Страница:
– Это не Деннис, а твоя милая малышка Джози. – Джози слегка поежилась при слове «малышка». Хьюстон вскинул голову.
Что, кроме удивления, можно было увидеть в его светлых глазах?
Радость, нетерпение, любопытство? Она не могла сказать. Он снова был непроницаем, на его лице не отражалось ничего, словно он надел марлевую повязку.
– Доктор Эдкинс, – произнес он. – Какой сюрприз!
Его тон разозлил ее, внутри вспыхнуло неудержимое раздражение. Они же были не в больнице. Она переспала с ним всего в двух футах от того места, где он сейчас сидел, как раз за тем кофейным столиком, всего четыре дня назад, а потом она же зашила ему покусанную ногу. Он мог бы звать ее просто Джози.
Ей пришлось проглотить готовый сорваться с губ упрек, учитывая, что его мать стояла рядом.
– Я хотела посмотреть, как тут у тебя дела. – Она широко улыбнулась! – Подумала, возможно, тебе пригодится дружеская поддержка.
Прежде чем Хьюстон успел что-либо ответить, мать коснулась ее руки:
– Как это мило с вашей стороны! Вы не заняты сейчас, cаra? [1]Я хотела бы выскочить в супермаркет, поскольку у Хьюстона хоть шаром покати в холодильнике. Но мне не хотелось бы оставлять его одного. Вы не посидите с ним часок?
Хьюстон выглядел недовольным, явно показывая свое отношение к тому, чтобы остаться с ней наедине.
– Мам, мне не нужна сиделка. Ты можешь отправляться в магазин, когда тебе вздумается.
И это заявляет человек, который не в состоянии подобрать упавший пульт. Хотела бы она посмотреть, как он удержит в руках какую-нибудь еду или сходит в туалет, не шмякнувшись лицом об пол.
– Я с удовольствием побуду с ним, миссис Хейз. Не спешите. – Джози обошла кофейный столик и подобрала пульт. Она положила его у левой руки Хьюстона, с улыбкой погладив ее.
Он, прищурившись, взглянул на нее:
– Спасибо.
Его мать уже направлялась к двери, прихватив по пути сумку.
– О, большое спасибо, Джози. Я уверена, что Хьюстону будет приятно поболтать с кем-нибудь, кроме своей старой матери.
– Не стоит благодарности, – ответила она.
Хлопнула входная дверь.
Она чуть скривила губы, осторожно присаживаясь за кофейный столик.
– У тебя очень милая мама. – У него чуть смягчилось лицо.
– Она невероятно светская дама. – Он закатил глаза. – Но временами буквально сводит меня с ума.
Она оказалась права.
– Так что, подать тебе что-нибудь сейчас? Выпить? Кофе? Чай? Меня?
Будь на ее месте кто-нибудь другой, он стал бы расспрашивать его о ранах, интересоваться его состоянием, выражать сочувствие. Интуитивно она поняла, что все это вызывает у него раздражение. Так что она старалась быть оживленной и деловой.
Обычно безупречные волосы сейчас выглядели, словно он старался пригладить их левой рукой, но все же отказался от этого намерения. Правая рука была заботливо устроена на животе.
Он зарычал:
– О Господи, и ты тоже начинаешь проявлять материнскую заботу!
Джози снова взглянула на него, правда, на этот раз чуть ниже. Окинув взглядом его вытянутые ноги, она облизнула губы.
– Я совсем не то имела в виду.
По тому, как изменилось его дыхание, она поняла, что он понял намек.
– Да что ты? И что же ты хотела сказать?
Она ответила не сразу, слегка откинувшись назад и сложив руки на столе.
– Ты ведь знаешь, что тебе придется пробыть на больничном по меньшей мере две недели.
Он скривился:
– Ну конечно.
– Так что ни одна душа не заметит некоторую напряженность в наших отношениях.
Его брови чуть поднялись.
– На что ты намекаешь?
Момент настал. Она с трудом выдавливала из себя слова, скрывая желание, накатывавшееся, обжигающее, влажное, струившееся между ног, словно жидкая лава.
– На то, что нам нет необходимости ограничиваться одной ночью. Ночь эта может превратиться в серию ночей. – Она на секунду запнулась. – Пока один из нас не скажет «довольно».
Это оказалось для него неожиданностью. Поначалу Хьюстон разволновался, увидев Джози в гостиной рядом с матерью. Его озадачило охватившее его странное томление.
Затем его обозлило то, что она останется с ним, будет видеть его в таком состоянии, несчастного инвалида, прикованного к кушетке. Прямо сейчас ему не нужна была Джози Эдкинс со всеми ее соблазнами. Во всяком случае, не тогда, когда столкнулся с фактом, что не чувствует собственную руку. Вполне вероятно, что он больше не сможет оперировать.
Ибо фраза Майка Уильямса о его руке – «почти полностью функциональна» – означала, что в один прекрасный день, через шесть недель в гипсе и несколько месяцев реабилитации, он сможет научиться без посторонней помощи застегивать собственную рубашку и поднимать стакан, а такие тонкие автоматические навыки, как писать от руки, – вряд ли.
Но вот Джози, Джози, Джози – милая и аппетитная Джози, с этими ее словами, которые она выдавила, запинаясь и волнуясь, с ее нежным белым телом, которое так привлекало и искушало его… Он не мог устоять перед ней. Он не порвал с ней. Еще оставалось так много приятных вещей, которыми они могли бы заняться вместе.
Но только не в таком состоянии. Не прикованный к койке, заштопанный, весь в бинтах, хромой, в общем, сплошное недоразумение, а не мужчина. Он хотел, чтобы она вернулась, когда он будет прежним – крепким и здоровым, чтобы возобновить их опасные игры. Потому что их могли застать врасплох. И он сам мог захотеть играть в них снова и снова.
Он задвигал ногами по полу, сдерживая стон, когда при шлось подтянуть раненую ногу, кожа под повязкой зудела, а мышцы горели. Он чувствовал себя удобнее, когда сидел, упершись ногами в пол.
– Я пока что не совсем в форме, но недельки через две, полагаю, мы сможем что-нибудь сообразить.
Юбка на ней задралась, а Джози, похоже, совсем забыла, что сегодня на ней не джинсы. Она сидела, раздвинув колени, раскинув ляжки прямо перед ним, а белые трусики поддразнивали его.
– Я не желаю ждать две недели, – заявила она. Ее щеки пылали, глаза распахнуты, дыхание учащенное.
Его член лихо вскочил при ее словах.
– И поэтому ты демонстрируешь мне свои трусики?
