Страница:
– Судя по деловитости, которую проявили преступники в Сан-Руфино, они настроены серьезно.
– Мы понимаем, что на сей раз имеем дело с действительно реальной угрозой. Нами уже предприняты определенные меры, перечисленные в так называемом «Плане ответных действий на случай атомного шантажа в штате Калифорния», утвержденном в семьдесят пятом году. Контроль за ходом его реализации в случае необходимости полностью возлагается на ФБР, которое имеет право задействовать любые органы всех уровней, включая, естественно, полицию, привлекать любых экспертов-ядерщиков из таких мест, как Доннеровская лаборатория в Беркли или лаборатория Лоренса в Ливерморе. К работе на территории штата могут быть привлечены поисковые, дезактивационные и медицинские отряды, возглавляемые врачами, специализирующимися в области радиологии, а также военно-воздушные силы. Мы в УЭИР отвечаем за оценку обоснованности угрозы.
– Как это делается?
– В первую очередь путем обращения к правительственной компьютерной системе, которая сразу же определяет факт пропажи значительного количества расщепляющихся материалов.
– Что ж, доктор Дюррер, в данном случае нам уже известно, сколько материала исчезло, поэтому обращаться к компьютерам не обязательно. Ну и ладно. От них все равно никакого толку.
Дюррер во второй раз снял пенсне.
– Кто вам сказал такое?
Райдер рассеянно бросил:
– Не помню. Это было какое-то время назад.
Джефф спрятал улыбку. Действительно «какое-то время назад» – прошло уже полчаса с тех пор, как Фергюсон сказал им об этом. Дюррер в задумчивости посмотрел на сержанта, но, видимо, решил, что от этого типа все равно ничего не добьешься. А Райдер тем временем обратился к Малеру:
– Я бы хотел принять участие в расследовании. Надеюсь поработать под началом майора Данна.
Донахью улыбнулся, но не злобно, а как человек, который наслаждается наступившим моментом. Его лицо восстановило свой обычный пятнисто-красный вид. Он возразил:
– Ни в коем случае.
Райдер посмотрел на него с выражением, которое не сулило ничего хорошего.
– У меня в этом деле личный интерес. Забыли?
– Здесь не о чем толковать, сержант. Как полицейский вы обязаны подчиняться в нашем округе только одному человеку – мне.
– Как полицейский – да.
Донахью внезапно почувствовал себя неуверенно.
– Я был бы рад сотрудничать с сержантом Райдером, – вступил в разговор Данн. – С самым опытным вашим работником, лучшим в своем подразделении. И с лучшими показателями по задержанию преступников в вашем округе, да и в любом другом, если уж на то пошло.
– Вот в этом-то и состоит его проблема. Пристрастие к арестам, стрельбе, насилию – все это делает человека эмоционально нестабильным, особенно в таких делах, как наше. – Донахью попытался напустить на себя благочестивый вид, но безрезультатно. – Я не могу позволить, чтобы доброе имя моего отряда было вываляно в грязи.
– Бог ты мой! – только и счел нужным заметить Райдер.
Данн стоял на своем:
– И все-таки я хотел бы привлечь его к работе.
– Нет. При всем моем уважении должен напомнить, что власть ФБР заканчивается по другую сторону этой двери. Поверьте, майор Данн, это ради вашей же пользы. Райдер опасен и не годится для работы в столь деликатной ситуации.
– Похищение невинных женщин вам кажется деликатной ситуацией? – Сухость в голосе Дюррера свидетельствовала о том, что он весьма невысоко оценивает умственные способности Донахью. – Может, объясните нам, как вы пришли к такому заключению?
– Да, как насчет этого, шеф? – Джефф больше не мог сдерживаться, он весь дрожал от гнева. Райдер с легким удивлением посмотрел на сына, но ничего не сказал. – Речь идет о моей матери, шеф. И о моем отце. Опасный человек? Имеет пристрастие к арестам? Только вы так считаете, шеф, только вы. Ведь работа моего отца в том и заключается, чтобы сажать под арест разных мерзавцев – сутенеров, торговцев наркотиками, коррумпированных политиков, «добропорядочных» членов мафии, уважаемых бизнесменов, которые в действительности ничуть не лучше самых последних подонков, и даже, как это ни печально, продажных полицейских. Взгляните на его личное дело, шеф. Произведенные им аресты не завершались судебным решением о вынесении приговора или условном осуждении лишь в тех случаях, когда он сталкивался с судьей Кендриком. Вы, конечно, помните судью Кендрика, шеф? Он был частым гостем в вашем доме. А затем прикарманил у ваших приятелей из городского совета двадцать пять тысяч долларов и попал в исправительный дом. На пять лет. Многие тогда могли оказаться вместе с ним на скамье подсудимых, но им повезло. Правда, шеф?
Донахью издал неопределенный звук, как будто у него отказали голосовые связки. Его кулаки судорожно сжимались, а лицо меняло цвет со скоростью и непредсказуемостью хамелеона, попавшего на шотландский плед.
– Это вы посадили судью в тюрьму, сержант? – спросил Данн.
– Кто-то ведь должен был. Наш жирнюга имел все необходимые доказательства, но ни за что не использовал бы их. Стоит ли осуждать человека за то, что он не смог предъявить обвинение самому себе?
Донахью издал тот же звук. Райдер вытащил из кармана какой-то предмет и, зажав его в кулаке, вопросительно посмотрел на сына, который сумел взять себя в руки и вновь обратился к Донахью:
– Вы оклеветали моего отца в присутствии свидетелей. – Он взглянул на своего отца. – Собираешься подать на него в суд? Или пусть остается наедине со своей совестью?
– С чем, с чем?
– Папа, ты никогда не станешь полицейским, – произнес Джефф почти что с грустью. – Есть разные тонкости, которыми ты не способен овладеть. Например, давать взятки, принимать подношения, получать процент от нелегальных сделок и иметь парочку банковских счетов на чужое имя. – Он посмотрел на Донахью. – Разве я не прав, шеф? У некоторых людей ведь полно счетов на фальшивые имена?
– Ах ты, мерзкий маленький ублюдок! – У Донахью наконец-то прорезался голос. Он попытался улыбнуться. – Похоже, ты забыл, с кем разговариваешь, а?
– Простите, что лишаю вас этого удовольствия, шеф.
