— Это какая-то чертовщина! Что все это значит? — спросил Картер.
— Не знаю, следует ли мне отвечать. Я не имею в виду лично вас, генерал. Старшие офицеры вооруженных сил, министры и старшие офицеры полиции имеют право на подобную информацию, но здесь присутствуют гражданские лица...
— Врачи не болтливы. И не склонны передавать информацию в прессу, сэр, — мягко заметил О'Хара.
Хегенбах благосклонно посмотрел на доктора и перевел взгляд на Эйприл.
— А вы что скажете, мисс Венсди?
— Чтобы заставить меня говорить, достаточно пообещать зажать мои пальцы в тиски. В противном случае я буду молчать.
— Как у Брэнсона с тисками? — спросил Хегенбах Хендрикса. — И как он вообще обращается с женщинами?
— Брэнсон — опытный преступник, за ним много всякого числится, но он известен своим галантным отношением к прекрасному полу. Ни разу не участвовал в грабеже, где была бы замешана женщина, и тем более никогда ни одна дама из-за него не пострадала.
— Но мистер Ревсон сказал мне... — начала Эйприл.
— Как я понимаю, Ревсон хотел вас хорошенько напугать, и ему это удалось.
— Он что же, для достижения цели не гнушается никакими средствами? — спросил Картер.
— В личной жизни он достаточно щепетилен, а в делах... этого за ним пока не замечали. Что же касается предметов, о которых он нас просит — в наших баллончиках с аэрозолью — тот же самый газ, которым воспользовался Брэнсон при захвате заложников. Последствий от него никаких — мисс Венсди может это подтвердить. Что касается ручек — они выглядят как обыкновенные ручки, но стреляют иголками, способными вывести человека из игры.
— А почему они разного цвета? — спросил адмирал.
— Красные оказывают более длительное воздействие.
— "Более длительное" — значит, навсегда?
— Может, и так. Упомянутый воздушный пистолет стреляет практически бесшумно.
— А как насчет отравленных пуль?
— Кончики пуль смазаны ядом, — неохотно ответил Хегенбах.
— Каким?
— Цианистым калием, — совсем уж смущенно признался директор ФБР.
Наступило довольно неприятное молчание.
— Этот ваш Ревсон, он что, прямой потомок гунна Аттилы? — мрачно поинтересовался Ричардс.
— Его деятельность всегда очень результативна, сэр.
— Ничего удивительного, если принять во внимание, что он использует подобное оружие. Ему приходилось убивать?
— Как и тысячам офицеров полиции.
— И каков же его счет на текущий момент?
— Откровенно говоря, не знаю, сэр. В своих отчетах Ревсон указывает только существенные детали.
— "Только существенные!" — как эхо, повторил за Хегенбахом Ричардс. Вице-президент покачал головой и ничего не сказал.
— Прошу прощения, джентльмены, я должен на минутку прервать нашу работу, — Хегенбах что-то написал на листке из блокнота и передал его своему сотруднику, ожидавшему за дверью.
— Все перечисленное мне нужно не позже чем через час.
Вернувшись на место, директор ФБР снова взял в руки отчет Ревсона.
— Итак, продолжим.
"За то небольшое время, которое у меня было, я попытался составить представление о характере Брэнсона. Этот человек способен генерировать идеи, планировать и блестяще воплощать свои замыслы. Прекрасный организатор. Из него получился бы отличный генерал — Брэнсон великолепно владеет и стратегией, и тактикой, но на свете нет ничего соверщенного. И у него есть свои недостатки. Надеюсь, мы сможем ими воспользоваться, чтобы его обыграть. Лидер похитителей слепо верит в собственную непогрешимость — в этом уже кроется зародыш его будущих неудач. Непогрешимых нет. Кроме того, Брэнсон чрезвычайно тщеславен. Это хорошо было видно на пресс-конференции. На его месте я не стал бы так долго задерживать журналистов на мосту — у меня бы они через пять минут вернулись обратно. Создается впечатление, что Брэнсон не догадывается о возможном внедрении в ряды журналистов агентов ФБР. Вывод напрашивается сам собой: у этого человека недостаточно развито чувство опасности.
Пока я не остановился на каком-то определенном плане действий. Хотел бы получить ваши указания. Кое-какие мысли у меня есть, но считаю, что пока это не совсем то, что нужно.
В одиночку с семнадцатью мне не справиться, тем более что эти люди вооружены до зубов. Однако важны только двое. Кое-кто из остальных пятнадцати далеко не глуп, но только Брэнсон и ван Эффен лидеры по натуре. Этих двоих я могу убрать".
— Убрать! — девушка была потрясена. — Этот человек просто чудовище!
— Во всяком случае, реалистически мыслящее чудовище, — сухо заметил Хегенбах и продолжил чтение.
"Их можно убить, но это было бы неразумно. Остальные члены команды Брэнсона в этом случае могут прореагировать слишком бурно, и я не смогу поручиться за жизнь президента и его гостей. Это уже близко к крайним мерам.
Не могли бы вы на ночь поставить под мостом подводную лодку, так, чтобы была видна только верхняя часть рубки? Тогда я смогу передавать сообщения и получать то, что мне понадобится. Можно было попытаться спустить президента по веревочной лестнице длиной в двести футов, но через десять футов он непременно свалится в воду.
Вероятно, имеет смысл подать на тросы напряжение в две тысячи вольт в тот момент, когда люди Брэнсона начнут закладывать взрывчатку. При этом все, находящиеся на мосту или в автобусах, будут в полной безопасности".
— Почему именно две тысячи вольт? — спросил Ричардс.
— Такое напряжение подается на электрический стул, — пояснил Хегенбах.
— Я прошу прощения у тени Аттилы за сравнение с Ревсоном.
"Однако и в этом варианте есть свой недостаток: что произойдет, если в момент подачи напряжения президент или кто-нибудь другой будет стоять, облокотясь о перила, или же сядет на ограждение? Это будет означать досрочные президентские выборы. Мне нужен квалифицированный совет. Может, лучше направить лазерный луч на взрывчатку, когда ее подготовят к взрыву? Лазер прорежет брезентовый мешок, взрывчатка начнет падать на мост, детонировать и взрываться. В этом случае она начнет взрываться в воздухе, так что ущерб от взрыва будет небольшим, мост, скорее всего, не упадет. Будет хуже, если лазерный луч инициирует взрыв на месте. Нужен совет. Проконсультируйтесь со специалистами.
А что, если каким-то образом, например под прикрытием тумана, десантировать людей в башню? Имеет ли смысл устроить дымовую завесу? Тут, конечно, все будет зависеть от направления ветра. Если бы удалось высадить десант в башню, т© можно попытаться вывести из строя лифты. Если кто-то и доберется до вершины башни по лестнице, то после такого подъема толку от него будет мало.