На ее лице отразилось смущение. Она залилась краской. Ее ноги плотно сжались.
– Ох! Я это не специально. – Он ухмыльнулся:
– А я было подумал, что это означает конкретное предложение. – И добавил, озвучив любопытную мысль, пришедшую ему в голову: – А по средам что у тебя на трусиках? Что там внизу нарисовано? Цветочки, полоски, сердечки?
– Там бычий глаз – черные кружочки.
Под этими словами явно таилась двусмысленность. Она имела в виду мишени? Маленькие кружочки, один в другом, прямо на ее лоне.
– Покажи.
– Нет!
– Они у тебя на попе? Или спереди?
– И там и там.
– Повернись. Покажи мне попу.
– Они похожи на те губки.
– Ну так покажи мне их. Задери юбку.
Его здоровая нога задрожала, член набух, и вообще он вел себя как последний козел. Но Джози, испустив тяжкий вздох, встала на ноги. Она повозилась с молнией сзади, затем медленно потянула юбку вверх, извиваясь всем телом, чтобы пропихнуть крутые бедра.
Она повернулась, прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, но затем задрала юбку до талии, опустилась на одно колено и стала ждать.
Хьюстон ощутил слабость во всем теле, как тогда на пляже, когда он истекал кровью на влажном песке. Круглые мишени соблазнительно выделялись на каждой половинке попки, искушая его, руки так и тянулись, чтобы потрогать, пощупать их.
– Где, черт возьми, ты достала их? – в притворном ужасе пробормотал он. – В секс-шопе?
– Да нет же! Это так называемые тематические трусики – считается, что они должны быть пикантными, но не сексуальными. Господи, буду я еще покупать что-нибудь в секс-шопе! Мой зад предназначен совсем не для этого.
Хьюстону нравилось, когда Джози затевала с ним свои маленькие игры, затем путалась, паниковала и пыталась дать задний ход.
Она потянула юбку вниз, на коленки.
Она стояла не дальше фута от него, ему не составило труда запустить здоровую руку ей под юбку, пока она не опустилась совсем. Она замерла, когда его рука скользнула у нее между ног, прямо по кустику шелковистых завитков. Он пальцем очертил кружок на нем.
– Здесь тоже есть мишень?
– Да.
Он ущипнул ближайшую к нему ляжку, прямо под трусиками. Затем вытащил руку и шлепнул ею прямо по передней мишени, а затем ухватил ее.
Она вскрикнула от неожиданности.
Теплая волна прокатилась под трусиками.
– Зачем это?
– Чтобы дать тебе понять, что ты не годишься для садомазохистских игрищ.
– Это правда.
Хьюстон продолжал удерживать рукой ее лобок, ткнув большим пальцем в воображаемый центр мишени, не обращая внимания на острую боль в лодыжке.
– Когда ты в последний раз надевала их?
– Не знаю, возможно, когда мне было восемнадцать. – Извиваясь всем телом, она пыталась отклониться подальше от него.
Ему хотелось удерживать ее здесь, чувствовать, как ее трусики увлажняются под его рукой. Но острый приступ боли в лодыжке заставил его выругаться про себя.
Отпустив ее, он уселся на кушетке, проклиная ногу. Господи, то, как она горела, зудела и болела, просто сводило его с ума. Но он все же надеялся, что Джози не заметит его мучений.
– Значит, ты так и не знаешь, хорошо ли выглядишь в чем-нибудь сексуальном?
Джози резко повернулась и снова налетела на кофейный столик, пытаясь не зацепить его раненую ногу коленкой.
– Почему мы постоянно обсуждаем мое тело? – Потому что он был одержим им. Еженощно оно было главной темой его снов. Она смотрелась так, словно ее написал старый итальянский мастер во всем великолепии ее форм.
– А о чем нам еще говорить? Ведь ты же сама пришла сюда, предлагая заняться сексом в любой момент, без каких-либо обязательств, в ближайшие несколько недель.
В ответ она нервно вытерла руки о колени, а ее лицо пошло неровными красно-розовыми пятнами, так что, если бы он не знал ее лучше, можно было подумать, что она свалилась в лихорадке, с высокой температурой.
– Мне не нравится, как ты это делаешь, – заявила она сердито.
– Что именно? – Он разрывался между необходимостью принять болеутоляющее и воспоминанием о тех мишенях на трусиках, и у него уже не оставалось сил, чтобы разбираться в ее туманных заявлениях.
– Мне не по вкусу, как ты преднамеренно ставишь меня в неловкое положение.
Джози смотрела в полные боли и вожделения глаза, потемневшие от смятения.
– Я так не делаю, – с некоторым напряжением возразил он.
– Ты постоянно стараешься застать меня врасплох двусмысленными намеками, расхваливая мое тело. Это меня выводит из равновесия, а ты пользуешься моим смятением.
Он прыснул:
– Это называется флиртом.
Его слова были обращены в потолок, когда он пожал плечами, стараясь, чтобы они звучали небрежно и буднично, хотя о нем самом этого сказать было нельзя. Он выглядел так, словно получил выволочку. Так, будто знал, что она права. И она действительно права. Хьюстон Хейз был жертвой самоконтроля.
А она любила нравиться людям, ей было приятно доставлять им удовольствие, и очень хотелось видеть его счастливым – по-настоящему довольным жизнью, каким он никогда не был. И теперь она знала, чего желала сама. Она должна получить Хьюстона, не только его тело, но всего его – его сердце, его душевную близость и интимность, на которую он намекал под действием болеутоляющих, когда лежал на операционном столе.
Обыкновенная связь была недостаточной для нее, она понимала это. Она была не той женщиной, что может все бросить и невозмутимо уйти. В случае разрыва с Хьюстоном ее сердце будет разбито, расплющено, словно апельсин в миксере. Если только ей не удастся убедить его предпринять попытку настоящих долгосрочных отношений. Если она не сможет добраться до его глубин, прорвав защитные барьеры равнодушия и отчужденности, сломав их установившиеся ранее отношения типа «наставник – студент», добраться до настоящего, подлинного Хьюстона. Того, который хотел обзавестись детьми и старался облегчить страдания своих престарелых пациентов.
Ей хотелось заполучить такого Хьюстона, который бы заботился о ней. Это казалось маловероятным, но, черт возьми, она никогда не узнает этого, если не будет пытаться.
– Знаешь, Хьюстон, я передумала. – Путь к его сердцу пролегает не через его штаны. Инстинкт подсказывал ей, что, если она хочет добиться большего, сначала надо стать его другом.
