Маккефри Энн. Ровена

   Но на следующий день, к её полному удивлению, молодой человек широко улыбнулся сопернице. Её так и подмывало прощупать мозг парня и найти, что вызвало в нем такую внезапную перемену, но воспитание Сиглен превозмогло это желание. К тому же Ровена боялась того, что могла обнаружить. Было достаточно, что он ей улыбнулся. Она очень аккуратно избежала нового соперничества, притворясь, что не приняла во внимание старение металла при решении сегодняшней проблемы. Но, заметив удивление Джероламана, она решила, что лучше «притворяться» не так явно. Однако когда вечером Баринов подошёл, чтобы сесть рядом с ней за ужином, улыбаясь уже совсем по-дружески, она почувствовала, что играет очень убедительно.
   – Послушай, мы все собираемся в порт на концерт. Близнецы получили разрешение, так что и ты вполне можешь пойти. Мы уговорили даже Госвину, и единственная, кто ещё не согласился, – это ты. Ты ведь не занята? – спросил он, заметив её замешательство. Ровена почувствовала легкий телепатический нажим с его стороны и позволила ему «увидеть», что она хочет пойти. – Спроси Самеллу. Она разрешила мне взять вездеход.
   – Не вижу ничего страшного, – в свою очередь сказала Самелла, пожимая плечами. – Это коллективный выход.
   Ровене пришлось приглушить свой восторг и подумать о том, что она не успеет вернуться в Башню, если только не телепортироваться, но всепонимающий взгляд Самеллы отверг эту мысль. Даже если она просто «подвезет» сюда что-то из своего гардероба, возникнут вопросы. Но она была женщиной, и её желание быть нарядной – естественно.
   – Не раздумывай, Ровена, – окликнул её Баринов. – Ты прекрасно выглядишь и в этом.
   В зеркале комнаты отдыха она оглядела своё раскрасневшееся лицо и руки.
   Ровена придирчиво рассмотрела себя. Эти противные волосы… Это просто ужасно: в четырнадцать лет – и седая, хотя бывают и другие мутации, но никто не обращает на них внимания. Её лицо было слишком худым, узким, с остроконечным подбородком, очень тонкие изогнутые брови, правда, впечатляли, но глаза казались слишком большими для лица. Зато у неё уже появилась фигура: грудь не очень большая, но достаточная, чтобы выглядеть отлично. Почему Баринов улыбался ей? Особенно после вчерашнего? Может, он хотел выяснить, как ей удается добиться такого высокого процента правильных ответов? Но два насыщенных года, проведенных в Башне под руководством Сиглен, не прошли бесследно, хотя Сиглен и держала её на детских заданиях. Может, если она окончит этот курс с отличием, Сиглен будет давать ей и более ответственные поручения.
   Концерт и впрямь удался. В нем участвовали три ансамбля, выступления которых сопровождались хорошо продуманной цветомузыкой – гораздо более сложной, чем на выступлениях в Приятной Бухте. В первой части концерта Баринов сидел очень близко от неё, его мускулистое бедро касалось её ноги.
   Из него ключом била энергия странного ржаво-коричневого цвета, что неприятно удивило её, а вот запах его был каким-то неопределенным: и не отталкивающим, и не внушающим доверие.
   Но что уж ей совсем не понравилось, так это как он прощупывал её мозг, толкаясь то туда, то сюда, тщетно пытаясь найти вход. Во-первых, это очень плохие манеры, и, во-вторых, ей была неприятна такая настойчивость. Его усилия достигли апогея, когда свет, звук, хореография и пение слились в едином эротическом порыве, достаточном, чтобы вызвать ответную реакцию аудитории. Послышались крики, оглушительный смех и свист. Они сидели довольно высоко в амфитеатре, поэтому могли видеть, как некоторые парочки и целые группы двинулись в темные доковые коридоры. Что такое случается, она знала от Лузены, рассказавшей ей все о сексуальности и чувственности, но впервые она видела публичное проявление этих чувств. Слева от неё нервно вскрикнула Госвина. Эти крадущиеся уходы явно потрясли её.