Есть и другой вариант: можно отравить еду. Существует ли какой-нибудь яд, который действует через полчаса или через час? В этом случае каждый поднос нужно пометить так, чтобы он попал тому, кому предназначен. Однако прежде придется изолировать Брэнсона — его реакция, если кто-нибудь умрет, едва прикоснувшись к еде, очевидна".
— Доктор, что вы скажете, есть такие яды? — спросил Хегенбах у О'Хары.
— Есть, я в этом абсолютно уверен. Однако яды — не моя специальность, лучше проконсультироваться с доктором Исааком, это в его компетенции. Он лучший в стране специалист в данной области. Екатерина Медичи ему и в подметки не годится.
— Спасибо, мы обязательно воспользуемся вашим советом, — директор ФБР перешел к заключительной части доклада Ревсона.
«Каковы ваши предложения? Сам я в ближайшее время собираюсь вывести из строя устройство, инициирующее взрыв по радио. Постараюсь сделать это так, чтобы по его виду никто не догадался, что в нем что-то неладно. Само по себе это несложно, главное — попасть в вертолет, но он освещается днем и ночью и хорошо охраняется. Все же я попытаюсь. Возможны крайние меры. Пока все».
— Вы упомянули крайние меры. Что имеется в виду? — спросил адмирал Ньюсон.
— Я знаю об этом не больше вас и могу только догадываться. Что имел в виду Ревсон, знает только он. Хочу, чтобы у каждого из нас была копия этого доклада, поэтому я сейчас отдам его размножить. Через несколько минут у всех участников дискуссии будет свой экземпляр.
Выйдя из комнаты, Хендрикс нашел Джекобса и велел ему сделать десять копий.
— Последний абзац не копируйте. И ради Бога, верните мне оригинал — он ни в коем случае не должен попасть в чужие руки.
Скоро Джекобс принес в комнату готовые копии. Раздав присутствующим шесть из них, остальные четыре и оригинал он отдал своему начальнику. Последний документ Хегенбах тут же сложил и сунул его во внутренний карман. Потом все семеро принялись внимательно изучать доклад Ревсона. Они читали его снова и снова.
— Ревсон так все изложил, что не осталось места для игры воображения, — пожаловался генерал Картер. — Возможно, у меня сегодня просто спад умственной активности.
— У меня, видимо, тоже, — отозвался адмирал. — Судя по всему, ваш агент основательно все продумал. Хорошо иметь союзником подобного человека.
— Это верно. Но даже Ревсону нужны возможности для маневра. А у него их нет.
— Как я понимаю, это не в моей компетенции, но, мне кажется, все дело в вертолетах. Мы можем их уничтожить? — осторожно спросил Квори.
— Уничтожить вертолеты — не проблема, — ответил Картер. — Для этой цели можно использовать самолеты, пушки, ракеты, управляемые противотанковые ракеты. Но почему именно вертолеты?
— Брэнсон и его команда могут покинуть Золотые ворота только с помощью вертолетов. Пока эти люди на мосту, они не станут его взрывать. Иначе что же будет с ними?
Картер был явно не в восторге от соображений секретаря казначейства.
— Во-первых, Брэнсон прикажет прислать ему кран и скинет неисправные вертолеты в воду, а нас заставит срочно прислать замену. В противном случае мы получим уши президента. Во-вторых, при использовании ракет и снарядов обязательно пострадают люди. В-третьих, вам не приходило в голову, что при этом будет уничтожено устройство, которым Брэнсон собирался инициировать взрыв на расстоянии, и в результате Золотые ворота окажутся взорваны? Лишившись поддерживающих тросов с одного конца, мост провиснет. Угол провисания может оказаться таким, что люди не удержатся на его поверхности. Узнай президент и его гости, чья это идея, и их последними мыслями будут проклятья в ваш адрес.
— Нет, уж лучше считать деньги! Я же говорил, что военные операции — не моя область, — вздохнул Квори.
— Предлагаю всем двадцать минут молча подумать, потом обсудить возникшие идеи, — предложил Ричардс.
Его предложение было принято, и дискуссия возобновилась двадцать минут спустя.
— Итак, господа, какие есть идеи? — обратился к собравшимся Хегенбах.
Наступило молчание.
— В таком случае я предлагаю начать обсуждение наиболее приемлемых предложений Ревсона.
Машина «скорой помощи» вернулась на мост около шести часов вечера. Встретили ее очень доброжелательно и с интересом. Брэнсону нечем было заняться, кроме организации телешоу, делать ему было абсолютно нечего. Сейчас его не слишком радовала даже возможность появиться на телеэкранах всего мира, а середина моста сама по себе не слишком веселое место.
Когда бледная Эйприл нетвердой походкой вышла из машины, первым ее приветствовал Брэнсон.
— Как вы себя чувствуете?
— Полной идиоткой, — девушка закатала рукав и показала следы от уколов, которые ей сделал О'Хара несколько часов назад. — Два укола, и я готова прыгать, как зайчик.
Чуть покачиваясь, девушка прошла и тяжело опустилась на один из многочисленных стульев. Ее тут же окружили коллеги.
— На мой взгляд, здоровой она не выглядит, — заметил Брэнсон, обращаясь к доктору.
— Ну, полностью выздоровевшей ее считать нельзя, — согласился доктор. — При одинаковых симптомах причины нередко оказываются различными. Мои догадки подтвердились: у девушки эмоциональная травма. Ей ввели успокаивающее, и последние два часа она спала. Сейчас Эйприл все еще под действием лекарства. Наш психиатр, доктор Герон, не хотел, чтобы она возвращалась, но малышка подняла такой шум! Заявила, что это единственная в ее жизни возможность наблюдать чрезвычайную ситуацию и что она ни за что ее не упустит. Доктору пришлось уступить. Не волнуйтесь, я привез столько лекарств, что нам хватит на неделю, если не больше.
— Будем надеяться, что мы не останемся здесь больше двух суток.
Ревсон подождал, пока коллеги пообщаются с Эйприл и отправятся смотреть телевизор. В этот момент как раз повторяли утренний репортаж с моста. Ревсон ничуть не удивился тому, что именно Брэнсон больше всех заинтересовался передачей. Других развлечений, кроме телевизора, на мосту не было. Единственным занятым человеком в этой компании был Крайслер, который периодически навещал третий автобус. Его регулярные визиты очень заинтересовали Пола, и ему захотелось узнать их причину.