Нелегкая задача, но она по природе всегда была более общительной и дружелюбной, чем сексуальной, да и он, казалось, легко адаптировался к переменам. Возможно, он так не сможет устоять и перед ее жизнерадостностью. Она возьмет его живостью и весельем, а не великими страстями.
– Передумала насчет чего? – Он откинулся назад, ехидно прищурившись.
– Я не считаю, что мысль о продолжении нашего романа хорошая. Мне не надо было приходить сюда, пока ты страдаешь от ран, и пользоваться твоей беспомощностью. – Она чувствовала себя виноватой в том, что сознательно возбуждает и заводит его, а он не в той физической форме, чтобы отвечать на зов плоти. – Ты же говорил, что хочешь получить всего одну ночь, и я должна уважать твое желание. Приношу мои извинения, Хьюстон.
Он воззрился на нее:
– Как ты сказала?
Джози почувствовала облегчение. Она не была Цирцеей-соблазнительницей, у дверей которой мужчины падали и сами укладывались штабелями. Она просто Джози, хороший друг, заботливый врач. И если у них что-нибудь получится, то только потому, что она понравится ему такой, какой была на самом деле.
Она добавила:
– Мне самой не верится, что я так поступила. Господи, ведь я же была готова встать на колени и засунуть твой, ну, сам знаешь что, себе в рот. Ужасно рада, что вовремя остановилась.
На его шортах образовался подозрительный бугор, на виске судорожно пульсировала вена Джози услышала свой лепет и поняла, что никак не улучшила ситуацию. Он выглядел так, словно смотрел на человека, которого пытались забить до смерти щеткой. Полнейшее недоверие.
– Поскольку ты хочешь, чтобы мы в дальнейшем поддерживали сугубо платонические отношения, я думаю, нам следует попытаться быть просто друзьями. Мы ведь сотрудники.
Джози встала и привычным жестом доктора приподняла и передвинула его ноги на кушетку, стараясь, чтобы ее прикосновение было максимально безличным. Она с улыбкой положила телевизионный пульт ему на колени, убеждая себя в необходимости думать о нем как об обычном больном. Пациенте, ради которого ты готов сделать что угодно.
– Друзья помогают в беде, ты же знаешь. Так что я могу сделать, чем помочь, чтобы облегчить твое положение?
Что угодно, лишь бы это не было связано с неудержимой эрекцией, натянувшей его шорты.
Она вовсе не собиралась блюсти целомудренность, неожиданно объявившись у него в доме, но полагала, что две недели вынужденного воздержания и самоограничения будут вполне оправданны, если она сможет убедить Хьюстона испытать на прочность их нынешние отношения, под которыми таилось мощное, неудержимое влечение друг к другу.
Он молча уставился на нее, затем красивые черты его яйца исказила мрачная гримаса.
– Нет, тут ты ничем не сможешь помочь.
– Ладно. – Полная решимости не совершать больше ошибок, она уселась на край кушетки. Заботливо укрыв его ноги, она принялась болтать о всяческих мелочах, случившихся за день, о погоде, а он молча смотрел на нее с хмурым видом, пока минут через двадцать не вернулась его матушка.
Затем Джози отправилась на кухню помогать Франческе разгружать пакеты с покупками, буквально чувствуя, как Хьюстон пожирает глазами ее зад, когда она проходила мимо. Интересно, только ли она сама размышляла о мишенях на ее трусиках и о том, каким предметом он мог бы поразить эти цели?
Глава 10
Что, кроме удивления, можно было увидеть в его светлых глазах?
Радость, нетерпение, любопытство? Она не могла сказать. Он снова был непроницаем, на его лице не отражалось ничего, словно он надел марлевую повязку.
– Доктор Эдкинс, – произнес он. – Какой сюрприз!
Его тон разозлил ее, внутри вспыхнуло неудержимое раздражение. Они же были не в больнице. Она переспала с ним всего в двух футах от того места, где он сейчас сидел, как раз за тем кофейным столиком, всего четыре дня назад, а потом она же зашила ему покусанную ногу. Он мог бы звать ее просто Джози.
Ей пришлось проглотить готовый сорваться с губ упрек, учитывая, что его мать стояла рядом.
– Я хотела посмотреть, как тут у тебя дела. – Она широко улыбнулась! – Подумала, возможно, тебе пригодится дружеская поддержка.
Прежде чем Хьюстон успел что-либо ответить, мать коснулась ее руки:
– Как это мило с вашей стороны! Вы не заняты сейчас, cаra? [1]Я хотела бы выскочить в супермаркет, поскольку у Хьюстона хоть шаром покати в холодильнике. Но мне не хотелось бы оставлять его одного. Вы не посидите с ним часок?
Хьюстон выглядел недовольным, явно показывая свое отношение к тому, чтобы остаться с ней наедине.
– Мам, мне не нужна сиделка. Ты можешь отправляться в магазин, когда тебе вздумается.
И это заявляет человек, который не в состоянии подобрать упавший пульт. Хотела бы она посмотреть, как он удержит в руках какую-нибудь еду или сходит в туалет, не шмякнувшись лицом об пол.
– Я с удовольствием побуду с ним, миссис Хейз. Не спешите. – Джози обошла кофейный столик и подобрала пульт. Она положила его у левой руки Хьюстона, с улыбкой погладив ее.
Он, прищурившись, взглянул на нее:
– Спасибо.
Его мать уже направлялась к двери, прихватив по пути сумку.
– О, большое спасибо, Джози. Я уверена, что Хьюстону будет приятно поболтать с кем-нибудь, кроме своей старой матери.
– Не стоит благодарности, – ответила она.
Хлопнула входная дверь.
Она чуть скривила губы, осторожно присаживаясь за кофейный столик.
– У тебя очень милая мама. – У него чуть смягчилось лицо.
– Она невероятно светская дама. – Он закатил глаза. – Но временами буквально сводит меня с ума.
Она оказалась права.
– Так что, подать тебе что-нибудь сейчас? Выпить? Кофе? Чай? Меня?
Будь на ее месте кто-нибудь другой, он стал бы расспрашивать его о ранах, интересоваться его состоянием, выражать сочувствие. Интуитивно она поняла, что все это вызывает у него раздражение. Так что она старалась быть оживленной и деловой.
Обычно безупречные волосы сейчас выглядели, словно он старался пригладить их левой рукой, но все же отказался от этого намерения. Правая рука была заботливо устроена на животе.
Он зарычал:
– О Господи, и ты тоже начинаешь проявлять материнскую заботу!
Джози снова взглянула на него, правда, на этот раз чуть ниже. Окинув взглядом его вытянутые ноги, она облизнула губы.