   Ровена очень деликатно постаралась телепатически успокоить девушку, и вроде бы это помогло. Финал концерта, однако, явил апофеоз чувственности: под триумфальный грохот музыки, в ярких вспышках огней все на сцене застыли в предельно откровенных позах. Госвина вскочила со своего места, но чтобы уйти, а не аплодировать. Ровена последовала за ней и услышала приглушенные восклицания девушки.
   – Госвина! Это же только шоу! – выпалила Ровена, поймав однокашницу в толпе на стоянке около концертного зала.
   – Неужели им нравилось быть такими… такими отвратительно вульгарными?
   Такая откровенность просто немыслима на Капелле! – Низкий голос девушки звенел от отвращения, её трясло от гнева. – Я просто не выношу, когда чувства выставляют напоказ. Ведь это должно быть очень личным, чудесным опытом, а вовсе не дешевой кричащей игрой на публику.
   И без проникновения в сознание Госвины Ровена знала, что у неё есть глубокая и серьезная любовь. Друг, с которым она была вынуждена расстаться из-за необходимости прослушать этот курс. И что она очень скучает по своему другу. Это удивляло Ровену, считавшую подругу слишком юной, чтобы уже иметь пожизненное обязательство. К счастью. Госвина была слишком поглощена своими эмоциями, чтобы заметить злоупотребления Ровены. А Ровена обдумывала, как бы ей выпутаться из создавшегося положения, и совсем позабыла, где они находятся.
   Мягкие скользящие тени вокруг внезапно превратились в совершенно реальные фигуры с весьма прозрачными намерениями. Госвина вскрикнула, прежде чем ей заткнули рот и крепко прижали руки к телу, и только теперь Ровена осознала, что это нападение.
   – Нет, не надо! – прокричала она вслух, одновременно отражая атаку ментальным ударом, направляя его во все стороны, не зная, сколько нападавших.
   Она отбросила их всех от себя и Госвины, не ограничивая силы удара, и с большим удовольствием услышала, как мягкие тела впечатывались в соседние машины, получая вместо наслаждения боль и увечья. Она без всякой жалости закрыла свой мозг от восприятия их страданий и от немедленно последовавшего чувства вины за причиненный вред другому человеку.
   – Ровена! – удивленно окликнула её подруга. – Что ты делаешь?
   – Только то, что они заслужили. Пошли отсюда. – И Ровена одним толчком выпихнула Госвину из темноты на более освещенное место стоянки. – У входа должны быть такси.
   – Но…
   – Никаких «но», никаких объяснений. Ты ведь не хочешь быть замешанной во все это?
   – О нет, нет. О Боже! Нам нужно было остаться со всеми.
   – Нужно было, но мы же не остались. – Ровена разозлилась на Госвину. – «Рэй, Госвина проводит меня домой. Мне нехорошо».
   Рэй Лофтус последним позаботился бы выяснить причину её телепатического послания. В данный момент она не хотела иметь ничего общего с любопытством Баринова.
   – Я сказала Рэю, что мы возвращаемся домой отдельно. Ну, пошли. Здесь полно машин.
   Госвина с готовностью отдала инициативу более молодой подруге. Она забилась в угол машины, которая монотонно спрашивала о маршруте.
   – Башня!
   – Башня под запретом.
   – Я Ровена.
   Машина зависла над дорогой, медленно повернула на юго-восток и, быстро определив долготу и повысив скорость, направилась к сиявшим на горизонте огням над башенным комплексом.
   – Ты не Т-4, Ровена? – тихо спросила Госвина.
   – Нет.
   Госвина кивнула, излучая облегчение и удовлетворение.
