Данн посмотрел на деньги.
   – Здесь примерно две тысячи банкнот, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я проверил их все на отпечатки пальцев?
   – Вы или кто-нибудь другой.
   – Ну ладно. А во-вторых?
   – У вас здесь есть наборы для снятия отпечатков?
   – Сколько угодно. А что?
   – Да так, ничего, – туманно заметил Райдер. – Никогда не знаешь, что может понадобиться.
* * *
   Судья Левинтер проживал в великолепном здании, приличествующем человеку, которого все уже считали новым главой Верховного суда штата. Калифорнийское побережье на протяжении нескольких миль застроено самыми разнообразными образцами архитектуры, но даже по этим меркам жилище Левинтера выделялось своей необычностью. Это была точная копия алабамского дома середины девятнадцатого века: ослепительная белизна, двухэтажный портик с колоннами, многочисленные балконы, роскошь окружающих магнолий, изобилие белых дубов и длинных нитей испанского мха, которым здесь, в этих климатических условиях, было совсем не место. В такой роскошной резиденции, которую никто не осмеливался называть просто домом, мог проживать только столп правосудия и нравственности. Но это не соответствовало действительности.
   Когда Райдер с сыном без всякого стука проникли в спальню, они увидели, что защитник нравственности лежит в постели, но не один и даже не со своей женой. Тем не менее судья, бронзовый от загара, седовласый, с белыми усами мужчина, несмотря на бросающееся в глаза отсутствие белого воротничка и черного галстука-ленточки, чувствовал себя уютно на позолоченной викторианской кровати. Этого нельзя было сказать о его подруге, сильно накрашенной молоденькой даме полусвета, которая принадлежала совершенно к другому кругу, к самым, если выразиться деликатно, краям общества. Оба они ошарашенно уставились широко раскрытыми глазами на двух вооруженных людей в масках. У девушки удивленное выражение постепенно сменилось на виноватое в смеси со страхом, судья же, как и следовало предполагать, пришел в ярость. Его реакцию было нетрудно предугадать.
   – Что за дьявольщина! Да кто вы такие?
   – Ясное дело, не ваши друзья, – ответил Райдер. – Вам представляться не надо, а вот кто эта молодая дама? – Не дожидаясь ответа, он обратился к Джеффу. – Перкинс, вы прихватили с собой камеру?
   – Забыл. Простите.
   – Жаль, – Он посмотрел на Левинтера. – Думаю, вам было бы приятно послать вашей жене фотографию, которая продемонстрировала бы ей, что в ее отсутствие вы не изнываете от скуки.
   Гнев судьи сразу утих.
   – Ладно, Перкинс, снимите отпечатки пальцев.
   Джефф не был специалистом, но он сравнительно недавно закончил школу полиции и еще помнил, как берут отпечатки пальцев. Притихший Левинтер отчетливо сознавал, что ситуация ему совершенно неподвластна, поэтому даже не стал возражать и сопротивляться. Закончив с ним, Джефф взглянул на девушку, затем на Райдера, который, помедлив, кивнул головой и сказал, обращаясь к девушке:
   – Никто не причинит вам вреда, мисс. Как ваше имя?
   Она плотно сжала губы и отвернулась. Райдер вздохнул, поднял сумочку, которая могла принадлежать только даме, и вытряхнул содержимое на туалетный столик. Среди предметов нашел конверт и прочитал адрес на нем:
   – Беттина Айвенхоу, восемьсот восемьдесят восемь, Саут-Мейпл.
   Он посмотрел на испуганную девушку, светловолосую, с высокими и довольно широкими славянскими скулами. Если бы не ее усилия усовершенствовать природу с помощью макияжа, она была бы совершенно очаровательна.
   – Айвенхоу? Иванова было бы правильнее. Русская?
   – Нет. Я родилась здесь.
   – Зато ваши родители, готов поспорить, родились где-то в другом месте.
   Девушка ничего не ответила. Райдер еще раз просмотрел содержимое ее сумочки и нашел две небольшие фотографии, каждая с изображением ее и Левинтера. Значит, она была здесь не случайным визитером. Разница в возрасте у любовников составляла сорок лет.
   – Дарби и Джоан[8], – бросил Райдер. Отвращение в его голосе соответствовало жесту, с которым он бросил фотографии на пол.
   – Это шантаж? – Левинтер попытался произнести эти слова с презрением, но у него ничего не вышло. – Вымогательство, да?