– Я совсем не то имела в виду.
По тому, как изменилось его дыхание, она поняла, что он понял намек.
– Да что ты? И что же ты хотела сказать?
Она ответила не сразу, слегка откинувшись назад и сложив руки на столе.
– Ты ведь знаешь, что тебе придется пробыть на больничном по меньшей мере две недели.
Он скривился:
– Ну конечно.
– Так что ни одна душа не заметит некоторую напряженность в наших отношениях.
Его брови чуть поднялись.
– На что ты намекаешь?
Момент настал. Она с трудом выдавливала из себя слова, скрывая желание, накатывавшееся, обжигающее, влажное, струившееся между ног, словно жидкая лава.
– На то, что нам нет необходимости ограничиваться одной ночью. Ночь эта может превратиться в серию ночей. – Она на секунду запнулась. – Пока один из нас не скажет «довольно».
Это оказалось для него неожиданностью. Поначалу Хьюстон разволновался, увидев Джози в гостиной рядом с матерью. Его озадачило охватившее его странное томление.
Затем его обозлило то, что она останется с ним, будет видеть его в таком состоянии, несчастного инвалида, прикованного к кушетке. Прямо сейчас ему не нужна была Джози Эдкинс со всеми ее соблазнами. Во всяком случае, не тогда, когда столкнулся с фактом, что не чувствует собственную руку. Вполне вероятно, что он больше не сможет оперировать.
Ибо фраза Майка Уильямса о его руке – «почти полностью функциональна» – означала, что в один прекрасный день, через шесть недель в гипсе и несколько месяцев реабилитации, он сможет научиться без посторонней помощи застегивать собственную рубашку и поднимать стакан, а такие тонкие автоматические навыки, как писать от руки, – вряд ли.
Но вот Джози, Джози, Джози – милая и аппетитная Джози, с этими ее словами, которые она выдавила, запинаясь и волнуясь, с ее нежным белым телом, которое так привлекало и искушало его… Он не мог устоять перед ней. Он не порвал с ней. Еще оставалось так много приятных вещей, которыми они могли бы заняться вместе.
Но только не в таком состоянии. Не прикованный к койке, заштопанный, весь в бинтах, хромой, в общем, сплошное недоразумение, а не мужчина. Он хотел, чтобы она вернулась, когда он будет прежним – крепким и здоровым, чтобы возобновить их опасные игры. Потому что их могли застать врасплох. И он сам мог захотеть играть в них снова и снова.
Он задвигал ногами по полу, сдерживая стон, когда при шлось подтянуть раненую ногу, кожа под повязкой зудела, а мышцы горели. Он чувствовал себя удобнее, когда сидел, упершись ногами в пол.
– Я пока что не совсем в форме, но недельки через две, полагаю, мы сможем что-нибудь сообразить.
Юбка на ней задралась, а Джози, похоже, совсем забыла, что сегодня на ней не джинсы. Она сидела, раздвинув колени, раскинув ляжки прямо перед ним, а белые трусики поддразнивали его.
– Я не желаю ждать две недели, – заявила она. Ее щеки пылали, глаза распахнуты, дыхание учащенное.
Его член лихо вскочил при ее словах.
– И поэтому ты демонстрируешь мне свои трусики?
На ее лице отразилось смущение. Она залилась краской. Ее ноги плотно сжались.
– Ох! Я это не специально. – Он ухмыльнулся:
– А я было подумал, что это означает конкретное предложение. – И добавил, озвучив любопытную мысль, пришедшую ему в голову: – А по средам что у тебя на трусиках? Что там внизу нарисовано? Цветочки, полоски, сердечки?
– Там бычий глаз – черные кружочки.
Под этими словами явно таилась двусмысленность. Она имела в виду мишени? Маленькие кружочки, один в другом, прямо на ее лоне.
– Покажи.
– Нет!
– Они у тебя на попе? Или спереди?
– И там и там.
– Повернись. Покажи мне попу.
– Они похожи на те губки.
– Ну так покажи мне их. Задери юбку.
Его здоровая нога задрожала, член набух, и вообще он вел себя как последний козел. Но Джози, испустив тяжкий вздох, встала на ноги. Она повозилась с молнией сзади, затем медленно потянула юбку вверх, извиваясь всем телом, чтобы пропихнуть крутые бедра.
Она повернулась, прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, но затем задрала юбку до талии, опустилась на одно колено и стала ждать.
Хьюстон ощутил слабость во всем теле, как тогда на пляже, когда он истекал кровью на влажном песке. Круглые мишени соблазнительно выделялись на каждой половинке попки, искушая его, руки так и тянулись, чтобы потрогать, пощупать их.
– Где, черт возьми, ты достала их? – в притворном ужасе пробормотал он. – В секс-шопе?
– Да нет же! Это так называемые тематические трусики – считается, что они должны быть пикантными, но не сексуальными. Господи, буду я еще покупать что-нибудь в секс-шопе! Мой зад предназначен совсем не для этого.
Хьюстону нравилось, когда Джози затевала с ним свои маленькие игры, затем путалась, паниковала и пыталась дать задний ход.
Она потянула юбку вниз, на коленки.
Она стояла не дальше фута от него, ему не составило труда запустить здоровую руку ей под юбку, пока она не опустилась совсем. Она замерла, когда его рука скользнула у нее между ног, прямо по кустику шелковистых завитков. Он пальцем очертил кружок на нем.
– Здесь тоже есть мишень?
– Да.
Он ущипнул ближайшую к нему ляжку, прямо под трусиками. Затем вытащил руку и шлепнул ею прямо по передней мишени, а затем ухватил ее.
Она вскрикнула от неожиданности.
Теплая волна прокатилась под трусиками.
– Зачем это?
– Чтобы дать тебе понять, что ты не годишься для садомазохистских игрищ.
– Это правда.
Хьюстон продолжал удерживать рукой ее лобок, ткнув большим пальцем в воображаемый центр мишени, не обращая внимания на острую боль в лодыжке.
– Когда ты в последний раз надевала их?
– Не знаю, возможно, когда мне было восемнадцать. – Извиваясь всем телом, она пыталась отклониться подальше от него.
Ему хотелось удерживать ее здесь, чувствовать, как ее трусики увлажняются под его рукой. Но острый приступ боли в лодыжке заставил его выругаться про себя.
Отпустив ее, он уселся на кушетке, проклиная ногу. Господи, то, как она горела, зудела и болела, просто сводило его с ума. Но он все же надеялся, что Джози не заметит его мучений.
– Значит, ты так и не знаешь, хорошо ли выглядишь в чем-нибудь сексуальном?