   – Так это ты – причина того, что курс проводится на Альтаире? Ты – потенциальная Прайм, поэтому не должна путешествовать?
   – Я не уверена, что это из-за меня.
   Госвина недоверчиво что-то пробормотала.
   – Тебе потребуется своя команда для работы на станции. Понадобятся люди, которым ты можешь доверять. На подбор команды уходит много времени и попыток. Я знаю. Мои родители работают на станции Капеллы. Именно поэтому они разрешили мне поехать. Они надеются, что я подойду… тебе, когда ты возглавишь станцию.
   Ровена не нашлась что ответить. В словах Госвины был здравый смысл.
   Сколько ещё человек в группе догадываются об этой цели? И о её настоящем статусе? Баринов? Это объясняет его попытки добиться внимания от странной девочки-подростка?
   – Послушай, Ровена. Ты мне очень нравишься, и я очень благодарна тебе, но мы не сможем работать вместе хорошо. Я… я легко пугаюсь, а ты очень сильная. Это хорошо… – быстро проговорила Госвина, слегка пожимая руку Ровены. Девочка могла видеть нежную улыбку Госвины. – Для тебя. Ты должна быть сильной. Честно говоря, я не думаю, что я тот человек, который должен быть в Башне. Но мои родители хотят, чтобы я попытала счастья. Я же склоняюсь в пользу моего младшего брата, Афры. Ему только шесть лет, но он уже показал хорошие способности. Он по меньшей мере Т-4 по телепатии и телекинезу. Он обожает ходить в Башню с отцом, и Капелла всегда шутит, говоря, что он собирается обойти отца.
   Ровена засмеялась и сжала пальцы Госвины в своих руках, подчеркивая симпатию и дружбу. Аура Госвины была деликатного голубого цвета и пахла цветами.
   – Думаю, нам лучше думать о настоящем, Госвина. Ты ничего не расскажешь, когда мы вернемся, кроме того, что мне стало нехорошо. Там было очень шумно и душно…
   – Концерт был под открытым небом, Ровена…
   – Шум! И от всех этих огней у меня разболелась голова. Вот это ты и скажешь.
   – Но те…
   – Головорезы? – грубо прервала её Ровена.
   – Они знают, что их нападение отразили. И ты поранила их.
   – Пусть объяснят, из-за чего, если только захотят, чтобы их спросили. – Ровена была непреклонна. Она злилась на себя: уверяла Госвину, что порт Альтаир – безопасное место, и тут же на них было совершено нападение.
   Сочувствие Госвины не помогло ей справиться с гневом.
   – Ты была храбрее меня.
   Ровена не согласилась:
   – Не храбрее. Злее. Вот мы и приехали.
   – Назовите свои имена.
   – Здесь Ровена и Госвина с Капеллы.
   Машине было разрешено проехать через линию охраны.
   – Ты проводила меня до Башни, Госвина, и теперь машина доставит тебя домой. Мы будем придерживаться этой версии, – повторила Ровена, давая такси необходимые указания. – Помни об этом, Госвина, – сказала она, выходя у входа в Башню. – А когда Афра подрастет, я сделаю все, чтобы он тоже прошёл обучение здесь.
   – Ой, правда?
   И машина увезла её.
   Ровена сообщила Лузене о своей головной боли, возникшей из-за мерцающих огней, и смиренно согласилась проверить глаза на следующий день. В тот же день, пока Баринов сосредоточенно решал задачу, которую дал им Джероламан, она без угрызений совести прозондировала его прошлое. Ей стало совершенно ясно, что Баринов ухаживал за ней, потому что узнал, что она потенциальный Прайм. Ровена больше не церемонилась, соревнуясь с ним или с другими.
   Прайм управляет станцией, сантименты не должны мешать работе.
   Поэтому в течение последних недель курса она слегка «тормозила» Баринова, что иногда заставляло краснеть деликатную Госвину.

