Маккефри Энн. Ровена

   Постоянное осторожное психологическое тестирование говорило о том, что Ровена в основном уравновешенная личность, а остаточная зависимость от пухи, которую обычно забирают у ребёнка в подростковом возрасте, служит лишь показателем возможной нестабильности. Но даже предполагаемая нестабильность может перечеркнуть надежду увидеть Ровену в ранге Прайм.
   Она не сможет ею стать, не умея владеть собой. Лузена и думать не хотела о процедурах, которые могут последовать, если Ровену примут за нестабильный Талант.
   Эта зависимость от пухи ни в коем случае не может служить сигналом настоящей опасности. Одинокие дети часто придумывают себе друзей – это нормальная ступень развития, которая должна быть преодолена без стресса.
   Пуха, несомненно, была удобнее Ровене и её наставникам. После каникул, решила Лузена, она первым делом обсудит с главным медиком, как изъять пуху у Ровены.
   Утро следующего дня было таким ярким, что Лузена сразу же организовала поездку на яхте вдоль побережья в морской заповедник, где девочки в полной безопасности могли позаниматься подводным плаванием. Весь короткий инструктаж перед погружением недовольная задержкой Мойра пробубнила, что «уже сто раз все это слышала».
   Инструктор Туриан был красивым и слишком умным, чтобы отвечать на неудачные попытки Мойры пофлиртовать с ним во время спуска под воду. Он лишь холодно посмотрел на неё и заметил, что те, кто невнимателен на занятиях по технике безопасности, обязательно совершают ошибки под водой.
   Это он знает из своего опыта.
   Как только все девочки попрыгали в воду и поплыли за Турианом через морские кущи, Лузена слегка прощупала мысли Ровены: девочка была в полном восторге от происходящего. Ровена была сильной пловчихой. Прозрачная, сверкающая вода вряд ли могла напомнить ей о зловонном грязевом потоке.
   И надо же было такому случиться, что именно Мойру обжег ядовитый скат, о котором особенно предостерегал Туриан. Но ещё хуже было то, что ближе всех к ней оказалась Ровена, не забывшая о мерах первой помощи. Она растерла ожоги Мойры пригоршней песка (что было сделано с помощью телекинеза, и Лузене оставалось только надеяться, что лишь она заметила это в момент паники). Когда же Ровена начала делать Мойре массаж, применение которого, как учила её Лузена, помогает предотвратить шок, пришедшая в себя жертва завопила, что Ровена нарочно повредила ей ногу.
   Несчастный случай положил конец прогулке и дал начало, как Лузена поняла неделей позже, всем последующим бедам.
   Туриан, подхватив Мойру на руки и успокаивая её, быстро поднял ужаленную на шлюпку, хотя и продолжал вести себя с ней как с глупой, безмозглой девчонкой. Масла в огонь подлили его комплименты Ровене. Он похвалил её за сообразительность и ловкость при оказании первой помощи.
   Лузена почувствовала, что Ровена удивилась похвалам, отмахнулась от них, хотя и была польщена. Зато Мойра сразу отметила это и визжала как поросенок, когда Туриан с озабоченным видом втирал лосьон в длинный и тонкий рубец от ожога. К сожалению, Мойра оказалась одной из девяти на тысячу, у кого токсин ядовитого ската вызывает аллергию. Туриан запустил двигатель на полную мощность, чтобы как можно скорее доставить девочку в больницу. Остальные по очереди прикладывали ей компрессы, смоченные холодной морской водой, на немилосердно вздувшийся ожог. Всю дорогу Мойра громко стонала.
   «Я думаю, она сделала это нарочно, – поделилась Ровена с пухой своими наблюдениями, после того как Мойру подлечили и успокоили. – Не знаю, что она решила доказать, кроме своей глупости, потому что она совершенно не та женщина, с которой хотел бы жить Туриан».
   Лузена слегка удивилась тому, как удалось Ровене так глубоко погрузиться в сознание Туриана. Но, возможно, этого и не было. Туриан позволил девочке на какое-то время управлять шлюпкой. Ровена, кажется, черпает информацию от всех, кого встречает.
   «Мойра глупа, – заметила Ровена пухе, – но она определенно не хочет ограничиваться детскими забавами. Может, я должна сказать об этом Лузене?
   Нет? Пурза, ты так не думаешь? Да, я считаю, что ты права. Лузена ведь и так все видит». – И Ровена сонно засмеялась, совсем как ребёнок. Это был конец вечернего монолога. И Лузена забеспокоилась.