   Райдер бесстрастно заметил:
   – Я буду шантажировать вас до самой смерти, если вы действительно таковы, как я думаю. А могу отправить на тот свет, даже не прибегая к шантажу. – Леденящие душу слова повисли в воздухе. – Но сейчас меня интересует нечто другое. Где находится ваш сейф и ключ от него?
   Левинтер невольно фыркнул, почувствовав облегчение.
   – Дешевый воришка!
   – Неподобающие выражения для законника. – Райдер открыл перочинный нож и подошел к девушке. – Ну так что, Левинтер?
   Левинтер с решительным видом сложил руки на груди.
   – И это цвет южного рыцарства!
   Райдер бросил нож Джеффу, который тут же приставил острый конец лезвия ко второму подбородку Левинтера и слегка нажал.
   – Она красная, – сказал Джефф, – такая же красная, как у всех нас. Может, надо было простерилизовать нож?
   – Теперь вниз и вправо, – подсказал Райдер. – Именно там находится яремная вена.
   Джефф передвинул нож и посмотрел на него. Кровь была только на самом кончике узкого лезвия, но Левинтеру, окончательно утратившему всю свою решимость, по-видимому, казалось, что кровь из него так и хлещет.
   – Сейф находится у меня в кабинете, внизу, – хрипло произнес он. – Ключ в ванной.
   – Где именно? – спросил Райдер.
   – В стаканчике, где разводят мыло для бритья.
   – Странное место выбирают честные люди для хранения ключа. Содержимое этого сейфа наверняка представляет интерес. – Сержант отправился в ванную комнату и вернулся через несколько секунд с ключом в руке. – В доме есть прислуга?
   – Нет.
   – Видимо, действительно нет. Представляю, какие волнующие истории они могли бы рассказать вашей жене. Ты ему веришь, Перкинс?
   – В принципе, нет.
   – Я тоже.
   Райдер вынул три пары наручников, еще недавно принадлежавших начальнику полиции. Одну пару он использовал, чтобы приковать правую руку девушки к столбику кровати, вторую – чтобы приковать левую руку Левинтера к другому столбику, а третьей, пропустив ее через ажурную спинку кровати, сковал их свободные запястья. В качестве кляпа он воспользовался наволочками. Прежде чем вставить кляп Левинтеру, Райдер сказал:
   – У такого лицемера, как вы, произносящего гневные речи против вашингтонского оружейного лобби, наверняка полно оружия. Где его искать?
   – В кабинете.
   Джефф начал методически обыскивать комнату. Райдер спустился вниз, отыскал кабинет, нашел шкаф с оружием и открыл его. Никаких автоматов Калашникова. Зато обнаружился необычный пистолет незнакомой марки. Райдер завернул его в носовой платок и опустил в один из карманов своего необъятного пиджака.
   Массивный сейф размером один на два метра и весом не менее четверти тонны был установлен еще в те незапамятные времена, когда у взломщиков не было современной изощренной техники. Запорный механизм и ключ вопиюще не соответствовали своему назначению. Если бы сейф стоял отдельно, Райдер вставил бы ключ без всяких колебаний, но он входил в кирпичную стену на глубину в несколько сантиметров, что выглядело странно для сейфов подобного типа. Райдер поднялся наверх, вынул у Левинтера кляп изо рта и показал нож.
   – Как отключить сигнализацию сейфа?
   – Что еще за сигнализация?
   – Вы слишком быстро сказали мне, где находится ключ. Хотели, чтобы я открыл сейф?
   Второй раз за эту ночь Левинтер почувствовал нечто более ужасное, чем просто боль, когда кончик ножа проткнул кожу на его шее.
   – Так как отключить сигнализацию, чтобы не беспокоить местного шерифа?
   На сей раз Левинтер посопротивлялся, но совсем недолго. Райдер спустился вниз, отодвинул в сторону панель, расположенную сразу за дверью в кабинет, и обнаружил обычный выключатель. Он нажал на него и открыл сейф. Половина сейфа служила шкафом для хранения документов, в котором дела были подвешены на металлических зажимах, передвигающихся по параллельным направляющим. Почти все они были с пометками на страницах и касались разбирательств, которые ранее вел Левинтер. На двух папках значилось: «Личная переписка», хотя личного там ничего не могло быть, поскольку почти все письма оказались подписанными от имени Левинтера его секретаршей, мисс Айвенхоу. Видимо, молодая девушка, находившаяся сейчас в комнате наверху, была настолько предана боссу, что расширила границы своих обязанностей. В верхнем отделении сейфа внимание Райдера привлекли только три вещи: список имен с номерами телефонов, книга Вальтера Скотта «Айвенго»[9]в кожаном переплете и зеленая записная книжка, тоже в кожаном переплете.