***

   За следующие четыре года Джероламан прочитал на Альтаире и другие курсы, которые Ровена не была обязана посещать. Она включалась в работу, когда обсуждались интересные проблемы, ей нравилось конкурировать с другими студентами, но никогда она не разрешала себе дружески сблизиться с кем-то из них. Она игнорировала услышанные обвинения в холодности, равнодушии, высокомерии, тщеславии. Она была любезна со всеми, даже с теми, кто ей действительно нравился, но не подавала виду. Иногда Джероламан приглашал её в свой офис поболтать и спросить мнение о том или ином студенте.
   После окончания каждого курса Рейдингер связывался с ней, обсуждая различные аспекты пройденного материала, предлагаемых проблем.
   Ровена как-то даже пожаловалась Лузене, что чувствует себя так, будто сдает Прайму Земли бесконечный выпускной экзамен.
   – Ну, я бы сказала, тебе повезло, молодая леди, что он проявляет к тебе личный интерес. Бралла говорила, – Лузена сердито усмехнулась, – что он ежемесячно получает отчеты о твоем развитии от Сиглен.
   – А-а, так вот почему она вдруг разрешила мне заняться рудовозами! – Ровена не очень-то радовалась, что ей доверили случайную работу – это были самые обычные перевозки. – Сколько ещё лет она будет держать меня на «неодушевленных» работах, когда же я получу настоящую?
   У Лузены не нашлось подходящего утешения. Вместо этого, обращаясь к авторитету Рейдингера, она иногда устраивала Ровене отлучки из Башни.
   Когда, деятельность в Башне на время затихала, они на все выходные уходили в живописные места Восточного побережья Альтаира, несколько раз путешествовали по Великой Южной пустыне, которая, как сообщалось в путеводителе, изобиловала всевозможными насекомыми и беспозвоночными, фантастическими цветами, цветущими по ночам или на рассвете, увядая и умирая, как только пламенеющее альтаирское солнце приходило в эти экваториальные районы. Ровене особенное удовольствие доставляли водные виды спорта, так что большой дом в Приятной Бухте редко пустовал, а Барди и её муж или Финнан и его жена и их дети охотно присоединялись к ним в каникулы.
   Летом шестого года обучения Ровены в Башне ожидали более крупную, чем обычно, группу, составленную из обслуживающего персонала планетарных станций, направленного для повышения квалификации. К этому времени большинство студентов уже знали, что Ровена – необычайно сильный телепат и телекинетик: все говорили о том, что она – верный Прайм. Но где именно в Лиге Девяти Звезд – трудно сказать. Естественно, это будет не Альтаир – здесь Сиглен уверенно правила своей Башней. Дэвид прочно утвердился на Бетельгейзе, Капелла – на своей станции. Гузман с Проциона старел, но до его отставки было ещё далеко. Никаких шансов не давал и пост Прайма Земли, но ходили упорные слухи, что Рейдингер может переложить часть своих трудных обязанностей на неё. Или что Совет Лиги может принять решение открыть станцию на Денебе, одной из новейших колоний, хотя это тоже не внушало надежд для оправдания расходов на обустройство Башни: колония должна иметь значительный экспортный потенциал, получить кредит на импорт от членов Лиги, а также обслуживать значительный объем межпланетной корреспонденции и поддерживать порядок на торговых путях. В данный момент Денеб не имел ни избытка материальных ресурсов, ни открытого кредита.
   – Я говорил Рейдингеру, – поделился Джероламан с Лузеной в последний вечер перед прибытием новой группы, – что нужно что-то придумать для Ровены. Она выдыхается, скучает, а поскольку она разумный ребёнок, то несправедливо заставлять её бездельничать. Она знает о Башенной механике и порядке работы больше Сиглен. Она вполне способна выполнять обязанности Прайм уже сейчас, а ведь она ещё только подросток. – Он сокрушенно покачал головой. – А эта женщина никогда не даст ей настоящей работы.