Джефф положил на стол Малера револьвер и полицейский жетон и совсем не удивился, увидев, что его отец тоже кладет на стол свой жетон.
– Ваш револьвер, – хрипло потребовал Донахью.
– Он принадлежит мне, а не полиции. Кстати, дома у меня есть и другие. Со всеми полагающимися лицензиями.
– Я их завтра же аннулирую, мистер полицейский. – Злоба в голосе Донахью хорошо сочеталась с выражением его лица.
– Я не полицейский. – Райдер закурил «Голуаз» и с явным удовлетворением затянулся.
– Погасите свою чертову сигарету!
– Вы, кажется, слышали, что я сказал. Я больше не полицейский. Я простой член общества, а полиция находится на службе у общества. И я не позволю, чтобы мои слуги разговаривали со мной в таком тоне. Аннулируете мои лицензии? Только попробуйте это сделать, и я сразу же обнародую копию имеющегося у меня досье с заверенными дубликатами различных документов. Тогда вам придется аннулировать свой приказ об аннулировании моих лицензий.
– Что означает вся эта чертовщина?
– А то, что подлинник этого досье с огромным интересом прочтут в Сакраменто[3].
– Вы блефуете.
Презрение в голосе Донахью прозвучало бы более убедительно, если бы он не облизнул после этого губы.
– Возможно, – бросил Райдер, с притворным интересом созерцая выпущенное им кольцо дыма.
– Предупреждаю вас, Райдер. – Голос Донахью дрожал, причем не только из-за испытываемого гнева. – При первой же вашей попытке вмешаться в ход расследования я посажу вас под арест за препятствование работе правосудия.
– Как же хорошо вы меня знаете, Донахью! А вот я не стану вам угрожать. Помимо всего прочего, мне не доставляет удовольствия видеть жирные телеса, трясущиеся от страха.
Донахью уронил руку на свой пистолет. Райдер медленно расстегнул куртку, распахнул ее и поставил руки на бедра. Его «смит-вессон» оказался у всех на виду, но руки остались свободны от оружия.
Донахью приказал лейтенанту Малеру:
– Арестуйте этого человека!
– Не стройте из себя большего идиота, чем вы есть, Донахью, – с холодным презрением бросил Данн. – И не ставьте своего лейтенанта в неудобное положение. На каком основании вы хотите его арестовать, позвольте спросить?
Райдер застегнул куртку, повернулся и вышел из кабинета. Джефф последовал за ним. Они уже собирались сесть в «пежо», когда их догнал Данн.
– Вы считаете, это было умно?
Райдер пожал плечами:
– Все шло к тому.
– Он опасный человек, Райдер. На прямое столкновение он не пойдет, это всем известно, но спину ему подставлять не советую. У него могущественные друзья.
– Я знаю его друзей. Такие же мерзкие подонки, как он сам. Половина из них должна сидеть за решеткой.
– И все-таки лучше не попадаться им темной ночью. Вы, конечно, собираетесь продолжать это дело?
– На случай если вы забыли, речь идет о моей жене. Думаете, мы поручим ее нежной заботе этого жирного борова?
– А если он станет вставлять вам палки в колеса?
– Не наводите моего отца на такие приятные мысли, – усмехнулся Джефф.
– Что вы, что вы. Я говорил, что хотел бы работать с вами, Райдер. И с вами, молодой человек, если пожелаете. Мое предложение остается в силе. В ФБР всегда найдется дело для предприимчивых и честолюбивых молодых людей.
– Спасибо. Мы обдумаем это предложение. Если нам понадобится помощь или совет, можно связаться с вами?
Данн внимательно посмотрел на них и кивнул:
– Разумеется. Номер моего телефона вам известен. Ну что ж, у вас есть выбор. У меня его нет. Хочешь не хочешь, а придется работать с этим жирным боровом, как вы удачно его назвали. Он имеет большой политический вес в долине. – Данн попрощался с каждым из них за руку. – Берегите спины!
Уже в машине Джефф спросил:
– Собираешься поразмыслить над его предложением?
– Черт побери, конечно нет. Это все равно что попасть из огня да в полымя. И не потому, что Сассун, возглавляющий калифорнийское отделение ФБР, – человек бесчестный. Он, безусловно, достоин доверия. Но он слишком правильный, всегда следует инструкциям и не поощряет проявления инициативы. Нам ведь это не нужно?
– Ну же, крестница, – сказал Райдер. – Такой умнице, как ты, стоит только взглянуть...
Марджори подняла голову и улыбнулась.
– Все довольно просто. Надеюсь, это имеет для вас какой-то смысл. Здесь написано: «Посмотри на обороте своей фотографии».
– Спасибо, Марджори.
Райдер снял телефонную трубку и сделал два звонка.
– Вы, наверное, сошли с ума. Везде болтают, что вас обоих с треском выкинули из полиции.
– Вовсе нет, – с достоинством возразил Райдер. – Мы сами уволились. Добровольно. Правда, только на время.
– Вы сказали, на время?
– Именно. В данный момент меня не устраивает быть полицейским, так как это ограничивает сферу моей деятельности.
– Ты действительно сказал «на время»? – спросил Джефф.
– Конечно. Вернемся назад, когда гроза минует. Мне ведь надо жену содержать.
– Но Донахью...
– Насчет Донахью не волнуйся. Пусть он волнуется сам за себя. Доктор, что-нибудь выпьете?
– Шотландское виски, если у вас есть. Райдер подошел к небольшому бару и откинул дверцу, за которой обнаружилась впечатляющая коллекция разнообразных бутылок.
– У вас богатый выбор, – удивился Яблонский.
– Сам я пью пиво. А все эти бутылки – для моих друзей. Надолго хватает, – добавил сержант несколько непоследовательно.
Яблонский вынул из портфеля папку.
– Вот досье, которое вы хотели получить. Достать его оказалось не так-то просто. Фергюсон как на иголках. Нервный какой-то.
– Фергюсон честный человек.
– Да я знаю. Это фотокопия дела. Я не хотел, чтобы Фергюсон или ФБР заметили отсутствие оригинала.
– Но почему Фергюсон так нервничает?