Джози резко повернулась и снова налетела на кофейный столик, пытаясь не зацепить его раненую ногу коленкой.
– Почему мы постоянно обсуждаем мое тело? – Потому что он был одержим им. Еженощно оно было главной темой его снов. Она смотрелась так, словно ее написал старый итальянский мастер во всем великолепии ее форм.
– А о чем нам еще говорить? Ведь ты же сама пришла сюда, предлагая заняться сексом в любой момент, без каких-либо обязательств, в ближайшие несколько недель.
В ответ она нервно вытерла руки о колени, а ее лицо пошло неровными красно-розовыми пятнами, так что, если бы он не знал ее лучше, можно было подумать, что она свалилась в лихорадке, с высокой температурой.
– Мне не нравится, как ты это делаешь, – заявила она сердито.
– Что именно? – Он разрывался между необходимостью принять болеутоляющее и воспоминанием о тех мишенях на трусиках, и у него уже не оставалось сил, чтобы разбираться в ее туманных заявлениях.
– Мне не по вкусу, как ты преднамеренно ставишь меня в неловкое положение.
Джози смотрела в полные боли и вожделения глаза, потемневшие от смятения.
– Я так не делаю, – с некоторым напряжением возразил он.
– Ты постоянно стараешься застать меня врасплох двусмысленными намеками, расхваливая мое тело. Это меня выводит из равновесия, а ты пользуешься моим смятением.
Он прыснул:
– Это называется флиртом.
Его слова были обращены в потолок, когда он пожал плечами, стараясь, чтобы они звучали небрежно и буднично, хотя о нем самом этого сказать было нельзя. Он выглядел так, словно получил выволочку. Так, будто знал, что она права. И она действительно права. Хьюстон Хейз был жертвой самоконтроля.
А она любила нравиться людям, ей было приятно доставлять им удовольствие, и очень хотелось видеть его счастливым – по-настоящему довольным жизнью, каким он никогда не был. И теперь она знала, чего желала сама. Она должна получить Хьюстона, не только его тело, но всего его – его сердце, его душевную близость и интимность, на которую он намекал под действием болеутоляющих, когда лежал на операционном столе.
Обыкновенная связь была недостаточной для нее, она понимала это. Она была не той женщиной, что может все бросить и невозмутимо уйти. В случае разрыва с Хьюстоном ее сердце будет разбито, расплющено, словно апельсин в миксере. Если только ей не удастся убедить его предпринять попытку настоящих долгосрочных отношений. Если она не сможет добраться до его глубин, прорвав защитные барьеры равнодушия и отчужденности, сломав их установившиеся ранее отношения типа «наставник – студент», добраться до настоящего, подлинного Хьюстона. Того, который хотел обзавестись детьми и старался облегчить страдания своих престарелых пациентов.
Ей хотелось заполучить такого Хьюстона, который бы заботился о ней. Это казалось маловероятным, но, черт возьми, она никогда не узнает этого, если не будет пытаться.
– Знаешь, Хьюстон, я передумала. – Путь к его сердцу пролегает не через его штаны. Инстинкт подсказывал ей, что, если она хочет добиться большего, сначала надо стать его другом.
Нелегкая задача, но она по природе всегда была более общительной и дружелюбной, чем сексуальной, да и он, казалось, легко адаптировался к переменам. Возможно, он так не сможет устоять и перед ее жизнерадостностью. Она возьмет его живостью и весельем, а не великими страстями.
– Передумала насчет чего? – Он откинулся назад, ехидно прищурившись.
– Я не считаю, что мысль о продолжении нашего романа хорошая. Мне не надо было приходить сюда, пока ты страдаешь от ран, и пользоваться твоей беспомощностью. – Она чувствовала себя виноватой в том, что сознательно возбуждает и заводит его, а он не в той физической форме, чтобы отвечать на зов плоти. – Ты же говорил, что хочешь получить всего одну ночь, и я должна уважать твое желание. Приношу мои извинения, Хьюстон.
Он воззрился на нее:
– Как ты сказала?
Джози почувствовала облегчение. Она не была Цирцеей-соблазнительницей, у дверей которой мужчины падали и сами укладывались штабелями. Она просто Джози, хороший друг, заботливый врач. И если у них что-нибудь получится, то только потому, что она понравится ему такой, какой была на самом деле.
Она добавила:
– Мне самой не верится, что я так поступила. Господи, ведь я же была готова встать на колени и засунуть твой, ну, сам знаешь что, себе в рот. Ужасно рада, что вовремя остановилась.
На его шортах образовался подозрительный бугор, на виске судорожно пульсировала вена Джози услышала свой лепет и поняла, что никак не улучшила ситуацию. Он выглядел так, словно смотрел на человека, которого пытались забить до смерти щеткой. Полнейшее недоверие.
– Поскольку ты хочешь, чтобы мы в дальнейшем поддерживали сугубо платонические отношения, я думаю, нам следует попытаться быть просто друзьями. Мы ведь сотрудники.
Джози встала и привычным жестом доктора приподняла и передвинула его ноги на кушетку, стараясь, чтобы ее прикосновение было максимально безличным. Она с улыбкой положила телевизионный пульт ему на колени, убеждая себя в необходимости думать о нем как об обычном больном. Пациенте, ради которого ты готов сделать что угодно.
– Друзья помогают в беде, ты же знаешь. Так что я могу сделать, чем помочь, чтобы облегчить твое положение?
Что угодно, лишь бы это не было связано с неудержимой эрекцией, натянувшей его шорты.
Она вовсе не собиралась блюсти целомудренность, неожиданно объявившись у него в доме, но полагала, что две недели вынужденного воздержания и самоограничения будут вполне оправданны, если она сможет убедить Хьюстона испытать на прочность их нынешние отношения, под которыми таилось мощное, неудержимое влечение друг к другу.
Он молча уставился на нее, затем красивые черты его яйца исказила мрачная гримаса.
– Нет, тут ты ничем не сможешь помочь.
– Ладно. – Полная решимости не совершать больше ошибок, она уселась на край кушетки. Заботливо укрыв его ноги, она принялась болтать о всяческих мелочах, случившихся за день, о погоде, а он молча смотрел на нее с хмурым видом, пока минут через двадцать не вернулась его матушка.
Затем Джози отправилась на кухню помогать Франческе разгружать пакеты с покупками, буквально чувствуя, как Хьюстон пожирает глазами ее зад, когда она проходила мимо. Интересно, только ли она сама размышляла о мишенях на ее трусиках и о том, каким предметом он мог бы поразить эти цели?