   – Еще бы, она безумно ревнует Ровену, ты знаешь это так же хорошо, как Бралла и я.
   – В устах Сиглен она навсегда останется ребёнком. Я часто думаю, – и Джероламан потер подбородок, – не лучше ли было бы, если бы мы дали Ровене успокаивающее и доставили её на Землю, как только подвернется удобный случай.
   – Ни за что, – горячо возразила Лузена, раздираемая противоречиями. – Тебя там не было. Ты не видел ужаса на лице девочки, когда мы пытались посадить её в космолет. Её мозг от страха заглушил всю планету. Только поэтому Сиглен и вмешалась. Это был единственный раз, когда Сиглен побеспокоилась о ком-то, кроме себя. Ты же знаешь, что все Праймы страдают агорафобией. Вспомни, как было плохо Дэвиду с Бетельгейзе. А Капелла! Их путешествия к станциям были ужасны.
   Джероламан, задумавшись, почесал в затылке.
   – Да Сиглен и сама сильно болела. Я прилетел сюда на том же космолете, так от самой Луны медиков там было больше, чем персонала станции. Думаю, тогда она надеялась, что её не пошлют на Альтаир. Она была так уверена, что станет Прайм Земли, если достаточно долго проторчит в Бланделе.
   Джероламан взял стопку папок – информации о приезжающей группе.
   – Еще я думаю, скоро что-то должно произойти. Посмотри, на этот раз повышающие квалификацию – те, с кем Ровена уже работала в течение прошлых курсов. Рэй Лофтус, Джо Толья, они приехали с Капеллы с прекрасными отзывами. Рейдингер поставил мне задачу подготовить трех потенциальных начальников станций. Раньше он такого не делал. Дьявол, а не человек!
   Настоящий дьявол.
   – Если бы он сам сказал это Ровене, может, она меньше бы раздражалась.
   – Поезжай с ней в Приятную Бухту, как и планировала. Пусть она хорошенько отдохнет, но возвращайтесь вовремя, чтобы показать этим тупицам, как дела делаются.
   Лузена улыбнулась, хорошо зная отношение Джероламана к нерадивым студентам.
   – Если бы Ровена вела себя тактичнее, делая свои поправки, была чуть менее упрямой, отстаивая своё мнение…
   Джероламан удивленно поднял глаза и погрозил женщине пальцем.
   – Экипаж станции соответствует своему Прайму, ты прекрасно это знаешь, Лузена. В этом-то все и дело. Он поддерживает Прайма, помогает ему; Прайм же, в свою очередь, даёт задания экипажу, а не раздает награды. Праймы жестки со всеми и, как правило, жестче всего относятся к самим себе. – Он резко махнул рукой. – Так должно быть, или ФТиТ рухнет. Как только это случится, лига возьмет в свои руки бразды правления. ФТиТ не должна функционировать вполсилы или бюрократически, когда та или другая система будет постоянно вмешиваться и требовать приоритета тому или этому. ФТиТ – строго первая во всем и к людям любого уровня относится одинаково.
   – Я знаю, – печально согласилась Лузена, – но не забываю, что Ровена – одинокий ребёнок и всегда была одинокой.
   – Но не навсегда. Йеграни обещала.
   – Обещание исполнится ещё не скоро. – Сказав это, Лузена вышла из офиса управляющего станцией. – А я оберегаю нашу спасительницу, – пробормотала она напоследок с большим удовольствием.

***

   Приятная Бухта в разгар весны была великолепна, и Лузена заметила, что Ровена засияла, как только вышла из вездехода.
   – Единственное, чего недостает этому месту, – вздохнула Ровена, оглядываясь и убирая серебряные волосы с лица, – так это того, что я не могу взять сюда Плута.
   – Кажется, он не был против, что его оставили с Джерри, – ответила Лузена.
   – Настоящая животная любовь, – скривилась Ровена. – Пока ты меня кормишь, я тебя люблю.