– Трудно сказать. Он вообще стал уклончивым. Возможно, чувствует, что может вылететь с работы, поскольку его систему охраны оказалось так легко взломать. И потом, он немного напуган. Впрочем, за последние часы мы все, наверное, испытали чувство страха. Уж я-то точно. – Яблонский помрачнел. – Я даже беспокоился, – с извиняющейся улыбкой добавил он, – что мое пребывание здесь, мое общение с бывшим полицейским будет замечено.
– Поздно беспокоиться. Вас уже заметили.
Яблонский сразу перестал улыбаться.
– Что?
– Примерно в пятидесяти метрах отсюда, через дорогу, стоит закрытый фургон. Водителя в кабине нет. Он сидит внутри фургона и ведет наблюдение за моим домом через одностороннее стекло.
Джефф быстро встал и подошел к окну.
– И давно он здесь? – спросил он.
– Всего несколько минут. Появился одновременно с доктором Яблонским. Уже ничего нельзя было сделать. – Райдер на мгновение задумался, а затем сказал Джеффу: – Меня не слишком устраивает, что вокруг моего дома шныряют ищейки. Открой мой шкафчик с оружием и выбери себе любой пистолет. Там, кстати, найдешь и парочку старых полицейских жетонов.
– Он наверняка знает, что я больше не полицейский.
– Конечно знает. Думаешь, у него хватит смелости сказать это и тем самым выдать Донахью?
– Вряд ли. Ну и что я должен сделать? Застрелить его?
– Заманчивая мысль, но, к сожалению, я должен сказать «нет». Рукояткой пистолета выбей окно и прикажи ему выйти. Фамилия этого человека – Раминов, внешне он несколько смахивает на ласку и такой же увертливый. У него при себе оружие. Донахью считает его своим лучшим секретным агентом. Я слежу за ним уже многие годы. Он не полицейский, а преступник, отсидевший несколько сроков. В машине ты найдешь полицейский передатчик. Потребуй у него соответствующую лицензию. Лицензии, конечно, не окажется. Затем попроси предъявить полицейское удостоверение. Его тоже не будет. Потом немного пошуми, как обычно, и прикажи ему немедленно убраться.
Джефф широко улыбнулся:
– Отставка имеет свои преимущества.
Яблонский с сомнением посмотрел вслед молодому человеку.
– Вы очень уверены в своем сыне, сержант.
– Джефф умеет за себя постоять, – спокойно произнес Райдер. – Ну, доктор, надеюсь, вы не будете уклончивы и поведаете мне, почему Фергюсон был уклончив.
– Что ж, – нахмурился Яблонский, – видно, придется это сделать.
– Так он действительно уклонялся от разговора со мной?
– Да. Я беспокоюсь за вашу жену гораздо больше, чем вы себе представляете. И думаю, вы имеете полное право знать абсолютно все, что может помочь.
– А я думаю, по этому поводу стоит еще выпить.
То, что Яблонский опустошил свой стакан и даже не заметил этого, показывало меру его озабоченности. Райдер прошел к бару и вернулся на место.
– Так о чем же он мне не рассказал?
– Вы спрашивали его относительно похищения радиоактивных материалов, и он сказал, что ничего не знает. На самом деле он знает так много, что у него отбило охоту говорить об этом. Возьмем недавнее дело о «гематитовом похмелье», названное так, вероятно, потому, что вызвало головную боль у всех, кто занимается охраной атомных объектов. Гематит – это объект на Миссури, который находится в ведении Комиссии по атомной энергии в районе Мексиканского залива. Там обычно хранится до тысячи килограммов урана-235. Сырье для его производства поступает на объект в бутылях из Портсмута, штат Огайо. Готовый, обогащенный, высококачественный материал перевозится затем на грузовике из Гематита в Канзас-Сити, а оттуда на самолете – в Лос-Анджелес. Там его грузят в фургон, который, преодолев расстояние в двести километров по пустынным дорогам, доставляет уран на атомную станцию в Сан-Диего. Три перевозки буквально у всех на виду. Хотите знать шокирующие подробности?
– Могу себе их представить. Но почему Фергюсон скрытничает?
– Понятия не имею. Все охранники – профессиональные молчуны. Итак, пропадают целые тонны этого чертова вещества. И это вовсе не секрет, а достояние общественности.
– Если верить доктору Дюрреру из УЭИР, с которым я разговаривал всего несколько часов назад, правительственная компьютерная система чуть ли не сразу может сообщить об отсутствии сколько-нибудь значительного количества расщепляющихся материалов.
Яблонский недовольно скривился и поспешил убрать с лица недовольство, вновь приложившись к виски.
– Интересно, что он подразумевает под «значительным количеством»? Десять тонн? Этого вполне хватит, чтобы сделать несколько сотен атомных бомб! Доктор Дюррер либо несет полную чушь, что на него совсем не похоже, либо намеренно темнит. УЭИР так и не может оправиться с тех пор, как ЦФУ дало им по мозгам. Кажется, это случилось в июле семьдесят шестого.
– А что такое ЦФУ?
– Центральное финансовое управление.
Яблонский замолчал, так как в комнату вошел Джефф и разложил на столе какие-то предметы. Выглядел он очень довольным собой.
– Он убрался. По-моему, направился к ближайшему болоту. – Джефф стал демонстрировать свою добычу. – Полицейский передатчик: лицензии у него не оказалось, поэтому я не мог позволить ему держать передатчик, верно? Револьвер: этот тип явный уголовник, поэтому револьвер оставить ему я тоже не мог. Водительские права: он предъявил их вместо полицейского удостоверения, которого, разумеется, не имеет. Цейссовский бинокль с печатью «Л. А. П. У»: как попал к нему бинокль, он объяснить не мог и клялся всеми святыми, будто ему даже в голову не приходило, что эти буквы означают «Лос-Анджелесское полицейское управление».
– Мне всегда хотелось иметь такой, – сказал Райдер.
Яблонский насупился, выражая свое неодобрение, но тут же справился с этим чувством таким же способом, каким до этого справился со своим недовольством.
– Я записал номер его автомобиля, поднял капот и переписал номера двигателя и ходовой части. А затем сказал ему, что все эти номера и конфискованные предметы вечером будут доставлены в полицейское управление.
– Ты понимаешь, что ты наделал? – спросил Райдер. – Ты же совершенно расстроил нашего шефа Донахью. По крайней мере, он будет совершенно расстроен через несколько минут. – Он притворился огорченным. – Как бы мне хотелось подключиться к его прямой линии! Ему придется заменить все оборудование, что само по себе довольно неприятно, но и вполовину не так неприятно, как необходимость заменить фургон.