Глава 10
Хьюстон смотрел, как Джози суетится у него на кухне, словно у себя дома, а ее круглая попка высовывается из-под слишком короткого топа, напоминая о прелестной картинке чуть раньше открывшейся ему.
И вообще, что за чушь – быть просто друзьями? То она намекает на безудержную, ничем не ограниченную связь, а уже через минуту проводит жесткую черту между ними. Ему не хотелось, чтобы они были друзьями. Он даже не желал работать с ней. Она была нужна ему для одной-единственной цели – он получил ее. И все, этого достаточно.
Гнусный лжец, он обманывал самого себя.
Ему хотелось еще чего-то, чему не было названия. Но, черт возьми, он был уверен, что это никак не могли быть платонические отношения медсестры и больного. И все же Джози не слишком баловала его, не вздыхала над его ранами и не охала от ужаса, как его сестра.
Она была врожденным врачом. Профессионально обрабатывала его рану, заботилась о его комфорте, но без заигрываний и кокетства. Она составляла ему компанию, как просила его мать, неся без передышки всякую чепуху, и вела себя так, словно никогда и не думала о нем иначе, как о случайном знакомом и сотоварище по профессии.
Несмотря на ее скоропалительное заявление об их будущей близости, сейчас она была не сексуальнее монашки. Он мог видеть, как Джози беседует с матерью на кухне, уносит кофе в кладовку. Ни одной женщине до сих пор не было позволено входить в его кладовку. У него возникло ощущение, словно над ним свершили насилие или он появился голым на людях, когда она разглядывала его разбросанные повсюду пакеты с кашей, банки с кукурузой и кетчупы.
Недовольный тем, что о нем, похоже, забыли, он позвал:
– Мама, не могла бы ты принести мне воды или чего-нибудь в этом роде?
Однако его хитроумный план разрушить женскую солидарность потерпел крушение, когда именно Джози, обливающаяся потом, с улыбкой на пухлых губах, принесла ему стакан воды со льдом.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. – Она провела рукой по волосам и продолжала стоять рядом, скрестив ноги.
Не понимая, почему она не уходит, он сделал глоток воды и, не обращая на нее внимания, ухватил передними зубами кубик льда.
Вдруг ее пальцы оказались у него в волосах, а грудь проехалась по его лицу, теплая майка закрыла глаза и нос. Хьюстон дернулся в сторону, вода пролилась на колени, а кубик выпал изо рта.
– Что ты делаешь, черт побери?
– У тебя жук в волосах запутался. – Двумя пальцами она держала жука.
Черт! Он провел рукой по рубашке и шортам, на которых расплывалось большое влажное пятно.
– Из-за тебя я пролил воду.
– Ой! Прости, пожалуйста. Сейчас я отведу тебя в спальню и помогу переодеться.
Очень многозначительное замечание, никаких сомнений на этот счет. Умом он понимал это, да и его член тоже, но Джози лишь часто моргала, стоя перед ним с невинным видом. Либо она пудрила ему мозги, либо его нервная система еще испытывала остаточный эффект лекарств. Это было приглашение к действию.
– Я могу и сам переодеться.
– Ты уверен? На одной ноге и с одной рукой это довольно сложно. – Она положила руку ему на плечо, чтобы помочь подняться. – Как будто я не видела тебя голым! Я управлюсь с этим.
Пока ни намека на то, что она поддразнивает его. Джози вела себя как медсестра – полезно, дружески. Абсолютно не отягощенная тем, что всего несколько дней назад он заставлял ее стонать от наслаждения. Это пренебрежение к тому, что они пережили вместе, вдобавок к ее подчеркнуто заботливому отношению няньки начинало раздражать его.
– Держу пари, что ты справишься, – буркнул он в надежде хоть чуть-чуть задеть ее.
Но она лишь рассмеялась и дружески хлопнула его по плечу.
– Давай шагай сам.
Словно старший по званию. К черту все это! Отправив ее жестом подальше, он поднялся и, не обращая внимания на резкую боль в ноге, неторопливо направился в гостиную чуть прыгающей походкой, как всегда, когда он чувствовал на себе ее взгляд.
Хьюстону хотелось, чтобы Джози ушла. Чтобы она оставила его в покое и дала возможность пожалеть самого себя. И забрала с собой эту унизительную манеру няньки-сиделки в отношениях с ним.
Или все же чтобы опустилась на колени и выдала ему тот отнюдь не платонический сеанс, о котором сама говорила? Дважды в день. И без ограничений по срокам.
Дохромав до своей комнаты, он пришел к выводу, что за одну неделю Джози и голодная акула умудрились перевернуть его жизнь с ног на голову и оставить его с ощущением, словно его шарахнули по голове, а не укусили за ногу.
Джози вернулась на кухню, удовлетворенная своим поведением. Оно работало. Она сумела удержать под контролем свое рвущееся наружу вожделение, обращаясь с Хьюстоном как с обычным больным.
– Вам помочь, миссис Хейз? – Джози потянулась к пустым пакетам из супермаркета.
– О, зовите меня просто Фрэн. И спасибо, я уже выгрузила все продукты. Как там Хьюстон? Я слышала, он спускался в холл.
– Он пролил на себя воду и пошел переодеться. – В чем она с превеликим удовольствием помогла бы ему, поскольку вполне владела собой. Конечно, если бы он позволил ей.
– Видно, его здорово достало, если уж он проливает воду. – Фрэн с улыбкой покачала головой.
Джози облокотилась на полку, продолжая держать в руках пластиковые пакеты, и улыбнулась в ответ, стараясь изгнать картинки с голым Хьюстоном и не поддаваться его феромонам.
– Да нет, не в этом дело. Просто он не терпит, когда что-то выходит у него из-под контроля.
– Вы попали в самую точку, Джози. Он всегда такой. У меня был неудачный брак, и это плохо отразилось на Хьюстоне. Он замкнулся в себе, не выказывает своих чувств. Но он очень верен тем, кого любит. – Фрэн так внимательно посмотрела на нее, что Джози ощутила некоторую неловкость. – Вы спите с моим сыном?
Это было столь прямолинейно и неожиданно, что Джози залилась краской. Она бросила сумки на стол и поджала губы.
– О, я? И Хьюстон? Нет, что вы. Мы работаем вместе, вот и все. У меня второй год ординатуры, а он что-то вроде моего наставника или руководителя.
В каком-то смысле это прозвучало даже несколько извращенно. Лицо Джози запылало так, что впору было вызывать пожарную команду.
– Я вижу, – произнесла Фрэн, взглянув на нее проницательным взглядом, ясно говорившим, что она увидела много такого, о чем Джози никак не хотелось дискутировать с матерью Хьюстона.