   Лузена засмеялась.
   – Отчасти, но он любит тебя и всегда бежит к двери, когда слышит твои шаги. Он никогда не замечает меня, даже когда я кормлю его, и только терпит Джероламана.
   Ровена скептически кашлянула и повернулась, чтобы телепортировать багаж Лузены, а потом свой собственный, прямо в комнаты.
   – Когда-то будет приятно иметь кого-то, кто полюбит меня! Не Прайм Ровену, не кормилицу, а меня!
   Лузена ответила тем же тоном:
   – Тебе уже восемнадцать…
   – Ты уверена?
   – С медицинской точки зрения – да, – съязвила Лузена.
   Ровена все ещё стремилась узнать хоть что-нибудь о себе: дату рождения, фамилию, происхождение семьи.
   – Немногие в Приятной Бухте знают, что ты Талант, ещё меньше – что Альтаир жаждет заполучить молодую Прайм. Ты всегда гостила здесь как член семьи. Теперь ты вполне взрослая, чтобы заняться своими личными делами.
   Ровена покосилась на Лузену, пряча улыбку.
   – Сиглен хватил бы удар, если бы она услышала твои слова! «Люди с нашими Талантами и ответственностью не должны заниматься вульгарной физической активностью». – Она подражала голосу Сиглен обезоруживающе точно.
   – Вульгарной физической – действительно, – засмеялась Лузена. – О, я не потешаюсь над ней, но, правда, Ровена, Сиглен ни по темпераменту, ни по физическому состоянию никак не подходит для того, чтобы получать удовольствие от «лучших эмоций в жизни»… Даже если бы она узнала их… А ты такая стройная, молодая…
   – Фея – так, кажется, этот рыжий кинетик с Земли с последнего курса назвал меня? – Ровена быстро взглянула на Лузену.
   – Феи весьма привлекательны. – Лузена не хотела отступать от своего.
   Теперь они были в доме, и Ровена разглядывала себя в зеркале, висевшем в холле.
   – Я могу покраситься?
   – Почему бы нет?
   – В самом деле, почему?
   Они попробовали несколько оттенков. Ровене хотелось иметь длинные черные локоны, но для брюнетки она была слишком белокожей. Поэтому они остановились на русом цвете. На лето Ровена решила также сделать короткую стрижку с завивкой. Результат понравился им обеим.
   – Так лучше? – хотела знать Ровена, приглаживая завиток надо лбом.
   – Пикантно! В ногу с модой! Теперь иди, развлекайся. Краска с гарантией: не выцветает на солнце и не растворяется в морской воде.
   – Я только искупаюсь и немного позагораю, чтобы убедиться, что это так.
   Пойдешь со мной?
   – Не сегодня.
   Лузена мягко выпроводила Ровену. Предстояло многое заказать для кухонного блока. Некоторые посетители при отъезде не всегда аккуратно пополняли запасы в номере.
   Ленивое купание плюс беспечно проведенное время на пляже, чтобы подправить цвет своего загара, решительно улучшили настроение Ровены. Она и Лузена обедали на открытом воздухе, и некоторые мужчины бросали восхищенные взгляды в их сторону.
   – Ты уверена, что никто здесь не знает, кто я?
   – Никто. Даже Джероламану придется посмотреть на тебя дважды, прежде чем он узнает тебя теперь. Правда, и здесь, – Лузена пожала плечами, – могут предположить, что у тебя есть какой-нибудь Талант, но третья часть планеты имеет какой-нибудь из мелких Талантов.
   – Лучше всего быть самой собой и не беспокоиться о Таланте совсем.
   Лузена не поняла, произнесла ли Ровена это грустное предложение вслух или нет. Год за годом Лузена случайно «подслушивала» чисто телепатические реплики, но никогда не говорила об этом Ровене, чтобы уберечь девочку от чувства неловкости, что кто-то может услышать её сокровенные мысли. С другой стороны, это говорило о том, что девочка полностью ей доверяет.