   На следующий день Мойре стало намного лучше, хотя, вполне естественно, она не принимала активного участия в увеселениях. Опухоль спала, но рубцы были ещё глубоки и красны.
   Очень скоро положение больной Мойре наскучило, и Лузена предложила поиграть во что-нибудь. Если Мойра выигрывала, она жадно желала продолжения, а проигрывая, тут же хотела заняться чем-нибудь ещё. Имер и Талба, как и Ровена, были очень послушными все утро. Но после ленча, когда Мойра и Имер проиграли Ровене и Талбе в одной из компьютерных игр. Мойра обвинила Ровену в мошенничестве.
   – Ты не могла выиграть столько очков без жульничества. Талба играет плохо. Как вы могли выиграть?
   Пронзительные вопли Мойры заставили Лузену поспешить в их комнату.
   Ни одна из девочек не знала, что Ровена – Талант. Это было одной из причин того, что Лузена пригласила детей, прежде её не знавших.
   – Талба хорошо играет в «Стрелка», – ответила Ровена, обнимая партнершу. – Ты просто не можешь играть на равных, хочешь быть лучше всех, поэтому никогда не выиграешь в эту игру.
   – Но ты сжульничала! Сжульничала! – визжала Мойра. Лицо её покраснело, а следы от ожога внезапно потемнели.
   Талба с ужасом глядела на них.
   – Да ты и впрямь совсем глупая, – проговорила Ровена тоном, сильно напоминающим Сиглен. – Игрок не может изменить программу игры, и абсолютно нет нужды обманывать в детской игре.
   Мойра злобно глядела на соперницу, слишком взбешенная, чтобы что-нибудь сделать. Затем она постаралась взять себя в руки, краска сошла с её лица, и она с угрожающим видом выступила вперед.
   – Откуда ты знаешь, что эту программу, – она старательно копировала холодную речь Ровены, – нельзя изменить извне, если ты не пробовала?
   Ровена посмотрела на неё с презрением и жалостью, взяла за руку обескураженную Талбу:
   – Мы пойдем погуляем у моря, пока некоторые не успокоятся.
   Лузена узнала в этом предложении один из своих советов, но решила сейчас же поговорить с Мойрой и успокоить Имер, расстроенную за старшую сестру.
   – Ровена абсолютно права. Мойра, – завершила она свою речь. – Действительно, играя в «Стрелка», нельзя смошенничать. Все дело в сотрудничестве и быстроте реакции.
   «Возможно, – подумала Лузена с надеждой, – успокоительное лекарство заставит Мойру вести себя лучше». До самого ужина та ходила с виноватым видом и даже попросила у Ровены прощения из-за случившейся ссоры. Ровена простила её (к сожалению, слишком небрежно, а Мойра не выносила такого отношения к себе младших по возрасту) и, казалось, больше интересовалась меню, чем извинениями.
   Ровена бывала взрослой в манерах и в понимании сути вещей и тут же могла вернуться к детскому равнодушию. В этом случае ей следовало бы проявить больше сочувствия к Мойре. Лузена поняла это по выражению лица старшей девочки и старалась теперь не оставлять их одних.
   На следующий день Мойре разрешили купаться, а вечером они все вместе пошли в парк. Карусель привела Ровену в восторг: там были лошади, быки, львята, котята и два забавных морских чудища, названия которых не знал даже сам карусельщик. Внешний круг зверей поднимался и опускался, и если всадник ухитрялся поймать десять медных колец по дороге, он выигрывал билет на следующий заезд.
   Мойра сидела сразу же за Ровеной, которая выловила все кольца, какие только можно было достать. Кольца заменялись недостаточно быстро, так что Мойра не смогла поймать ни одного. Она пересела на львенка, но все равно ей не удавалось обогнать Ровену. С этого момента напряжение между девочками явно усилилось, и Лузена стала внимательно следить за ними.
   Ровена не пользовалась своими кинетическими способностями для ловли колец, в этом Лузена была уверена. Девочка просто была более проворна, с прекрасным глазомером, и не имело значения, был ли её котенок вверху, внизу или посередине. Ровена могла поймать кольцо из любого положения.
   Мойре ничего не оставалось, как только настоять на том, чтобы они пошли на другой аттракцион.
   – У Ровены достаточно колец, чтобы прокатиться ещё два раза бесплатно.
   – Имер указала на кольца, которые Ровена крутила на указательном пальце.
   – Ну и что? – Ровена повесила кольца на стойку. – Куда пойдем?