Наконец Эйприл осталась одна. Ревсон подошел к ней и сел рядом. Девушка холодно посмотрела на него.
— Что с вами? — спросил он.
Она не ответила.
— Можете ничего мне не говорить. Я и так вижу — кто-то настроил вас против меня.
— Да. Вы сами. Не люблю убийц. Особенно таких, которые хладнокровно планируют свои убийства.
— Ну-ну! Вам не кажется, что вы несколько сгущаете краски?
— Разве? А пули с цианистым калием? А ручки, убивающие людей? Нетрудно представить, как вы стреляете человеку в спину.
— Ну-ну, бедная девочка! Зачем же так горько! Во-первых, я пускаю в ход оружие только в случае крайней необходимости. Во-вторых, использую его, чтобы спасти жизни других людей, предотвратить убийство ни в чем не повинных, хотя вы, возможно, думаете иначе. В-третьих, мертвому все равно, куда ему выстрелили. В-четвертых, вы подслушивали.
— Я присутствовала при чтении шифровки.
— Людям свойственно ошибаться. Им не следовало этого делать. Можно было бы наговорить банальностей вроде того, что я выполняю свой долг перед налогоплательщиками, но что-то сейчас не в настроении.
Эйприл внимательно посмотрела на Пола. Судя по его голосу и суровому выражению лица, он действительно был не в настроении.
— Я должен делать свое дело и делаю его. Вы же просто не понимаете, о чем говорите, так что лучше воздержитесь от критики. Надеюсь, вы привезли то, что я просил? Где оно?
— Не знаю. Спросите у доктора. Он опасался, что по возвращении нас могут допросить, а машину обыскать, поэтому решил мне не говорить.
— Здравая мысль! О'Хара не глуп.
Девушка вспыхнула, но Ревсон сделал вид, что ничего не заметил.
— Вы все привезли?
— Думаю, да.
— Нечего обижаться. Не забудьте, вы и так увязли в этом деле по уши. Хегенбах передал мне какие-нибудь указания?
— Да. Но я ничего не знаю. Спросите у доктора, — с горечью повторила она. — Видимо, это лишний раз подтверждает, что мистер Хегенбах тоже далеко не глуп.
— Не принимайте все это близко к сердцу, — Пол ласково улыбнулся и похлопал девушку по руке. — Вы прекрасно справились со своей задачей. Большое спасибо!
Эйприл нерешительно улыбнулась.
— Кто знает, может быть, я — тоже человек, мистер Ревсон.
— Зовите меня Полом. Все может быть, — он еще раз улыбнулся и ушел.
Ревсон не желал обижать Эйприл, но все же не стал объяснять ей, что последние несколько минут были чистой воды спектаклем, рассчитанным на одного-единственного зрителя — Брэнсона, который некоторое время наблюдал за молодыми людьми. К счастью, он быстро утратил интерес к происходящему, поскольку рядом не было телекамеры. Нельзя сказать, что Питер в чем-то подозревал Пола и Эйприл, просто он на всех смотрел с подозрением. К тому же мисс Венсди была красивой девушкой, и, вполне возможно, Брэнсон просто не прочь был с ней пообщаться.
Ревсон сел на стул недалеко от Брэнсона и просмотрел последние двадцать минут повтора утренней пресс-конференции. Ему понравилось умело поданное полное драматизма противопоставление группы президента и двух мужчин, закладывающих взрывчатку на Южной башне.
Питер Брэнсон внимательно смотрел этот повтор, по-видимому, о большем он не мог и мечтать. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Лицо его всегда отражало только то, что ему хотелось, но не истинные мысли и чувства. По окончании передачи Брэнсон подошел к Полу.
— Вы ведь Ревсон, не так ли?
Ревсон кивнул.
— Как вам понравилась передача?
— Так же, как и миллионам других телезрителей, — Ревсон подумал о том, что тщеславие — ахиллесова пята его собеседника. Брэнсон, вероятно, считал себя гением и был не прочь услышать об этом от других. Этот репортаж оставляет ощущение нереальности происходящего. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
— Но ведь все это правда" не так ли? Вам не кажется, что это многообещающее начало?
— Я могу процитировать эту вашу фразу в печати?
— Конечно. Если хотите, можете считать наш разговор эксклюзивным интервью. Что вы думаете, как дальше будут развиваться события?
— Так, как вы их запрограммировали. Не вижу ничего, что могло бы вам помешать. К сожалению, вы поставили наше правительство в очень трудное положение.
— Вы об этом сожалеете?
— Разумеется. Вы, видимо, гениальный преступник, но все же преступник, а значит, негодяй. И вы никогда не сможете заставить меня поверить, что белое — это черное, а черное — это белое.
— Мне нравится ваша мысль. Могу я, в свою очередь, процитировать вас при необходимости? — Казалось, Брэнсон был очень доволен разговором. Тонкокожим его вряд ли можно было назвать.
— Увы, у нас нет защиты авторских прав на устные высказывания.
— Да, это серьезная недоработка, вызывающая всеобщее недовольство. — Подобное обстоятельство не слишком огорчило Брэнсона. — У вас необычный фотоаппарат.
— Верно, хотя его нельзя назвать уникальным.
— Могу я взглянуть?
— Пожалуйста. Но если он вас интересует не как фотолюбителя, а по другим причинам, то вы опоздали часа на четыре.
— Что вы хотите этим сказать?
— У вас достойный помощник, мистер ван Эффен. У него такой же, как у вас, подозрительный склад ума. Он уже осматривал мой аппарат.
— В нем нет радиопередатчика или оружия?
— Посмотрите сами.
— Похоже, в этом нет необходимости.
— У меня вопрос. Я не хочу преуменьшать достоинств вашей разносторонней личности, но...
— Вы рискуете, Ревсон.
— Вовсе нет. У вас репутация преступника, не склонного к насилию, — Пол махнул рукой. — Так вот, мне хотелось понять, зачем вам все это? Вы могли бы сделать любую карьеру, ну, например, в бизнесе.
— Пробовал, — вздохнул Брэнсон. — Вам не кажется, что бизнес скучноват? Моя нынешняя деятельность требует разнообразных способностей и не надоедает, — он немного помолчал. — Да вы и сам странный человек. Утверждаете, что фотограф, а разговариваете и ведете себя не как фотограф.
— А как, по-вашему, должны себя вести люди нашей профессии? И как они должны разговаривать? Вот вы смотрите на себя в зеркало, когда бреетесь. Разве вы выглядите, как преступник? Вы смотритесь, как вице-президент компании с Уолл-Стрит.
— Счет равный: один-один. А как называется ваша газета или журнал?
— Вообще-то я вольный художник, но сейчас представляю лондонскую «Таймс».