   Записная книжка была довольно большой, двадцать на двенадцать сантиметров, и запиралась на латунный замочек – вполне достаточная мера предосторожности от любопытных, но сущий пустяк для людей с дурными наклонностями, обладающих ножом. Райдер открыл книжку и быстро перелистал страницы – они были заполнены цифрами, которые ни о чем ему не говорили. Сержант не стал тратить время впустую. Сам он понятия не имел о криптографии, но это его ничуть не волновало: в ФБР имелся специализированный отдел по дешифровке, сотрудники которого могли расшифровать все, что угодно, за исключением сложных военных кодов, но даже и они поддавались расшифровке при наличии у шифровальщиков достаточного времени. Время. Райдер посмотрел на часы – без минуты одиннадцать.
   Поднявшись в спальню, он увидел, как Джефф методически просматривает карманы многочисленных костюмов, принадлежавших Левинтеру. Сам Левинтер с девушкой продолжали «отдыхать» на кровати. Не обращая на них внимания, Райдер включил телевизор. Он не стал переключать каналы, поскольку сообщение должно было прозвучать по всем программам. Он вообще не стал смотреть на экран. Его ничто не интересовало, кроме парочки на кровати, за которой он пристально следил краем глаза.
   Диктор, будто намеренно одетый в черный костюм и галстук, начал передавать сообщение похоронным голосом. Он ограничился только перечислением фактов: сообщил, что атомная станция Сан-Руфино днем подверглась нападению, что преступникам, похитившим радиоактивные материалы и захватившим заложников, удалось скрыться, затем назвал точное количество похищенных материалов, а также имена, адреса и должности заложников. Не забыл упомянуть о том, что источник информации неизвестен, но подлинность ее подтверждают власти, те самые власти, которые в данный момент интенсивно проводят следствие. «Пустая болтовня, – подумал Райдер. – Какое может быть следствие, если ухватиться не за что!» Он выключил телевизор и посмотрел на Джеффа.
   – Что-нибудь заметил, Перкинс?
   – То же, что и ты. Лицо этого казановы даже не дрогнуло. Никакой реакции. В общем, виновен по всем статьям.
   – Считай, признание налицо. Для него эта новость – вовсе не новость. – Райдер перевел взгляд на Левинтера, на мгновение задумался и изрек: – Я решил, кто будет вашими избавителями. Пошлю сюда репортера и фотографа из журнала «Глоб».
   – Ну разве это не любопытно? – подхватил Джефф. – Готов поклясться, наш донжуан слегка изменился в лице.
   Лицо Левинтера действительно претерпело заметные изменения: его бронзовая кожа приобрела сероватый оттенок, а внезапно округлившиеся глаза чуть не выскочили из орбит. Главная прелесть «Глоб» состояла в том, что его вовсе не обязательно было читать. Журнал специализировался на художественных фотографиях обнаженных красоток, якобы читающих по вечерам Софокла в подлиннике; публиковал снимки, сделанные скрытой камерой, на которых известные всем лица оказываются в недостойных и компрометирующих ситуациях; для самых умных своих читателей журнал готовил статьи с разоблачением различных махинаций, состряпанные в духе крестовых походов против попрания морали и написанные очень доходчивым языком. Редакция трудилась в поте лица, стараясь выполнить свое социальное предназначение и донести благую весть, поэтому неудивительно, что журналисты частенько умалчивали или даже просто забывали о таких пустяках, как международные новости, а из местных событий их внимания удостаивались только самые непристойные происшествия. Не надо было обладать телепатическими способностями, чтобы представить себе, в каком направлении работает мозг судьи: в своем воображении он уже видел первую страницу этого журнала, на которой помещена без всякой ретуши огромная фотография скованных наручниками любовников, снабженная убийственной подписью.
   Вновь спустившись в кабинет, Райдер сказал сыну:
   – Обрати внимание вон на те судебные дела. Возможно, там отыщется что-нибудь интересное, хотя вряд ли. А я пока позвоню.