   Её готовность окончательно взбесила Мойру. Конец прогулки окрашивал еле сдерживаемый гнев Мойры, разговаривавшей только с Имер и Талбой. Ровену они явно не замечали.
   «Эту девчонку нужно проучить, – объявила Ровена пухе вечером. – Она унижает Имер и Талбу и заставляет Лузену беспокоиться. Может, лучше выяснить, что нужно этой Мойре? Нет? Да, я знаю, что так не делают, но я вовсе не хочу провести остаток каникул, потакая этой старой шлюхе. Ведь я была вынуждена проделывать это все время с Сиглен. Если я просто… Нет? Я не могу? Даже чтобы обеспечить покой во время нашего отпуска? Но ведь я могу её только слегка притормозить, когда она будет особенно невыносима.
   Чуть-чуть. Будет только лучше. О'кей! Я обещаю. Чуть-чуть».
   Почти всю ночь Лузена не спала, обдумывая этот разговор. Ровена доказала, что она понимает этику Талантов. Сдерживание не было явным нарушением этических принципов, признавала Лузена. Легкое торможение часто приводит к улучшению и не является вторжением в умственную сферу личности, и она сама применяла этот прием к Ровене, когда та была маленькой. Это самое легкое нарушение основного закона, но Таланты, особенно Праймы, должны быть предельно осторожны в своих вмешательствах, так что стоит приглядеть за Ровеной.
   На следующее утро Ровена всё-таки «притормозила» Мойру при появлении первой же ноты раздражения. Это было сделано очень искусно, по мнению Лузены, и конечно же атмосфера за завтраком улучшилась. Утро провели приятно, купаясь на своем частном пляже. Ровена предусмотрительно «загорела» меньше, чем Мойра, и с завистью заметила, что её загар никогда не будет такого замечательного оттенка, как у Мойры.
   А вечером Лузена повела их на концерт в открытый амфитеатр – реконструированное древнее сооружение с прекрасной акустикой. Программа была разнообразной, удовлетворяющей всем вкусам отдыхающей публики. В конце представления конферансье объявил, что последняя из выступавших групп будет играть на танцах в «Ридженси».
   Естественно, Мойра принялась вымаливать разрешение:
   – Кому нужны партнеры? Там наверняка найдутся ребята без пары, желающие потанцевать. Я просто уверена в этом. На концерте таких было сотни. Ну пожалуйста, Лузена! А вы можете просто сидеть и слушать. Имер обожает эту группу. Она не будет против. А если Ровена ещё никогда не была на танцах, то пусть попробует. Пожалуйста, пожалуйста!
   Возможно, Мойра и принадлежала к светскому семейству, но как бы она ни просила, Лузена не верила, что её родители посмотрят сквозь пальцы на то, что она пойдет на танцы в отель. Поэтому она твердо отказала и повела девочек домой, всю дорогу выслушивая все новые и новые аргументы Мойры в пользу танцев. Лузене так надоели её завывания, что она была почти готова «притормозить» девчонку сама и удивлялась, почему этого не сделает Ровена.
   Но по-настоящему Лузена встревожилась, когда через два часа к ней постучалась Ровена.
   – Она ушла!
   – Кто ушёл? – глупо переспросила Лузена. – Почему? Ты проверяла?
   – Не было необходимости, она ужасно шумела, спускаясь по решетке для цветов, – сказала девочка Лузене. – Она исходила злобой не хуже Таланта.
   Она не любит меня, ты знаешь.
   – Мойра сейчас в переходном подростковом возрасте. – Лузена почувствовала необходимость объяснить.
   – Но она ещё не взрослая. Она слишком глупа и может натворить много чего в «Ридженси». Ребята, с которыми она кокетничала на концерте, наркоманы. Сейчас они, наверное, уже ничего не соображают. – Ровена остановилась, сосредоточенно нахмурясь. – Плохо ей придется, если она встретится с ними. Она надела весьма откровенное платье.
   – Сколько у неё денег? – спросила Лузена, лихорадочно одеваясь.
   – Её можно поймать по дороге. Если она, конечно, не взяла такси, но я не видела ни одной попутной машины.
   Кипящую от злости Мойру благополучно вернули домой. Пока она поливала грязью Ровену за то, что та выдала её, Лузена изо всех сил старалась заставить Мойру отказаться от намеренного непослушания, приводя примеры возможных последствий такого бездумного поведения. Мойра страдальчески переносила нравоучения, но когда Лузена заметила, что ребята на концерте были накачаны наркотиками, призадумалась.