— Но вы же американец?
— Новости не знают границ. Во всяком случае, в наше время. Я предпочитаю работать за рубежом, в тех местах, где чувствуется, что жизнь кипит, — Ревсон еле заметно улыбнулся. — Так было до сегодняшнего дня. Дольше всего я работал в Юго-Восточной Азии, но теперь мне чаще приходится работать в Европе и на Ближнем Востоке.
— В таком случае, что вы здесь делаете?
— Здесь я оказался совершенно случайно, по пути из Нью-Йорка в Китай. Еду в очередную командировку.
— И когда вы должны туда отправиться?
— Завтра.
— Завтра? В таком случае, вам нужно уехать с моста сегодня вечером. Я же говорил, что представители средств массовой информации вольны покинуть мост, когда им заблагорассудится.
— Да вы с ума сошли!
— Значит, Китай подождет?
— Конечно. Если только вы не надумаете похитить председателя Мао.
На губах Брэнсона снова появилась дежурная улыбка, никогда не затрагивающая его глаз. Он ушел довольный собой.
Ревсон с фотоаппаратом в руках стоял у третьего автобуса, напротив правой передней двери.
— Вы не возражаете? — вежливо осведомился он.
Крайслер обернулся, удивленно посмотрел на фотографа и улыбнулся.
— За что мне такая честь?
— Мой аппарат устал снимать Брэнсона и всевозможных шишек. Теперь я составляю галерею подручных Брэнсона, — Ревсон улыбнулся, чтобы его слова прозвучали не очень обидно.
— Вы ведь Крайслер, да? Специалист по средствам связи?
— Так меня называют.
Ревсон сделал пару снимков, поблагодарил Крайслера и ушел. Чтобы его истинная цель не стала очевидна, он сделал еще несколько видовых снимков, потом заснял нескольких человек из команды Брэнсона. Казалось, все эти люди переняли от своего лидера бодрость духа и уверенность в себе. Уступая требованию Брэнсона, они соглашались сниматься, порой даже охотно. Сделав последний снимок, Ревсон прошел к западному ограждению моста, сел на поребрик, закурил сигарету и задумался.
Сотни фотографий и множество репортажей уже были переданы в газеты, и теперь около двадцати журналистов бесцельно бродили по мосту. Несколько минут спустя к нему неторопливой походкой подошел О'Хара и сел рядом. Ревсон сделал пару снимков доктора.
— Я видел, как вы разговаривали с мисс Венсди. Она очень обижена, не так ли?
— Да, мисс Венсди могла бы быть и повеселей. Вы все привезли?
— Оружие и указания.
— И это должным образом замаскировано?
— По-моему, да. Обе ручки висят у меня на доске для записей. Все желающие могут ими полюбоваться и привыкнуть к их существованию. Воздушный пистолет с отравленными пулями — внутри оборудования для реанимации. Комплект запечатан, и его нельзя вскрыть, не сломав печати. Если его вскроют, с медицинской точки зрения ничего страшного не произойдет. Пистолет лежит под фальшивым дном. Предполагается, что вы знаете, как его достать. Нужно отметить, что этот комплект нельзя вскрыть по ошибке.
— Похоже, доктор, вы неплохо развлекаетесь.
— Ну да. Все-таки разнообразие. Это вам не вросшие ногти лечить.
— Мне кажется, вы бы не прочь до конца жизни работать под грифом «совершенно секретно». Как вышло, что именно вас послали сюда с этой машиной?
— Ваш начальник и его коллега из ЦРУ все решили без меня.
— Это значит, что ваша жизнь стала вдвойне секретной. Как насчет моего шнура и контейнеров?
— Вашего шнура и контейнеров? — задумчиво повторил О'Хара, который, казалось, о чем-то глубоко задумался.
— Я просил прислать четыре пустых контейнера. Снаружи на них должны быть наклейки химической лаборатории, чтобы никто не заподозрил их истинного предназначения, а шнур следовало замаскировать под рыболовные снасти с крючками и блесной, — напомнил Ревсон.
— Хотите порыбачить с моста?
— Хочу. Сами знаете, здесь невыносимо скучно.
— Мне почему-то кажется, что скучать нам осталось недолго.
— Полагаю, о газовом баллончике вы тоже не забыли?
— Не забыл, — улыбнулся О'Хара. — Баллончик у меня в машине. Он стоит на полочке над столиком, где его может видеть любой. Это продукция известной в нашей стране фирмы. Ее иногда называют «престижным ароматом Нью-Йорка». Прелестное название, не правда ли? Только в этом баллончике давление в три раза больше обычного — действует на расстоянии десяти футов.
— А фирма по производству косметики знакома со своей усовершенствованной продукцией?
— Конечно, нет. ЦРУ почему-то совсем не заботится о защите своих авторских прав, — задумчиво улыбнулся доктор. — На обратной стороне этого шедевра есть надписи: «Пикантный аромат» и «Беречь от детей», а на лицевой стороне — «Сандал». Представьте, что Брэнсон или кто-то из его людей захотят узнать, как пахнет этот «сандал» и чуть-чуть брызнут?
— Надеюсь, этого не случится. Я сегодня же вечером заберу у вас аэрозоль и ручки. А где указания Хегенбаха?
— Не одного Хегенбаха, а Хегенбаха и компании. Над этими инструкциями трудился целый комитет, включая вице-президента, адмирала Ньюсона, генерала Картера, Хендрикса, Квори и Мильтона.
— А также вас и Эйприл Венсди.
— Ну, мы люди скромные, знаем свое место. Нашим вкладом в общее дело было молчание. Итак, начнем. Во-первых, нет возможности подать на мост требуемое напряжение. И дело не в том, что есть риск изжарить президента и его гостей, дело в огромной массе металла, из которого состоит этот мост. Эта масса столь велика, что невозможно обеспечить упомянутое напряжение в две чтобы посветить в глаза или в уши. Вы знаете азбуку Морзе?
— Да где уж мне! Я просто собираюсь с помощью фонарика читать книги ночью, не беспокоя соседей, — терпеливо пояснил Ревсон.
— Ваши сигналы ждут с восточной стороны моста, примерно под углом в сорок пять градусов вправо. Два человека будут дежурить там поочередно всю ночь. Они не станут сигналить в ответ. Подтверждением того, что ваше сообщение принято, станет фейерверк в китайском районе Сан-Франциско. Вообще подобные развлечения в городе давно запрещены, но в данном районе полиция закрывает на это глаза. Как-никак, китайский национальный праздник. Было бы интересно посмотреть, как празднуют китайский Новый год. Вскоре после того, как я приехал в Сан-Франциско...
