко мне в дом! — Упрямство и тупость Вэнса привели Селесту в ярость. Будь ее воля, Вэнса никогда бы не переизбрали шерифом, но он долгие годы заискивал перед Уинтом и легко одержал победу над кандидатом-мексиканцем. Однако Селеста видела его насквозь и знала, что за веревочки дергает Мэк Кейд, а еще понимала (нравилось ей это или нет), что теперь Мэк Кейд стал правящей силой в Инферно.
— Лучше успокойтесь. Примите таблетку от нервов. Моя бывшая жена всегда так делала, когда…
— Видела вас? — перебила Селеста.
Он зычно, но невесело расхохотался.
— Нечего злиться, мисс Престон. Не к лицу такой леди, как вы. — «Показала свою натуру, стерва?» — подумал он и поторопил: — Так что вы говорите? Хотите подать заявление о нарушении тишины неизвестными на трех вертолетах, пункт приписки или происхождение неизвестны, место назначения неизвестно?
— Совершенно верно. Что, для вас это слишком трудно?
Вэнс хмыкнул. Он не мог дождаться, когда эту бабу выкинут отсюда пинком под зад; тогда он возьмется откапывать коробки с деньгами, которые спрятал старый Уинт.
— Думаю, справлюсь.
— Надеюсь. Вам за то и платят.
«Ишь, барыня, — подумал он, — чеки мне выписываешь не ты, это уж точно!»
— Мисс Престон, — спокойно сказал он, словно говорил с недоразвитым ребенком, — лучше идите-ка с этого пекла в дом. Неужто охота, чтоб мозги сварились! Да и нам ни к чему, чтобы вас хватил удар, правда? — Он одарил ее своей лучшей, самой невинной улыбкой.
— Делайте, что сказано! — фыркнула она, а потом повернулась к перилам спиной и демонстративно вернулась в дом.
— Есть, мэм! — Вэнс издевательски отдал честь и опять сел за руль; его влажная рубашка немедленно присосалась к сиденью. Он завел мотор и поехал от гасиенды обратно на Кобре-роуд. Костяшки лежащих на руле крупных волосатых рук побелели. Он повернул налево, к Инферно, и, набирая скорость, проорал в открытое окно:
— Нашла дурака, чтоб тебя!
4. ГОСТЬ
— По-моему, это значит, что мы пойдем пешком, — говорила Джесси в то время, как Селеста Престон поджидала на балконе шерифа Вэнса. Она немного успокоилась, Стиви тоже перестала плакать, но, подняв капот пикапа, Джесси сразу увидела, что спущенная шина — их самая мелкая неприятность.
Тот самый объект, который проделал дыру в капоте, пробил насквозь и двигатель. Разодранный металл раскрылся, как цветок, а то, что прошло сквозь него, влетело прямо в глубь мотора. Никаких признаков того, что это такое, не было, только пахло оплавленным железом и горелой резиной, да двигатель с шипением выпускал пар из своей раны. Путешествия для пикапа кончились довольно надолго — не исключено, что машина созрела для свалки Кейда. «Черт!» — сказала Джесси, уставившись на мотор, о чем сейчас же пожалела — ведь Стиви запомнит словечко и ляпнет его в самый неожиданный момент.
Стиви с пыльным личиком, на котором засыхали следы слез, смотрела в ту сторону, где исчезли горящий предмет и вертолеты.
— Что это было, мама? — спросила она, широко раскрыв настороженные зеленые глаза.
— Не знаю. Что-то большое, это уж точно. — «Вроде летящего по воздуху горящего трейлера с прицепом», — подумала Джесси. Большей чертовщины она еще не видела. Чтобы быть терпящим аварию самолетом, этой штуке не хватало крыльев. Может быть, метеорит… но предмет казался металлическим. Что бы это ни было, вертолеты гнались за ним, как гончие за лисой.
— Вот кусочек этой штуки, — сказала Стиви, показывая пальцем.
Джесси взглянула. Примерно в сорока футах от них, на земле, в гуще срубленных кактусов из песка что-то торчало. Джесси двинулась туда, Стиви не отставала ни на шаг. Обломок, величиной с крышку люка, был странного сине-зеленого цвета, такого темного, будто он намок. Края обломка дымились, и поднимающийся от них жар Джесси ощутила уже за пятнадцать футов от предмета. В воздухе стоял сладкий запах, напомнивший ей запах жженого пластика, но блестела эта дрянь, как металлическая. Справа лежал еще один ошметок в форме трубки, а рядом — кусочки поменьше. Все они дымились. Она велела Стиви: «Стой тут» и подошла к первому обломку поближе, но от него шел сильный жар, и Джесси снова пришлось остановиться. Его поверхность была покрыта маленькими метками, складывавшимися в круговой узор: ряды символов, похожих на японские иероглифы, и короткие волнистые линии.
Тот самый объект, который проделал дыру в капоте, пробил насквозь и двигатель. Разодранный металл раскрылся, как цветок, а то, что прошло сквозь него, влетело прямо в глубь мотора. Никаких признаков того, что это такое, не было, только пахло оплавленным железом и горелой резиной, да двигатель с шипением выпускал пар из своей раны. Путешествия для пикапа кончились довольно надолго — не исключено, что машина созрела для свалки Кейда. «Черт!» — сказала Джесси, уставившись на мотор, о чем сейчас же пожалела — ведь Стиви запомнит словечко и ляпнет его в самый неожиданный момент.
Стиви с пыльным личиком, на котором засыхали следы слез, смотрела в ту сторону, где исчезли горящий предмет и вертолеты.
— Что это было, мама? — спросила она, широко раскрыв настороженные зеленые глаза.
— Не знаю. Что-то большое, это уж точно. — «Вроде летящего по воздуху горящего трейлера с прицепом», — подумала Джесси. Большей чертовщины она еще не видела. Чтобы быть терпящим аварию самолетом, этой штуке не хватало крыльев. Может быть, метеорит… но предмет казался металлическим. Что бы это ни было, вертолеты гнались за ним, как гончие за лисой.
— Вот кусочек этой штуки, — сказала Стиви, показывая пальцем.
Джесси взглянула. Примерно в сорока футах от них, на земле, в гуще срубленных кактусов из песка что-то торчало. Джесси двинулась туда, Стиви не отставала ни на шаг. Обломок, величиной с крышку люка, был странного сине-зеленого цвета, такого темного, будто он намок. Края обломка дымились, и поднимающийся от них жар Джесси ощутила уже за пятнадцать футов от предмета. В воздухе стоял сладкий запах, напомнивший ей запах жженого пластика, но блестела эта дрянь, как металлическая. Справа лежал еще один ошметок в форме трубки, а рядом — кусочки поменьше. Все они дымились. Она велела Стиви: «Стой тут» и подошла к первому обломку поближе, но от него шел сильный жар, и Джесси снова пришлось остановиться. Его поверхность была покрыта маленькими метками, складывавшимися в круговой узор: ряды символов, похожих на японские иероглифы, и короткие волнистые линии.