   – Я тебе не мать, Мойра, – строго закончила Лузена, – но я за тебя отвечаю, и ты должна слушаться!
   Мойра с вызовом подняла голову. Лузена чуть не «притормозила» её. Глаза девочки широко открылись от изумления.
   – Ты – Талант!
   – Это семейное, – сухо заметила Лузена. – Разве твой отец не говорил тебе об этом?
   Мойра с ужасом смотрела на Лузену, будто у той выросли крылья или рога.
   – Глупо с его стороны, – пробормотала Лузена и жестом велела Мойре идти в свою комнату. – Завтра ты останешься дома на весь день.
   Желая усилить наказание, Лузена наутро объявила, что Мойра проведет весь день в своей комнате в одиночестве, и никто – ни Имер, ни Талба – не спорил с ней. Ровена заявила, что хочет поплавать, да и волны выглядели достаточно высокими для скольжения на доске.
   Лузена присоединилась к ним позже, проверив, что Мойра все ещё крепко спит. Она прощупала сознание девочки, когда та проснулась, потом слушала её ворчание и жалобы, пока Мойра ела оставленный ей завтрак и слонялась по комнате. Спустя какое-то время Лузена заметила её на балконе – она наблюдала за другими на пляже. Вскоре Мойра скрылась. Большинство её весьма нелестных мыслей касались Ровены. Лузена уже подумывала, а не отослать ли Мойру к родителям незамедлительно. Каникулы устраивались для Ровены, а не для племянницы.
   Тем временем Ровена ловко подкатила на одной из волн к самому пляжу.
   Море слегка волновалось, прибой был не очень сильный, поэтому когда девочки позвали Лузену присоединиться к ним, она согласилась, не прерывая при этом слабую связь с мозгом Мойры.
   Все они были на гребне большой волны, когда воздух прорезал ужасный крик Ровены. Выражение сильной боли, почти агонии, так исказило её лицо, что Лузена сразу вообразила себе ужасную рану. Но это была душевная боль.
   Неистово пронзив волну, Ровена выскочила на пляж и понеслась к дому, мысленно крича и почти оглушив Лузену.
   «Не надо! Ты не можешь! Ты не должна! Ты убиваешь её!» Теперь воплями разразился и другой источник – Мойра.
   «Ровена! Ты не можешь, ты не должна опускаться до её уровня!» Лузена пыталась высвободиться из волн, она падала и вновь поднималась, судорожно хватая воздух. Она не была кинетиком, но как-то, не помня себя, оказалась бегущей по тропинке к дому. Она увидела Ровену на балконе в её комнате, и затем последний крик… Лузена не смогла сразу определить его источник – боль изливалась из раненой души.
   Покраснев от напряжения, она наконец добралась до комнаты Ровены.
   Мойра, сжавшись, сидела в углу, обняв притянутые к голове колени и рыдая взахлеб. Ровена стояла в центре комнаты с лицом, окаменевшим от горя и невообразимой тоски, прижимая к груди голову пухи. Вокруг были разбросаны куски её меха и конечности.
   Какая-то сила не позволила Лузене войти, и она бессильно опустилась на порог, пытаясь найти способ успокоить Ровену, прекрасно сознавая, что не видит ни одного. Отдышавшись, она потерла глаза, решив, что это пот застилает их. Однако кусочки пухи действительно начали сползаться в единое целое с помощью невероятно сильного кинетического усилия, на которое, Лузена была уверена в этом, способен только потенциальный Прайм.
   Ровена бережно уложила голову пухи, чтобы остальным частям её тела было с чем соединиться. Она стояла на коленях, гладила лежащее существо и вполголоса вопрошала:
   – Пурза! Пурза! Пожалуйста, поговори со мной. Скажи, что ты в порядке!
   Пурза! Пурза! Пожалуйста, это Ровена. Ты мне нужна! Поговори со мной!
   Лузена склонила голову, слезы катились по покрытым солью щекам – она знала, что детство Ровены и вера её в чудеса ушли.

***

   – Предполагалось, что эти каникулы пойдут ребёнку на пользу, – ворчала Сиглен, нетерпеливо теребя своё ожерелье из крупных голубых бусин. Её тяжелое лицо прорезали морщины раздражения. Ей совсем не понравилось, что её великодушное разрешение Ровене поехать на каникулы завершилось таким провалом.
   – К сожалению, – неуверенно начала Лузена, – я ошиблась в выборе подруг. Между Ровеной и одной из девочек произошла серьезная ссора. До этого момента Ровена наслаждалась отдыхом. Моя племянница находится в очень трудном возрасте… – Она виновато смолкла.