— Не знаю, следует ли мне отвечать. Я не имею в виду лично вас, генерал. Старшие офицеры вооруженных сил, министры и старшие офицеры полиции имеют право на подобную информацию, но здесь присутствуют гражданские лица...
— Врачи не болтливы. И не склонны передавать информацию в прессу, сэр, — мягко заметил О'Хара.
Хегенбах благосклонно посмотрел на доктора и перевел взгляд на Эйприл.
— А вы что скажете, мисс Венсди?
— Чтобы заставить меня говорить, достаточно пообещать зажать мои пальцы в тиски. В противном случае я буду молчать.
— Как у Брэнсона с тисками? — спросил Хегенбах Хендрикса. — И как он вообще обращается с женщинами?
— Брэнсон — опытный преступник, за ним много всякого числится, но он известен своим галантным отношением к прекрасному полу. Ни разу не участвовал в грабеже, где была бы замешана женщина, и тем более никогда ни одна дама из-за него не пострадала.
— Но мистер Ревсон сказал мне... — начала Эйприл.
— Как я понимаю, Ревсон хотел вас хорошенько напугать, и ему это удалось.
— Он что же, для достижения цели не гнушается никакими средствами? — спросил Картер.
— В личной жизни он достаточно щепетилен, а в делах... этого за ним пока не замечали. Что же касается предметов, о которых он нас просит — в наших баллончиках с аэрозолью — тот же самый газ, которым воспользовался Брэнсон при захвате заложников. Последствий от него никаких — мисс Венсди может это подтвердить. Что касается ручек — они выглядят как обыкновенные ручки, но стреляют иголками, способными вывести человека из игры.
— А почему они разного цвета? — спросил адмирал.
— Красные оказывают более длительное воздействие.
— "Более длительное" — значит, навсегда?
— Может, и так. Упомянутый воздушный пистолет стреляет практически бесшумно.
— А как насчет отравленных пуль?
— Кончики пуль смазаны ядом, — неохотно ответил Хегенбах.
— Каким?
— Цианистым калием, — совсем уж смущенно признался директор ФБР.
Наступило довольно неприятное молчание.
— Этот ваш Ревсон, он что, прямой потомок гунна Аттилы? — мрачно поинтересовался Ричардс.
— Его деятельность всегда очень результативна, сэр.
— Ничего удивительного, если принять во внимание, что он использует подобное оружие. Ему приходилось убивать?
— Как и тысячам офицеров полиции.
— И каков же его счет на текущий момент?
— Откровенно говоря, не знаю, сэр. В своих отчетах Ревсон указывает только существенные детали.
— "Только существенные!" — как эхо, повторил за Хегенбахом Ричардс. Вице-президент покачал головой и ничего не сказал.
— Прошу прощения, джентльмены, я должен на минутку прервать нашу работу, — Хегенбах что-то написал на листке из блокнота и передал его своему сотруднику, ожидавшему за дверью.
— Все перечисленное мне нужно не позже чем через час.
Вернувшись на место, директор ФБР снова взял в руки отчет Ревсона.
— Итак, продолжим.
"За то небольшое время, которое у меня было, я попытался составить представление о характере Брэнсона. Этот человек способен генерировать идеи, планировать и блестяще воплощать свои замыслы. Прекрасный организатор. Из него получился бы отличный генерал — Брэнсон великолепно владеет и стратегией, и тактикой, но на свете нет ничего соверщенного. И у него есть свои недостатки. Надеюсь, мы сможем ими воспользоваться, чтобы его обыграть. Лидер похитителей слепо верит в собственную непогрешимость — в этом уже кроется зародыш его будущих неудач. Непогрешимых нет. Кроме того, Брэнсон чрезвычайно тщеславен. Это хорошо было видно на пресс-конференции. На его месте я не стал бы так долго задерживать журналистов на мосту — у меня бы они через пять минут вернулись обратно. Создается впечатление, что Брэнсон не догадывается о возможном внедрении в ряды журналистов агентов ФБР. Вывод напрашивается сам собой: у этого человека недостаточно развито чувство опасности.
Пока я не остановился на каком-то определенном плане действий. Хотел бы получить ваши указания. Кое-какие мысли у меня есть, но считаю, что пока это не совсем то, что нужно.
В одиночку с семнадцатью мне не справиться, тем более что эти люди вооружены до зубов. Однако важны только двое. Кое-кто из остальных пятнадцати далеко не глуп, но только Брэнсон и ван Эффен лидеры по натуре. Этих двоих я могу убрать".
— Убрать! — девушка была потрясена. — Этот человек просто чудовище!
— Во всяком случае, реалистически мыслящее чудовище, — сухо заметил Хегенбах и продолжил чтение.
"Их можно убить, но это было бы неразумно. Остальные члены команды Брэнсона в этом случае могут прореагировать слишком бурно, и я не смогу поручиться за жизнь президента и его гостей. Это уже близко к крайним мерам.
Не могли бы вы на ночь поставить под мостом подводную лодку, так, чтобы была видна только верхняя часть рубки? Тогда я смогу передавать сообщения и получать то, что мне понадобится. Можно было попытаться спустить президента по веревочной лестнице длиной в двести футов, но через десять футов он непременно свалится в воду.
Вероятно, имеет смысл подать на тросы напряжение в две тысячи вольт в тот момент, когда люди Брэнсона начнут закладывать взрывчатку. При этом все, находящиеся на мосту или в автобусах, будут в полной безопасности".
— Почему именно две тысячи вольт? — спросил Ричардс.
— Такое напряжение подается на электрический стул, — пояснил Хегенбах.
— Я прошу прощения у тени Аттилы за сравнение с Ревсоном.
"Однако и в этом варианте есть свой недостаток: что произойдет, если в момент подачи напряжения президент или кто-нибудь другой будет стоять, облокотясь о перила, или же сядет на ограждение? Это будет означать досрочные президентские выборы. Мне нужен квалифицированный совет. Может, лучше направить лазерный луч на взрывчатку, когда ее подготовят к взрыву? Лазер прорежет брезентовый мешок, взрывчатка начнет падать на мост, детонировать и взрываться. В этом случае она начнет взрываться в воздухе, так что ущерб от взрыва будет небольшим, мост, скорее всего, не упадет. Будет хуже, если лазерный луч инициирует взрыв на месте. Нужен совет. Проконсультируйтесь со специалистами.
А что, если каким-то образом, например под прикрытием тумана, десантировать людей в башню? Имеет ли смысл устроить дымовую завесу? Тут, конечно, все будет зависеть от направления ветра. Если бы удалось высадить десант в башню, т© можно попытаться вывести из строя лифты. Если кто-то и доберется до вершины башни по лестнице, то после такого подъема толку от него будет мало.