   Он набрал номер и в ожидании ответа стал просматривать список имен и телефонных номеров, который изъял из сейфа. Наконец он дозвонился и попросил позвать к телефону мистера Джемисона, ночного управляющего телефонной станции. Джемисон подошел почти сразу.
   – У телефона сержант Райдер. Это чрезвычайно важно и конфиденциально, мистер Джемисон. – Джемисон питал иллюзии относительно значимости своей персоны и любил, когда к нему обращались соответствующим образом. – Очень прошу вас помочь мне выяснить адрес по телефонному номеру. – Он назвал номер, подождал, пока его повторили, а затем добавил: – Я думаю, это домашний телефон шерифа Хартмана. Не могли бы вы это проверить и дать его домашний адрес? У меня его нет.
   – Говорите, чрезвычайно важно? – жадно спросил Джемисон. – И совершенно секретно?
   – Вы даже не представляете, насколько важно. Слышали последние новости?
   – Насчет Сан-Руфино? Господи, конечно слышал. Сейчас, сейчас. Неужели все так плохо?
   – Хуже, чем вы можете вообразить. – Райдер терпеливо дождался возвращения Джемисона. – Ну что?
   – Это и в самом деле телефон шерифа. Почему-то засекреченный. Роуэна, сто восемнадцать.
   Райдер поблагодарил и положил трубку.
   – Кто такой Хартман? – спросил Джефф.
   – Местный шериф. Сигнализация от сейфа была проведена к нему. Ты что-то упустил, верно?
   – Знаю.
   – Откуда?
   – Если бы я не упустил, ты бы не стал спрашивать.
   – Ты обратил внимание, как легко Левинтер расстался со своим ключом? Что этот факт говорит тебе о шерифе Хартмане?
   – Ничего особенного. Точнее, ничего хорошего.
   – Вот именно. Число людей, относительно которых Левинтер может оказаться в скандальной, щепетильной ситуации, по всей видимости, достаточно велико. Но он уверен, что шериф Хартман будет молчать. Значит, между ними существует связь.
   – У Левинтера вполне может быть друг-полицейский.
   – Мы говорим не о том, что может быть, а о том, что наверняка есть. Шантаж? Маловероятно. Если бы судья шантажировал Хартмана, то шерифу наконец представилась бы редкая возможность положить шантажу конец раз и навсегда. Левинтер сам может быть жертвой шантажа, но какой в этом смысл? Скорее всего, они повязаны каким-то очень доходным делом. Преступным делом. Честный судья никогда не стал бы компрометировать себя деловыми связями с полицейским. Как бы то ни было, я знаю, что Левинтер продался. О Хартмане мне ничего не известно, но похоже, они одного поля ягоды.
   – Как честные, хоть и безработные полицейские мы должны выяснить, на чем сломался Хартман. Возможно, здесь это уже стало привычным делом.
   Райдер кивнул.
   – А Донахью может подождать? – забеспокоился Джефф.
   – Конечно. Ты что-нибудь выкопал?
   – Полный ноль. Все эти «принимая во внимание», «из которого вытекает» и «вследствие чего» сбивают меня с толку.
   – Забудь об этом. Даже Левинтер не стал бы выражать свои потаенные мысли или преступные намерения на юридическом жаргоне.
   Райдер набрал по телефону еще один номер, подождал немного и сказал:
   – Мистер Аарон? Сержант Райдер беспокоит. Не поймите меня неправильно, но как вы смотрите на то, чтобы послать вашего фотографа сделать снимок уважаемого гражданина, застигнутого в пикантной ситуации?
   Аарон ответил с недоумением, но без неприязни:
   – Я удивлен, сержант. Вы прекрасно знаете, что «Экземинер» – не бульварная газетка.
   – Жаль, а я думал, вы заинтересуетесь грешками судьи Левинтера.
   – Вот как?! – В списке главных мишеней для критических редакционных статей Аарона имена Левинтера и Донахью стояли рядом. – Ну и куда прыгнул этот старый козел на сей раз?
   – Он вообще-то не прыгнул. Он лежит. Лежит в постели со своей секретаршей, которая по возрасту годится ему во внучки. Он прикован к ней наручниками, и оба прикованы наручниками к кровати.
   – О господи! – Аарон закашлялся, пытаясь сдержать смех. – Это меня очень сильно заинтриговало, сержант. Но боюсь, мы все равно не сможем...