   – Детская ссора? Которая уже четвертый день держит её в полной прострации? – с отвращением бросила Сиглен.
   – Девочки на пороге половой зрелости так ранимы, так легко расстраиваются… – Лузена быстро продолжила, поскольку лицо Сиглен ханжески вытянулось:
   – И незначительные вещи могут иногда разрастись до действительно серьезных. Ровена, как вы знаете, в основном разумная и уравновешенная девушка. Но… – Здесь Лузена снова запнулась. Сиглен, которая всегда весьма подозрительно относилась к привязанности Ровены к пухе, с нетерпением ритмично постукивала полыми бусинками. Лузена глубоко вздохнула и выпалила:
   – Бессмысленное разрушение пухи опустошило душу Ровены.
   Глаза Сиглен выпятились от возмущения, она так схватилась за ожерелье, что Лузена испугалась, как бы не лопнула застежка.
   – Я говорила вам, что пуху нужно было отобрать ещё много лет назад.
   Теперь вы видите, что происходит, когда не принимают во внимание мои советы. Я не потерплю никаких капризов от Ровены. Она должна быть на уроках в Башне завтра утром, как обычно. В дальнейшем я не позволю никаких нарушений. Особенно под столь благовидными предлогами. В любом случае я сообщу Рейдингеру об её проступке. Праймы всегда должны помнить об ответственности. Долг прежде всего! Личные мотивы в самом конце списка.
   Теперь займитесь своими делами. Или, – и Сиглен зловеще пригрозила пальцем Лузене, – вы будете смещены.
   Возмущаясь бесчувственностью этой женщины, Лузена спустилась из Башни Сиглен. Она была так расстроена, что почти не заметила Джероламана.
   Управляющий подмигивал ей с самым заговорщическим видом, в глазах его горел озорной огонек. Заинтригованная Лузена последовала за Джероламаном в маленькую туалетную.
   – Посмотри, Лузена, это не пуха, но при удаче может помочь Ровене, – предложил ей управляющий станцией и сорвал упаковку с дорожной клетки.
   Лузена даже вскрикнула от удивления и внезапно появившейся надежды.
   – Корабельный кот? Кого ты обаял, чтобы достать его? Они же так редки!
   Она с любопытством разглядывала пушистого кудрявого детеныша и еле успела отдернуть руку, когда он приготовился царапнуть её.
   – Какой красивый… – Она повосхищалась оттенком рыжевато-коричневых кончиков шерстинок и глубоким кремовым цветом подшерстка, подчеркивавшим основной окрас. – Как вам удалось найти такого котенка? Его мех совсем как у пухи! О Боже! – И Лузена снова забеспокоилась. – Может, и не вовремя сейчас?
   – Я и сам думал об этом, но у них оставался один-единственный котенок, и только потому, что я заявил, что он нужен Ровене, они пошли мне навстречу. Конечно, я должен буду вернуть котенка, если он её не примет.
   – Он адаптирован к жизни на планете? – спросила Лузена, скрестив руки, чтобы сдержать всеохватывающее желание погладить зверушку. Это было самое обычное воздействие корабельных котов на людей.
   – Не бойся. Это крейсерная порода, поэтому он больше привык к гравитации, чем большинство из его вида, но его нужно держать изолированно в квартире Ровены. Первое – мутантов никогда не разрешалось привозить на Альтаир, и второе – их строго-настрого запрещается скрещивать. Я был вынужден дать клятву, что его кастрируют, когда ему исполнится полгода, на тот случай, если он убежит. У него есть медицинский сертификат; остальные его собратья с корабля «Майотт» все ещё находятся в карантине, ожидая хозяев, их только что отняли от матери.
   – Ты настоящее чудо, Джерри! Я была в отчаянии. Она просто сидит, смотрит на куски пухи, а лицо заливают слезы. Она не сказала ни слова с тех пор, как мы вернулись. Я пыталась давать ей довольно сильные метаморфики, обычно восстанавливающие настроение, но и они не смогли убрать её депрессию.
   – А эта? – Джероламан большим пальцем указал в направлении Башни Сиглен.
   – Сиглен не признает эмоций, если они против неё. Она быстро заткнула меня, поскольку каникулы были моей идеей.
   – Не вини себя, Лузена.
   – Да нет. Это я виновата. Я думала, что умею разбираться в характерах и совместимости. И это мои племянницы!