Есть и другой вариант: можно отравить еду. Существует ли какой-нибудь яд, который действует через полчаса или через час? В этом случае каждый поднос нужно пометить так, чтобы он попал тому, кому предназначен. Однако прежде придется изолировать Брэнсона — его реакция, если кто-нибудь умрет, едва прикоснувшись к еде, очевидна".
— Доктор, что вы скажете, есть такие яды? — спросил Хегенбах у О'Хары.
— Есть, я в этом абсолютно уверен. Однако яды — не моя специальность, лучше проконсультироваться с доктором Исааком, это в его компетенции. Он лучший в стране специалист в данной области. Екатерина Медичи ему и в подметки не годится.
— Спасибо, мы обязательно воспользуемся вашим советом, — директор ФБР перешел к заключительной части доклада Ревсона.
«Каковы ваши предложения? Сам я в ближайшее время собираюсь вывести из строя устройство, инициирующее взрыв по радио. Постараюсь сделать это так, чтобы по его виду никто не догадался, что в нем что-то неладно. Само по себе это несложно, главное — попасть в вертолет, но он освещается днем и ночью и хорошо охраняется. Все же я попытаюсь. Возможны крайние меры. Пока все».
— Вы упомянули крайние меры. Что имеется в виду? — спросил адмирал Ньюсон.
— Я знаю об этом не больше вас и могу только догадываться. Что имел в виду Ревсон, знает только он. Хочу, чтобы у каждого из нас была копия этого доклада, поэтому я сейчас отдам его размножить. Через несколько минут у всех участников дискуссии будет свой экземпляр.
Выйдя из комнаты, Хендрикс нашел Джекобса и велел ему сделать десять копий.
— Последний абзац не копируйте. И ради Бога, верните мне оригинал — он ни в коем случае не должен попасть в чужие руки.
Скоро Джекобс принес в комнату готовые копии. Раздав присутствующим шесть из них, остальные четыре и оригинал он отдал своему начальнику. Последний документ Хегенбах тут же сложил и сунул его во внутренний карман. Потом все семеро принялись внимательно изучать доклад Ревсона. Они читали его снова и снова.
— Ревсон так все изложил, что не осталось места для игры воображения, — пожаловался генерал Картер. — Возможно, у меня сегодня просто спад умственной активности.
— У меня, видимо, тоже, — отозвался адмирал. — Судя по всему, ваш агент основательно все продумал. Хорошо иметь союзником подобного человека.
— Это верно. Но даже Ревсону нужны возможности для маневра. А у него их нет.
— Как я понимаю, это не в моей компетенции, но, мне кажется, все дело в вертолетах. Мы можем их уничтожить? — осторожно спросил Квори.
— Уничтожить вертолеты — не проблема, — ответил Картер. — Для этой цели можно использовать самолеты, пушки, ракеты, управляемые противотанковые ракеты. Но почему именно вертолеты?
— Брэнсон и его команда могут покинуть Золотые ворота только с помощью вертолетов. Пока эти люди на мосту, они не станут его взрывать. Иначе что же будет с ними?
Картер был явно не в восторге от соображений секретаря казначейства.
— Во-первых, Брэнсон прикажет прислать ему кран и скинет неисправные вертолеты в воду, а нас заставит срочно прислать замену. В противном случае мы получим уши президента. Во-вторых, при использовании ракет и снарядов обязательно пострадают люди. В-третьих, вам не приходило в голову, что при этом будет уничтожено устройство, которым Брэнсон собирался инициировать взрыв на расстоянии, и в результате Золотые ворота окажутся взорваны? Лишившись поддерживающих тросов с одного конца, мост провиснет. Угол провисания может оказаться таким, что люди не удержатся на его поверхности. Узнай президент и его гости, чья это идея, и их последними мыслями будут проклятья в ваш адрес.
— Нет, уж лучше считать деньги! Я же говорил, что военные операции — не моя область, — вздохнул Квори.
— Предлагаю всем двадцать минут молча подумать, потом обсудить возникшие идеи, — предложил Ричардс.
Его предложение было принято, и дискуссия возобновилась двадцать минут спустя.
— Итак, господа, какие есть идеи? — обратился к собравшимся Хегенбах.
Наступило молчание.
— В таком случае я предлагаю начать обсуждение наиболее приемлемых предложений Ревсона.
Машина «скорой помощи» вернулась на мост около шести часов вечера. Встретили ее очень доброжелательно и с интересом. Брэнсону нечем было заняться, кроме организации телешоу, делать ему было абсолютно нечего. Сейчас его не слишком радовала даже возможность появиться на телеэкранах всего мира, а середина моста сама по себе не слишком веселое место.
Когда бледная Эйприл нетвердой походкой вышла из машины, первым ее приветствовал Брэнсон.
— Как вы себя чувствуете?
— Полной идиоткой, — девушка закатала рукав и показала следы от уколов, которые ей сделал О'Хара несколько часов назад. — Два укола, и я готова прыгать, как зайчик.
Чуть покачиваясь, девушка прошла и тяжело опустилась на один из многочисленных стульев. Ее тут же окружили коллеги.
— На мой взгляд, здоровой она не выглядит, — заметил Брэнсон, обращаясь к доктору.
— Ну, полностью выздоровевшей ее считать нельзя, — согласился доктор. — При одинаковых симптомах причины нередко оказываются различными. Мои догадки подтвердились: у девушки эмоциональная травма. Ей ввели успокаивающее, и последние два часа она спала. Сейчас Эйприл все еще под действием лекарства. Наш психиатр, доктор Герон, не хотел, чтобы она возвращалась, но малышка подняла такой шум! Заявила, что это единственная в ее жизни возможность наблюдать чрезвычайную ситуацию и что она ни за что ее не упустит. Доктору пришлось уступить. Не волнуйтесь, я привез столько лекарств, что нам хватит на неделю, если не больше.
— Будем надеяться, что мы не останемся здесь больше двух суток.
Ревсон подождал, пока коллеги пообщаются с Эйприл и отправятся смотреть телевизор. В этот момент как раз повторяли утренний репортаж с моста. Ревсон ничуть не удивился тому, что именно Брэнсон больше всех заинтересовался передачей. Других развлечений, кроме телевизора, на мосту не было. Единственным занятым человеком в этой компании был Крайслер, который периодически навещал третий автобус. Его регулярные визиты очень заинтересовали Пола, и ему захотелось узнать их причину.
Наконец Эйприл осталась одна. Ревсон подошел к ней и сел рядом. Девушка холодно посмотрела на него.