   – Никто не просит вас это публиковать. Просто сделайте фотографии.
   – Понимаю. – Наступило молчание. – Вы просто хотите, чтобы он знал, что сделаны фотографии?
   – Вот именно. Я буду очень благодарен, если ваши ребята поддержат мою версию. Я сказал ему, что собираюсь вызвать людей из «Глоб».
   На этот раз Аарон откровенно захихикал.
   – Он, наверное, на седьмом небе от счастья!
   – У него истерика. Огромное вам спасибо. Ключи от наручников я оставлю в кабинете на столе.
   Данн, как и обещал, все еще был в кабинете, когда Райдеры вернулись к нему.
   – Продвигаемся вперед? – поинтересовался Райдер.
   – Не особенно. Почти все время звонят. После того как в новостях сообщили о происшедшем, коммутатор не успевает отвечать. Уже чуть ли не сотни людей видели преступников – и, как обычно, в сотне различных мест. Ну а у вас как?
   – Не знаю. Нам бы очень пригодилась ваша помощь. Во-первых, вот отпечатки пальцев судьи Левинтера.
   Данн недоверчиво посмотрел на них:
   – Он разрешил снять отпечатки со своих пальцев?
   – Вроде того.
   – Должен предупредить вас, Райдер. Если вы свяжетесь с этой старой крысой, то полетите вниз. У Донахью полно влиятельных друзей, но на местном уровне, а вот у Левинтера – во всем округе вплоть до Сакраменто. Только не говорите мне, что вам опять пришлось прибегать к насилию.
   – Конечно нет. Оставили его мирно лежащим в постели без единой царапины.
   – Он вас узнал?
   – Нет. Мы были в масках.
   – Ну, спасибо вам большое! Как будто у меня других дел нет. Вы хоть понимаете, какое осиное гнездо разворошили? И кто будет виноват, когда все это кончится? Разумеется, я. – Он закрыл глаза. – Догадываюсь, кто сделает следующий звонок по этому чертову телефону.
   – Только не Левинтер. Он сейчас несколько ограничен в передвижении. Мы оставили его вместе с секретаршей, приковав наручниками к постели. Кстати, она русская.
   Данн вновь закрыл глаза. Переварив все и подготовившись к неизбежному, он осторожно спросил:
   – Ну и?..
   – Вот самое интересное. – Райдер развернул носовой платок и положил на стол перед Данном пистолет. – Возникает вопрос: зачем честному судье пистолет с глушителем? Вы можете проверить его на отпечатки пальцев? Кстати, пальчики девушки тоже у нас есть. А вот и записная книжка, закодированная. Мне кажется, ключ следует искать в этом экземпляре «Айвенго». Возможно, ФБР удастся это сделать. И наконец, список телефонов. Некоторые из них, скорее всего, не имеют никакого значения, но у меня не было времени выяснять.
   – Еще чем-нибудь я могу быть вам полезен? – с сарказмом произнес Данн.
   – Безусловно. Мне необходима копия личного дела Левинтера.
   Данн отрицательно покачал головой:
   – К нему допущены только работники ФБР.
   – Нет, вы послушайте его, – возмутился Джефф. – После всей этой работы, которую мы для него проделали, после всех ценных улик, что мы ему предоставили прямо в руки...
   – Ну хорошо, хорошо. Но я ничего не обещаю. Куда вы теперь?
   – Еще к одному стражу порядка.
   – Заранее сочувствую ему. Я его знаю?
   – Нет. И я не знаю. Это Хартман. Наверное, он недавно у нас.
   – Чем же этот несчастный навлек на себя ваше недовольство?
   – Он приятель Левинтера.
   – Это, конечно, все объясняет.
* * *
   Хартман жил в небольшом простеньком бунгало на самой окраине города. С точки зрения калифорнийцев, его дом был настоящей трущобой, так как отсутствовал плавательный бассейн. Райдер заметил:
   – Похоже, с Левинтером он подружился совсем недавно.
   – Да, тут он подкачал. Смотри, дверь открыта. Стучать будем?
   – Нет, черт побери.
   Они обнаружили Хартмана сидящим за письменным столом в небольшом кабинете. Это был высокий, могучего телосложения мужчина ростом, наверное, чуть более ста восьмидесяти сантиметров. Но уточнить рост не представлялось возможным, поскольку шериф Хартман был не в состоянии подняться. Кто-то заботливо надпилил пулю с мягким наконечником, которая вошла в голову шерифа через левую щеку и благодаря разрывному эффекту напрочь снесла заднюю часть черепа.