– А зачем ему это делать? – спросил Яблонский.
– Потому что этот фургон спекся. Если Раминова возьмут в этом фургоне, то он тут же заложит Донахью. Вот какими лицами окружает себя начальник полиции и вот кому доверяет.
– Но Донахью может задержать любой запрос.
– Ему это не удастся. Джон Аарон, издающий газету «Экземинер», уже многие годы ведет борьбу против коррупции полиции в целом и Донахью в частности. Стоит послать ему письмо с запросом, почему Донахью не принял никаких мер по полученной информации, как это письмо моментально будет опубликовано на первой странице газеты. Ты говоришь, он направился в болото, Джефф? Я бы на его месте сразу поехал к Кипарисовому утесу. Шестьдесят метров до поверхности Тихого океана и восемнадцать метров глубины. Там все дно завалено старыми машинами. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты взял машину, съездил туда и бросил в воду всю эту конфискованную дрянь. Да, и прибавь к этим железкам мои старые полицейские жетоны.
Джефф скривил губы.
– Уж не думаешь ли ты, что у этого старого болвана хватит наглости приехать с обыском?
– Именно так он и сделает. Состряпает какое-нибудь фальшивое основание. Он и раньше частенько так поступал.
Джефф с непроницаемым лицом спросил:
– И даже может обвинить тебя в утаивании вещественных доказательств, найденных на станции?
– Он способен на все.
– Есть люди, которых лучше не доводить, – заметил Джефф и направился к автомобилю.
– Что он хотел сказать? – спросил Яблонский.
– Бог его знает. Разве поймешь нынешнее поколение? Вы упомянули о ЦФУ. Что там насчет него?
– Ах да. ЦФУ подготовило доклад о пропажах радиоактивных материалов для правительственного учреждения с примечательным названием «Подкомитет по энергетике и окружающей среде, занимающийся вопросами малого бизнеса». Доклад был и продолжает оставаться засекреченным. На его основе подкомитет сделал заявление для прессы. Выяснилось, что ЦФУ весьма низкого мнения об УЭИР, считает, что там занимаются не своими делами. Более того, стало известно, что с тридцати четырех станций, производящих уран и плутоний, пропали тонны радиоактивных материалов – точное количество не указывается. ЦФУ ставит под сомнение способность УЭИР вести учет и контроль и предоставлять точную информацию о наличии или отсутствии материалов.
– Вряд ли это понравилось доктору Дюрреру.
– В УЭИР все прямо с цепи сорвались. Сделали заявление, что на любой станции до ста километров всяких труб, а если это умножить на тридцать четыре – общее количество станций, то получится почти три с половиной тысячи километров труб, в которых полным-полно радиоактивного материала. ЦФУ полностью с этим согласилось, но испортило все дело, указав, что нет никакой возможности определить, сколько же радиоактивных материалов находится во всех этих трубах.
Яблонский с тоской уставился на дно своего опустевшего стакана. Райдер покорно поднялся, а когда вернулся с новой порцией виски, Яблонский вяло упрекнул его:
– Стараетесь развязать мне язык?
– Вы догадливы. Что ответило на это УЭИР?
– Почти ничего. И они сказали еще меньше, когда эту позицию поддержала Комиссия по ядерной регламентации. В сущности, они сказали только две вещи: что практически любая атомная станция может быть захвачена горсткой вооруженных и решительных людей и что системы контроля за сохранностью материалов несовершенны.
– Вы верите в это?
– Пожалуйста, не задавайте глупых вопросов. Особенно после того, что случилось сегодня днем.
– Выходит, по всей стране могут быть припрятаны десятки тонн радиоактивных материалов?
– Скажите, вы будете ссылаться на мой ответ?
– Кажется, теперь ваша очередь задавать глупые вопросы.
Яблонский вздохнул:
– Вот черт. Да, это вполне возможно и более чем вероятно. Зачем вы задаете все эти вопросы, сержант?
– Еще один вопрос, и тогда я вам отвечу. Лично вы сумеете сделать атомную бомбу?
– Конечно, как и любой знающий ученый, причем не обязательно физик-ядерщик. Тысячи людей способны на это. Некоторые, правда, утверждают, что невозможно создать атомную бомбу, не пройдя тем же путем, которым шли творцы Манхэттенского проекта – весьма долгосрочной, очень сложной и дорогостоящей программы, которая привела к созданию атомной бомбы во время Второй мировой войны. Чепуха. Необходимая информация сейчас вполне доступна. Достаточно написать в Комиссию по атомной энергии, вложить в конверт три доллара, и вам с радостью вышлют экземпляр журнала «Лос-Аламос пример», в котором детально изложены основные принципы создания атомной бомбы. Подороже придется заплатить за книгу "Манхэттенская история. Проект "У" или проект «Лос-Аламос»". Чтобы получить эту книгу, сделайте запрос в Техническое управление Министерства торговли США, и вам вышлют книгу по почте, ответят на все вопросы и, что более ценно, объяснят, какие могут возникнуть проблемы при создании первой атомной бомбы и как их преодолеть. Ужасная информация. Немало соответствующей информации печатается и в открытой прессе. Обратитесь в местную библиотеку, и вы увидите, что там полно материалов, которые следует засекретить. В крайнем случае остается Американская Энциклопедия, которая даст умному человеку ответы на все вопросы.
– Наше правительство чересчур услужливо.
– Что верно, то верно. После того как русские стали взрывать свои атомные бомбы, правительство решило, что нет больше необходимости в секретности. Но они не подумали о том, что какие-нибудь «патриотически» настроенные граждане могут воспользоваться этой информацией против них самих. – Яблонский вздохнул. – Очень легко назвать тогдашнее правительство кучкой идиотов, но ведь они не обладали даром Нострадамуса. Задним умом мы все крепки.
– Ну а водородные бомбы?
– Для этого требуется физик-ядерщик. – Он немного помолчал, а затем добавил с досадой: – Если, конечно, ему больше четырнадцати лет.