— Что с вами? — спросил он.
Она не ответила.
— Можете ничего мне не говорить. Я и так вижу — кто-то настроил вас против меня.
— Да. Вы сами. Не люблю убийц. Особенно таких, которые хладнокровно планируют свои убийства.
— Ну-ну! Вам не кажется, что вы несколько сгущаете краски?
— Разве? А пули с цианистым калием? А ручки, убивающие людей? Нетрудно представить, как вы стреляете человеку в спину.
— Ну-ну, бедная девочка! Зачем же так горько! Во-первых, я пускаю в ход оружие только в случае крайней необходимости. Во-вторых, использую его, чтобы спасти жизни других людей, предотвратить убийство ни в чем не повинных, хотя вы, возможно, думаете иначе. В-третьих, мертвому все равно, куда ему выстрелили. В-четвертых, вы подслушивали.
— Я присутствовала при чтении шифровки.
— Людям свойственно ошибаться. Им не следовало этого делать. Можно было бы наговорить банальностей вроде того, что я выполняю свой долг перед налогоплательщиками, но что-то сейчас не в настроении.
Эйприл внимательно посмотрела на Пола. Судя по его голосу и суровому выражению лица, он действительно был не в настроении.
— Я должен делать свое дело и делаю его. Вы же просто не понимаете, о чем говорите, так что лучше воздержитесь от критики. Надеюсь, вы привезли то, что я просил? Где оно?
— Не знаю. Спросите у доктора. Он опасался, что по возвращении нас могут допросить, а машину обыскать, поэтому решил мне не говорить.
— Здравая мысль! О'Хара не глуп.
Девушка вспыхнула, но Ревсон сделал вид, что ничего не заметил.
— Вы все привезли?
— Думаю, да.
— Нечего обижаться. Не забудьте, вы и так увязли в этом деле по уши. Хегенбах передал мне какие-нибудь указания?
— Да. Но я ничего не знаю. Спросите у доктора, — с горечью повторила она. — Видимо, это лишний раз подтверждает, что мистер Хегенбах тоже далеко не глуп.
— Не принимайте все это близко к сердцу, — Пол ласково улыбнулся и похлопал девушку по руке. — Вы прекрасно справились со своей задачей. Большое спасибо!
Эйприл нерешительно улыбнулась.
— Кто знает, может быть, я — тоже человек, мистер Ревсон.
— Зовите меня Полом. Все может быть, — он еще раз улыбнулся и ушел.
Ревсон не желал обижать Эйприл, но все же не стал объяснять ей, что последние несколько минут были чистой воды спектаклем, рассчитанным на одного-единственного зрителя — Брэнсона, который некоторое время наблюдал за молодыми людьми. К счастью, он быстро утратил интерес к происходящему, поскольку рядом не было телекамеры. Нельзя сказать, что Питер в чем-то подозревал Пола и Эйприл, просто он на всех смотрел с подозрением. К тому же мисс Венсди была красивой девушкой, и, вполне возможно, Брэнсон просто не прочь был с ней пообщаться.
Ревсон сел на стул недалеко от Брэнсона и просмотрел последние двадцать минут повтора утренней пресс-конференции. Ему понравилось умело поданное полное драматизма противопоставление группы президента и двух мужчин, закладывающих взрывчатку на Южной башне.
Питер Брэнсон внимательно смотрел этот повтор, по-видимому, о большем он не мог и мечтать. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Лицо его всегда отражало только то, что ему хотелось, но не истинные мысли и чувства. По окончании передачи Брэнсон подошел к Полу.
— Вы ведь Ревсон, не так ли?
Ревсон кивнул.
— Как вам понравилась передача?
— Так же, как и миллионам других телезрителей, — Ревсон подумал о том, что тщеславие — ахиллесова пята его собеседника. Брэнсон, вероятно, считал себя гением и был не прочь услышать об этом от других. Этот репортаж оставляет ощущение нереальности происходящего. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
— Но ведь все это правда" не так ли? Вам не кажется, что это многообещающее начало?
— Я могу процитировать эту вашу фразу в печати?
— Конечно. Если хотите, можете считать наш разговор эксклюзивным интервью. Что вы думаете, как дальше будут развиваться события?
— Так, как вы их запрограммировали. Не вижу ничего, что могло бы вам помешать. К сожалению, вы поставили наше правительство в очень трудное положение.
— Вы об этом сожалеете?
— Разумеется. Вы, видимо, гениальный преступник, но все же преступник, а значит, негодяй. И вы никогда не сможете заставить меня поверить, что белое — это черное, а черное — это белое.
— Мне нравится ваша мысль. Могу я, в свою очередь, процитировать вас при необходимости? — Казалось, Брэнсон был очень доволен разговором. Тонкокожим его вряд ли можно было назвать.
— Увы, у нас нет защиты авторских прав на устные высказывания.
— Да, это серьезная недоработка, вызывающая всеобщее недовольство. — Подобное обстоятельство не слишком огорчило Брэнсона. — У вас необычный фотоаппарат.
— Верно, хотя его нельзя назвать уникальным.
— Могу я взглянуть?
— Пожалуйста. Но если он вас интересует не как фотолюбителя, а по другим причинам, то вы опоздали часа на четыре.
— Что вы хотите этим сказать?
— У вас достойный помощник, мистер ван Эффен. У него такой же, как у вас, подозрительный склад ума. Он уже осматривал мой аппарат.
— В нем нет радиопередатчика или оружия?
— Посмотрите сами.
— Похоже, в этом нет необходимости.
— У меня вопрос. Я не хочу преуменьшать достоинств вашей разносторонней личности, но...
— Вы рискуете, Ревсон.
— Вовсе нет. У вас репутация преступника, не склонного к насилию, — Пол махнул рукой. — Так вот, мне хотелось понять, зачем вам все это? Вы могли бы сделать любую карьеру, ну, например, в бизнесе.
— Пробовал, — вздохнул Брэнсон. — Вам не кажется, что бизнес скучноват? Моя нынешняя деятельность требует разнообразных способностей и не надоедает, — он немного помолчал. — Да вы и сам странный человек. Утверждаете, что фотограф, а разговариваете и ведете себя не как фотограф.
— А как, по-вашему, должны себя вести люди нашей профессии? И как они должны разговаривать? Вот вы смотрите на себя в зеркало, когда бреетесь. Разве вы выглядите, как преступник? Вы смотритесь, как вице-президент компании с Уолл-Стрит.
— Счет равный: один-один. А как называется ваша газета или журнал?
— Вообще-то я вольный художник, но сейчас представляю лондонскую «Таймс».