Но замечание о ее замужестве напомнило ей то, что Хьюстон говорил, пока она накладывала ему швы. Он упомянул отца, когда сказал ей, что плохо сходится с людьми. Очевидно, с этой историей связано нечто большее, плохие отношения с отцом стали причиной того, что мальчик вырос в мужчину, чурающегося людей.
Поначалу Джози считала Хьюстона самодостаточным и отчужденным, профессионалом высокого класса, может, даже в чем-то эгоцентричным. Сейчас она начала понимать, Что он намеренно сдерживал свои чувства, сохранял дистанцию между собой и остальными служащими больницы, оставался кристально чистым и благодаря этому никогда не боялся потерять контроль над ситуацией.
– У Хьюстона не так много друзей, – подтвердила Фрэн.
Джози услышала шум и обернулась, испугавшись, что Хьюстон застанет ее сплетничающей о нем с его матерью Гостиная была пуста, но Фрэн заметила неловкость Джози и заговорила тише:
– У него есть два друга, которых он знает с детства. Есть сестра. Есть я. Вот и все. – Фрэн привыкла оживленно жестикулировать и сейчас каждое слово сопровождала красноречивыми жестами.
Всерьез опасаясь, что Хьюстон в любой момент может появиться в гостиной, Джози все же кивнула:
– Я думаю, в этом-то все и дело.
Хьюстон в больнице тоже чувствовал себя одиноким, и она подумала, что у них может оказаться гораздо больше общего, чем он мог себе представить. Хотя Джози и была со всеми на дружеской ноге, но по-настоящему близких друзей у нее почти не было. Несколько позже у нее появилось ощущение, что Сара чувствует то же самое. Одиночество.
– Эти женщины, они готовы переспать с ним, потому что он так хорош собой, да к тому же еще и доктор. Они вертятся перед ним в надежде на свидания и цветы, но ни одна из них не пытается узнать моего сына, понять его. Но когда умная женщина не пожалеет времени, чтобы увидеть его таким, каков он есть на самом деле, она откроет для себя настоящего мужчину, которого стоит заполучить на всю жизнь. – Фрэн помахала пальчиком перед ее носом: – Но все равно он мой сын. И я не могу быть беспристрастной по отношению к нему.
Джози не очень понимала, зачем они завели этот разговор, разве что мать Хьюстона устала дожидаться новых внуков. А может, она полагала, что жена или подружка будут пополнять запасы съестного в холодильнике Хьюстона, избавив ее от лишних походов в супермаркет.
У нее было ощущение, что Фрэн либо одобряла ее кандидатуру, либо вежливо предостерегала ее, рекомендуя держаться подальше от ее сына.
– Я восхищаюсь им. – И она действительно восхищалась им. Как врачом. Как мужчиной, который сумел заставить ее пережить три оргазма подряд. – Мне хотелось бы быть Хьюстону другом.
Точнее, подругой, желательно голой и в постели.
Фрэн Хейз кивнула с задумчивым видом:
– Хорошо. Тогда не поможете ли мне разок-другой присмотреть за ним? У меня ненормированная работа, и временами я очень занята. Я пока взяла несколько отгулов, но уже пора возвращаться на работу, а дочка абсолютно беспомощна с больными. К тому же она приведет детишек, и Хьюстону придется все время скрывать свои боли, чтобы не напугать их.
И вообще, что за чушь – быть просто друзьями? То она намекает на безудержную, ничем не ограниченную связь, а уже через минуту проводит жесткую черту между ними. Ему не хотелось, чтобы они были друзьями. Он даже не желал работать с ней. Она была нужна ему для одной-единственной цели – он получил ее. И все, этого достаточно.
Гнусный лжец, он обманывал самого себя.
Ему хотелось еще чего-то, чему не было названия. Но, черт возьми, он был уверен, что это никак не могли быть платонические отношения медсестры и больного. И все же Джози не слишком баловала его, не вздыхала над его ранами и не охала от ужаса, как его сестра.
Она была врожденным врачом. Профессионально обрабатывала его рану, заботилась о его комфорте, но без заигрываний и кокетства. Она составляла ему компанию, как просила его мать, неся без передышки всякую чепуху, и вела себя так, словно никогда и не думала о нем иначе, как о случайном знакомом и сотоварище по профессии.
Несмотря на ее скоропалительное заявление об их будущей близости, сейчас она была не сексуальнее монашки. Он мог видеть, как Джози беседует с матерью на кухне, уносит кофе в кладовку. Ни одной женщине до сих пор не было позволено входить в его кладовку. У него возникло ощущение, словно над ним свершили насилие или он появился голым на людях, когда она разглядывала его разбросанные повсюду пакеты с кашей, банки с кукурузой и кетчупы.
Недовольный тем, что о нем, похоже, забыли, он позвал:
– Мама, не могла бы ты принести мне воды или чего-нибудь в этом роде?
Однако его хитроумный план разрушить женскую солидарность потерпел крушение, когда именно Джози, обливающаяся потом, с улыбкой на пухлых губах, принесла ему стакан воды со льдом.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. – Она провела рукой по волосам и продолжала стоять рядом, скрестив ноги.
Не понимая, почему она не уходит, он сделал глоток воды и, не обращая на нее внимания, ухватил передними зубами кубик льда.
Вдруг ее пальцы оказались у него в волосах, а грудь проехалась по его лицу, теплая майка закрыла глаза и нос. Хьюстон дернулся в сторону, вода пролилась на колени, а кубик выпал изо рта.
– Что ты делаешь, черт побери?
– У тебя жук в волосах запутался. – Двумя пальцами она держала жука.
Черт! Он провел рукой по рубашке и шортам, на которых расплывалось большое влажное пятно.
– Из-за тебя я пролил воду.
– Ой! Прости, пожалуйста. Сейчас я отведу тебя в спальню и помогу переодеться.
Очень многозначительное замечание, никаких сомнений на этот счет. Умом он понимал это, да и его член тоже, но Джози лишь часто моргала, стоя перед ним с невинным видом. Либо она пудрила ему мозги, либо его нервная система еще испытывала остаточный эффект лекарств. Это было приглашение к действию.
– Я могу и сам переодеться.
– Ты уверен? На одной ноге и с одной рукой это довольно сложно. – Она положила руку ему на плечо, чтобы помочь подняться. – Как будто я не видела тебя голым! Я управлюсь с этим.