– Мы понимаем, что на сей раз имеем дело с действительно реальной угрозой. Нами уже предприняты определенные меры, перечисленные в так называемом «Плане ответных действий на случай атомного шантажа в штате Калифорния», утвержденном в семьдесят пятом году. Контроль за ходом его реализации в случае необходимости полностью возлагается на ФБР, которое имеет право задействовать любые органы всех уровней, включая, естественно, полицию, привлекать любых экспертов-ядерщиков из таких мест, как Доннеровская лаборатория в Беркли или лаборатория Лоренса в Ливерморе. К работе на территории штата могут быть привлечены поисковые, дезактивационные и медицинские отряды, возглавляемые врачами, специализирующимися в области радиологии, а также военно-воздушные силы. Мы в УЭИР отвечаем за оценку обоснованности угрозы.
– Как это делается?
– В первую очередь путем обращения к правительственной компьютерной системе, которая сразу же определяет факт пропажи значительного количества расщепляющихся материалов.
– Что ж, доктор Дюррер, в данном случае нам уже известно, сколько материала исчезло, поэтому обращаться к компьютерам не обязательно. Ну и ладно. От них все равно никакого толку.
Дюррер во второй раз снял пенсне.
– Кто вам сказал такое?
Райдер рассеянно бросил:
– Не помню. Это было какое-то время назад.
Джефф спрятал улыбку. Действительно «какое-то время назад» – прошло уже полчаса с тех пор, как Фергюсон сказал им об этом. Дюррер в задумчивости посмотрел на сержанта, но, видимо, решил, что от этого типа все равно ничего не добьешься. А Райдер тем временем обратился к Малеру:
– Я бы хотел принять участие в расследовании. Надеюсь поработать под началом майора Данна.
Донахью улыбнулся, но не злобно, а как человек, который наслаждается наступившим моментом. Его лицо восстановило свой обычный пятнисто-красный вид. Он возразил:
– Ни в коем случае.
Райдер посмотрел на него с выражением, которое не сулило ничего хорошего.
– У меня в этом деле личный интерес. Забыли?
– Здесь не о чем толковать, сержант. Как полицейский вы обязаны подчиняться в нашем округе только одному человеку – мне.
– Как полицейский – да.
Донахью внезапно почувствовал себя неуверенно.
– Я был бы рад сотрудничать с сержантом Райдером, – вступил в разговор Данн. – С самым опытным вашим работником, лучшим в своем подразделении. И с лучшими показателями по задержанию преступников в вашем округе, да и в любом другом, если уж на то пошло.
– Вот в этом-то и состоит его проблема. Пристрастие к арестам, стрельбе, насилию – все это делает человека эмоционально нестабильным, особенно в таких делах, как наше. – Донахью попытался напустить на себя благочестивый вид, но безрезультатно. – Я не могу позволить, чтобы доброе имя моего отряда было вываляно в грязи.
– Бог ты мой! – только и счел нужным заметить Райдер.
Данн стоял на своем:
– И все-таки я хотел бы привлечь его к работе.
– Нет. При всем моем уважении должен напомнить, что власть ФБР заканчивается по другую сторону этой двери. Поверьте, майор Данн, это ради вашей же пользы. Райдер опасен и не годится для работы в столь деликатной ситуации.
– Похищение невинных женщин вам кажется деликатной ситуацией? – Сухость в голосе Дюррера свидетельствовала о том, что он весьма невысоко оценивает умственные способности Донахью. – Может, объясните нам, как вы пришли к такому заключению?
– Да, как насчет этого, шеф? – Джефф больше не мог сдерживаться, он весь дрожал от гнева. Райдер с легким удивлением посмотрел на сына, но ничего не сказал. – Речь идет о моей матери, шеф. И о моем отце. Опасный человек? Имеет пристрастие к арестам? Только вы так считаете, шеф, только вы. Ведь работа моего отца в том и заключается, чтобы сажать под арест разных мерзавцев – сутенеров, торговцев наркотиками, коррумпированных политиков, «добропорядочных» членов мафии, уважаемых бизнесменов, которые в действительности ничуть не лучше самых последних подонков, и даже, как это ни печально, продажных полицейских. Взгляните на его личное дело, шеф. Произведенные им аресты не завершались судебным решением о вынесении приговора или условном осуждении лишь в тех случаях, когда он сталкивался с судьей Кендриком. Вы, конечно, помните судью Кендрика, шеф? Он был частым гостем в вашем доме. А затем прикарманил у ваших приятелей из городского совета двадцать пять тысяч долларов и попал в исправительный дом. На пять лет. Многие тогда могли оказаться вместе с ним на скамье подсудимых, но им повезло. Правда, шеф?
Донахью издал неопределенный звук, как будто у него отказали голосовые связки. Его кулаки судорожно сжимались, а лицо меняло цвет со скоростью и непредсказуемостью хамелеона, попавшего на шотландский плед.
– Это вы посадили судью в тюрьму, сержант? – спросил Данн.
– Кто-то ведь должен был. Наш жирнюга имел все необходимые доказательства, но ни за что не использовал бы их. Стоит ли осуждать человека за то, что он не смог предъявить обвинение самому себе?
Донахью издал тот же звук. Райдер вытащил из кармана какой-то предмет и, зажав его в кулаке, вопросительно посмотрел на сына, который сумел взять себя в руки и вновь обратился к Донахью:
– Вы оклеветали моего отца в присутствии свидетелей. – Он взглянул на своего отца. – Собираешься подать на него в суд? Или пусть остается наедине со своей совестью?
– С чем, с чем?
– Папа, ты никогда не станешь полицейским, – произнес Джефф почти что с грустью. – Есть разные тонкости, которыми ты не способен овладеть. Например, давать взятки, принимать подношения, получать процент от нелегальных сделок и иметь парочку банковских счетов на чужое имя. – Он посмотрел на Донахью. – Разве я не прав, шеф? У некоторых людей ведь полно счетов на фальшивые имена?
– Ах ты, мерзкий маленький ублюдок! – У Донахью наконец-то прорезался голос. Он попытался улыбнуться. – Похоже, ты забыл, с кем разговариваешь, а?
– Простите, что лишаю вас этого удовольствия, шеф.
Джефф положил на стол Малера револьвер и полицейский жетон и совсем не удивился, увидев, что его отец тоже кладет на стол свой жетон.
– Ваш револьвер, – хрипло потребовал Донахью.
– Он принадлежит мне, а не полиции. Кстати, дома у меня есть и другие. Со всеми полагающимися лицензиями.