— Но вы же американец?
— Новости не знают границ. Во всяком случае, в наше время. Я предпочитаю работать за рубежом, в тех местах, где чувствуется, что жизнь кипит, — Ревсон еле заметно улыбнулся. — Так было до сегодняшнего дня. Дольше всего я работал в Юго-Восточной Азии, но теперь мне чаще приходится работать в Европе и на Ближнем Востоке.
— В таком случае, что вы здесь делаете?
— Здесь я оказался совершенно случайно, по пути из Нью-Йорка в Китай. Еду в очередную командировку.
— И когда вы должны туда отправиться?
— Завтра.
— Завтра? В таком случае, вам нужно уехать с моста сегодня вечером. Я же говорил, что представители средств массовой информации вольны покинуть мост, когда им заблагорассудится.
— Да вы с ума сошли!
— Значит, Китай подождет?
— Конечно. Если только вы не надумаете похитить председателя Мао.
На губах Брэнсона снова появилась дежурная улыбка, никогда не затрагивающая его глаз. Он ушел довольный собой.
Ревсон с фотоаппаратом в руках стоял у третьего автобуса, напротив правой передней двери.
— Вы не возражаете? — вежливо осведомился он.
Крайслер обернулся, удивленно посмотрел на фотографа и улыбнулся.
— За что мне такая честь?
— Мой аппарат устал снимать Брэнсона и всевозможных шишек. Теперь я составляю галерею подручных Брэнсона, — Ревсон улыбнулся, чтобы его слова прозвучали не очень обидно.
— Вы ведь Крайслер, да? Специалист по средствам связи?
— Так меня называют.
Ревсон сделал пару снимков, поблагодарил Крайслера и ушел. Чтобы его истинная цель не стала очевидна, он сделал еще несколько видовых снимков, потом заснял нескольких человек из команды Брэнсона. Казалось, все эти люди переняли от своего лидера бодрость духа и уверенность в себе. Уступая требованию Брэнсона, они соглашались сниматься, порой даже охотно. Сделав последний снимок, Ревсон прошел к западному ограждению моста, сел на поребрик, закурил сигарету и задумался.
Сотни фотографий и множество репортажей уже были переданы в газеты, и теперь около двадцати журналистов бесцельно бродили по мосту. Несколько минут спустя к нему неторопливой походкой подошел О'Хара и сел рядом. Ревсон сделал пару снимков доктора.
— Я видел, как вы разговаривали с мисс Венсди. Она очень обижена, не так ли?
— Да, мисс Венсди могла бы быть и повеселей. Вы все привезли?
— Оружие и указания.
— И это должным образом замаскировано?
— По-моему, да. Обе ручки висят у меня на доске для записей. Все желающие могут ими полюбоваться и привыкнуть к их существованию. Воздушный пистолет с отравленными пулями — внутри оборудования для реанимации. Комплект запечатан, и его нельзя вскрыть, не сломав печати. Если его вскроют, с медицинской точки зрения ничего страшного не произойдет. Пистолет лежит под фальшивым дном. Предполагается, что вы знаете, как его достать. Нужно отметить, что этот комплект нельзя вскрыть по ошибке.
— Похоже, доктор, вы неплохо развлекаетесь.
— Ну да. Все-таки разнообразие. Это вам не вросшие ногти лечить.
— Мне кажется, вы бы не прочь до конца жизни работать под грифом «совершенно секретно». Как вышло, что именно вас послали сюда с этой машиной?
— Ваш начальник и его коллега из ЦРУ все решили без меня.
— Это значит, что ваша жизнь стала вдвойне секретной. Как насчет моего шнура и контейнеров?
— Вашего шнура и контейнеров? — задумчиво повторил О'Хара, который, казалось, о чем-то глубоко задумался.
— Я просил прислать четыре пустых контейнера. Снаружи на них должны быть наклейки химической лаборатории, чтобы никто не заподозрил их истинного предназначения, а шнур следовало замаскировать под рыболовные снасти с крючками и блесной, — напомнил Ревсон.
— Хотите порыбачить с моста?
— Хочу. Сами знаете, здесь невыносимо скучно.
— Мне почему-то кажется, что скучать нам осталось недолго.
— Полагаю, о газовом баллончике вы тоже не забыли?
— Не забыл, — улыбнулся О'Хара. — Баллончик у меня в машине. Он стоит на полочке над столиком, где его может видеть любой. Это продукция известной в нашей стране фирмы. Ее иногда называют «престижным ароматом Нью-Йорка». Прелестное название, не правда ли? Только в этом баллончике давление в три раза больше обычного — действует на расстоянии десяти футов.
— А фирма по производству косметики знакома со своей усовершенствованной продукцией?
— Конечно, нет. ЦРУ почему-то совсем не заботится о защите своих авторских прав, — задумчиво улыбнулся доктор. — На обратной стороне этого шедевра есть надписи: «Пикантный аромат» и «Беречь от детей», а на лицевой стороне — «Сандал». Представьте, что Брэнсон или кто-то из его людей захотят узнать, как пахнет этот «сандал» и чуть-чуть брызнут?
— Надеюсь, этого не случится. Я сегодня же вечером заберу у вас аэрозоль и ручки. А где указания Хегенбаха?
— Не одного Хегенбаха, а Хегенбаха и компании. Над этими инструкциями трудился целый комитет, включая вице-президента, адмирала Ньюсона, генерала Картера, Хендрикса, Квори и Мильтона.
— А также вас и Эйприл Венсди.
— Ну, мы люди скромные, знаем свое место. Нашим вкладом в общее дело было молчание. Итак, начнем. Во-первых, нет возможности подать на мост требуемое напряжение. И дело не в том, что есть риск изжарить президента и его гостей, дело в огромной массе металла, из которого состоит этот мост. Эта масса столь велика, что невозможно обеспечить упомянутое напряжение в две чтобы посветить в глаза или в уши. Вы знаете азбуку Морзе?
— Да где уж мне! Я просто собираюсь с помощью фонарика читать книги ночью, не беспокоя соседей, — терпеливо пояснил Ревсон.
— Ваши сигналы ждут с восточной стороны моста, примерно под углом в сорок пять градусов вправо. Два человека будут дежурить там поочередно всю ночь. Они не станут сигналить в ответ. Подтверждением того, что ваше сообщение принято, станет фейерверк в китайском районе Сан-Франциско. Вообще подобные развлечения в городе давно запрещены, но в данном районе полиция закрывает на это глаза. Как-никак, китайский национальный праздник. Было бы интересно посмотреть, как празднуют китайский Новый год. Вскоре после того, как я приехал в Сан-Франциско...