   Лузена ни разу не пожалела, что все эти пятнадцать лет была рядом с Ровеной, хотя время от времени её собственные дети, Барди и Финнан, сердились на мать за такую преданность Ровене.
   Именно поэтому, когда-через два дня муж Барди, Джеддер Халей, сообщил Лузене, что у её дочери начались преждевременные роды, она немедленно собралась выехать в имение Халеев на восточном краю Великой Южной пустыни.
   – Если я тоже поеду, Барди расстроится, – твердо сказала ей Ровена. – Ты одна нужна Барди. Сама же говорила, что я уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно. И ты уверяла, – продолжала Ровена, предупреждая возражения Лузены, – что никто не знает, кто я, поэтому я совершенно вне опасности. Честно говоря, мне очень нравится такая идея – провести несколько дней одной. Большинство детей начинают жить самостоятельно в шестнадцать лет. Я не могу провести всю жизнь в вакууме.
   Ровене понадобился только один миг, чтобы достаточно глубоко проникнуть в сознание Лузены и прочесть её мысли и опасения относительно дочери.
   – Это не значит, что со мной нельзя поддерживать связь, дорогая Лузена.
   Я буду хорошо себя вести. Я же не Мойра.
   – Конечно нет! – Лузена так и не простила свою племянницу, хотя её брат до сих пор не знал, почему те каникулы-закончились всего за несколько дней.
   – Бери автолет Камиллы, его доставили на летное поле для нас. И можешь лететь не откладывая, – продолжала Ровена, быстро и аккуратно перекладывая в сумку Лузены вещи из её чемоданов. – Через десять минут будешь уже в пути. Барди не может ожидать лучшего ответа на свою просьбу.
   – Дорогая моя! – Подвижное лицо Лузены засветилось благодарностью.
   – Глупости, ты моя самая близкая подруга. – И Ровена обняла Лузену, обволакивая её любовью и пониманием. – Я тебя монополизировала, ты это знаешь. У Барди есть право обижаться на меня, но она настолько великодушна, что никогда даже не упрекнула меня вслух. Ты была нужнее мне.
   До сих пор. Теперь ты нужна ей.
   Ровена стояла на веранде, испытывая странное чувство радости. Какое-то облегчение, хотя Лузена всегда была искренней и нежной, заботясь о ней. У Ровены никогда не было причин обижаться на излишний надзор за собой. Но она осталась наедине с собой впервые за пятнадцать лет после того чудесного спасения. С ней не было даже пухи.
   Она повернулась на каблуках и вернулась в дом, шлепнула рукой по двери, пробежала пальцами по столу, постучала по вазе со свежими весенними цветами, повертелась в гостиной и погладила полированные парчовые стулья, будто хотела удостовериться, что они не живые и что она – единственное живое существо в доме. Она закружилась в диком пируэте, затем с хохотом завалилась на диван.
   Чудесное чувство! Быть одной! Быть самостоятельной! Наконец-то.
   Она уловила сознание Лузены: бедная женщина все ещё сомневалась, разумно ли оставлять свою подопечную совсем одну, но она должна была ответить на просьбу Барди. Ровена мягко и нежно убрала беспокойство из сознания Лузены, установив отвлекающий блок, если Лузена вдруг начнет беспокоиться о ней. Ровена хотела вновь насладиться своими первыми настоящими каникулами.
   Приятная Бухта приобрела для неё новое очарование. Она ела, только когда чувствовала голод, – ведь рядом не было Лузены, которая напоминала бы об обычном времени обеда или ужина. Особенно приятно было отсутствие Сиглен с её вечными советами попробовать это, съесть ещё немножечко того, или: «Будь добра, доедай до конца все, что подано, поскольку многие в мире могут только мечтать о таких чудесных блюдах».