– Я их завтра же аннулирую, мистер полицейский. – Злоба в голосе Донахью хорошо сочеталась с выражением его лица.
– Я не полицейский. – Райдер закурил «Голуаз» и с явным удовлетворением затянулся.
– Погасите свою чертову сигарету!
– Вы, кажется, слышали, что я сказал. Я больше не полицейский. Я простой член общества, а полиция находится на службе у общества. И я не позволю, чтобы мои слуги разговаривали со мной в таком тоне. Аннулируете мои лицензии? Только попробуйте это сделать, и я сразу же обнародую копию имеющегося у меня досье с заверенными дубликатами различных документов. Тогда вам придется аннулировать свой приказ об аннулировании моих лицензий.
– Что означает вся эта чертовщина?
– А то, что подлинник этого досье с огромным интересом прочтут в Сакраменто[3].
– Вы блефуете.
Презрение в голосе Донахью прозвучало бы более убедительно, если бы он не облизнул после этого губы.
– Возможно, – бросил Райдер, с притворным интересом созерцая выпущенное им кольцо дыма.
– Предупреждаю вас, Райдер. – Голос Донахью дрожал, причем не только из-за испытываемого гнева. – При первой же вашей попытке вмешаться в ход расследования я посажу вас под арест за препятствование работе правосудия.
– Как же хорошо вы меня знаете, Донахью! А вот я не стану вам угрожать. Помимо всего прочего, мне не доставляет удовольствия видеть жирные телеса, трясущиеся от страха.
Донахью уронил руку на свой пистолет. Райдер медленно расстегнул куртку, распахнул ее и поставил руки на бедра. Его «смит-вессон» оказался у всех на виду, но руки остались свободны от оружия.
Донахью приказал лейтенанту Малеру:
– Арестуйте этого человека!
– Не стройте из себя большего идиота, чем вы есть, Донахью, – с холодным презрением бросил Данн. – И не ставьте своего лейтенанта в неудобное положение. На каком основании вы хотите его арестовать, позвольте спросить?
Райдер застегнул куртку, повернулся и вышел из кабинета. Джефф последовал за ним. Они уже собирались сесть в «пежо», когда их догнал Данн.
– Вы считаете, это было умно?
Райдер пожал плечами:
– Все шло к тому.
– Он опасный человек, Райдер. На прямое столкновение он не пойдет, это всем известно, но спину ему подставлять не советую. У него могущественные друзья.
– Я знаю его друзей. Такие же мерзкие подонки, как он сам. Половина из них должна сидеть за решеткой.
– И все-таки лучше не попадаться им темной ночью. Вы, конечно, собираетесь продолжать это дело?
– На случай если вы забыли, речь идет о моей жене. Думаете, мы поручим ее нежной заботе этого жирного борова?
– А если он станет вставлять вам палки в колеса?
– Не наводите моего отца на такие приятные мысли, – усмехнулся Джефф.
– Что вы, что вы. Я говорил, что хотел бы работать с вами, Райдер. И с вами, молодой человек, если пожелаете. Мое предложение остается в силе. В ФБР всегда найдется дело для предприимчивых и честолюбивых молодых людей.
– Спасибо. Мы обдумаем это предложение. Если нам понадобится помощь или совет, можно связаться с вами?
Данн внимательно посмотрел на них и кивнул:
– Разумеется. Номер моего телефона вам известен. Ну что ж, у вас есть выбор. У меня его нет. Хочешь не хочешь, а придется работать с этим жирным боровом, как вы удачно его назвали. Он имеет большой политический вес в долине. – Данн попрощался с каждым из них за руку. – Берегите спины!
Уже в машине Джефф спросил:
– Собираешься поразмыслить над его предложением?
– Черт побери, конечно нет. Это все равно что попасть из огня да в полымя. И не потому, что Сассун, возглавляющий калифорнийское отделение ФБР, – человек бесчестный. Он, безусловно, достоин доверия. Но он слишком правильный, всегда следует инструкциям и не поощряет проявления инициативы. Нам ведь это не нужно?
* * *
Марджори Хонер, медноволосая девушка, выглядевшая слишком юной для замужней дамы, сидела рядом со своим супругом, одетым в форму таможенника, и внимательно разглядывала клочки бумаги, разложенные на столе.– Ну же, крестница, – сказал Райдер. – Такой умнице, как ты, стоит только взглянуть...
Марджори подняла голову и улыбнулась.
– Все довольно просто. Надеюсь, это имеет для вас какой-то смысл. Здесь написано: «Посмотри на обороте своей фотографии».
– Спасибо, Марджори.
Райдер снял телефонную трубку и сделал два звонка.
* * *
После ухода Хонеров прошел час с небольшим. Райдер с сыном как раз закончили поглощать содержимое кастрюльки, которую Сьюзен оставила в духовке, когда появился доктор Яблонский с портфелем в руке. Он произнес без всякого выражения:– Вы, наверное, сошли с ума. Везде болтают, что вас обоих с треском выкинули из полиции.
– Вовсе нет, – с достоинством возразил Райдер. – Мы сами уволились. Добровольно. Правда, только на время.
– Вы сказали, на время?
– Именно. В данный момент меня не устраивает быть полицейским, так как это ограничивает сферу моей деятельности.
– Ты действительно сказал «на время»? – спросил Джефф.
– Конечно. Вернемся назад, когда гроза минует. Мне ведь надо жену содержать.
– Но Донахью...
– Насчет Донахью не волнуйся. Пусть он волнуется сам за себя. Доктор, что-нибудь выпьете?
– Шотландское виски, если у вас есть. Райдер подошел к небольшому бару и откинул дверцу, за которой обнаружилась впечатляющая коллекция разнообразных бутылок.
– У вас богатый выбор, – удивился Яблонский.
– Сам я пью пиво. А все эти бутылки – для моих друзей. Надолго хватает, – добавил сержант несколько непоследовательно.
Яблонский вынул из портфеля папку.
– Вот досье, которое вы хотели получить. Достать его оказалось не так-то просто. Фергюсон как на иголках. Нервный какой-то.
– Фергюсон честный человек.
– Да я знаю. Это фотокопия дела. Я не хотел, чтобы Фергюсон или ФБР заметили отсутствие оригинала.
– Но почему Фергюсон так нервничает?