Пока ни намека на то, что она поддразнивает его. Джози вела себя как медсестра – полезно, дружески. Абсолютно не отягощенная тем, что всего несколько дней назад он заставлял ее стонать от наслаждения. Это пренебрежение к тому, что они пережили вместе, вдобавок к ее подчеркнуто заботливому отношению няньки начинало раздражать его.
– Держу пари, что ты справишься, – буркнул он в надежде хоть чуть-чуть задеть ее.
Но она лишь рассмеялась и дружески хлопнула его по плечу.
– Давай шагай сам.
Словно старший по званию. К черту все это! Отправив ее жестом подальше, он поднялся и, не обращая внимания на резкую боль в ноге, неторопливо направился в гостиную чуть прыгающей походкой, как всегда, когда он чувствовал на себе ее взгляд.
Хьюстону хотелось, чтобы Джози ушла. Чтобы она оставила его в покое и дала возможность пожалеть самого себя. И забрала с собой эту унизительную манеру няньки-сиделки в отношениях с ним.
Или все же чтобы опустилась на колени и выдала ему тот отнюдь не платонический сеанс, о котором сама говорила? Дважды в день. И без ограничений по срокам.
Дохромав до своей комнаты, он пришел к выводу, что за одну неделю Джози и голодная акула умудрились перевернуть его жизнь с ног на голову и оставить его с ощущением, словно его шарахнули по голове, а не укусили за ногу.
Джози вернулась на кухню, удовлетворенная своим поведением. Оно работало. Она сумела удержать под контролем свое рвущееся наружу вожделение, обращаясь с Хьюстоном как с обычным больным.
– Вам помочь, миссис Хейз? – Джози потянулась к пустым пакетам из супермаркета.
– О, зовите меня просто Фрэн. И спасибо, я уже выгрузила все продукты. Как там Хьюстон? Я слышала, он спускался в холл.
– Он пролил на себя воду и пошел переодеться. – В чем она с превеликим удовольствием помогла бы ему, поскольку вполне владела собой. Конечно, если бы он позволил ей.
– Видно, его здорово достало, если уж он проливает воду. – Фрэн с улыбкой покачала головой.
Джози облокотилась на полку, продолжая держать в руках пластиковые пакеты, и улыбнулась в ответ, стараясь изгнать картинки с голым Хьюстоном и не поддаваться его феромонам.
– Да нет, не в этом дело. Просто он не терпит, когда что-то выходит у него из-под контроля.
– Вы попали в самую точку, Джози. Он всегда такой. У меня был неудачный брак, и это плохо отразилось на Хьюстоне. Он замкнулся в себе, не выказывает своих чувств. Но он очень верен тем, кого любит. – Фрэн так внимательно посмотрела на нее, что Джози ощутила некоторую неловкость. – Вы спите с моим сыном?
Это было столь прямолинейно и неожиданно, что Джози залилась краской. Она бросила сумки на стол и поджала губы.
– О, я? И Хьюстон? Нет, что вы. Мы работаем вместе, вот и все. У меня второй год ординатуры, а он что-то вроде моего наставника или руководителя.
В каком-то смысле это прозвучало даже несколько извращенно. Лицо Джози запылало так, что впору было вызывать пожарную команду.
– Я вижу, – произнесла Фрэн, взглянув на нее проницательным взглядом, ясно говорившим, что она увидела много такого, о чем Джози никак не хотелось дискутировать с матерью Хьюстона.
Но замечание о ее замужестве напомнило ей то, что Хьюстон говорил, пока она накладывала ему швы. Он упомянул отца, когда сказал ей, что плохо сходится с людьми. Очевидно, с этой историей связано нечто большее, плохие отношения с отцом стали причиной того, что мальчик вырос в мужчину, чурающегося людей.
Поначалу Джози считала Хьюстона самодостаточным и отчужденным, профессионалом высокого класса, может, даже в чем-то эгоцентричным. Сейчас она начала понимать, Что он намеренно сдерживал свои чувства, сохранял дистанцию между собой и остальными служащими больницы, оставался кристально чистым и благодаря этому никогда не боялся потерять контроль над ситуацией.
– У Хьюстона не так много друзей, – подтвердила Фрэн.
Джози услышала шум и обернулась, испугавшись, что Хьюстон застанет ее сплетничающей о нем с его матерью Гостиная была пуста, но Фрэн заметила неловкость Джози и заговорила тише:
– У него есть два друга, которых он знает с детства. Есть сестра. Есть я. Вот и все. – Фрэн привыкла оживленно жестикулировать и сейчас каждое слово сопровождала красноречивыми жестами.
Всерьез опасаясь, что Хьюстон в любой момент может появиться в гостиной, Джози все же кивнула:
– Я думаю, в этом-то все и дело.
Хьюстон в больнице тоже чувствовал себя одиноким, и она подумала, что у них может оказаться гораздо больше общего, чем он мог себе представить. Хотя Джози и была со всеми на дружеской ноге, но по-настоящему близких друзей у нее почти не было. Несколько позже у нее появилось ощущение, что Сара чувствует то же самое. Одиночество.
– Эти женщины, они готовы переспать с ним, потому что он так хорош собой, да к тому же еще и доктор. Они вертятся перед ним в надежде на свидания и цветы, но ни одна из них не пытается узнать моего сына, понять его. Но когда умная женщина не пожалеет времени, чтобы увидеть его таким, каков он есть на самом деле, она откроет для себя настоящего мужчину, которого стоит заполучить на всю жизнь. – Фрэн помахала пальчиком перед ее носом: – Но все равно он мой сын. И я не могу быть беспристрастной по отношению к нему.
Джози не очень понимала, зачем они завели этот разговор, разве что мать Хьюстона устала дожидаться новых внуков. А может, она полагала, что жена или подружка будут пополнять запасы съестного в холодильнике Хьюстона, избавив ее от лишних походов в супермаркет.
У нее было ощущение, что Фрэн либо одобряла ее кандидатуру, либо вежливо предостерегала ее, рекомендуя держаться подальше от ее сына.
– Я восхищаюсь им. – И она действительно восхищалась им. Как врачом. Как мужчиной, который сумел заставить ее пережить три оргазма подряд. – Мне хотелось бы быть Хьюстону другом.
Точнее, подругой, желательно голой и в постели.
Фрэн Хейз кивнула с задумчивым видом:
– Хорошо. Тогда не поможете ли мне разок-другой присмотреть за ним? У меня ненормированная работа, и временами я очень занята. Я пока взяла несколько отгулов, но уже пора возвращаться на работу, а дочка абсолютно беспомощна с больными. К тому же она приведет детишек, и Хьюстону придется все время скрывать свои боли, чтобы не напугать их.