   – Беда в том, что Ровена не часто общается с ровесниками.
   – Ровена вела себя с большим достоинством и здравым смыслом. Мои племянницы – испорченные, эгоистичные, самонадеянные, завистливые девчонки, привыкшие настаивать на своем. В случившемся нет вины Ровены.
   Джероламан потрепал Лузену по плечу.
   – Конечно нет.
   Лузена вздохнула, опуская голову:
   – А ещё Сиглен сообщила Рейдингеру, что Ровена нарушила свой долг.
   Джероламан поднял брови и удивленно фыркнул:
   – Возможно, это только к лучшему. Знаешь ли, у Рейдингера куда больше здравого смысла, чем у Сиглен. Именно поэтому он Прайм Земли. Ты же знаешь, что Сиглен сама хотела этот пост. Но она его не получила, что смертельно ранило её душу. Не беспокойся, если она выложила все Рейдингеру.
   В конце разговора он дружески похлопал Лузену по спине и протянул ей завернутую в ткань коробку с корабельным котом.
   – Передай его Ровене и посмотри, что получится. Ты сразу поймешь, примет ли её это существо. – Он ободряюще подмигнул. – Не думаю, что мне понадобится относить его назад на «Майотт».
   Осторожно держа коробку, Лузена поспешила по коридорам к комнатам Ровены. Оставалось только надеяться, что Ровена оценит честь, которую ей оказывали таким подарком.
   Корабельные коты были такой же редкостью, как и пухи, только живые и потрясающе независимые, как и рыси, от которых они произошли в результате мутаций в век космических исследований и путешествий. Некоторые утверждали, что они ведут свой род от древних кошачьих, как человек от обезьяны, с тем же прогрессом в разумности. Существовало распространенное мнение, что корабельные коты владеют телепатией, но ни один из Талантов, даже те, кто очень любил животных, никогда не устанавливал с ними связи.
   Корабельные коты прекрасно чувствовали себя и в невесомости, и под действием гравитации. Особенно отмечалась их способность быстро приспосабливаться к изменениям окружающей среды. Были случаи, когда корабельные коты одни выживали во время космических крушений.
   Патрульные эскадрильи и небольшие экипажи зачастую настаивали на том, чтобы в их состав включали корабельных котов при полетах за радиус действия станций Праймов. Другие сравнивали их с канарейками древних углекопов, бравших с собой в шахты этих птиц; корабельные коты мгновенно улавливали малейшие изменения в атмосферном давлении, незаметные для человека и приборов. Говорили, что они спасли тысячи жизней благодаря этой своей способности, что они могут безошибочно указать ремонтникам источник утечки, разрывы или трещины в оболочках. Традиционно считалось, что они ловят грызунов, которыми кишмя кишат космолеты, но на самом деле первый кусок на камбузе всегда предназначался им. Члены экипажа тщательно следили за их разведением, потомство скрупулезно регистрировалось. Кому отдать детеныша корабельного кота – было делом столь же длительных и всесторонних обсуждений, как в древности требовали брачные союзы между королевскими фамилиями.
   Помимо прочего, подросшие корабельные котики были вещью в себе, даря свою любовь и благосклонность самым причудливым образом. Признание с их стороны почиталось за честь.
   Спеша к Ровене, Лузена мучительно обдумывала последствия такого подарка. Будет ужасно, если корабельный кот не примет Ровену. Это только усилит её страдания после недавнего поступка Мойры. Но нужно же хоть что-то сделать, чтобы вывести её из депрессии. К тому же девочка знает все об особенностях корабельных котов.
   – Стоит рискнуть, – прошептала Лузена и толкнула дверь.
   Дверь распахнулась, и Лузена заморгала, привыкая к темноте. Ровена уменьшила освещение до минимума, как на похоронах. Лузена решительно повернула ручку реостата до отметки «солнечный день».
   – Ровена? Выйди на минутку из спальни! Я хочу показать тебе кое-что.
   Лузена постаралась придать мыслям и голосу нотки удивления и предвкушения чего-то приятного. Ведь Ровена была ещё достаточно молода, чтобы сохранить ненасытное любопытство юности. Она поставила коробку на низкий столик в центре гостиной и опустилась в одно из кресел, лицом к комнате Ровены. В ожидании девочки она позволила своему удовольствию от сюрприза распространиться по всей комнате. Частично Лузена была согласна с Сиглен, что эта печаль не проходит слишком долго. Люди по-разному воспринимают свои потери, но для Ровены потеря пухи обернулась настоящим горем.