– Трудно сказать. Он вообще стал уклончивым. Возможно, чувствует, что может вылететь с работы, поскольку его систему охраны оказалось так легко взломать. И потом, он немного напуган. Впрочем, за последние часы мы все, наверное, испытали чувство страха. Уж я-то точно. – Яблонский помрачнел. – Я даже беспокоился, – с извиняющейся улыбкой добавил он, – что мое пребывание здесь, мое общение с бывшим полицейским будет замечено.
– Поздно беспокоиться. Вас уже заметили.
Яблонский сразу перестал улыбаться.
– Что?
– Примерно в пятидесяти метрах отсюда, через дорогу, стоит закрытый фургон. Водителя в кабине нет. Он сидит внутри фургона и ведет наблюдение за моим домом через одностороннее стекло.
Джефф быстро встал и подошел к окну.
– И давно он здесь? – спросил он.
– Всего несколько минут. Появился одновременно с доктором Яблонским. Уже ничего нельзя было сделать. – Райдер на мгновение задумался, а затем сказал Джеффу: – Меня не слишком устраивает, что вокруг моего дома шныряют ищейки. Открой мой шкафчик с оружием и выбери себе любой пистолет. Там, кстати, найдешь и парочку старых полицейских жетонов.
– Он наверняка знает, что я больше не полицейский.
– Конечно знает. Думаешь, у него хватит смелости сказать это и тем самым выдать Донахью?
– Вряд ли. Ну и что я должен сделать? Застрелить его?
– Заманчивая мысль, но, к сожалению, я должен сказать «нет». Рукояткой пистолета выбей окно и прикажи ему выйти. Фамилия этого человека – Раминов, внешне он несколько смахивает на ласку и такой же увертливый. У него при себе оружие. Донахью считает его своим лучшим секретным агентом. Я слежу за ним уже многие годы. Он не полицейский, а преступник, отсидевший несколько сроков. В машине ты найдешь полицейский передатчик. Потребуй у него соответствующую лицензию. Лицензии, конечно, не окажется. Затем попроси предъявить полицейское удостоверение. Его тоже не будет. Потом немного пошуми, как обычно, и прикажи ему немедленно убраться.
Джефф широко улыбнулся:
– Отставка имеет свои преимущества.
Яблонский с сомнением посмотрел вслед молодому человеку.
– Вы очень уверены в своем сыне, сержант.
– Джефф умеет за себя постоять, – спокойно произнес Райдер. – Ну, доктор, надеюсь, вы не будете уклончивы и поведаете мне, почему Фергюсон был уклончив.
– Что ж, – нахмурился Яблонский, – видно, придется это сделать.
– Так он действительно уклонялся от разговора со мной?
– Да. Я беспокоюсь за вашу жену гораздо больше, чем вы себе представляете. И думаю, вы имеете полное право знать абсолютно все, что может помочь.
– А я думаю, по этому поводу стоит еще выпить.
То, что Яблонский опустошил свой стакан и даже не заметил этого, показывало меру его озабоченности. Райдер прошел к бару и вернулся на место.
– Так о чем же он мне не рассказал?
– Вы спрашивали его относительно похищения радиоактивных материалов, и он сказал, что ничего не знает. На самом деле он знает так много, что у него отбило охоту говорить об этом. Возьмем недавнее дело о «гематитовом похмелье», названное так, вероятно, потому, что вызвало головную боль у всех, кто занимается охраной атомных объектов. Гематит – это объект на Миссури, который находится в ведении Комиссии по атомной энергии в районе Мексиканского залива. Там обычно хранится до тысячи килограммов урана-235. Сырье для его производства поступает на объект в бутылях из Портсмута, штат Огайо. Готовый, обогащенный, высококачественный материал перевозится затем на грузовике из Гематита в Канзас-Сити, а оттуда на самолете – в Лос-Анджелес. Там его грузят в фургон, который, преодолев расстояние в двести километров по пустынным дорогам, доставляет уран на атомную станцию в Сан-Диего. Три перевозки буквально у всех на виду. Хотите знать шокирующие подробности?
– Могу себе их представить. Но почему Фергюсон скрытничает?
– Понятия не имею. Все охранники – профессиональные молчуны. Итак, пропадают целые тонны этого чертова вещества. И это вовсе не секрет, а достояние общественности.
– Если верить доктору Дюрреру из УЭИР, с которым я разговаривал всего несколько часов назад, правительственная компьютерная система чуть ли не сразу может сообщить об отсутствии сколько-нибудь значительного количества расщепляющихся материалов.
Яблонский недовольно скривился и поспешил убрать с лица недовольство, вновь приложившись к виски.
– Интересно, что он подразумевает под «значительным количеством»? Десять тонн? Этого вполне хватит, чтобы сделать несколько сотен атомных бомб! Доктор Дюррер либо несет полную чушь, что на него совсем не похоже, либо намеренно темнит. УЭИР так и не может оправиться с тех пор, как ЦФУ дало им по мозгам. Кажется, это случилось в июле семьдесят шестого.
– А что такое ЦФУ?
– Центральное финансовое управление.
Яблонский замолчал, так как в комнату вошел Джефф и разложил на столе какие-то предметы. Выглядел он очень довольным собой.
– Он убрался. По-моему, направился к ближайшему болоту. – Джефф стал демонстрировать свою добычу. – Полицейский передатчик: лицензии у него не оказалось, поэтому я не мог позволить ему держать передатчик, верно? Револьвер: этот тип явный уголовник, поэтому револьвер оставить ему я тоже не мог. Водительские права: он предъявил их вместо полицейского удостоверения, которого, разумеется, не имеет. Цейссовский бинокль с печатью «Л. А. П. У»: как попал к нему бинокль, он объяснить не мог и клялся всеми святыми, будто ему даже в голову не приходило, что эти буквы означают «Лос-Анджелесское полицейское управление».
– Мне всегда хотелось иметь такой, – сказал Райдер.
Яблонский насупился, выражая свое неодобрение, но тут же справился с этим чувством таким же способом, каким до этого справился со своим недовольством.
– Я записал номер его автомобиля, поднял капот и переписал номера двигателя и ходовой части. А затем сказал ему, что все эти номера и конфискованные предметы вечером будут доставлены в полицейское управление.