   Обыскивать дом было бесполезно. Тот, кто явился до них, безусловно, изъял все, что могло бы скомпрометировать третью сторону.
   Райдеры сняли у убитого отпечатки пальцев и ушли.

Глава 5

   В ту ночь земля вздрогнула. Не вся земля, конечно, но большая часть жителей Южной Калифорнии почувствовала это. Толчок произошел в 1.25, и колебания почвы ощущались в северном направлении до Мерседа в долине Сан-Хоакина, в южном направлении – до океанского побережья между Лос-Анджелесом и Сан-Диего, в западном направлении – до Сан-Луис-Обиспо, расположенного почти на берегу Тихого океана, в юго-восточном – вплоть до пустыни Мохаве, а в восточном – до Долины Смерти. В Лос-Анджелесе, где никаких разрушений не произошло, этот толчок заметили те, кто не спал, а многое от него проснулись. В других крупнейших центрах штата – Окленде, Сан-Франциско, Сакраменто и Сан-Диего – колебаний не чувствовалось, но чуткие сейсмографы зафиксировали землетрясение, очень слабое, в 4,2 балла по шкале Рихтера.
   Райдер и Джефф, сидя в гостиной сержанта, ощутили толчок и даже видели его: от удара лампа на потолке отклонилась в сторону примерно на пять сантиметров и раскачивалась в течение двадцати секунд, пока не остановилась. Данн, продолжавший работать в своем кабинете, тоже почувствовал удар, но не обратил на него никакого внимания: ему пришлось пережить довольно много колебаний почвы, и к тому же его занимали более важные вещи. Левинтер, к тому времени уже одевшийся (как и его секретарша), почувствовал толчок через посредство открытой двери своего сейфа, оставшееся содержимое которого проверял с некоторой тревогой. Даже Донахью, у которого еще раскалывалась голова и разум был затуманен четырьмя большими порциями виски, смутно почуял – что-то не так. И хотя фундамент Адлерхейма был прочно вделан в очень твердую скальную породу Сьерра-Невады, там особенно остро восприняли происшедший удар, по той простой причине, что эпицентр землетрясения находился не более чем в двадцати километрах от замка. Наиболее четко землетрясение было зафиксировано сейсмической станцией, созданной прямо в глубине гор, в пещере, где у фон Штрайхера некогда находились винные погреба, а также двумя сейсмографами, которые Моро предусмотрительно установил в двух своих резиденциях, расположенных на расстоянии двадцати четырех километров друг от друга в диаметрально противоположных направлениях.
   Естественно, эти удары зарегистрировали и многочисленные институты, которые, в отличие от Моро, имели вполне законный интерес к проблеме. Здесь располагались отделения Центра сейсмологических исследований. Управления водными ресурсами Калифорнии и Калифорнийского технологического института (Калтеха), а также Национального центра геологических исследований в области землетрясений. Последние два, по всей видимости самые важные из четырех, были удобно расположены поблизости от Лос-Анджелеса или Сан-Франциско, то есть тех мест, где могло произойти мощное землетрясение и, как следствие, самые большие разрушения. Институт технологии располагался в Пасадене, а Центр исследований в области землетрясений – в Менло-Парке[10].
   Все четыре института постоянно находились в контакте, что давало им возможность моментально определить с предельной точностью эпицентр любого землетрясения.
   Алек Бенсон был крупным, спокойным человеком пятидесяти с небольшим лет. Если не считать официальных церемоний, которых он всячески избегал, его неизменной одеждой были серый фланелевый костюм и серая рубашка «поло», удачно гармонирующие с седыми волосами, венчавшими его полное, безмятежное и неизменно улыбающееся лицо. Директор сейсмологического центра, он имел два профессорских звания и так много докторских степеней, что многочисленные коллеги по науке простоты ради предпочитали называть его Алеком. Он считался лучшим сейсмологом мира, по крайней мере в Пасадене. Русские и китайцы хотя и подвергали это сомнению, тем не менее всегда первыми выдвигали его в качестве председателя не слишком частых международных сейсмологических конференций. Глубокое уважение к нему вызывало и то, что Бенсон никогда не возносился над коллегами, разбросанными по всему миру. Он обращался за советами так же часто, как и давал их.