– Ты понимаешь, что ты наделал? – спросил Райдер. – Ты же совершенно расстроил нашего шефа Донахью. По крайней мере, он будет совершенно расстроен через несколько минут. – Он притворился огорченным. – Как бы мне хотелось подключиться к его прямой линии! Ему придется заменить все оборудование, что само по себе довольно неприятно, но и вполовину не так неприятно, как необходимость заменить фургон.
– А зачем ему это делать? – спросил Яблонский.
– Потому что этот фургон спекся. Если Раминова возьмут в этом фургоне, то он тут же заложит Донахью. Вот какими лицами окружает себя начальник полиции и вот кому доверяет.
– Но Донахью может задержать любой запрос.
– Ему это не удастся. Джон Аарон, издающий газету «Экземинер», уже многие годы ведет борьбу против коррупции полиции в целом и Донахью в частности. Стоит послать ему письмо с запросом, почему Донахью не принял никаких мер по полученной информации, как это письмо моментально будет опубликовано на первой странице газеты. Ты говоришь, он направился в болото, Джефф? Я бы на его месте сразу поехал к Кипарисовому утесу. Шестьдесят метров до поверхности Тихого океана и восемнадцать метров глубины. Там все дно завалено старыми машинами. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты взял машину, съездил туда и бросил в воду всю эту конфискованную дрянь. Да, и прибавь к этим железкам мои старые полицейские жетоны.
Джефф скривил губы.
– Уж не думаешь ли ты, что у этого старого болвана хватит наглости приехать с обыском?
– Именно так он и сделает. Состряпает какое-нибудь фальшивое основание. Он и раньше частенько так поступал.
Джефф с непроницаемым лицом спросил:
– И даже может обвинить тебя в утаивании вещественных доказательств, найденных на станции?
– Он способен на все.
– Есть люди, которых лучше не доводить, – заметил Джефф и направился к автомобилю.
– Что он хотел сказать? – спросил Яблонский.
– Бог его знает. Разве поймешь нынешнее поколение? Вы упомянули о ЦФУ. Что там насчет него?
– Ах да. ЦФУ подготовило доклад о пропажах радиоактивных материалов для правительственного учреждения с примечательным названием «Подкомитет по энергетике и окружающей среде, занимающийся вопросами малого бизнеса». Доклад был и продолжает оставаться засекреченным. На его основе подкомитет сделал заявление для прессы. Выяснилось, что ЦФУ весьма низкого мнения об УЭИР, считает, что там занимаются не своими делами. Более того, стало известно, что с тридцати четырех станций, производящих уран и плутоний, пропали тонны радиоактивных материалов – точное количество не указывается. ЦФУ ставит под сомнение способность УЭИР вести учет и контроль и предоставлять точную информацию о наличии или отсутствии материалов.
– Вряд ли это понравилось доктору Дюрреру.
– В УЭИР все прямо с цепи сорвались. Сделали заявление, что на любой станции до ста километров всяких труб, а если это умножить на тридцать четыре – общее количество станций, то получится почти три с половиной тысячи километров труб, в которых полным-полно радиоактивного материала. ЦФУ полностью с этим согласилось, но испортило все дело, указав, что нет никакой возможности определить, сколько же радиоактивных материалов находится во всех этих трубах.
Яблонский с тоской уставился на дно своего опустевшего стакана. Райдер покорно поднялся, а когда вернулся с новой порцией виски, Яблонский вяло упрекнул его:
– Стараетесь развязать мне язык?
– Вы догадливы. Что ответило на это УЭИР?
– Почти ничего. И они сказали еще меньше, когда эту позицию поддержала Комиссия по ядерной регламентации. В сущности, они сказали только две вещи: что практически любая атомная станция может быть захвачена горсткой вооруженных и решительных людей и что системы контроля за сохранностью материалов несовершенны.
– Вы верите в это?
– Пожалуйста, не задавайте глупых вопросов. Особенно после того, что случилось сегодня днем.
– Выходит, по всей стране могут быть припрятаны десятки тонн радиоактивных материалов?
– Скажите, вы будете ссылаться на мой ответ?
– Кажется, теперь ваша очередь задавать глупые вопросы.
Яблонский вздохнул:
– Вот черт. Да, это вполне возможно и более чем вероятно. Зачем вы задаете все эти вопросы, сержант?
– Еще один вопрос, и тогда я вам отвечу. Лично вы сумеете сделать атомную бомбу?
– Конечно, как и любой знающий ученый, причем не обязательно физик-ядерщик. Тысячи людей способны на это. Некоторые, правда, утверждают, что невозможно создать атомную бомбу, не пройдя тем же путем, которым шли творцы Манхэттенского проекта – весьма долгосрочной, очень сложной и дорогостоящей программы, которая привела к созданию атомной бомбы во время Второй мировой войны. Чепуха. Необходимая информация сейчас вполне доступна. Достаточно написать в Комиссию по атомной энергии, вложить в конверт три доллара, и вам с радостью вышлют экземпляр журнала «Лос-Аламос пример», в котором детально изложены основные принципы создания атомной бомбы. Подороже придется заплатить за книгу "Манхэттенская история. Проект "У" или проект «Лос-Аламос»". Чтобы получить эту книгу, сделайте запрос в Техническое управление Министерства торговли США, и вам вышлют книгу по почте, ответят на все вопросы и, что более ценно, объяснят, какие могут возникнуть проблемы при создании первой атомной бомбы и как их преодолеть. Ужасная информация. Немало соответствующей информации печатается и в открытой прессе. Обратитесь в местную библиотеку, и вы увидите, что там полно материалов, которые следует засекретить. В крайнем случае остается Американская Энциклопедия, которая даст умному человеку ответы на все вопросы.
– Наше правительство чересчур услужливо.
– Что верно, то верно. После того как русские стали взрывать свои атомные бомбы, правительство решило, что нет больше необходимости в секретности. Но они не подумали о том, что какие-нибудь «патриотически» настроенные граждане могут воспользоваться этой информацией против них самих. – Яблонский вздохнул. – Очень легко назвать тогдашнее правительство кучкой идиотов, но ведь они не обладали даром Нострадамуса. Задним умом мы все крепки.
– Ну а водородные бомбы?
– Для этого требуется физик-ядерщик. – Он немного помолчал, а затем добавил с досадой: – Если, конечно, ему больше четырнадцати лет.